Текст книги "Искатели приключений"

Автор книги: Гарольд Роббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 55 страниц)

35

В покоях президента я появился примерно через час. В дверях меня встретил слуга.

– Президент ждал вас, ваше превосходительство, но к одиннадцати, – сказал он.

– Задержали непредвиденные обстоятельства, – ответил я, придавая властность своему голосу. – Мне необходимо увидеть его.

– Он у принцессы, президент не позволяет беспокоить его, когда он находится там.

– Тогда я зайду через час.

Повернувшись, я спустился по лестнице и прошел через двор к небольшому дворцу, который занимала Ампаро. Стража на входе взяла на караул.

– Меня вызвал президент, – сказал я.

– Да, ваше превосходительство. – Солдаты отдали честь, и один из них распахнул передо мной дверь.

Я вошел внутрь. Этот маленький дворец совсем не изменился с тех пор, когда я был здесь в последний раз. А это было давно, я был тогда еще мальчишкой, в тот день взрывом бомбы моему отцу оторвало руку. Даже к лучшему, что Ампаро будет присутствовать при нашем разговоре, то, что я собирался сказать, ее тоже касалось. Я тихонько постучал в дверь гостиной. Никакого ответа.

Я снова постучал, на этот раз громче. Опять никакого ответа.

Повернув ручку, я вошел внутрь. В гостиной было темно, только в углу горела небольшая лампа. Я включил свет, и в этот момент услышал звуки, доносившиеся из спальни. Я подошел к двери, звуки усилились, и я узнал их. Ведь я достаточно долго был женат на Ампаро.

Слуга, наверное, ошибся или умышленно солгал мне. Президента здесь быть не могло. Повернувшись, я направился к выходу, и в этот момент из спальни донесся крик боли. Потом еще один. В этом крике было столько страдания и ужаса, что я не раздумывая бросился в спальню.

И только долетев до середины комнаты, смог остановиться. Так я и стоял, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Они, оба голые, находились на кровати, ноги Ампаро были раскинуты, и президент стоял на коленях между ее ног. К его талии был пристегнут большой искусственный резиновый член, в руках он держал хлыст. Он посмотрел на меня через плечо.

– Дакс, ты пришел как раз вовремя, чтобы помочь мне наказать ее!

Звук его голоса вывел меня из оцепенения. Я подскочил к кровати и оттолкнул его в сторону.

– Вы с ума сошли? – крикнул я. – Вы что, убить ее хотите?

Президент вылез из кровати и теперь стоял и смотрел на меня, резиновый член его повис. Я наклонился над кроватью. Ампаро подняла голову.

– Дакс, – тихо прошептала она, – зачем ты сделал это? Теперь он и на тебя разозлится.

Я посмотрел ей в глаза, они были широко раскрыты и неестественно блестели, наверное, от героина. Я медленно натянул на нее простыню. Когда я повернулся, президент уже отстегнул резиновый член и бросил его на пол. Он взял свои брюки.

– Дакс, – сказал он обычным голосом, как будто ничего не произошло. – Ты подписал приговоры?

– Нет, мне нечего подписывать. Трибунал отменил их.

– Трибунал? – президент повернулся, держа брюки перед собой.

– Да, – ответил я. – Больше не будет казней и уничтожения людей. Час назад я отдал приказ войскам прекратить огонь. Теперь армия будет стрелять только в тех случаях, когда на нее будут нападать.

Президент уставился на меня, не веря своим ушам.

– Предатель! – заорал он, отбрасывая в сторону брюки. В руках он держал револьвер, который, наверное, находился в кармане брюк. – Предатель! – снова закричал он и нажал на курок.

Я застыл в ожидании выстрела, но револьвер только сухо щелкнул. Прежде чем он повторил свою попытку, я бросился на него и выбил револьвер из его руки. Визжа, он попытался вцепиться мне в лицо и глаза. Я старался удержать его руки, но президент толкнул меня, и я споткнулся о кресло. Он наклонился за револьвером, но я схватил его, и мы стали бороться на полу.

Тут я заметил, что возле нас приплясывает голая Ампаро.

– Убей его, Дакс! – возбужденно кричала она. – Убей его!

Пальцы президента дотянулись до револьвера, и на лице его появилось выражение, которое я запомнил с детских лет. Его лицо было так же сосредоточено, как и тогда, когда он протягивал мне автомат. Но в то время я был еще ребенком и ничего не понимал в убийстве, мне казалось, что этим убийством я смогу воскресить маму и сестру.

В ярости, впервые в жизни, я ударил по этому злобному лицу. Президент отлетел от меня, ударившись головой об пол. Я медленно встал и поднял с пола револьвер.

– Убей его, Дакс! – прошептала мне в ухо Ампаро. – Давай, это твой шанс. Убей его!

Я посмотрел на президента, неподвижно лежащего на полу, потом на револьвер в моей руке. Очень много людей умерло по его вине. Было бы справедливым убить его.

– Давай, Дакс! Давай! Давай!

В моих ушах стоял крик Ампаро, я медленно поднял револьвер и прицелился в президента. Он открыл глаза, и мы долгое время смотрели друг на друга.

Ампаро снова начала истерически взвизгивать:

– Убей! Убей! Убей!

Я почувствовал, что мой палец нажимает на курок.

– Нет, Дакс, – спокойно сказал президент, в глазах его совсем не было страха. – Если ты сделаешь это, то между нами не будет разницы.

Я резко опустил револьвер, искушение застрелить его пропало. Ампаро трясла меня за плечо, я легонько оттолкнул ее.

– Возвращайся в постель, Ампаро.

Она внезапно успокоилась и забралась в постель.

Я смотрел на президента, пытавшегося встать на ноги. Внезапно я увидел, во что он превратился, – морщинистый, трясущийся старик. Казалось, он состарился буквально на моих глазах, пока вот так стоял передо мной голый. Я машинально протянул руку, чтобы помочь ему.

Он бросил на меня взгляд и с облегчением опустился в кресло.

– Значит, все кончено? – его вопрос прозвучал скорее как утверждение.

– Да.

Он помолчал некоторое время.

– Я многому научил тебя. Что же теперь будет?

Ампаро сидела на постели, обхватив руками колени, и смотрела на нас. Глаза у нее были уже нормальными, может быть, закончилось действие героина.

Я повернулся к президенту.

– Изгнание.

Он задумчиво кивнул.

– Ты был для меня как сын, после смерти моих собственных сыновей я оставил это место в сердце для тебя. Я промолчал. Президент посмотрел на Ампаро.

– Когда нам надо отправляться?

– Сейчас, – сказал я, – как только оденетесь.

– А куда? – послышался голос Ампаро.

– Сначала в Панаму, потом в любое место в Европе по вашему выбору. Но сначала вы должны подписать эти бумаги.

– Что за бумаги?

– Ваша отставка с поста президента и согласие на пожизненное изгнание.

– Дай мне ручку. – Он подписал бумаги, даже не взглянув на них.

– Я подожду в гостиной, пока вы оденетесь, – сказал я. Выйдя в гостиную, я снял трубку телефона и набрал номер своего кабинета. Мне ответил Тулья.

– Присылайте машину к маленькому дворцу, – тихо сказал я. – Они готовы ехать.

Я положил трубку, но потом вспомнил об обещании, которое дал днем Беатрис. Снова взяв трубку, я набрал ее номер.

– Ты все еще желаешь уехать из Кортегуа?

– Да.

– Тогда будь готова через полчаса, я за тобой заеду. Из спальни, теребя халат, вышла Ампаро.

– Отец хотел бы получить свежую форму. Ты же знаешь его, свою он обмочил.

Я указал ей на телефон.

Она сняла трубку, набрала номер апартаментов отца и попросила слугу принести чистую одежду. Положив трубку, она направилась назад в спальню.

– Ампаро?

Она обернулась и посмотрела на меня.

– Почему ты позволяла ему вытворять с тобой такое?

– Потому что он президент, – тихо ответила она, – а еще потому, что он старик и мой отец. Никто больше не стал бы поддерживать эти его иллюзии.

Она ушла.

С улицы донесся шум подъехавшей машины.

36

Беатрис вышла из дома и закрыла за собой дверь, я взял у нее чемодан. Мы медленно пошли к джипу. Остальные уже уехали в аэропорт.

– Я обещал тебе, что ты вылетишь первым самолетом, – сказал я, когда мы сели в машину, – и я держу свое слово. Но я хотел бы, чтобы ты передумала. Через несколько дней возобновятся полеты гражданских самолетов.

– Нет, – ответила она, даже не взглянув на меня. – Я уже все решила.

– Ты упрямая.

Она молча посмотрела на меня, и весь оставшийся путь до аэропорта мы молчали. И только когда мы приехали в аэропорт, она снова заговорила.

– Дакс, ты не понимаешь, – внезапно сказала она, – я...

– Чего не понимаю?

– Ничего. Я просто не могу оставаться здесь. Слишком много воспоминаний.

– Ладно, – ответил я, – можешь не объяснять. Только пообещай мне одну вещь.

– Какую?

– Что когда вернешься в Соединенные Штаты, ты позволишь моему другу Джереми Хэдли отвести тебя в Госдепартамент. Они скажут тебе правду о том, что случилось с твоим отцом.

Некоторое время она молчала, а когда заговорила, то голос ее был тихим и казалось, что она вот-вот заплачет.

– Обещаю.

К списку пассажиров в последнюю минуту добавился еще один человек – Хойос. Он подошел ко мне в тот момент, когда пассажиры готовились подняться на борт.

– Я говорил с президентом, он желает, чтобы я сопровождал его, если найдется место в самолете. Я вопросительно посмотрел на него.

– Я уже слишком стар, чтобы служить новым правителям. Для меня здесь нет места.

– Можете лететь.

– Благодарю вас, ваше превосходительство. – Он поспешил на посадку.

Первыми в самолет сели президент и Ампаро. Они ни с кем не разговаривали. Я не мог разглядеть лицо президента, которое закрывал поднятый воротник пальто, но в последний момент он оглянулся и посмотрел на меня. Он сделал вид, что отыскивает кого-то взглядом, и через секунду скрылся в самолете.

За ними в самолет сел Хойос, он поднялся по трапу не оборачиваясь. Следующей была Беатрис. Она подошла ко мне, приподнялась на цыпочки и быстро поцеловала меня в щеку.

– Спасибо, Дакс, – сказала она и поспешила вверх по трапу.

Я смотрел ей вслед. Внезапно я почувствовал себя лучше, во всяком случае, я знал, что, когда через несколько дней прилечу за ней следом в Нью-Йорк, у нас все наладится.

Дверца кабины захлопнулась, и через минуту Хиральдо запустил двигатели. Я прислушался к их работе, они гудели ровно и мягко. Хиральдо высунул голову из кабины и показал мне большой палец. Я помахал ему.

– Не забудь вернуться назад после посадки в Панаме! – крикнул я ему под шум двигателей.

Он кивнул, улыбнулся, закрыл стекло кабины и начал выруливать на взлетную полосу. Я видел, как самолет остановился в начале полосы в ожидании разрешения на взлет с диспетчерской вышки, потом разогнался и взмыл в небо. Я следил за ним до тех пор, пока его красные и зеленые огоньки не смешались со звездами. Я посмотрел на стоящих рядом людей.

Черту подо всем подвел Васкес.

– То, что мы наблюдаем сейчас, происходит впервые за пятьдесят, а то и за сто лет. В нашем президенте непонятным образом уживалось добро и зло. Да, таким он был человеком, и мы его не забудем. И за добро, которое он сделал, и за зло. Но вся трагедия заключается в том, что он легко мог уничтожить зло, но не сделал этого. И я молю Бога, чтобы нам больше никогда не встретился подобный ему.

Было начало пятого утра, а мы все сидели в моем кабинете. Уже многое было сделано: утвержден приказ о прекращении огня, подготовлено постановление о всеобщей амнистии. Оно должно было быть опубликовано завтра утром.

– Джентльмены, – сказал я. – Настало время нашему совету выбрать временного президента, который будет от своего имени управлять страной до проведения выборов. Как мы и договорились, я буду голосовать только в затруднительных положениях, а вообще голосовать будете вы вчетвером.

Поднялся Тулья.

– Я взял на себя смелость связаться с полевыми командирами, и все они согласились, что вы являетесь законным представителем власти и должны руководить страной до выборов.

– Благодарю за оказанную честь, джентльмены, но ответ мой будет таким же, как и вечером. Нет. Честь велика, но соблазн еще больше. Слишком долго в нашей стране практиковался такой классический захват власти, так пусть же теперь никто не посмеет сказать, что мы действуем в собственных интересах, а не в интересах нашей страны. На самом деле я здорово оторвался от нее, меня слишком долго не было здесь, и теперь я лишь приблизительно знаю о нуждах народа. На этом посту нужен человек, который знает и любит народ Кортегуа – весь народ, и крестьян и горожан. У вас есть достойные кандидатуры, выберете одну, и я почту за честь служить этому человеку.

Тулья оглядел присутствующих, потом снова посмотрел на меня.

– Предвидя ваш отказ, мы сделали свой выбор.

Васкес вскочил.

– Полковник Тулья, – резко сказал он, – вы забыли спросить мое мнение.

Все улыбнулись, и Тулья тоже.

– Прошу простить меня, сеньор президент.

Мы подошли к кабинету бывшего президента. Он больше не принадлежал ему, и я надеялся, что скоро мы привыкнем к этому. Я открыл дверь и отступил в сторону.

– Завтра утром этот кабинет будет ваш, сеньор президент. Васкес шагнул вперед. Он стоял некоторое время на пороге, оглядывая кабинет, потом повернулся ко мне.

– Завтра утром он будет моим, – спокойно сказал он, – но сейчас, сейчас он ваш. Без вас завтра вообще могло не наступить.

Он легонько подтолкнул меня вперед.

– Я приду сюда утром, – сказал Васкес, – а пока спокойной ночи, сеньор президент.

Один за другим все пожелали мне спокойной ночи и вышли в коридор. Проводив их взглядом, я повернулся к Котяре, который стоял, молча прислонившись к стене.

– Пошли?

– Нет, – сказал он, качая головой. – У меня нехорошее предчувствие.

– Да ну тебя со своими предчувствиями, – рассмеялся я и вошел в кабинет.

Подойдя к столу, я уселся в кресло. Это было особенное кресло, которое давало человеку ощущение силы и власти. Откинувшись на его спинку, я сунул руки в карманы. Нащупав револьвер президента, я вытащил его и бросил Котяре.

Он ловко поймал его.

– Где ты его взял?

– Президент пытался застрелить меня, но револьвер дал осечку.

На лицо Котяры легла тревожная тень.

– Дважды за сегодняшний день тебе удалось избежать смерти, в третий раз удача может изменить. Пошли отсюда.

Я рассмеялся.

– Уйду после того, как выпью чашку кофе. Тут сзади есть кухня, сделай кофе.

Котяра нерешительно посмотрел на меня.

– Мне не хотелось бы оставлять тебя одного.

– Что может случиться со мной за то время, пока ты готовишь кофе? Смотри, уже светло.

Котяра не двинулся с места.

Я поднялся, снял со стены повешенное туда президентом мачете и положил его перед собой на стол.

– А кроме того, у меня есть вот это, – сказал я.

Котяра покачал головой, молча повернулся и направился на кухню. До меня донесся стук посуды и шум льющейся воды. Я поднялся и медленно прошелся по кабинету. В нем еще витал дух президента, везде висели его портреты, медали, медальоны, стояли вазы, и на всех предметах было выгравировано его имя.

В кабинет начал проникать тусклый утренний свет, я подошел к окну и посмотрел на город. В районе порта уже начали гаснуть фонари, и вскоре на востоке над горами должны были сверкнуть первые лучи солнца. Открыв большие стеклянные двери, я вышел в сад подышать утренним воздухом.

Воздух был чистым и свежим, я подошел к ограде, глядя на горы в предвкушении первых лучей солнца. Позади меня раздался легкий шум, я хотел повернуться и почувствовал себя в железных объятиях. Кто-то сдавил сзади мою шею, чуть не свалив меня на землю. Затем хриплый голос прошептал мне в ухо:

– Молчи, иначе ты покойник!

Я снова попытался повернуться, но руки крепко держали меня, словно ребенка. Тот же голос снова прошептал:

– Где президент?

Железные тиски несколько ослабли, и я смог говорить.

– Его нет. Он изгнан из страны. Тиски снова сжались.

– Врешь!

Позади послышался другой голос.

– Не имеет значения. Этот тоже подойдет.

Я посмотрел на человека, который вышел из-за моей спины. Это была одна из самых отвратительных личностей, которые мне доводилось встречать. Рот его искривился в усмешке, обнажив почерневшие железные зубы. Правая рука была искалечена, со скрюченными пальцами, в другой руке он небрежно держал двухствольный обрез.

– Ты узнаешь меня? – спросил он.

Я покачал головой.

– А помнишь мальчика, отца которого ты уговорил спуститься с гор на верную смерть.

Он засмеялся, увидев, как расширились от удивления мои глаза.

– Да, я Кондор. Я не забыл твое лицо, как же ты мог забыть мое?

Я не ответил, я не мог ответить ему, даже если бы хотел. Руки второго человека так крепко сдавили мою шею, что я едва мог дышать.

– Отпусти его.

Руки разомкнулись и толкнули меня к стене. Я споткнулся и чуть не упал, но мне удалось повернуться и посмотреть на второго бандита. Он был постарше и поплотнее, за поясом у него торчали два револьвера.

– Ну как, ты чувствуешь себя в ловушке, в такой, в которую заманил моего отца? – спросил Кондор. Я промолчал.

– Клянусь, что в этот раз не вернусь в горы, не пролив крови хотя бы одного из убийц моего отца!

Продолжая молчать, я напрягся, чтобы предпринять попытку вырваться. Я стал прикидывать расстояние между нами, до бандита было как минимум футов восемь.

– Убийца! – внезапно вскричал Кондор. – Ты умрешь!

Я прыгнул на него, и в этот же момент заметил вспышку выстрела. Сначала я подумал, что он промахнулся, но когда я рухнул на землю перед ним, то понял, что он попал. Странно, что я не чувствовал боли, я всегда думал, что человеку больно в такие моменты.

Все происходило, как при замедленной съемке, и даже улыбка Кондора была какой-то медленной, когда он неторопливо поднимал обрез для второго выстрела. И вдруг произошла невероятная вещь: что-то сверкнуло в воздухе, и рука Кондора, державшая обрез, казалось, отлетела от плеча и медленно поплыла в воздухе. Я увидел, как рот Кондора открылся, и услышал, как он закричал, когда хлынула кровь. Снова что-то сверкнуло, и крик его оборвался.

Услышав выстрелы, я повернул голову и стал считать их. Три, четыре, пять, шесть. На лице Котяры было ужасное выражение, он твердым шагом двигался к Кондору, подняв в руках окровавленное мачете, напоминавшее топор лесоруба.

Второй бандит в ошеломлении пытался вытащить из-за пояса другой револьвер, но дрожащие пальцы не слушались его. Закричав, он повернулся и побежал. Но он успел сделать всего четыре шага, когда Котяра швырнул ему вслед мачете.

Мне показалось, что мачете раскроило его от затылка до спины, бандит рухнул лицом в кусты.

Я вытянул голову в направлении Котяры, он шел ко мне, но вдруг споткнулся и упал. Он лежал, вытянувшись на земле, всего в нескольких футах от меня.

– Котяра! – позвал я, но голос мой был очень слабым,

Сначала я подумал, что Котяра просто не слышит меня, но потом он поднял голову и посмотрел на меня. Из последних сил он медленно пополз ко мне, помогая себе локтями. Кровь текла у него изо рта и из раны на шее.

Я в изумлении смотрел на него. Котяра умирал. Я не мог поверить в это. Нет, только не Котяра, он не мог умереть, его нельзя было убить. «Котяра, прости меня», – хотел сказать я, но не смог произнести ни слова.

Теперь наши лица почти соприкасались, мы лежали вместе на земле, которая вращалась, и смотрели в глаза друг другу.

Я почувствовал, что меня охватил ледяной холод.

– Котяра, мне холодно, – прошептал я. Еще ребенком я не любил холод. Я любил солнце.

Но солнце, уже вставшее над горами, не согревало меня. Оно только до боли слепило глаза, мешая смотреть. Холод все сильнее охватывал меня.

– Котяра, я боюсь, – прошептал я и прищурился, чтобы видеть его лицо.

Котяра поднял голову, я никогда прежде не знал у него такого взгляда. В этом взгляде воплотилась вся любовь: любовь друга, любовь отца к сыну. Он протянул руку и дотронулся до моей, я крепко сжал его пальцы.

Голос Котяры был хриплым, но ласковым.

– Держись за мою руку, сынок, – сказал он, – и я благополучно проведу тебя через горы.

Постскриптум

Шофер ожидал его на выходе у вращающихся дверей таможни.

– Машина ждет на улице, – сказал шофер, принимая чемоданы. – Хорошо долетели, сэр? Джереми кивнул.

– Это был прекрасный полет.

Они сели в лимузин и на большой скорости направились в город. Было темно, и машин в этот поздний час на дороге было мало. Джереми не успел заметить, как машина проскочила мимо разноцветных огней Всемирной выставки, приближаясь к Трибороу-Бридж.

– Когда я услышал, что ваш рейс задерживается, я позвонил миссис Хэдли, – сказал шофер.

– Спасибо, Арти.

Они миновали мост, въехали на почти пустынную Ист-Ривер-Драйв, направились к центру, потом свернули на Шестьдесят третью улицу. Через несколько кварталов машина остановилась на стоянке к востоку от Сентрал Парк.

Она ждала его в дверях, наблюдая, как он пересекает улицу и подходит к дверям их серого особняка. Вот Джереми поднялся по ступенькам, закрыл за собой дверь и обнял ее. Некоторое время они так и стояли молча, обнявшись.

Она почувствовала, что его утомила эта поездка, и даже нечто большее: какую-то подавленность духа, несвойственную его натуре. Она ласково поцеловала его, взяла за руку и провела в гостиную.

– У прислуги сегодня выходной, – сказала она. – Я приготовила бутерброды и кофе, они на кухне.

– Очень хорошо, – сказал Джереми, – но на самом деле я не голоден.

Она заглянула ему в лицо.

– Ну как все прошло?

– Довольно ужасное зрелище. – Она увидела на его лице морщины, которых не замечала раньше. – Никогда не знал, что бывает что-нибудь подобное.

Она кивнула.

– Был там кто-нибудь еще? Джереми покачал головой.

– Нет, только я.

Она молча смотрела на него.

– Было бы не так ужасно, если бы присутствовал кто-нибудь еще, но я был один. А ведь его всегда окружало, так много людей...

– Не надо больше об этом, – быстро сказала она, прикладывая пальцы к его тубам. Тебе надо принять ванну и съесть что-нибудь. Сразу почувствуешь себя лучше.

Джереми поднялся наверх и прошел в ванную. Спустя некоторое время он отправился в комнату к детям. Сначала к девочкам, их комната была ближе.

Они спали, плотно закрыв глаза. Его золотые девочки. Он улыбнулся. Одной было три года, другой пять, и ничто не могло разбудить их, даже землетрясение.

С сыном все было иначе. Он спал чутко, и малейший звук будил его. Вот и сейчас, когда Джереми вошел к нему, мальчик зашевелился и сел в кровати.

– Папа? – позвал он голосом девятилетнего ребенка,

– Да, Дакс.

– А на каком самолете ты в этот раз прилетел?

– На «Боинге 707», – ответил Джереми, подходя к кровати сына. Он наклонился и поцеловал мальчика в лоб. – А теперь спи.

– Да, папа, – ответил мальчик, снова ложась. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, сынок, – ласково сказал Джереми, выходя из комнаты.

Когда он спустился вниз, она ждала его возле лестницы. Джереми молча прошел за ней на кухню, где на столе уже стояла тарелка с бутербродами, кофе и торт.

Он вдруг обнаружил, что проголодался, сел за стол и стал есть. Она села напротив, налила ему кофе. Джереми доел бутерброд и взял чашку с кофе.

– А я, оказывается, голодный, – сказал он. Она улыбнулась.

Джереми прихлебывал горячий кофе, на лице его вновь появилось мрачное выражение.

– Никто не пришел, – сказал он.

– Даже при лучших обстоятельствах пришло бы мало людей, – сказала она. – Десять лет слишком большой срок, чтобы помнить.

– Интересно, узнаем ли мы когда-нибудь, что произошло в те последние дни, – задумчиво произнес Джереми.

– Не узнаем, – ответила она. – Через несколько месяцев все были мертвы. За исключением Васкеса.

– Ты думаешь, это он убил их?

– Да. – В ее голосе звучала уверенность. – Он понимал, что после смерти Дакса их хунта распадется. Кто мог бы сплотить их? Так что Васкес поступил ничуть не лучше, чем президент.

– Ходят слухи о революции.

– Джереми, меня это не волнует. – В ее голосе появились нотки раздражения. – Я уже говорила тебе, что меня это не волнует. Я давно покинула эту страну, потому что она была больна и все в ней думали только о смерти и разрушении. Я вообще больше ничего не хочу о ней слышать.

– Ну хорошо, хорошо, – успокоил ее Джереми. – Но я помню, как я сидел на балконе и слушал его последнюю речь на заседании Генеральной Ассамблеи ООН. Помню, как он выглядел и что говорил. Как будто взывал к совести всего мира: «И пусть не найдется среди вас человека, который помогал бы кому-либо воевать против собственного брата».

Она молча смотрела на него.

Джереми сунул руку в карман и достал кольцо.

– Мне дали вот это, – сказал он, протягивая ей кольцо. – Оно бы осталось у них, если бы я не пожелал купить его.

Она взяла кольцо.

– Меня всегда интересовала эта надпись.

– Это университетское кольцо. Он учился в одной группе с Джимом в Гарварде. Мы подарили его ему, когда он уезжал, так и не закончив образования.

Она внимательно разглядывала кольцо.

– Беатрис, когда я был наверху в комнате сына, то подумал, что он очень похож на своего отца. Он должен знать правду.

– Он знает одного отца, и этого достаточно.

– Он будет очень гордиться своим отцом.

– Он очень гордится тобой, – ответила она.

– Дакс уже вырос, – настаивал Джереми. – Что если он сам об этом узнает?

– Я позабочусь, чтобы не узнал, – упрямо стояла на своем Беатрис.

– Поступив несправедливо по отношению к его отцу?

– Нет! – резко сказала она. – Его отец мертв, и справедливость уже не имеет для него никакого значения. – Она решительно поднялась, подошла к мусоропроводу и бросила туда кольцо. Джереми услышал, как оно звякнуло, пролетая вниз.

– Зачем ты сделала это? – спросил он, когда она вернулась к столу.

– Теперь он ушел, – жестко сказала она, – и ничего от него не осталось, кроме мечты, которая была у нас в молодости.

Джереми попытался что-то сказать, но заметил, что ее изумрудные глаза полны слез. Тогда он встал, обнял ее и крепко прижал к груди. Он чувствовал дрожь ее тела и соленый привкус слез на губах.

Она была не права, и он понимал, что она знает об этом.

Ведь оставался мальчик, который спал наверху.