Текст книги "Наследница (СИ)"
Автор книги: Елена Невейкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 54 страниц)
Лех
В чём Юзеф был абсолютно прав, так это в том, что Элен очень трудно. Изматывающие упражнения с клинком сами по себе доводили до изнеможения, а тут ещё были и другие. Особенно сложно давалось ей одно: нужно было пройти как можно скорее (скорость тоже оценивалась) по бревну, ничем не закреплённому на земле, мимо двух раскачивающихся мешков с песком и успеть нанести удар и по одному и по другому, не оступившись. Мало кому удалось это сделать сразу, и никто не смог повторить. Даже после нескольких тренировок количество прошедших по бревну без ошибок было мало – всего четверо. Четверо из двадцати! Однако постепенно они подстраивались, привыкали, и через неделю не преодолевших «мешочную преграду» осталось только трое. Среди них была и Элен. Ей никак не удавалось учитывать всё сразу: не упасть, идти быстро, ударить только что пересекший её путь мешок, проскользнуть мимо второго «противника», остановиться, развернуться, ударить, опять развернуться, добежать до конца… Элен чувствовала недовольство учителей, но они, по крайней мере, выражали его в корректной форме. А вот насмешки наблюдавшего за неудачниками Леха и его компании были несносны. Несмотря на все усилия не обращать на них внимания, они раздражали, отвлекали и мешали сосредоточиться. В результате, получалось ещё хуже. Всё это очень задевало Элен.
Однажды, когда наступила вожделенная пора вечернего отдыха, два учителя сидели в комнате, выходившей окнами во двор, где днём проходили занятия. Они курили и лениво переговаривались. Пан Стоцкий подошёл к окну, чтобы опустить штору, но внезапно его что-то заинтересовало во дворе.
– Герр Эрих, подойдите-ка сюда. Вы только взгляните на это!
Немец подошёл и встал рядом с ним. Во дворе кто-то занимался на бревне. Помогал ему, видимо, его денщик, который раскачивал мешки, а потом помогал своему хозяину подняться после очередного падения. Раз за разом шли неудачные попытки. Но вот, наконец-то, безупречный проход!
– Как вам это нравится? – спросил Стоцкий. – Может, мы их мало загружаем, если они после окончания занятий вновь идут сюда?
– Во-первых, не они, а он. Я что-то не вижу массового желания заниматься дополнительно. А потом… Кто же это?.. А-а! Пан Ален. Хм… Пожалуй, в его случае мы можем рассчитывать на прекрасные результаты.
– Вы думаете? – с сомнением переспросил Стоцкий и вновь взглянул на фигуру во дворе. – Он самый юный из всех, совсем мальчик. Разве сможет он добиться того же, чего добьётся, скажем, пан Лех?
– Мальчик он только по внешнему виду. Но внутри у него прочный стержень. Его не так просто сломать, если это вообще возможно. – Увидев сомнение на лице коллеги, Нейрат спросил: – Вот скажите мне, вы – взрослый сильный, тренированный мужчина – нашли бы в себе силы и желание после дня таких нагрузок, которые мы даём нашим подопечным, выйти снова заниматься? Да ещё в сумерках, когда другие уже отдыхают, да ещё – в такую погоду? – прибавил он, показав на моросящий за окном дождь.
Тадеуш скорчил недовольную гримасу, представив себя под дождём, бегающим от мешков, потом пожал плечами и улыбнулся:
– Может быть, вы и правы. Нужно будет повнимательнее присмотреться к этому мальчику. Я это учту… А что, кстати, за имя у него такое? Откуда? Ведь он, если не ошибаюсь, из России.
– Из России, – кивнул Нейрат. – Насколько мне известно, его мать – француженка.
– Ах, вот оно что. Что ж, возможно все эти черты характера у него от французских предков.
Взгляд ленивых голубых глаз ничего не выражал.
– Всё может быть. Но почему вы считаете, что лучшими человеческими качествами наделены лишь поляки и французы?
Стоцкий смутился, вспомнив, что его собеседник – немец, и ничего не ответил, сделав вид, что занят запутавшейся шторой и не расслышал последних слов.
На следующий день оказалось, что учителя были не единственными свидетелями сцены во дворе. Кто ещё наблюдал за ней неизвестно, но об этом знали уже все. Когда Элен вышла во двор, её приветствовал насмешливый голос пана Леха:
– О-о! А вот и наш герой! Как вы себя чувствуете, пан Ален? Не переутомились? Ведь, господа, пока мы с вами предавались отдыху (вполне заслуженному, между прочим), пан Ален вновь занимался, – его улыбка была издевательской, но слова, как всегда, казались вежливыми и полными участия.
Развиться диалогу не дал голос пана Стоцкого, идущего к ним:
– Господа! Попрошу закончить словесные упражнения и заняться физическими.
В этот раз Элен удалось пройти бревно без ошибок.
– Наконец-то, пан Ален, – в голосе учителя звучало удовлетворение, сарказма не было. – Не идеально, не достаточно быстро, но в целом проход хорош! Итак, теперь осталось только двое. Соберитесь, господа, – обратился он к неудачникам. – Пока вы не пройдёте хотя бы раз, никто не приступит к следующему упражнению. Все так и будут бегать по бревну! Подумайте, что они вам скажут, и пусть это послужит для вас стимулом к более удачным попыткам. Мне бы очень не хотелось, чтобы вас попросили покинуть школу по причине вашей полной непригодности… или лени – это уж кому как нравится.
Ещё несколько дней прошли всё так же, а затем, когда оба отставших всё же с грехом пополам прошли по одному разу злосчастное бревно, случилось что-то новое. Занятия вёл герр Нейрат.
– До меня, господа, дошёл слух, что среди вас есть недовольные слишком долгим сражением с чучелами. Спешу обрадовать: сегодня, наконец, этому настанет конец, – все задвигались, появились улыбки, но сразу увяли, когда учитель продолжил: – Но не для всех. Пока что мы с паном Тадеушем видим только двоих, достойных начать поединки. Это… – он сделал паузу, – пан Юзеф и пан Лех.
Названные счастливчики вышли вперёд и поклонились.
– Прошу, господа, к бою! Остальным – продолжать биться с чучелами, пока все требования не будут соблюдены идеально. Нам не нужны лишние травмы, их и так будет достаточно.
Юзеф и Лех встали друг напротив друга. Лёгкий поклон – и бой начался. Да, эти двое, несомненно, были готовы к нему! Шпаги двигались легко, удары наносились и парировались чётко. Движения обоих были изящными, на лицах – ни ярости, ни напряжения, только сосредоточенность. Все остальные не могли отвести глаз от первого «настоящего» поединка среди них. Герр Эрих замечаний никому не делал, понимая бесполезность этого: всё равно всё внимание будет направлено на этих двоих.
Стоящий рядом с Элен полноватый юноша восхищённо прошептал:
– Как замечательно! Нет, мы никогда так же не сможем.
Повернувшись к нему, Элен увидела взгляд, в котором смешались восхищение, зависть и тоска. И внезапно рассердилась:
– Говорите только за себя, сударь, не стоит выступать от лица всех! Мне неизвестны возможности и подготовка пана Леха, о нём судить не могу. Но с паном Юзефом мы учились фехтованию вместе. Да, он очень сильный противник, и всё же он проиграл мне не один бой.
– Вам?! – вот теперь во взгляде было изумление и недоверие.
– Да, представьте себе. Здесь ему всё даётся легче, поскольку он сильнее, – она почти дословно повторяла слова Юзефа. – Мне мешает то, что я слабее физически, поэтому не могу использовать многие приёмы. Но увидите, несмотря на это, я рано или поздно добьюсь успеха! У меня всё получится. Ведь мы все здесь именно для этого.
Юноша опять сник:
– Вам не хватает роста и физической силы. Это понятно. А что тогда мешает мне? Я не могу пожаловаться ни на то, ни на другое, и всё же пока у меня мало что выходит. Боюсь, зря отец заплатил за моё обучение. Вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное.
Нет, эти жалобы и апатия здорово раздражали!
– Я скажу, что вам мешает, – резко ответила Элен. – Лишний жир! Если бы мне ежедневно удавалось запихнуть в себя такое количество еды, как вам, мне тоже было бы трудно двигаться.
Не досмотрев, чем закончится поединок, она отошла и начала яростно атаковать своего тряпичного противника, вымещая на нём своё раздражение. Её собеседник тоже отошёл к своему месту тренировки, но двигался вяло, переживая обиду: какой-то мальчишка решил, что может говорить с ним таким тоном, будто всё на свете знает и умеет! А сам-то – вон, до сих пор ещё с чучелом бьётся, почему-то его не выбрали лучшим… И по бревну еле научился проходить. Посмотрим, что он дальше говорить будет и не сбежит ли отсюда в скором времени.
* * *
Как бы то ни было, через неделю уже все ученики перешли к поединкам друг с другом. И тут же начались мелкие травмы. Царапины, порезы, неглубокие уколы не сходили с разных частей тела учеников. Особенно страдали лицо и руки. У лекаря, наконец, появилась работа, кроме головных болей и хандры жены управляющего. Ученики ходили все в следах мази его собственного изобретения. Мазь, действительно, всё быстро заживляла, но зато плохо смывалась с кожи и пачкала одежду. Вся группа стала похожа на красно-пятнистых леопардов. На ворчание и жалобы доктор отвечал смехом и шуточками, вроде: «Зато крови от новых царапин не будет видно».
Элен к доктору не обращалась. И не потому, что была удачлива и кожа её оставалась целой. Естественно, она не хотела, чтобы хоть кто-нибудь узнал о ней правду, а доктор казался ей болтуном, который получит удовольствие, рассказывая всем «по секрету» всё, что узнает интересненького. Но главное – у Элен был свой лекарь. Штефан. Никаких сложностей в обработке царапин не было, а его мазь не пачкалась. Вскоре, не видя у пана Алена проявлений «леопардовой болезни», как окрестили ученики результаты лечения школьного медика, они стали интересоваться, как это получается. Следующий этап был вполне предсказуем: к Штефану потянулись другие денщики и, получив рецепт мази, бежали в город за перечисленными в нём составляющими. Всё доставлялось Штефану, который готовил своё снадобье за закрытой дверью, а потом вручал заказчикам. За эти услуги он имел некоторый заработок, которым распоряжался по своему усмотрению. Чаще всего это было посещение трактира, когда Элен отпускала его в город. Через некоторое время доктор отметил сильное уменьшение потока исцарапанных. Сначала он удивился, а потом заинтересовался всерьёз. Ещё не было случая, чтобы все так быстро научились наносить удары столь аккуратно, что не оставляли на коже противника никаких отметин. Не то, чтобы он жалел об отсутствии работы, ведь его жалование не зависело от этого, но, когда он узнал, что его пациенты стали пользоваться услугами чьего-то денщика(!), у него тут уж заговорила профессиональная гордость. Как? Какой-то необразованный мужик посмел предложить нечто, удовлетворившее всех больше, чем мазь по его рецепту?! И он отправился к управляющему с жалобой. Но тот отреагировал на удивление спокойно. Выслушав возмущённого эскулапа, комендант, посмеиваясь, сказал:
– Что ж удивительного в том, что никто не хочет ходить пятнистым? Они ж иногда в город выходят, а там – красотки, то да сё… Кому же понравится, если вслед хихикать будут?
– Но вот уже несколько лет не было никаких жалоб! Что же такое случилось нынче?
– Просто у курсантов не было выбора. А нынче он есть.
– И что теперь? Мне этому мужику дела передавать? Он теперь будет лечить здесь всех? – с сарказмом спросил доктор.
– Зачем же? – серьёзно ответил комендант. – Я думаю, что дальше приготовления мази познания этого «целителя» не идут.
– Тогда что мне предпринять? Промолчать? Да надо мной же все потешаться станут!
– Ну, я бы на вашем месте поговорил с этим…э-э-э… мужиком. По крайней мере, поинтересовался бы составом его столь популярной мази. Ведь если она может как-нибудь кому-нибудь повредить, то вина ляжет на вас.
– На меня?
– Разумеется, на вас. Это же вы отвечаете в школе за здоровье всех учеников. А вот если состав мази так же удачен, как о нём говорят, то почему бы вам не принять к сведению этот рецепт? Ведь вы же – учёный человек, вам должно быть интересно узнавать что-то новое.
Доктор молчал. Он был явно задет и взволнован словами коменданта. Особенно о его собственной ответственности, как медика. А если и правда кому-то станет плохо? Как потом оправдаться? Но комендант не только напугал доктора, но и дал ему превосходный шанс красиво выйти из сложившейся ситуации. И этим следовало воспользоваться. Он прикинул, как выиграет его репутация, если он прослывёт человеком, готовым ради новых знаний говорить с кем угодно. А потом, если ему самому не известен состав этой мази, значит, и другие лекари его вряд ли знают. А вот тут уже можно было подумать и о прямой выгоде… Доктор хмыкнул и высказался:
– Я и сам хотел навестить этого денщика, но… боялся, что вам это может не понравиться.
– Да, помилуйте, что ж мне могло не понравиться? – поднял брови комендант.
– Ну, он же простой мужик, а я – медик…
– И что? Это ваше дело, с кем говорить, откуда черпать знания. Да, хоть с чёртом сделку заключайте, лишь бы это было на пользу остальным.
– Да, я вижу теперь, что был неправ. Пожалуй, пойду к нему прямо сейчас.
– Сделайте одолжение.
Когда за доктором закрылась дверь, комендант опять усмехнулся:
– Как же его задел этот денщик с его бальзамом! Ну, да что ни делается – всё к лучшему. Может, теперь, наконец, не придётся пугаться пятнистых людей в коридорах школы. Хе-хе!
Разговор лекаря со Штефаном получился не сразу. В докторе ещё кипела обида, а денщик отнёсся очень насторожённо к человеку, выше его по положению, который снизошёл до того, чтобы самому прийти к нему. Но доктор, действительно, был неплохим медиком, и постепенно профессиональное любопытство вытеснило обиду и возмущение. Изменение тона, каким задавались вопросы, тут же нашло отклик у Штефана, и беседа пошла спокойнее. Медик сумел по заслугам оценить рецепт, показанный ему денщиком, а когда узнал, что это не его собственное изобретение, и вовсе успокоился. Мазь с таким удачным составом была рекомендована когда-то старым доктором, приходившим к пану Буевичу, а в настоящее время – давно умершим. Дальше произошло и вовсе неожиданное. Доктор проникся симпатией к спокойному, свободно говорящему Штефану, и, в конце концов, попросил у него разрешения использовать этот рецепт бальзама от своего имени. Разрешение с радостью и некоторым удивлением было дано, и лекарь вышел от Штефана с лёгкой душой и предвкушением успеха у своих коллег, поскольку о мази такого состава не слышал ни от одного из них.
Таким образом, в выигрыше оказались все: доктор получил рецепт, Штефан – уважение слуг во всём доме, комендант – разрешившийся сам собой конфликт, а ученики избавились от раскраски красных барсов.
Тем временем назревали другие неприятности, совсем иного рода.
* * *
Началось всё с того, что однажды, проходя мимо фонтана, Юзеф, никак не предполагая последствий своего вежливого поступка, поднял и протянул владелице оброненную ею книгу. Владелицей книги была жена коменданта. Она поблагодарила его и мило улыбнулась. Юзеф поклонился и ушёл. Продолжение было неожиданным. По крайней мере, для Юзефа.
Как-то раз, идя вечером по аллее, Элен заметила Юзефа, присевшего на край камня, служащего подножием небольшой скульптуры Ареса, и направилась к нему. Он, услышав шаги, вскочил, а затем с явным облегчением вздохнул, разглядев подходящего человека.
– Как я рад вас видеть!
– Я тоже, но что это с вами? По-моему, вы от кого-то прячетесь.
– Вот именно, – мрачно подтвердил Юзеф. – Я уже не знаю, куда скрыться. Она находит меня везде. Стоит мне только выйти из комнаты, появиться в саду или по окончании занятий пройти по коридору – она тут как тут. Просто, как из-под земли! Вот смотришь – нет никого, а только отвернёшься – она уже рядом!
– Да кто – она?
– Пани Ева, жена коменданта.
– И что ей надо? – подняла брови Элен.
– Я ей, видите ли, симпатичен. Понравился! «Ваше общество мне так приятно! Вы так мило говорите»… – передразнивая кокетливую манеру разговора пани Евы, произнёс Юзеф. – А сама так и ест глазами… Господи, ну, почему – я?
– Но она же замужем…
Юзеф с недоумением взглянул на неё и вдруг смутился. Он так привык быть рядом с тем, кого называл Аленом, так привык считать Алена другом, что иногда забывал, кто скрывается под этим именем.
– Ну, как вам сказать… Есть женщины, которые… для которых замужество… – он запутался, не зная, как сказать то, что казалось понятным и так.
– Не нужно мне объяснять, я не маленький ребёнок, – Элен тоже чувствовала себя немного не в своей тарелке. – Просто мне казалось, что она счастлива с мужем, несмотря на разницу в возрасте. Когда они выходят вместе, то выглядят хорошей, благополучной парой.
– Это игра. Она очень хорошая актриса, а брак ей выгоден.
– Ну, хорошо, оставим это… Так что, вы не можете дать ей понять, что против того, чтобы…э-э… проводить с ней время?
– А как это сделать, если она не слушает никого, кроме себя самой, если её не интересует ничего, кроме собственных капризов?!
– Не знаю даже, чем можно помочь в этой ситуации… Но я что-нибудь придумаю.
– Что здесь придумаешь, – махнул рукой Юзеф. – Что бы я ни предпринял, она всегда сможет сделать так, чтобы меня убрали из школы. Это тем более легко будет сделать, что я не плачу за обучение, а значит, выгоды в моём присутствии здесь ни для кого нет.
– Ну, нет. Что-то всё равно можно сделать. Нужно только хорошенько обдумать это «что-то». А пока что могу предложить вам в качестве помощи только своё общество.
Юзеф с таким изумлением посмотрел на неё, что щёки Элен вспыхнули ярким румянцем. Она решительно тряхнула головой и нашла нужным пояснить:
– Я говорю в том смысле, что нужно сделать так, чтобы вы по возможности нигде не появлялись один. Не будет же она приставать к вам с двусмысленными разговорами в присутствии кого-то третьего!
– Я благодарю вас и с радостью воспользуюсь этим предложением. И всё же это полумера. А дальше что?
– Дальше – видно будет. Я же говорю, что придумаю что-нибудь.
Юзеф промолчал, но судя по его унылому виду, вера в успех у него была слабая.
Несколько дней Элен крутила в голове ситуацию и так и этак. Наконец, она задалась вопросом: что раздражает всех женщин? В весьма длинном перечне пришедших ей на ум вещей была одна, которая показалась ей обнадёживающе подходящей в данной ситуации. Обвинение в предсказуемости и неоригинальности. Сказать женщине, что она предсказуема всегда и во всём, это всё равно, что сказать ей, что она скучна до зевоты. Так. Значит, нужно найти способ показать пани Еве, что она обычна и скучна. Хорошо. Теперь остаётся придумать, как это сделать. План ещё не был разработан до конца, но настроение у Элен значительно улучшилось. Придумать способ осуществить задуманное ей помог, как ни странно, Лех. Он, как и все, разумеется, заметил повышенный интерес жены коменданта к Юзефу. А заметив, тут же нашёл новое развлечение для себя и своих приятелей. Теперь они при каждом удобном случае громко, так, чтобы обязательно услышал Юзеф, обсуждали, сколько стихов пани и Юзеф прочитали друг другу, укрывшись от посторонних глаз в саду, и только ли чтением стихов они занимались; сколько раз за день они встречались, чтобы перемолвиться хотя бы словечком и т. д. и т. п. Терпения Юзефу, конечно, было не занимать, но и он еле сдерживался, чтобы не броситься на скверных острословов.
– Можно подумать, что он мне завидует! – негодуя, пожаловался он при встрече Элен.
Вот после этого разговора ей и пришёл в голову один вариант, здорово её позабавивший.
Как только они с Юзефом вновь оказались вдвоём, она сообщила ему, что всё обдумала и, пожалуй, может получиться замечательная штука.
– Ну, слава Богу! Замечательная она или нет, но если эта «штука» поможет мне избавиться от повышенного внимания Евы, я буду вашим вечным должником!
– О! Вы уже называете её просто по имени? – весело прищурилась Элен.
– Не смейтесь, ради Бога! У меня просто язык не поворачивается назвать эту женщину пани. Да в сравнении с ней уличные девки намного лучше, по крайней мере, они честны.
– Как скажете. Теперь вот что. Для того чтобы события приняли именно тот ход, на который я рассчитываю, вы должны немного…м-м… «оттаять». Посмотрите на неё пару раз нежнее, чем раньше, вздохните там или ещё что… Очень хорошо было бы это сделать тогда, когда мы будем с вами вместе и встретим её. Пусть у неё сложится впечатление, что только моё постоянное присутствие рядом мешает вам проявить свои чувства.
– Но зачем? Я считал, что нужно держаться от неё подальше.
– Так вы и не приблизитесь к ней. Мне нужно, чтобы пани захотела переговорить со мной.
– С вами?! Вы что же, собираетесь переключить её внимание на себя?
– Ну, что вы! – засмеялась Элен. – Конечно, нет. Ведь это может привести, Бог знает, к какому скандалу! Только этого мне не хватало! Нет. Что произойдёт в результате нашего с ней разговора, вы увидите сами. Я думаю, что больше она к вам не подойдёт.
– А вы уверены, что она захочет с вами поговорить?
– Почти абсолютно. К её привычке действовать, нужно прибавить ещё и то, что она видит во мне наивного мальчика, не понимающего, что он мешает взрослым людям. Ей, естественно, захочется просветить меня на этот счёт, – усмехнулась Элен.
– Вы не боитесь, что что-нибудь пойдёт не так, и она узнает правду?
– Какую правду вы имеете в виду?
– Зачем вы говорите с ней, – пояснил Юзеф.
– Нет, не боюсь. Если она считает себя хорошей актрисой, то это ещё не значит, что так и есть на самом деле. Вполне может найтись ещё кто-нибудь, кто составит ей конкуренцию в этом.
Хотя Юзеф и сомневался в успехе неизвестного ему плана, выбора у него не было, и он подчинился. Несколько раз, встречаясь с пани Евой, он всем своим видом старался дать ей понять, что очень огорчён присутствием пана Алена и что, если бы не он, то… ах! В конце концов, пани, привыкшая всегда добиваться желаемого, решила сама устранить препятствие, так некстати возникшее у неё на пути, коль скоро избранный ею кавалер ничего не делает для исправления ситуации. Она неожиданно сыграла открыто, без намёков. Просто подошла к ним и, даже не взглянув на Юзефа, и без своего обычного кокетства, деловым тоном, не терпящим отказа, произнесла:
– Пан Ален, мне необходимо с вами поговорить. Занятия у вас на сегодня окончены, так что соблаговолите пройти со мной в гостиную немедленно.
Пан Ален, молча, поклонился и, скрывая довольную улыбку, проследовал за дамой. В небольшой гостиной пани Ева расположилась на изящном диване, жестом предложив собеседнику занять стоящее напротив кресло. Затем, после недолгой паузы, в течение которой она, слегка прикрыв глаза, изучала сидящего перед ней юношу, сказала:
– Для меня, пан Ален, этот разговор очень важен. К тому же мне очень не хотелось бы, чтобы о нём узнал хоть кто-нибудь. Я могу положиться на вашу скромность? – голос звучал мягко, напоминая мурлыканье кошки.
– Всецело, пани. Для меня желание дамы – закон, – ответ был банален, но это только умилило пани Еву. Ах, как этот мальчик хотел быть похожим на мужчину!
– Как это мило, – банальность в ответ на банальность. – В таком случае я спрошу вас прямо: почему вы почти никогда не расстаётесь с паном Юзефом?
– Потому что мы друзья, – пан Ален казался растерянным.
– Это прекрасно. Но неужели вам не приходило в голову, что у вашего друга могут быть ещё и другие знакомые люди, с которыми он с удовольствием провёл бы время?
– Разве я мешаю ему разговаривать с другими людьми?
– Нет, если эти люди – мужчины. Но вы должны понимать, что, если пан Юзеф захочет побеседовать с девушкой или женщиной, он не сможет сделать этого в присутствии даже самого близкого друга.
– Вы имеете в виду себя?
Щёки у пани вспыхнули, а глаза стали колючими.
– Почему же себя?
– Простите меня, пани Ева! О, ради Бога, простите! Это было недопустимо с моей стороны, но… здесь просто нет больше достойных женщин кроме вас…
Если учесть, что в школе женщин, кроме жены коменданта не было вовсе, не считая работниц на кухне, то расценивать эти слова, как комплемент, было нельзя. Тем не менее, пани смягчилась. Ей было приятно то искреннее отчаяние и раскаяние, которые прозвучали в голосе юноши.
– Какой вы, оказывается, гадкий! – несмотря на такие слова, в голосе вновь прозвучало кокетство. – Ну, хорошо, на первый раз я вас прощаю, – и она протянула руку для поцелуя. Ей просто необходимо было расположение этого мальчика.
Пан Ален, став на одно колено, слегка прикоснулся губами к тонкой кисти с дорогими кольцами на пальцах. Если бы Элен не предусмотрела возможности такой ситуации, она бы могла всё испортить, заколебавшись. Но сейчас это только позабавило её. Знала бы пани, кто перед ней, кому она пытается всё объяснять!
– Пани, вы – сама добродетель! Другая после моей грубости (видит Бог, ненамеренной!) прогнала бы меня прочь! Что я могу сделать для вас? – Элен сама направляла разговор, подкидывая нужные фразы, которые пани заглатывала, как рыба наживку.
– Сядьте, прошу вас. Мне нужно так немного! Я бы хотела всего лишь иногда иметь возможность беседовать с вашим другом в этой гостиной.
– С паном Юзефом? – уточнил пан Ален.
– Да, с паном Юзефом, – промурлыкала пани.
– Но… не нанесёт ли это вред вашей репутации? Ведь люди видят то, что хотят видеть, они могут придумать всё, что угодно!
– Ах, какой вы, право, ещё наивный! – в глазах у дамы появилось такое томное выражение, что Элен не на шутку испугалась поворота, не предусмотренного её планом. Но к счастью, интересы пани лежали в другой возрастной группе мужчин, а глядя на пана Алена, она лишь сожалела, что он ещё так юн.
– Женщина всегда найдёт способ сделать так, чтобы её невинные разговоры с мужчиной не породили ненужных сплетен, – пояснила она.
Пан Ален, молча, грустно смотрел в пол.
– Почему вы молчите? – наклонившись вперёд, она оказалась совсем близко. – Вам грустно, что ваш друг не будет, как прежде, с вами каждую минуту? Да? Но это же нехорошо. Он замечательный… друг. Красивый, обаятельный, сильный, умный… – Элен еле сдержалась, чтобы не улыбнуться: ничего себе, перечисления качеств друга! Они скорее подходили бы идеальному любовнику. – А у меня нет такого друга. Мне хочется, чтобы пан Юзеф дружил и со мной. Ну, не будьте букой! – лёгкий укор прозвучал так нежно, что можно было принять его за ласку, что она тут же и подтвердила, нежно проведя сложенным веером по щеке юноши. А Элен вдруг представила, как она этим же веером бьёт не угодившего ей чем-то кавалера по лицу.
– Увы! Мне жаль не только этого, – ответил, не поднимая глаз, пан Ален. – Теперь мне жаль ещё и своих денег.
– Денег? – пани опешила, от чего голос опять потерял музыкальность. – Причём тут деньги? Какие деньги?
– Всё просто. Мы держали пари.
– Кто мы? Какое пари? – она начала раздражаться. Этот мальчишка может свести с ума!
– Среди нас есть двое, которых все признают лучшими, – пояснил пан Ален, как будто не замечая неудовольствия пани Евы. – Это пан Юзеф и пан Лех. Они могут спорить только между собой. И по внешности и по успехам в школе. Ещё в первый день пребывания здесь мы увидели вас впервые. Мы все были восхищены, но особое впечатление вы произвели на этих двоих. Вот с тех пор они и пытаются быть во всём первыми, в надежде получить от вас хотя бы один благосклонный взгляд. Ну, мы и держали пари, кто первым из них удостоится вашего внимания, – помолчав, пан Ален прибавил: – Мне казалось, что это будет пан Лех.
– Почему он? – заинтересовалась пани. Ситуация была столь необычной, что она даже не могла обидеться на состоявшееся пари, в котором фигурировало её имя. Некоторая пикантность положения ей даже импонировала. – Почему не пан Юзеф? Он же ваш друг.
– Ну, – пан Ален выглядел смущённым, – мне казалось, что вам больше понравится пан Лех, поскольку он обладает редкой красотой, которую не каждый может оценить – красотой дикого зверя. Легче заметить красоту пана Юзефа. Он, несомненно, красив, напоминает… греческого бога, – вспомнив статую Ареса в саду, под которой увидела Юзефа, сказала Элен. – Его красота…как бы это сказать… классическая, она вся на виду. А пана Леха можно рассматривать долго, находя всё новые достоинства, и всё равно останется какая-то загадка… Мне почему-то казалось, что вы захотите разгадать её. Но это было ошибкой… Простите.
– Простить? За что, сударь? – с любопытством глядя на собеседника, спросила пани. – А вы, оказывается, не такой наивный, каким кажетесь… Хм… Внешность действительно, оказывается, бывает обманчива. Вы говорили так красиво и романтично, как мог бы говорить поэт или художник. Вы не пишете стихи?
– Нет, сударыня, но это одно из моих желаний, хотя, боюсь, оно никогда не сбудется.
– Почему же? Из вас может получиться настоящий поэт. Чем учиться в этой скучной школе убивать людей, лучше бы вы научились восхищать их своими изящными словами.
– Благодарю вас за совет, сударыня, я обязательно попробую писать.
– Ну, что ж, – вставая, сказала пани Ева, – уже поздно, вам пора идти, я не хочу стать для вас причиной неприятностей.
– Никакие неприятности не могут испортить удовольствие от общения с вами, пани Ева.
– Вы так галантны! Вы уже заставляете меня жалеть о моей просьбе. Кстати, – как бы, между прочим, спросила она гостя, уже взявшегося за ручку двери, – а пан Лех – это который?
– О, его вы не перепутаете ни с кем, сударыня. Он самый высокий из всех, с длинными тёмными волосами. И единственный носит узкую бородку.
На этом разговор закончился. Пани Ева отпустила юношу взмахом руки, он поклонился и вышел.
Элен еле удержалась, выйдя в коридор, от радостного возгласа: план удался! Полностью! Она была уверена, что знает, какие события произойдут в ближайшее время. И не ошиблась. На следующий же день Юзеф подошёл к ней с довольной улыбкой, но немного растерянный.
– Как вам это удалось?
– Что именно?
– Она сегодня прошла мимо, едва кивнув!
– Замечательно. Значит, план работает. Разве вы не довольны?
– Конечно, доволен, ещё бы! У меня просто камень с души свалился. Но…
– Но?
– Хотелось бы знать, как вы её заставили не обращать на меня внимания? Как вы этого добились? Я не понимаю…
– А вам это и необязательно. Главное – есть результат, а остальное, – она встала на цыпочки, чтобы приблизить губы к его уху, – маленькие женские хитрости, – когда Юзеф взглянул на неё, Элен состроила мину наивной деревенской девочки, глупо похлопав глазами, потом улыбнулась, возвращая себе прежний вид, сказала: – То ли ещё будет, – и пошла прочь.
Действительно, события на этом не закончились. Пани Ева стала проявлять такой же неуёмный интерес, как недавно к Юзефу, к пану Леху. Она стояла у окна, выходящего во двор, и смотрела, как он выполняет задания; она, проходя мимо, мило улыбалась, глядя на него; она, наконец, как-то раз попросила подержать ей стремя, когда садилась верхом. Правда, для этого был разыгран целый спектакль, чтобы остаться без грума возле фонтана. Но её старания были вознаграждены: когда Лех подсаживал её на лошадь, он как бы невзначай коснулся её хорошенькой ножки, а на её милый вопросительный взгляд ответил такой улыбкой, что пани стало жарко…
