Текст книги "Искатели приключений"

Автор книги: Гарольд Роббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 55 страниц)

13

– Эта встреча будет сугубо неофициальной, – предупредил меня Джереми, когда мы выбрались из машины. – И если его спросят, сенатор ответит, что никогда не беседовал с тобой.

– Понимаю. Спасибо уже за то, что нашелся хоть один человек, решившийся на разговор со мной.

Я говорил искренне. Что бы там не думал Джордж Болдуин, от официального Вашингтона никакого ответа не было.

Вот уже три недели я ждал подобной встречи. Я чувствовал, как внутри меня начинала подниматься волна тоскливого напряжения. Новости из дома тоже были неутешительными. Бандиты захватили деревеньку в горах, и для того, чтобы их выбить оттуда, потребовалась чуть ли не половина армии, а в результате поселение перестало существовать. Все жители были мертвы, пятьдесят семь человек – мужчины, женщины и дети.

Даже для президента это было бы слишком – отказаться от встречи с журналистами, и газеты вовсю пустились смаковать детали трагедии. Но как они ни пытались заставить свои статьи звучать объективно, выходило почему-то так, что ответственность за происшедшее несло правительство, бандиты же представали некими героями-романтиками, пришедшими к нам из далекой и искаженной до неузнаваемости истории американского Запада. А коммунистическая печать и довольно большое количество европейских газет выражались куда более откровенно. Они прямо обвиняли президента в том, что уничтожение по его приказу деревни являлось актом мести населению за то, что оно приняло участие в вооруженной борьбе с правительственными войсками. Некоторые участники коммунистического блока угрожали рассмотрением этого вопроса в ООН.

Конечно, этого не произошло, однако вся эта шумиха никак не пошла нам на пользу. В Америке стало модным называть президента новым Нероном, Батистой, Трухильо, и американские политики, весьма чувствительные к настроениям своих избирателей, вовсе не торопились иметь с нами дело.

А потом, когда я получил шифротелеграмму от президента, я решил все же сделать заявление. Оказывается, в течение трех дней бандитские формирования обстреливали артиллерией и автоматическим огнем окопы правительственных войск, и наши потери были гораздо больше официально объявленных. Ситуация складывалась такая, что, скорее всего, противник займет другую деревеньку, и вся история повторится сначала. Только теперь уже вряд ли армия сможет вытеснить их.

Я еще раз испытал в себе готовность поверить президенту без всяких вопросов. Я своими глазами видел то, что случилось на ферме Мартинеса, поэтому, подойдя к телефону, позвонил в Вашингтон Джереми и прочитал ему телеграмму президента.

После долгой паузы Джереми спросил:

– Ты показывал телеграмму кому-нибудь из членов правительства?

– Кому мне ее показывать? По их мнению, во всем виноваты только мы. Болдуин должен был прислать свой доклад о событиях, но вплоть до сегодняшнего дня я о нем ничего не слышал.

– Помнишь старый домик в Кейп-Коде? – ровным голосом спросил Джереми.

– Конечно. – Я провел там уикенд тем летом, когда впервые оказался в Соединенных Штатах. – Только я не знал, что он все еще твой.

– Да, он остался в нашей семье. Я наезжаю туда время от времени, когда удается выкроить день-другой. Собирался отправиться туда в конце недели. Если тебя не пугает перспектива абсолютного покоя, то, может, присоединишься ко мне?

– С удовольствием. – Джереми явно что-то имел на уме, в противном случае он не стал бы приглашать меня.

– Отлично. Я заеду за тобой. Наверное, придется добираться туда на машине.

– Могу предложить кое-что получше. Мы можем полететь.

– Не знал, что у тебя самолет.

– Ты, видимо, не читаешь собственные газеты, – сухо заметил я. – При нашем разводе Сью-Энн проявила неслыханную щедрость.

Прежде чем мы не оказались на месте, Джереми ни словом не обмолвился о том, что нам предстоит встреча с сенатором. В это время года в Кейп-Коде обычно никого не бывает. Дверь нам открыл сам сенатор, одетый в свитер и спортивного кроя брюки. На ногах – кроссовки. Он выглядел гораздо моложе своих тридцати пяти.

– Хэлло! – Он протянул руку. – Давно хотелось встретиться с вами, а то мне никак не предоставлялось случая поблагодарить вас за то, что вы сделали для моего брата.

Я посмотрел на Джереми и заметил, что черты его лица несколько напряглись. Странно, но он все еще продолжал винить себя за то, что брат сенатора погиб. Ему казалось, что будь он предусмотрительнее, этой смерти в автокатастрофе можно было избежать. Не представляю себе, каким образом.

– Я сделал то, что было в моих силах.

Мы прошли за сенатором в небольшой кабинет. В доме стояла тишина. Кроме нас, похоже, в нем никого не было.

– Не хотите выпить?

– Спасибо, не сейчас.

Сенатор плеснул виски в стакан Джереми и свой, разбавил водой, уселся напротив меня.

– Джереми должен был уже предупредить вас, что наша встреча здесь – это встреча двух частных лиц. Не знаю, чем я могу помочь вам, скорее всего ничем. Но я готов выслушать вас как друга.

Я еще раз посмотрел на Джереми.

– Расскажи ему все, – велел он.

Я так и сделал. С самого начала. Не упустив ни одной детали. Кратко рассказал об истории страны, о том, что она представляла из себя до того, как генерал спустился с гор и превратился в президента. Потом перешел к сложившейся на сегодняшний день ситуации. Он внимательно слушал, перебивая меня только для того, чтобы задать уточняющий вопрос. Все это заняло у нас часа два.

– Боюсь, что я утомил вас.

– Нисколько, я слушал с большим интересом.

– Сейчас я бы не отказался от глотка. Сенатор поднялся, чтобы приготовить напитки для всех. Сделав это, повернулся ко мне.

– Вы сказали, что бандиты там были всегда, а теперь их стали поддерживать коммунисты. Вы в этом уверены, не так ли? Ведь так говорят все, кто приходит к нам с просьбой о помощи.

– Я видел оружие своими глазами, держал его в своих руках. Оно изготовлено на старых заводах фон Куппена в Восточной Германии.

Сенатор медленно покачал головой.

– Что-то такое мне приходилось слышать. Вообще-то предполагалось, что они производят только сельскохозяйственную технику. – Он потянулся за сигаретой, но тут же передумал и взял сигару, вставил ее в рот, но прикуривать не спешил.

– Ваш президент далек от совершенства, вы и сами это понимаете. Слишком много в нем осталось от прежнего бандита.

– А кого из президентов можно назвать идеальным? При всей искренности и честности вашего собственного, самое лучшее, что можно о нем сказать, это то, что он был хорошим воякой.

В глубине глаз сенатора мелькнула улыбка. Мне стало ясно, что ему понравилось то, что я сказал, хотя он никак не прокомментировал услышанное. Он чиркнул спичкой и раскурил сигару.

– Если мне, конечно, будет позволено так выразиться, – добавил я. – По крайней мере, когда наш президент спустился с гор, он представлял только интересы народа Кортегуа. Никакой иностранной поддержки у него не было, даже американской. Уж слишком вы увязли в сотрудничестве с прежним правительством, чтобы помочь ему хоть в чем-то. Все, что он сделал, он сделал собственными руками, опираясь только на своих подданных.

– Считаете ли вы, что он и сейчас выражает волю большинства населения страны? – внезапно спросил сенатор. Я ответил не сразу.

– Не знаю. И очень сомневаюсь в том, что кто-либо из моих сограждан будет в состоянии ответить на, такой вопрос. Он обещал провести выборы, чтобы народ сам решил, однако выборы одного-единственного кандидата – это фарс. А на сегодняшний день, кроме него, никто не решился выдвинуть свою кандидатуру.

– Приходилось ли вам когда-нибудь слышать о человеке по имени Гуайанос? – В проницательности сенатору нельзя было отказать.

– Я знаю о докторе Гуайаносе, хотя лично с ним не знаком. – Краем глаза я заметил, что Джереми смотрит на меня, и улыбнулся. – Но я знаком с его дочерью.

– Я не встречался с Гуайаносом и его дочерью, – сенатор был абсолютно серьезен. – Но некоторые мои знакомые конгрессмены склонны верить тому, что он им говорил. Что амнистия и выборы – всего лишь трюк, чтобы заманить его в страну, арестовать, а затем и расправиться.

Впервые за все время нашего разговора я едва не потерял выдержку.

– Меньше двух недель назад у меня на родине в крошечной деревеньке погибли пятьдесят семь человек, среди них женщины и дети. Может, их убили бандиты, может, солдаты, это зависит от того, какие газеты читать. Но мне не важно, кто именно их убил. Важно то, что они мертвы, а ответственны за их смерть те, кто поддерживает бандитов деньгами и оружием. Солдат посылали не за тем, чтобы они расправились с деревней, населенной мирными жителями, наоборот, они должны были освободить ее от бандитов. Слишком уж долго моей страной правят те, кто пришел к власти через кровь. Если все это беспокоит доктора Гуайаноса в той мере, как он это заявляет, пускай приезжает в страну, чтобы бороться за пост президента. Миру не потребуется много времени, чтобы понять, трюк это или нет. Но, боюсь, Гуайанос, в свою очередь, окажется ничуть не лучше, чем другие. Куда безопаснее захватить власть силой, чем подвергать себя риску проиграть на всеобщих выборах, лишиться доверия избирателей.

– Или собственной жизни, – вставил сенатор.

– Именно жизни, – я бросил на него взгляд. – Неужели она чем-то ценнее, чем жизнь любого другого?

Сенатор посмотрел на меня в задумчивости и после некоторой паузы мягко произнес:

– Мир полон трусов, которые упрашивают храбрецов пойти ради них на смерть. Я встал.

– Прошу извинить за то, что отнял у вас больше времени, чем рассчитывал. Благодарю за беседу.

– Нет, это я должен сказать вам спасибо, – сенатор тоже поднялся. – Я узнал так много нового. Но, должен вам сказать, как и прежде, я не знаю, что смогу для вас сделать.

– Вы выслушали меня, это уже немало. Это гораздо больше того, что готов был для меня сделать любой другой член вашего правительства.

Мы направились к двери.

– Я был бы рад увидеться с вами вновь, – сенатор повернулся ко мне. – В обществе, чтобы мы смогли стать друзьями.

– Мне это также было бы приятно.

– Вы примете приглашение на ужин, если моя сестра пошлет его вам?

– С удовольствием.

– Хорошо. – Сенатор улыбнулся. В это мгновение он был похож на ликующего мальчишку. – Она бы убила меня собственными руками, если бы вы отказались. Она умирает от желания познакомиться с вами.

14

Я вернулся из Кейп-Кода в понедельник ночью. Джереми отправился в Вашингтон, где располагалась штаб-квартира его агентства новостей, а я провел изнурительно долгий и скучный день на заседаниях каких-то подкомитетов в здании ООН. В консульстве я появился только после одиннадцати вечера, совершенно разбитый, зная, что в таком состоянии ни за что не засну. Тут до меня дошло, что я еще не ужинал.

В «Эль-Марокко» Джон Перона лично приподнял бархатный барьер, преграждавший вход, чтобы помочь мне пробраться через толпу у дверей. Он даже издал нечто вроде стона, увидев меня.

– Ты не похож на счастливчика, – улыбнулся я ему.

– Кто это, интересно, в таком месте будет чувствовать себя счастливчиком? – Он посмотрел в сторону переполненных залов и кабинетов. – Проблемы, одни проблемы и ничего больше. Я только что сказал своему сыну: надеюсь, что мистер Ксенос сегодня здесь не появится, а тут как раз ты собственной персоной.

Я усмехнулся.

– Почему же именно мне не стоило сегодня появляться?

Перона неохотно выдавил из себя улыбку.

– Здесь сидят все ваши бывшие жены, плюс три-четыре старые знакомые.

– Ты хочешь, чтобы я велел им убираться, – расхохотался я.

Перона уставился на меня, не поняв шутки. Покачал головой.

– Нет, конечно. Впечатление такое, что у нас собрался весь Нью-Йорк, если не весь мир.

Я последовал за ним к небольшому свободному столику у стены. Похоже, Перона говорил правду. За одним из столиков я увидел Али Хана с друзьями. За другим сидел Абиджан, бывший тесть Марселя. Чуть дальше Аристотель и Тина Онассис вместе с Руби и его новой женой, молоденькой француженкой. Киношники были представлены Сэмом Шпигелем и Дэррилом Зануком – каждый за своим столиком. По соседству расположился популярный и процветающий адвокат-международник Поль Гитлин, в потоке своего красноречия уже оседлавший двух любимых коньков: собственный вес и проблему литературных гонораров. Зельда, его терпеливая жена, слушала внимательно, выжидая момент вставить свое слово.

Я сел, но прежде чем я успел что-то заказать, официант уже ставил на стол бутылку шампанского. После того, как он открыл ее и наполнил мой бокал, я вопросительно посмотрел на Перону.

– Придется вам весь вечер пить шампанское, – сказал он. – Мы слишком заняты для того, чтобы выполнять другие заказы.

– Не очень-то это цивилизованно. А потом, я просто хочу есть.

– Я прикажу принять у вас заказ. – Он оглушительно хлопнул в ладоши и исчез.

– Слушаю вас, мсье? – официант материализовался прямо из воздуха.

Я заказал салат из зелени с маслом и уксусом, зернистую белужью икру, толстый бифштекс и жареный картофель. Откинувшись на спинку стула, закурил сигару, окинул взглядом зал.

В какое-то мгновение мне захотелось подозвать Перону и сказать ему, что он, хотя и не солгал мне, был все же не совсем точен в своей информации: я заметил Каролину и Сью-Энн, но и в мыслях не допускал, что здесь может оказаться и Ампаро. Ее и вправду тут не было.

Официант принес салат, и я принялся за еду.

Едва я успел с ним покончить, как откуда-то спереди до меня донесся голос:

– Не могу поверить глазам. Что-то определенно случилось. Чтобы ты ел в одиночестве?

Этот мрачный голос я узнаю где угодно. Я поднялся со стула навстречу Ирме Андерсен.

– Дакс, мальчик мой дорогой! – Она протянула мне руку.

Я склонился и поцеловал ее, думая про себя: а были ли эти короткие толстые пальцы когда-нибудь молодыми?

– Я сегодня заработался допоздна и пришел сюда просто перекусить. Не хотите присоединиться ко мне? Бокал шампанского?

– Никакого вина – я на диете, ты же знаешь. Но с радостью присяду на минутку.

Официант бросился отодвигать стул.

– Скажи мне, – Ирма усаживалась, – что это ты вытворяешь? А я-то думала, что буду видеть тебя чаще после того, как ты вернулся в Нью-Йорк.

– Есть кое-какие проблемы.

– Знаю. Это просто ужасно – то, что у вас происходит. Говорят, что скоро случится революция.

– Люди любят болтать. Никакой революции не будет.

– В этом-то все и дело. Если бы не эти слухи, появилась бы неплохая возможность оживить туризм. Многие только и заняты поиском новых местечек. Старые уже приелись.

Я с интересом взглянул на Ирму. Эта старая ведьма была известна своей проницательностью, и уж если она что-то говорила, то явно не для того, чтобы насладиться звуками собственного голоса.

– Если ты заявляешь, что никакой революции не будет и скоро все успокоится, то единственное, что в твоем положении необходимо, это новая программа по связям с общественностью.

Теперь мне было ясно, куда она целила. Я согласно кивнул.

– Вы абсолютно правы. Однако кто, кроме вас, смог бы эффективно руководить такой компанией? Таких нет, а вы слишком для этого заняты.

Ирма озадаченно посмотрела на меня и понизила голос.

– Честно говоря, я сама присматриваю себе что-нибудь новенькое. Теперь, когда Сергей упрочил свое положение, у меня появилась куча свободного времени.

– Это же замечательно. Что, если я завтра позвоню вам? Мы договорились бы о встрече и поболтали.

– Позвони мне, мой мальчик, – сказала Ирма поднимаясь. – Да, кстати, а тебе известно, что здесь Каролина де Койн и Сью-Энн Дэйли?

– Да, знаю, я видел их.

– И Мэди Шнайдер, и Ди-Ди Лестер, и... – она бы не остановилась, если бы я не поднял руку.

– Вам нет нужды перечислять. Я уже всех их видел.

– И ужинаешь как отшельник?

– Не вздумайте меня жалеть, – расхохотался я. – Иногда так приятно побыть одному.

Но, как выяснилось, недолго мне суждено было наслаждаться одиночеством. После представления появилась Даня Фаркас, и я пригласил ее за свой столик. И оттого, может быть, что теперь я перестал быть неприступным, стали подходить и другие. Сначала Сью-Энн – ей было любопытно, что за отношения у нас с Даней. За ней явилась Ди-Ди – она никогда не упускала случая устроить сцену, если Сью-Энн была поблизости. Последними подошли Каролина и Мэди Шнайдер, которые также не могли оставаться в стороне, если где-то что-то происходило.

Над столом повисла неловкая тишина. Дамы рассматривали друг дружку, причем каждая недоумевала: чего ради явились остальные? К столику уже спешил Джон Перона с двумя официантами, у каждого в руках было по бутылке шампанского. Он чуть наклонился к моему плечу, в голосе – тревога:

– Надеюсь, неприятностей не будет? – прошептал он драматически.

Я расхохотался. Вот уж, ничего не скажешь – в этот момент я действительно чувствовал себя султаном Марокко.

– Не волнуйся, неприятностей не будет. Дамы решили скорее всего устроить вечеринку-экспромт, чтобы объединиться против меня.

Дружный взрыв хохота разрядил напряжение. И по мере того, как разговор наш становился все более оживленным и непринужденным, посетители ресторана возвращались к обычному своему времяпрепровождению: болтовне и разглядыванию соседей.

Когда мы с Даней выходили из дверей ресторана, было около двух ночи.

– Ну и веселье, – проговорила она. – Сидим и сверлим друг друга взглядами, пытаясь угадать, о чем кто думает.

– Согласен, занимательно, но каждый день я бы этого делать не стал. Уж больно утомительно.

– Зайдем ко мне, выпьешь посошок на дорожку. – Она рассмеялась. – Это тебя немного успокоит.

– Хорошо, но только на несколько минут. Завтра у меня тяжелый день.

Я ушел от нее только в пять. Войдя в кабину лифта, увидел в зеркальной стене какую-то развалину. На шее две царапины, в ушах звон от исступленных воплей, которые испускала Даня, пока мы боролись в постели. Я с сожалением рассматривал свою физиономию. Да, получил я гораздо больше того, что просил.

Швейцар у двери молча окинул меня взглядом. Такси поблизости не было, и я пешком побрел в сторону Парк-авеню, уж там-то они всегда поджидают позднего – или, наоборот, раннего – клиента. Машину, которая остановилась рядом, я не замечал до того момента, пока не услышал зовущий меня голос.

– Дакс!

– Беатрис!

Она сидела рядом с водителем, в ее зеленых глазах металось неясное чувство обиды.

– Мы гоняемся за тобой всю ночь. Никак не удавалось выбрать момент, чтобы ты был один.

15

Самое примечательное в Нью-Йорке, наверное, то, что независимо от того, день это или ночь, всегда можно найти место, куда пойти. Если в пять часов утра вы оказались в восточной оконечности Манхэттена, вам стоит заглянуть к Ройбену – это небольшой изысканный ресторанчик, где посетителю подадут все, что он пожелает: от чашки кофе до полного обеда.

Когда мы с Беатрис зашли туда, зал был почти пуст. Сидели лишь два-три человека, видимо, забывших о том, что ночь уже кончилась, а ранние пташки, похоже, еще не покидали своих постелей. Скучавший официант не обратил внимания на мой вечерний костюм. Он ко всему привык: здесь такое не в новинку.

– Что закажете?

– Кофе, – ответил я. Черный, крепкий и побольше. – Я взглянул на Беатрис.

– Мне то же самое.

Официант кивнул и отошел. Я хотел взять Беатрис за руку, но она отодвинула ее к краю стола.

– Я так волновался, когда узнал, что ты уехала. Думал о тебе каждый день.

Вновь тот же обиженный взгляд.

– У тебя исцарапана шея, на воротничке кровь.

– Придется выяснить отношения с парикмахером, – шутливо ответил я. – Не очень-то он осторожен. Беатрис не улыбнулась.

– Ничего смешного.

– Почему ты не сказала мне, что уезжаешь?

Она молчала до тех пор, пока нам не принесли кофе.

– Не так уж ты и беспокоился, если честно.

Я сделал большой глоток. Кофе был горячим, по желудку распространилось приятное тепло, я сразу почувствовал себя лучше.

– Какой смысл препираться? К тому же, ты вовсе не поэтому разыскала меня.

Она опустила голову к чашке. Может, мне и не стоило так говорить, но это было правдой. Наконец она подняла на меня глаза.

– Отец не поверил тому, что я ему сказала. Он уверен, что это ловушка.

– Отец! – взорвался я. – Видимо, он уверен и в том, что пятьдесят семь мертвых жителей Матанзы, – это тоже ловушка?

Беатрис ничего не сказала.

Мне вспомнились вчерашние слова сенатора о трусах, которые просят храбрецов, чтобы те шли умирать вместо них.

– Что ты сказал?

Оказывается, я произнес эту фразу вслух. Я повторил ее, добавив несколько слов от себя.

– Твой отец похож на генерала, который сидит в безопасности, в нескольких милях от поля боя с приятным ощущением того, что кровь, льющаяся по его приказу, никогда не обагрит его собственных рук. Если он действительно убежден, что выражает волю народа, то пусть выйдет вперед и открыто выступит против президента. Или он боится того, что проиграет и станет в глазах людей шарлатаном?

Губы Беатрис сжались.

– Он бы так и сделал, если бы верил, что президент сдержит свое обещание относительно амнистии! – со злостью ответила она.

– Президент будет вынужден сдержать слово! – Я тоже вошел в раж; все шло как-то наперекосяк. – У него нет другого выхода, он же заявил об этом на весь мир. Думаешь, он сможет пойти на попятный?

– И ты на самом деле в это веришь? – Беатрис в упор посмотрела на меня,

– Да. – Я демонстративно замолчал.

– Ты согласишься встретиться с моим отцом и поговорить? – спросила она после некоторой паузы.

– В любое время.

– Никакой слежки, ты придешь один.

– Да.

– Я сообщу ему об этом. – Она встала, я тоже начал подниматься, но она остановила меня движением руки. – Не ходи за мной.

– Беатрис, – я потянулся к ее руке. Она вновь убрала ее.

– Нет. Я совершила ошибку. Мне показалось, что мы с тобой живем в одном мире. Действительно – правы оказались они, а не я. Теперь я это вижу.

– Беатрис, я могу все объяснить...

– Не нужно! – голос ее задрожал. Повернувшись, ока торопливо направилась к выходу.

Я смотрел, как она удалялась от меня, и что-то во мне невыносимо заныло. Подойдя к широкому окну, я увидел, как она села в автомобиль, который тут же отъехал.

– Это все, сэр? – услышал я позади себя голос официанта.

– Да.

И только выбравшись в неясный серый утренний свет, я вспомнил, что так и не спросил ее, когда мы вновь встретимся.

Голос Марселя в телефонной трубке звучал доверительно.

– Я раздобыл информацию, о которой ты просил.

– Хорошо.

– Да, – быстро перебил он меня. Он не любил долгих разговоров по телефону. – Когда ты сможешь подойти, чтобы поговорить?

Я бросил взгляд на часы с календарем, стоявшие передо мной на столе.

– Сегодня вечером я приглашен на ужин. Может, после него?

– Отлично. Во сколько?

– В полночь не будет слишком поздно?

– Нет. Я предупрежу своего человека, что ты придешь.

В задумчивости я положил трубку на место. В общем-то я не очень рассчитывал на то, что Марсель предоставит нужную информацию. Об оружии или о том, откуда берутся деньги на его оплату.

В дверь постучали.

– Войдите, – откликнулся я. Появился Прието с газетой в руке.

– Вы видели это?

Я проследил за его указательным пальцем – он утыкался в небольшую заметку на одной из страниц толстой «Геральд Трибюн».

Под заголовком «Доклад представителя кортегуанской оппозиции» шел текст:

"Доктор Хосе Гуайанос, бывший ректор Кортегуанского университета, а также бывший вице-президент страны, живуший в настоящее время в США в эмиграции, сделает сегодня вечером доклад в Колумбийском университете. Тема доклада: «Необходимость создания демократического правительства в Кортегуа».

Я взглянул на Прието. Прошла уже неделя с того дня, как мы встретились с Беатрис, и это была первая, пусть даже и косвенная, весточка о ней.

– Что предпримем? – спросил Прието.

– Ничего.

– Ничего? – он был поражен. – И вы позволите ему изливать свою ложь в публичном выступлении? Я откинулся в кресле.

– Здесь – не Кортегуа. Здесь каждый имеет право говорить все, что хочет.

– Президенту это не понравится. Мы уже больше двух лет охотимся за этим человеком. А он осмеливается прилюдно обливать нас грязью.

– Мне наплевать на то, что понравится или не понравится президенту! – Даже Прието было понятно, что это был первый более или менее серьезный шаг, сделанный для того, чтобы убедиться в искренности обещанной амнистии. Я почувствовал, что во мне зарождается уважение к Гуайаносу. Для того, чтобы сделать подобный доклад даже здесь, требовалось немалое мужество.

– Но... – начал было протестовать Прието.

– За это всю ответственность несу я, – голос мой был тверд. – Ты же будешь держаться от него подальше. И не предпримешь ничего, чтобы помешать ему!

Несколько мгновений Прието не сводил с меня глаз.

– Хорошо, сеньор. – С этими словами он направился к выходу из кабинета.

– Прието! – окликнул я его холодно. – Запомни, что я только что тебе сказал. Если только я узнаю, что ты или твои люди крутились около него, я прослежу за тем, чтобы тебя с позором отослали домой.

Губы его оскорбленно поджались, но он не проронил ни звука.

– Ты понял меня?

– Да, ваше превосходительство.

Я дождался, пока он выйдет, снял трубку и позвонил наверх, где размещались мои личные апартаменты. Велел Котяре спуститься. При всем своем желании я не мог присутствовать на докладе Гуайаноса: тут мы с Прието были в одинаковом положении – одно мое появление могло быть расценено как прямое вмешательство.

Но Котяре ничего не могло помешать пойти туда. У меня было странное чувство, будто Гуайанос ждет, что я пришлю кого-то, что от выбора этой личности многое зависит. Котяра был лучшей кандидатурой по многим причинам.

Ему было невозможно приписать участия в политических играх – всем было хорошо известно, что наши с ним отношения были чисто личными. И я знал, что могу положиться на точность его изложения, без каких бы то ни было искажений или натяжек. Весьма возможно, что Гуайаносу именно это и нужно – чтобы его слова дошли до меня в том виде, как он их произнес. Последним по очереди, но не по значимости, доводом было то, что Котяра сможет сообщить мне, сдержал ли Прието свое слово.