Текст книги "Искатели приключений"

Автор книги: Гарольд Роббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 55 страниц)

16

У жандарма он уточнил, где находится вилла Дакса. Она располагалась в дальнем конце полуострова, неподалеку от Таити-Бич, на старой и узкой дороге, ехать по которой приходилось с величайшей осторожностью. Время от времени Джереми поглядывал на Марлен. Она, похоже задремала, глаза ее были приоткрыты. Вилла стояла почти у самой воды. С чувством облегчения он увидел, что за шторами мелькает свет. Слава Богу, он никого не разбудит.

Подходя к дому, он услышал негромкую беседу, донесшуюся через открытое окно. Он потянул за ручку старинного звонка. Звук его эхом откликнулся в ночи.

Из машины послышался голос Марлен.

– Где мы?

– Это дом моего друга, – отозвался он. Дверь распахнулась, из нее выглянул Котяра.

– Кто здесь?

– Это я, Котяра. – Джереми сделал шаг вперед, так чтобы на него упал свет. – Мистер Ксенос дома?

– Сеньор Хэдли, – узнал его Котяра, – входите. Изнутри донеслись взрывы хохота. Поколебавшись, Джереми встал так, чтобы Котяра смог видеть сидящую в машине женщину.

– Не попросите ли вы мистера Ксеноса выйти на минуту?

Котяра посмотрел на автомобиль, затем перевел взгляд на Джереми, понимающе кивнул.

– Можете быть спокойны, сеньор.

Он скрылся в доме и тут же появился вновь, уже вместе с Даксом. При виде своего старого знакомого Дакс тепло улыбнулся.

– Джереми, – он протянул руку, – почему не заходишь?

Джереми обменялся с ним рукопожатием.

– У меня кое-какие проблемы.

Только после этих слов Дакс заметил сидевшую в машине Марлен. В некотором недоумении поднял бровь, но, тем не менее, тут же скомандовал:

– Отгони машину за дом. Мы с Котярой будем ждать тебя там.

С легкой душой Джереми уселся за руль, завел двигатель.

– Куда мы? – с тревогой спросила Марлен.

– Просто объедем вокруг дома. – Он улыбнулся ей. – Не беспокойся, теперь все будет в полном порядке. Впервые за всю ночь он сам в это поверил.

Около пяти утра Джереми направил маленький красного цвета «МГ» с шоссе на дорожку, которая вела к воротам его виллы на мысе Антиб. С удовлетворением кивнул головой: Дакс знал, что делает.

– Возьми мою машину, – сказал он ему. – А твою я подгоню к полудню. Возможно, полиция ее уже разыскивает.

В доме не видно было ни огонька, видимо, все спали. Сколько времени, подумал Джереми, понадобится фон Куппену и. жандармам, чтобы явиться сюда? Может, он успеет немного поспать? Он чувствовал себя совсем обессилевшим. Поднявшись в спальню, он заснул, едва успев снять с себя верхнюю одежду.

Солнце давно уже било в окна, когда Томми разбудил его.

– Вставай.

Джереми, поворочавшись, сел в постели, начал тереть глаза.

– Который час?

– Скоро полдень, – ответил брат. – Играешь в сэра Галахарда?

– Что ты несешь? – Джереми, наконец, проснулся окончательно.

– Внизу сидит фон Куппен с парой жандармов. Утверждает, что этой ночью ты похитил его жену. Отец пока терпит, но может в любую минуту взорваться.

– Отец уже здесь?

– Примерно с полчаса. Они прибыли почти одновременно.

Он выбрался из постели и пошел в ванную. Встал под душ, открыл холодную воду. Ледяная вода обожгла его, он бешено замахал руками, пока не почувствовал, как по жилам толчками побежала кровь. Затем выключил воду.

– Будь добр, подай мне полотенце. Томми бросил ему полотенце.

– Ты как-то спокойно ко всему этому относишься.

– А что ты хочешь, чтобы я делал? – спросил Джереми, энергично растираясь.

– Не знаю. Но я бы все-таки чуть-чуть поволновался, если бы положил руку на чужую жену.

– А может, это был вовсе не я. Том посмотрел на брата.

– Хорошо, что ты сказал «может». В таком случае, я не теряю надежды.

Вскочивший на ноги фон Куппен едва дал ему войти в комнату.

– Что вы сделали с моей женой? Джереми смерил его ледяным взглядом.

– Не понимаю, о чем вы говорите. Отец не спускал с него глаз.

– Мистер Куппен утверждает, что ты увез его жену этой ночью из гостиницы, где они остановились. На взгляд отца Джереми ответил своим.

– Он видел меня вместе с ней?

Фон Куппен в раздражении повернулся к жандармам.

– Мне не нужно было его видеть. Ночной портье видел, как она садилась в «кадиллак» с откидывающимся верхом. Машина принадлежала ему – в округе таких немного.

– Он видел, что я садился в машину?

– Какое это имеет значение? Он узнал мою жену. Этого достаточно.

Джереми улыбнулся.

– Не совсем. Видите ли, дело в том, что этой ночью я не сидел за рулем «кадиллака».

Глаза присутствующих устремились на него. Джереми обратился к полицейскому.

– Давайте выйдем. Я могу это доказать. К нему вплотную подошел отец.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – прошептал он. Джереми скосил на него глаза. В их семье честность была не просто словом.

– Я и сам на это надеюсь.

Отец не ответил, но Джереми заметил, как поджались его губы. Не много радости будет старику, если именно сейчас в его доме разразится скандал. Тем более, что Джим вот-вот должен шагнуть в большую политику.

Джереми указал на маленький красный «МГ».

– В эту ночь я был за рулем этой машины.

– Дешевые фокусы! – Фон Куппен водил глазами по стоянке, но кроме «ситроена» других машин на ней не было. – Где «кадиллак»?

Холодно посмотрев на него, Джереми не удостоил его ответом.

В разговор вступил полицейский.

– Где ваш «кадиллак», мсье? Джереми пожал плечами.

– Не знаю.

– Не знаете, мсье? Вы? – жандарм был настроен скептически.

– Именно так. Прошлым вечером у казино я встретил старого друга, он сказал, что хотел бы попробовать мой «кадиллак», вот мы и махнулись на вечер машинами.

– Махнулись? – полицейский выглядел озадаченным.

– Поменялись. Последнее, что я видел, так это то, что он вырулил на Бульвар дэ Англэ.

– Какое это было время, мсье? Джереми вновь пожал плечами.

– Точно не помню. Пол-одиннадцатого, может, одиннадцать вечера.

– Вы, должно быть, очень хорошо знаете этого человека, если поменяли свой автомобиль на такую кроху.

– Естественно, с незнакомцами машинами не меняются.

– Он лжет! – со злобой завопил фон Куппен. – Неужели не видно, что он просто тянет время? Голос Джереми зазвенел от презрения.

– Вы больны, по-видимому. Вам никто еще не советовал обратиться к психиатру?

Фон Куппен вспыхнул и сделал угрожающий шаг вперед. Между ними вырос жандарм.

– Не будете ли вы настолько любезны, чтобы указать нам имя джентльмена, которому вы передали свою машину?

Через плечо полицейского Джереми увидел, как на подъездную дорожку свернул «кадиллак».

– С удовольствием, – как ни в чем не бывало сказал он. – Собственно говоря, вот он и сам, собственной персоной. Мсье Ксенос. Может, вам доводилось слышать о нем?

– Нам знакомо это имя, – сухо ответил полицейский, поворачиваясь к остановившемуся «кадиллаку».

– Как он тебе понравился, Дакс? – спросил, подходя, Джереми.

– Отличная машина. Правда, несколько великовата для здешних дорог, а жаль.

Фон Куппен уже не мог себя сдерживать.

– Они сговорились, – орал он, – разве не ясно, что они оба по уши в этом деле!

Дакс обернулся, чтобы посмотреть на него.

– Кто этот человек?

– Его зовут фон Куппен, – ответил Джереми. – Он уверен, что...

– Фон Куппен? – перебил его Дакс. – Это сэкономит мне кучу сил и времени. Я собирался разыскивать его после того, как верну тебе машину.

Дакс вылез из-за руля и направился к немцу.

– У меня к вам записка от вашей жены.

– Видите?! – У Куплена, похоже, начиналась истерика. – Я же говорил, здесь явный заговор!

– Заговор? – Дакс был изумлен. – Какой заговор?

– Фон Куппен убежден, что я этой ночью выкрал из гостиницы его жену. Дакс расхохотался.

– Прошу меня извинить, – обратился он к Джереми, – вот уж не думал, что ты окажешься вовлеченным в мои э-э-э... проблемы.

С этими словами он повернулся к жандармам и быстро заговорил с ними по-французски.

– Миссис фон Куппен не была похищена. Она уехала со мной по ее собственному желанию. Она сказала мне, что между ней и мужем все кончено, что с нее хватит, что она хочет покинуть его. Я заехал за ней после ее телефонного звонка.

– Он лжет! – фон Куппен не владел собой. Дакс вытащил из кармана конверт.

– Прежде чем бросаться обвинениями, за которые вас могут привлечь к суду, ознакомьтесь с письмом вашей жены.

Фон Куппен трясущимися руками вскрыл конверт. С того места где он стоял, Джереми показалось, что внутри лежат фотографии и листок почтовой бумаги.

Лицо фон Куппена стало белым.

– Я ничего не понимаю! Я требую встречи с ней! Мы должны поговорить!

– Она не хочет вас видеть, – ответил Дакс. – Она просит, чтобы вы вернули ее паспорт.

– Но мне нужно встретиться с ней. Она, в конце концов, моя жена. Вы не посмеете помешать нашей встрече. Дакс был холоднее льда.

– Посмею и сделаю это. Она находится на моей вилле. А я, к вашему сведению, являюсь послом по особым поручениям Республики Кортегуа, нахожусь во Франции со специальной дипломатической миссией. Место моего проживания обладает дипломатической неприкосновенностью. – Он повернулся к жандармам. – Верно, мсье?

Полицейский кивнул.

– Это вопрос дипломатический, – с чисто французской легкостью, обрадовавшись, что выбрался из сложной ситуации, проговорил жандарм. – Это вне моей юрисдикции.

Дакс вновь повернулся к фон Куппену.

– В дополнение к письму, копиями которого я располагаю, у меня есть и копия заявления вашей супруги, заверенная у нотариуса. А также справка от врача, констатирующая ее физическое состояние. Надеюсь, вы добровольно вернете мне ее паспорт, не вынуждая меня предъявлять все эти документы суду. Или мне следует добиться через суд запрета на ваш физический контакт с нею?

Фон Куплен уставился на Дакса, затем повернул голову к Джереми.

– Что вы с ней сделали? У нас не было никаких проблем до тех пор, пока вы не встали на нашем пути, – с горечью сказал он.

– По-видимому, вы действительно ненормальны, если верите своим словам, – ответил Джереми и обратился к отцу:

– Пойдем в дом, папа. Я проголодался.

В полном молчании они прошли в дом, оставив во дворе фон Куппена и полицейских. Через несколько минут они услышали, как от виллы отъехала машина. Когда звук ее стих, отец поднял глаза на Джереми.

– Это ты забрал ее из отеля, не так ли?

– Так.

– С чего вдруг ты полез заниматься этими глупостями?

Джереми повернулся к Даксу.

– Там были фотографии, да?

Дакс кивнул и вытащил из кармана еще один конверт. Джереми взял его и передал отцу, даже не взглянув. Хэдли-старший вскрыл конверт, достал несколько снимков.

– Боже мой!

– И это еще не все, отец. Когда я приехал в гостиницу, то увидел, что она прикована наручником к кровати. Я же сказал, что этот сукин сын тронулся, и это на самом деле так.

Отец переводил взгляд с сына на его друга. Затем произнес:

– Нам повезло, что Дакс был рядом и помог из всего этого выпутаться. Даже и думать не хочу, что могло бы произойти, если бы не он.

– Неужели ты считаешь, что я об этом не подумал? Неужели ты верить в то, что я был способен поставить под удар Джима в то самое время, когда он будет баллотироваться в Конгресс?

– Джим баллотироваться? – Отец в недоумении уставился на Джереми. – Я-то был уверен, что к этому времени ты поймешь...

– Пойму что?

– Поймешь, почему я велел тебе отказываться от всех предложений о работе. В Конгресс будет баллотироваться вовсе не Джим. Это будешь ты!

17

Роберт был погружен в чтение газеты, когда Дениз вошла в их маленькую квартирку с почти пустой хозяйственной сумкой в руке. На пороге она остановилась.

– Ты сегодня рано.

Он не оторвал глаз от газеты. Губы его шевелились, пока он с трудом переводил слово за словом с иврита на французский. Предложение наконец закончилось, он поднял голову.

– Делать в конторе было совершенно нечего, и после обеда меня просто отпустили.

Дениз закрыла входную дверь и прошла на кухню, но тут же вернулась в комнату.

– Принесли свежую «Франс суар». Я положила ее на столик рядом с твоей кроватью.

– Спасибо. – Он начал подниматься, однако спохватился, что движения его слишком уж торопливы, слишком уж выдают желание поскорее снова схватить газету. – А как твои дела?

Дениз пожала плечами.

– Как обычно. Я уверена, что мясник понимает по-французски, но делает вид, что нет. Он заставил меня изъясняться на иврите. И, когда в лавке все вволю насмеялись над моим произношением, сказал, что сегодня мяса вообще нет.

– Но ведь новые талоны действительны.

– Я так ему и сказала. А он ответил, что это я знаю и он знает, а вот баранам не сказали.

– И что ты купила?

– Картофеля и кусок жирной баранины.

– Опять ходила на черный рынок?

– А ты опять хочешь есть пустую картошку? Роберт промолчал, а когда заговорил, в голосе его звучала неподдельная горечь:

– Может, арабам и не нравится наше присутствие здесь, но богатеют они на нас исправно.

– Наше присутствие здесь не нравится не только арабам.

– После того, как сюда пришли англичане, все должно измениться.

– Я слышу это уже на протяжении нескольких месяцев. – Дениз устало убрала с лица прядь волос. – И потом я говорила вовсе не об англичанах.

Он молча взглянул на нее, повернулся и скрылся в спальне, но тут же вышел оттуда с газетой в руках.

– Ты видела снимок на первой странице? Здесь пишут о Даксе.

– Нет, – она подошла, – а что пишут? Он пробежал глазами абзац, и лицо его расплылось в улыбке.

– Дакс все тот же. Он будто бы похитил из отеля в Ницце жену какого-то богатого немца. Когда немец потребовал, чтобы жену ему вернули, Дакс ответил, что не в состоянии этого сделать, поскольку вилла, где она находится, обладает дипломатической неприкосновенностью.

– А имя жены не упоминается? Роберт качнул головой.

Дениз повернулась к раковине, набрала в кастрюлю воды. Взяв маленькую щетку, начала чистить картофель.

– Почему бы тебе не срезать кожицу?

– В ней много витаминов. К тому же картофелин всего пять, и они маленькие. Это все, что я смогла достать.

– О. – Он вновь уткнулся в газету.

Пока Дениз занималась стряпней, они не разговаривали. Дениз разрезала картофелины на четыре части, затем мелко покрошила баранину, положила все в кастрюлю, добавила туда зелени. Достала из шкафчика луковку, тоже опустила в кастрюлю. Постояла в задумчивости и вновь открыла шкафчик – последняя остававшаяся в нем луковица последовала за первой. Бросив в кастрюлю по щепотке соли и перца, она накрыла ее крышкой. Гурман вряд ли восхитился бы такой похлебкой, но это все же лучше, чем ничего.

– Целых две страницы они отвели моде, – заметил Роберт не поднимая головы. – Хочешь взглянуть?

– С удовольствием.

Дениз подошла, взяла из его руки несколько страниц, уселась на стуле напротив и раскрыла первую. В самом верху страницы крупным шрифтом было набрано: ПЕРВАЯ ДЕМОНСТРАЦИЯ СЕЗОНА. Шанель, Бальмэн, Диор, князь Сергей Никович.

Ниже шли снимки новых туалетов. Она жадно вглядывалась в позы манекенщиц, которые смотрели вызывающе с газетного листа.

Дениз прикрыла глаза. Париж. Осенний показ мод.

Это было как наваждение. Неважно кто ты: герцогиня или жена мясника, – в это время все говорят только о модах. Номера «Л'Оффисиаль» переходят из рук в руки с охами и ахами по поводу какой-нибудь мелочи вроде отделочного шва, и у каждой женщины найдется свое собственное мнение относительно того, будет это смотреться или нет. И не имеет значения, что ты покупаешь себе новое платье раз в десять лет, – право на свое мнение ты имеешь. Соседи выслушают его с таким видом, будто ты входишь в десятку самых шикарных женщин мира.

В это время года Париж бурлил. Со всего света в него съезжались покупатели и покупательницы: из Северной и Южной Америки, Германии, Англии, Италии, даже Дальнего Востока. В ресторанах, театрах, клубах – всюду толпы людей.

Сколько же времени прошло с тех пор, когда она в последний раз была окружена веселой, хохочущей толпой? Израильтяне лишены чувства юмора. Мрачные они какие-то. Нет, она их не винит. Весь мир мрачен, создать в нем новое государство – дело нелегкое. Смеяться тут не над чем. Во всяком случае, им самим. А когда они все-таки смеются, смех их кажется странным и пустым, как будто их кто-то принуждает издавать эти звуки.

Дениз перевернула страницу, и с листа на нее вдруг взглянуло знакомое лицо. Дениз узнала ее сразу: они вместе работали у мадам Бланшетт. Она всегда говорила, что станет манекенщицей. Так и вышло.

Когда-то Дениз и сама подумывала об этом. Это было, когда она впервые приехала в Париж. Но известные салоны ей отказывали: бюст, говорили, слишком велик, ткань плохо спадает. Она тогда села на жесточайшую диету, так что щеки ввалились, под глазами появились круги, но и это не помогло. Для «высокой моды» у нее была слишком большая грудь. В конце концов она нашла себе место в ателье, где шили нижнее белье. Платили немного, она ежедневно должна была участвовать в трех показах, два днем и один вечером.

Тогда Дениз была наивной девушкой. Хотя покупателями были исключительно мужчины, она не видела ничего необычного в том, чтобы расхаживать перед ними в одном лифчике и трусиках. Безразличным взглядом смотрела она в потолок, снимая бюстгальтер, показывая, каков он изнутри, и снова надевая и застегивая его, демонстрируя, как с ним нужно обращаться. А когда рука покупателя намеренно долго задерживалась на ее груди, она считала это просто издержками профессии.

Однажды, после того, как она проработала в ателье почти неделю, в раздевалку вошел хозяин. Сидя на стульчике перед зеркалом, Дениз подняла на него глаза. Показ только что завершился, и бюстгальтер лежал на столике рядом. Она даже не попыталась прикрыться. В конце концов, он ведь босс, да и к тому же видел ее и других девушек столько раз, что, наверное, и сам со счета сбился.

– Завтра вы получите ваши первые деньги. Она с удовлетворением кивнула.

– Прошла уже неделя?

– Да, одна неделя.

Что-то необычное слышалось ей в его голосе.

– Вам нравится, как я работаю?

– Пока ничего. Однако уже пора уделять побольше внимания и другой части вашей работы.

– Другой части работы? – Дениз была озадачена.

– Да. Сегодня вечером у нас будет важный клиент. Он хочет, чтобы вы пошли вместе с ним. Дениз повторила как попугай:

– Пошла с ним?

– Вы знаете, что я хочу сказать, – голос хозяина стал вдруг хриплым и так же неожиданно смягчился. – И ведь это не задаром. Вы получите сто франков плюс пять процентов комиссионных от суммы его заказа.

Дениз уставилась на хозяина. Она не была шокирована. Или, хуже того, оскорблена. Будучи настоящей француженкой и реалисткой – нисколько. В занятиях любовью сна не видела ничего необычного. Но до сих пор она сама всегда выбирала, с кем ей пойти. Удивление она испытала лишь потому, что при найме ей никто ни словом не обмолвился об этой «другой части».

– А если я не захочу?

– Тогда вряд ли есть смысл приходить завтра на работу. Я не могу позволить себе держать работницу, которая не желает выполнять свою часть общего дела.

Несколько мгновений Дениз просидела в полной неподвижности, затем подобрала собственный лифчик, лежавший на стуле.

– Нет, благодарю вас. Если дела тут обстоят таким образом, уж лучше я пойду в кокотки. Да и заработаю я там больше.

– В таком случае вам придется носить с собой разрешение от полиции, а вы должны знать, что это значит. Никто и никогда не даст вам впредь сколько-нибудь приличной работы. Подобные детали биографии проверяются в первую очередь.

Дениз ничего не ответила. Просто взяла с того же стула юбочку и влезла в нее.

– Вы поступаете очень неразумно. Надевая блузку, она улыбнулась:

– Вы хотите сказать, что я поступила очень неразумно.

После этого дня вопрос трудоустройства больше не беспокоил Дениз. В ее распоряжении был проницательный ум и ловкое, подвижное тело. Ей не потребовалось много времени, чтобы установить хорошие отношения с мадам Бланшетт. Получилось так, что к ней ее рекомендовал инспектор полиции. Перед тем, как отправить Дениз в тюрьму, он велел разыскать его, когда ее выпустят. Она так и сделала.

– Ты еще совсем молоденькая, хорошенькая девчонка, – с отеческой добротой обратился он к ней. – Я найду тебе приличный дом. Такой девушке, как ты, опасно шляться по ночам. Никогда не знаешь, кто попадется.

К действительности ее вернул запах подгорающего мяса. Она с испугом вскочила. На стуле напротив спал Роберт, так и не выпустив газеты из пальцев. Она бросилась к кастрюле на плите, схватила ее, обжигая пальцы, и тут же уронила в раковину. Крышка соскочила, кастрюля опрокинулась. В ужасе Дениз смотрела на вывалившуюся из нее еду. Это уже было чересчур.

– А! Дерьмо! – тут силы оставили ее, она безнадежно расплакалась.

– В чем дело? – Роберт стоял сзади. – Ты сожгла нага ужин! – Он не констатировал факт, он обвинял.

Она подняла на него глаза, из которых градом катились слезы, и бросилась в спальню.

– Да! – сквозь слезы крикнула она. – Я сожгла этот чертов ужин!

С размаху хлопнув дверью, она бросилась на постель, задыхаясь от слез. Дверь раскрылась, вошел Роберт, без звука сел рядом, наклонился, мягко положил руку на плечо.

Дениз бросилась ему в объятия, уткнулась лицом в грудь.

– Роберт, давай вернемся домой!

Он сидел и молчал, только руки его все крепче прижимали ее к себе.

– Неужели ты не видишь? Ведь эта земля – не моя, люди здесь – не такие, как я. Я – француженка, Роберт, я здесь чужая!

Он не отвечал.

Она вырвалась из его рук.

– И ты тоже здесь чужой! Ведь ты не беженец, тебя никто не вынуждал сюда ехать! Ты такой же француз, как я. Они нас сюда не звали, они даже против того, чтобы мы жили с ними рядом. Здесь мы только занимаем место, которое другим нужно гораздо больше, чем нам с тобой. Мы поедаем их пищу.

– Ты устала, – мягко сказал он. – Отдохнешь, и те5е станет лучше.

– Не хочу! Все, что я сказала, – правда, и ты знаешь об этом. Если бы ты им был действительно нужен, тебе бы нашли работу поважнее, чем сидеть каким-то клерком в конторе и переводить. Знаешь, что им нужно куда больше, чем мы с тобой? Деньги. Деньги, чтобы строить на них, чтобы покупать на них еду и одежду. Ты бы мог принести Израилю гораздо больше пользы, работая у отца в банке, а не здесь.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

– Я не могу вернуться.

– Почему? – требовательно спросила она. Он промолчал. – Потому что твой отец реалист и знает, что для того, чтобы выжить в этом мире, приходится делать то, что не очень-то хочется?

– Дело не в этом.

– Из-за меня? – Она не отвела взгляда. – Из-за того, что я не вписываюсь в твой мир?

Опять молчание.

– Об этом тебе можно не беспокоиться. Возвращайся домой, где тебя ждут. Мы разведемся. Тебе не придется стыдиться меня. – На глазах ее вновь появились слезы. – Прошу тебя, Роберт, я больше так не могу. Я хочу домой.

Она заплакала, снова спрятав лицо у него на груди. Сквозь всхлипы ухо ее уловило странный грудной голос, ласково произнесший:

– Я люблю тебя, Дениз. Не плачь, мы едем домой.