Текст книги "Исцеляющая любовь"

Автор книги: Эрик Сигал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 41 страниц)

Сет направился к машине, и тут к нему обратился невысокий смуглолицый мужчина:

– Доктор Лазарус?

Он говорил с легким латиноамериканским акцентом.

– Да, это я.

Я – Гектор Кампос. Мой брат Франсиско, – они его тут Фрэнком зовут, – лежит в этом госпитале.

– Думаю, он не мой пациент, – неуверенно ответил Сет.

– Он лежит на другом этаже. Но я вас специально тут жду, хочу попросить, чтобы вы взялись его вести.

– Мне очень жаль, – ответил Сет, – но я здесь только по совместительству. Уверен, что за вашим братом хорошо ухаживают.

– Доктор, пожалуйста! – взмолился Гектор. – Ради всего святого, прочтите хотя бы его карту!

Он расстегнул рубашку, вынул из-за пазухи конверт и пихнул его Сету.

– Мистер Кампос, а почему вы считаете, что это должен прочесть именно я?

Подняв глаза, Сет обнаружил, что парня уже и след простыл. Его охватил ужас.

Сет старался читать карту без эмоций. На сей раз он не даст себя разжалобить!

Но здесь, в истории болезни Фрэнка, оказалась и запись о том, как брат пытался избавить его от страданий. Было очевидно, что парнишка просто обезумел от горя.

В этот момент в кабинет вошла Джуди и села на диван. Она уже собиралась спать и была в халате.

– Сет, я пришла, – объявила она. – И не уйду, пока ты мне все не расскажешь. Я знаю, что ты держишь в руках, и не собираюсь тебя спрашивать, что ты намерен делать. Но если мы решили, что с этим покончено, а ты опять за свое, тогда как же мы остановимся?

– Никакие не «мы», – стоически возразил Сет. – Вся ответственность лежит на мне.

– Сет, прости меня, но я твоя жена и делю с тобой не только кров, но и всю вину.

– Чувство вины, – поправил он.

– Давай, по крайней мере, все обсудим.

Он вкратце обрисовал ей страшные увечья капитана Кампоса.

– О господи! – застонала Джуди – Зачем ему не дали умереть на поле боя? – Потом с горькой иронией добавила: – Должно быть, это ухудшило бы статистику потерь. А теперь бедный парень лежит и тикает, как часы, которые не показывают времени.

– Я хочу это сделать, – тихо объявил Сет. – Ради них обоих. Руки у меня уже и так в крови, так что хуже не станет.

– Но, Сет, в ветеранском госпитале это намного опаснее. Ты там бываешь всего один день в неделю. Если у кого-то возникнут подозрения, они легко смогут установить, что его смерть наступила в твое дежурство.

– Я все обдумал, – сказал он. – Я придумаю какой-нибудь предлог, чтобы мне вернуться после ужина. По вечерам там никого не бывает. Это не то, что в нашей клинике, где посетители непрерывно шастают туда-сюда. Это дом, населенный привидениями, которых никто не хочет видеть.

– Сет, нет! Ты… ты не в своем уме! Ты не можешь…

– Хочешь сказать, я свихнулся? – перебил он, повышая голос, что было для него совершенно нехарактерно. – Конечно. Я и не спорю. Я убиваю людей, начиная с собственного брата Говарда… Начиная с…

– Ты это делал из милосердия! – возразила Джуди.

– «Милосердие»… – угрюмо пробурчал он. – Интересно, будет ли Господь милосерден ко мне после всего, что я натворил.

Они замолчали. И молчали так минут пятнадцать. Потом Джуди заметила, что Сет откинулся на спинку кресла и задремал. Она погасила свет и, не желая оставлять его одного, свернулась калачиком на диване.

Решение лежало на поверхности. Джуди он просто ничего не скажет. Он найдет какой-нибудь предлог, чтобы приехать в госпиталь в неурочный день, и она ничего не узнает. Но сначала надо будет самому навестить несчастного капитана Кампоса.

По окончании традиционного обхода больных в ветеранском госпитале он попрощался с коллегами, а затем; вместо того чтобы спуститься на лифте вниз, пешком поднялся на пятый этаж. Отыскать раненого морского пехотинца оказалось нелегко. В этом отделении все были страшно изувечены и полностью выключены из жизни общества, поскольку это общество не желало, чтобы ему напоминали об ужасах Вьетнама.

Даже в патологоанатомическом отделении ему не приходилось видеть таких ужасных повреждений, таких изуродованных конечностей и лиц – таких омерзительных пародий на человеческое тело.

Наконец он его отыскал. На карточке, прикрепленной к спинке кровати, Сет прочел: «Кампос, Франсиско Р., капитан, Корпус морской пехоты США».

Если верить официальному бюллетеню, Фрэнк еще мог что-то слышать и немного говорить. И Сет окликнул:

– Капитан Кампос?

– У-у… – простонал забинтованный страдалец.

– Фрэнк, вы понимаете, что я вам говорю?

В ответ прозвучал стон, который следовало расценить как утверждение.

– Сэр, у вас сильные боли?

На сей раз ответом стали три стона подряд.

– Капитан, вам когда-нибудь хочется, чтобы все это прекратилось? Чтобы каким-то образом ваши страдания кончились и вы заснули вечным сном?

Снова стон. Его можно было истолковать только как мольбу.

– Я понял, сэр, – ласково сказал Сет. – Я скоро вернусь.

Выходя, он услышал со стороны койки звук, выражающий великое облегчение. Как если бы изувеченный герой говорил: «Слава богу!»

Разговаривая с Фрэнком, Сет заметил у него на тумбочке нехитрые свидетельства родственной привязанности – распятие и букетик цветов. От Гектора.

Единственное, чего он не заметил, был микрофон, установленный агентом Салливаном.

Из всех препаратов он выбрал морфий, названный так в честь бога сновидений. И действующий так, что никаких подозрений не возникало.

Тактика Сета была хитроумна и проста. Он вернется сразу после ужина, пока в коридорах еще будет слышаться звон тарелок и подносов, часа за два до вечернего сестринского обхода.

Сет поставил машину на стоянку, надел белый халат и с полным шприцем в кармане поднялся на пятый этаж. Никем не замеченный, он прошел в палату капитана Кампоса. Тот, как ему показалось, мирно спал. И, к радости Сета, безмятежно.

Может, ему удастся сделать это прямо сейчас и Фрэнку уже никогда не придется просыпаться от боли. В конце концов, он уже с ним поговорил, заручился, так сказать, его согласием.

«Иди и сделай это, Сет! – сказал он себе. – Задерни занавеску у его кровати, сделай укол и ступай домой».

Но у него был свой порядок. Свой моральный кодекс.

– Капитан Кампос, вы меня слышите? – начал он. – Это доктор Лазарус. Я пришел избавить вас от страданий. Помочь вам уснуть навеки. Если вы согласны, я сделаю вам небольшой укольчик, и все прекратится.

Сет подождал ответа. Его не последовало. Сет придвинулся ближе. Больной не дышал. Господи, он уже умер! Сет окаменел.

Неожиданно шторки, закрывавшие койку капитана Кампоса, раздвинулись, и Сета обступили несколько крепких мужчин, все в одинаковых темно-серых костюмах.

Один показал свое удостоверение и представился:

– Салливан, ФБР. Вы арестованы по обвинению в убийстве этого офицера.

50

«ФБР изобличает Доктора Смерть».

Броские заголовки спровоцировали массовую истерию, которая вихрем закружила Сета Лазаруса. Циники журналисты играли на мысли, подспудно посещающей любого: «Моя жизнь в руках моего врача. Стоит ему по какой-либо причине меня невзлюбить, и он безнаказанно меня умертвит».

Известие о том, что злобный доктор Лазарус воплотил самые ужасные людские фантазии, сделало Сета объектом всеобщего негодования. А еще – боязни, ненависти и презрения.

Но более всего – любопытства.

Для Джуди каждое новое утро превращалось в кошмар. Невозможно было отправить детей в школу, чтобы не натолкнуться на прячущихся по кустам фоторепортеров. У нее было такое чувство, будто весь мир только и говорил о ее муже – отце ее детей – и о том, что он сделал.

В глазах возмущенного большинства Сет был чудовищем. Отныне любая госпитализация стала восприниматься как угроза попасть в лапы к такому вот доктору Лазарусу. Джуди одолевали звонками с угрозами.

Для других Сет был бесстрашным, мужественным человеком. Но они не находили в себе смелости заявить о своей позиции вслух.

Это дело обсуждалось по всей Америке. Мужья спрашивали жен: «Если бы я мучился от невыносимой боли, ты бы нашла мне такого врача, чтобы он меня усыпил?»

Другие задавались вопросом, сколько еще таких врачей, несущих смерть, залегло на дно. И скольких несчастных помимо капитана Кампоса умертвил этот доктор из Чикаго?

На редакции газет обрушилась лавина писем. Вопрос стоял так: «Право на жизнь против права на смерть».

А некоторые ходили в церковь и молились за спасение Сета.

Это были те, чьих близких Сет избавил от нечеловеческих страданий. Но единственное, что сейчас они могли для него сделать, была молитва. Ибо встать на публичную защиту Сета означало лишь усугубить улики против него как убийцы.

А кое-кто боялся и за свою шкуру. Что, если доктор Лазарус станет в отместку называть фамилии? И они превратятся в соучастников?

Генеральный прокурор штата Уолтерс день ото дня набирал вес. И всегда находил возможность уделить журналистам несколько минут своего драгоценного времени.

Не отличался излишней скромностью и агент Салливан. Будучи помощником агента по особым поручениям, иными словами, достаточно высокопоставленным должностным лицом в ФБР, но уже не задействованными секретных операциях лично, он тоже мог позировать перед фотокамерами и раздавать интервью. И Салливан явил недюжинную фантазию. Однако у него всякий раз хватало осторожности сопровождать свои заявления оборотами типа «предположительно» и «как утверждается». Или еще того хуже – коварно улыбнуться и заявить: «На данный момент я не могу это комментировать», что, по сути, означало утвердительный ответ на вопрос корреспондента без какой-либо ответственности за свои слова.

Все это происходило за стенами тюрьмы, где теперь находился обвиняемый. Ибо, предъявляя обвинение, прокурор был настолько убедителен, что судья отклонил прошение об освобождении Сета под залог.

С момента своего ареста Сет пребывал в состоянии паники, и развитие ситуации лишь усугубляло ее.

Во-первых, агенты ФБР, казалось, находили нездоровое удовольствие в том, чтобы терзать «Доктора Смерть» безобидными на первый взгляд приемчиками – больно потянуть за наручники, чуть сильнее, чем нужно, толкнуть в спину, сажая в машину, и прочее в том же духе.

Но самой страшной была не физическая боль, а унижение. Полицейские и фэбээровцы упражнялись в насмешках типа: «Кто будет вашим адвокатом на суде – Джек Потрошитель?»

На самом деле никакого адвоката у него не было. Был симпатичный парень Марри, с которым он учился в старших классах. Когда-то он помогал ему в заполнении налоговой декларации, а еще подал от его имени иск на парня, помявшего ему машину. Но Марри ясно понимал, что это дело ему не по плечу.

– Сет, не переживай, – успокаивал он. – Я найду тебе прекрасного адвоката. Позвоню даже друзьям в Нью-Йорк, пусть подыщут тебе лучшего судебного защитника…

Сет часами сидел в камере, не двигаясь с места и не зная, что теперь делать. Он с утра начинал ждать, когда придет Джуди. Джуди была его спасательным кругом. Гарантией от помешательства.

– Я отвезла детей в Индианаполис, к Наоми, – докладывала Джуди. – Она говорит, чтобы мы не волновались, – она продержит их столько, сколько будет нужно. Говорила я тебе, у меня золотая сестра!

Сет помотал головой.

– Господи, – невнятно сказал он, – что я здесь делаю? За что меня собираются судить? Неужели у всех этих людей нет ни капли сострадания?

«Нет, – подумала Джуди, – способность к состраданию Господь роздал людям очень неравномерно. У тебя его слишком много, у других – слишком мало».

– Так что там с адвокатом? – поинтересовался он.

– Марри изо всех сил хлопочет. Все твердит, что нам нужен такой юрист, кто мог бы на суде противостоять самому генеральному прокурору – этот Уолтерс очень ловкий, а к тому же полон политических амбиций. Марри говорит, нам нужен кто-то вроде Перри Мейсона или Марка Зильберта.

– Зильберта? Того, что вытаскивает самые безнадежные дела? А разве мое дело безнадежное? Да и вообще, он нам не по карману.

– Мне все равно, Сет. Продам дом. Лишь бы тебе помочь.

– Джуди, пожалуйста, – застонал он, обхватив голову руками, – пожалуйста, вытащи меня отсюда!

Она обняла его. Он всегда был худой, а сейчас показался ей каким-то особенно беззащитным. Она решила отправиться в контору к Зильберту и не выходить оттуда, пока знаменитый адвокат не согласится ее принять.

Но осаждать Зильберта не пришлось.

Едва секретарша в приемной сообщила мистеру Зильберту, кто без предварительного согласования добивается с ним встречи, как тот приказал, чтобы Джуди немедленно проводили к нему в кабинет.

Впервые за неделю, прошедшую с момента ареста Сета, Джуди почувствовала, что у нее есть хотя бы один друг в этом жестоком, озлобленном мире.

Провожая ее по коридору, секретарша на ушко предупредила:

– Пожалуйста, не пугайтесь голоса мистера Зильберта: он только что перенес операцию.

– Какую операцию? – поинтересовалась Джуди.

– По науке называется ларингэктомия. Это…

– Я знаю, – ответила бывшая медсестра. – Ему удалили голосовые связки.

Секретарша кивнула.

– Он очень мужественно это переносит. К нему каждый день приходит логопед и учит пользоваться специальным электронным устройством, вживленным в гортань, чтоб он опять мог говорить. Пока голос у него еще… как бы это сказать? – какой-то механический, что ли… Но вы привыкнете.

«Я-то привыкну, – подумала Джуди. – А присяжные?»

Несмотря на предупреждение, при первом звуке скрипучего голоса седовласого адвоката Джуди невольно испытала шок.

– Здравствуйте, миссис Лазарус, – проскрежетал тот с помощью своего аппарата. – Пожалуйста, присаживайтесь.

Поражал не только металлический звук из небольшого громкоговорителя – было такое впечатление, что сам голос доносится из глубины бездонного колодца.

– Надеюсь, моя секретарша успела вам объяснить, почему я больше не выступаю в Метрополитен-опере, – пошутил он. Было видно, что каждое слово дается ему с трудом. – Но я не собираюсь произносить длинных речей в суде, пока не освоюсь с этой штукой. Однако у меня в конторе достаточно дельных ребят, которые справятся с этим делом. Я рад, что вы пришли ко мне. Насколько я могу судить по газетам, есть определенные группы, заинтересованные в том, чтобы устроить из суда над вашим мужем показательный процесс. А это ставит его в крайне опасное положение.

Джуди подумала: «Он берет дело! И что с того, что он не может говорить? Мозги-то у него остались!» Тут она поняла, что не задала еще одного, не менее важного, вопроса.

– Мистер Зильберт, Сет хорошо зарабатывает, но богатыми людьми нас не назовешь…

Адвокат остановил ее взмахом руки и проскрежетал:

– Миссис Лазарус, пускай сумма гонорара вас не беспокоит. Наша фирма больше радеет о соблюдении законности, нежели о деньгах. К тому же у нас есть платежеспособные клиенты, что отчасти компенсирует нам расходы, понесенные в сражениях за торжество морали. К примеру, мы только что выиграли крупное дело против компании «Игл фармасютикалз», которая не сочла нужным предостеречь потребителя, что прием препарата саранак от тошноты во время беременности может привести к уродству плода.

– Да-да, я об этом читала, – заметила Джуди. – Вы блестяще провели дело!

– Кстати, наш юрист, который вел это дело, по-моему, идеально подходит и для вашего случая. Блистательный адвокат! Закончил юридический за два года! И кроме того, выступал в роли свидетеля-эксперта на ряде процессов о врачебных ошибках. Естественно, всю подготовительную работу мы проведем вместе. Но давайте я его сюда приглашу, чтобы вам не рассказывать одно и то же дважды.

Он нажал кнопку селектора и сказал:

– Не попросите доктора к нам присоединиться?

Джуди смутилась.

– Вы сказали – доктора?

Зильберт кивнул:

– Да, он доктор и одновременно юрист. Не могу передать, как он был великолепен на перекрестном допросе свидетелей «Игл» – он их смутил, как школьников, которым впервые дали в руки химреактивы. По сути дела, стоило ему начать крушить оппонентов, как «Игл» задрала лапки кверху и предложила отступного. И какие суммы!

Тут в кабинет вошел Беннет Ландсманн.

– Добрый день, – поздоровался он с Джуди и протянул руку. – Я рад, что вы обратились к нам. Во-первых, потому, что считаю это дело грязной политической игрой, а во-вторых, потому, что учился с вашим мужем на медицинском.

– Бен, а ты отдаешь себе отчет, – полушутя вставил Зильберт, – что этот факт может быть обращен против тебя?

Беннет улыбнулся:

– Марк, всякий раз, как я вылезаю со своей черной физиономией перед присяжными, я понимаю, что перевес не на моей стороне. Но обычно мне это не мешает вытащить дело.

Повернувшись к Джуди, он спросил:

– Миссис Лазарус, вы не могли бы нам рассказать, как дело было? С самого начала?

Рассказ Джуди привел Беннета в негодование. Тем не менее он несколько успокоил ее, объяснив, что во многих случаях такие «убийцы из милосердия» освобождались от ответственности, если удавалось довести до сознания присяжных, что они действовали в особых обстоятельствах. Как правило, таким обстоятельством признавалась единодушная просьба близких больного положить конец его страданиям. Однако то, что Уолтерс явно вознамерился обратить этот процесс на пользу своей политической карьере, осложняло дело.

Первой задачей Беннет поставил себе добиться освобождения Сета до суда под залог.

К великому облегчению супругов Лазарус, ему это удалось. Сет был отпущен под залог в сто тысяч долларов, который внесла адвокатская контора.

Бен посоветовал Сету с Джуди ради собственной безопасности и спокойствия пожить пока в какой-нибудь неприметной гостинице на отшибе.

Они охотно согласились.

– И откормите его как следует, – посоветовал он жене Сета. – Судя по всему, тюремная пища ему пришлась не по нутру.

Еще не вполне оправившийся от душевной травмы, вызванной заточением, Сет с чувством пожал Бену руку.

– Никогда этого не забуду, Бен. Мы ведь с тобой в университете были едва знакомы, а ты вот теперь подставляешь ради меня свою шею.

– Ничего подобного! – возразил тот. – Я это делаю не только ради тебя, а ради всех пациентов, которым ты помог. Честное слово, я бы тоже мог порассказать о случаях, когда хирург на моих глазах обнаруживает у больного неоперабельный рак и просит анестезиолога дать ему чуть больше наркоза, чтобы он «заснул покрепче». Только никто при этом не спрашивал согласия этих несчастных.

– Из этих врачей никто не выступит на суде свидетелем? – с надеждой спросил Сет.

– Даже не думай, – сказал Беннет. – Они же добровольно не полезут в петлю! До таких пределов их способность к состраданию не простирается.

На самом деле в этом-то и состояла главная проблема: найти врача, а лучшее трех-четырех, придерживающихся той точки зрения, что Сет не нарушал врачебной этики, поскольку первейшая обязанность медика состоит в избавлении больного от страданий.

Суд был назначен на первый понедельник ноября. Беннет чувствовал, что до последнего дня будет бегать по знакомым докторам в поисках смельчаков, готовых выступить в защиту Сета.

Но и к середине лета ни одного такого свидетеля найти не удалось. Хирурги, знакомые по Бостону и Нью-Хейвену, либо отрицали, что когда-либо совершали что-то похожее, либо просто отказывались выступать в суде, ссылаясь на неписаное правило, запрещающее врачам высказываться о действиях своих коллег.

«Черт побери! – с досадой думал Беннет. – Так дело пойдет, придется самому речь говорить».

Времени оставалось все меньше, и Марк Зильберт подал ходатайство об отсрочке слушаний.

Генеральный прокурор штата Уолтерс тоже счел ноябрь неудачным временем для процесса. Потому что это означало, что суд пройдет после выборов, а следовательно, никакого политического эффекта, на который он так рассчитывал, уже не даст. И он, в свою очередь, тоже попросил судью о переносе разбирательства. Но на более ранний срок.

Это, конечно, было делом неслыханным. И в высшей степени несправедливым по отношению к обвиняемому. Но Эдмунд Уолтерс не зря двадцать лет служил своей партии. У него имелись нужные связи. И сейчас он все их пустил в ход.

Суд передвинули на начало сентября.

Беннет был вне себя. Зильберт метал громы и молнии. Оба подали протест. И все напрасно. Суд стремительно приближался, и хотя боеприпасы у них были, оружия явно не хватало. Точнее – не было вовсе.

В середине августа Беннет как-то позвонил Барни и излил ему все свое негодование. В тот вечер он вознамерился оставаться на работе до тех пор, пока не обзвонит всех врачей на Западном и Восточном побережье.

– Послушай, какой позор! – поддержал его Барни, – Поверить не могу, что столько врачей озабочены лишь собственным благополучием в тот момент, когда на карту поставлена судьба человека. Больше того – их коллеги!

– Знаешь, Барн, – устало поведал Беннет, – если бы я мог назвать тебе имена всех выдающихся медиков нашей страны, которые уже отказались свидетельствовать на стороне защиты, то ты бы мог написать книгу под названием «Кто есть кто в американской медицине». Убедительно бы получилось!

– А у обвинения есть тяжелая артиллерия?

– Смеешься? – воскликнул Беннет. – У них там целый батальон рвется в бой, чтобы заклеймить эвтаназию. Медицина внезапно заболела ханжеством. Ты ни за что не угадаешь, кто их самый высокопоставленный свидетель. Ты сейчас упадешь. Декан Кортни Холмс!

– Холмс? Ты шутишь? С чего бы ему вылезать свидетелем против собственного студента?

– Ну, надо отдать ему должное: насколько я знаю, его вызвали повесткой. Так что есть маленький шанс, что он не станет топить Сета.

– А я могу чем-то помочь? – спросил Барни.

Беннет поразмыслил и сказал:

– Вообще-то, Барн, одну услугу ты бы мог оказать. У брата покойного, Гектора, кое-какие проблемы с психикой. Ты бы не мог его посмотреть и дать официальное заключение о том, в состоянии он выступать свидетелем или нет?

– Конечно, Бен, что за вопрос. Но зачем тебе в качестве свидетеля психически неуравновешенный человек?

– Послушай, Барн, ты что, не улавливаешь? Ни один человек в здравом рассудке не станет свидетельствовать на этом суде.

– Ландсманн, это не смешно.

– Уверяю тебя, Барни, я не смеюсь. Как скоро ты мог бы вылететь?

– Следующие выходные тебя устроят?

– Отлично. Я приглашу его к тебе на беседу, а тебя встречу в аэропорту. Возьми с собой Лору, устроим небольшую встречу однокашников. И вот еще: спасибо тебе, что не прячешь голову в песок.

– Да ты что, Бен? Это у Сета голова на плахе.

Он повесил трубку и повернулся к Лоре.

– Как насчет выходных в Городе ветров?

– Здорово! Но я не смогу поехать.

– Да ладно тебе, детка! Разве у нас с тобой не эксклюзивный уговор проводить выходные вместе?

– Барн, я не могу лететь.

– Это еще что за новости? Фобия развилась?

– Да, новости. Только не фобия, а беременность.