Текст книги "Расплата"

Автор книги: Гурам Гегешидзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 44 страниц)

– Вы Алиса? – мягко спросил он.

Дзуку видел, как тяжело дышала взволнованная Алиса.

– Да, – послышался ее слабый, испуганный голос. Потупясь, стояла она перед Миха. Дзуку еще сильнее стал переживать за эту женщину, никогда он не видел ее такой беспомощной. Он понимал причину ее волнения. Может ведь все обернуться так, что Миха не поверит Алисе, не поверит той любви, которая заставила ее бросить насиженное место и переселиться в глухую деревеньку? Дзуку-то знал, что Алиса пойдет за Вамехом куда угодно, хоть в преисподнюю. Именно так выразилась как-то Лейла, но и без Лейлиных слов Дзуку был убежден, что Алиса готова душу отдать за Вамеха. Жаль, если Миха отнесется к Алисе так, как относятся к тем незамужним женщинам, которые ничего не требуют от любимых, кроме любви. Когда-то Дзуку ни в грош не ставил Алису, а теперь уважал ее. Как изменилась она, когда связала свою жизнь с Вамехом. Да и сам Дзуку изменился, и Шамиль, и Лейла…

Миха и Алиса стояли лицом к лицу, близкие и чужие одновременно. Потом Миха наклонился, обнял Алису и поцеловал ее в щеку.

– Спасибо вам!

– Что вы! Это вам спасибо, – подняла глаза вконец смущенная Алиса.

6

Целую неделю прожил Миха в деревне. Теперь Алиса не боялась его, как в ту ночь, когда заявился Шамиль и предупредил Вамеха, что его ищет какой-то блондин. Когда Вамех бежал в темноте по крутой тропинке, страх истерзал ее, ей казалось, что счастье рушится, как домик, построенный детскими руками. Ее не обрадовало и то, что приезжий действительно оказался братом Вамеха. Но когда, выйдя из гостиницы, Вамех обнял ее и Шамиля и прижал к груди так, что Алиса чуть не ударилась головой о лицо Шамиля, и застонал, она поняла, как беспредельна ее любовь к Вамеху, потому что она стала счастливой от того, что счастлив он, хотя приезд Миха мог оказаться для нее роковым. Миха олицетворял ту жизнь, от которой против воли оторвался Вамех и которая была неизвестна Алисе. Она ничего не знала о прошлом Вамеха, кроме того происшествия, и кто знал, какими радостями была переполнена его жизнь там, откуда он сбежал. Сколько связано с тем, что было! Она инстинктивно боялась всего, что осталось в прошлом любимого, но смутно понимала, что нужна ему сейчас, в этой жизни, а не в той, которая пока еще принадлежит прошлому. Может случиться, что Вамех смирится и пожелает вернуться к тому привычному, в котором провел столько лет, и шквал, забросивший его сюда, покажется ему кратким и преходящим? В конце концов все смиряются с судьбой, оправдываясь, что выше головы не прыгнешь. Случись такое, она окажется для него обузой. Тогда и жить не для чего. Алиса теперь по-иному относилась к любви. Может быть потому, что, несмотря на все свои сомнения, она верила: Вамех не из тех, кто покорно подставляет шею под ярмо судьбы и послушно плетется на поводу у нее. Некоторые быстро забывают случившееся и приспосабливаются. Но Алиса была убеждена, что Вамех никогда не свыкнется с тем, что произошло, не сможет безмятежно вернуться к прежней жизни. Но тот, кто не может смириться с действительностью, должен либо переродиться, либо погибнуть. Алиса со страхом глядела в будущее. Она не могла разгадать, как оно сложится, и боялась. Боялась она и Миха. Ей казалось, что Миха увезет Вамеха, убедит его забыть все, что произошло, потому что Вамех не виноват в ужасном стечении обстоятельств. Однако у Алисы теплилась надежда, что такого не случится, что Вамех не сможет переступить через прошлое, хотя и отлично понимала, как ему этого хочется – пусть неосознанно, пусть он не признается в этом самому себе, – но ему хочется вернуться домой. Алису пугала та решимость, с которой он кинулся на поиски Миха, когда ни ночь, ни грязь, ни дальняя дорога не смогли остановить его, он один вернулся в деревню, потому что предполагал найти здесь Миха, не задумываясь, оставил Алису и ушел. А она всю ночь проплакала.

Теперь все наладилось. Алиса сидела у открытого окна и смотрела на далекие, красноватые от закатного солнца горы. Ветерок колыхал легкую занавеску. Алиса сидела у окна, не сводя глаз с тропы, сбегающей от ворот к деревне. Она ждала, когда на ней покажутся Миха и Вамех. Она знала, что они скоро вернутся. Они всегда возвращались на закате, а с утра, закинув за плечи ружья, отправлялись побродить по лесу. Целую неделю, изо дня в день, бродили они по лесу, но ни разу не принесли добычи, и Алиса не могла понять, для чего им нужны ружья, для чего таскать такую тяжесть, ведь и без этого ясно, что они хотят побыть наедине. Однажды, спускаясь к ручью, Алиса видела, как пронеслись они по полю на неоседланных конях; неподалеку, на выгоне, постоянно паслись колхозные лошади. Словно мальчишки, с гиканьем промчались они и скрылись из виду. В тот вечер они вернулись поздно, с одним ружьем, второе Миха повесил в лесу на сук, да так и не смог найти. Только после отъезда Миха какой-то парнишка случайно нашел его и принес. Нет, не охота выманивала их из дому, Алиса это прекрасно понимала, но нисколько не обижалась. Она не пыталась помешать их мужскому уединению, пусть поговорят. Как бы там ни было, они – братья, и роднее друг другу, чем Алиса Вамеху. Они беспокоятся друг о друге. Но будущее Вамеха стало отныне будущим Алисы. Как все сложится? Алиса была убеждена, что все идет к лучшему. Она полностью доверяла им. Эта вера успокаивала ее. Она полюбила Миха и радовалась, что у Вамеха такой прекрасный брат, всегда веселый, жизнерадостный, располагающий к себе. Как он просто сошелся с друзьями и соседями Вамеха, никак не подумаешь, что он впервые видит этих людей. Да, Миха – прекрасный человек! И Лейле он тоже очень понравился.

– Как вы нашли Вамеха, как напали на его след? – просила как-то Лейла.

– Совершенно случайно, – весело ответил Миха. – Здесь гостил какой-то поэт, Юлий Цезарь, кажется, который немного знал меня. Он-то и рассказал одному моему знакомому, что в таком-то месте встретился с человеком, очень похожим на меня… Знакомый передал мне, я собрался и приехал.

– Всюду одни случайности, – заметила Лейла, – а вы и вправду очень похожи друг на друга.

– А вот это не случайно, – улыбнулся Миха, – нас одна мать родила.

Все уже знали историю Вамеха. Но Алиса почему-то была убеждена, что Миха по-иному воспринял ту трагедию. Миха вообще многое видел иначе, чем Вамех.

– Что по ту сторону леса? – спросил он однажды, глядя на лесистый холм. Это случилось на второй день его приезда, они стояли во дворе и о чем-то разговаривали, Алиса уже не помнит, о чем.

– Там – длинный хребет, – объяснил Вамех, – а в верховьях ущелья – неприступная гора. На нее еще никто не поднимался. Говорят, там обитает владыка полей.

– Владыка полей? – удивился Миха.

– Да, владыка полей и его дочь, такова легенда.

И Вамех рассказал сказку, которую Алиса слышала тысячу раз и которая почему-то страшно увлекала Вамеха.

– Прекраснее его дочери нет никого, но ни один человек не видел ее. В незапамятные времена какой-то юноша пытался поймать ее, но тщетно. И никто не знает, что произошло с ним потом…

– А что с ним могло быть? Наверное, вернулся обратно, вот и все, – быстро сказал Миха.

– Как знать, – отозвался Вамех, – когда настанет весна, я поднимусь на ту гору и своими глазами увижу, что там есть.

– Не боишься шею себе сломать? – тихо спросила Алиса.

Ей не верилось, что Вамех всерьез собирается лезть на эту страшную и в то же время такую прекрасную гору, но она все-таки боялась.

– А что там должно быть? Обычная гора. Наверное, трудно на нее подняться, вот и сложили легенду, – резонно заметил Миха.

– Кто знает? – покачал головой Вамех.

– Что тут знать, так и есть, – уверенно сказал Миха.

Когда разговор заходил о подобных вещах, Алиса разделяла точку зрения Миха. К тому же она убедилась, что Миха не собирается увозить Вамеха, если тот сам не захочет, и еще больше привязалась к нему.

Сейчас Алиса сидела у окна и с огорчением думала о том, как быстро промелькнула неделя. Завтра утром Миха уедет, а они с Вамехом останутся в деревне. Так решили братья, и Алиса чувствовала себя совершенно счастливой. Они вдвоем будут продолжать жить здесь, близко к земле, освобожденные от тех грехов, которые заставляют болезненно думать о необъяснимых причинах случающегося и мучают, отнимая силы, которые ты должен и обязан ежедневно вкладывать в работу. Здесь жить им, трудиться, снимать урожай, жить изо дня в день, со всей полнотой воспринимая зиму и осень, лето и весну, все времена года, точно так же, как их воспринимает земля – верная мать твоя, в которой ты растворишься в конце концов, но и при жизни ты не должен бежать от нее. Кто знает, может быть, ты будешь жить вечно? Ты не рождаешься и не умираешь, а только видоизменяешься, как и все вокруг. Если внимательно всмотреться в жизнь, в земную жизнь, несомненно ощутишь сладость ее плодов, почувствуешь справедливость ее законов и уже не испугаешься той суровой и беспощадной борьбы, которую наблюдаешь везде и во всем, а проникаешься безграничной благодарностью ко всему земному. Алису радовало, что они остаются здесь. Ей казалось, будто бы она появилась на свет только для того, чтобы полюбить Вамеха. И не было бы предела ее счастью, если бы она смогла поднять на руках плод их любви, носящий частицу ее существа, продолжающий ее жизнь, подобно тому, как новые листья и цветы продолжают жизнь старых, выражая сущность земли, потому что в этом безграничном мире земля и небо, планеты и атомы, животные и люди наделены собственной сущностью, общим предназначением, которому они повинуются до конца. Сейчас Алиса хорошо сознавала это, и ей хотелось покорно и безропотно следовать по течению жизни, этой бурной реки, которая для всех одна, но для каждого – особая, своя, и все же общая. Она хотела жить, как все люди, отдаться простой человеческой участи – отдельной для каждого, проявляющейся в тысячах форм, но всегда находящейся в жестких рамках рождения и смерти. Ее не интересовало, что находится за гранью земной жизни. Она верила, что человек должен трудиться и оставить после себя потомство. Таков нерушимый закон жизни. Она не могла понять, что такое любовь к смерти. Смерть приводила ее в содрогание. Может быть, поэтому ей был неприятен Антон, который не дорожил ни жизнью, ни плотью, занятый только заботой о бессмертии души, думами о вечности. Сам Вамех видел спасение в повседневности, в радостях сегодняшнего дня. Алиса знала, что Вамех верит в вечную изменяемость; но если душа бессмертна, если и вправду она переходит из одной формы в другую, то в ней начисто стирается память о прошлом, и она превращается во что-то новое, и становится совсем не тем, чем была раньше. Каков смысл подобного бессмертия, если тебя нет, если уничтожена твоя личность. Ты уже забыл все, что когда-то было близко тебе и любимо тобой. И если верно, что тебе снова суждено родиться, то ты все равно не повторишься, ты будешь чем-то новым, что не имеет никакого отношения к тебе, не имеет никакой связи с твоим сегодняшним «я». Смерть ставит точку на всем, но тем не менее жизнь мила. Как тебе хочется мирно пройти той дорогой, которой идут все! Что может быть лучше, чем родиться, жить и трудиться на родной земле, оставить детей и, насладившись жизнью, умереть в своем углу, в своем доме, в окружении близких? Прекрасно! Почему же многие во всех отношениях достойные люди падают в начале пути, не испытав усталости, не ощутив зноя и стужи долгой дороги, не познав ни сладости побед, ни горечи поражений. Как таинственно и непостижимо устроено все на этой земле!

Но Алисе не хотелось думать о подобных сложностях. Ей было довольно одного, что они с Вамехом остаются здесь. Она любит Вамеха, и это самая высокая истина. Сколько страхов и тревог натерпелась она за неделю. Теперь она спокойна. Завтра утром Миха возвращается в Тбилиси, а они с Вамехом остаются. Никто не хотел разлучать их. Они остаются вдвоем и начинают новую жизнь. Весна стоит у порога. Сколько еще необходимо, сколько всего предстоит сделать? Скоро начнется пахота, и они должны подготовиться к ней. Все лето проработают они рядом. Алиса с радостью думала о будущем. Придет осень, они соберут урожай. Снова приедет Миха. О, как хорошо, что он нашел Вамеха, как хорошо, что он такой славный…

Слезы выступили на глазах Алисы, и ей захотелось сладко поплакать. Очнувшись, она поняла, что очень долго сидит у окна, что уже наступил вечер. На вершине холма фарфоровым черепком лежала луна. Громкий смех и говор доносились с тропинки. Вамех и Миха возвращались домой.

7

За широкими окнами вокзального ресторана – безлюдный перрон. Идет дождь, многочисленные лужи на асфальте покрыты частой рябью и словно кипят. За перроном – голое полотно железной дороги, на которое надвигается с полей сероватый, рыхлый туман. Поезд давно ушел. Вокзал опустел и притих. Вдали, у водокачки стоит платформа, груженная углем. Надоедливо моросит дождь, мокнет уголь, мокнут шпалы, вдавленные в землю от постоянной тяжести составов, мокнут столбы и земля. По путям между рельсами в поисках поживы трусит лохматый бездомный пес. Нигде – ни души. В ресторане холодно и сумрачно. У окна с отдернутой шторой сидят Вамех и Алиса. Давно, с самого отхода поезда, сидят они вдвоем в пустом и холодном зале ресторана. За окном сыплет дождь. Иногда он приостанавливается, но налетает новый порыв ветра, и мелкие капли снова стучат по стеклу.

Погода испортилась с утра. Под моросящий дождь вышли они из дому, спустились по скользкой тропинке и сели в легковую машину, взятую у кого-то Шамилем. Моросило и тогда, когда они вылезли у вокзала и увидели Дзуку и Лейлу, поджидавших их. Моросило, когда появился поезд. Моросило все время, пока они стояли у ступенек вагона и острили в ожидании отхода поезда, который скоро скроется в серой пелене дождя, увозя Миха далеко и надолго.

Миха стоял с непокрытой головой, в черном пальто и ослепительной белизны сорочке – ее выстирала и выгладила ему Алиса – и, улыбаясь, шутил с Шамилем, Дзуку и Лейлой. Вежливо отойдя в сторону, стояли друзья Шамиля, а отныне и друзья Вамеха, – долговязый Резо, Бухути и еще двое. Вамех тоже был без шапки, он держался непринужденно, весело и с мягкой улыбкой выслушивал шутки Миха, своего единственного и любимого брата. Вамех стоял, будто не замечая дождя, в стареньком дождевике нараспашку, из-под которого виднелась рубаха с расстегнутым воротом. Почему-то Алисе вспомнились проводы Джемала, тогдашняя погода и Вамех, стоявший под проливным ливнем. И сейчас, как тогда, показалось ей, что этот безмерно любимый ею человек, по-прежнему глубоко несчастен, хотя с первого взгляда он, напротив, выглядел уверенным и сильным; раздвинув плечи и улыбаясь, он стоял под дождем, словно не было ни дождя, ни холода, словно Миха не покидает их, а, напротив, только что приехал, и Вамех рад снова видеть брата. Но когда он заговорил, Алису поразил его голос, какой-то незнакомый, надломленный и тоскливый.

– Ты ведь приедешь осенью? – Трепетная мольба слышалась в голосе Вамеха.

Алисе показалось, что и Миха почувствовал эту мольбу, почувствовал и потому улыбнулся излишне жизнерадостно.

– А как же! Раньше приеду.

Тянется нить расставанья, напрягается… Ударил станционный колокол.

– Непременно приезжай!

– Приеду, Вамех.

Дали свисток.

– Смотри, Миха!

– Держись!

Загудел электровоз.

– Прощай, Алиса!

Миха перецеловался со всеми и вспрыгнул на ступеньки. Поезд тронулся.

– Когда ты приедешь? – Вамех, убыстряя шаги, старался держаться рядом со ступеньками вагона.

– Скоро. Скоро приеду, Вамех!

– Прощай!

– До свидания!

Дождь сыплет вовсю. Перрон пуст. Поезда уже не видно.

Дождь шел, когда они покинули перрон и скрылись под навесом. Вамеху захотелось выпить, как загнанному животному хочется припасть к холодной родниковой струе. Никто не захотел составить ему компанию, каждого ждали дела. Все разошлись. Ушел Шамиль, окруженный друзьями, ушли Дзуку и Лейла. Вамех и Алиса остались вдвоем под навесом, сведенные и связанные чьей-то неведомой волей.

И вот они сидят в холодном и сумрачном зале ресторана. Алиса замечает, как хмель одолевает Вамеха. Он что-то бормочет заплетающимся языком. Третью бутылку допивает Вамех. По стеклу сечет дождь, нудный, непрерывный. Алисе уже не хочется сидеть здесь. Но она понимает, что никуда не уйдет. Так будет всегда. До окончания дней своих должна она нести ношу, которая выпала на ее долю, которую взвалила на нее любовь, освободительная и связывающая. Она чувствует, что Вамех несчастен, и от этого несчастна сама, но в то же время и счастлива от сознания, что разделяет его беду. Она понимает, что никогда не покинет любимого, и это возвышает ее, заставляет чувствовать гордость. Это ощущение для нее ново и чисто, оно перечеркивает страх. Она по собственной воле взвалила на себя эту ношу и верит, что будет нести ее до конца, до конца будет верна и чиста, никогда не покинет Вамеха и никогда не устанет. Она ощущает себя иным человеком, переродившимся и сильным.

– Вставай, Вамех, сколько можно пить? – твердо требует она.

Вамех мутными глазами смотрит ей в лицо.

– Хватит, поднимайся, что с тобой?

– Куда мы пойдем? Не видишь, дождь…

– Вставай, как тебе не стыдно, мужчина еще называешься!

– При чем тут мужчина?

– Что с тобой? Сколько ты намерен сидеть здесь?

– Если не нравится, можешь уходить… Ступай куда хочешь.

– И не подумаю.

– Я не тот, кто тебе нужен… Я чувствую это… Лучше уходи…

– Никуда я не пойду. Вставай, пойдем вместе. – Иди, куда хочешь… У меня другая дорога.

– Что случилось? Что с тобой, Вамех?

– Я знаю…

– Что знаешь?

– Тебе известно, что сказал Христос?

– Христос?

– Да, Христос.

– Не знаю и не хочу знать! Хватит, пошли!

– Христос сказал: всякий, совершивший грех, раб этого греха.

ЭПИЛОГ

Пришла весна. Щедрым потоком выбрасывало солнце тепло из недр своих. Ожила земля. Люди пахали землю, бороздя плугами грудь ее. Маки густым кровавым накрапом обрызгали зеленые луга. Почки лопнули и распустились. Зелень обметала ветви деревьев, окрепли молодые побеги. Пчелы прилипли к распустившимся цветам и сосали нектар. Скопившаяся в горах вода безудержными потоками хлынула в долины. Закипели, змеясь по скалам, ручейки. Запестрели поля, зазеленели леса. Распушился мох в тени молчаливых дубов. Птицы вернулись к своим гнездам, и всюду слышалось их радостное щебетанье.

Весна дышала полной грудью, всем овладевала жажда жизни и обновления, но в лесу, между корнями зазеленевшего бука, валялся трупик воробья, замерзшего зимой, и ожившие муравьи облепили его, копошась в провалах глаз. Чуть дальше на солнечной поляне паслись пятнистые олени и нежные косули. Радовались весне осторожные зайцы, прыгая в кустах со своими зайчатами. Жизнь, полная противоречий, кипела в лесу.

За лесом поднимались гордые, суровые горы. Едва заметная тропинка, петляя по склонам, обнаженным после весенних оползней, забиралась все выше и выше к зеленым пастбищам. Зимние лавины завалили дно ущелья глыбами камня и щебнем.

По тропинке идет кто-то в черном. Светлые волосы спадают на лоб. Широко шагая, путник легко, словно привидение, одолевает изнурительный подъем.

Все молчит. Вдали виднеется стадо, разбредшееся по пастбищу, и старый пастух, сидящий на мертвом валуне и потухшими глазами взирающий на мир. Путник долго, очень долго шел до старика, так долго, как это бывает во сне, когда единый миг растягивается до бесконечности. И так же, как случается в сновидениях, когда бесконечность умещается в мгновенье, вспыхнет и отгорит разом, так и путник, наконец, ступает на покатое пастбище. Остророгие быки с угрозой косились на пришельца, насытившиеся тучной травой коровы бессмысленными взглядами провожали чужака. Он подошел к старику, поздоровался:

– Здравствуйте, дедушка!

И, выпрямившись, встал перед ним, весь черный, как день кончины. Он стоял спиной к солнцу, и тень его покрывала всего старика. Старик поднял глаза, посмотрел на незнакомца, задержал равнодушный взгляд на горле, которое пересекал фиолетовый шрам, и проговорил:

– Здравствуй, сынок… Отойди чуточку, ради бога, не засти солнце.

– Солнце заходит.

– Вот и посторонись, дай напоследок погреться…

Пришелец отступил в сторону – теперь солнце освещало морщинистое лицо старика – и присел рядом.

Тишина. Отрешенно безмолвствовали уходящие вниз склоны. В молчании застыли далекие, подпирающие небо хребты. Молчала земля, переливаясь под солнечными лучами, и все вокруг представлялось далеким, давним, забытым и почти нереальным, как миг рождения. Они сидели рядом – старый и молодой – и молча глядели на солнце и землю, общую и единственную для обоих. Оба молчали, старик, по-видимому, не замечал этого молчания, потому что сжился с ним и стал частью его. Все для него было немым, скоро и он сам растворится в полном безмолвии. Все отзвучало для него, и он уже не ждал, что сей мир откроет ему что-то незнакомое. Сейчас он прислушивался к иным, нездешним голосам. Но молодой человек не мог молчать, потому что кровь бурлила в его жилах, а надежда влекла к поискам.

– Сколько вам лет, дедушка?

– Сто, – ответил старик, – сто будет…

Пришелец поднялся.

– Не устали трудиться, дедушка?

– Чего я должен устать, я для труда создан.

Удивительная тишь царила кругом. Молодой человек приготовился идти дальше.

– Куда ведет эта тропинка, дедушка?

– Эта? Вон к той горе.

– Кто-нибудь поднимался на нее?

– Не знаю, не слышал. Там вотчина владыки полей.

– Я хочу подняться туда.

Старик не ответил. Может быть, не расслышал, может быть, не понял или не поверил, а может быть, просто ничего уже не удивляло его.

– Счастливо оставаться! – попрощался пришелец.

– Будь здоров!

И путник зашагал прочь. Он быстро пересек пастбище и вышел к хребту. Глубоко внизу виднелась подернутая дымкой долина. Его было потянуло обратно, туда, в ту долину, захотелось вернуться, потому что он очень любил землю, которая расстилалась у подножия хребта. Но он перевел взгляд на горбатую гору, стоящую впереди, как цель, и она снова повлекла его к себе своими таинственностями, величием и неприступностью. Он ощутил новый прилив сил и упрямо пошел вперед. Вдали, среди сверкающих ледников, заметил он движущуюся ленту реки и решил перейти ее до захода солнца. А солнце опускалось, растекалось по горизонту кровавой горячей полосой. Все выше поднимался он. Редела трава, там и здесь встречались побеги рододендрона. Потом под ногами захрустела галька, и только ее хруст нарушал неподвижную, всепоглощающую тишину, равнодушную, как неотвратимость. Горы молчали. Все выше поднимался он по склону, и прозрачный, снеговой ветер с вершин овевал его.

Глубокая пропасть внезапно разверзлась под ногами, он замер на краю обрыва и заглянул в мрачный провал. Тьма клубилась в нем, а на дне его белела пенная и холодная, как смерть, река. Чувство одиночества пронзило путника. Он обернулся, смерил взглядом пройденный путь и попытался найти старика, но того уже не было видно. Склоны гор тонули в тени, и он понял, как давно оставил пастбище. Сейчас он был совершенно один. Почему? Ведь он мог и не быть один? Но он понимал, что это – судьба, от которой никуда не скроешься. То, что однажды случилось с тобой, повторяется бесконечно, только в различных обличьях; меняется лишь форма, а сущность остается неизменной. Внешние условия меньше влияют на человека, чем его внутренняя сущность. Именно она направляет путь каждого. Судьба – это твоя внутренняя сущность, создающая и определяющая тебя, как личность, данная тебе раз и навсегда и никогда не меняющаяся.

Именно она привела его сюда. Собственная судьба расстелила перед ним этот путь, и было очевидным, что иначе и не могло быть. Он непременно должен подняться на голубую гору, на вершине которой дочь владыки полей порхает с цветка на цветок, с былинки на былинку, присаживается на мгновение и поет божественным голосом. Ему хотелось увидеть ту красоту, тот мир, где царит полная гармония. Странная внутренняя сила толкала его вверх. Именно она вела его от светлой равнины, населенной городами и деревнями, шумом и движением, людьми и жизнью, оторвала от всего, что было дорого ему и что он все-таки решился покинуть. Он глубоко вздохнул и пошел дальше. Камни скользили из-под ног, спуск был крут, и он все ускорял шаги, не в силах остановиться, прыгал с глыбы на глыбу, налетал на кусты, порвал одежду; инстинкт самосохранения управлял им, он прыгал, хватался за ветки кустов, пытаясь задержать хоть на мгновение свой стремительный бег, скользил по осыпи и вдруг, споткнувшись, стремглав полетел вниз, скатился с откоса и распластался на каменистом берегу. Силы оставили его, и ему показалось, что он уже не поднимется, но он превозмог себя и встал. Резкая боль пронзила все тело. Он стоял на берегу реки, оглушенный ее грохотом, и казался себе песчинкой среди этих каменных громад. Но что представляют собой такие горы в грандиозном величии вселенной? Ведь и они обречены на неподвижность. Ощущение некоторого бессилия этих каменных великанов было отрадно ему. Но кто знает, может быть, горы не столь неподвижны, как представляется людям, может быть, их движение происходит в также вековые промежутки, что оно совершенно незаметно нашему глазу? Горы не неизменны, они разрушаются, мельчают, возникают вновь. Вечно только это постоянное видоизменение, но, может быть, и оно подвержено действию какой-либо иной силы?

«Может быть, и царевна цветов – реальность?» – подумал он, наклоняясь к реке и трогая рукой воду. Вода была ледяной. Смеркалось. На том берегу поднималась в небо крутая каменистая стена. Вершины горы не было видно. Вблизи она выглядела не такой голубой и манящей, какой представлялась с равнины. Но раз он пришел сюда – надо подняться. Раз начал, должен выполнить задуманное до конца. Он нашел брод, шагнул в воду, и у него сразу перехватило дыхание. Вода была такой же холодной, как и его цель, оторванная от земли и неба и существующая только в себе самой. На минуту пустой и бесплодной представилась ему вся его затея, но он отогнал это сомнение. Передохнув немного, держась за мокрую глыбу камня, он оторвался от нее, нащупывая ногой скользкие голыши, достиг середины реки, и вдруг смолк гул воды и с берега донесся чей-то голос:

– Вернись!

Он оглянулся, берег был пуст.

– Вернись! – снова позвали его, и он узнал голос Миха, своего младшего брата. Как ему хотелось обнять сейчас Миха, прижать его к груди. С какой радостью он избавился бы от вечного одиночества, которое было его судьбой, его внутренней природой.

– Вернись! – взывали к нему Миха и Алиса. Но как он мог вернуться, как он мог быть не тем, кем был? Он не мог противиться судьбе или своей одержимости, которая толкала его к тому берегу.

– Вернись, вернись!

Он узнал голоса Дзуку, Шамиля, Мейры и чьи-то незнакомые, не различимые в общем зове.

– Вернись, вернись! – Все новые и новые голоса вливались в отчаянный крик. Как он любил всех, кто звал его сейчас, как ему хотелось быть таким же, как они, но судьба или внутренняя сущность тащили его вперед. И он упрямо рассекал водовороты, с каждым шагом приближаясь к безмолвию.

Наконец он вышел на берег. Голоса рассеялись. Что это было? В полном молчании неслась река, бурля и пенясь на перекатах. «Наверное, я оглох», – подумал он.

Он опустился на мокрые камни, откинулся спиной к скале, снял ботинки и вылил из них воду. Потом снова надел мокрую обувь, затянул шнурки и встал. Мгла застлала небо. Кое-где мерцали одинокие, далекие и холодные звезды, и внезапно он забыл обо всем. Всем существом внимал он диковинному безмолвию. Он стоял у порога царства владыки полей. Кем был владыка? Богом? Он этого не знал и хотел узнать.

Он приложил ладонь к холодной скале, наткнулся на трещину и подтянулся на руках. Поднявшись, нащупал ногой выступ, уперся, дрожа от напряжения, поднял руку, ухватился за складку на камне и поднялся еще. Медленно полз он вверх, прижимаясь грудью к безжизненному телу скалы. Через полчаса ему показалось, что сверху доносится пение. Он прислушался, но услышал только, как часто бьется его сердце.

Перевалило за полночь, когда он понял, что на вершину ему не подняться. Внизу ничего не было видно. Он нащупал узкую трещину, запустил в нее пальцы, прижался к стене и замер. Ему вспомнилось детство, высокие, как эта скала, дома, окружающие двор. На широком дворе стоит он, маленький мальчик со светлой челочкой, в коротких штанишках, и слушает бродячих музыкантов. Слепой скрипач, склонив голову, медленно водит смычком, плешивый уродец-гитарист сиплым басом тянет печальную песню, непонятную и странную. Он ясно вспомнил дребезжание гитары, горестный плач скрипки, и та жалость, от которой он чуть не плакал тогда, снова защемила сердце, и он понял, что ему никуда не убежать от жалости и боли, заставлявших его мечтать о прекрасном и гармоничном мире, в котором все было определенно и где царствовало беспредельное добро. Он вспомнил, как бросали мелочь высунувшиеся из окон люди, и он сам, маленький мальчик в коротких штанишках, застенчивый и слабый, простодушный и непосредственный, бегал по двору, подбирал деньги; он вспоминал алчный взгляд гитариста, который механически тянул песню, не отводя глаз от своей шапки, лежащей на земле, в которую светлоголовый малыш ссыпал подобранную медь, и… Он потерял уверенность в том, что когда-нибудь достигнет заветной вершины. Он понял, что никогда не поднимется на нее, потому что нет никакого иного мира, кроме того, единственного, который он оставил внизу.

Оцепенев, прижимался он к скале. Пальцы слабели. Ни в вышине, ни под ногами не видно ни зги. Ночная темень застлала его путь. Опять прошли перед глазами смутные очертания прошлого – скошенные поля, лунные ночи, старый дом с высокой верандой, куда, бывало, родители привозили братьев на лето. Тогда отец и мать были живы, они укладывали их, троих сыновей своих, на этой веранде, где всю ночь было слышно, как лают деревенские собаки… Он вспомнил вкус парного молока, которое приносила им хозяйка, полуденный зной и невысокие холмы далеко за деревней. Все, что любил он, всплыло в памяти… Рассвет в городе, пустые улицы, звон первых трамваев, лица людей, которых он видел и запомнил, голубые вечера и лучи заходящего солнца на поверхности реки… Вспомнил зиму, скрип снега под ногами… Все, чем он был полон, пронеслось перед ним, и он еще отчетливее понял, что никогда не поднимется на вершину. Он не мог подняться на нее, ибо это было бессмысленно. Он изнемогал, и ему захотелось вернуться.

Желание спастись придало ему силы, с отчаянием он глубже запустил пальцы в узкую, острую по кромке щель. Кровь выступила из-под ногтей, шершавый камень сдирал кожу с ладоней, тело налилось свинцовой тяжестью, и он зубами вцепился в холодный выступ скалы. Кровь хлынула из лопнувших губ. Во рту пересохло, и голова закружилась. Ему захотелось опереться на что-нибудь, но верная спасительница – земля, от которой он оторвался, лежала глубоко внизу, и уже не было ему спасения. Горячие слезы хлынули из глаз, он дернулся в последней попытке удержаться, но страшная сила оторвала его от скалы…