Текст книги "Наследница (СИ)"
Автор книги: Елена Невейкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)
– Что вам нужно?
– Нам – ничего, – ответил один из них, – а вот одному вашему знакомому угодно поучить вас хорошо себя вести.
– Что ж он сам не обратился ко мне с этим вопросом?
– Вот об этом мы забыли у него спросить, – хрипло засмеялся другой. – Сможете выяснить это потом, если останетесь живым, – и он полоснул палкой по воздуху, отчего раздался низкий короткий звук.
– Хватит разговоров, – властно произнёс третий. – Вперёд!
Одновременной атаки не получилось. Для замаха палкой требовалось свободное пространство, чтобы не ударить своего же соседа, и нападавшие мешали друг другу. Один из мужчин, замахнувшись, вырвался вперёд. Шпага легко опередила этот неуклюжий, хотя и сильный замах и вошла в тело, проткнув его насквозь. Нападавший качнулся и стал падать прямо на неё, так что Элен еле успела выдернуть клинок обратно и уклониться. Она тут же попала под удар второго мужчины, но успела ранить и его, прежде чем палка свалила её. Её продолжали бить уже лежащую на земле. Она могла только, сжавшись в комок, защитить живот, оставив под ударами спину и правый бок. Наконец, видимо по приказу старшего, всё прекратилось. Элен лежала неподвижно в каком-то полубессознательном состоянии. Глаза были закрыты, и открыть их, казалось, просто не было сил, но слышала она хорошо. Пошевелиться не давала боль. Она была одновременно везде и ощущалась даже в неподвижном состоянии. А стоило пошевелить хотя бы пальцем, тело буквально взрывалось.
– Всё. Закончили. Он сказал – без членовредительства, только поучить, – раздался голос, явно принадлежавший человеку, которому привыкли подчиняться другие.
– Он завалил Кузнеца! Да за это с ним надо…
– Цыц! Нам платят деньги, мы работаем. Каждый знает, чем рискует. Я сказал – всё!
– А может, поискать у него хотя бы кошелёк? Ведь должен же я буду лечиться, вон, как он меня продырявил, кровь всё никак не унимается. А лекарь стоит дорого!
– Знаю я твоего лекаря, который в бутылке живёт! Впрочем, чёрт с тобой! О кошельке разговора не было. Бери.
– Во, это дело! – раздался радостный возглас, и Элен почувствовала, как её поворачивают на спину. Не удержавшись, она застонала.
– Не скрипи, гадёныш. Кузнецу-то похуже твоего досталось, – приговаривал убийца, обыскивая её карманы. Наконец, он добрался до верхних, нащупал кошелёк, лежащий там, и полез за ним. Внезапно он отдёрнул руку и охнул. Потом вновь аккуратно запустил её за отворот кафтана. Кошелёк переместился к нему. Он медленно встал и, зажимая раненый бок, повернулся к двум ожидавшим его товарищам.
– Ты чего весь какой-то сам не свой стал? Чего копался так долго? Или чего кроме кошелька обнаружил?
– Ага. Обнаружил.
– Уж не оборотень ли наш подопечный? – захохотал старший. – Чем он тебя так удивил?
– Не, не оборотень. Но почти.
– Чего? Что ты мелешь?! Как это – почти оборотень?
– А так. Баба это.
– Чего?!
– Баба это, – упрямо повторил он. – Ну, или девка. Иди сам проверь, если не веришь.
Наступила тишина. Затем Элен ещё раз почувствовала чужую руку, которая почти сразу убралась.
– Они там что, совсем очумели в этой школе?! Девок на обучение брать!
– Твой пан тоже хорош! Знал бы, что баба, не связывался бы! Не хватает ещё, чтобы слух пошёл, что мы с девками дерёмся!
– Ага, да ещё и убить себя им позволяем, – вставил слово третий.
– Так. Надо будет с ним поговорить обо всём этом, – раздумывая, сказал старший. – Что сделано – то сделано, но пусть оплатит нам дополнительно риск огласки. То-то он сам не хотел этим делом заниматься!
– Во! Это другое дело! Только как ты его найдёшь?
– Это уж моя забота, – голос старшего вновь звучал уверенно. – Он из школы, там я его и найду. Не сейчас, конечно, пусть всё успокоится. Ладно, всё. Пошли.
– А с ней чего делать?
– А что тебя беспокоит? Никогда ты не задавался такими вопросами.
– Так я никогда и против девки не выходил! – огрызнулся раненый. – Она всё-таки послабей мужиков будет, замёрзнет ещё. Сам же говорил, что заказ был только поучить, а не убивать. А ну, как окочурится она на морозе?
– Хорошо. Убедил. Ты, никак, думать научился?.. Ладно, оттащите её вон туда, в тупичок, там солома рассыпана. Да сверху прикройте чем-нибудь. Если до утра не замёрзнет – выживет, найдут её. А если нет, то нашей вины в том не будет, сделали, что могли. Предупреждать нужно, кого обрабатывать придётся! Когда управитесь с ней, стащите туда же Кузнеца. Только его укрывать не нужно. Он-то уж не замёрзнет. Хе-хе!
Кто-то поднял Элен и понёс. От боли она потеряла сознание и не чувствовала, как её положили на солому, сверху набросали ещё немного той же прелой соломы.
– Снег начался, – сказал старший. – Когда засыплет немного, будет потеплей. Да что ты там ковыряешься? Пошли уже! – обратился он одному из своих.
– Да вот пытаюсь ей пальцы разжать, что б шпагу вынуть. Клинок больно хорош, продать можно будет, – пыхтя, ответил тот. – Вот ведь, зараза, не разжать! Намертво вцепилась.
– Ну, ты, знаток клинков, оставь это! Только головную боль себе наживёшь. Шпага с клеймом школы, её не продашь, только попадёшься.
С сожалением бросив ещё один взгляд на оружие, мужчина пошёл вслед за остальными.
* * *
Юзеф, прочитав письмо, в котором были поздравления и море любви, улыбаясь своим мыслям, вновь направился к городским воротам. Удивительно, ещё утром он был весь захвачен дурными мыслями, день обещал стать серым и тоскливым. А вон, как всё обернулось! Письмо нашлось, булавка нашлась. Даже проститутка оказалась честной, что уже было редкостью. Хорошо, что он не остался в одиночестве в школе. Хорошо, что Элен вытащила его в город… Элен! Вспомнив о ней, Юзеф ускорил шаги: она там, наверное, совсем замёрзла у ворот, поджидая его. Ну, ничего! Сейчас они согреются, быстрым шагом идя к школе. Времени ещё достаточно, они не опоздают.
Подойдя к воротам и не обнаружив там Элен, Юзеф не расстроился. Он решил, что она, не дождавшись его, вернулась в школу. Немного кольнула тревога: как она в одиночестве прошла весь путь? Но успокоив себя тем, что, скорее всего, Элен встретила кого-нибудь из курсантов и пошла с ними, он бодро зашагал к школе под начавшимся снегопадом. Войдя в ворота, он сразу увидел Штефана, всегда встречавшего Элен из города.
– А пан Ален? Он разве не с вами? – обеспокоенно спросил денщик.
– А разве он ещё не вернулся? – спросил в ответ Юзеф.
Штефан покачал головой и тревожно посмотрел на него. Юзеф почувствовал, как внутри медленно поднималось ощущение чего-то нехорошего, предчувствие какой-то беды. Он повернул обратно к выходу. Там он выяснил точно, что пан Ален на территорию школы не возвращался. Обернувшись к Штефану, сказал:
– Я найду его и приведу. Жди нас, – и вышел за ворота, несмотря на предупреждение стражника, что он не успеет вернуться в срок.
Всю дорогу до города Юзеф бежал. Ему встретился Лех с приятелями, которые проводили его свистом и улюлюканьем. Но обращать на них внимание было некогда. Он не слышал, как Лех сказал:
– Я рассчитывал, что школу покинет один человек, а теперь, кажется, это могут быть двое. Какая удача!
Пройдя в городские ворота, Юзеф попытался выяснить у привратника и ночных сторожей, греющихся у костра, не видали ли они пана, одетого так-то и так-то, такого-то роста и т. д. В ответ он получил только старую мудрость, что, мол, ночью все кошки серые, и что «им только и дела, как приглядываться ко всем, шастающим туда-сюда». Единственной помощью, которую они оказали, являлся факел, выданный ему для поисков.
Дважды Юзеф прошёл по знакомой улице, но никого не нашёл. Густо падающий снег скрывал все следы и мешал смотреть. Юзеф был в отчаянии. Если с Элен случилась беда, но она жива, на морозе легко замёрзнуть насмерть. А время всё бежало. Прошло уже два с лишним часа с момента их расставания у ворот. Не желая сдаваться, Юзеф решил пройти улицу ещё раз, теперь заглядывая во все щели и закоулки, надеясь найти хоть что-то, что могло подсказать, что произошло с Элен и где её искать. Факел давно погас, и ему пришлось опять просить помощи у привратника. Тот долго ворчал, но, в конце концов, дал Юзефу закрытый фонарь, в который не попадал ни ветер, ни снег. С этим фонарём он отправился осматривать улицу в третий раз. Теперь он шёл медленно, переходя от дома к дому, внимательно осматривая стены и мостовую, переходя с одной стороны улицы на другую на подобии челнока. Снег к этому времени уже перестал и видимость улучшилась. Примерно на полпути от ворот к трактиру, у самой стены, там, где камни были прикрыты от снегопада выступом здания, он обратил внимание на какое-то тёмное пятно. Это оказалась лёгкая дубинка, выглядывающая из-под снега. Такие палки часто являлись оружием уличных бандитов. Юзеф, поставив на землю фонарь, стал откидывать снег вокруг, просматривая каждую казавшуюся ему подозрительной кочку. Вскоре его старания увенчались успехом: он нашёл шапку Элен. Вот тут его охватил такой ужас, что все мысли спутались. Осталось только чувство непоправимой беды. Он прислонился к стене, сгрёб с каменного выступа горсть снега, положил в рот, остатком обтёр лицо. Потом огляделся, подняв фонарь, и увидел узкий проулок. Совсем не желая знать, что там, он всё же вошёл в него. И почти сразу наткнулся на лежащее тело. Взглянув на него, Юзеф оценил, каким мощным человек был при жизни. Осмотрев труп, Юзеф нашёл рану против сердца. Бросив его, он пошёл дальше по проулку. Там, в тупике, в слабом свете фонаря он разглядел кучу старой соломы, прикрытую снегом. Он уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг взгляд его упал на торчащий из-под соломы и снега сапог. Поставив фонарь на землю, Юзеф стал руками отбрасывать солому и снег. Скоро показался человек, лежащий на левом боку. Свет фонаря падал на лицо…
– Элен… Элен, – приговаривал он, пытаясь повернуть её на спину, и услышал стон. – Жива! Ты жива… Элен…
Ничего другого он не мог сказать. Попытался взять шпагу, до сих пор зажатую в руке, но это ему не удалось: онемевшие пальцы были намертво сомкнуты на эфесе.
– Элен, – он гладил её по щекам, по плечам, по спутанным волосам, – Элен, родная, очнись, скажи что-нибудь.
Наконец, ресницы дрогнули, глаза открылись, но, ничего не видя, закрылись снова… Потом открылись вновь, уже осознанно. Элен попыталась осмотреться и увидела лицо Юзефа, склонившегося над ней. Улыбка была совсем девичьей, почти детской:
– Юзеф. Это ты. Ты пришёл.
– Конечно, я пришёл, Элен. Как же я мог не прийти? Прости, что опоздал, что не смог защитить тебя… Прости, – и он, взяв руку с зажатой в ней шпагой, поцеловал её. Пальцы неожиданно разжались, и клинок упал на землю. Юзеф поднял его, аккуратно снял с Элен ножны, вложил в них шпагу и надел на себя.
– Что здесь случилось?
– На меня напали. Без объяснений. Я пыталась отбиться, но их было четверо. Я не смогла. Но, кажется, я кого-то ранила.
– Да, одного ты убила.
– Убила? – слабо удивилась Элен.
– Да, наповал. А теперь давай-ка поднимайся, надо возвращаться в школу.
– Я не могу.
– Я помогу тебе. Ну, давай!
Он попытался помочь Элен подняться. Это ему удалось не сразу. Наконец, она стояла, покачиваясь, опираясь на его руку.
– Я не смогу идти, – прошептала она со стоном. – И дышать трудно. Оставь меня здесь, Юзеф, я полежу, а ты сходи за помощью.
– Ну, нет, я больше тебя не оставлю. Никогда. Раз ты не можешь идти сама, я понесу тебя.
– Ты бредишь, – улыбаясь белыми губами, прошептала Элен. – Ты не донесёшь меня.
– Донесу, – уверенно ответил Юзеф. – Тебя – донесу.
Надев ей на голову найденную на улице шапку, он подхватил Элен на руки и бодро зашагал по пустой тёмной улице. Сначала возбуждение и радость от того, что Элен нашлась живая, помогали ему, но к концу улицы он уже еле переставлял ноги и чувствовал, что вот ещё немного – и уронит её. К воротам он подошёл, покачиваясь, и посадил Элен на снег, оперев её спиной о стену. Она дышала так же тяжело, как и он. Привратник вышел, узнал Юзефа и спросил о своём фонаре.
– Там, в середине улицы справа есть тупичок, – ответил Юзеф. – В нём на земле и стоит твой фонарь. Рядом с ним – труп. Не заводись, это не я его убил. Это, видимо, один из тех, кто напал на моего товарища, которого я искал. И нашёл, – кивнул он на сидящую у стены Элен.
Привратник только теперь заметил человека на земле.
– Матерь Божья! И что мне теперь делать?
– Это тебе виднее. Нужно, наверно, кому-то сообщить. Но я не могу ждать: пану нужна помощь, и, чем скорее, тем лучше. Мы уходим.
Привратник пытался бормотать что-то насчёт того, что ему одному придётся отвечать за всё, а паны опять уйдут от неприятностей, но Юзеф пресёк эти жалобы:
– Ни я, ни мой друг прятаться не собираемся. Где находится школа пана Буевича, я надеюсь, ты знаешь. При необходимости спроси пана Юзефа и пана Алена. А теперь – прощай. И спасибо тебе за факел и фонарь, – добавил он, наклоняясь, чтобы поднять Элен на руки.
Но она, к этому времени немного придя в себя, захотела хоть чуть-чуть пройти сама. Юзеф бережно поставил её на ноги. Сделав шаг, второй, третий, Элен пошла, казалось, достаточно уверенно, хотя и медленно. Но хватило её всего на пару сотен шагов, и Юзеф еле успел подхватить её, когда она уже падала в снег. Дальше, с небольшими передышками, её нёс Юзеф. Недалеко от школы Элен опять настояла на том, чтобы идти самостоятельно. Но на этот раз она не прошла и сотни шагов: подвернулась нога, попавшая в занесённую снегом выбоину, и Элен упала, ударившись о землю правым, избитым боком. От боли она опять потеряла сознание. Юзеф донёс её до ворот и забарабанил в них. Стражник весьма грубо посоветовал ему не шуметь и приходить утром, а если это стучат опоздавшие, то тем более. Пусть проваливают туда, где так долго и весело проводили время. Стражнику ответили сразу трое. Снаружи кричал Юзеф, угрожая, что вся ответственность за возможное несчастье ляжет на него, и что разнесёт ворота по брёвнышку, а со стороны двора неслись обещания попроще и подоходчивей. Их авторами были два денщика, встречавшие своих панов. Перед таким натиском стражник не устоял, ворота открылись.
* * *
Юзеф вошёл во двор, и Штефан тут же подхватил Элен. Не тратя время на расспросы (с ними можно было и подождать), он понёс её в дом. Юзеф взялся позвать лекаря. За этой сценой наблюдали несколько человек. Ещё несколько, несмотря на позднее время, попались навстречу Штефану. Так что известие о происшествии быстро катилось по школе. Даже те, кто уже лёг, были подняты с кроватей их менее сонными товарищами.
Когда Юзеф в сопровождении лекаря подошёл к комнате Элен, перед дверью уже была толпа. В дверях стоял Штефан и, героически загораживая вход, отвечал всем одно и то же:
– Ещё ничего не известно. Пан без сознания. Вот придёт лекарь – всё разъяснится.
Перед доктором все расступились. Он прошёл в комнату, сразу за ним шёл комендант. Доктор, войдя, взглянул на своего пациента. Верхнюю одежду денщик снял, а сорочка в нескольких местах порвалась, открывая тело. Лекарь, при всей своей тучности, соображал очень быстро. Развернувшись, он не дал войти больше никому.
– Попрошу выйти всех, кроме денщика. Вас, пан комендант, это тоже касается. Поговорить с паном Аленом сейчас невозможно, он без сознания. А больше здесь делать нечего. Вот придёт в себя – спросите обо всём, что хотели узнать. Пока можете спросить пана Юзефа, он многое знает, – и он захлопнул дверь перед носом коменданта и подошедших учителей. Затем обратился к Штефану:
– Что ж, любезный, ты вряд ли не в курсе…м-м…некоторых особенностей твоего хозяина. Или хозяйки. Это как тебе будет угодно. Так что, помогать мне будешь ты.
– Я, конечно, знал, что… – Штефан смутился. – Но она всегда справлялась сама. Я только убирал, да одежду чистил. А так – она всё сама для себя делала.
– Да? А кто бальзамом её мазал?
– Тоже сама. Я иногда только помогал. Но я же не… раздевал её.
– А теперь придётся раздеть. Или ты хочешь, чтобы я кого другого позвал? Одному мне не справиться. Выбирай!
Штефан поклонился.
– Тогда, давай, раздень её, мне нужно провести осмотр.
Пока лекарь работал, он решил прояснить для себя кое-что.
– Итак, Штефан, будь любезен ответить на несколько вопросов. От твоих ответов, а именно от их откровенности, зависит моё дальнейшее поведение… Подержи вот так, не давай ей сгибать руку… Вопрос первый: всё ли известно пану Буевичу?
– Всё, пан доктор. Она – его племянница. Не родная, но любит он её, как свою собственную дочь. И всё ей позволяет.
– Оно и видно… Плохо держишь, крепче! Не жалей, а то ей же хуже будет!.. Вопрос второй: знает ли кто-нибудь в школе – учителя, комендант, другие ученики – о том, кем на самом деле является пан Ален?
– Нет, пан доктор, не знают.
– Угу. А пан Юзеф?
– Пан Юзеф, пожалуй, знает. Это получилось случайно. Но он ни разу даже вида не подал, что ему всё известно.
– А сама панна в курсе, что он знает?
– Да. Но и она ни разу не говорила об этом ни с кем. Они вроде как друзья.
– Вроде как… Хорошо сказал, точно…Вроде как! Хе-хе!.. Помоги мне её перевернуть… Удивительно! И зачем это ей?
– Вот этого не скажу, сам не знаю. Красивая панна, могла бы жить без забот, да ещё при таком заботливом дядюшке, как пан Буевич. Да вот, поди ж ты!
– Любопытно.
– А вы не расскажите об этом?
– Что ж я, враг себе? Если пану Буевичу всё известно, и он не возражает, значит, так тому и быть. Только я думаю, что всё равно, рано или поздно все обо всём узнают… Так. Всё. Накрой её пока одеялом, я приготовлю всё необходимое.
Через полтора часа доктор докладывал коменданту в присутствии находившихся здесь же учителей о состоянии здоровья пана Алена.
– Множественные синяки, ссадины, сломаны два ребра, подозреваю трещину в левой голени. Это то, что удалось определить при первом осмотре. Я не могу пока точно сказать, повреждены ли внутренние органы. Это будет понятно позже. Но предполагаю, что с этой стороны всё благополучно.
– Что вы можете сказать обо всём этом? – спросил комендант.
– Вы хотите знать моё мнение о состоянии здоровья пострадавшего или о случившемся в городе?
– Нас интересует и то и другое. Но сейчас я имел в виду второе.
– Об этом мне сказать нечего. Я медик, а не судейский. Но…
– Что – «но»?
– Есть одна странность. Даже две. Во-первых, почему среди множества ударов не было ни одного – ни одного! – нанесено по голове? Ведь, если нападают на человека с палками (а осмотр сказал мне, что использовалось именно такое оружие), логично сразу бить по голове. Простите за цинизм, но так меньше возни. Пару раз стукнул и – готово. А тут все удары нанесены по корпусу, причём большинство из них были сделаны по уже лежащему на земле человеку.
– Почему вы так решили?
– Потому что почти все синяки расположены справа и сзади. Значит, левая сторона была недоступна для нападавших. Трудно предположить, что пан Ален мог прикрыть чем-то себя слева, при этом оставаясь на ногах. Делаем вывод: скорее всего, он лежал на левом боку.
– А вторая странность?
– Вторая лишь подтверждает мою догадку. Убивать пана Алена не собирались. Мне пан Юзеф рассказал, что рядом со своим другом нашёл труп рослого мужчины, которого проткнули чем-то острым насквозь. Шпага пана Алена была в крови. Следовательно, это он заколол одного из нападавших. О том, что их было несколько, говорит то, что и погибшего и пана оттащили с улицы в тупик, да ещё накрыли соломой. Но даже после смерти одного из своих людей, они не убили его. А ведь это было бы так естественно! Значит, у них была другая цель.
– Какая?
– Откуда же мне знать? Это уж не по моей части… Только вряд ли воровство.
– Почему?
– Да всё потому же. Слишком много ударов вместо одного – по голове.
– А ведь убедительно звучит, – вступил в разговор герр Нейрат. – Что ж вы говорите, что не судейский? – он усмехнулся. – Такие мотивированные рассуждения сделали бы честь любому судейскому.
– А теперь всё же скажите, как вам видится дальнейшее? Каковы перспективы на выздоровление пана Алена? – спросил пан Стоцкий.
– Если травмы, полученные им, ограничиваются только выявленными мной сегодня, то это будет достаточно быстро. Повторю: я не знаю, получил ли он повреждения внутренних органов, хотя у меня есть уверенность, что не получил.
– Почему?
– Опять почему! Да просто потому, что ни на животе, ни на груди, ни даже на лице нет никаких последствий от возможных ударов. Похоже, пан Ален, упав, сгруппировался и, пожертвовав рёбрами, сохранил в целости всё остальное. Кстати, это можно отметить как его заслугу.
– В этой истории есть ещё много такого, что заслуживает поощрения, – заметил пан Стоцкий.
– Вот как? А что, если не секрет?
– Не секрет. Пан Юзеф рассказал, что, несмотря на все его старания, так и не смог вынуть из руки находящегося в беспамятности пана Алена шпагу. Он выпустил её только тогда, когда пришёл в себя и увидел, кому отдаёт её! Это изумительно!
Доктор подумал про себя, что это-то как раз вполне объяснимо с медицинской точки зрения, но вслух говорить ничего не стал, пусть считают заслугой пана. Тем более что со Стоцким согласился и Нейрат, которого в этот раз даже не покоробила восторженность коллеги.
Когда лекарь вышел, отпущенный комендантом, Нейрат при поддержке Стоцкого спросил, будет ли зафиксировано опоздание двух курсантов. Ведь формально это всё же было нарушение дисциплины, а комендант придерживался мнения, что отмечать нужно факты, а как их трактовать, как к ним относиться – это не его дело. В данном случае вопрос для него был сложный. С одной стороны, отступив от своих принципов раз, он создавал прецедент, на который, при желании, могли впоследствии сослаться те, кто пожелал бы каким-либо образом подтасовать факты, а к фактам комендант относился трепетно. С другой стороны, случай был исключителен, и это тоже было фактом. Но у вопроса существовала ещё и третья сторона. Пан Ален был племянником хозяина школы, а зафиксированное нарушение было бы у него уже вторым (о самом первом ему по каким-то соображениям официально доложено не было, но это не означало, что он остался в неведении), да ещё и грубым. Следовательно, возникал вопрос о том, что пану Алену придётся покинуть школу. Абсурд! Этого допускать было нельзя! Даже, наказав пана Юзефа, он мог попасть в неприятную ситуацию. Зная пана Буевича, комендант не сомневался, что тот захочет отблагодарить молодого человека за спасение племянника. О каком же наказании могла идти речь!
В результате, он принял решение, которое должно было в той или иной степени удовлетворить всех. То, что случилось с паном Аленом, было занесено в графу «Происшествия», где были отмечены его «достойное поведение и профессиональные навыки». В его случае об опоздании не было сказано ни слова. А опоздание пана Юзефа было отмечено, но никакого наказания наложено не было, не говоря уже о вопросе исключения из школы, поскольку вина искупалась спасением жизни пана Алена – и это тоже было внесено в список происшествий. Таким образом, оба ученика избегали наказания, комендант – скандала, а все факты оказывались задокументированными. Комендант очень гордился собой: как замечательно он обошёл острые углы в такой щекотливой ситуации!
А вот Лех был в бешенстве. Потратить столько усилий, вложить собственные деньги – и что в итоге?! Оба выскочки не получили даже устного выговора, не говоря уж о более суровом наказании. Мало того, на них ещё и смотрят, как на героев!
* * *
Ничего из этого Элен не волновало. У неё была другая причина для беспокойства. Придя в себя и обнаружив рядом доктора, она не знала, как себя вести. «Знает или нет?» – думала она, глядя в спину лекарю, который, бубня себе под нос что-то, похожее на песенку, готовил на столике питьё. Вот он закончил, обернулся.
– А-а! Ну, наконец-то вы снова здесь, с нами. Долго заставили ждать, милая! Так, вот это надо выпить, хоть и гадость изрядная. Зато потом спасибо скажите, лихорадки не будет. Давайте-давайте, панна, пейте. А то сейчас позову вашего Штефана, он вас держать будет, а я – с ложечки поить.
Доктор болтал без умолка. Под его трескотню Элен выпила что-то безумно горькое и подумала, почему-то совершенно спокойно: «Так оно даже лучше. Узнал – и пусть. Ничего объяснять не надо. Вот скажет ли другим? Нужно попросить…» Но о чём попросить, она додумать не успела, уснула. А когда проснулась, рядом был Штефан. Он сидел на табурете и чинил что-то из одежды.
– Сколько времени? – спросила Элен. Зачем это ей нужно, она сама не знала. Просто захотелось услышать собственный голос.
– Проснулись? Вот и славно. Тут доктор вам микстурку оставил, надо выпить, – не отвечая на вопрос, заговорил денщик. – Дайте-ка я вам подушечку поправлю.
– Погоди, это что, опять та пакость, от которой в сон проваливаешься, как в омут? Не буду! Пусть сам пьёт!
– Ну, наконец-то узнаю вас, панна Элена, – заулыбался Штефан. – Спорить начали – значит, всё в порядке! А микстура другая, от неё в сон не потянет.
– Лучше принеси чего-нибудь поесть, а? Хотя бы хлеба кусок.
– Хо-хо! А лекарь-то стоящий оказывается! Он так и сказал: проснётся – есть запросит. Голова-а! Я-то ему не поверил, но поесть для вас припас на всякий случай. Курочка сегодня. И пудинг.
– Ой, неси скорее, не издевайся! А то сейчас слюной захлебнусь!
Пока Штефан выходил в свою крошечную комнатёнку за провизией, Элен, немного покряхтев, села на кровати. Штефан, вернувшись, расстроился:
– Лежать вам нужно, панна Элена. Доктор узнает, что вы сели – голову мне оторвёт.
– Ты давай сюда курицу, не стой столбом, а то голову тебе оторву я. А насчёт доктора не беспокойся, я сама с ним поговорю.
После еды пришло состояние покоя и умиротворения. Элен опять легла, но спать не хотелось. В комнату заглянул Штефан.
– Чего тебе? – спросила Элен.
– Да к вам пан Юзеф рвётся. Доктор не велел никого пускать, но… Может, его – можно? Ведь он специально ночью из комнаты потихоньку вышел, а вы всё едино не спите.
– Конечно, впусти!
Через несколько секунд появился Юзеф. Штефан деликатно удалился к себе, прикрыв дверь. Юзеф стоял, как-то нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
– Юзеф, ты что? Что с тобой?
– Я пришёл узнать, как вы себя чувствуете, пан Ален, – церемонно произнёс он, глядя в пол. Элен даже приподнялась на локте. Потом ответила в той же манере:
– Благодарю вас, пан Юзеф, за беспокойство о моём драгоценном здоровье.
С удивлением взглянув на неё, Юзеф увидел смеющиеся прищуренные глаза. А Элен продолжила:
– Ну что, может, хватит? С чего это ты так заговорил? Можно подумать, мы на великосветском приёме и едва знакомы. Садись!
Юзеф улыбнулся и сел на табурет, на котором недавно сидел Штефан.
– Как ты?
– Думаю, уже скоро станет хорошо. Всё потихоньку болит, но уже меньше. Вот только дышать глубоко ещё не могу, больно. А-а… как дела в школе? Знают… обо мне?
– Конечно, знают. Все видели, как мы вернулись. Теперь обсуждают, сколько ты пролежишь.
Они так естественно и незаметно перешли на «ты», что даже сами не заметили этого.
– А больше ничего обо мне… не говорят? – осторожно спросила Элен. Юзеф удивлённо поднял брови. Ей пришлось уточнить вопрос: – Доктор не рассказал?..
– А-а… Нет. Не рассказал. Я даже удивился. Он ведь такой болтун, а тут промолчал.
– Болтун болтуну рознь, – задумчиво произнесла Элен фразу, услышанную когда-то в таборе. – Хорошо. Значит, через недельку можно будет вернуться на занятия.
– Ты что! Через неделю – рано! Тебе никто не позволит.
– А кто мне может запретить? Это моё дело. Вот перестанет болеть нога, и вернусь в зал. Не так всё страшно, если я даже немного могла идти.
Юзеф помрачнел.
– Я ведь пришёл попросить прощения.
– Прощения? За что? – собиравшаяся лечь Элен снова села, поморщившись от боли.
– За то, что оставил тебя одно… одну. Если бы я не побежал тогда за этой несчастной булавкой, ничего бы не случилось! На двоих не напали бы!.. – Юзеф говорил торопливо, боясь, что она не даст ему сказать слова, которые он приготовил заранее. Она и не дала.
– Ты уверен?
– Конечно! Мы бы отбились, даже если те четверо всё же решились напасть! Я не должен был уходить… Ведь я мог, в конце концов, взять тебя с собой. Прости меня. Я виноват…
– Не сходи с ума! – резко прервала его Элен. – Если бы сейчас всё обошлось, случилось бы в другой раз, уже по-другому. И ещё неизвестно, как бы повернулись тогда события. А так – ничего серьёзного не произошло.
– Значит, ты тоже думаешь, что всё может повториться?
– Да. Те четверо чётко сказали, что кто-то поручил им «поучить меня хорошо себя вести». А… что, кто-то ещё так думает?
– Я, Штефан и мой денщик. И доктор. Он всё расспрашивал, как и что случилось, а потом заявил мне, что хорошо бы я всегда был рядом, поскольку, мол, есть вероятность, что это нападение не случайное, а в таком случае, попытку могут повторить. Так что тебе нужно быть осторожным… осторожной.
Элен тихонько, чтобы не стало больно, засмеялась:
– Да не путайся ты в словах. Пока мы здесь, в школе, я – Ален.
– А ты… не боишься, что все всё-таки узнают правду?
– Узнают? Как? Кто может проболтаться? Доктор уже доказал свою лояльность, подозревать Штефана глупо, это ему не нужно. Остаёшься ты, – Элен снова усмехнулась, но Юзеф не улыбнулся.
– А всё же?
– Знаешь, – в её голосе появилось раздражение, – мне что-то нехорошо, усталость какая-то навалилась. Ты иди, а я посплю… Не желаю думать о том, что может случиться, а может, и нет.
Она улеглась, натянув одеяло до подбородка, и закрыла глаза. Юзефу ничего не оставалось, как уйти. Когда он вышел, Элен снова открыла глаза и долго ещё не спала, глядя в потолок и думая о том, кто мог настолько сильно её ненавидеть, что решился организовать нападение.
* * *
Через пару дней Элен начала вставать и понемногу ходить, хотя доктор и выражал сомнения по поводу того, что это целесообразно делать так рано. Синяки синяками, но переломы и трещина требовали покоя. Элен ничего не хотела слушать, говоря, что раз она имеет силы, чтобы сделать несколько шагов, она их сделает. Очень быстро несколько шагов превратились в несколько десятков. Теперь она могла подходить к окну и стояла, глядя на заснеженный парк. Он немного напоминал ей другой парк, в котором она, действуя на нервы всем домашним, занималась тем, что считала интересным и нужным ей самой. Она улыбнулась при мысли, что теперь так же достаёт своим характером доктора, как когда-то – дядю Яноша и пани Марию.
* * *
В эту ночь Элен опять не могла заснуть, выспавшись от безделья днём. Штефан давно уже похрапывал за дверью, а Элен всё лежала с открытыми глазами. В щель между занавесками заглянула луна. Серебряный свет изменил комнату, украсив скромную обстановку. Элен послышались голоса. Странно. Три часа ночи. Кто может разговаривать, да ещё на улице? Любопытствуя (всё равно сна нет ни в одном глазу), она сползла с кровати и подошла к окну. Видно никого не было, мешал балкон. Она тихонько приоткрыла дверь и встала возле щели.
