Текст книги "Наследница (СИ)"

Автор книги: Елена Невейкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 54 страниц)

– Но можно найти горничную там, на месте.

– Ты так считаешь? Но ведь мне нужен человек, которому я смогу доверять, который не будет обсуждать на базаре свою хозяйку и её причуды. А причуды, как тебе известно, у меня есть.

– Да уж, это верно.

– Так что на месте подобрать горничную трудно. Если только здорово повезёт.

– Элен, это всё, конечно, важные вопросы, но ты не сказала мне главного. Почему ты говоришь об отъезде, как о реально близком и решённом событии, когда у пана Буевича на это совсем другой взгляд. Сегодня он чётко дал понять, что путешествие откладывается на неопределённый срок.

– Да, я знаю. Дядя против. Он боится, что в дороге нас могут настигнуть те, кто выследил меня здесь. Но не ехать я не могу. Ты должен это понять! Поэтому я решила уехать тайно. Пусть все считают, что я сбежала. Я и письмо напишу, чтобы не было сомнений. В нём намекну, что рассчитываю добраться, скажем… до Италии. Или до Парижа. Это не важно.

– А почему ты уверена, что все поверят этому письму? Ведь твоё намерение ехать в Россию общеизвестно. Правомерно возникает вопрос: что такое случилось, что ты вдруг передумала?

– Случилось? Случился ты. Сбегу не я, а мы. Мы с тобой. Пусть все думают, что мы уехали, чтобы… быть вместе. В этом случае я вполне могла передумать. Ведь об истинных причинах, зовущих меня в Россию, знают всего несколько человек: ты, дядя Янош и пан Войтек. А для остальных – это просто желание побывать на родине.

– А Гжесь? Он знает?

– Нет. Гжесь не знает, – на лице Элен мелькнуло выражение то ли досады, то ли грусти. Она отвела глаза, чуть нахмурилась. – Незачем. Хотя он возможно и предполагает что-то. Но наверняка ему не известно ничего… Так ты согласен мне помочь осуществить мой план? – Юзеф смотрел на неё странным взглядом. Неожиданно в памяти возникли слова пана Яноша: «Вы могли бы надеяться и на гораздо большее».

Элен по-своему расценила его молчание:

– Я, конечно, понимаю, что это необычное предложение. Но ничего лучшего я придумать не смогла. Ведь всё это собьёт со следа и тех, кто преследует меня. Впрочем, может быть, ты мне посоветуешь что-то другое?

– Нет-нет, Элен, план хорош, пусть так. Только не хочется обманывать пана Буевича. Он так хорошо ко мне отнёсся, с помощью денег, которые он мне дал, я смог обеспечить матери и сестре нормальную жизнь на целый год. Мне бы очень не хотелось отвечать на его доброту таким образом, я не хочу, чтобы он считал меня способным… сманить тебя.

Элен рассмеялась. Ей показались очень забавными эти слова.

– Юзеф, ты плохо знаешь дядю. Моё письмо его не обманет. Он прекрасно поймёт, что к чему. И искать нас, если и будет, то просто, чтобы создать видимость. Письмо – оно для других, чтобы было, о чём поговорить. Там, глядишь, слух из дома на улицу попадёт, а это-то мне как раз и нужно.

– А как же моя мать? Что, если она об этом узнает?

– Думаю, что дядя Янош предусмотрит такой вариант и предотвратит неприятности. Ну, что, теперь все вопросы выяснены?

– Почти, – улыбнулся Юзеф. – Как ты собираешься покинуть дом так, чтобы этого никто не заметил? И прежде всего пан Буевич. Ехать нужно не только тебе, значит, придётся брать возок и верховых лошадей. А выезд такой компании наделает много шума. Окна спальни пана Буевича выходят, если не ошибаюсь, в сторону ворот?

– Да. И окна пана Войтека тоже. Но эту проблему я решу. Для этого у меня есть… одна цыганская хитрость.

– Цыганская? – насторожился Юзеф. – Причём здесь цыгане?

– Видишь ли, одно время я жила в цыганском таборе и многому там научилась.

– В таборе?! – Юзеф даже поперхнулся от удивления.

– Ага. Никакой загадки в этом нет. Но рассказывать всю историю долго. Просто поверь мне, что вы знаете не тех цыган, в России они другие. Скажу только, что мне было хорошо с ними.

– Пресвятая Дева!

Элен засмеялась:

– Да! Мне есть, что рассказать. Только это – когда-нибудь потом. А сейчас скажи, наконец, окончательно: ты поможешь мне?

– Как же я могу не помочь тебе, если я – твой телохранитель? – усмехнулся теперь уже Юзеф. – Я откажусь, ты сбежишь без меня, с тобой что-нибудь случится… И я буду виноват в том, что не сумел тебя уберечь и вынужден буду вернуть деньги? Нет уж, ты от меня не отделаешься, я последую за тобой, куда бы ты ни направилась, – потом, уже серьёзно, продолжил: – Когда ты планируешь начать всю эту авантюру?

– Думаю, завтра. Я пошлю Лизу в ближайший городок к аптекарю за какой-нибудь мелочью (мы всегда приобретаем у него снадобья для лица), дам ей в сопровождение Штефана. Они поедут в возке, в который уже будут уложены вещи. А ночью выедем мы с тобой. Верхом. Вот и всё. Вроде, несложно.

– Да, – вздохнул Юзеф, – звучит всё логично и просто. Вот как получится?.. Ну, там посмотрим.

Получилось всё на удивление гладко. Лиза со Штефаном поехали после обеда якобы за отбеливающей мазью для лица и рук, но задержались. Такой вариант оговаривался ещё дома, поскольку готовой мази могло не оказаться, и тогда пришлось бы ждать. О них не беспокоились, зная, что переночевать они смогут и в возке.

Вечером Элен зашла к дяде Яношу, когда у него сидел пан Войтек. Она не раз заходила к ним вечерами, поэтому её приход необычным не выглядел. Разговор шёл о пане Юзефе, Элен охотно его поддержала. Потом вызвалась налить обоим мужчинам по бокалу вина, и, посидев ещё немного, отправилась к себе.

Наступила ночь. Элен не спала, чутко прислушиваясь к звукам засыпающего дома. Наконец, всё стихло. Часы показывали половину второго ночи. Она тихонько встала, надела заранее приготовленную одежду, к которой привыкла в школе, и вышла в коридор. Здесь было темнее, чем в комнате. Почти ощупью продвигаясь вперёд, она, наконец, добралась до комнаты пана Яноша. Постояв немного в нерешительности (а вдруг средство Бабки всё же не подействовало?), она осторожно приоткрыла дверь и скользнула внутрь. Элен ещё никогда не была здесь. Яркая полная луна светила прямо ей в лицо из расположенного напротив окна. Вся остальная комната терялась в темноте. Справа смутно была видна большая удобная кровать без затей, в углу угадывалось кресло, рядом с ним – бюро. Прислушавшись к спокойному дыханию дяди, она убедилась, что он крепко спит. Элен подошла к бюро, наугад взяла пачку каких-то бумаг, вынесла их на середину комнаты на свет. Нет, не то. Отнесла бумаги обратно, взяла следующую пачку. Так повторилось несколько раз. Наконец, она обнаружила то, что искала: документы для неё и Юзефа, позволяющие пересечь границу. В бумагах имена были изменены. Здесь же указывалось, что едут они со слугами, но их количество и имена вписаны так и не были, поскольку поездку, по мнению дяди, отложили на неопределённый срок. Забрав бумаги и аккуратно убрав остальные обратно в бюро, Элен подошла к кровати и наклонилась над спящим.

– Спокойной ночи, дядя Янош, – почти неслышно прошептала она. – Пусть твои сны будут приятными. Не сердись на меня и не бойся за меня. Я обещаю тебе, что вернусь. Клянусь! Всё будет хорошо. Я в это верю, верь и ты. До свидания, дядя Янош, я очень тебя люблю и буду скучать, – она поцеловала его в щёку и слегка прижалась к ней своей щекой.

Выпрямилась, посмотрела ещё немного на Яноша, повернулась, чтобы уйти… и замерла. Луна, продолжая своё путешествие по небосводу, теперь освещала противоположную кровати стену. Там висел портрет молоденькой девушки, смотревшей, казалось, прямо в глаза Элен. В ней не было ни кокетства, ни жеманства. Казалось, что вот-вот она улыбнётся. Тёмные волосы, тёмные глаза. И, как контраст к ним – почти белое платье, не скрывающее, а скорее подчёркивающее стройную лёгкую фигуру. Портрет был небольшим и висел так, что был хорошо виден только от кровати. Элен поняла.

– Так вот ты какая, панна Кристина, – прошептала она, обращаясь к портрету. – Ты всегда с ним. Не бойся, я не обижу твоего Яноша, я вернусь и тогда уже не оставлю его. Ты посмотри за ним, пока меня не будет дома, а потом мы вместе будем оберегать его.

Теперь нужно было уходить. Тихо, не оглядываясь, Элен вышла из комнаты и спустилась по лестнице. Оставалось пройти только просторную переднюю.

– Элена!

От неожиданности она вздрогнула, шарахнулась в сторону и больно ударилась ногой, налетев в темноте на стоящий здесь столик. Все её мысли были ещё там, в комнате дяди возле портрета, и она не узнала тихий голос, окликнувший её.

– Кто здесь?

– Ты уже не узнаёшь меня? – на середину помещения, где хоть что-то можно было рассмотреть, вышел Гжесь. – Ты всё-таки едешь? Почему же тайно? Почему не попрощавшись?

– Гжесь, так будет лучше. Не стоит говорить об этом. Пусть все считают, что я убежала из дома.

– Убежала? С ним? С этим красавчиком? Он обманет тебя, вот увидишь!

– Гжесь, не надо. Ты просто обижен на меня. Но только я не понимаю, за что. Я же не навсегда уезжаю.

– Причём тут это? Навсегда – не навсегда… Ты у-ез-жа-ешь. И уезжаешь с ним. Неужели тебе здесь плохо?

– Гжесь, не начинай, пожалуйста, всё с начала, не надо. Чего ты хочешь? Чтобы я осталась? Мы уже говорили с тобой, что это невозможно. Тогда чего?

– Если не хочешь… или не можешь остаться, возьми с собой меня. Меня, а не этого красавчика! Ведь мы с тобой вместе росли – неужели ты мне доверяешь меньше, чем ему?

– Гжесь, – Элен подошла к нему вплотную и теперь видела хоть немного его лицо, – я доверяю тебе, иначе не говорила бы сейчас с тобой. Но так сложились обстоятельства. Дядя Янош сам принял решение сделать пана Юзефа моим телохранителем, я его об этом не просила.

– Ну и что! Если бы ты осталась, я бы доказал, что могу защитить тебя не хуже твоего Юзефа!

– С каких это пор он мой?

– С таких. Я слышал, что вы всегда с ним были вместе, когда учились в той школе. Ну, просто не расставались, ни на минуту!

– Конечно, ведь он мой друг.

– Мы с тобой тоже были друзьями, но это не помещало тебе уехать учиться без меня, не мешает и теперь.

Элен начала нервничать. Юзеф с лошадьми уже около получаса дожидается её на улице возле ограды. Не дай Бог, он пойдёт смотреть, не случилось ли чего, это может всё испортить.

– Послушай, ты был и остаёшься моим другом, но это же не означает, что у меня не может быть ещё и других друзей. Так же, как и у тебя. Мне очень жаль, что вы с Юзефом не смогли узнать друг друга лучше. Вы бы тоже подружились.

– Лучше? Ты считаешь, что мне не хватило общения с ним во время обучения? Благодарю, но больше я общаться с ним не хочу. Это ты забыла, как он вёл себя, как старался подколоть или высмеять, а я помню всё.

– Гжесь, с тех пор прошло время, он оказался совсем другим. Может быть, он и был таким, а может, изменился…

– Но я не изменился, – прервал её Гжесь. – И отношение моё к нему тоже осталось прежним.

– Что ж, очень жаль… Гжесь, это долгий разговор, который ни к чему не приведёт. Всё равно каждый останется при своём мнении, а мне нужно уходить. Срочно! Иначе все мои старания пойдут прахом! Если ты до сих пор считаешь себя моим другом, не мешай мне, не задерживай. Ну, пожалуйста!

– А если я сейчас пойду и разбужу отца и пана Яноша?

– Не получится, – покачала головой Элен. – Они будут спать до утра, их никто и ничем не разбудит. Ты, если хочешь, расскажи им утром обо всём, что посчитаешь нужным. Только не при всех, ладно?

Гжесь молчал. Он больше не спорил, не просил. Только смотрел на её лицо, едва различимое в темноте.

– Ну, я пойду, хорошо? – Элен взяла его за руку, слегка сжала её. – Прощай, Гжесь. И спасибо тебе за то, что понял меня.

– А вот ты так и не поняла, – с горечью сказал Гжесь.

– Чего не поняла?

Он опять помолчал, не в силах произнести вслух то, что много раз мысленно говорил ей. Слова вырвались сами, как будто против его воли:

– Я люблю тебя, Элена.

Элен отступила на шаг и провела рукой по лбу. А Гжесь после признания почувствовал странное облегчение. Всё было сказано, теперь она знает, можно говорить дальше, не задумываясь, не скрывая ничего.

– Я это понял, когда ты уехала… Ты ничего не говори, не надо. Я просто хочу, чтобы ты знала. Если тебе понадобится моя помощь, я сделаю всё, что в моих силах. И даже то, что не в силах, сделаю всё равно, потому что… люблю.

Элен стояла перед ним и молчала. Она не могла придумать, что ответить.

– Гжесь, я…

– Не надо, – повторил он. – Всё, что ты скажешь сейчас – неважно. Важно только, что я успел тебе сказать самое главное до того, как ты исчезнешь. Скажи, я могу для тебя что-то сделать, хоть чем-то помочь?

Элен снова подошла к нему:

– Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что ты сказал. Прости меня, что не могу ответить тебе тем же, но… А помощь… Гжесь, позаботься, пожалуйста, о пане Яноше до моего возвращения. Ему будет одиноко без меня. Береги его. Ладно?

– Да. Обещаю.

– Спасибо, – ещё раз сказала Элен. Потом положила ему на плечи руки и поцеловала в щёку, как недавно поцеловала дядю. – Прощай…

Он не ответил. Снял с плеч её руки, поцеловав каждую, и быстро ушёл.

Элен стояла растерянная, не зная, что теперь делать. Потом повернулась и пошла к выходу сначала медленно, потом всё быстрее. По двору она уже бежала и не только потому, что торопилась к заждавшемуся Юзефу. Ей вдруг захотелось оказаться как можно дальше отсюда.

Перелезать через ограду не требовалось, она уже давно обнаружила, что между одним из каменных столбов и металлическими прутьями, составлявшими ограждение, получился чуть больший промежуток, чем везде. Этого вполне хватало, чтобы протиснуться наружу. Юзеф услышал шорох раздвигаемых ветвей, потом разглядел её силуэт и подвёл коня поближе, намереваясь помочь ей сесть. Но Элен, не дожидаясь его поддержки, вскочила в седло и тут же послала лошадь вперёд так резко, что та от неожиданности сделала скачок с места и сразу пошла галопом. Юзеф догнал её только через несколько минут, когда Элен уже немого сдержала коня.

– Что случилось? – пытаясь разглядеть в темноте её лицо, спросил он.

– Ничего, – в голосе чувствовалось напряжение, он звучал глухо.

– Кто-то узнал о нашем отъезде? Или тебе не удалась твоя «цыганская хитрость»?

– Удалась.

– Значит, узнали. Кто?

– Гжесь, – отвернувшись, ответила Элен.

Юзеф замолчал, больше ни о чём не спрашивая. Он понял всё гораздо раньше.

* * *

Когда приехали на постоялый двор, где договорились встретиться, то первое, что они услышали, было ворчание Штефана. Он был очень недоволен тем, как повернулись события. Ему совсем не улыбалось обманывать пана Яноша, которого он любил, но и отпустить Элен одну он не мог (Штефан не воспринимал Юзефа, как серьёзную охрану и считал себя единственным её защитником). В дорогу отправились сейчас же, несмотря на глухую ночь.

В начале пути, пока дорога была более или менее знакома, ехали одни. Женщины сидели в возке. Элен была в обычном женском дорожном платье. Штефан правил лошадьми, а Юзеф сопровождал их верхом. Вторая верховая лошадь бежала сзади, привязанная к возку. Когда они покинули известные им места, они стали держаться больших дорог, а выезжая с очередного постоялого двора, старались найти попутчиков. Никто не возражал: чем больше людей ехали вместе, тем безопаснее была дорога, тем менее вероятным становилось нападение грабителей, которые, обычно промышляли вдоль всех трактов. Иногда Элен выходила из возка, чтобы немного размяться и продолжала путь верхом, а Юзеф время от времени присоединялся к женщинам, чтобы отдохнуть немного и согреться, поскольку погода, несмотря на наступивший июнь, была на редкость мерзкая. Часто моросил дождь, иногда усиливаясь. Но и без него небо постоянно было каким-то сырым. Обычно в это время уже устанавливалась прекрасная солнечная погода, и становилось по-настоящему тепло, но в этот год лето запаздывало, тем более что двигались они на север.

Путь уже подходил к концу, когда Лиза пожаловалась на то, что никак не может согреться. Она сидела напротив Элен в возке и дрожала, закутавшись в тёплый плед. На постоялом дворе специально для неё сварили глинтвейн, и ей стало лучше. Но на следующий день всё повторилось. На этот раз обеспокоенная Элен решила, что нужно остановиться раньше. Гостиница нашлась в предместьях Ревеля. Они снова заказали глинтвейн, но он помог ненадолго. Ночью Лиза начала сильно кашлять. Утром, оценив её состояние, Элен осталась в гостинице, и для горничной позвали доктора. Он осмотрел её, оставил горькие, как осиновая кора, порошки, рекомендовал побольше пить вина, сильно разведённого тёплой водой, и уехал к другим больным. Ночью Лиза почти не спала. Начался жар, лихорадка усилилась. Стоило только лечь, кашель доводил её до рвоты, из глаз текли слёзы. Вновь пришедший на следующий день доктор долго сидел у её постели, считал пульс, слушал дыхание через трубку. Потом сделал кровопускание. Когда он вышел, Элен спросила, чего им ожидать. Доктор грустно взглянул на неё и ответил:

– Я бы на вашем месте озаботился подбором новой служанки.

– Что, всё так плохо? – спросил стоящий рядом Юзеф.

– Да. Хуже некуда. Со вчерашнего дня, несмотря на лечение, состояние её ухудшилось. Я думаю, долго она не промучается. День – два. Я сожалею.

Ночью у Лизы снова был сильный жар, начался бред. Она никого не узнавала. Следующий день никаких перемен не принёс. А ночью её не стало.

Лиза была католичкой, так что никаких сложностей с погребением не возникло. Похоронили её на кладбище при церкви. Элен оставила священнику немного денег, и он обещал позаботиться о могиле.

Когда вновь тронулись в путь, Юзеф сидел с Элен в возке. Она никак не могла прийти в себя. Она чувствовала вину перед Лизой.

– Если бы я не взяла её с собой, она осталась бы жива.

– Элен, не мучай себя. Лиза могла простудиться и дома. Такого мерзкого июня я не помню, так что дома ли, в дороге – шансы были почти равны. Никто не знает отпущенного ему срока.

– Но что, если я сама сократила этот срок, заставив её ехать?

– Элен, её никто не заставлял! Вспомни, она сама хотела ехать в Россию и всё боялась, что останется, а мы уедем без неё.

– Но до России она так и не доехала…

– Значит, так было суждено. Но как бы ни сложилось, ей сейчас хорошо. Она смотрит сейчас на тебя и улыбается. Слышишь меня? – Юзеф наклонился к ней и заглянул в лицо. – Давай, хватит грустить. Завтра мы будем уже в Петербурге.

Действительно, вскоре прибыли. На границе проблем не было. Бумаги, которые Элен забрала перед отъездом, не возбудили никаких подозрений, а красивая грустная польская панна ничем не вызвала недоверия офицера.

Петербург. Маша и Тришка

В Петербурге остановились в скромной гостинице на окраине, рассчитывая прожить здесь до тех пор, пока не удастся снять подходящий дом. На его поиски Элен хотела отправить Штефана. Он, с его практичностью, быстро бы нашёл то, что нужно. Но Штефана пришлось оставить в гостинице. Во-первых, он очень плохо говорил по-русски, а во-вторых, никак не соглашался оставить Элен на попечение Юзефа. В результате, подыскивать жильё отправился Юзеф. Он тоже плохо знал русский, но зато мог изъясняться на французском, который здесь знали многие.

Дом нашёлся на удивление быстро. Он удовлетворял всем требованиям Элен: небольшой, недорогой, а главное, имел отдельный флигель, выходящий на противоположную улицу. Обстановка здесь была более чем скромная, но зато имелось всё необходимое, чтобы можно было поселиться. Теперь оставалось разрешить другую проблему. Пока они жили в гостинице, думать о еде не приходилось. А вот поселившись в отдельном доме, нужно было позаботиться о том, чтобы появился человек, умеющий готовить. На первое время эту работу, как всегда поворчав, согласился выполнять Штефан, но проблему это не решало. К тому же нужно было найти кого-то на место горничной. Совершенно неожиданно обе проблемы решились разом.

Как-то раз, вскоре после их вселения в дом, Элен с Юзефом проходили через небольшую грязную площадь. Здесь стояла толпа. Элен, заинтересовавшись, что же могло собрать столько любопытных, тоже подошла взглянуть. Перед хорошо одетыми господами люди расступались, и вскоре Элен с Юзефом оказались возле невысокого помоста. На нём привязанную к некому подобию стола девушку били кнутом. Это её вскрики слышала Элен, только ещё приближаясь к толпе. Она отвернулась. Внутри всё протестовало. Элен знала, что телесные наказания – вполне обычная вещь, но никогда не видела этого. Ни в доме пана Яноша, ни в имении её отца никого и никогда не наказывали подобным образом. Тем более так жестоко – вся спина девушки уже была в крови.

– За что её? – спросила Элен у стоящего рядом мужчины, судя по одежде – дворянина.

Он не сразу оторвал взгляд от происходящего на помосте, рассеянно взглянул на спрашивающую и опять вернулся к созерцанию, которое явно приносило ему удовольствие. Не глядя на Элен, он ответил:

– За непослушание. За строптивость. За нежелание выполнять мои требования.

– Так она ваша служанка?

– Она – моя собственность, крепостная, – теперь мужчина внимательно и с улыбкой осмотрел Элен. Эта улыбка ей очень не понравилась. Он смотрел на неё так, что напомнил ей, как цыгане осматривали новую лошадь. Не понравилось это и Юзефу, который тут же демонстративно положил руку на эфес. Мужчина заметил и недовольство девушки, и движение её спутника. Он усмехнулся и спросил:

– А могу я узнать, откуда вы, госпожа, приехали?

– Из Польши, – успела ответить Элен прежде, чем Юзеф смог бы ответить какой-нибудь резкостью. Ей не хотелось начинать своё пребывание в столице со скандала.

– Я так и подумал.

– Почему?

– У вас очень милый польский акцент, сударыня.

– Вот как. Благодарю. Так что же совершила эта девушка, что вы её наказываете так… строго? – возвращаясь к началу разговора, спросила Элен.

– А почему вас это так заинтересовало?

– Я сейчас подыскиваю себе новую служанку. Та, которую я взяла из дома, заболела в дороге и умерла.

– И вам понравилась эта? – поднял брови мужчина.

– Не обязательно эта. Я хотела бы узнать, как себя вести с русскими служанками.

– А-а! Это понятно. Но вот вам пример, – кивнул он на помост, где уже отвязывали несчастную, чтобы переложить на телегу, которая должна была доставить её обратно в дом хозяина. Толпа постепенно начала редеть, люди расходились. – Если не держать их в страхе, они либо сбегут, либо будут лениться.

– А вы не смогли бы мне помочь подобрать кого-нибудь?

– Подобрать? Хм… Вы хотите нанять или купить?

– Купить? Да, пожалуй, купить.

– В таком случае, я смогу вам предложить кое-каких девиц, – мужчина оживился. Он уже прикидывал, на сколько можно будет обсчитать эту молоденькую наивную полячку, продав ей какую-нибудь строптивую девку за бешеную цену. Ну, откуда ей знать цены на крепостных!

– Если вы, сударыня, посетите меня в моём доме, я покажу вам свой товар.

– Товар? Ах, товар… Да, конечно. Я согласна. Куда мне нужно приехать?

– Тут недалеко, мы сможем воспользоваться моей каретой прямо сейчас.

– Нет-нет. Сегодня – нет. Завтра.

– Ну, завтра – так завтра, – вздохнул мужчина. Обидно. За это время она сможет прицениться. Ну, да всё равно свою выгоду он соблюдёт. – Так я буду ожидать вас и вашего спутника завтра в полдень здесь же на площади.

– Хорошо. Мы придём.

Когда они отошли, Юзеф поинтересовался подробностями разговора, который понял лишь в общих чертах. После пояснений Элен, он в недоумении спросил:

– А зачем покупать? Ведь можно найти вольную девушку. А если всё же покупать, то зачем же именно у него? Он производит мерзкое впечатление, с ним не хочется иметь никаких дел.

– Согласна. Человек омерзительный. Ты заметил, как он смотрел на наказание – как кот на сметану! Фу… Но я хотела бы взять служанку именно у него.

– Почему?!

– Да просто потому, что мне нужна та, которой я смогу довериться полностью. Мы это уже обсуждали с тобой. Теперь подумай, что будет чувствовать человек, вырванный из адских условий и помещённый в обстановку доброжелательности? Мне кажется, по меньшей мере, благодарность.

– Какой расчет, – усмехнулся Юзеф. – А я, было, подумал, что ты решила действовать, исходя из чувства человеколюбия.

– А разве одно другому мешает? Если я могу помочь человеку, спасти его от постоянных пыток и издевательств и одновременно получить то, что мне нужно – это что, плохо?

– Да нет… А если это не сработает?

– А чем я рискую? Даже в случае неудачи я ничего не теряю. Продам её снова. Правда, при этом постараюсь, чтобы она не попала к такому же зверю.

– Он не только зверь. Мне показалось, что у него есть желание тебя попросту обобрать, завысив цену.

– Ну, вот в этом он сильно ошибается! – засмеялась Элен. – Я уже интересовалась ценами на крепостных, так что, если кто и окажется в дураках, так это не я. Что-что, а торговаться и сбивать цену я умею!

– Интересно, чего ты не умеешь, – пробормотал Юзеф.

На другой день у Элен появилась новая служанка. Всё получилось именно так, как она и предполагала. Хозяин, показал четырёх девиц. Одна из них была той самой, с помоста, поэтому еле держалась на ногах и явно слабо соображала, что происходит. Цена, которую он просил за любую из них, была так непомерна, что у Элен даже вырвался недоверчивый возглас. Но хозяин тут же начал расхваливать свой «товар», перечисляя массу достоинств девушек. После его эмоциональной речи, Элен наивно глядя то на него, то на девушек, стала один за другим называть их недостатки. У одной косил глаз, у другой – такой тупой вид, что в горничные она никак не годилась, третья по возрасту была уже явно не девушкой, и, судя по всему, недавно родила. О четвёртой и вовсе речь вести было глупо: она еле стояла.

– Конечно, это не причина, чтобы не купить любую из них, особенно после того, как я узнала от вас об их ценных качествах. Но ту сумму, которую вы просите, вам не даст никто.

Хозяин опешил. Он рассчитывал обвести молоденькую иноземку вокруг пальца! И откуда она только взялась такая? Как ловко она подметила всё то, о чём он умолчал. Даже о рождении ребёнка как-то узнала. Скрепя сердце, он был вынужден уступить и снизил цену. Потом ещё. А потом торг плавно переместился в столовую, где панна Елена Соколинская была так очаровательна, сказала столько замечательных слов в адрес хозяина, очень мило при этом стесняясь и то и дело, опуская глаза, что хозяин совсем потерял голову. Панна так заразительно смеялась, слушая его рассказы, так талантливо сама рассказывала разные байки из светской жизни Польши (которые сама тут же и придумывала), что он в конце обеда согласился продать ей наказанную им вчера девицу за половину настоящей цены, что было в четыре раза меньше первоначально назначенной. Бумаги были подписаны тут же, за столом, сделка была отмечена продолжением застолья, совершенно излишнего, по мнению Элен, после чего покупательница и её спутник откланялись, оставив продавца в прекрасном настроении, но в стельку пьяного. Что он подумал, проснувшись утром и прочтя купчую, о чём спрашивал тех, кто был свидетелями сделки, буйствовал ли от сознания, что его провела молодая девушка – Элен никогда не узнала. И не встречала его больше никогда. Говорили, что он вскоре уехал в своё имение куда-то под Тамбов.

* * *

Маша, так звали новую служанку, очень скоро привязалась к новой хозяйке, как может привязаться к человеку подобранная собачонка. Элен это раздражало, она морщилась всякий раз, когда Маша кидалась выполнять её распоряжения бегом или боялась показаться на глаза хозяйке, если у неё что-то не получилось. Ни уговоры, ни окрики не помогали. Маша больше всего боялась, что её отдадут назад или продадут кому-нибудь другому. Помощь пришла оттуда, откуда никто не ждал. Штефан, понаблюдав за безуспешными попытками Элен сделать из Маши настоящую горничную – служанку, а не рабыню, решил вмешаться. Он до сих пор распоряжался на кухне, поскольку поручать запуганной, постоянно дрожащей Маше что-нибудь приготовить было невозможно – ещё испортит чего, или сама пострадает. Лечи её после этого!

В одно прекрасное утро Маша, войдя за чашкой чая для «барыни», нашла Штефана лежащим на топчане у стены под окном. Он пожаловался на недомогание: «ноги трясутся, руки ломит, а кишки – аж узлом заворачивает». Маша, перепугавшись, хотела бежать к барыне, но Штефан остановил:

– Не надо, не тревожь её. У меня это с детства. Я себя знаю: полежу несколько дней, и всё пройдёт. Вот только кто ж еду-то готовить станет? Этот молодой пан что ли? Так он не сумеет, репу от брюквы, небось, не отличит. Как быть-то?

Маша понимала его через слово, но общий смысл уловила: хозяйка останется голодной. Она стояла растерянная. Потом указала на себя пальцем:

– Я буду готовить. Я умею, – затем оглянулась вокруг: – Где продукты?

– Так мало, что осталось. Крупа там, на полке, капуста кислая прошлогодняя – в подполе. А всё остальное покупать надо. На базар сходи. Деньги я тебе дам.

Как ни страшно было Маше брать хозяйство в свои руки, страх оставить добрую барыню голодной был сильнее. Она отправилась на базар.

В тот день Элен ела то, вкус чего помнила с детства. Тогда, в деревне, женщины часто угощали её тем, что было у них самих на столе. Еда была простая, но вкусная, и маленькая Элен всегда мечтала: «Когда вырасту, прикажу, чтобы мне всегда подавали кашу с жареным луком и пирожки. А с чем – неважно. Можно с тем же луком, а можно колобок с яйцом внутри». И вот перед ней тарелка с такой же кашей. Маша, волнуясь, ожидала оценки своей стряпни. Ей казалось, что её деревенская еда вызовет недовольство, что её накажут. Но хозяйка, попробовав, улыбнулась, сказала «чудесно!» и после этого съела всё, а потом спросила, нет ли ещё. Маша никогда не была так счастлива!

Постепенно она полностью освоилась на кухне, и даже когда Штефан «поправился», не захотела уступать ему место. Повозмущавшись для вида, Штефан предложил ей работать вместе: он будет носить воду, топить печь, ходить на базар, а она – только готовить.

– Ведь тебе, глупая, всё не успеть. Тебя ведь в дом брали, чтобы ты панне помогала, а не на кухне торчала.

Но Маша твёрдо решила, что успеет всё, хотя от помощи в тяжёлой работе не отказалась. Вот только на базар она решительно отказывалась отпускать Штефана одного. Ей обязательно нужно было самой решить, какие сегодня нужны продукты, у кого их выгоднее купить на этот раз, и сколько чего необходимо. Оказалось, что на базаре она – как рыба в воде. И торговалась не хуже своей барыни. В конце концов, Маша освоила всё, что от неё требовалось. Она умела и помочь барыне одеться, и причесать её, если не требовалось ничего сложного, и прибирала в доме, и готовить успевала. Элен в ней не ошиблась. Находясь постоянно там, где все в основном говорили по-польски, Маша сначала стала понимать обращённые к ней слова, а потом и сама начала говорить. Поначалу это часто вызывало у всех улыбку, очень уж забавно было слушать её речь. Но никто не дразнил её, а замечания, сделанные ей, произносились с доброжелательностью и приносили только пользу. Через месяц Маша уже довольно бегло говорила по-польски. Благо, язык был похож на её родной.