Текст книги "Отец"
Автор книги: Георгий Соловьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)
XIX
Все три дня сборов Вика была в злорадно-упрямом настроении. Словно она уезжала в совхоз к Артему кому-то назло и кому-то мстила этим. Она даже телеграмму не дала Артему и запретила сделать это кому-либо. Анатолий слыхивал, что беременные женщины делаются капризными и своенравно-неразумными. Наверно, этим объясняла затею Вики и Марина, если не попыталась ее отговаривать. Она даже помогла Анатолию загодя перевести на вокзал и сдать в камеру хранения чемоданы и узлы.
В вагон Вика и Анатолий погрузились с помощью нанятого носильщика. Ехали в тесноте и духоте. Много горожан уже направлялось в Заволжье на уборку урожая. Вика провела всю ночь на чемодане в тамбуре, в вагоне находиться она просто никак не могла. Анатолий тоже не уснул. Выйти в тамбур к Вике Тольян не мог: надо было караулить вещи. Ночь была трудной для парня, и мирился он с новым своим приключением, лишь сознавая, что он единственный мужчина в семье, который мог сопровождать ее в этой поездке. Но, когда после выгрузки на маленькой степной станции он по очереди «перекантовал» чемоданы и узлы на выгон перед станционным зданием и когда оказалось, что все автомашины, собравшиеся к поезду, укатили, забрав сколько могли пассажиров, Тольян назвал про себя Вику капризной эгоисткой. Подай она телеграмму – и для Артема ничего не стоило бы встретить их.
Оставшиеся после разъезда автомашин люди разошлись искать оказии к хлебоприемному пункту, к железнодорожному переезду и еще куда-то. Оставив багаж и вверившуюся его заботам Вику, Анатолий побрел к деревянным зерноскладам по пыльному выгону, бедно поросшему проволочно жесткой полынью.
Из колхозов и совхозов возили рожь и ячмень. У лаборатории и весов пункта не таяла небольшая очередь груженных зерном автомашин, но все они были не попутные.
Анатолию оставалось терпеливо ждать. Сначала ему было любопытно наблюдать, как работают девчата-лаборантки, одетые в белые халаты. Они встречали грузовики, вооружившись похожими на копья инструментами. Едва машина останавливалась у помоста, как девчата прыгали в нее и брали своими «копьями» пробы зерна, а потом определяли его качество непонятными Анатолию приборами. Лаборатория стояла на помосте, на двери ее была надпись: «Посторонним вход строго воспрещен», и узнать, что же это за приборы, Тольяну не удалось. После лаборатории машины проезжали на весы и с них укатывали за ворота складского двора.
Солнце уже обливало зноем весь хлебоприемный пункт с его деревянными строениями. Пыль, поднятая грузовиками, не оседала на землю, и не задувал и малейший ветерок. Анатолий лег на голую землю в тени от крыши над весами. Старик-весовщик, которому он рассказал о томящейся на станции беременной Вике, обещал посодействовать, в случае если придет машина из совхоза. Фыркая, чтобы отогнать липших к его губам и глазам мух, изнывая от зноя всем телом, Тольян уже совсем не мог простить Вике ее упрямства, из-за которого их не встречал Артем.
Часа два провел Анатолий в изнурительном полусне, пока его не поднял крик весовщика:
– Твоя, парень!
Анатолий подбежал к будке весов, разминая ладонями свое онемевшее лицо.
– Теперь жди, пока сгрузится, – сказал старик.
Но, когда шофер нужной машины сдал зерно и въехал на весы, чтобы взвесить пустую машину, сговориться с ним оказалось нелегко. Делать заезд на центральную усадьбу совхоза ему было совсем не с руки.
– Ну что ж, что беременная, – отказал шофер, нагловатый парень, чуть постарше Анатолия. – У меня не скорая помощь. Мы из Москвы сюда приехали хлеб возить, а не беременных. Ты понимаешь, что такое тонна-километры?
– Женщина к мужу-тридцатитысячнику едет, – Анатолий с сожалением посмотрел на клетчатую ковбойку парня, на которой был комсомольский значок. – На поллитровку намекаешь? Уж лучше бы молчал, что москвич.
– Полегче насчет поллитровки и москвича, – тушуясь, сказал шофер.
– А чего полегче? Сам расхвастался, – Анатолий пошел было от машины.
– Стой, – крикнул шофер. – А что, если без поллитровки?
Анатолий остановился, но не ответил.
– Садись, говорю, – шофер открыл дверцу кабины.
Вика и словом не попрекнула Анатолия за долгое отсутствие; она уже знала, какая это канитель ездить к Артему. Когда она забралась в кабину, ее лицо показалось Анатолию растерянным. Похоже было, что она уже сожалела о своем решении уехать из города. Но все мосты к отступлению ею же самой были сожжены.
Чемоданы и узлы елозили и прыгали в пустом кузове пятитонки, а в них была и кое-какая посуда. Правда, Вика переложила тарелки и чашки мягким, да все же надо было поберечь. Анатолий сел на узел, придерживая чемоданы за ручки. Сидя так, он подпрыгивал на выбоинах дороги в лад со всем багажом. Над дорогой висела накаленная солнцем бурая пыль. Когда попадались встречные машины, то становилось страшно и непонятно, как мог шофер в непроницаемой для взгляда завесе вести пятитонку. Изредка дорога становилась сносной, на минуту-другую куда-то исчезала пыль, и тогда Тольян мог чуть отдышаться и посмотреть по сторонам. Неубранного хлеба был непочатый край, и лишь кое-где в пшеничном море плавали комбайны и жатки. Урожай выдался обильный, и никак не верилось, что в этой степи, где горячий воздух иссушал кос и горло, могла налиться тучными колосьями пшеница, не сгорев до срока. Справа промелькнула саманная деревенька. Без единого кустика и деревца, она показалась Анатолию до крайности унылой.
«Ну и забрался же наш Артем», – пожалел брата Анатолий, когда пятитонка прогромыхала между редкими строениями совхоза и остановилась у крылечка стандартного четырехквартирного дома, стоявшего в ряду себе подобных жилищ.
Вика выбралась из кабины. Пошатываясь и будто гребя по воздуху руками, она подошла к ступеням крыльца и села. Совершенно обессиленная и с застывшей болезненной гримасой на густо запудренном бурой пылью лице, она показалась Анатолию достойной сострадания. Шофер помог Анатолию сгрузить багаж и, не сказав ни слова, даже не ответив на благодарность, укатил.
– Вот я и дома, Толюша, – жалобно проговорила Вика.
Двери Артемовой квартиры и соседней оказались запертыми на замки.
– Видишь, как без телеграммы приезжать, – буркнул Анатолий. – Иди-ка в тенек. – Он перенес один чемодан за угол.
– Сходи, Толя, в мастерскую. Вон она, – Вика показала на длинное здание из силикатного кирпича, стоявшее на дальнем краю совхозной усадьбы. – Если Артема там нету, то спроси Сергея Фомича, пусть он ключ даст.
«Не приживется тут Вика», – тревожился Анатолий, идя по усадьбе и осматривая то деревянную столовую, то каменный дом конторы совхоза, то что-то недостроенное. Усадьба была безлюдна. Лишь у столовой стоял грузовик, в его моторе копался шофер. Даже на стройке не было рабочих. «Видать, люди честно старались, деревья сажали», – думал Анатолий, замечая то у одного, то у другого строения деревянные защитные решетки, внутри которых торчали посохшие саженцы. В прошлом году он со школой работал в колхозе в правобережном районе. Там – да, была природа: дубравы, луга с высоким травостоем, чистые речки – словом, все, что составляет прелесть летней сельской жизни. В этом же совхозе все казалось опаленным сухим солнечным зноем. Где тут на сады воды добудешь? Только с воображением Артема можно увидеть тут будущие сады.
Пронзительный гусиный крик привлек внимание Анатолия.
Около ремонтной мастерской, вытянув шею и трубя во всю силу горла, бился на земле гусь, оставленный панически бежавшим от него стадом. Девчонка лет двенадцати с плачем стремглав неслась к гусю.
Большая и сильная птица увязла в битуме, сброшенном на землю; солнце растопило битум, и он растекся по небольшой впадине, блестя и отражая небо. Девчонка побоялась подступить к гусю. Анатолий, подойдя, вызволил его.
– И как это он, дурак, попался? – спросил он у хныкавшей девчонки, глядя на беспомощно пластавшегося гусака, все брюхо, лапы и крылья которого покрывал вязкий битум.
– Да ведь он думал, что это лужа… Видишь, как блестит. Ой, что мне теперь от мамки будет?!
– Чего будет. Гусятину есть будешь. Беги домой за тряпкой, чтобы птичку завернуть, а то сама к нему прилипнешь, – сказал Анатолий и, соскребая щепкой липкую черноту с пальцев, пошел дальше.
Обходя мастерскую кругом, Анатолий приметил валявшийся металлолом. «Интересно, что тут школьники делают? Добра сколько насобирать можно», – рассердился он. Немногие сеялки и тракторные плуги, будто второпях были поставлены около здания кое-как. Во фронтоне здания мастерской черными квадратами зияли открытые широкие, как ворота, двери. У крайней, в которую вошел Анатолий, сверкал новенький голубой мотоцикл. Внутри мастерской тоже все выглядело хаотично: по углам валялись тяжелые детали машин, посреди одной из секций стоял распотрошенный трактор, и все его внутренности были беспорядочно разбросаны вокруг него. Душно пахло соляркой, машинным маслом и железом. Людей и тут не было видно. Анатолий прошел всю мастерскую из конца в конец и лишь в дальней секции застал двух рабочих. В грязных бурых майках-безрукавках они стояли у электросварочного аппарата и рассматривали шестерню.
– Скажите, пожалуйста, – обратился к ним Анатолий, – где мне найти товарища Поройкова или Сергея Фомича?
– Товарища Поройкова найти невозможно. На ремонтной летучке в степь он залился, понимаете ли. А Сергей Фомич – это я буду. Чем могу служить? – ответил Анатолию высокий рабочий с добрым лицом.
– Да видите ли, Сергей Фомич… Я привез его беременную жену.
– Артемий Александрович действительно говорил, что супруга его совсем на сносях, – озабоченно проговорил Сергей Фомич. – Неужели приехала?
– Приехала к вам рожать.
– Вообще-то правильно, – с каким-то торжеством воскликнул Сергей Фомич. – Однако сюрприз начальнику весьма серьезный. – Сергей Фомич достал из кармана своих зеркально-блестящих брюк комок белой обтирки и, вытирая руки, быстро заговорил: – Ты, значит, Васек, подгоняй полуторку. А я моментом на квартиру слетаю, и уж тогда отвезем эту шестерню, – приказал он другому рабочему, с виду совсем юному пареньку. – А мы с тобой, Тольян… Ведь ты же Тольян? – спросил он Анатолия. – Точнее: Анатолий Александрович?
– Он самый.
– А мы с тобой, Толя, поехали! – Сергей Фомич вывел Анатолия на двор к небесно-голубому мотоциклу. – Садись, – сказал он, запуская мотор.
Анатолий сел на заднее седло. И они вмиг домчались до Вики.
– Ах, Сергей Фомич! – вскрикнула Вика.
– Ах, Виктория Сергеевна, – в тон ей, но добродушно-шутливо ответил Сергей Фомич. – Еще бы немного – и меня бы Толя не застал. Ну что ж, милости прошу, – он снял замок.
– А Поля твоя где? – спросила Вика, входя в дом за Сергеем Фомичом.
– Далеко! На току самой дальней, седьмой бригады.
– Я-то думала, что в свой новый дом приеду. – Вика села на жесткую койку Артема. – Супруг мой хвастался: ссуду на строительство взял.
– Ссуду он взял, а стройка… Знаете ли, Виктория Сергеевна, ни один проект нас не удовлетворяет, – опять шутливо сказал Сергей Фомич и открыл дверь в свою комнату. – Уж если строить, так действительно чтобы жилище было.
– Капитальное строительство? Годика на три? – спросила Вика.
Анатолий втащил багаж. Лицо Вики показалось обиженным, каким оно бывало перед тем, как ей разнюниться. Да и самого Тольяна охватывало уныние от вида до нелепости узких кухни и комнат этой квартирки.
– Конечно, не три года. А все ж зря вы, Виктория Сергеевна, в таком положении к нам приехали, – уже осторожно заметил Сергей Фомич.
– А куда же мне еще деваться в таком положении? – не разнюниваясь, а злясь, сказала Вика. – В таком положении около каждой жены ее муж должен быть. Как же иначе?
– Это правильно, Виктория Сергеевна. Уж извините: не тот разговор я повел. Значит, так: Поля моя тут не живет – на бригадном стану кухарничает. Я тоже не очень нуждаюсь в постоянном месте ночлега. Занимайте всю нашу общую с Артемием Александровичем квартиру. И не сомневайтесь: не хуже, чем в городе, все будет. Да какая же вы пыльная. – Сергей Фомич ринулся в кухоньку. – Смотрите-ка, – вскричал он. – Было ведро воды – и все высохло. А? За неделю до дна высохло. Я сейчас, – зашумев ведрами, он выбежал из дома.
– Голодный ты, Толюшка? – спросила Вика.
– А сама как думаешь? При такой работенке-то.
Вика не ответила и замолкла.
«Ну как тут она будет одна? Придется при ней до поры остаться», – подумал Анатолий тоскливо.
Сергей Фомич принес воды и налил в рукомойник.
– Ну вот и будьте как дома. Примус в кладовой, керосину пока хватит, а там еще доставлю. Ну, и насчет воды обеспечим. В магазине на первый случай продукты найдутся. Да вот беда. – Сергей Фомич замялся. – До вечера закрыт он по деревенскому распорядку.
– Мы в столовой пообедаем, – ответила Вика как-то грустно. – Спасибо, Сергей Фомич.
– Конечно, неудобств много у нас, и благоустройство наше медленно идет, – не ответив на благодарность Вики, продолжал Сергей Фомич. – Вы наш совхоз, Виктория Сергеевна, давно знаете. Самое большое благоустройство – это водопровод к трем колонкам от артезианских скважин да баня. Это на ваших глазах произошло. С жильем тоже… Ссуда – это только деньги: трудно в степи дома строить. Не скоро мы еще наш совхоз увидим таким, как в мечтах себе представляем. Ну, и получается, что у некоторых энтузиазм-то спадает. Удирают от нас люди. – Тут Сергей Фомич вопросительно и тревожно посмотрел Вике в лицо. – Вложат год-другой труда своего и жизни и бросают без сожаления.
– Думаешь, я, как прежде, приехала, чтобы Артема в город агитировать вернуться, чтобы выставить перед ним напоказ свое трудное положение? Чтобы смутить его в такую горячую пору? – спросила Вика Сергея Фомича. – Нет, не с этим я приехала. Жить тут буду.
– Вот что надо понять, Виктория Сергеевна: для нас, для таких, как Артемий Александрович, совхоз – дело партийное, а значит, – и душевное. Ну, самое трудное-то уже пережили. В этом году урожаем вернем государству все, что на нас затрачено.
Вика сузила свои зеленые глаза и гневно сказала:
– Ты думаешь, Фомич, что о непонятном для меня толкуешь?
– Да нет. – Сергей Фомич виновато потупился. – Так слетаю-ка я в степь; одну детальку к комбайну заброшу, да и начальника своего поищу.
– Это другое дело, – прощающе сказала Вика.
XX
Когда Вика и Анатолий вернулись из столовой, солнце зашло за дом и на крылечко падала тень. Вика не захотела идти в квартиру.
– Забыли у Фомича спросить, как тебе на станцию доехать, – сказала она, опускаясь на ступеньку.
– Не к спеху, – уклончиво ответил Анатолий, усаживаясь на землю и приваливаясь спиной к стене.
Он уже считал себя участником серьезного события в жизни близких ему людей. Приезд Вики теперь не представлялся ему капризом беременной женщины. Собираясь в отъезд, она находилась отнюдь не в злорадном упрямом состоянии, она решалась переломить всю свою жизнь. А что телеграмму не дала, так уж такая она была, это во-первых, а во-вторых, видать, боялась, что Артем телеграфом прикажет ей сидеть в городе.
За своими делами Анатолий как-то не вникал в дела Артема. В том, что Артем из патриотических побуждений уехал в совхоз, а Вика осталась в городе, ничего особенного Анатолий не находил. Но стоило ему посмотреть своими глазами Артемов совхоз, услышать разговор Вики и Сергея Фомича, как он по-настоящему оценил решимость Вики и увидел цену подвига брата, который готовилась разделить и Вика. Анатолий не мог теперь уехать в город. Он уже думал о том, что просто обязан принять участие в устройстве Вики.
Артем подкатил на «летучке».
– Ну почему телеграмму не дала? – вскричал он, подбегая к Вике. – Почему? – спрашивал он, целуя и обнимая жену. – Почему так внезапно?
– А мне захотелось поглядеть, как ты будешь выглядеть в таком вот именно случае. – Вика усмехнулась, кривя дрожащие губы.
Артем снова усадил ее на крылечке и опустился сам рядом.
– Езжай дальше, – сказал он шоферу, кивнул Анатолию и улыбнулся ему, словно благодаря за сопровождение Вики в пути. Когда «летучка» отъехала, Артем спросил Вику:
– Ну, и как я выгляжу?
– Слегка озадаченным.
– Слегка? Это значит, я все-таки умею владеть собой, – Артем с восторгом взглянул в лицо жены. – Но как же ты решилась?
– Давно, Артемушка, решилась. Приехала вот. Насовсем. – Вика тихонько рассмеялась и всхлипнула. – А отсюда мы никуда не поедем?
– Куда же? Ехать нам отсюда никакого интереса нет. А ты как с заводом рассталась? Со своими заводскими делами?
– А как же не расстаться, когда природа свое берет? И советские законы на эти дела установлены обязательные.
– Это же временно: декретный отпуск. А ты говоришь, приехала насовсем?
– Заводских дел никаких незаконченными я не оставила, и без меня там прореха не образовалась.
– Молодец ты, Виктория. Ну, а сама ты понимаешь, что ты сделала? Какой вклад в наше дело вносишь?
– Тебе уже и вклад подавай. Уймись, Артем.
– Ага! Не понимаешь – слушай. Есть у нас еще такие, сами работают в совхозе, а семьи в насиженных местах пооставляли; даже председатель поселкового совета жену с детьми из райцентра не привозит. У директора самого тоже все в Москве осталось. Правда, у него дети уже взрослые. И я вроде такой же все время без тебя и Танечки был. Понимаешь ли, есть у нас люди, которые не верят, что мы тут устроим, сложим жизнь так, как нам хочется. Про себя, молчком не верят и агитируют, а потому их агитации тоже не всяк верит. Дискредитируют они наше дело. Понимаешь ли ты?
– Ты, выходит дело, верующий, а я сомневаюсь? Скажи лучше, как у тебя работа сейчас складывается?
– Очень напряженно. – Артем снял руку с плеч Вики и опустил голову. – Раздельную уборку осваиваем. Видела, поля какие? Вся степь хлебом наполнена. Комбайн-то наш – он на таких обширных полях стал слабосильным хозяином. И много комбайнов у нас, и мало. Нельзя дожидаться, пока весь хлеб поспеет, пока он наземь сыпаться начнет. Вот и надо валить, чтобы колос дозревал в валках за счет соков стебля. А уж потом валки эти подбирать и обмолачивать.
– Артем, я газеты читаю, – скучливо сказала Вика.
– Тем лучше. И вот необъятные поля, огромный машинный парк, которым надо маневрировать. Это значит: надо постоянно настраивать машины то на косьбу, то на подборку, а к этому и приставлен твой супруг. Ссуда на стройку в кармане, а строить еще и не начинал. Так что видишь сама, где еще наш коттедж.
– Это твоя забота, Артем. – Вика, опершись о плечо мужа, встала. – Рубашка-то на тебе на что похожа? Идем, переоденешься. Я тебе симпатичные шведочки привезла.
Оба они вошли в дом.
Оставшись один, Анатолий окинул взглядом усадьбу совхоза и подивился тому, что с ним происходило за последнее время. Думал сразу после школы поступать на завод, а сам то на рыбалку закатился, то вот здесь оказался.
Вспомнив рыбалку и вечера у костра, Тольян вспомнил и то, как Альфред Степанович говорил, что человек должен быть не просто работягой, а прожить жизнь в труде. Так вот как надо понимать его слова! Надо, чтобы труд твой не был бездушным, а был призванием, для всей большой жизни народа. Вот, значит, кто такой брат Артем! Он человек призвания.
Анатолию стало совсем стыдно оттого, что он не особенно-то добро думал о Вике всю дорогу. Он быстро встал и тоже вошел в дом.
Вика рылась в поставленном на стол чемодане. Артем, голый по пояс, сидел на своей жесткой койке.
– От ссуды, пожалуй, придется отказаться, – говорил он, похлопывая себя ладонями по крутым бицепсам. – Осенью в совхозе должны получить сколько-то стандартных домов. Одноквартирные тоже. А нас семьища! Четверо будет. Да и старожил я совхоза. Думаю, обязательно дом мне поставят. Что ты скажешь насчет такого варианта?
Вика молча подала ему шелковую, в серую мелкую полоску рубашку с короткими рукавами.
– Какая славная рубашенция! – обрадовался Артем и, не надевая подарка на себя, продолжал: – Осенью обязательно устроимся, а пока крыша над головой есть. Но сейчас? Ну какой толк в том, что Фомич и свою комнату тебе предложил? Ведь одна, считай, сутками будешь.
– Постой, Артем, – вмешался Анатолий. – Я могу пожить тут до срока. Я совсем свободен.
– Как свободен совсем? – спросил Артем, наконец вспомнив, что еще и словом не перемолвился с младшим братом. – Доложи-ка о своих делах, да не очень длинно.
Анатолий рассказал про неудачу с поступлением на завод.
– До сентября, говоришь, – раздумчиво проговорил Артем. – Да не для тебя это дело – адъютантом состоять при даме в положении.
– Я ей хоть воды принесу, сбегаю куда надо, – обиделся Анатолий.
– Нет, Толя, это не выход. А что, если… Есть у меня хорошая знакомая семья. – Артем рассказал, как он познакомился с директором соседнего совхоза. Петр Кириллович, так звали того директора, прошлой зимой, возвращаясь с бюро райкома, попал в буран, и его автомобиль замело. Почти по самый верх. Дело было ночью, и трактор, на котором ехал Артем с трактористом, чуть не смял автомобиль. Ну конечно, выволокли и доставили директора и шофера до самого дома. Потом Артему нужно было побывать в соседнем совхозе, и Петр Кириллович приглашал его к себе на квартиру. Жена его, Зоя Максимовна, оказалась женщиной пленительной простоты и душевности. И дети, три девочки, прелесть. Квартира у него просторная, три комнаты. А главное – в том совхозе есть настоящая больничка, не то что здесь – всего медпункт. – Вот тебе бы к ним, Вика. Люди очень добрые, интересные. Сам Петр Кириллович из тех комсомольцев, что еще в тридцатом году из города поехали строить социализм в деревне. Энтузиаст. И жена такая же. А тебе, если обживаться здесь, надо с людьми знакомиться. Хочешь, познакомлю?
– А я думала, что к тебе еду, – обидчиво ответила Вика.
– Не думай, пожалуйста, что я с себя хочу заботу снять. Я хочу, как лучше. Сама увидишь; выберу время – и съездим. Что мы потеряем?
– Это так, – смягчаясь, согласилась Вика. – А пока дай мне здесь, в своем совхозе, оглядеться. – Вика подчеркнуто сказала слова: в своем совхозе. – И Толя пусть поживет. Чего ради ему от родни домой торопиться?
– Да он от тоски тут изведется. – Артем покачал головой.
– Артем, а мне работы не найдется? – вдруг спросил Анатолий. – Хотя бы в мастерской?
– А ты кто: слесарь, токарь, мотор знаешь? – спросил Артем.
– Я уборщица! – рассердился Тольян. – Не понимаешь? У тебя в мастерской мусора много. Железом сорите. У нас в городе на тротуар окурка не бросят, а вы металл в землю загоняете. Жаль, что по этому делу нет государственной инспекции: досталось бы тебе.
– А тебя начальником в эту инспекцию? – Артем тоже было рассердился, но сдержался. – Что ж, верно ты заметил, Толя. Некультурно работаем.
– И в городе тоже бывает, – будто прощая Артема, сказал Анатолий. – Мы, как металл собираем, так все в гараж один ходим. Очень привыкли к тому, что школьники у них порядок наводят два раза в году. Я серьезно, Артем, займусь сбором лома.
– А что, если вообще прикомандирую я тебя к Сергею Фомичу? – Артем быстро надел новую рубашку, ладно обтягивающую его красивые плечи. – Ну что ж, Вика, мне пора. Страда ведь! Ночевать дома не буду. Налаживай, жена, хозяйство. Фомичову кровать занимай. На моей спартанской койке спать тебе негоже. А ты сегодня, Толя, помогай ей, в чем потребуется, а уж завтра к Фомичу. – Артем обнял Вику и ушел.
