355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Невейкина » Наследница (СИ) » Текст книги (страница 53)
Наследница (СИ)
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 16:48

Текст книги "Наследница (СИ)"


Автор книги: Елена Невейкина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 54 страниц)

В Данциге они пробыли два дня. За это время им не удалось найти решительно никаких сведений о матери и дочери Вольских. О них никто не слышал, их никто не видел. Складывалось такое впечатление, что они просто исчезли. Из дома они ушли гораздо раньше остальных, этому нашлись свидетели. Люди видели, как пани и панна Вольские садились в лёгкую коляску, но, ни откуда взялась эта коляска, ни куда они на ней направились, не мог сказать никто. Те из их знакомых, которые нашли приют в Данциге, их здесь не встречали, а, следовательно, в город они так и не пришли. Ален, желая как-то поддержать Юзефа, предположил, что им вовсе не обязательно было уходить именно в Данциг.

– А куда? – спросил Юзеф. – Ален, здесь вокруг больше нет мест, где бы они могли рассчитывать укрыться от военных действий. Если бы речь шла о мужчинах, можно было бы надеяться, что они могли уйти в лес и переждать там. Но женщины?.. Я себе этого представить не могу.

На третий день решили двигаться дальше. Перед тем, как продолжить путь в Речицу, заехали все вместе взглянуть на дом Юзефа. Тем более что теперь это было им по пути. От красивого когда-то сада не осталось ничего. Один угол дома обвалился, но остальное здание устояло. Дверь была открыта, и они вошли внутрь.

– Добро пожаловать ко мне домой, – криво улыбаясь, произнёс Юзеф.

Элен зябко повела плечами. Ею владело двойственное чувство. Ей и хотелось хоть одним глазком взглянуть, где жил её муж, и одновременно она испытывала неловкость, как будто застала хозяев врасплох в неубранном помещении. И ещё она ощущала ту боль, которую причиняет Юзефу запустение и разорение, царящие здесь. Они остановились посреди просторной комнаты с поломанной мебелью и осколками стёкол под ногами.

– Это гостиная, – хрипло пояснил Юзеф. – Здесь мама всегда принимала всех, кто приходил к нам. Мы с сестрой называли её маминой комнатой. А вот там, – он указал на дверь справа, – её спальня. Наши с Каролиной спальни наверху, а маме в последнее время стало трудно ходить по лестнице, поэтому она велела сделать себе комнату здесь…

Юзеф растерянно оглядывался вокруг. Элен подошла к нему, взяла за руку, заглянула в лицо. Он слегка улыбнулся и обнял её.

– Ты видишь – это мои владения, – грустно пошутил он. – Теперь они и твои…

Ален всё это время стоял у двери, так и не пройдя внутрь… Этот дом, совсем не похожий на тот, в котором росли они с Элен, вдруг напомнил ему развалины, на которые он часто смотрел издалека, скрываясь в лесу. Он понимал Юзефа, знал, что он сейчас чувствует. Он подошёл, положил руку на плечо. Говорить ничего было не нужно, слова не смогли бы передать того чувства душевной близости, которая сейчас возникла между всеми тремя.

* * *

Дальнейшая дорога тянулась медленно и тоскливо. Разговаривали мало, погружённые в свои мысли. Никаких инцидентов больше не было, если не считать того, что однажды их попытались ограбить. Это случилось в тот момент, когда мужчины отдыхали в возке, а верховые лошади, привязанные, бежали сзади. Но человек, распахнувший дверцу экипажа, замер, увидев направленные на него сразу четыре пистолета и разглядев двух молодых сильных мужчин, державших их. После этого дверца закрылась, причём почтительно и тихо, а вслед за этим они услышали, как несколько человек ломятся напрямик сквозь придорожные кусты. И всё стихло. Больше их никто не беспокоил до самой Речицы.

Когда экипаж, наконец, въехал в ворота города, Элен не могла усидеть на месте. Она порывалась выйти, чтобы ехать верхом, но муж и брат удержали её.

– Если тебе этого непременно хочется, – сказал Ален, – давай остановимся где-нибудь, где ты сможешь переодеться. В этом платье тебе в седло не сесть. Это немного задержит нас, но мы подождём. Правда, Юзеф? – подмигнув, спросил он.

– Конечно, – ответил Юзеф, – мы подождём столько, сколько будет нужно. Если ты не торопишься, – и он улыбнулся жене.

Элен покрутила головой и вздохнула. Ну, они же знают, что она сгорает от нетерпения оказаться дома, и не станет задерживаться.

Ворота им открыл старый привратник, который, узнав Штефана на облучке, чуть не расплакался, и тут же послал сказать, что вернулась панна Элена. Так что, когда она сошла на землю у крыльца, ей навстречу уже выбегали все, кто был в доме. Она улыбалась, отвечая на приветствия, радость от того, что она, наконец, вернулась сюда, захлёстывала её тёплой волной. И тут она увидела дядю Яноша. Он, хромая, спускался по ступеням и протягивал к ней левую руку, чтобы поскорее обнять возвратившуюся воспитанницу. Правый его рукав был пуст и подколот к камзолу.

– Дядя… – прошептала Элен, а он уже целовал её, прижав к себе. Она тоже обняла его. Потом отстранилась.

– Дядя Янош, как это случилось?

– Это? – кивнул он на правый рукав. – Об этом поговорим после. Долгая история. Сейчас важно только то, что ты вернулась.

– Но…

– Элен, – Янош мягко взял её руку и вдруг увидел кольцо. – Так ты теперь больше не Кречетова? – с улыбкой спросил он и посмотрел туда, где немного в стороне стояли двое молодых мужчин. Потом снова взглянул на воспитанницу. – И как теперь тебя величают?

– Пани Вольская, – улыбнулась немного смущённо она.

– Значит, прислушалась к моим словам, – засмеялся Янош. – Ну, хоть раз ты сделала то, на что я надеялся. А я уж было подумал, что тот молодой человек рядом с паном Юзефом прибыл сюда не в качестве гостя, а в качестве нового родственника. Представь же нас, наконец, друг другу.

– Дядя Янош, этот человек действительно ваш новый родственник! – и отвечая на его вопросительный взгляд, Элен продолжила: – Посмотрите внимательней. Неужели он никого вам не напоминает?

Янош всматривался в лицо мужчины, потом перевёл взгляд на Элен, стоявшую с сияющими глазами и выжидательной улыбкой, и скорее угадал, чем узнал:

– Ален?

– Да! Дядя Янош, мы встретились! Мы нашли друг друга!

Ален подошёл к Яношу, ещё секунда – и они обнялись. В глазах пана стояли слёзы.

– Теперь я стал самым счастливым человеком во всём Польском Королевстве! Видно, Бог простил какие-то мои грехи и позволил мне иметь не только дочь, – он посмотрел на Элен, – но и сына. Вы позволите называть вас сыном, пан Ален?

– С радостью, – ответил тот. – У меня до сих пор был только один отец, которого я любил, оплакивая. Теперь есть ещё один, которого я буду любить и уважать не меньше.

Наблюдая за этой сценой, многие слуги смахивали невольные слёзы, а Юзеф, отступивший в сторону, вдруг почувствовал себя чужим. Только что он испытывал облегчение от окончания их долгого пути; только что, захваченный радостью Элен, забыл о собственной печали. И вот теперь, глядя на счастливых людей, нашедших друг друга, дождавшихся встречи, он с новой силой ощутил себя непоправимо одиноким.

В этот момент Янош, коротко взглянув в сторону ворот, обратился к Элен:

– Дорогая моя… дочь, тебе тоже предстоит знакомство. И тоже с новыми родными. Это нехорошо, не быть знакомой со своей свекровью и золовкой, – он хитро улыбался в усы, совсем как когда-то при разговоре с маленькой Элен. На Юзефа он даже не взглянул.

Элен не сразу поняла, что имеет в виду дядя, а поняв, испугалась за Юзефа, за то, что он сейчас начнёт рассказывать… но додумать она не успела. На дворе раздалось: «Юзеф!» и какая-то девушка с визгом бросилась на шею её мужу. Всё случилось так неожиданно и быстро, что Элен не успела почувствовать ничего, кроме удивления. А Юзеф и вовсе растерялся. Оторвав от себя плачущую и смеющуюся одновременно девушку, он прошептал:

– Каролина, – потом увидел подходящую к нему всё ещё стройную, несмотря на годы, женщину. – Мама…

Все вокруг улыбались, а Юзеф выглядел таким растерянным и одновременно счастливым, что напоминал в эти минуты мальчишку, который, дождавшись, наконец, обещанного подарка, обнаружил, что подарок гораздо лучше, чем он мог рассчитывать.

Когда прошло первое потрясение от встречи, и все немного успокоились, Юзеф представил Элен своей матери и сестре. Пани тепло улыбалась невестке.

– Надеюсь, ваше долгое путешествие прошло успешно? Пан Янош говорил нам, что в России у вас были неотложные дела. Вы смогли их решить?

– Да, пани, полностью, – ответила Элен, коротко посмотрев на дядю.

– Что ж ты меня называешь пани? Ты – жена моего сына, и я была бы счастлива, если ты называла бы меня, как и он, мамой. Разумеется, я не претендую на то, чтобы занять в твоей душе место родной матери, но очень хочу, чтобы мы стали ближе.

– Благодарю вас…мама, – с некоторым усилием выговорила Элен. И вдруг улыбнулась, произнеся вслух это слово. Пани поняла её без объяснений и протянула руки. Две женщины обнялись, почувствовав взаимную симпатию. На это тут же откликнулась Каролина:

– А я? – спросила она, оторвавшись от Юзефа, с которым стояла, обнявшись. – Выходит, что мы будем сёстрами?

– А ты против? – спросили одновременно мать и сын.

– Нет! Конечно, нет! А…вы, пани, не будете возражать? – спросила она у Элен, немного робея. Они были почти ровесницами, но Каролина выглядела гораздо младше. И не по внешности, а по какой-то почти детской манере общения, непосредственности.

– Конечно, не буду – ответила Элен. – Но только с условием: мы не будем говорить друг другу «вы». Хорошо?

– Хорошо, – радостно кивнула Каролина.

– Погодите, – с притворным ужасом сказал Юзеф, – это что же получается? Если вы с Каролиной сёстры, то выходит, что я женат на собственной сестре?!

– Пусть это тебя не беспокоит, – посреди общего смеха серьёзно ответила ему мать. – Никто ещё не запрещал жениться на названных сёстрах.

– Мама, позвольте теперь представить вам моего брата, Алена, – сказала Элен.

– Брата? – приподняла брови пани и обратилась к Алену: – Значит, весть о вашей гибели была ложной?

– Да, пани Вольская. Хотя я только чудом остался жив.

– Зато теперь справедливость восторжествовала, и Ален – теперь граф Кречетов, – пояснила Элен.

– Поздравляю вас, граф, – слегка наклонила голову пани. Потом с мелькнувшей на губах улыбкой сказала: – И что же? Теперь у меня есть не только две дочери, но и два сына? Ведь если вы, граф, родной брат моей невестки и названной дочери, значит – мой названный сын!

– Я почту это за честь, пани.

– Как много вдруг обнаружилось родственных связей! – прокомментировал происходящее пан Янош и все вновь засмеялись.

Через пару часов все собрались за столом. Обед был подан обычный, но ощущение праздника было у всех. Элен была счастлива. Она чувствовала себя так спокойно, как давно уже не чувствовала. Всё было привычным, виденным много раз. Как будто она никуда не уезжала. Вспомнив те обеды, которые проходили здесь раньше, Элен спросила:

– А где пани Мария? И Гжесь с паном Войтеком? Они в отъезде? И когда вернуться?

За столом наступила тишина. Только Юзеф с Аленом продолжали что-то живо обсуждать, но и они быстро смолкли, почувствовав изменившееся настроение. Пан Янош кашлянул, глядя в стол, и ответил:

– Пани Мария уехала к себе в родной город, ведь её услуги больше не были никому нужны. Да и разошлись мы с ней… в политических убеждениях. А пан Войтек и Гжесь… – он поднял глаза на Элен, и она увидела в них такую боль, что сердце упало. – Они больше не вернуться, Элен. Они погибли в один день, ещё в самом начале войны. Я расскажу всё подробно, но…после. Только скажу, что если бы не отец и сын Морозевичи, меня не было бы сейчас с вами. Но давайте за этим столом сегодня не будем думать о грустном. Мне так хотелось дождаться хоть чего-то радостного, увидеть хотя бы немного чего-то светлого! И вот вы с Юзефом вернулись. Да ещё и Ален нашёлся!

Обед продолжился, но разговор больше не клеился. Возникающие темы как-то быстро исчерпывали себя, не находя поддержки большинства. Элен сидела подавленная, не зная, что говорить. Каролина с несчастным видом переводила взгляд с одного человека на другого, притихнув и спрятав руки под стол. Обстановку разрядил Ален, спросивший:

– Пан Янош, я так и не понял, как оказались здесь, у вас пани Вольская с дочерью? Мы были в вашем доме, пани, – обратился он к матери Юзефа, – потом искали вас в Данциге, думая, что вы пытались найти укрытие в городе, но не нашли даже ваших следов. Удовлетворите же, если это возможно, наше любопытство.

– О, это целая история, – вместо Яноша ответила пани Вольская. – Но её действительно лучше расскажет пан Янош. Это ведь была его инициатива, ему, как говориться, и карты в руки.

Каролина тут же оживилась, Янош улыбнулся.

– Никакой тайны здесь нет. По договору с паном Юзефом я передавал деньги за его службу семье. Для надёжности их отвозил слуга и передавал из рук в руки. Когда он в очередной раз вернулся домой, то сказал, что там, под Данцигом, неспокойно. Недалеко расположились русские войска, ожидается прибытие подкрепления. Он говорил о разрушенных домах, хотя дом пани Вольской и стоял пока нетронутым. Люди поговаривали о том, что пора уходить под защиту крепостных стен. Зная, что в Данциге находится король Станислав, я понимал, что русские не оставят город в покое, и не мог допустить, чтобы с семьёй пана Юзефа что-то случилось в то время, когда он обеспечивал безопасность моей воспитанницы. Он заботился о ней – я должен был позаботиться о них. Быстро была отправлена лёгкая коляска, которая и привезла пани Вольскую с дочерью сюда. Поездка вряд ли могла считаться для них комфортной, но зато мы успели вовремя. С ними прибыла служанка, которая тоже не захотела оставаться.

– Да, она решила ехать с нами, в то время как другой слуга предпочёл остаться. Я была рада её решению, – включилась в разговор пани. – Она и в дороге смогла помочь, и на новом месте пригодилась бы. Ведь мы не знали, что нас ждёт, и совсем не рассчитывали почувствовать себя… дома, – она улыбнулась, взглянув на Яноша.

– А я сидел тут один, как сыч, даже поговорить было не с кем, – продолжил он. – И был очень рад, что пани Ядвига и панна Каролина согласились скрасить моё одиночество.

– Теперь мы уже скоро вернёмся к себе под Данциг. Война закончена, а дом, как вы сказали, уцелел. Так что больше мы стеснять вас не будем, ведь у вас теперь большая семья, пан Янош.

Янош возразил, что дом большой, и места хватит всем, а Ален тут же пояснил, что здесь он всего лишь гость и вскоре должен вернуться в Россию. Элен присоединилась к этим уверениям, но сама думала о другом. При словах пани Ядвиги о возвращении домой, Каролина явно расстроилась. Это было вполне понятно: молодой девушке понравилось жить в Речице. Но Элен заметила и ещё кое-что. Лицо дяди Яноша тоже выражало искреннее сожаление и что-то ещё, она не разобрала, что именно. Выражение мелькнуло и исчезло, можно было подумать, что ей показалось. Интересно, что же это было? Но обдумать это сразу ей не удалось.

* * *

Вечером они вчетвером – пан Янош, Ален, Юзеф и она – собрались в кабинете Яноша. Он исполнил обещание и начал говорить о том, как погибли пан Войтек и Гжесь. На столике в кабинете стояло вино, каждый держал в руках полный бокал, но никто не пил.

– Это было в самом начале войны, сразу после того, как недовольные избранием на польский трон Станислава Лещинского отошли за Вислу. В преддверии Сейма страна бурлила, буквально расколовшись надвое. Одни хотели видеть на престоле Лещинского, другие – Августа Третьего. Бывало, что в одной и той же семье существовали различные мнения на этот счёт. Стало понятно, что единогласия от Сейма ожидать не приходится. Мы с паном Войтеком обсуждали возможное развитие событий в случае, если Сейму не удастся избрать нового короля, и по всему выходило, что войны не избежать. У нас с ним было много единомышленников из числа шляхты, как и мы, поддерживающих кандидатуру короля Станислава. Постепенно родилась идея создать отряд, который будет готов по первому зову выступить на защиту интересов Лещинского. Отряд состоял из трёх частей, во главе каждой стоял избранный командир. Одну из этих частей возглавлял я. Недовольных избранием Станислава поддерживала Россия, её армия. Русские отряды стали появляться недалеко от Вислы, действуя вместе с недовольными. Мы решили, что пришла пора начать решительные действия. Наш отряд выступил. Вскоре мы приняли наш первый и последний бой.

– Погодите, пан Янош, – перебил его Юзеф, – почему же об этом бое никто не упоминал? Я интересовался, спрашивал у всех, кого мог найти. Но никто не сказал, что…

– Правильно, – прервав его, кивнул Янош, – об этом бое никто не говорил. Там не было крупного сражения, да и боя-то никакого в результате не получилось. А что такое гибель нескольких десятков людей на фоне остальных событий? – он горько усмехнулся. – Но половина этих людей были моими. Это были представители старинных шляхетских родов. Я сам набирал их, я вёл их, они доверяли мне… Мы случайно нарвались на крупные силы русской армии. Сначала мы этого не поняли, основная масса русских была в лесу, мы видели только передовой отряд. Нам казалось, что мы с лёгкостью обратим их в бегство, поскольку численный перевес явно был на нашей стороне. Я со своими людьми возглавил атаку. Казалось, всё складывается удачно. А когда мы увидели волну, катившуюся на нас из леса, было уже поздно. Нас стали окружать, охватывая с двух сторон. Я пытался собрать своих людей, организовать отступление. Напрасно. Многие не выдержали, побежали. Это их спасло. Те, кто побежали первыми, успели выскочить из смыкающихся клещей. Чуть замешкавшимся повезло меньше – им пришлось прорываться. И прорываться поодиночке. Каждый сам за себя. Но всё же и из них многие ушли. Мы были слишком далеко и даже если бы подчинились общему движению, всё равно не успели бы вырваться. Кольцо сомкнулось.

К этому времени пана Войтека уже не было в живых, его убили в самом начале атаки русских. Я видел, как он упал. Гжесь тоже видел. Они с самого начала были рядом со мной. Гжесь видел смерть отца, но не подошёл к нему, не отступил от меня ни на шаг, не дрогнул, хотя момент был страшный: мы приняли удар докатившейся волны. А потом я потерял ощущение реальности. Мне казалось, что это не я стою и стреляю, колю шпагой… Когда я в очередной раз взмахнул рукой, удара не получилось. Моего противника успел сразить Гжесь. Я удивился, почему сам не смог этого сделать, взглянул – а руки нет. Потом я увидел её. Она лежала тут же, а пальцы (мои пальцы!) всё ещё сжимали эфес… Так странно было это видеть… В этом было что-то нереальное, невероятное. И боли почему-то не было. А в следующий миг я увидел небо и облака. А потом закрыл глаза. А когда их вновь открыл, вокруг было темно, а я ощущал какое-то движение. С трудом я сообразил, что меня куда-то тащат. Я то проваливался в темноту, то вновь приходил в себя. Потом, в очередной раз вынырнув из небытия, увидел лицо Гжеся. Это он волок меня на себе. Мы были в каком-то овраге. Кроме нас с Гжесем там было ещё много раненых. Пользуясь безлунной ночью, все они пробрались сюда, чтобы укрыться. Вокруг было тихо. Никто не стрелял, никто не искал нас, не преследовал. Я чувствовал слабость, сильно хотелось пить, но в остальном всё было на удивление неплохо. Даже обрубок руки, который Гжесь перетянул своим поясом, болел не сильно. Гжесь оказался в числе тех счастливчиков, которые ушли с того страшного поля без единой царапины.

Приближалось утро. Нужно было думать, что делать дальше. Решили, что те, кто может ходить, пойдут за помощью. Если не смогут вернуться, так может, хоть сами останутся живы. Гжесь идти с ними отказался наотрез, остался со мной. Рядом по дну оврага протекал ручей, и Гжесь поил всех, кто сам не мог спуститься к воде, пытался помочь по мере сил.

А потом послышались голоса. Мы обрадовались. Ведь говорили по-польски! Может, нас и не заметили бы, но мы подумали, что это подоспела помощь, и сами позвали проходивших людей. Но это была не помощь… Пришедшие стали добивать раненых. И это были поляки! Они всё повторяли, что убьют всех сторонников Лещинского… Потом, спустя время, выяснилось, что это были просто бандиты, которые решили легко поживиться. Оставлять свидетелей? Конечно, нет! Вот они и постарались… И опять меня спас Гжесь. Я лежал далеко от того места, откуда вышли бандиты. Гжесь, как только увидел, что происходит, схватил тело умершего недавно человека и навалил на меня. Я хотел столкнуть его, но человек и при жизни был грузным, а после смерти стал ещё тяжелее. К тому же потеря крови меня здорово обессилила. Мне с трудом удавалось дышать под его весом, не то, что столкнуть его. Гжесь сражался до конца, и даже смертельно раненый сумел упасть так, что прикрыл меня ещё и своим телом. В это время чья-то пуля повредила мне колено. От боли я опять потерял сознание.

Нашли меня те, кто отправился за помощью. Они привели её, и некоторые вернулись за своими друзьями и родными. А нашли только их тела. Решив похоронить всех там же, вырыли могилу и стали сносить к ней тела. Меня тоже посчитали мёртвым, но к счастью, кто-то заметил, что я дышу. Вот так и получилось, что я – один из всех, кто был в том овраге, остался жив. Вот так погибли отец и сын Морозевичи.

Элен, слушая, закрыла глаза. Из-под ресниц медленно одна за другой катились слёзы. Юзеф впервые видел, чтобы его жена, всегда такая сильная, плакала. Он обнял её за плечи. Янош посмотрел на воспитанницу:

– Я должен сказать ещё кое-что лично тебе, Элен. Сначала я решил, что скажу это после, чтобы ты успела успокоиться, но… пусть всё будет сказано сейчас. Элен, прежде чем мы выступили в поход, Гжесь сказал мне, что хочет, чтобы я знал… Он сказал, что любит тебя, и что если бы не твой внезапный побег, он просил бы твоей руки.

– Я знаю, – не открывая глаз, ответила Элен. – Он сказал мне. Успел.

– Когда же?

– В ту ночь, когда я… когда мы уехали, – Элен вытерла глаза, но смотрела прямо перед собой, как будто вновь видела ту сцену. – Он поджидал меня в передней. И сказал. Я просила его позаботиться о тебе, дядя. А он… он сказал, что сделает всё возможное… и невозможное, – она провела рукой по лбу, склонив голову.

– Только не вздумай винить себя в его гибели, – тихо сказал Юзеф.

– Но…

– Неужели ты думаешь, что он поступил бы иначе, если бы ты ни о чём его не просила? Он не оставил бы пана Яноша. Мне жаль, что мы с ним так и не стали друзьями. Видит Бог, в этом нет моей вины. Если бы можно было что-то исправить!

– Нет, Юзеф, – покачал головой молчавший до сих пор Ален, – вряд ли что-нибудь получилось бы. Я не знал пана Гжеся, но когда между двумя мужчинами стоит одна женщина, дружба между ними вряд ли возможна.

– Пусть так… И всё равно я хочу сказать, – Юзеф встал, – я горжусь, что был знаком с паном Гжегошем. Его нет среди нас, но умер он так, как хотел бы умереть любой мужчина, когда придёт его час – с оружием в руке, выполняя свой долг. За пана Гжегоша Морозевича! – и он поднял бокал.

– За пана Гжегоша! – в один голос повторили Ален и пан Янош.

– За тебя, Гжесь, – шепнула Элен.

Весь следующий день Элен ходила, как во сне. Воспоминания причиняли боль. А уйти от них было невозможно: здесь всё, и дома, и в саду, напоминало о Гжесе. Юзеф, чувствуя её состояние, решил не оставлять её одну ни на минуту. С ней был то он сам, то брат, то дядя, иногда – Каролина. В какой-то момент Элен стала вспоминать вслух. Теперь ей нужен был слушатель. И муж, и брат были благодарными слушателями. Кроме того, что они понимали, как необходимо ей высказаться, их просто живо интересовала та жизнь, которой жила когда-то Элен, и о которой они почти ничего не знали. Даже пан Янош впервые услышал о некоторых неизвестных ему ранее проделках двух озорников.

Постепенно Элен успокоилась. Боль сменилась тихой печалью. Стало понятно, что всё вернулось на круги своя, когда Элен спросила:

– Дядя Янош, а вы знаете, где похоронен Гжесь? Я бы хотела навестить его.

– Знаю, Элен. Вот где лежит его отец, к моему прискорбию, мне неизвестно. А могила Гжеся – там, в овраге. Его я помню хорошо.

– Мы съедим туда?

– Обязательно.

* * *

Вот уже две недели Элен была дома. Дома! Как хорошо! Какое хорошее слово. Только сейчас она ощутила, как ей стало легко – как будто вернулось детство. Не нужно больше думать ни о чём, кроме собственной семьи, не надо решать какие-то немыслимые проблемы, не надо куда-то ехать, не надо изображать из себя неизвестно кого… Всё. Теперь она снова сможет стать прежней!.. Но это ей только так казалось. Прежней она уже стать не могла. Теперь это была взрослая, знающая свою силу женщина, которая пережила так много, что иная не успела бы пережить и за целую жизнь. Это не могло не изменить её. Зато она научилась ценить то, что другие не считали особо ценным: семью, заботу, дом. Спокойствие. Она хотела иметь это больше всего на свете и теперь получила. И сознавала: она счастлива.

Теперь снова вернулась привычка наблюдать за всеми. Элен вспомнила, как озадачил её дядя Янош, но то выражение лица, которое так заинтриговало её, больше заметить ей не удавалось. Зато она заметила другое: какими глазами смотрит на её брата Каролина. Это сначала позабавило Элен, а затем она всё чаще стала задумываться, как бы хорошо было, если Каролина смогла бы разрушить ту скорлупу, которую добровольно носит Ален. Он не хотел признавать для себя возможным обращать внимание на женщин. Ален упорно считал, что после того, что с ним случилось, ни одна женщина не сможет быть с ним счастлива.

Как-то за столом речь снова зашла о том, что Каролина может теперь назвать Элен сестрой.

– Я так этому рада!

– И я рада, – поддержала её Элен, заметив неодобрительный взгляд пани Ядвиги, недовольной слишком вольным, по её мнению, поведением дочери. – У меня никогда не было сестры, только брат. Он замечательный, но с ним не обо всём можно поболтать. А с тобой мы сможем обсуждать всё, что придёт в голову. Правда?

– Конечно, – немного смутившись под взглядом матери, Каролина опустила глаза.

– И о чём же таком, позволь узнать, ты не могла со мной говорить? – улыбнулся Ален. – По-моему, ты никогда особо не задумывалась об этом и обсуждала со мной всё.

– Время ушло, всё изменилось. Разве я похожа сейчас на ту девчонку-проказницу, какой я была в детстве?

– Сейчас нет. Но временами ты мне сильно её напоминаешь. Особенно, когда занимаешься не тем, чем пристало заниматься молодой женщине.

– И вот этот зануда назвался твоим вторым братом, Каролина. Тебе предстоит решить, который из твоих братцев зануднее.

Каролина взглянула на Алена, он, улыбаясь, заговорщицки подмигнул ей.

– Разве нас можно сравнивать с Юзефом? Панна Каролина сразу поймёт, что я лучше. Ведь так? – спросил он у девушки.

Она вдруг покраснела, отведя глаза, а затем вскочила и выбежала из-за стола. Элен переглянулась с Юзефом. Он поднял брови, а потом наклонился к уху жены:

– А почему бы и нет? – шепнул он.

Вечером два молодых человека прогуливались по саду. Говорили мало. Потом Юзеф вдруг спросил:

– Как тебе моя сестра? Хороша?

– Да, она очень милая девушка.

– И всё? Это всё, что ты можешь о ней сказать?

– А что ещё? Ну, она красивая, умная, искренняя. Знаешь, она мне немного напоминает мою Элен, какой она была прежде. Такое же полное отсутствие жеманности, та же открытость, готовность поверить всем. Только в ней больше нежности. Она восхищает своей беззащитностью.

– Поверить всем? Ты свою ли сестру имеешь в виду? Каролина – да, она в душе ещё ребёнок. Но Элен?..

– Юзеф, ты не знал её до той страшной ночи. Она была такой же.

– Значит, мне повезло, – засмеялся Юзеф и пояснил: – Будь она такой же, как Каролина, я не обратил бы на неё внимания.

– Зря.

– Да? А ты? Тебе нравятся такие девушки, как Каролина?

Ален вдруг оборвал его:

– Хватит об этом, – потом, почувствовав, как резко это прозвучало, добавил: – Я ещё не задумывался, какие именно девушки меня привлекают.

– Извини, но не верю. Этого просто не может быть. Ты же не подросток.

– У меня были другие проблемы, думать о девушках было просто некогда. И давай оставим эту тему. Что это ты вдруг заговорил о девушках? У тебя же молодая жена.

– Да, все остальные меня волнуют мало, это правда. Кроме сестры. Она, с её открытым характером, который заметил и ты, легко может стать очень несчастной женщиной, выбрав не того человека в качестве спутника жизни. Ей нужен тот, кто сможет и защитить её и приласкать, тот, при котором не погаснет её веселье.

– И что?

– Я видел, как она смотрит на тебя, Ален.

– На меня? Ты с ума сошёл?

– Почему?

– А ты сам давно смотрел на меня? Разве можно представить твою очаровательную сестру рядом со мной? Разве можно представить рядом со мной любую другую девушку?

– Другую – не знаю. А Каролину представляю легко.

– Ты так её любишь, – криво усмехнулся Ален, – что готов отдать замуж за урода?

– Ален, – Юзеф, вопреки раздражению и боли, звучащей в голосе шурина, улыбался, – что за глупости ты говоришь? Знаешь, я тебе скажу так: до урода ты явно не дотягиваешь. Руки, ноги – целы, голова на месте. Не кривой. Не косой. Даже не хромой. А лицо – это не так важно, особенно для мужчины.

Повисла пауза. Они стояли на том самом месте, где Элен когда-то разглядывала стену соседнего здания, прикидывая, как добраться да окон. Теперь на неё смотрел её брат. Сестра показала ему каждый уголок сада, и ему казалось, что всё вокруг знакомо давно. Он задумался о ней. О том, что испытания, выпавшие ей, были несоизмеримо больше его собственных. О том, что ей приходилось раз за разом выкарабкиваться из таких ситуаций, в которых многие опустили бы руки. Она смогла, выдержала. Теперь она счастлива. А он? Ему всё время казалось, что жизнь наказала его чрезмерно жестоко, что его судьба самая несчастливая… А получается, что даже возвращением титула и земель он обязан сестре. И при всём, через что пришлось ей пройти, она сумела остаться женщиной. Правда, временами с почти мужским характером.

Ален медленно пошёл к дому. Юзеф окликнул его.

– Ален, ты мне ничего не сказал.

– О чём? – Ален остановился, обернулся.

– Почему ты себя заживо похоронил? Почему считаешь, что ничего светлого в твоей жизни уже не будет? Ты что, готовишься в монахи?

– Нет. С чего ты взял?

– Тогда что?

– Что ты хочешь услышать? – Ален вернулся и вплотную подошёл к Юзефу. Говорил он теперь резко, почти со злостью. – Что Каролина мне нравится? Хорошо. Да, она мне нравится. Очень нравится. Но что из этого?

– Так я тебе уже говорил: ты ей тоже, по-видимому, нравишься.

– Ты что же, сватом заделался?

– А хотя бы и так. Что ты мне ответишь?

– Это невозможно.

– Ален, моя жена доказала мне справедливость одной старой мудрости: на свете нет ничего невозможного. Только нужно набраться смелости захотеть.

– Твоя сестра заслуживает большего.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю