Текст книги "Наследница (СИ)"

Автор книги: Елена Невейкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 54 страниц)

– Что ж вы так переживаете? Ну, ходит девчонка на кухню, смотрит, как там жарят и варят – и что? По крайней мере, это лучше, чем лазить по деревьям. Да и пригодиться может в жизни. Станет хозяйкой дома, так уж не даст обмануть себя пройдохе-повару, всегда будет знать что, сколько, зачем и куда кладут, и к чему какие ошибки повара приводят. Так что оставьте её в покое, пусть развлекается, пока ей самой не наскучит.

Пани Мария была возмущена таким легкомысленным отношением к очередной причуде Элен. Она долго ещё по привычке обсуждала ситуацию сама с собой в своей комнате, время от времени приговаривая: «Нет, так нельзя. Я бы своей дочери никогда не разрешила этого!» Но дочери у неё не было, равно как и сына, а ветки орешника в изголовье кровати так и не прояснили ситуацию с женихом. Ну, не снился ей никто, хоть плачь! Так что можно только предполагать, как бы жилось её детям…

Больше Элен никто не мешал приходить на кухню и оставаться там столько времени, сколько она считала нужным, если это не мешало её занятиям с учителями. Отношение к ней на кухне постепенно изменялось. Встретили её с недоумением и настороженностью – зачем она здесь? А вдруг для того, чтобы следить за кем-то из работников? Или за всеми понемногу? Девочка ходила, заложив руки за спину, присматривалась к новой обстановке, разглядывала кухонную утварь, иногда спрашивала, зачем нужно то или другое. При этом она старалась никому не мешать выполнять свою работу. Сначала на её вопрос: «Можно, я чем-нибудь помогу?» ей отвечали, что, мол, панне не место на кухне, можно испачкаться, ошпариться, порезаться и т. д. Потом, чтобы отвязаться от настойчивой упрямой девчонки, ей стали поручать какую-нибудь мелочь – подать что-то, сложить посуду, перебрать крупу… Но она не отказывалась! Мыла, вытирала столы, чистила овощи, ощипывала птицу, хотя последнее занятие вызывало у неё отвращение. Но сдаваться она не собиралась. Это удивляло и ставило в тупик: и что дальше? Так и давать ей работу поварёнка? А если обидится и пану пожалуется? Не лучше ли научить её чему попроще? Пока все так рассуждали, да сомневались, Элен решила эту задачку за них. Как-то раз она заметила, что кухарка не успевает нарезать капусту, нервничает от того, что постоянно вынуждена отвлекаться на что-то другое, и от этого дело у неё ещё больше замедлялось. Элен встала рядом, дотянулась до ножа и принялась резать капустные листья, да так ловко, что повариха не удержалась от одобрительного восклицания. А работать кухонным ножом Элен и правда умела здорово. Сколько овощей ей пришлось нарезать за время жизни в таборе! Так что опыт у неё был. С этого момента ей стали поручать несложные дела, хоть к ножу допускали редко – а вдруг порежется? Всё же – панна, как бы неприятностей не нажить на свою голову. Постепенно девочке стали показывать несложные приёмы, но, что бы ни выполняла, она всегда задавала вопросы. А зачем класть то-то или то-то; а что будет, если не взбивать; а почему нельзя класть овощи вариться в холодную воду; а почему разные блюда солят в разное время приготовления… Теперь её допускали и до плиты. Она самостоятельно обжаривала коренья для супа, могла сварить кашу, поджарить колбаски. Теперь появление Элен на кухне стало привычным. Если что-то отвлекало её, и она не приходила, повариха тут же это замечала и шутливо спрашивала: «Где же моя помощница? Как же я без неё управлюсь?» А вот поварёнок был в такие дни расстроен по-настоящему. Всегда работая с ленцой, без особого желания, он с появлением Элен испытал значительное облегчение, ведь ей доставалась почти половина его обязанностей. К хорошему привыкают быстро, и когда ему приходилось всю свою работу делать самому, он считал себя несчастнейшим человеком.

Увлечение кухней закончилось внезапно, в одно утро. Просто наступил тот момент, которого с нетерпением давно ждали и Элен и Гжесь. Гжесю удалось, в конце концов, собрать пистолет. И пусть он был неуклюжий, весь какой-то нелепый, но это был настоящий пистолет! В его облике была угроза настоящего огнестрельного оружия. Он завораживал. Его срочно нужно было проверить в действии! Откуда Гжесь взял порох, откуда – пули, Элен не знала и не собиралась узнавать! Её занимал только один вопрос: когда можно будет пойти попробовать пострелять? Сложность заключалась в том, что незаметным такое мероприятие не останется, пистолет – не лук, шума будет много. Решили всё же испытания не откладывать, очень уж не терпелось. Сценарий был следующий. Они готовятся, прицеливаются, стреляют один раз, и пока кто-нибудь не прибежал на звук выстрела, убегают. На их взгляд никаких изъянов в плане не было. Но оставалась ещё возможность неожиданностей, о которых друзья не подумали.

Снег в саду почти весь уже сошёл, были места, где земля почти высохла. Этот день выдался ветреным, деревья качали голыми влажными ветками, и в саду было шумно – шелест веток, гудение ветра в кронах сосен, шорох прошлогодней листвы. Друзья выбрали место на припёке с просохшей землёй. Мишенью на этот раз служила небольшая чурка, поставленная вертикально. Но попасть в неё они не надеялись. Хотелось бы просто проверить, стреляет ли собранный Гжесем монстр. Право первого выстрела мастер оставил за собой.

– Ты запомнила? Как только я выстрелю, бежим к нашему камню, а оттуда придём вместе со всеми.

– Да запомнила, запомнила! Сколько можно? Ты мне уже сто раз это повторил!

Элен была раздражена и обижена: она тоже хотела выстрелить, а вынуждена была довольствоваться только ролью наблюдателя. Но Гжесь, обычно такой уступчивый, в этот раз был непреклонен. Он говорил, что настоящие мастера тоже испытывают свои изделия сами. Возразить было нечем.

К выстрелу всё было готово. Гжесь уже держал в руках пистолет, Элен аж пританцовывала на месте от нетерпения и не отрывала глаз от его руки. И тут вмешалась та самая неожиданность, возможность которой они не учитывали. Неожиданность имела голос и фигуру дяди Яноша. Элен даже не поняла, что произошло. Ей показалось, что Гжесь просто выронил пистолет, и одновременно раздался голос:

– Что это вы ещё выдумали?!

Они посмотрели налево: на сцене появились пан Янош и сразу за ним – пан Войтек. Все стояли молча и смотрели друг на друга. Гжесь потирал руку – брошенный Яношем камень довольно чувствительно ударил его по локтю. Мужчины грозно смотрели на провинившихся. Элен, не опуская глаз, покраснела и лихорадочно соображала, как вывернуться из ситуации. Пан Войтек шагнул к сыну, поднял с земли пистолет и внимательно осмотрел его. Затем он, всё так же не произнося ни слова, взял Гжеся за ухо и потащил к дому. Таким сердитым Элен его ещё не видела. Ни хитрого прищура глаз, ни усмешки в усы, только сурово сдвинутые брови и сжатые до желваков на скулах зубы. Гжесь тоже молчал, хотя ему было и больно и стыдно. Так они и удалились. Молчание нарушила Элен.

– Дядя Янош, не надо наказывать Гжеся, это я во всём виновата.

– Вот уж, в чём не сомневаюсь! – ответил Янош. – Но сейчас вопрос в другом. Где вы взяли оружие? Вот это – важно.

– Мы собрали его сами. То есть, Гжесь собрал, я не знаю, как это делать. То есть, он собрал его из тех деталей, которые мы нашли… Я нашла.

– Так-так, милая панна, вы заврались окончательно. Где это можно найти такие детали? Покажите мне это место, я бы тоже хотел о нём знать. Подумать только! Можно где-то найти разные штучки, из которых получается пистолет! А, может, и что посерьёзнее можно собрать? Так, где это место?

– На чердаке.

– На чердаке? – удивлённо переспросил Янош, сбавив тон.

– Да. Там стоит ящичек со всякими железными и деревянными штучками. Я показала его Гжесю, а он сказал, что попробует собрать из них что-нибудь. Может, пистолет получится.

– Так это ты туда добралась? – всё ещё сердито спросил Янош. – А как ты туда попала, чердак же заперт?

– Я потрогала замок, а железяка, на которой он крепиться, отвалилась от стены. Только, кажется, что дверь заперта, а на самом деле – нет. Только Гжесь тут не причём, это я обнаружила.

– Это я уже понял.

– Но его пан Войтек накажет, а он не виноват. Это…

– Стоп! Пан Войтек сам разберётся со своим сыном, на то он и отец. А вот с вами, панна, буду разбираться я. Пойдёмте-ка в дом.

Когда они дошли до двери, Янош велел Элен идти к себе в комнату и не выходить оттуда, покуда её не позовут, а сам направился в залу, где рассчитывал застать Войтека с сыном. Он хотел выслушать версию Гжеся относительно событий, предшествующих несостоявшемуся выстрелу. Элен сочла за лучшее подчиниться. Она прошла к себе и сидела в ожидании неприятного разговора, который, как она была уверена, был ещё впереди.

А в зале Янош внимательно разглядывал пистолет, переданный ему паном Войтеком. Затем он положил его на стол, повернулся к Гжесю и спросил:

– Ну, что скажешь? Как всё это нужно понимать? Давай, объясняй.

Гжесь взглянул на отца. Тот поднял брови:

– В чём дело? Расскажи пану Яношу всё, о чём только что говорил мне.

– Я один во всём виноват. Мне всегда хотелось иметь свой собственный пистолет. На чердаке в сундучке я нашёл много старого испорченного оружия и деталей к нему. Я отобрал некоторые и перенёс к себе в спальню. Очень долго ничего не получалось, а потом получилось. Я хотел проверить пистолет, стреляет ли он, и пошёл в сад. И панну Элену позвал.

– Зачем?

– Хотел похвастаться.

– Угу. Значит, похвастаться, – сказал пан Янош. – А как ты попал на чердак?

– А там скоба на двери отвалилась от стены вместе с замком, так что он – одна видимость. Я и зашёл.

– Конечно, один?

– Да. Сначала. А потом с панной Эленой.

– А её зачем туда потащил? – спросил отец.

– Она, ну, увидела, что я туда пошёл, стала проситься со мной. Я и взял. – Гжесь говорил, чем дальше, тем тише.

– Так. Пан Войтек, правды нам с тобой никогда, видимо, не узнать. Я только что выслушал очень похожую историю, с тем только отличием, что заводилой во всём была панна. Во что я охотно верю!

– Нет-нет! Она не виновата! Не наказывайте её, пожалуйста, наказать нужно меня!

– С тебя хватит и твоей собственной вины, нечего всё на себя брать! Ишь, герой, какой выискался. Какое именно наказание тебя ожидает, решать твоему отцу. А за что и как наказывать твою предприимчивую подружку – моё дело.

Гжесь опустил голову и больше не возражал. Когда Янош вышел, Войтек опять взял в руки злополучный пистолет и спросил:

– Ты знаешь, что могло случиться, если бы ты успел нажать на спуск этого…этой… – от возмущения ему не удавалось подобрать достойного названия. – Этого уродца?! Ты что думал, что собрать пистолет не сложнее, чем сделать лук? Твоё «творчество» стрелять не может! Оно бы взорвалось у тебя в руке. Не знаю, остался бы ты в живых или нет, но в том, что жить тебе бы пришлось без правой руки, я уверен.

Гжесь всё так же молчал, глядя в пол. Он только раз поднял на отца глаза, когда тот назвал его творение уродцем. А пан Войтек продолжал свою обвинительную речь.

– Мало этого. Ладно бы ты рисковал сам, но ты подверг опасности здоровье и даже жизнь панны Элены! Тебе что, зрители понадобились? Свидетели твоего успеха? О чём ты думал, скажи мне на милость, когда потащил за собой девчонку?

– Но я же не знал, что может что-то случиться. А она сама пошла, я её не звал, – пробубнил он. Его слова вызвали новый виток обвинений.

– Ах, он не знал! Вы посмотрите на него! А почему ты не знал, сказать? Потому, что полез в дело, в котором не разбираешься. Мало видеть, как выглядит вещь, нужно знать ещё, как она работает. Но, даже если ты был уверен в своей работе, какое ты имел право рисковать жизнью другого человека? Сотворил – отвечай! Но сам! Сам! Не впутывай никого! – пан Войтек немного походил по комнате, помолчал, потом продолжил:

– Ещё хорошо, что вот так всё закончилось. Что бы я делал, если пострадала бы панна? Оставаться в этом доме я бы не смог, а идти нам некуда. Твой поступок не имеет оправдания… А о наказании ты узнаешь позже, прежде я должен переговорить с паном Яношем.

В другой комнате происходил в это же время похожий разговор.

– Я не поверил ни одному слову Гжеся, панна Элена! – заявил Янош. – Он пытался заверить нас, что всё придумал сам. Но я склонен считать, что это вы, барышня, его надоумили. Это вы полезли на чердак в поисках приключений, – он называл Элен панной и на вы, только когда был очень сердит. Но, несмотря на это, сдаваться она не собиралась.

– Я так и говорила. А то, что Гжесь пытался меня выгородить, так это правильно.

– Вы так считаете? Позвольте узнать, почему? Зачем ему всю вину взваливать на себя?

– Потому что это благородный поступок, он защищал даму! – выпалила Элен. – Вы сами говорили, что это главное для настоящего мужчины!

– Во-первых, не главное, а одно из важных. А, во-вторых, сейчас вам достанется ещё и за то, что подслушивали чужие разговоры. А, в-третьих, вы, по-моему, начитались романов.

– Во-первых, главное или важное – не такая уж большая разница. Во-вторых, никто не виноват, что вы с паном Войтеком не смотрели по сторонам, когда разговаривали в саду. Что же, мне нужно было выскочить из-за кустов, сказать: подождите, дайте мне сначала уйти, а потом уж говорите ваши секреты? А, в-третьих, романы я беру из вашей библиотеки, о которой вы сами говорите, что книги в ней подобраны удачно, и всегда хвастаетесь ею.

– А, в-четвёртых, за ваши возражения вы получите дополнительное наказание.

– Но, дядя Янош…

– Ещё одно!

Её внезапная отповедь поразила Яноша. Она не молчит, не оправдывается, а нападает! Ничего себе! Теперь его мысли приняли другое направление. Янош успокоился, негодование прошло, остался лишь холодный расчет: девчонке нужно дать понять, что существуют допустимые рамки поведения. Элен почувствовала, что сейчас лучше молчать. Она опустила глаза. Но не в знак покорности, а чтобы дядя не увидел в них того, за что только что назначил дополнительное наказание – возражения. Пан Янош это прекрасно почувствовал. Во всей позе воспитанницы была независимость и нежелание признать свою вину. И опущенные глаза, конечно, его не обманули.

– Итак, вы будете находиться в своей комнате две недели. Исключаются прогулки, чтение, которое не касается уроков, разговоры с кем бы то ни было, кроме пани Марии и учителей, которые будут приходить к вам. За стол вы будете приходить только в её сопровождении, и за столом тоже будете молчать, даже с пани. Цена каждого слова в чей-то адрес – ещё один день наказания. Отменяются занятия музыкой, танцами, верховые прогулки, вместо всего этого будете заниматься рукоделием под присмотром пани Марии. За невыполненное в срок задание – ещё один день наказания. Вы всё поняли?

– Да, дядя Янош.

– Вот и прекрасно. Отправляйтесь к себе.

– Прямо сейчас? – вскинула глаза Элен.

– Да, прямо сейчас. И, если вы не хотите сразу получить продление наказания, – Янош видел, что она хочет что-то сказать, – я бы рекомендовал вам промолчать. Две недели начались!

Гжеся отец наказал примерно так же. Различие состояло в том, что вместо рукоделия он был обречён писать диктанты. Он ненавидел их так же, как Элен вышивание и шитьё. Но в отличие от неё, которой удавалось даже нелюбимое дело выполнять аккуратно и без ошибок, диктанты давались ему с трудом, за ошибки его заставляли переписывать работу по несколько раз.

Что касается Элен, то, придя к себе в комнату и обдумав положение, она нашла в нём положительные стороны. Например, ей не нужно целых две недели заниматься музыкой. Она с размаху бухнулась на кровать, раскинув руки и, глядя в потолок, подумала, что две недели – не так уж много. Но вскоре ей пришлось изменить своё мнение. Пани Мария не давала ей пребывать в безделии ни минуты. Даже если Элен выполняла урок, заданный пани, раньше, чем было велено, поваляться на кровати или постоять у окна ей не удавалось, это было запрещено. Можно было только сидеть на стуле, держа спину прямо и ни на что не отвлекаясь. Разрешённые разговоры с пани Марией на деле оказались мало похожими на беседу. Она отвечала лишь на вопросы о задании, самочувствии кого бы то ни было, или говорила сама, всегда сугубо по делу. Все попытки Элен превратить такое общение в диалог, терпели фиаско.

Время тянулось медленно. Очень медленно. Появление за общим столом с одной стороны вносило хоть какое-то разнообразие в жизнь, но с другой – превращалось чуть ли не в пытку: нужно было тратить очень много сил на то, чтобы выполнить дядины условия и не сболтнуть чего-нибудь. Даже еда теряла вкус, поскольку основное внимание Элен приходилось уделять не блюдам, а собственному поведению, чтобы ненароком не продлить себе наказание. Естественно, у неё получалось не всегда, и вскоре две недели превратились в две с половиной, а потом в три.

* * *

Но всё когда-то заканчивается, закончились и эти мучительные дни. Для Гжеся наказание имело неожиданные последствия. Пан Войтек, решив, что уж лучше разрешение под контролем, чем запрет, приводящий к бесконтрольным нарушениям, решил обучить сына устройству огнестрельного оружия и его сборке. Разумеется, никто не собирался делать из него мастера, но разобраться, как происходит выстрел, для чего какая деталь в этом точном механизме нужна, знать он должен. Гжесь был на седьмом небе от радости! Даже наказание не испортило её. Ради такого он готов был потерпеть ещё!

Занимался с Гжесем его отец. Элен всё никак не могла успокоиться: как же так, Гжесь копается во всех этих неведомых железных штучках, он будет всё о них знать, а она?! Почему не взяли и её? Разве она чем-то хуже? Разве она не доказала, что может делать всё то же самое, что Гжесь? Она даже научилась ездить в мужском седле (кстати, это оказалось гораздо удобнее и легче, чем сидеть на лошади боком). Она попросила пана Войтека научить и её тоже, но он ответил, что нужно разрешение пана Яноша. Обращение к дяде успеха не имело. Он всё еще сердился на панну, поэтому даже слушать ничего не захотел, отправив к пани Марии. К ней Элен не пошла. Пани Мария так надоела ей за время наказания, что девочка старалась попадаться ей на глаза как можно реже. Элен пошла в сад. Сев на любимый камень, она загрустила. Гжеся рядом нет, а когда появится, будет с упоением рассказывать ей всё, что узнал. А она, ну, ничего не понимает! Одно дело – видеть, и совсем другое – слушать, не увидев ни разу, о чём идёт речь. Так, нахохлившись, она раздумывала над последними событиями. Потом пришла мысль о том, что после этих уроков Гжеся, скорее всего, будут учить стрелять из того самого оружия, которое он сейчас там изучает! Так. А вот это – уже совсем другое! Пусть научить устройству всех этих железок её не хотят, но пострелять-то можно? Ведь дамы тоже стреляют. На охоте, например. Стоп! Охота… Ага, вот оно! Вот, за что можно уцепиться. Гжесь говорил что-то про охотничий домик. Значит, нужно попытаться устроить всё так, чтобы была предпринята поездка на охоту. И пусть только попробуют там не дать ей пострелять!

На камне больше не сиделось. Решение принято, стало быть – нужно действовать! А как? Это следовало хорошенько обдумать.

Но оказалось, всё не так сложно. Стоило только задать вопросы типа: «Как это дамы охотятся вместе с мужчинами? Они не отстают? А собаки у них тоже есть? А они тоже стреляют в зверя?», как пани Мария, приятно удивлённая столь «женскими» вопросами, стала вдохновенно описывать выезды на охоту, кавалеров и дам, их восхитительные костюмы, скачки по лугам… Упомянула она и о том, что у дам, как и у кавалеров, есть охотничьи ружья, только меньше, легче и изящно украшенные.

Ага. Вот и добрались до сути.

– Как здорово. Вы так красиво всё описали, пани Мария. Мне бы так хотелось посмотреть на охоту…, – сделав мечтательные глаза, сказала Элен.

– Ну, не расстраивайтесь, моя дорогая. Почему бы вам не попросить пана Яноша? Он тоже любит охоту, даже имеет охотничий домик на той стороне реки. Скоро уже станет совсем тепло, земля подсохнет, и можно будет выехать на несколько дней, поохотиться.

– Дядя Янош до сих пор сердится на меня, – опустив голову, тихо сказала Элен. – Он не захочет выполнить мою просьбу.

– Глупости! Он сам с удовольствием отправиться развеяться. Тем более что давно уже не навещал своего егеря, который живёт там постоянно. Вы, конечно, провинилась, это правда, и наказание заслужили, но пан Янош давно уже вас простил. Подойдите к нему, да попросите.

– Хорошо, я попробую. А если это получится, кто ещё поедет? Вы поедете, пани Мария?

– Я, конечно, поеду, но буду оставаться в доме. Не люблю я охоты. Ещё поедут, я думаю, пан Войтек с Гжесем. Ну, и, конечно, слуги. Там места на всех хватит, ведь это только так говориться – «домик», а на самом деле – хороший зимний дом с хозяйственными постройками, конюшней, псарней. Там и конюх, и псарь есть. Но они только приезжают, а постоянно не живут, особенно зимой. Правда, лошадей там только две, если я не ошибаюсь, но места хватит для того, чтобы разместить всех лошадей и собак, которых возьмут с собой приехавшие.

– А как же туда попадут лошади, пани Мария, ведь вы сказали, что домик – в лесу на другом берегу? Значит, мы поплывём на лодке. А лошади? Они что, сами поплывут?

– Ну, почему же сами? Нет. Здесь недалеко есть паромная переправа. Вот на пароме все и переправимся.

Всё. К разговору с дядей всё было готово. Теперь можно было начать словами: «А пани Мария мне сказала…». А дальше – экспромт. Через несколько дней разговор состоялся. Пани оказалась права. Янош согласился довольно быстро. Поворчав, больше для вида, он снизошёл до просьбы воспитанницы. Обещание выехать на охоту, было получено.

Примерно через неделю Гжесь пришёл к их заветному камню в страшном возбуждении.

– Элена, а ты знаешь, что мы скоро едем на охоту? Мы будем жить в охотничьем доме пана Яноша. С нами будет егерь, он там живёт постоянно. Отец мне обещал научить следы различать и показать, где найти тетеревов и глухарей. Я, наверно, много птиц настреляю! А вечером нам будут подавать блюда, приготовленные из нашей дичи, – он замолчал, заметив, что Элен никак не реагирует на эту потрясающую новость. – А что ты молчишь? Тебе неинтересно?

– Почему? Интересно. Просто я об этом давно знаю.

– Знаешь?.. – растерялся Гжесь.

– Естественно, – небрежно ответила Элен. – Это я попросила дядю Яноша поехать на охоту.

– Ты? Но…зачем?

– То есть, как это – зачем? Ты не хочешь ехать? Ну, так оставайся дома. Пожалуйста. Я-то поеду.

– Да нет! Я спросил в том смысле, что тебе там может быть неинтересно. Мы будем ходить по лесу, а ты? Тебе ведь придётся оставаться с пани Марией. Ведь если ты поедешь, то и она – тоже.

– Это с какой же стати я буду сидеть с ней? – Элен вскочила с камня. – К твоему сведению, пани Мария сама сказала мне, что дамы охотятся вместе с мужчинами!

– Так это когда охотятся на лошадях, а не бродят по лесу. Да и стрелять ты не умеешь.

Вот это он сказал зря! Не стоило ей сейчас напоминать об этом.

– Если я пока не умею стрелять, – со зло прищуренными глазами тихо, но с угрозой сказала Элен, – это ещё ничего не значит! Научусь! И, может, получше тебя!

– Да, кто тебе позволит? Ты же девчонка.

– А вот это не твоё дело! Сказала, что буду стрелять – значит, буду! – сорвалась на крик Элен. Потом сверкнула своими глазищами и пошла прочь. Отойдя немного, обернулась, смерила приятеля презрительным взглядом, хмыкнула и удалилась, задрав нос. Недоумевающий Гжесь остался стоять у камня. Это была их первая ссора, и он не знал, как себя вести. Если бы понять, что так разозлило Элен. Она ведь явно разозлилась! Но как он мог догадаться, что вся поездка имела для неё только одну цель – получить возможность пострелять. Пусть это будет охотничье ружьё, а не «настоящее», как она называла про себя боевое оружие, но всё же оно стреляло! А тут Гжесь лезет со своими рассуждениями о том, что можно девочкам, а что мальчикам! Она сама думала об этом, и сомнения отравляли ей радость от предвкушения поездки.

Некоторое время спустя всё было готово. Выехали из дома сразу после завтрака и, не торопясь, отправились в путь. Элен с пани Марией сидели в маленьком возке, остальные были верхом. Ехали вдоль берега реки до того места, где русло становилось немного уже. Здесь от берега к берегу ходил паром. Перевозчик обрадовался такому количеству желающих переправиться, на этом можно было заработать свой обычный недельный доход за два часа. На паром все сразу не поместились. Сначала переправилась половина слуг. Двое из них, самые сильные, не сошли на берег, остались помогать паромщику тянуть верёвку. Потом на паром вкатили возок, а последними переправились Янош, Войтек с Гжесем и оставшиеся слуги. Всё обошлось без осложнений. Лошади нервно переступали ногами, встряхивали шеями, но, доверяя людям, стояли на месте. Элен не сиделось в возке. Она сошла на настил парома, несмотря на замечание пани Марии, и с любопытством наблюдала за переправой.

На границе леса возок отправили обратно, поскольку он не прошёл бы по узким лесным тропам. Элен и пани Марии пришлось дальше ехать верхом. Элен была счастлива, наконец, сменить тряску в экипаже на седло, пусть даже нелюбимое дамское. А вот пани забиралась на лошадь неохотно, охая и ахая, а потом всю оставшуюся дорогу жаловалась, что лучше бы ей было остаться дома. С этим Элен была полностью согласна, хотя, конечно вслух ничего не сказала. Уже ближе к вечеру, всё так же не торопясь, они были у цели.

«Домик», действительно, оказался не маленькой избушкой, а добротным рубленным домом, пусть и с небольшими надворными постройками. Комната, предназначенная для неё, показалась Элен удивительно уютной, а вид из окошка – восхитительным. Дом стоял на берегу лесного озера. Ветер перед закатом стих, и вода, только недавно очистившаяся ото льда, была совершенно неподвижна. Лес подходил к озеру вплотную, и только рядом с жильём берег был свободен от кустов и деревьев, которые пошли на постройку дома. Элен была очарована.

За поздним ужином решили, что завтра вставать спозаранку не будут, нужно отдохнуть. Днём отправятся по обычным местам токования тетеревов и глухарей, сходят к болоту оценить количество дичи для осенней охоты. После ужина Элен и пани Мария отправились спать, Гжеся тоже отослали в его комнату, а мужчины остались посидеть у огня.

На следующий день Янош, Войтек и Гжесь в сопровождении егеря готовились уходить в лес. Элен поняла, что брать её с собой никто не собирается. Улучив момент, когда пан Янош на минуту остался один, она обратилась к нему с обидой:

– А я? Дядя Янош, а меня вы, почему с собой не берёте?

– Куда? В лес?

– Да! Ведь мы все приехали охотиться, почему же вы идёте, а я – нет?

– А потому, панна, что это не лёгкое дело – по лесу топать.

– А пани Мария говорила, что дамы тоже принимают участие в охоте. Что ж, она обманывала меня?

– Нет, конечно, – засмеялся Янош, – дамы, действительно, охотятся вместе с мужчинами, но это другая охота. Верхом загоняют оленя, например. Дамы не ходят пешком по лесу.

– А когда мы будем охотиться верхом? Завтра?

– Нет, нетерпеливая панна. Такая охота бывает в конце лета или осенью.

– Но я тоже хочу с вами! Зачем же я тогда приехала?

– Ты не сможешь ходить с нами, просто не справишься. Повторяю: по лесу ходить трудно.

– Ну, и что? Я умею ходить по лесу! Я целый день ходила и собирала грибы. А тогда я была маленькой! Почему же сейчас ты мне не разрешаешь?

Янош начал сердиться. Усы его воинственно встопорщились. Да, Элен не была нежной барышней. Если она смогла придти из России, явится к нему глубокой осенью босиком, то, пожалуй, она выдержит поход по лесу. Но какова самоуверенность! Ладно, пусть пеняет на себя!

– Хорошо, – согласился Янош, – мы возьмём тебя с собой завтра, когда пойдём к болоту. И попробуй только мне пожаловаться, что больше идти не можешь! Нести тебя никто не собирается, останешься в лесу.

Спорить и просить, чтобы её взяли прямо сейчас, было неразумно. Однако видеть, с каким снисхождением и превосходством смотрит на неё уходящий Гжесь, было невыносимо, и Элен ушла в свою комнату. В отсутствие охотников она бродила по берегу озера, время от времени бросая в воду камешки и строя планы, как заставить дядю Яноша дать ей пострелять.

К обеду мужчины вернулись. На стол было уже накрыто. За едой обсуждалось всё то, что они видели и слышали на своей прогулке. Гжесь тоже пару раз принял участие в разговоре, и, хотя это, обычно, исключалось, сегодня на нарушение посмотрели сквозь пальцы. Элен еле выдержала, еле дождалась конца трапезы.

– Дядя Янош, как мне лучше одеться завтра? – чтобы хоть как-то подчеркнуть, что тоже пойдёт в лес, спросила она.

– Одеться? – переспросил Янош и вспомнил своё утреннее обещание. – Ах, да. Но я, право, не знаю. Тебе лучше спросить у пани Марии. Могу только сказать, что в женской одежде бродить по лесу неудобно.

– Значит, я оденусь в мужское. Помнишь, то, в чём я ездить верхом научилась?

– Да, уж, помню. Разве такое забудешь? А разве это платье у тебя с собой?

– Да, я взяла его. На всякий случай, – невинно глядя, ответила Элен.

– Ах, плутовка! И это предусмотрела? Ладно. Раз обещал – сам виноват. Завтра не проспи, выйдем пораньше, потому что до болота далеко.

– Спасибо, дядя! – и, чмокнув его в щёку, воспитанница унеслась к себе.

По лесу шли молча, лишь Янош с Войтеком иногда перебрасывались парой фраз. Егерь почтительно молчал, Элен с Гжесем не разговаривали демонстративно. Гжесь не захотел расстаться со своим охотничьим ружьём и сейчас тащил его на плече. Оно ему здорово мешало, это злило его, и он надувался всё больше, чтобы никто не заметил его мучений. «Выпендривается, – думала Элен, – Ишь, какой гордый идёт! Дядя, вон, с паном Войтеком оставили ружья в доме, а этот – та-ащит! Посмотрите на меня, какой я бравый! Фу, смотреть противно».

Наконец, потянуло болотной сыростью, под ногами теперь были заросли вереска, покрытые молодыми листиками. Потом, по неглубоким окошкам воды, стали попадаться свежие пики рогоза. Вот и болото. Элен думала, что увидит нечто похожее на те болота, которые попадались ей, когда она бродила по лесам в поисках ягод и грибов вместе с цыганскими детьми: кочки, густо поросшие мхом, чахлые деревца, ярко-зелёная трава между кочками. Если ступить на такую траву, на ней выступает вода, а нога чувствует под собой зыбкую упругость. Это болото было не таким. Оно напоминало, скорей, сильно заросшее мелкое озеро. Участки чистой воды перемежались с зарослями прошлогоднего камыша, между которым уже зеленели новые побеги, островками с травой и рогозом. Пан Янош, остановившись на берегу, сказал: