Текст книги "Расплата"
Автор книги: Гурам Гегешидзе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 44 страниц)
Было не больше пяти, когда они приехали в Хаиши. Их машина обгоняла автобус, вставший посреди дороги, когда писатель услышал, как его окликнули. Он оглянулся и увидел, что из автобуса ему машут и кричат. Кто, он не разглядел, но все равно обрадовался. Он поспешил остановить машину, попрощался со всеми, сунул водителю деньги и побежал назад к автобусу.
А грузовик покатил дальше, своей дорогой. Отделившись от писателя, он стал независимым, недоступным его взору и восприятию.
Когда человек счастлив, все только и делают, что замечают в нем отрицательные качества, когда с ним случается беда, всем он кажется хорошим. Это общеизвестно, и спорить с этим никто не станет. Но Астамур всю дорогу думал про Кочию плохо.
Всю дорогу, пока машина не въехала в Хаиши, он вспоминал слабости Кочии, дурные стороны его характера.
Что за человек был Кочия? По мнению Астамура, был он слабый, безвольный человек, лишенный самолюбия и чувства собственного достоинства, хотя в общении вежливый, простой, скромный. На деле – скупой и жадный, копейки из рук не выпустит, а на чужой счет покутить не дурак. Астамур был на десять лет моложе Кочии и знал его с детства. Кроме того, что они были двоюродными братьями, они еще и жили по соседству, и дома их стояли бок о бок. В детстве Астамур, конечно, не замечал отрицательных черт Кочии и очень любил его. А впрочем, Кочия тогда был другим. Красивым, стройным. Не такой крупный, как Астамур, но зато с такой тонкой талией, что все восхищенно говорили: вот-вот переломится! Даже женщины ему завидовали. «Мне бы такую талию», – думали многие. Плечи у Кочии были прямые, широкие, ходил он легко, ровно. На белом лице выделялись узенькие черные усы, густые волосы он расчесывал на пробор.
А во время скачек от Кочии и вовсе глаз было не оторвать. Как ладно сидела на нем чоха с архалуком и с кинжалом на серебряном поясе. На конные состязания в Зугдиди собирается вся Мингрелия и Абхазия, иногда приезжают всадники из Имеретии. Но разве они могут сравниться с мингрелами! По бокам дороги, ведущей на ипподром, толпится народ, группу мингрельских конников возглавляет Дараселия – в черной чохе на черном скакуне. Среди зугдидцев – Кочия, башлык лихо накручен на голову. Не знал Кочия равных в «маруле» и в «исинди». Стоя на стременах, криком бодрил он коня, А видели бы вы его в «тарчии»! Быстрый и юркий, как рыба, ускользал он от противника. Однажды его взяли в Тбилиси на состязания, он и там отличился. После выступления его пригласил к себе в ложу знаменитый писатель, сам облаченный в национальный костюм. Он обратился к Кочии с такими словами:
– Твое умение напомнило мне мою неспокойную молодость. Я тоже объезжал жеребят на берегах Техури и Хобисцкали. Помни одно, мой Кочия. У породистого коня три вещи должны быть длинными: уши, шея и передние ноги; три – короткими: репица, спина, задние ноги; три вещи широкими: лоб, грудь, хребет; три – чистыми: кожа, глаза, копыта. Сын мой, Кочия, – продолжал писатель, окидывая гордым взором присутствующих, – арабский книжник и мудрец Абдель-Кадер говорил: лошадь должна быть с высокой шеей и худыми боками, волнистый хвост должен покрывать пространство меж задних ног, уши, подобные джейраньим, и устремленные вперед глаза красят истинного скакуна, грива должна быть густа, ноздри широки и черны изнутри…
С такими словами обратился к Кочии знаменитый писатель, но Кочия забыл его речи и сменил коня на баранку. Но это случилось после, а разговор с писателем состоялся до того, как Кочию взяли в армию.
Когда Кочию призвали, родители его остались совсем одни – он был единственным сыном. Астамур помогал им, как мог. А ведь он был совсем еще ребенок и у него самого на руках оставался больной отец. Но дело не в этом, а в той беззаветной и преданной любви, которую испытывал Астамур к Кочии и его родителям. Пусть Астамур был совсем еще желторотым, но он понимал, что, вернувшись из армии, Кочия должен застать свой дом в полном порядке. И он старался помочь старикам во всем – и пахать, и полоть, и за скотиной присматривать. В мечтах своих Астамур видел Кочию легендарным героем. В бурке и башлыке Кочия летел на черном коне, занеся обнаженную саблю, враги бежали без оглядки, охваченные страхом, а Кочия безжалостно рубил их и крошил, поганых врагов родины. Правда, на фотографиях, которые Кочия присылал домой, не было ни бурки, ни кинжала, но Астамур представлял себе все только так.
Очень часто он рассказывал своим сверстникам про героические подвиги Кочии и гордо сообщал, что Кочия вернется с орденами и медалями, полученными в борьбе с врагом.
– Да, но ведь война давно кончилась, – пробовали возразить ему.
Астамуру такие речи не нравились, и он сердито говорил:
– Там, где сейчас Кочия, война продолжается, только об этом не объявляют, понял?
– Но почему же? Ведь раньше объявляли…
– А потому что – это не твоего ума дело, – отрезал Астамур, неприязненно глядя на особенно недоверчивых.
Прошло три года, и Кочия вернулся, без всяких орденов и наград, но Астамур все равно счастлив был безмерно. А как он ожидал, что Кочия снова сядет на коня и покажет всем, на что он способен! Но Кочия не спешил. Вроде потерял всякий интерес к лошадям и скачкам. А еще заметил Астамур, что ногти у Кочии почернели от какой-то въедливой грязи. Что бы это могло быть?
Кочия рассказывал родным и соседям:
– Жилось мне там привольно. Научился баранку крутить и три года на колесах провел.
– А с питанием как?
– Отлично. Правда, гоми и аджики недоставало, но зимой в мороз нет ничего лучше горячего борща!
Кочия не только машину водить, но и по-русски говорить научился отменно. Вот, например, попросит у него кто-нибудь табачку, а он в ответ, да без всякого акцента: «надо свой иметь!»
Про лошадей Кочия и не вспоминал, на что ему лошадь, когда он шофером стал. Нашел себе работу в Очамчире и стал, как рассказывали, деньги загребать. Говорить – говорили, а так нипочем нельзя было сказать, что много зарабатывает, – копейки лишней не потратит, наверное, копил. А потом Кочия женился. Тогда-то и обнаружил Астамур, что Кочия – человек безвольный и слабохарактерный. Дело в том, что жену ему выбрал отец его, Тагу. Девушка была дочерью его старого приятеля, и Тагу решительно заявил Кочии: «Если ты мне сын, женишься только на этой девушке». Кочия покорился, взял в жены нелюбимую. И это в то самое время, когда в Очамчире у него была настоящая любовь. Астамуру самому нравилась красавица-абхазка, он ее один раз видел, когда Кочия привез ее на концерт в Зугдиди. А женился на другой. Астамур впервые разочаровался в Кочии. Как он мог оставить такую красавицу ради какой-то уродины, которая и двух слов толком связать не может. А та, бедняжка, все глаза себе выплакала – по рассказам самого Кочии. Он рассказывал, а сам скалился. Что, спрашивается, смешного? Астамур постепенно убеждался, что Кочия совсем не тот, за кого он его принимал. Расставшись с возлюбленной, Кочия перешел работать в Гали, а вскоре устроился в Зугдиди. Исполнилось желание его отца. А если на то пошло – что за радость женить сына на девушке, которую тот не любит? Только потому, что хочешь иметь невесткой именно ее? Но ничего не поделаешь, так уж случилось. Тагу придерживался старых обычаев. И никак не мог понять: то, что в прежние времена казалось нужным и красивым, не вяжется с сегодняшним днем. Кочия не сумел проявить характера и настоять на своем – и свадьбу сыграли. Но вскоре Тагу пришлось горько пожалеть о своем упрямстве, и не раз он проклинал день, когда взял в свой дом невестку, у той оказался невыносимый характер. С утра до вечера она не закрывала рта и не давала языку отдохнуть, от всех требовала повиновения. Мужа и свекровь она прибрала к рукам в два счета, а вот со свекром справиться не смогла. И пошло-поехало, ссоры не смолкали в доме. Кочия не мог разобрать, кто прав, кто виноват, не мог решить, чью сторону принять. Иногда он напивался и дебоширил, но наутро снова был рабом жены и покорным сыном. И тогда всем стало ясно, что Кочия – слабый, бесхарактерный и в собственном доме правого от виноватого не отличает. Пошли дети – девочка, мальчик. Кочия замкнулся, отошел от друзей. «Некогда мне, жена, дети», – отговаривался он от приглашений.
«У всех дети», – думал Астамур. Короче говоря, Астамуру не нравилось, как живет Кочия, все больше разочаровывался он в нем.
Эгоистом стал Кочия, пальцем не шевельнет ради друга, ни за какое дело не возьмется без выгоды для себя. Кочия не нравился Астамуру. И несмотря на это, когда Кочия попал в аварию, Астамур ничего не пожалел для него. Кто содержал семью Кочии те шесть месяцев, пока он лежал в больнице? Кто посылал деньги в больницу? Астамур. Ради кого он в долги залез? Ради Кочии. Выйдя из больницы, Кочия сказал: «Вовек не забуду, как ты меня выручил». Но забыл очень скоро. В том же году у Астамура умер отец. Разве помог ему Кочия в трудный час? И не вспомнил, копейки не дал, хотя зарабатывал неплохо и знал прекрасно, что Астамур весь в долгах. Но Астамур выкрутился, не ударил лицом в грязь, отца похоронил, как подобало, и еще раз убедился в том, что на Кочию надежда плоха. Нет у человека сердца, нельзя на него положиться. Астамур вообще не стал бы о нем столько думать, не приходись он ему двоюродным братом.
Потом Астамур угодил за решетку – спьяну задавил корову. Вышел из тюрьмы – хозяйство разорено. Во дворе разгром, виноградник зарос, поле не перепахано, дров, запасенных на зиму, меньше половины осталось. Кто взял? Астамур догадывался, кто это сделал, кто весь лавровый лист продал. А деньги? Как же, деньги пошли на его же, Астамура, хозяйство, ведь Кочия помогал семье брата! Оно и видно, как помогал. Но стерпел и на этот раз Астамур, слова не сказал. А разве не мог Кочия немного присмотреть за двором Астамура, ведь они живут рядом! А Кочия – свое: сделал все, что мог, у меня и своих дел по горло. В том как раз и беда, что свои интересы Кочия ставил выше всего, выше дружбы и любви, выше благородства и доброты. Есть такие люди – для них и чувство собственного достоинства ничего не значит, потому что оно есть качество духовное, а для них нет ни духовного, ни души. «Почему же, – думал расстроенный Астамур, – разве не должно быть на свете бескорыстной помощи, добра, справедливости, самоотверженной дружбы? Ведь все эти свойства возвышают человека, отличают его от животного. А инстинкты – они одни у того и другого».
Обижен был Астамур на Кочию, когда вышел из тюрьмы, и решил – отвечать ему отныне тем же. Но куда там! Попросит Кочия о чем-нибудь, а он отказать не может. Хотел бы – да не может. Вот и пасется корова Кочии во дворе у Астамура, куры Кочии в огороде Астамура копаются. Сено прошлогоднее Астамур Кочии отдал, вместо того чтобы с толком продать на базаре. Всего не упомнишь, всех одолжений, какие Астамур делал Кочии. Астамур был одинок, холост и для родственников ничего не жалел.
Прошло еще два года. И вот позавчера Астамур пришел домой с двумя дружками – накрыли стол под деревом, позвали Кочию. Тот, конечно, обрадовался, любил покутить на дармовщину. Сам он Астамура никогда на кутежи не звал, но Астамур не мог не пригласить брата. Выпили, захмелели, Астамур проводил гостей и попросил у Кочии закурить – он никогда не курил, а сейчас вдруг захотелось.
– Нету у меня, – ответил Кочия то ли в шутку, то ли всерьез.
– Дай мне закурить, только одну, – попросил Астамур.
– Ты же не куришь.
– Дай, я тебе завтра пачку куплю.
– В магазине полно, купи и кури, – Кочия нехотя полез в карман, и тут Астамур плюнул ему в лицо и закричал:
– Тьфу на тебя! Да разве ты человек!
Это случилось на глазах у родителей Кочии, при его жене и детях. Это случилось во дворе у Кочии, вся досада, накопившаяся в душе Астамура против брата, вырвалась наружу. Он размахнулся, чтобы ударить Кочию, но в самый последний момент сдержался. А Кочия смотрел на него, пораженный, растерянный, – видно, никак не ожидал этого от Астамура, но уже понял, что случилось, и когда Астамур замахнулся, он отскочил назад и испуганно съежился. И это случилось на глазах у его детей, и они видели унижение своего отца. Тогда Астамур пошел к себе. А Кочия утирал лицо, жалкий, несчастный, на лоб падали растрепанные седеющие волосы. И Астамур увидел, как постарел Кочия – кожа в морщинах, плечи сутулые, слабые. И только талия по-прежнему тонкая…
Так расстались они позавчера вечером.
– Не я буду, если не отплачу тебе, вот увидишь… – Это были последние слова Кочии.
– Проваливай отсюда, трус, – это были последние слова Астамура.
Больше они не виделись.
Вот о чем думал Астамур всю дорогу. Он думал об этом и сейчас, когда обедал в столовой в Хаиши. Перед глазами стояло лицо Кочии, темное от загара, изборожденное ранними морщинами. Какой он был жалкий, когда стоял, сгорбившись, на своем дворе, оскорбленный, униженный, и смотрел на Астамура не зло и мстительно, а скорее – обиженно и удивленно…
«Не я буду, если не отплачу тебе!»
Чем он мог отплатить, несчастный? На что он был способен?!
Астамур мотнул головой, чтоб отделаться от мыслей, и продолжал есть, но опять задумался.
«Не я буду, если не отплачу!»
Эх, бедняга! Если бы он только умел постоять за себя! Однажды в столовой пьяные шоферы вылили ему вино за шиворот. А ему хоть бы что, обратил все в шутку, да еще дома рассказал, смеясь, словно о чем-то очень забавном.
– Прямо за ворот опрокинули стакан, – смеялся Кочия, – окатили с головы до ног, хорошо, что я в старой одежде был, в рабочей.
Потом Астамуру пришлось поговорить с шутниками, чтобы они впредь не смели издеваться над его братом.

Обедал Астамур и нет-нет да о Кочии думал. С утра он не ел ничего и все равно кусок не шел в горло. Выпил два стакана вина, а аппетита все не было. Купил папиросы и закурил, хотя вообще не курил. Но и это не помогло. Себя не обманешь. Он сидел в столовой и смотрел, задумавшись, в окно, в одну точку. По дороге трусили на лошади двое пьяных. Удивительно, как они держались в седле. Спешившись возле столовой, они, пошатываясь, ввалились в дверь и шумно потребовали вина. Астамур расплатился и вышел, он не любил пьяных.
Он постоял на мосту, ущелье уже скрыли сумерки, было прохладно, почти холодно. И так же непрерывно и оглушительно шумела река. Вершины гор еще освещало солнце. Наверху лес редел, можно было различить отделившиеся от общей массы деревья, а еще выше начинались луга.
Вчера в это время Кочия, наверно, так же стоял на мосту и смотрел на горы. А может, он и не поднимал головы? Тронула или нет Астамура смерть Кочии? Конечно, да. Но не до самого сердца. Уж очень горьким было разочарование. Бедный Кочия! Какой страшный конец его ожидал! А ведь и с Астамуром может случиться то же самое. Он тоже шофер и каждый день гоняет машину по тем же дорогам. Эх, что такое человек, в конце концов! У, всех общая судьба. Все рождаются и умирают. Бедный Кочия! Может, конечно, у него были недостатки, но он был такой же человек, как все, как Астамур. Бедный Кочия! Ничего он в этой жизни не понимал, и все равно его жалко. Жил бы себе, растил детей, старился…
Интересно, почему каждый человек только свой взгляд на жизнь считает единственно верным и всеобъемлющим? Каждый доволен собой и требует, чтобы все ему уподоблялись, становились такими, как он сам. Почему не терпим мы расхождения во взглядах, во мнениях? Ведь в принципе всякая мысль – часть, отражение действительности, на действительность можно иметь миллион точек зрения, и каждый со своей личной позиции может считаться правым. Люди должны стать терпимыми, помогать друг другу и бороться сообща со злом и смертью.
Астамуру не нравился Кочия, но кто, собственно, спрашивает Астамура? Чем Кочия мешал ему? Жил себе Кочия, пусть бы так и продолжал. Отец Астамура, для своего времени человек образованный и начитанный, любил повторять: «Не судите, да не судимы будете».
Только теперь Астамур проник в суть этих слов. Кто дал ему право судить Кочию? Может, иначе Кочия жить не мог, может, он не виноват в том, что родился таким слабым и безвольным. Его ли вина, что он многого не понимал, не понимал добра, оставлял безнаказанным зло. Может, он и сам бы хотел стать другим, да жизнь не давала такой возможности. Ну, и жил бы, как мог. Чего же добивался Астамур, чего требовал от Кочии? Чтобы тот стал точно таким, как он? Поступал бы обязательно так, как Астамур, – великодушно, благородно, по его, Астамура, мнению. Но Кочия так не мог, хотя Астамур именно этого хотел. Господи, пусть бы жил Кочия по-своему. Ведь еще вчера в это время он был живым!
Астамур сел в кабину и отвлекся от воспоминаний. Он в последний раз окинул взглядом окрестности и тронул машину. Сначала он ни о чем не думал, просто следил за дорогой, по которой вчера, как раз в это время, ехал Кочия. Позже, когда Хаиши осталось далеко позади, Астамур снова стал думать о Кочии. Теперь он вспоминал только хорошее. У Кочии было много неплохих свойств. Например, он совсем не был завистливым, никогда не завидовал чужому счастью. Как он радовался, когда Астамура выпустили из тюрьмы, искренне радовался, хотя не стал устраивать кутежа, как это сделали дружки Астамура. А к чему кутежи? Разве брат меньше других обрадовался возвращению Астамура? А разве можно назвать Кочию бездушным? Разве он не плакал, когда хоронили отца Астамура? Астамур чувствовал, что горе его непритворно: ведь он как-никак племянником приходился умершему. Может, женись Кочия на той очамчирской красавице, он был бы счастливее. Может, от этого он потерял веру в себя и гордость. Может, все ему стало безразлично и он потерял интерес к жизни, не согретый любовью и радостью. Может, и не осознавал, но все равно – так оно было. А если и мучился тайком? Кто не ошибается в молодости, а ведь одна ошибка меняет коренным образом все будущее. Почему же Астамур ни разу не подумал об этом? Почему не сказал Кочии пару теплых, душевных слов, не подбодрил его? Ведь ничто так не радует, как доброе слово. Интересно, где теперь та девушка, что любила Кочию? Огорчила ли ее гибель Кочии? Бедный Кочия. Вчера, в такое же время он так же с вдел за рулем и вел машину по этой самой дороге. Сколько километров осталось до Чертова поворота? Должно быть, три. Проезжая здесь вчера, Кочия не знал, что ему осталось жить каких-нибудь полчаса. Он, наверно, смотрел вперед и видел все то же, что сейчас видит Астамур, так же грохотал его грузовик на спуске и он совсем не думал о приближающейся смерти.
Астамур поглядел вниз – в ущелье спустился туман и скрыл реку. Стало темно, и Астамур включил фары. На повороте фары осветили смутные кусты на краю дороги. Пустая машина подъезжала к Чертову повороту. Медленно, но упорно приближалась она к Чертову повороту. Астамура почему-то пугало это место. Ведь вчера, точно в этот час здесь был Кочия.
– Горе тебе, Кочия! – вздохнул он и почувствовал, как слезы набегают на глаза.
Вчера, в это же время, может, чуть позже, а может, чуть раньше, Кочия так же приближался к Чертову повороту. Эх, нехорошо относился Астамур к несчастному Кочии.
«Не я буду, если не отплачу тебе!»
Как же он теперь отплатит!
Астамур нажал на газ и прибавил скорость, чтобы побыстрее проехать мрачное место.
Машина все набирала скорость, и вот он показался, Чертов поворот. Неприятно очутиться здесь одному. Астамур погнал грузовик быстрее – скорее прочь отсюда. Здесь всегда холодно, а сегодня особенно. Вчера, как раз в это время, был тут Кочия и жить ему оставалось считанные минуты. А ведь и с Астамуром может случиться такое же. Конечно, может, но он знает, что не случится.
«Бедняга Кочия», – думает Астамур, и машина летит на предельной скорости, взлетает на крутой поворот, скользит – и вот уже передние колеса в воздухе. В воздухе, а не на земле передние колеса, но растерявшийся Астамур все еще не верит, не верит, что это возможно, он изо всех сил выжимает тормоза, врастает в сиденье, уже обреченный, уже отчаявшийся, но видит только, как с молниеносной быстротой летит навстречу река и в сознании звучит, как последний вопль: неужели?.. Неужели?..
На другом берегу, на пологом склоне горы у костра сидят пастухи-табунщики, готовят ужин. Один – молодой, совсем мальчик, второй – мужчина средних лет.
Вдруг мальчик вскакивает на ноги и кричит:
– С Чертова поворота машина сорвалась!
– Знаю, – старший удивленно смотрит на мальчика.
– Да не вчера, а сегодня, сейчас, вот только что!.. Я своими глазами видел.
– Тебе показалось.
– Честное слово, я сам видел! Светили фары, а потом погасли – и все.
– Не может этого быть, – рассердился старший.
– Почему не может?
– Потому что вчера в это время, на этом месте перевернулась машина… Не может быть, чтобы на одном и том же месте, в один и тот же час, подряд сорвались две машины.
– А почему не может?
1965
Перевод А. Беставашвили.








