Текст книги "Наследница (СИ)"
Автор книги: Елена Невейкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 54 страниц)
Когда Баська со щенком на руках вышла на берег, весть о происшествии уже добежала до табора вместе с прибежавшими с берега девочками. Её встретили Мирко и собака Лапа – та самая, которая нашла девочку у дороги. Мирко присел перед двумя мокрыми детьми, погладил и того и другого по голове и сказал:
– Вот ты и отдала долг Лапе – это ведь её щенок. Ты умница. Иди, переоденься.
Зора помогла Баське переодеться. Увидев у неё на шее медальон и перстень, удивилась: «О! А это что?» и хотела взять в руки перстень. Баська шарахнулась в сторону – она не хотела, чтобы кто-то, пусть даже самый хороший и добрый человек, прикасался к вещи её мамы. Но всё же ответила:
– Это мамино кольцо.
Зора была удивлена реакцией девочки, но, ощущая себя уже взрослой (17 лет всё-таки, замуж давно пора!), не стала дуться:
– Я не возьму его, не бойся. Просто оно такое красивое! А мама у тебя тоже красивая?
– Я не помню её, она умерла, когда я была совсем маленькой. Но на портрете, который у отца в кабинете, она очень красивая…
Баська вдруг поняла, что впервые рассказывает кому-то о своей жизни в имении. Оказывается, с Зорой это было легко!
– А отец, – спросила цыганка, – красивый?
– Да. И брат тоже… только они… остались там, в усадьбе. Я думала, они меня потом найдут, догонят, но они так и не пришли. А я всё ждала…
Губы у неё дрогнули, в глазах показались слёзы. Зора прижала Баську к себе и стала гладить по голове, по спине, говоря:
– Ну, ничего, не плачь, когда-нибудь ты с ними встретишься обязательно. Вот вырастешь, станешь красавицей, как твоя мама, приедешь туда, где ты жила, и вы встретитесь. Ведь так? Ты мне веришь?
Она села рядом и, глядя в глаза, продолжала:
– А сейчас ты успокойся и пойди, посмотри, как там щенок. Ведь ему было так страшно в речке. Иди, приласкай его, я дам тебе, чем его угостить.
С этих пор Баська стала часто разговаривать с Зорой. Иногда к ним присоединялась Чергэн, иногда Лачо. В его присутствии Баська сначала смущалась, но потом привыкла, а он стал считать своим долгом оберегать её от возможных неприятностей. Лачо почувствовал себя настоящим старшим братом, и это ему страшно нравилось. Ведь до сих пор он был самым младшим в семье. А теперь стал мужчиной, охраняющим слабого.
Случай со спасением щенка имел и ещё одно последствие: на Баську стали смотреть по-другому. В глазах взрослых она была барским дитя, а, следовательно, балованным ребёнком, не приспособленным к жизни. Только Чергэн с семьёй знала, что это не так. Понемногу, не сразу, Баська рассказывала им о своей жизни. Труднее всего ей дался рассказ о том, чему она была свидетелем в доме. Но и это, в конце концов, было рассказано. Только одно утаила Баська: как ей удалось уйти из горящего дома. Но это была тайна. Тайна Алена. Она дала ему слово никому не говорить о тайном проходе к реке. Значит, и не скажет. Не рассказала она и о той последней сцене, которая врезалась в память навсегда. Баська пыталась не вспоминать её, отогнать от себя. Она не хотела верить в реальность происшедшего. Если поверишь – значит, ни отца, ни брата нет уже в живых. Нет, этого не должно быть! Не может быть! Днём девочке удавалось справиться с воспоминаниями. Этому способствовало и то, что ни минуты она не оставалась без дела: нужно было помогать по хозяйству, а в освободившееся время – поиграть. Но во сне ей приходилось раз за разом переживать заново всё, что произошло. Особенно же ярко и часто она видела лицо брата, когда он крикнул ей «беги» и кровь на его сорочке. Баська плакала во сне, бормотала жалобно, вскрикивала. Взрослые сами догадывались о том, чего она не досказала. Они поняли, что, скорее всего, отца и брата девочка потеряла, но не говорили об этом открыто. Чергэн знала больше других, она не раз слышала Баськины слова, сказанные во сне, из которых женщина постепенно сложила цельную картину, которая испугала её. Всем этим она поделилась с мужем, и вместе они решили, что беда грозит не только Баське, если она вернётся к родным местам, но и всему табору, приютившему единственного человека, который может опознать убийц графа с сыном. Стало ясно, что дорогу туда нужно забыть. Чергэн стала чаще говорить с Баськой по-цыгански, всячески поощряя её, когда та пыталась что-нибудь повторить; стала объяснять обычаи своего народа, рассказывала ей цыганские сказки. Она хотела, чтобы девочка поскорее стала чувствовать себя в таборе своей и перестала часто вспоминать то, что ей причиняло такую боль.
Баська, чувствуя заботу и внимание, стала больше улыбаться, с удовольствием принимала участие в делах табора. Раньше, в имении, её считали маленькой и не доверяли никаких серьёзных, с её точки зрения, дел. А здесь она зачастую выполняла работу наравне со старшими девочками! Это очень ей нравилось и вселяло гордость и уверенность в себе и своих силах. Очень полюбила она собак – больших, косматых и очень страшных с виду. Баська нисколько их не боялась, возилась и со щенками и со взрослыми серьёзными псами, которые с ней почему-то себя начинали вести тоже, как малые щенки: ложились на спину, улыбались и старались лизнуть в нос. Собаки не только признали Баську «своей», они предпочитали её общество обществу других людей. Она обладала каким-то врождённым чутьём, которое помогало ей понимать животных. Баське собаки позволяли много такого, чего не разрешалось делать другим. Она разбирала свалявшуюся клоками собачью шерсть, расчёсывала их, работая лошадиным гребнем, вытаскивала из лап колючки. Но псы всё терпели, только иногда порыкивали, когда становилось уж вовсе невтерпёж.
Но самым большим удовольствием для Баськи было побыть возле лошадей. Это противоречило правилам табора, возле лошадей могли находиться только мужчины и мальчики. Ей объясняли, её уговаривали, даже ругали – всё было напрасно: при любом удобном случае она убегала туда, где паслись лошади. И ни разу не случилось такого, чтобы какая-то лошадь её укусила или ещё как-то обидела. Баська любила их беззаветно, и они относились к ней с такой же нежностью и приязнью, как и собаки.
Попытка отучить её от лошадей всё же была предпринята. Мирко, выбрав момент, когда никого рядом не было, вопреки обычаю посадил её верхом без седла на довольно норовистого коня. Сделал он это в надежде, что испугавшись, она больше не будет лезть, куда девчонкам не положено. Но это он сделал зря! Разве знал он, что Баська давно уже носилась верхом вместе с деревенскими мальчишками. О сёдлах у них и речь не шла! Правда, ей всегда давали низеньких спокойных кобылок, чтобы она, не дай Бог, не упала (случись, что с барским дитём – греха не оберёшься!), но это ничего не меняло. Баська взвизгнула от восторга и толкнула коня пятками…
После того, как Мирко еле догнал жеребца и снял с него свою приёмную дочь, он решил, что легче разрешить ей делать то, что она хочет. Пусть будет рядом с конями. А дальше – видно будет. Но верхом больше она никогда не сидела. Женщинам всех возрастов это было запрещено. Запрет не обсуждался, не нарушался, и просить было бесполезно. Оставалось только подчиниться, как бы ни было обидно смотреть на совсем маленьких мальчишек-цыганят, гонявшихся иногда наперегонки верхом.
И всё же она тосковала. Баське хотелось играть не только с собаками, разговаривать не только с лошадьми. Но контакта с детьми никак не получалось. Она пыталась подходить к девочкам, заводить разговор. По-русски говорили все, но Баську всякий раз настораживало, когда дети говорили что-то один другому на своём языке, и она не понимала, что именно. А если, не дай Бог, после этого следовал смешок, то ей обязательно казалось, что смеются именно над ней. С мальчишками было немного проще. Они, не чувствуя с её стороны никакой конкуренции, вели себя спокойно, не подкалывали, не хихикали. Им было интересно, как она смогла так быстро подружиться со всеми собаками, и почему не боялась ни одной из них. Ведь они не раз видели, как другие, взрослые люди, впервые столкнувшись с цыганскими псами, предпочитали держаться от них на приличном расстоянии, а иногда и откровенно пугались и убегали. Особенно это касалось женщин и девушек. Начавшийся с этой темы разговор плавно перешёл к тому, что Баська хорошо плавает, а потом она стала рассказывать о том, как играла с деревенскими ребятами, и как они научили её и плавать, и бросать камушки в воду так, чтобы получались «блинчики», и делать свистульки из сучков бузины… Но окончательно поразил мальчишек тот факт, что она часто гоняла верхом без седла вместе с ребятами из деревни.
– Ну, это ты врёшь, – компетентно заявил один из ребят. – Женщины верхом не ездят.
– Почему это не ездят?! – возмутилась Баська. – Очень даже ездят! Даже знатные дамы ездят. Но они сидят в седле. Оно специальное, в нём надо сидеть на лошади боком. Мне так не нравилось.
– Может, знатные дамы и могут садиться на лошадь, а вот в той деревне, где ты была, ты видела, чтобы женщины верхом ездили?
Баська задумалась. Удивительно, но она действительно не могла вспомнить ни одного случая, чтобы при ней какая-нибудь девушка, девочка или женщина ехала верхом на лошади. Никто этого не запрещал, по крайней мере, Баська не слышала о таком запрете, но никто и не делал. Значит, она одна такая была? Во всей деревне?! Ух! Баська испытала чувство гордости. Как приятно уметь делать что-то, чего не умеют другие, такие же, как ты сам.
– А у нас женщинам запрещается садиться верхом, – строгим голосом, явно кому-то подражая, сказал всё тот же мальчуган и все согласно закивали.
– Почему? – поинтересовалась Баська.
– Нельзя. Такой закон.
– А почему такой закон? – Баське хотелось докопаться до истины.
– Потому что если женщина сядет на лошадь, эту лошадь надо будет сразу продать. Или оставить.
– Зачем?
– Такой закон.
Больше она не стала спрашивать и спорить. Понятно, что на все дальнейшие вопросы ответ будет только один: такой закон. Баська была раздосадована. Что за глупый закон? Мало того, что скакать верхом ей, по-видимому, больше не придётся, так даже похвастаться своим умением не получиться!
Но всё же с мальчишками было веселее, чем одной. Даже, несмотря на то, что они иногда вставляли в разговор цыганские фразы, Баська от них не уходила. Постепенно она стала хорошо понимать язык, а потом и сама всё более правильно и свободно стала говорить на нём. Это оказалось не так сложно, как думалось вначале. Некоторые слова были даже похожи на русские. Просто произносили их немного по-другому.
Проводя с мальчишками много времени, она поневоле включалась в их мальчишечьи игры, если это не противоречило всё тому же закону. Баське очень нравилась игра в ножички. Ножички были почти у всех ребят, за исключением самых маленьких. Мальчишки бросали их виртуозно. Играли по-разному. Бросали различными способами в начерченный на земле круг, «отрезая» от него кусочки, метали в выбранную цель, соревнуясь в меткости. Среди них были и такие, кто ухитрялся попасть в выбранное дерево с завязанными глазами. Правда, таких было только двое. Баська следила за этими играми, как заворожённая.
Как-то раз она набралась решимости и попросила научить её тоже так ловко бросать нож. Девочка боялась, что в ответ опять услышит, что «этого нельзя, потому что – Закон». Нет, на этот раз ей этого не сказали. Просто засмеялись. Это было обидно. Но зато смех не подразумевал категорического отказа. Некоторое время Баська не возобновляла свою просьбу, что впрочем, не означало, что она сдалась, как могло показаться со стороны. Она стала ещё внимательней следить за игрой, но теперь обращала внимание больше на движения бросающего, чем на результат броска. Потом стала задавать вопросы. Здесь ей на помощь пришёл навык барышни из усадьбы, которая знала, как расположить к себе нужного ей человека, как с помощью наивной лести добиться желаемого. Вопросы Баськи следовали только за фразами типа: «Ах, как ты бросил!» или «Как же у тебя так здорово получается?». Ребята в основном охотно отвечали, им был приятен интерес к их занятию, хотя время от времени кто-нибудь из них всё же задавался вопросом, почему Баська совсем не играет с девочками. У неё и на это ответ был готов: «Они надо мной смеются и не хотят принимать в игру». Это было правдой лишь отчасти. Смеялись не над ней, а если и случалось такое, то не все, а в игру не принимали потому, что Баська никогда не просила об этом, а им было хорошо и без неё.
И вот, недели через две-три, Баська опять попросила научить её игре в ножички. Хотя бы дать попробовать бросить. Хоть разок! За это время мальчишки привыкли к тому, что Баська неплохо разбирается в правилах, отмечает особо эффектные броски, толково рассуждает о неудачах. Она как бы уже вошла в игру. В ответ на её вторичную просьбу опять раздались смешки, но разрозненные и неуверенные. А один паренёк протянул ей свой небольшой нож.
– Пробуй. Только это занятие не для девчонки. Хотя мне рассказывала мать, что знала одну цыганку, не из нашего табора, которая хорошо умела это делать.
Баська взяла протянутый ей нож. Он, несмотря на свой малый размер, оказался тяжелее, чем она предполагала. Старательно подражая движениям, которые она видела много раз, она постаралась попасть в старый пень, служащий на этот раз мишенью. В пень она попала. Плашмя. Нож ударился о трухлявое дерево, отскочил и косо воткнулся в землю. Второй раз получилось ещё хуже: нож перелетел через пень и плюхнулся в грязную лужу. Она подбежала, выудила его со дна и стала старательно оттирать руками и сорванными листьями налипшую грязь. Она бы вытерла лезвие подолом, это было бы намного проще и быстрее, но уже усвоила Закон: всё, чего женщина коснётся подолом, считается осквернённым и подлежит уничтожению. Отчищая нож, Баська даже не слышала обидного смеха и шуток мальчишек – она была расстроена. Ей казалось, что если точно воспроизвести все движения броска, то всё получится не хуже, чем у других. Вернувшись к своему шатру, она всё ещё переживала неудачу, поэтому была тише обычного. Это заметил Лачо. Сам он ни о чём не спросил, но сказал Зоре о настроении Баськи, а та, как бывало уже не раз, подошла к сестре, обняла её за плечи, присев рядом, и прикрыла углом своей шали.
– Посидим, поговорим? – спросила она. – Что такая грустная? Тебя кто-нибудь обидел или что другое стряслось?
– Нет, меня никто не обижал, – ответила Баська, – наоборот, мне было интересно с ребятами.
– Тогда что тебя заботит?
С Зорой Баське всегда было легко говорить, о чём бы ни шла речь. Через минуту девушка знала причину расстройства младшей сестры. Она была несколько обескуражена и не сразу нашла, что и как сказать – уж очень необычная сложилась ситуация. Наконец, она спросила:
– А зачем тебе это? Разве это женское дело?
– А мне ребята сказали, что слышали о цыганке, которая хорошо умела метать ножи. Значит, это можно?
– Можно-то – оно можно, но зачем? – повторила вопрос Зора.
– Просто так. Мне интересно!.. Ну, и потом, никакое уменье лишним не бывает, – рассудительно, повторяя чью-то фразу, сказала Баська.
– Да, это – безусловно! – засмеялась Зора. – Ну, уж если для тебя это так важно… Лачо! – позвала она и, когда тот подошёл, продолжила: – Вот тебе ученица, братишка. Научи её метать нож так, как ты это умеешь сам. Не удивляйся! Наша Баська хочет всех поразить своим мастерством.
Но Лачо и не думал удивляться. Он знал, что Баська много времени проводит с мальчишками, а как они развлекаются Лачо, естественно, знал, сам ещё совсем недавно играл в те же игры. Он начал с того, что объяснил непоседливой сестрёнке, как выбрать для себя нож, если есть, из чего выбирать, и как сделать его себе, если это необходимо. Лачо подобрал для Баськи небольшой ножик – один из двух его собственных. Это был его первый нож, на нём он учился. Второй ему сделал отец, и мальчик им очень гордился.
– Надо привыкнуть к ножу, к его весу, к форме рукоятки. То есть надо, чтобы твоя рука привыкла, – объяснял он. – Сначала попробуй кидать в землю. Когда получится всегда делать так, чтобы нож втыкался и не падал, можно попытаться попасть в дерево.
Подолгу возиться с ней Лачо не мог, у него были свои обязанности в семье, поэтому Баська занималась сама. Сначала дело шло из рук вон плохо, но затем у неё стало потихоньку кое-что получаться. Для того чтобы ей не мешали, Баська уходила подальше от места стоянки, выбирала мишень (чаще всего – дерево) и занималась, расстраиваясь, радуясь, порой приходя в отчаяние. Однажды, когда она подняла руку для очередного броска, её остановили. Чья-то рука не грубо, но твёрдо взяла её за запястье. Обернувшись, Баська увидела Мирко. Он не сердился, а просто внимательно на неё смотрел. Конечно, он знал о необычном увлечении своей дочки, но подошёл к ней впервые.
– Ты неправильно действуешь рукой. Не откидывай её так сильно назад. От этого бросок не будет сильней. Взмах должен быть коротким и резким. Давай-ка, я покажу.
Они пробыли вместе всего полчаса, но за эти тридцать минут Баська усвоила больше, чем за всё предыдущее время. После этого урока она сама не заметила, как пришёл успех: броски стали сильнее, увереннее, нож летел именно так, как того хотела она, а не так, как ему заблагорассудится. Точность пока ещё хромала (даже очень!), зато появилась уверенность в том, что она всё делает правильно и в том, что всё обязательно получится. А потом пришла и точность. Конечно, с завязанными глазами она не смогла бы попасть даже в самое толстое дерево, да и не пробовала этого, но из пяти раз в выбранную мишень стабильно попадала трижды. Это было очень неплохо! Баська весьма гордилась собой.
Наконец, она решила показать свои достижения мальчишкам. Но никакого восторга по этому поводу они не проявили, хотя и были удивлены, как быстро научилась девчонка «недевчачьей» забаве, и как ловко у неё получается. Но звёзд с неба она не хватала, а её успех был успехом только для неё самой. Среди ребят были признанные мастера, и рядом с ними Баська, со своими тремя из пяти попаданиями, выглядела бледно. Играть наравне с ними Баська не могла, не могла и согласиться на постоянные проигрыши. Поэтому вскоре она оставила это занятие. Нет, ей очень нравилось сознавать, что её умение необычно, что теперь ей не скажут: это не для девчонки, но на этом всё и заканчивалось. Правда нож она теперь всегда носила при себе, пряча его в складках юбки так, что догадаться о его наличии было невозможно.
На некоторое время она опять осталась сама с собой. С мальчишками водиться надоело, к девчонкам не тянуло. Она много помогала Чергэн по хозяйству, но свободное время всё равно оставалось. Скучая, она стала рассматривать карты, которыми пользовалась Зора. Ещё дома, в усадьбе, она пыталась поближе познакомиться с этими необычными картинками. Их вид и даже, как ей казалось, особый запах манил и завораживал. Но отцу не понравился такой интерес, он видел в этом опасность увлечься игрой, азартом. Это опасение возникло у него не на пустом месте. Карты отняли у графа родного брата. Любимого непутёвого младшего брата, который проиграл всё, что имел и, не найдя выхода и не желая в очередной раз просить помощи у старшего брата, застрелился. Граф считал себя, пусть косвенно, виновным в его смерти, ведь будь он хоть немного внимательней, возможно, трагедии удалось избежать. Но в тот момент у него тяжело болела жена после первых родов, и он ничем, кроме неё, её здоровья и новорожденного сына, не интересовался. Когда до графа дошло известие о смерти брата, он был в ужасе. Конечно, ему было известно, что брат играет и много проигрывает, но чтобы всё было настолько серьёзно… Граф выплатил долг брата, а потом поклялся на его могиле, что сделает всё, чтобы его дети никогда не играли в карты.
Вот и получилось, что Баське не пришлось поиграть с так понравившимися ей картинками. Но в таборе с картами не расставались. Это была не игра, не увлечение, не мода, а просто образ жизни и способ зарабатывать деньги. Карты были просто привычным всем предметом обихода, но владели этим предметом превосходно. Когда Баська смотрела на карты в руках любой из цыганок, ей казалось, что это какой-то особый танец для пальцев и рук. Карты порхали так быстро, а пальцы мелькали так ловко!
И вот она держит в руках колоду Зоры. Картинки на этих картах отличались от тех, которые она видела на игральных картах в деревне или дома, в усадьбе. Кроме того, карты были сильно потрёпаны. Она спросила Зору, не пора ли приобрести новую колоду, чтобы заменить эти затёртые карты.
– Новую купить можно, – ответила девушка, – но нужно, чтобы карты привыкли к рукам хозяйки, а руки – к картам. Только после этого они смогут заговорить. А пока привыкают – снова обтреплются. Так зачем же их менять?
– Как это – заговорить? Разве карты умеют говорить? – недоверчиво переспросила Баська, осторожно трогая пальцем лежащие перед ней старые карты.
– Конечно. Я спрашиваю у них, о чём хочу узнать, потом раскладываю перед собой, и они мне отвечают.
– Как? Ты их вот просто так слышишь? – теперь к недоверию в голосе добавился испуг.
– Нет-нет, – улыбнулась Зора, – они не говорят, как мы, они просто показывают свой ответ. Вот ты читать умеешь?
– Пока нет. Но буквы знаю.
– Ну, вот. Карты – как буквы. Точнее – как слова. Каждая карта – слово. Я смотрю, какие «слова» передо мной, как они расположены, и читаю ответ на свой вопрос.
– На любой?
– На любой.
– А научиться этому можно?
– Конечно. Если хочешь, я научу тебя.
– Хочу. А потом, когда я научусь, мне можно будет денежки зарабатывать, как ты и другие женщины?
– Можно, но только сначала нужно вырасти, девочки не гадают на картах за деньги.
– А когда ты меня научишь?
– Начать можно сегодня, но сразу это не сделаешь, много времени нужно.
Эта наука давалась Баське легко. Память у неё была отличная, значения карт, раз попав в голову, оставались там навсегда. Немного удивляло и обескураживало необъятное количество сочетаний карт. Это запомнить было сложнее, но и тут хорошая память выручала её. Но вот когда дело дошло до раскладывания карт, их тасования неожиданно появились трудности. Зора учила её, как можно раскладывать карты так, чтобы они легли именно в том порядке, которого ожидает гадальщица. Это нужно было для того, чтобы иметь возможность в будущем зарабатывать гаданием себе на жизнь: ведь никто не хочет слышать предсказание несчастья или большой беды, всем хочется обещания удачи, счастья, пусть и с небольшими (непременно с небольшими!) проблемами или препятствиями. Для достижения такого «расклада под заказ» требовалась очень тонкая и чёткая работа пальцев. А пальцы-то как раз и не хотели слушаться. Когда нужно было сгибаться, они почему-то распрямлялись, а когда нужно было придерживать карты, роняли их или путали порядок. Теперь каждую свободную минуту Баська проводила с колодой в руках, так же как немного раньше не выпускала из рук нож. Просить у кого-то помощи или совета она не собиралась. Да и чем ей можно было помочь? Ведь другие пальцы не приставишь.
Как-то раз проходившая мимо старая цыганка заметила её мучения и недовольство собой. Постояв и, прищурившись, понаблюдав за девочкой, она подошла, погладила по голове и сказала:
– Давно пытаешься сладить с картами? Не получается?
– Нет. У меня пальцы не такие, как у всех цыганок, не хотят двигаться, как нужно.
– Не придумывай. Пальцы у всех одинаковые. Просто не привыкли ещё.
– А когда же привыкнут уже? Я всё пробую, пробую, а они не слушаются.
– А ты иди и поиграй с девочками в камушки.
Баська вскинула на неё удивлённые глаза:
– Зачем? Я уже не маленькая. Я хочу научиться раскладывать карты как Зора, как все цыганки. Зачем же мне в камушки играть?
– А ты погляди-ка на руки девочек: как ловко они подбрасывают и ловят камушки, как чётко работают их пальчики. Ты-то, «немаленькая», небось, и с десятого раза так не сможешь.
– А если смогу? – помолчав, спросила Баська.
– Вот когда с камушками справишься, тогда и за карты возьмёшься. Увидишь: легче будет, и всё у тебя получится.
Всё же Баська ещё несколько дней мучилась с картами сама. Но слова старой цыганки помнила постоянно и, наконец, решилась пойти к девочкам. Это было непросто для неё, ещё помнилась обида на насмешки и подколы. Всё же встреча состоялась. Баська подошла к трём девочкам примерно её возраста, играющим в камушки.
– Можно мне с вами?
Девочки, до этого весело щебетавшие и хихикавшие между собой, замолчали и посмотрели то ли удивлённо, то ли насторожённо.
– А ты разве умеешь? – спросила та, что постарше.
– Нет. А вы научите?
Девочки переглянулись.
– А что раньше не хотела с нами играть? Всё с мальчишками водилась, – с обидой сказала вторая. – Вот пусть они тебя и учат!
Баська промолчала, повернулась и пошла прочь… Ведь так и знала, что с девчонками дружить не стоит! Но в этот момент её догнала третья девочка. По росту самая маленькая, она была такая шустрая и острая на язык, что её побаивались даже мальчишки: может высмеять так, что потом до старости от какого-нибудь обидного прозвища не отделаешься.
– Постой, Баська, не обижайся. Пойдём, я научу тебя. А на девчонок ты не обращай внимания. Это они так, для порядка. Не со зла!
Последние слова она произнесла, глядя на двух своих подружек. Те вроде бы нехотя кивнули, мол, да, не со зла. Теперь сразу стало ясно, кто между ними заводила. Заводилу звали Асей. Она выделялась из всех девочек табора роскошными медного цвета волосами. Такой же рыжей была и её старшая сестра.
Под присмотром Аси Баська стала пытаться подбрасывать и ловить камушки. Когда их было два или три, ещё что-то получалось, можно было играть, но когда количество камушков возрастало, всё шло наперекосяк. Они вываливались из рук, при подбрасывании разлетались в стороны, а не взлетали дружной кучкой, как у девочек. А уж поймать все, не уронив ни одного, казалось и вовсе уж непосильной задачей. Но постепенно пальцы привыкали к новым для них движениям, и через несколько дней она уже могла не случайно, а намеренно сделать желаемый бросок. Камушки взлетали и падали именно так, как ей хотелось. Теперь она могла уже на равных играть с другими девчонками. Началась упоительная пора выигрышей. Побеждала она не всегда, но всё чаще. Оказывается, эта игра могла захватить! У Баськи уже был свой «счастливый» набор камушков, который она никому не давала, прислушавшись к совету Аси, ставшей её первой настоящей подругой: «Если дашь свои камушки кому-нибудь другому, они обидятся и перестанут приносить удачу в игре».
Увлёкшись самой игрой, Баська на время позабыла о том, зачем решила научиться этой премудрости. Но обстоятельства сами напомнили ей об этом.
* * *
Табор жил своей нехитрой размеренной жизнью. Вставали рано. Молодые цыганки и старшие девочки начинали хлопотать по хозяйству. Работы было много: прибрать, постирать, наносить воды, приглядеть за детьми, помочь старикам… Всё это входило в их обязанности. Старшие женщины уходили на заработки в деревни. Они занимались гаданием и предсказаниями. Гадали на картах, по руке, по глазам… Уходили иногда довольно далеко от табора. Бывало, что и попрошайничали. Но этим в основном занимались ребятишки в ближайших к табору деревнях. Всё, что удавалось заработать за день, делилось на всех, включая неспособных заработать.
Когда погода испортилась настолько, что шатры перестали спасать от холода, стали выбирать место для зимовки. В конце концов, нескольким старшим мужчинам, среди которых был и Мирко, удалось договориться с жителями одной большой деревни. Им за плату позволили жить в деревенских избах. За это часть заработка табор должен был отдавать деревенской общине, а хозяева тех домов, в которых разместились цыганские семьи, рассчитывали на некоторую помощь по хозяйству. Ведь мужчины табора были искусными кузнецами и шорниками. Мирко был кузнецом. Через несколько дней после того, как все разместились по избам, он со старшим сыном Гожо стал налаживать небольшую кузницу прямо под открытым небом на том месте, где ему указал хозяин дома. Баська с любопытством наблюдала за всеми их действиями. В кузнице она бывала не раз, смотрела с порога, как работали кузнец с подручными. Сам кузнец держал одной рукой клещи с раскаленной железкой, а в другой руке у него был молоток, которым он бил по металлу. И за каждым движением его молотка следовал тяжёлый удар кувалды подручного. Как интересно было видеть, что огромный молот бьёт точно в то место, где только что прикоснулся к заготовке молоток кузнеца. А второй подручный, когда это было нужно, управлялся с такой странной гармошкой, которая называлась «мехи», из неё дул воздух прямо в пламя, горящее в горне. В кузнице всё было монументально, надёжно, всё было внушительных размеров, вызывающих уважение. А вот те вещи, которые раскладывали на земле Мирко и Гожо, Баське казались скорее игрушками. Как будто кто-то решил поиграть в кузнеца и кузницу. Маленькая наковальня (её-то она узнала по форме, хотя размером эта наковаленка была раза в четыре меньше той, которая стояла в деревенской кузнице), маленькие клещи, напильники, пробойники, зубила. А какие маленькие были мехи! Были здесь и незнакомые ей вещи.
Через несколько дней в импровизированной кузнице уже горел огонь, Гожо помогал Мирко у наковальни, а Лачо было доверено управляться с мехами. Изделия, которые появлялись в результате работы мастеров, очаровали Баську. Это были изящные пряжки, булавки, кольца для конской сбруи, удила, цепи… Побегав по другим дворам, она видела, что делают другие кузнецы-цыгане. У каждого из них был свой набор предметов для изготовления. Одни ковали серпы, косы, сошники, другие – клещи, зубила, долота, у третьих можно было купить скобы, оконные петли и крючки. А один цыган делал гвозди. Баська никогда не задумывалась, насколько разными они бывают. Длинные, короткие, круглые, четырёхгранные… А ещё он делал гвозди с фигурными шляпками, которые потом серебрил. Их охотно покупали для обивки сундуков и ларцов. Ведь стоило оббить вещь этими блестящими необычными гвоздиками, как она сразу становилась нарядной.
Торговля коваными изделиями шла хорошо, тем более что в этой деревне своей кузницы не было, при необходимости ходили в соседнюю. А тут – не один и не два кузнеца на всю зиму в деревне обосновались. К ним шли не только заказать новые вещи, но и несли старые на починку. В ответ табор получал многое из того, что сами цыгане не делали. В деревне можно было приобрести глиняную посуду, обувь, деревянные ложки. В ближнем селе в церковной лавочке покупали иконы. Но продавали далеко не все изделия, которые успевали сделать. Основную их часть откладывали до теплого времени года, чтобы продавать их на торжках и базарах.
