Текст книги "Наследница (СИ)"
Автор книги: Елена Невейкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 54 страниц)
– А ещё заходила вдовушка одна, Анной звать. У ней пятеро детишек, а кормить их вовсе нечем. Просила хоть мисочку крупы, да я не дал. Своей нету, а вашу – не посмел, – Матвей смотрел вопросительно и изучающе: какова будет реакция молодого барина? Элен ответила, не задумываясь:
– Далеко её дом?
– Дак, у нас всё рядом. Вона, за той избой еёная хата. А чаво?
Элен по-польски что-то тихо сказала Яну, тот вышел и через несколько минут вернулся с туго набитым небольшим мешком.
– Матвей, не сочти за труд, сходи с моим слугой к вдове, отнеси ей продукты для детей.
Хозяин замер. Потом, не будучи уверен, что его поняли правильно, решил уточнить:
– У ей денег нету. Купить она ничего не могёт.
– Разве кто-то говорил о деньгах? – подняла брови Элен. – Пусть хоть какое-то время дети поедят сытно.
После этих слов Матвей встал, поправил на поясе верёвку, заменявшую кушак, поклонился барину и вышел, так и не сказав ни слова. За ним с мешком через плечо последовал Ян. Пока их не было, Элен, не в силах усидеть на месте, ходила по горнице. «Как же так? Эта деревня была самой благополучной из всех, об этом всегда говорил отец. У крестьян – крепкие хозяйства, они и барина обеспечивали, и себя не обижали. Что же случилось? Ах, если бы жив был отец… А правда, если бы он был жив? Что бы он предпринял? Явно бы не оставил людей в таком положении. Что же делать?»
Когда Матвей с Яном вернулись, Элен, вновь сев со всеми за стол, спросила:
– Кто в вашей общине староста?
– Левонтий. Он ещё при старом графе – Царствие ему Небесное, мученику – был старостой. Так и посейчас есть.
– Завтра позвать его сюда можно? Или нам самим зайти к нему лучше?
– А то – смотря, зачем.
– Поговорить с ним хочу, – уклончиво ответила Элен, – о жизни в деревне. Передашь ему?
– Я-то передам, а как оно обернётся, там видно будет.
Видно стало с самого утра. Весть о добром господине разнеслась по деревне с потрясающей скоростью. До полудня было ещё далеко, а у покосившегося плетня Матвея уже толпились люди, робко поглядывая на окна избы. Элен удивлённо взглянула на хозяина:
– Это кто? Зачем они все здесь?
– Дык, Анна-то, вишь, не потаила, откуда у ней еда для деток. От все и пришли просить для своих того же.
– А Леонтий что сказал? Придёт он?
– Обещался. Да, вона, он идёть, – показал Матвей на старого, но ещё крепкого мужика с большими нависающими бровями. Элен его помнила. На миг она испугалась, что и он вспомнит её, но тут же успокоила себя: столько прошло лет, в деревне случилось столько горьких событий, да и предположить, что молодой польский барин на самом деле – та самая девочка, что шалила когда-то с деревенскими детьми, было невозможно.
Разговор с Леонтием не затянулся. Человек очень практичный, он посчитал, что нужно воспользоваться таким приступом щедрости чужого барина. Ведь он предлагал помощь всей деревне. Спрашивал, как лучше сделать: самому закупить и раздать продукты или каждой семье выделить какие-то деньги. После недолгого обсуждения решили, что деньги пан Александр оставит Леонтию, а потом на них будет куплено самое необходимое нуждающимся. Прежде, чем договориться окончательно, Леонтий вышел к сельчанам, чтобы узнать их мнение. В этот момент Элен повернулась к Матвею, внимательно слушавшему весь разговор:
– Как ты думаешь, можно ему доверять?
– Левонтию-то? Дык, кому ж тогда доверять, ежели не ему? Мужик правильный, не обманет. Если возьмётся за енто дело, никого не обидит.
Элен успокоилась. Вскоре всё было решено. Деньги были переданы Леонтию в присутствие свидетелей, была составлена бумага, подтверждающая это, для чего позвали стряпчего.
Народ разошёлся по домам, но теперь, стоило пану Александру или его слугам появиться на улице, каждый встречный считал своим долгом поклониться им и пожелать здоровья, счастья, красивой жёнушки, богатства – словом, всего, на что только хватало у людей фантазии. Ян, смеясь, говорил пану, что никогда ещё не чувствовал себя благодетелем. А возница, как более старший, только качал головой и вздыхал: это ж надо дойти до такой жизни! Куда только хозяин этих людей смотрит?
Через день решили, что пора возвращаться. Выезжать нужно было утром, а накануне в последний раз ужинали с хозяином. Тот весьма изменился с их первой встречи, стал разговорчивей, приветливей. Пользуясь его хорошим настроением, Элен решила всё же попытаться выяснить, казалось ли ей, что Матвей что-то скрывает, или это было на самом деле.
– А скажи-ка, любезный хозяин, – спросила она, – от кого всё же ты нас остерегал, когда мы в лес уходили?
– Дык, я ж сказал. Мало ли, чё в лесу бывает.
– Что-то ты недоговариваешь, Матвей, – Элен решила идти напролом. – Ты что-то другое имел в виду.
– Дык, и вы чой-то другое имели в виду, – прищурился Матвей. – В лесу-то вы не были. А где были?
– А откуда ты знаешь, что мы в лесу не были? Следил, что ли? – Элен улыбалась.
– Зачем следить? По нашим-то лесам прошлись бы – сапоги б замарали. А ваши все чистеньки были, запылились тока чуток. А где така пыль? Там, где бывший дом барский. А чо вам там надобно было?
Элен засмеялась. Смех вышел какой-то чисто девичий. Матвей удивлённо посмотрел на своего постояльца. Элен поспешно оборвала веселье:
– Ну, что ж, я скажу правду. Да, мы ходили на развалины старого барского дома. Мы и приехали сюда специально для этого. В городе бурмистр рассказал о том, что здесь случилось, и мне захотелось взглянуть на всё своими глазами. Вот и всё.
– Вона как, – глубокомысленно произнёс Матвей и замолчал.
– Так как, насчёт того, о чём ты не хотел рассказывать, Матвей?
Тот помолчал, потом, явно нехотя заговорил:
– Да, вот говорят, будто в лесу у нас разбойнички пошаливают, денежки, там, али другие каки ценности отымают. Убивать – не убивают, если уж только случайно, али там, сам человек так крепко за добро держится, што жизню свою не жалеет за него. От об них-то и разговор был.
– Почему же ты прямо нам не сказал, чтобы мы разбойников опасались? Ведь о них и бурмистру известно. Он собирается серьёзно заняться их поимкой.
Матвей как-то очень презрительно хмыкнул.
– И как же понимать твоё хмыканье?
– А пущай пробует. Много уж таких пробовальщиков по лесам шастало. Да тока зря сапоги поистрепали.
– Не поймали?
– Да где им!
– Сдаётся мне, судя по твоей речи, что симпатичны они тебе, разбойники эти?
– А чё ж? Могёт быть, и так. Да и не мне одному, – Матвей говорил теперь серьёзно, глаз не отводил, и не пытался уходить в сторону от вопроса.
– Чем же они заслужили такое к себе отношение?
Матвей опять помолчал, вздохнул и ответил:
– От ты, господин Ляксандр, ноне деревне помог, деток от голода избавил. За то поклон тебе низкий от кажного человека. Да тока уедешь ты, денежки закончатся, и опять всё будет, как было.
– Ну?
– То-то, что ну. Разбойнички-то эти помогают нам. Сколь смогут, столь и принесут. Денежками ли, одежонкой ли там, вещичками какими. Вот их люди-то и уважают. Молятся за них. Те разбойники ни разочку простых людишек не обидели. Да и богатых не всех обирают, да и не всё отымают. Узнают, кто перед ними, а уж потом решают, сколь с него взять.
– Сказки какие-то, – тихо, скорее, для себя, произнесла Элен.
– Сказки – не сказки, а нам хотя какая подмога. Без того мы б давно с голоду померли, или опять же в лес сбежали, – Матвей обиделся на недоверие гостя.
– Да я верю тебе. Просто это так необычно… Если б мне не пришлось столкнуться с разбойниками раньше, поверить было бы проще. Те, кто встретился мне, не разбирали, кто перед ними, и убили бы, не задумываясь. Только случай помог мне тогда в живых остаться.
– Что ж, оно понятно, коли так. Но наши разбойники, – (Элен улыбнулась про себя: это ж надо – «наши» разбойники!), – не такие! Ихний атаман строгий – ужас! И всё решает сам: куды иттить, кого грабить, а кого нет, куды добытое девать. Его слово – закон. Все его слушают.
Матвей разошёлся. Давно уже его так внимательно не слушали. Да и рассказывать обо всём этом было некому – все и так знали.
– Росту он высо-о-окого, здоровый, голос громкий, борода до пояса, а лица не видать. Никто евоного лица не знает, потому как закрывает он его ото всех.
– Почему?
– Про то никто не ведает. Може, не хочет, чтоб запомнили его, а може, ещё что… Вот у нас говаривали, что он так страшен, что не хочет добрых людей пугать, а перед злыми лицо своё откроет – и они сразу так пугаются, что опосля их голыми руками взять можно. Вона, чё.
Рассказ позабавил Элен. В то, что в здешнем лесу появились разбойники, которые помогают крестьянам по мере своих сил, она верила. Уж больно печальной была участь этих несчастных, ведь и сама она не смогла остаться равнодушной к их судьбе. Но вот описание атамана доставило ей несколько весёлых минут. Судя по словам Матвея, это был прямо какой-то былинный богатырь в современной одежде. В наличии маски Элен сильно сомневалась, слишком уж обременительно было носить её постоянно, да и мешала бы она, наверное, в стычках. Одно было бесспорно: городскому магистрату вряд ли удастся что-то сделать с этими «нашими разбойниками», как их назвал Матвей. При таком отношении к ним крестьян, они могут найти помощь и кров в любой избе любой деревни в ближайшей округе. А в другие места, похоже, разбойники не ходили и не собирались.
Настало утро отъезда. Расстались с хозяином как старые знакомые, он всё пытался что-то втолковать вознице, но тот, плохо понимая Матвея, отмахивался с досадой. Наконец, тронулись.
* * *
Обратный путь никаких неожиданностей не предвещал. Погода стояла солнечная, дорога была на удивленье ровной. В середине дня решили немного передохнуть. Место нашлось как-то очень легко – здесь лес немного отступил в сторону от дороги, образовав полукруглый луг, заросший разнотравьем и полевыми цветами. Когда они уже заканчивали лёгкий обед, подошёл возница и сказал, что, кажется, они здесь не одни. Когда Элен поинтересовалась, откуда у него такая уверенность, он пожал плечами и пробормотал что-то о том, что ещё не слышал, чтобы ночные птицы кричали днём, но, конечно, может быть здесь, в России это и случается, или здесь так кричат какие-нибудь другие птицы. Элен прислушалась: ничего подозрительного. Но тревога, разбуженная словами возницы, осталась. Они быстро собрались и отправились дальше. Часа через два показалась развилка, на которой им нужно было свернуть влево. Проехав по левой дороге ещё примерно полчаса, они наткнулись на внезапное препятствие: поперёк пути лежала толстенная берёза, видимо поваленная ветром. Это было странно. Когда они ехали из города, ничего такого не встречали, а сильного ветра с тех пор не было. Объехать преграду по лесу в этом месте было невозможно. Ян предложил вернуться и, проехав немного по правой дороге, потом свернуть налево через луга, которые было видно от развилки. Скорее всего, эти луга где-то подходили и к левой дороге. Обсудив, план приняли, так как альтернативой ему была только попытка самим расчистить дорогу, а для этого нужно было много времени, потому что топор у них был лишь один, и работать пришлось бы по очереди.
Они вернулись к развилке и поехали по другой дороге. Луга здесь действительно были, но ехать по ним на карете было совершенно невозможно. Элен, не задумываясь, бросила бы карету и пересела на одну из выпряженных лошадей, если бы не спрятанный под сиденьем ларец. Пришлось опять остановиться и совещаться, как быть дальше. В конце концов, решили ехать дальше по правой дороге. Куда-нибудь она должна вывести. А там можно будет узнать, как добраться до города.
Ехали довольно долго. Один раз им попала на пути деревенька, но там ничего не могли ответить, только пожимали плечами – то ли не знали, то ли не понимали, то ли не хотели говорить. Жители выглядели не то испуганными, не то скрытными, но удивительно неприветливыми. Задерживаться здесь не хотелось. Между тем, день клонился к вечеру, и Элен понимала, что сегодня они вряд ли доберутся до города. Пора было подумать о ночлеге. Остановились на берегу небольшой речушки уже в сумерках, решив перебраться на другой берег уже завтра, по свету.
Трое взрослых мужчин улеглись возле костра, предоставив своему молоденькому пану возможность переночевать в карете. Но он решил посидеть немного с ними возле огня. Слуги уже уснули, а Элен всё сидела, обняв руками колени и глядя в огонь. Она вспоминала жизнь в таборе, цыганские голоса звучали в ушах, перед глазами вставали ставшие такими родными лица – Мирко, Чергэн, Гожо, Зора, Лачо… Элен, улыбаясь, прикрыла глаза.
Удара по голове она не почувствовала, просто внезапно закончились воспоминания. А в следующее, как ей показалось, мгновение она услышала чей-то голос:
– Смотри, у него на шее цепочка. Что это на ней? Ого! Смотри, какое кольцо! Вот это находка. Да тут ещё и медальон какой-то. Не разберу только, из чего он, темно…
Элен ощутила, как кто-то копошиться рукой у её горла. Другой голос ответил:
– Оставь. Ты же знаешь, сначала атаман должен решить, что будем делать с этими господами.
– Всё атаман, да атаман, – проворчал тихонько первый, а потом чуть погромче добавил: – Ладно.
Цепочку с перстнем и медальоном опять заправили за ворот. Элен окончательно пришла в себя. Они находились на небольшой поляне. Луны не было, и сцена освещалась только огнём костра, горевшего посередине. Элен и её спутникам связали руки, посадили вокруг толстого дерева и привязали к нему. Несколько вооружённых, кто чем, человек стояли возле костра, присутствие остальных угадывалось по тихим голосам и еле заметному в темноте движению в лесу вокруг поляны.
Голова болела, в ней что-то гудело, как колокол. Привязанный рядом возница тихо ругался по-польски. Двое других слуг молчали. Элен тихо спросила:
– Все целы?
Возница перестал ругаться и со вздохом облегчения, больше похожим на стон, прошептал:
– Вы живы! Слава Богу! Мы уж думали, что эти мужики вовсе расшибли вам голову, пан Александр.
– Голова, правда, болит, но всё остальное цело. А вы все как?
– Да целы мы, целы, – подал голос Ян слева от Элен, – Они нас даже не били. Просто взяли сонных, да повязали. А вы, видно, не спали, вот вам и досталось больше других.
– А что им нужно?
– Не знаю. Ждут чего-то. Даже ничего не отняли. Пока. Только карету обыскали. Нет-нет, – отвечая на тревожный взгляд через плечо, успокоил её Ян, – ларец не нашли.
– Эй! Чо балакаете? Хочете поговорить – говорите по-русски! – раздалось от костра.
Они замолчали.
Внезапно все повернулись в одну сторону, откуда послышался топот копыт, тут же оборвавшийся, и на поляне появился ещё один человек. Все сняли шапки и, кланяясь, приветствовали его. Отовсюду слышалось: «Доброго здоровья, батюшка! Храни тебя Господь!» Перекинувшись несколькими словами со своими людьми, вновь прибывший направился к сидящим пленникам. Когда он проходил мимо костра, Элен удалось мельком его разглядеть. Это был высокий стройный человек, с походкой дикого зверя – мягкой, но одновременно уверенной и грозной. Одет он был, как знатный вельможа мог бы одеться для охоты. Атаман не просто надел дворянское платье, а явно умел его носить, чувствуя себя при этом совершенно непринуждённо. Шляпа затеняла лицо, но всё же маску рассмотреть не составило труда. Она оставляла открытым лишь рот и чисто выбритый подбородок. Ни бороды до пояса, ни богатырского телосложения. Но теперь было ясно, что Матвей придумал не всё. Маска всё же существовала на самом деле.
Атаман подошёл вплотную, внимательно осмотрел пленников и спросил:
– Кто вы такие? – голос звучал глухо, как будто человеку было трудно говорить. Элен ответила:
– Я из польской дворянской семьи. Это – мои слуги. А с кем я имею честь разговаривать?
Человек ответил не сразу, как будто что-то обдумывал. Потом вместо ответа задал новый вопрос:
– Откуда и куда вы направляетесь?
Элен тоже оставила вопрос без ответа, повторно попросив представиться.
– Какое вам дело до моего имени? Я же вас не спрашиваю о вашем. Здесь меня называют атаманом, а как зовут в других местах, вам знать не нужно. Так что вы, собственно, здесь делаете?
– Вам не кажется, что мне не вполне удобно разговаривать? Было бы неплохо встать на ноги, чтобы продолжить разговор.
Атаман, слегка склонив голову на бок, казалось, забавлялся, слушая эти слова.
– Это просьба?
– Нет. Это пожелание.
– Хм. Развяжите руки этому господину и помогите подняться, – распорядился человек в маске.
Оказавшись на ногах, Элен покачнулась – закружилась голова, а перед глазами поплыли цветные сполохи. Руки онемели, их пришлось разминать. Когда зрение пришло в норму, она увидела атамана, всё так же склонившего голову, изучающе глядящего на неё сквозь прорези маски.
– Прошу развязать и моих людей. Если это необходимо, могу дать слово, что ни я, ни они не предпримут попытки сбежать, пока с нами будут обращаться уважительно.
– Вот как? Слово? А почему я должен верить вашему слову, не зная вас?
– Причина названа мной. Это принадлежность к дворянскому роду. Я считаю это достаточным, чтобы честное слово, данное любому человеку, было твёрдо.
– В наше время это становиться всё большей редкостью. К сожалению, – задумчиво добавил атаман. – Хорошо. Скажите своим людям, что если они попытаются сбежать или освободить вас, отвечать за них будете вы.
Элен, обернувшись к слугам, произнесла несколько фраз по-польски, а затем, вновь взглянув на стоящего перед ней человека, кивнула:
– Они поняли и согласны.
– Развяжите их, – распорядился атаман, и мужики, хотя и неохотно, освободили троих поляков от верёвки.
– Что ж, быть может, теперь вы ответите на мой вопрос? – с оттенком иронии спросил предводитель.
– Охотно.
Далее следовал рассказ, в котором Элен искусно перемешала правду, вымысел и недосказанность. По её словам выходило, что приёмный сын польского дворянина, решив путешествовать, выбрал первой страной своей поездки Россию. Орёл оказался на его пути случайно. Там, скучая, он нанёс визит вежливости главе города, от которого в разговоре ненароком узнал о разыгравшейся несколько лет назад трагедии, унёсшей жизни графа с семьёй. Любопытство заставило пана Александра отправиться на развалины графского дома. Вот оттуда он и возвращается сейчас.
Атаман молча, не прерывая, выслушал это повествование. Закончив говорить, Элен спросила, каковы его намерения по отношению к ним.
– Ничего особенного. Я человек не кровожадный. Вы заплатите мне сумму, которую я определю вам в качестве выкупа, и поедете дальше.
– Увы. Здесь есть одна деталь, которая помешает вашим планам.
– Какая именно?
– Дело в том, что все деньги, которые были у нас с собой, уже потрачены. С нас вам взять нечего.
– Потрачены? И на что же? Вряд ли вы что-то могли купить в деревнях такого дорогого, что оставили там все свои деньги.
– Ну-у… Путешествие – оно, знаете ли, требует затрат. Поесть, заплатить за ночлег.
– И где же вы ночевали? На постоялом дворе?
– Да. Там всё весьма дорого.
Эта необдуманная ложь чуть было не привела к большим неприятностям.
– Вы считаете, что ложь украшает дворянина?
– Ложь? Что вы имеете в виду?
– Только то, что здесь нет ни одного постоялого двора. По здешним дорогам мало, кто ездит, кроме крестьян и людей на государевой службе. Представьте, все опасаются разбойников, – он усмехнулся. – Так что потратиться вам было просто негде.
– И всё же это так. У нас нет при себе ни единой монеты.
– Не верь им, атаман, – подал голос один из тех разбойников, что пытались самостоятельно обыскать пленников. – У них всё припрятано где-то. А и нет денег – пускай ценности с себя сымают. Вон, у энтого, – он кивнул в сторону Элен, – один перстень чего стоит!
Атаман повернулся к говорившему и, молча, смотрел на него. Под его взглядом мужик умолк, втянул голову в плечи и тихо проворчал, отступая подальше:
– А чего я? Я ничего… Я как лучче хотел…для всех…
– О, я вижу, мне говорили правду о вас, – лицо в маске вновь повернулось в сторону заговорившей Элен. – Вас слушаются беспрекословно. Даже не с первого слова, а с первого взгляда.
– Да, мои люди подчиняются мне. Пришлось потрудиться, чтобы это было так, зато теперь проблем почти не бывает. Иначе нельзя. Если каждый начнёт делать выводы и действовать самостоятельно, сообразно с ними, долго мы не протянем. Впрочем, не об этом сейчас речь. Важно другое: кто вам сказал обо мне?
– Кто? – Элен засмеялась. – Вы шутите? Я, право, не помню. О вас говорят все. Возможно, это слова бурмистра.
– Нет, этого быть не может. Он, скорее, сказал бы, что я за малейшее неподчинение отрубаю провинившемуся голову, и меня смертельно боятся сами разбойники, – криво улыбнулся атаман.
– Ну, тогда… какой-то встреченный нами охотник?
– Тоже нет. В здешние леса охотники не захаживают, по той же причине, что и остальные – боятся. Подумайте ещё.
– Ну, хорошо. Говорил мне о вас презабавнейший мужичок по имени Матвей из деревни Каменка.
– Матвей?.. Так это вы ночевали у него?
– Да, мы.
– Значит, те двести рублей, что получили крестьяне Каменки, пожалованы вами?
– А откуда вам известна точная сумма? Тоже от забавного мужичка Матвея?
– Нет, от забавного мужичка Леонтия.
– Ах, вот оно что. Что ж, по крайней мере, мы выяснили, что денег у нас при себе всё же нет. Так что у вас всего два варианта дальнейших действий.
– И какие?
– Либо вы отправляете сообщение бурмистру о том, что мы у вас в руках, и назначаете сумму выкупа, либо с таким же сообщением отправляете одного из моих слуг в Польшу. В первом случае вы рискуете навлечь ещё больший гнев бурмистра и возможную попытку с его стороны использовать ситуацию для вашей поимки. В результате вместо денег вы получите тюремную решётку. Во втором – выкуп будет вами получен, это я могу гарантировать, но ждать придётся долго. И всё это время нужно будет повсюду таскать нас с собой.
– Я вас успокою. Таскать с собой лишних людей нам не потребуется. Поверьте, есть много мест, где вас никто, кроме нас, найти не сможет. И выбраться оттуда невозможно.
– Охотно верю.
– Что же до первого варианта, то у меня есть много способов получить за вас выкуп, не подвергая опасности ни себя, ни своих людей.
– Тем лучше для вас. Так какой же вариант вы выберите?
– Третий.
– Третий? Это какой же?
– Я отпускаю вас. Вас и ваших людей.
Элен помолчала, потом всё же спросила:
– Почему?
– Потому что вы уже заплатили свой выкуп. Причём добровольно.
– Вы сейчас о чём? О деньгах, отданных Леонтию? Но из них ничего не досталось вам. Или не так?
– Разве в этом дело? – атаман улыбнулся. – Если вы говорили с Матвеем, то должны знать, что большую часть добычи мы отдаём людям, которые в этом нуждаются. Так что ничего не нарушено и сейчас. И вы свободны. Единственное, что мы у вас заберём, это верховых лошадей. В них есть острая необходимость. А вы все поместитесь в карете.
Элен, молча, поклонилась, а атаман продолжил:
– Поедете утром, по свету, чтобы с вами не случилось ещё какой-нибудь неприятности. Для этого же я дам вам провожатого, он выведет к городу. А до утра прошу вас быть нашими гостями.
Через несколько минут они сидели у огня в ожидании, когда будет готова дичь, запах которой приятно щекотал ноздри и напомнил Элен, что она давно уже проголодалась.
Когда трапеза была закончена, все разбрелись, кто куда. Некоторые прилегли тут же, возле костра, среди них были и слуги Элен. Другие отошли к кустам и легли под ними в ожидании рассвета. Несколько человек разошлись в разные стороны по лесу, где затаились, охраняя лагерь.
Элен отошла от огня и присела на камень. Спать не давала голова: стоило только попытаться прилечь, как сразу начинало казаться, что куда-то проваливаешься, падаешь. Это ощущение бесконечного падения вызывало дурноту. Сидя было легче, почти ничего не ощущалось.
– Простите, что вам нанесли увечье, – голос атамана, раздавшийся совсем рядом, был неожиданным. – Удар по голове – очень неприятная штука.
– Да, очень, – согласилась Элен. – А вы почему не ложитесь?
– Не знаю… Скажите, а почему вам, гражданину другой страны, пришло в голову помочь мужикам из русской деревни?
– Странный вопрос, – подняла голову Элен и тут же поморщилась от боли.
– Почему же странный? – Её собеседник, видимо сообразив, что ей неудобно смотреть вверх, присел рядом.
– Помочь хотелось, прежде всего, детям, которым просто нечего было есть. А уж потом пришло решение сделать хоть что-то для всех… Я, конечно, понимаю, что всё это – капля в море. Мы уехали, деньги закончатся быстро, и вновь всё вернётся к изначальному положению, но… Ну, нельзя было безучастно смотреть на всё это!
– Да. Я понимаю. Поэтому я и занимаюсь… тем, чем занимаюсь. Я тоже больше не мог смотреть на всю эту страшную жизнь и ничего не делать.
Помолчали. Потом Элен всё же решилась задать вопрос, который её интересовал с того момента, как она увидела и услышала этого человека:
– Если мне позволено будет спросить: как вы, человек наверняка образованный и, смею предположить, не из простой семьи, оказались здесь, в лесу, во главе пусть не жестоких, но всё же разбойников, изгоев?
– На это трудно ответить… А впрочем…. Да, вы правы, я не из простой семьи. Я дворянин. У меня когда-то было всё – семья, достаток, друзья. И в один миг я потерял всё. Я остался один. Моё место занял другой человек, а я стал изгоем. У меня нет даже дома… Я такой же обездоленный, как и все эти несчастные, которых вы пожалели и решили помочь. Но несчастные, доведённые до отчаяния, могут стать опасными. Очень опасными! Такие люди стали уходить в лес и промышлять разбоем, чтобы хоть как-то прокормиться самим и чем-то помочь оставшимся жёнам и детям. Здесь, в лесу, мы и повстречались. Не буду рассказывать, каким образом я стал во главе этой шайки. Всякое было. Но, в конце концов, меня сделали атаманом. Вот уже четыре года мы живём в лесу и наводим страх на всю округу, – он вновь усмехнулся. – Даже хозяин этих мест редко сюда приезжает. А если и появляется, то не охотится, как бывало раньше, а сидит себе тихо в своём доме. В последнее время и вовсе перестал приезжать.
– Перестал?
– Да. И очень жаль, – теперь в голосе была угроза и сдерживаемая ярость. – Хотелось бы мне с ним встретиться! – потом помолчав, и успокоившись после неожиданной вспышки, добавил: – Вот так и получилось, что я – потомственный дворянин – живу среди мужиков в лесу. Вместо охоты ради удовольствия – охота ради пропитания, вместо скачек – погони, вместо балов – игра в прятки с теми, кто имеет желание нас поймать…
– Я понимаю вас, – тихо сказала Элен. – Волею судьбы случилось так, что моя жизнь напоминает вашу. Мне тоже пришлось пережить потерю всех родных и дома. Но мне повезло больше. Мой приёмный отец любит меня и делает всё возможное, чтобы мне было хорошо. Правда, это ему удаётся с трудом, – грустная улыбка пробежала по её губам. – У нас слишком разные понятия о том, что нужно, чтобы стать счастливым.
– Искренне рад за вас. Это так много – когда тебя кто-то любит, о тебе заботится. Кажется, я всё бы отдал за то, чтобы не быть одиноким.
– Но вы не одиноки. Все эти люди – они нуждаются в вас и любят вас. Разве не так?
– Так. Но это другое. Нас ничто, кроме вынужденной жизни в лесу и связанных с ней тягот, не связывает. Я соскучился по обществу равных мне людей, с которыми можно поговорить о вещах, недоступных разуму этих, несомненно, очень хороших, честных, но ограниченных людей. Я уже стал забывать даже, что ношу шпагу! Использовать её доводится редко, только в случае упорного сопротивления, или защищаясь. А это случается всё реже, с нами стараются не спорить, если уж попались. А мои люди предпочитают другое оружие – топор, кистень, дубинку, наконец. Они надо мной посмеиваются, говорят, что если человека проткнуть такой тонкой спицей, он выживет, а вот если топором или палкой по голове, – Элен машинально поднесла руку к затылку. – Простите. Я забылся. Не стоило сейчас об этом говорить.
– Да нет, отчего же? Мне уже лучше. Что же до шпаги… Если хотите, можете воспользоваться ситуацией.
Атаман вопросительно смотрел на неё и молчал, недоумевая.
– Предлагаю вам дружеский поединок.
– Вы серьёзно?
– Абсолютно! Солнце ещё не взошло, но света нам будет достаточно. Место здесь открытое, земля ровная. Только нужно предупредить всех, что это не всерьёз. Согласны?
В Элен проснулся азарт. Давно уже она не упражнялась, а проверить свои силы в бою с незнакомым противником было и подавно интересно. Атаман кивнул, проворно вскочил и направился к отдыхающим мужикам. Элен тоже поднялась, чтобы подойти к своим людям. В голове вновь зашумело от резкой перемены положения, в глазах опять проплыли и исчезли цветные пятна. Она, разозлившись, заставила себя не думать об этом.
Предутренние серые сумерки скрадывали мелкие детали окружающего мира, но давали вполне приемлемые условия для поединка. Противники встали друг напротив друга. Оба сняли плащи и шляпы. Теперь, без головного убора, атаман выглядел очень странно в маске, которая, как оказалось, охватывала всю голову, завязываясь сзади узлом, концы которого спускались на шею. Волос видно не было, и в неярком свете он выглядел бы лысым чернокожим человеком, если б не выделяющийся светлым пятном подбородок.
Взмах шпаг. Лёгкий поклон. Бой начался. Со всех сторон подходили проснувшиеся люди, которые хотели взглянуть на редкое для них зрелище. Держались мужички на расстоянии, чтобы ненароком не быть задетыми клинком и, с другой стороны, не помешать поединку. Сразу стала видна разница в оружии. Шпага Элен была явно тяжеловата. Её учили и колющим и режущим ударам, которым отдавалось предпочтение на занятиях. Для этих ударов требовался замах, а лёгкий и узкий клинок атамана всякий раз успевал нырнуть в открывшееся пространство, так что Элен просто не успевала закончить ни одного начатого ею удара. Поэтому ей пришлось заниматься только обороной, состоящей в основном из уклонений. Она не проиграла бой сразу только за счёт своей подвижности и гибкости. Силовые приёмы она применить не могла – слишком неравны были силы, поэтому приходилось всё время держаться подальше от противника, не подпуская его, ускользая от него, обманывая его. Это было сделать тоже сложно из-за разницы в росте. Наблюдавшие ревели, подбадривая своего предводителя, свистели и улюлюкали в адрес польского пана. Наконец, Элен кое-как приноровилась к новым для себя видам атак и стала пытаться нападать. Сначала что-то получалось, некоторые удары были удачны, но потом ею был пропущен момент опасного сближения, шпага атамана сверкнула совсем рядом с лицом и в следующий миг Элен почувствовала, как её оружие выскальзывает из руки. Обезоруживающий приём был безупречен. Рёв разбойников слышать было очень обидно. Атаман отошёл в сторону за отлетевшей шпагой, вернулся и, подавая её Элен, поклонился:
