Текст книги "Искатели приключений"

Автор книги: Гарольд Роббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 55 страниц)

15

Раздался выстрел, и не успел он еще стихнуть, как я перевернулся и растянулся на полу фургона. Прозвучал другой выстрел, и Котяра плюхнулся на живот на обочину дороги. Через секунду он вскочил мокрый и грязный и, потрясая гневно кулаком в сторону горного склона, закричал во всю силу легких:

– Сантьяго! Слепой идиот, отродье гиены! Осел недоношенный! Ты что, не видишь? Это же я, твой друг!

Снова раздался выстрел, и пуля ударила в грязь футах в трех от Котяры. Он снова плюхнулся на землю, но на этот раз уже больше не поднимался, а лежал в луже на животе и вопил:

– Засранец, дерьмо индейское! Это же я, Котяра!

– Котяра? – донесся голос старшего Сантьяго с горного склона.

– Да, Котяра, муха ты слепая. Котяра!

Раздался треск веток, и возле лужи внезапно появился Сантьяго. Он посмотрел на лежащего в воде Котяру.

– Котяра! – воскликнул он. – Что же ты не сказал, что это ты?

Котяра поднялся, вид у него был еще более жалкий, чем прежде, вода стекала со шляпы на лицо, и он молча отфыркивался.

– И впрямь Котяра! – Сантьяго радостно отшвырнул ружье и заключил друга в объятья. – Ты живой!

– Живой! – сердито рявкнул Котяра, пытаясь вырваться из объятий индейца. – Только не по твоей милости.

– А мы думали, что ты мертв, – удивленно вымолвил Сантьяго и отступил на шаг, разглядывая приятеля. – Жив и здоров, ни одной царапины!

Котяра оглядел себя. Новая рубашка и штаны, которые ему подарил сеньор Монкада, были в грязи.

– Ни одной царапины! – Кулак Котяры взлетел в воздух.

Удар пришелся Сантьяго по скуле и опрокинул его на землю. Он поднял голову и посмотрел на Котяру, на его обычно непроницаемом лице была написана обида.

– Чего ты разозлился, Котяра? – удивленно воскликнул он. – Что я тебе сделал?

– Что сделал? – взорвался Котяра. – Ты посмотри на мои новые штаны, на мою новую рубашку! Ты их испортил, вот что ты сделал!

Его кулак снова нацелился в голову индейца, но Сантьяго ловко крутанулся и скатился с дороги, а Котяра поскользнулся и рухнул спиной прямо в лужу. Он лежал в ней, тяжело дыша и оглашая лес проклятьями.

Я услышал, как кто-то еще пробирается сквозь заросли, и на дороге появился Мануэле. Сначала он посмотрел на лежащего на дороге индейца, потом перевел взгляд на распластавшегося в луже Котяру и произнес ровным, спокойным голосом:

– Может быть, вы прекратите свои детские игры и скажете нам, что находится в фургоне?

Прошло всего двенадцать дней с тех пор, как мы отправились с гор в Бандайу, хотя мне казалось, что минул целый год. Мы вошли в лагерь, где нас встретили, как героев. Все едва дождались, пока откроют бочонок с солониной, и женщины унесли мясо, чтобы приготовить его. Все то время, что мы отсутствовали, они были вынуждены питаться мелкой дичью и, главным образом, кореньями, потому что из-за засухи зверье покинуло горы.

В лагере было восемь мужчин, четыре женщины и четверо детей. Генерал Диабло Рохо использовал этот лагерь в качестве штаб-квартиры и убежища. Трое женщин и трое детей были его, а одна женщина и ребенок – Мануэле.

Дети генерала были рождены от разных матерей. Старший из них, мой приятель Роберто, был темнокожим, как и его мать, приходившаяся дальней родственницей Сантьяго. Средний, Эдуарде, был больше похож на генерала, но в его жилах также текла смешанная кровь, что нашло свое отражение в грубых чертах его лица. И только самый младший ребенок – дочь Ампаро была светлокожей и белокурой, с тоненькой и стройной фигуркой и яркими, живыми глазами, всегда сверкавшими от какого-то внутреннего возбуждения. Без сомнения, она была любимицей генерала, как, впрочем, и ее мать.

Это была стройная блондинка, не похожая на двух других женщин, смуглых и довольно полных. Они ужасно ревновали к ней генерала, но боялись вымолвить плохое слово в ее адрес. Она была откуда-то с побережья, и поговаривали, что генерал нашел ее в публичном доме, хотя сама она заявляла, что является дочерью обедневшего кастильского аристократа и беженки из Германии. Она вела себя как госпожа, в то время как другие женщины готовили пищу и прислуживали ей.

В отсутствии генерала она все время занималась тем, что играла с Ампаро, одевая и переодевая ее, словно куклу. Такого отношения матери да еще обожания генерала и всех остальных мужчин в лагере вполне хватило, чтобы испортить ребенка. В семь лет Ампаро уже проявляла властные замашки и моментально начинала капризничать, если что-то было не по ней. В большинстве случаев она всегда добивалась своего и тогда расточала окружающим чудные, лучезарные улыбки.

Когда я слезал с козел, Ампаро стояла рядом с фургоном, одетая в красивое белое платье.

– А они мне сказали, что ты мертвый, – сказала она даже с некоторым разочарованием.

– Нет, как видишь.

– Я уже даже помолилась за упокой твоей души, и мама обещала, что когда мы в следующий раз будем в церкви, то закажем мессу.

Я внимательно посмотрел на девочку. Мы с ней были детьми, но теперь я внезапно почувствовал, что только она ребенок.

– Извини, если бы я знал об этом, то позволил бы убить себя.

На лице ее вспыхнула улыбка.

– Правда, Дакс? Ты сделал бы это ради меня?

– Конечно, – ответил я, дурача ее.

Она обняла меня за шею и поцеловала в щеку.

– О, Дакс! – воскликнула Ампаро. – Ты у меня самый любимый! Я очень рада, что тебя не убили! Правда, рада!

Я мягко отстранил ее.

Ампаро с сияющим лицом смотрела на меня.

– Я уже решила!

– Что? – спросил я.

– Когда вырасту, то выйду за тебя замуж! – Она повернулась и побежала. – Пойду скажу маме, что я все решила!

Я с улыбкой смотрел ей вслед. Когда мы уезжали, она закатила истерику, потому что решила выйти замуж за Мануэле, а мать сказала ей, что этого сделать нельзя, так как у него уже есть женщина. А за несколько недель до этого ее избранником стал молодой посланец генерала, доставивший от него новости. Я повернулся к фургону и принялся распрягать лошадей.

На другой стороне поляны Котяра хвастался своим черным жеребцом. В этот момент меня окликнули Роберто и Эдуарде.

– Привет! – сказал я, оборачиваясь к ним.

Эдуарде поздоровался в ответ. Он был всего на несколько месяцев моложе меня, лицо его было бледным, глаза пожелтели и выглядели болезненно.

– Что с тобой? – спросил я.

Не успел он ответить, как вмешался Эдуарде.

– Он подцепил.

– Подцепил? А что это значит?

Роберто промолчал, а Эдуарде пожал плечами.

– Не знаю. Братья Сантьяго и Мануэле тоже подцепили. Женщина Мануэле ужасно на него сердится.

– Эдуарде! – раздался из дома голос его матери.

– Иду!

Я молча закончил распрягать лошадей. Роберто стоял, наблюдая за мной, и я кинул ему поводья.

– Помоги отвести их в загон.

Он подхватил поводья и повел лошадей, а я открыл ворота и впустил их внутрь. Лошади тут же кинулись в дальний конец загона подальше от других лошадей, наблюдавших за новичками.

– Ты посмотри на них, – сказал я. – Стараются держаться отдельно от остальных, а завтра уже будут друзьями. Лошади похожи на людей.

– Но у лошадей не бывает триппера, – угрюмо вымолвил Роберто.

– Не бывает? А как ты подцепил? Он сплюнул на землю.

– От той шлюхи. Мы все подцепили. Женщина Мануэло в ярости.

– Это больно? – спросил я. Он покачал головой.

– Не очень, только когда писаешь.

– Почему когда писаешь?

– Дурень! Чем подцепил, то и болит. У тебя тоже будет. Мануэле говорит, что настоящий мужчина не может обойтись без триппера.

– А у меня была женщина.

– У тебя? – в голосе Роберто звучало недоверие. Я кивнул.

– Марта, дочь сеньора Монкада. Там, где мы взяли мясо. Я трахнул ее в сарае.

– Ты кончил?

Я не совсем понял, что он имеет в виду.

– Думаю, что да. Я просто не обратил внимания, слишком был занят. Я бы так и продолжал ее трахать, если бы Котяра не оттащил меня.

Роберто посмотрел на меня.

– А сколько ей лет?

– Четырнадцать.

– Совсем девчонка, – презрительно фыркнул он.

– Думаешь, я тоже подцепил?

Роберто покачал головой.

– Нет, она еще маленькая, наградить может только женщина. А как дела у Котяры?

– Не знаю, он ничего не говорил.

– Может, ему повезло и он проскочил.

Роберто повернулся и пошел, а я последовал за ним. В голове у меня никак не укладывалось: если нельзя считаться настоящим мужчиной, не подцепив триппера, то какое же тут счастье, если пронесло?

16

Я шел за Котярой по тропинке, ведущей на наблюдательный пост. Котяра обернулся и зло посмотрел на меня.

– Как ты думаешь, куда ты идешь?

– В дозор, – робко ответил я.

– Тогда двигай вперед и смотри в оба, а не торчи все время у меня за спиной. А то я когда-нибудь споткнусь и раздавлю тебя как клопа.

Я промолчал, а он отвернулся и зашагал дальше, зло пиная попадавшиеся под ноги камешки. Теперь я держался от него на безопасном расстоянии, так как не хотел, чтобы меня раздавили как клопа. В таком настроении Котяра пребывал уже целую неделю, с тех пор как Мануэле не разрешил ему вернуться за черным жеребцом, сказав, что у нас и так слишком мало бойцов.

Обычно наше убежище охраняло десять человек, но двое уже были убиты. Одного убил сержант, а другой погиб еще до того, как мы отправились за мясом. Он напился и решил изнасиловать одну из женщин генерала. Думаю, что мать Ампаро, но точной уверенности у меня не было. Я услышал крик и два выстрела, а когда прибежал, он был уже мертв.

На посту стоял младший Сантьяго.

– Наконец-то, – проворчал он. – А то я проголодался.

– Пустой желудок самое лучшее при триппере, – злобно бросил ему Котяра.

Индеец свирепо посмотрел на него.

– В таком случае советую тебе подцепить триппер, а то если ты и дальше будешь есть, тебя ни одна лошадь не выдержит.

– Ба! – фыркнул Котяра. – Да мой черный жеребец выдержит меня, даже если я буду в пять раз тяжелее.

– Не верю я ни в какого черного жеребца, – поддел его Сантьяго, направляясь к лагерю.

– Да ты просто завидуешь, – крикнул ему вслед Котяра. – Дакс был со мной и видел его! Правда, Дакс?

– Да, я его видел.

Но Сантьяго уже скрылся из вида. Я посмотрел на Котяру, его взгляд был устремлен на горы, в ту сторону, где была Эстанца.

– Отличный жеребчик, правда, Дакс?

– Великолепный!

Котяра сел на землю, прислонившись спиной к валуну и держа ружье между коленями. Он, не отрываясь, смотрел на юг.

– Мануэле не понимает, что значит владеть таким отличным жеребцом. У него такого никогда не было, поэтому он и не понимает.

Я промолчал.

– Можно подумать, я просил у него одолжить мне свою женщину, – продолжал Котяра. – Кстати, она, наверное, была бы не против. Так нет, он не разрешил мне сходить за жеребцом, сказал, что и так людей мало. – Котяра пожал плечами. – А что бы они делали, если бы мы вообще не вернулись? Знай я, что Мануэле откажет мне в такой законной просьбе, я бы не вернулся, а они бы голодали, жрали бы полевок, заячий помет и земляные яблоки.

Я продолжал молчать, но, похоже, Котяру это не волновало. Он разговаривал сам с собой.

– И после всего, что я сделал для них, у них хватает наглости сомневаться в том, что у меня есть такой прекрасный жеребец. – Он отложил ружье в сторону и закурил. – Говорю тебе, человек не может выносить такого издевательства.

Я посмотрел, как он затягивается, и огляделся. На горных склонах все было спокойно. Через час уже начнет смеркаться.

– Спокойной ночи, Гато Гордо, – сказал я и пошел по тропе к лагерю.

Подойдя к повороту, я оглянулся. Котяра сидел спокойно, пуская дым через ноздри. Я прошел почти половину пути, когда услышал крик дикой индейки. У меня моментально потекли слюнки, мы давно не пробовали такого лакомства, а солонина уже порядком осточертела.

Я стал подзывать индейку, имитируя ее крик.

Она ответила. Звук, похоже, раздавался слева от меня. Я нырнул в заросли и снова позвал. Она снова ответила, но было понятно, что она удаляется от меня. К тому времени, как я поймал ее, уже стемнело.

Не знаю, кто из нас больше удивился, когда прямо передо мной из кустов высунулась голова индейки. Несколько секунд мы недоверчиво смотрели друг на друга, потом индейка подняла голову и протестующе закричала. Закончить она не успела, так как я быстро взмахнул своим ножом, как мачете, и отсек ей голову.

Обезглавленная индейка пронеслась мимо меня, и я почувствовал на рубашке теплые брызги крови. Она свалилась на землю и забилась в судорогах, и так продолжалось почти десять минут, пока наконец совсем не истекла кровью и не затихла. Было уже совсем темно, я взял индейку за ноги, перекинул через плечо и медленно побрел к лагерю.

Когда я подошел к загону, там находился Мануэле.

– Где ты был? – сердито спросил он. – Тебе было велено вернуться до темноты.

Я молча сбросил индейку с плеча к его ногам.

– Господи! – изумленно воскликнул он. – Где ты ее взял?

– Я услышал ее, когда возвращался с поста. Мануэле приподнял индейку за ноги, прикидывая ее вес.

– Килограмм пятнадцать, не меньше. Эстрелла, иди сюда, посмотри что Дакс принес! Завтра устроим настоящий пир!

Но пир так и не состоялся, потому что ночью пришли солдаты.

Первый выстрел раздался за несколько часов до рассвета. Я вскочил с кровати и потянулся за ботинками. После нашего возвращения я, как и остальные, спал не раздеваясь. Я нащупал под подушкой нож.

Где-то в доме раздался женский крик. Я не стал пытаться выскочить в дверь, а распахнул окно и нырнул головой вперед. Стукнувшись об навес, я скатился по задней кровле на землю, и как раз в этот момент позади меня загорелся дом.

Карабкаясь на четвереньках по склону, я видел вспышки выстрелов и слышал крики мужчин. Я перелез через низкие кусты и свалился в яму. Переведя дыхание, поднял голову.

При свете пламени мне удалось различить только людей в сине-красной форме, заполнивших все вокруг. Вдруг из-за дома выскочили Мануэле и старший Сантьяго, стреляя на ходу. Один солдат упал, второй вскрикнул и схватился руками за живот. Кто-то из солдат швырнул в сторону Мануэле какой-то предмет. Он несколько раз перевернулся в воздухе.

– Мануэле! – закричал я. – Берегись!

Но меня никто не услышал. Еще несколько мгновений Мануэло стоял там и вдруг буквально разлетелся на тысячу кусков. Двое солдат бросились к Сантьяго. Он не успел перезарядить ружье и теперь размахивал им как дубинкой. Солдаты подступали к нему все ближе, и вдруг я, услышал крик Сантьяго. Один штык воткнулся ему в шею, а другой в спину.

Я пригнул голову и пополз по канаве по направлению к дому. Добравшись до дозорной тропы, скрытой кустарником, я снова высунул голову. Я услышал крик и увидел Ампаро, пробегающую мимо в развевающейся белой ночной рубашке. Схватив ее за ногу, я прижал ее к земле. Она попыталась снова закричать, но я зажал ей рот рукой и оттащил в канаву.

Она смотрела на меня широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Приблизив свое лицо к ее лицу, я прошептал ей в ухо:

– Тихо. Это я, Дакс.

Страх исчез из ее глаз, и она кивнула. Я убрал руку от ее рта.

– Лежи тихо, я пойду посмотрю.

Я приподнял голову и выглянул из канавы. Футах в четырех от меня лежал мертвый младший Сантьяго, глядя на меня невидящими глазами. Ближе к дому лежали остальные убитые. Солдаты находились перед домом. Из дома выбежала с криком женщина в горящей одежде, за ней выскочил Эдуарде, крича:

– Мама! Мама!

Сверкнул выстрел, и женщина рухнула на землю.

Эдуарде, бежавший сзади, упал на нее, к нему подбежал солдат и несколько раз ударил его штыком.

Из двери выскочила еще одна фигура, это был Роберто, отблески пламени сверкали на клинке мачете, которое он сжимал двумя руками. Генерал мог бы гордиться им, на лице его не было страха, только ненависть. Громко крикнув, он бросился к солдату.

Солдат удивленно обернулся, но было поздно. Сверкнуло мачете, и рука солдата отскочила от туловища. Завопив от боли, он свалился на бок. В этот момент позади прозвучал выстрел, и Роберто словно подбросило в воздух. Через секунду он уже лежал на земле рядом со своим братом и его матерью.

Наступила тишина, нарушаемая только ревом пламени и треском горящего дерева. И вдруг снова раздался женский крик. У стены дома стояли три женщины, окруженные солдатами, в одной из них я узнал мать Ампаро. Она поддерживала мать Роберто. Женщина Мануэло стояла с каменным, непроницаемым лицом.

К ним подошел офицер. Мне не было видно его лица, но это не имело значения, я узнал его сразу, как только он открыл рот. Этот голос я не смог бы забыть до самой смерти.

– Все мертвы?

– Да, господин полковник, – ответил сержант. – Все, кроме этих женщин. Полковник кивнул.

– Отлично! Делайте с ними, что хотите, но помните, они должны умереть до нашего отъезда. Я дал клятву, что не оставлю в живых ни одного изменника.

– Слушаюсь, господин полковник.

Полковник повернулся и скрылся за углом. Женщин раздели, опрокинули на землю, и перед каждой из них выстроилась очередь солдат. Услышав позади шорох, я обернулся. Это была Ампаро, глядевшая на происходящее широко раскрытыми глазами.

– Что они делают?

Я знал, что они делают. Насилуют и убивают. Все как обычно. Внезапно я понял, что Ампаро совсем ребенок и ей нельзя смотреть на такое. Разве сможет она понять, что мужчины всегда поступают так после боя?

Я затолкал ее назад в канаву.

– Нас это не касается, – прошептал я.

– А что мы теперь будем делать? – Голос ее дрожал, ее снова начал охватывать страх.

Я взял ее за руку и потащил за собой по тропе в направлении наблюдательного поста, но когда мы добрались туда, Котяры там не было. И тут я внезапно понял, куда он ушел.

В Эстакцу, за черным жеребчиком.

Я глянул на тропу, ведущую на юг, она была темна и пустынна. Если мы поспешим, то сможем догнать его. Ночь уже была на исходе, и за моим правым плечом начинало светать. Утренняя прохлада окутала землю.

– Мне холодно, – промямлила Ампаро, дрожа в своей ночной рубашке.

Я знал, что надо делать, Котяра научил меня этому. Сняв свою индейскую рубашку, я закутал в нее Ампаро, рубашка доходила ей почти до пяток. Потом я снял ботинки и заставил ее сунуть в них босые ноги.

– А теперь, – сказал я спокойно и со всей убедительностью, которую только сумел придать своему голосу, – придется немного пройтись. А когда выглянет солнышко и станет тепло, мы отдохнем.

17

Спускаясь по склону, мы прошли не более четверти пути, когда я услышал позади отдаленные мужские голоса. Я схватил Ампаро на руки, и мы стали пробираться сквозь заросли. В одном месте ветки были чуть реже, и мы забрались в саму гущу кустарника, что было как раз вовремя.

Я услышал топот тяжелых ботинок, и почти прямо перед нами появились четверо солдат с ружьями наизготовку.

– Хватит! – сказал один из них и опустился на землю не более, чем в дюжине футов от нас. – С меня Довольно, не могу идти дальше.

Остальные солдаты столпились вокруг него.

– Садитесь, – предложил он. – Вы ведь тоже устали.

– Но полковник приказал проверить тропу до конца, – неуверенно ответил один из солдат.

Сидевший на земле посмотрел на него.

– А разве полковник здесь? Нет, он пьянствует там, а мы должны таскаться по этим проклятым горам. Пошел он к черту!

Рядом с ним сел еще один солдат.

– Надо отдохнуть немного, – сказал он. – Никто не узнает.

Остальные тоже уселись на землю. Один из солдат привалился спиной к дереву.

– Ты какую из них трахнул? – спросил он. Первый солдат прилег на бок.

– Я их всех трахнул, – похвастался он. – Только слезал с одной и тут же становился в очередь к другой. Второй солдат покачал головой.

– Не мудрено, что ты так устал.

– А ты какую трахнул?

– Ту, которая кричала. Не понятно, чего она вопила? С такой лоханью только с жеребцами трахаться, я, например, краев не чувствовал.

– Да, она не очень была хороша, – согласился кто-то из солдат.

Лицо первого солдата расплылось в улыбке.

– А лучше всех была блондинка. Чувствуется, что понимала в этом толк. Так подмахивала! Если бы к ней не было такой большой очереди, я бы ее еще разок трахнул. В этот раз она бы так легко не отделалась. – Он потянулся к фляжке. – Надо попить, а то во мне не осталось ни капли влаги.

Он поднес фляжку к губам, вода текла из уголков его рта и по щекам.

– Я тоже хочу пить, – прошептала Ампаро.

– Тихо.

Она вздрогнула и провела рукой по лицу.

– Здесь москиты.

Пока я наблюдал за солдатами, моя спина успела это почувствовать. Двигаясь осторожно, чтобы не тревожить укусы, я вытащил у Ампаро край ночной рубашки и накрыл им ее лицо.

– Лежи тихо и не шевелись, – прошептал я. – Теперь они не будут кусать тебя в лицо.

Зато москиты драли мой обнаженный торс, я чувствовал укусы каждую секунду, но ничего не мог с этим поделать. Хотя бы до тех пор, пока не уйдут солдаты.

Наконец один из них встал.

– Думаю, нам пора двигаться дальше.

– Для чего? – спросил первый солдат. – Там внизу никого нет.

– Но полковник приказал проверить всю тропу. В ответ послышался смех.

– Это значит, что нам надо спуститься вниз только для того, чтобы потом снова карабкаться обратно. – Солдат бросил взгляд на солнце. – Мы можем отдохнуть здесь до полудня, а потом вернуться и доложить. Никто не узнает.

– Ну... не знаю.

– Хорошо, иди, если неймется, а мы тебя здесь подождем.

Солдат встал и посмотрел на остальных, но никто не изъявил желания присоединиться к нему. Постояв немного, он снова опустился на землю.

– Ладно, ваша правда. Никто не узнает.

Я повернул голову, лицо Ампаро было накрыто ночной рубашкой, но я чувствовал ее спокойное дыхание. Осторожно приподняв краешек рубашки, я увидел, что она спит.

Я скова прикрыл ей лицо и подернулся к солдатам. Один из них уже лежал на спине, раскинув руки и раскрыв рот, и храпел, остальные устраивались поудобнее, предвкушая сон.

Мне тоже было бы хорошо отдохнуть, но я боялся и с трудом боролся со сном. Солнце поднялось выше, стало жарче. Я чувствовал, как по спине ползают насекомые, но терпел и не сгонял их.

Я отчаянно пытался не уснуть, ко уже через несколько минут начал клевать носом. Не в силах больше сопротивляться, я все-таки уснул, однако, услышав голоса, моментально проснулся.

Солдаты сидели. Через некоторое время они отошли на другую сторону тропы справить нужду, и один из них сказал, обращаясь к остальным:

– Уже поздно, надо возвращаться.

Они двинулись по тропе, а я смотрел им вслед, пока они не скрылись за поворотом. Вскоре их голоса окончательно стихли. Ампаро еще спала. Я тихонько растолкал ее.

Она подняла голову и сдернула с лица ночную рубашку, глаза у нее были заспанные.

– Я хочу есть, – сказала она, протирая глаза.

– Скоро поедим,

– Пойдем домой. Мама обещала, что сегодня на обед будет индейка, которую ты убил вчера.

– Мы не можем идти домой, там солдаты. Остатки сна слетели с нее, она внезапно все вспомнила и заплакала.

– Мама! Мама! Мама!

– Прекрати! – грубо оборвал я ее.

– А потом я увижу маму?

– Конечно. – Как я мог сказать ей, что она уже больше никогда не увидит свою мать? – Как тебе удалось выскочить из дома?

– Когда солдаты схватили маму, я спряталась под кровать, а когда они ушли, я выскочила в окно и побежала. – Слезы снова выступили у нее на глазах. – Я все бежала, бежала, бежала.

– Ты поступила очень умно. Глаза ее радостно сверкнули.

– Правда?

Ампаро очень любила, когда ее хватили, и никогда не уставала от похвал.

– Я ведь умная, да?

– Очень.

Она кивнула, довольная собой, и посмотрела на тропу.

– Они ушли?

– Ушли. – Я поднялся на ноги. – Нам тоже пора.

– А куда мы пойдем?

Я задумался. Теперь нам уже не догнать Котяру, но я знал, куда он отправился. – В Эстанцу.

– В Эстанцу? – спросила Ампаро. – А где это?

– Далеко, надо долго идти пешком.

– Мне нравится ходить пешком.

– Но мы должны быть очень осторожны, нельзя, чтобы кто-нибудь нас увидел. Если услышим, что кто-то идет, будем прятаться.

– Потому что это могут быть солдаты? – сообразила Ампаро.

– Если даже и не солдаты, все равно будем прятаться. Ведь люди могут сказать солдатам, что видели нас.

– Я буду очень осторожна, – пообещала девочка. – Только я хочу есть и пить.

– Чуть подальше есть ручеек.

– А еще я хочу писать.

Тут ей не надо было терпеть.

– Вон кусты.

Ампаро подошла к кустам и присела, стыдливо прикрывшись рубашкой.

– Я не могу писать, когда ты стоишь и смотришь на меня!

Я отвернулся, улыбнувшись про себя. Вечно эти девчонки что-нибудь выдумывают. Какая ей разница, смотрю я на нее или нет?

Через полчаса мы дошли до ручья. Я вспомнил слова Котяры и предупредил Ампаро, чтобы она не пила слишком быстро. Я лег на берег и опустил лицо в воду, спина начала зудеть, палящее солнце растревожило укусы москитов. Вытянув руку за спину, я нащупал волдыри и плеснул воды на плечи и спину.

Ампаро посмотрела на меня.

– У тебя вся спина в укусах. Когда меня кусали москиты, мама всегда прикладывала листья лавра.

– А как они выглядят?

– Да их тут полно. – Ампаро указала на кустарник. Я набрал пригоршню листьев и попытался положить их себе на спину, но они слетели.

– У тебя не получится, – авторитетно заявила Ампаро. – Давай я.

Я посмотрел на нее и молча протянул листья. Она смочила их в воде.

– Повернись.

Я повернулся и почувствовал, как мокрые листья прилипают к спине. Ампаро была права, через несколько минут зуд прекратился. Я сел на берегу и стал смотреть в воду. Внезапно перед моими глазами промелькнула небольшая стайка рыб.

Я вспомнил, как младший Сантьяго ловил рыбу острогой, и огляделся вокруг в поисках толстой и прямой ветки. Найдя такую, я быстро очистил ее ножом, заострил один конец и сделал зубец. Встав на колени, я свесился над ручьем.

Снова проплыла стайка, я ткнул острогой, но они увильнули от меня, а я чуть не свалился в воду. После третьей попытки я начал понимать, как следует действовать. Рыбки разбегались в разных направлениях, и надо было угадать, какая из них рванется в мою сторону.

Я решил, что это будет одна из рыб, плывущих в конце стайки, но пропустил первую стайку, решив, что последняя рыба проплывет недостаточно близко ко мне. На следующий раз все получилось, я ткнул острогой и почувствовал, что попал.

Победно обернувшись к Ампаро, я вытащил из воды ветку, на конце которой билась рыба.

– У нас есть еда!

На лице Ампаро появилось отвращение.

– Но ведь она сырая. Как ты собираешься приготовить ее?

Моя радость разом исчезла, я медленно опустился на большой, плоский камень и завопил, так как обжег задницу. Солнце раскалило камень, как сковородку. Я стоял, уставившись на камень. Если он достаточно горяч, чтобы обжечь мне задницу, то на нем вполне можно нажарить рыбу.