Текст книги "Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 49 страниц)

Глава 61

Дарелл сидел за дверью, но Себ проигнорировал его предупреждающий взгляд и вошёл в спальню. Он обнаружил Джима стоящим у окна и медленно водящим пальцем по стеклу. После фильма от этой картины становилось тошно.

– Я устал, детка, – прошептал Джим, не оборачиваясь и не прерывая своего занятия, – так устал. В тишине колыбельная. Codail, a linbh, go sámh… Мирно спи, дитя. Скажи, любовь моя, если ты лежишь в колыбели, скажи, любовь моя, почему тогда ты распростёрся на соломе?

– Это текст колыбельной? – спросил Себ.

– Старая ирландская песня, – отозвался Джим. – Даже не знаю, есть ли у неё нормальный перевод. Я не слышал. И не помню мелодии. Но она всё равно звучит.

Он закрыл глаза и запрокинул голову назад. На тощей шее задёргался кадык.

Себ не знал, что ответить, вообще, что говорить. Он хотел убить Александра Кларка. И ради него, пожалуй, даже взял бы пистолет. Это был тот случай, когда он не отказался бы от близости с жертвой. Посмотреть в глаза, спросить: «Что ж ты сделал, падла», – а потом всадить в череп всю обойму, чтобы наверняка.

Джим снова выпрямился, провёл по стеклу и спросил:

– Детка, если я прикажу убить меня, ты это сделаешь?

– Нет, – ровно ответил Себ.

– Почему?

– За суицидом не ко мне.

Ему не по себе стало от мысли о том, что Джим и правда может приказать ему это сделать.

– А если это не суицид?

– А что?

– Скажем, эвтаназия.

– Простите, но вы пока мало похожи на смертельно больного.

– Я плачу тебе не для того, чтобы ты думал, Майлс! – едко сказал Джим. – Кроме того, мы оба знаем, что это не твоя сильная черта. Если я прикажу…

– Я не стану убивать вас, Джим, – тихо отозвался Себ. Ни тон, ни обращение по фамилии его не смутили. Учитывая кино, он готов был спустить Джиму любую выходку.

– Ты убьёшь, – прошептал Джим зло, – захочешь убить. Иди ко мне, Себастиан. Не бойся, стекло тонированное. Нас никто не видит.

Себ и не боялся. Он подошёл к окну и остановился рядом с Джимом. Тот раздул ноздри, оскалился и спросил:

– Тебя никогда не удивляло, что Дэвид Блинч, аристократ-белоручка, стал заказчиком теракта? Нет, никогда. Как я и говорил, думать – не твоя сильная сторона, мой исполнительный тупой Святой Себастиан.

Себ молчал, ощущая только, что под футболкой выступает пот.

– Нет, – повторил Джим. – Дэвид Блинч и близко не подошёл бы к такой грязной теме. Что ты. Он был больше по политическим скандалам. Шепнуть кому надо пару слов, стянуть черновик со стола, передать письмо секретарю заместителя министра, да, это всё в компетенции Дэйви. Но теракт? Общение с подрывниками? Такая сложная организация? Нет, детка. Дэвид Блинч не имел никакого отношения к смерти твой дорогой Эмили. Я был заказчиком теракта. Если честно, я не знал, что твоя жена будет на борту, просто не удосужился проверить. Если бы проверил… – он хохотнул, – не знаю, отменил бы им билеты. Или нет. Я человек настроения. Ну что, детка, – он повернулся к Себу и посмотрел на него с отчаянием, – теперь ты готов меня убить?

Себ прислонился лбом к стеклу.

Ему казалось, будто он завершил двухдневный марш-бросок, причём в полном снаряжении. Тело болело, мутные мысли плавали в голове. Пришло осознание, что он толком не спал последние сутки, да и не ел ничего, не считая тех бутербродов. Помимо физической усталости ощущалась другая. У него устало что-то внутри: мозги, сознание.

– Я не буду убивать вас, Джим, – ответил он тихо, – уже нет.

– Детка, – позвал Джим. Себ повернул к нему голову, и вдруг Джим болезненно ухватился за его шею, потянул на себя и поцеловал в губы. И пока Себ пытался сформулировать хотя бы одно цензурное: «Какого хера?», – поцелуй стал резче и глубже, язык Джима коснулся его языка.

– Какого хера! – рявкнул Себ, выходя из захвата и останавливаясь в полушаге от удара.

Джим визгливо захохотал, а Себ вытер губы ладонью, скривился и сказал раздражённо:

– Это было омерзительно.

Джим продолжал покатываться со схему, даже в подоконник вцепился, а Себ, махнув рукой, упал на стул. Добавил:

– И не смешно. Меня блевать тянет.

– Честное слово, давно хотел это сделать, чтобы посмотреть на выражение твоего лица, – заявил Джим. Себ выдохнул и сказал:

– Лучше заткнись.

– Да брось, – Джим растянулся на кровати, – сколько шума из-за поцелуя.

Вообще-то шума было очень мало, учитывая, что Себ действительно хотел поставить Джиму второй фингал, симметричный первому.

– Ещё раз так сделаешь, и я тебя не убью, но сильно покалечу, – сказал он.

Джим опять засмеялся:

– Неужели я в некотором роде первый? Сразу видно, что ты не получил достойного образования. В любой приличной школе мальчики развлекаются так до самого выпуска. О, я могу спорить, – он прикрыл глаза и произнёс совсем другим тоном, в котором не было и намёка на весёлость: – Александр пользовался популярностью.

Себ ещё раз вытер рот. Очень сильно хотелось почистить зубы, но он решил, что перебьётся пока. Вот они и дошли в этом сомнительном разговоре до ключевой темы. Только как поднять её, Себ не знал. Он понимал: никогда в жизни он не сможет сказать Джиму, что посмотрел «Стеклянную стену». И Джим никогда не будет готов это услышать.

***

Себ не сомневался, что пожалеет об этом. Собственно, он начал жалеть в ту же минуту, как предложил, – и был уверен, что ещё не раз проклянёт себя за дурацкую идею. Джим хотел избавиться от гостеприимства доктора Дарелла как можно скорее, и Себ пригласил его к себе на несколько дней.

Джим, подняв одну бровь, спросил:

– Зачем мне это?

Себ пожал плечами и сказал:

– Думаю, вам не стоит оставаться одному сейчас.

– Никто не разрешал тебе иметь собственного мнения, Майлс, – огрызнулся Джим, а потом махнул рукой с таким видом, словно ему было плевать.

Джим послушно занял комнату Сьюзен, ни слова не сказав про интерьер. Собственно, он рухнул на кровать, едва вошёл, закрыл глаза и сделал знак, что Себ может убираться.

Себу было, чем заняться: переодеться, принять душ, приготовить еду, стараясь не захлебнуться слюной. Джим вёл себя тихо, и Себ решил, что может немного поспать.

Он проснулся среди ночи не от звука, а от ощущения взгляда. Джим стоял возле его постели и пристально изучал его.

– И вам доброе утро, – пробормотал Себ. Джим спросил:

– Ты вообще никогда не спишь крепко?

– Вы как-то зашли сюда, и я не проснулся.

– О, – Джим улыбнулся, – я был осторожен. У меня есть кое-что для тебя, детка. Потом могу забыть… К будущему дню рождения.

Сунув руку в карман пиджака, он достал оттуда квадратную достаточно массивную коробку, поставил её на тумбочку и вышел, не сказав больше ни слова.

Отлично.

Себ откинулся обратно на подушку, взял коробку, открыл и достал оттуда крупные квадратные часы на толстом кожаном ремне. Вместо циферблата у них был череп, слегка светящийся зелёным в темноте. Над ним – марка, Bell & Ross. Себ включил ночник, покрутил часы и увидел на задней крышке гравировку: «Sanctus Sebastianus immortalis». Только загадок от Джима ему не хватало. Себ догадался, что это латынь, и даже перевёл: «Бессмертный Святой Себастиан». Но понятнее не стало.

Выругавшись сквозь зубы, он снял свои старые часы и надел подарок, благо, сел он отлично.

В сон уже не клонило. Себ поднялся с постели, вышел на кухню, заварил чай с двумя пакетиками сразу и впервые за сутки немного отпустил контроль. Тут же всё навалилось разом. Желание выпить сделалось ещё сильнее, чем в кабинете Дарелла, но Себ снова проигнорировал его – есть вещи, которые необходимо осмысливать только на трезвую голову.

Какое же дерьмо.

Упав на стул, Себ отставил кружку и сжал голову руками.

Джим был организатором теракта, в котором погибла Эмили. Но даже когда он попросил, Себ не захотел убить его.

Он отомстил за Эмили. Её смерть, так же, как убийство заказчиков, осталась далеко в прошлом. Он уже ничем не мог ей помочь. Кажется, остатки гнева он растратил на самого Джима, когда узнал, что тот сохранял жизнь Блинчу, чтобы использовать его в своих сомнительных махинациях. После признания Себ должен был бы желать смерти Джима. Но уже не желал.

Он хотел убить Александра Кларка. Теперь – ещё сильнее, чем несколько часов назад. И ему было чертовски страшно. Его мозгов и фантазии не хватало, чтобы представить всю степень влияния «Стеклянной стены» на Джима. Оставалось только надеяться, что человек, который пережил такое огромное количество дерьма в жизни, переживёт сраный фильм.

***

Себ опасался тяжёлых приступов. Он совершенно не удивился бы им. Но нет, Джим был спокоен. Он почти не выносил мозг, большую часть времени лежал на кровати в комнате Сьюзен и смотрел в потолок. Конечно, комнату он перевернул вверх дном. Не считая кровати, все вещи и мебель сдвинул в один угол, ковёр куда-то дел. Кровать переместил к стене, как можно дальше от окна, На полу теперь валялись, пусть и не в привычном количестве, клочки и мятые комки бумаги. Добавить ещё десяток чашек, пару разобранных стволов – и выйдет копия квартиры Джима в миниатюре. Видимо, так ему было комфортнее, и Себ никак не прокомментировал обстановку.

Джим отобрал у Себа ноутбук и, похоже, много работал. Часто говорил по телефону, но, проходя мимо закрытой двери, Себ ни разу не услышал английский язык: в разное время разбирал французский, ирландский и немецкий.

В общем и целом, Джим был спокойным гостем. Только Сьюзен обиделась – Себ планировал взять её к себе на пару недель, но пришлось эту затею отложить на время.

– Работа? – язвительно спросила она. – Ладно, – и положила трубку.

Себ пообещал мысленно, что, когда состояние Джима немного наладится, он извинится перед ней и свозит её куда-нибудь заграницу. Франция ей понравилась.

Прошло десять дней.

Себ вернулся с вечерней пробежки и увидел, что на кухне горит свет.

Джим сидел за столом, крутил в пальцах чёрный маленький крест и насвистывал что-то совершенно немузыкальное. Опустившись на другой стул, Себ присмотрелся. Джим выглядел откровенно херово. Он как будто похудел, но дело было не только в этом. Себу не нравился его взгляд – по-прежнему пустой.

– От тебя воняет, детка, – сказал Джим ровно. Звучало не так, словно он возмущался, а просто как констатация факта.

– Да, знаю, – кивнул Себ, – я бегал. А вы плохо выглядите.

– Я знаю, – ответил Джим и растянул губы в улыбке. – Нет, детка. Я не хочу.

– Я даже не спросил.

– Вопрос написан у тебя на лбу. Ты хотел предложить мне игру. Нет, детка. Я слишком устал. Не правда ли, он гений?

– Александр Кларк?

Джим улыбнулся, что-то блеснуло в его глазах, но быстро потухло.

– Гений нашего времени. Моцарт. «Как некий херувим // Он несколько занёс нам песен райских». Ему пора улетать. Завтра в два часа дня… – Джим замолчал, закрыл глаза, и из-под век у него потекли слёзы. Похоже, он даже не заметил их, потому что, подождав немного, он снова посмотрел на Себа и продолжил: – Завтра в два часа и восемнадцать минут, секунда в секунду, ты сделаешь выстрел, мой дорогой Себастиан. О, ты ведь хочешь убить его, правда? Как трогательно… Два часа восемнадцать минут. Я дам тебе адрес… Окраина Дартфорда. Возьмёшь мою машину. Два часа восемнадцать минут.

– Я всё сделаю, Джим, – пообещал Себ, – и да, хочу.

Джим засмеялся, вытер слёзы и ушёл из кухни тяжёлой шаркающей походкой. Возможно, когда завтра Александр Кларк сляжёт с двумя пулями из винтовки – одна в груди, другая в голове, – Джиму станет легче.

Александр: двадцать восьмая часть

Александр расстегнул ветровку. Ему было душно, а может, от волнения бросало в жар. В первый раз, поднимаясь на чердак, он боялся, но этот страх не шёл ни в какое сравнение с тем, который Александр испытывал сейчас. Он не знал, с кем встретится в декорациях «Сына своего отца», зато очень хорошо понимал, кто ждёт его на съёмочной площадки «Стеклянной стены».

Джим уже ждал на месте. Александр увидел его издалека, хотя и узнал с трудом. Он стоял возле витрины кафе, облокотившись о неё плечом. Он изменил строгому костюму – на плечи был наброшен распахнутый на голой груди пиджак красного цвета, немного с отливом в американский розовый. Дальше шли обычные чёрные брюки и, наконец, босые узкие ступни. На бледном лице неестественно-ярко выделялись губы, и очень быстро Александр понял: они накрашены алой помадой, чуть-чуть не в тон к пиджаку.

Джим не шевелился, пока Александр шёл к нему мимо собранных декораций, обходил замотанные в плёнку и сложенные штабелями витражи, стёкла, пустые рамы. Он просто ждал, глядя прямо перед собой.

Александр подошёл на расстояние вытянутой руки, и только тогда Джим чуть-чуть поднял голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Красная помада оказалась дешёвой. Александр разбирался в таких вещах – хорошая помада так не размазывается, не пачкает кожу. И видеть её на лице Джима оказалось удивительно, невыразимо больно.

Джим молчал. Подумалось, что все их разговоры начинал именно он, выбирал тему, задавал тон.

У Александра сохли губы, и по горлу словно наждачкой прошлись. Он очень много думал об этой встрече после «Стеклянной стены», подбирал фразы, ответы. И он ошибся. Господи, как сильно он ошибся. Может, даже в самом начале. Всё пошло совсем не так, как следовало бы.

Слов у Александра не осталось, поэтому он достал из кармана ветровки Мишель и протянут её. Джим забрал стеклянную фигурку, погладил по голове, как делал всякий раз сам Александр, и произнёс хрипловатым голосом:

– Лягушка с отбитой задней лапкой из Франции. Как будто её почти съели. Ты прелесть, сладкий.

Подняв Мишель, Джим осторожно поцеловал её, словно расчитывал расколдовать прекрасного принца. Помада размазалась ещё сильнее. Джим улыбнулся и выпустил Мишель из пальцев. Она упала на плитку, брызнуло зелёное стекло.

– Не превратился, – сказал Джим, и Александр вспомнил оригинал сказки – действительно, лягушку нужно было не целовать, а бросать. Он отвёл взгляд, чтобы не видеть крупных зелёных осколков.

Нужно было что-то сказать. На язык просилось разве что «прости», но какой там. За такое не извиняются.

Джим перешагнул через осколки, оказавшись к Александру совсем близко, запрокинул голову и прикрыл глаза. Выдохнув, Александр пальцем подтёр помаду в левом уголке его губ. Джим улыбнулся.

– Ты почти свёл меня с ума, знаешь… – проговорил Александр, – Я ведь… Джим, я ведь не убивал Эда Стедджирса, правда?

– Как жаль, – прошептал Джим, – что ты не помнишь. Нет, не убивал. Мы с тобой занимались кое-чем более интересным, сладкий. Тебе понравилось.

– Скажи, что ты понял, – попросил Александр слабо.

– Я понял, – ответил Джим, открывая глаза. Его взгляд был удивительно пустым. В нём не горела мысль, не было даже безумия.

Он действительно понял. Но понимание ничего не значило и ничего не меняло.

– Всё, что я хотел сказать… – Александр выдохнул, но не договорил Джим кивнул:

– Я знаю.

– Кроме одного, Джим. Всё это время… Больше года прошло. Я так и не понял, что тебе нужно от меня. Разговоры? Пожалуйста… Ты звонил мне среди ночи, и это было круто, правда. Мы могли бы говорить и дальше, сколько угодно, о чём захочешь. Дружба? Я ни с кем не был настолько откровенен, и ты это знаешь. Секс? Я не совсем по этой части, но мы бы что-нибудь придумали, – Александр говорил быстро, собственные слова душили его, а от улыбки Джима становилось дурно. – Мы можем что-то придумать даже сейчас. Или скажешь, что хочешь убить меня?

Александр отступил назад совсем немного, тоже улыбнулся и покачал головой:

– Нет, Джим. Мы с тобой оба знаем, ты не хочешь моей смерти.

Джим снова подошёл ближе, зеркаля действия Александра, провёл пальцем по его лицу, от угла губ и ниже, к подбородку. Он продолжал улыбаться, и Александру отчаянно захотелось затрясти его как куклу за плечи, чтобы увидеть снова знакомое выражение глаз, чтобы найти внутри что-то живое.

– Ты не хочешь моей смерти, – повторил он твёрдо, не отводя взгляда, – более того, ты боишься её. Ты сделаешь что угодно, чтобы не увидеть меня мёртвым, Джим.

Впервые нечто отдалённо напоминающее Джима блеснуло внутри глаз. Негромко рассмеявшись, Джим мягко сказал:

– Да, сладкий. Что угодно.

Глава 62

Собирая винтовку, Себ почти не думал о выстреле, который предстоит сделать. Тихое место, большое расстояние, никаких помех – думать о нём не было смысла. Его мысли занимал сам Александр Кларк.

Как вышло вообще, что Джим заинтересовался им? Что в нём такого? И как он сумел снять этот чёртов фильм?

Вопросы носились в голове по кругу, и не было никого, кому их можно было бы адресовать. Он спросил бы Джима, но увы, тот ушёл рано утром. Его состояние Себу не нравилось совершенно. Этот пустой взгляд напоминал ему о тех ребятах, которых война поломала. Они возвращались домой, рыдали ночами в подушку, кричали от громких звуков и уже не восстанавливались до конца. У них были похожие мёртвые глаза.

Но Джим куда сильнее, чем рядовой солдат.

Правда, и куда безумнее. Последние его приступы, ещё до фильма, были крайне тяжёлыми, ещё немного, и Себ побежал бы к доку за консультацией. А после фильма они прекратились. Наверное, это был хороший показатель.

Позиция, которую выбрал Джим, располагалась в мансарде четырёхэтажного дома на Коттон-лейн. Себ открыл дверь ключом, поднялся наверх и расположился на середине комнаты. Открыл окно.

Джим примерно указал, куда смотреть – прямо на двенадцать часов за низкими заграждениями начинались уже частично разобранные декорации к фильму. Себ раньше такого не видел – для съёмок построили целый ряд неполноценный домов. У одних было всего по две стены, у других отсутствовали крыши. Возле у одного из домов с большой стеклянной витриной на основном этаже Себ и увидел Джима.

«Мать твою», – прошептал он, разглядывая босса и друга в бинокль. Он вообще перестал понимать хоть что-то. Чёртов цирк!

На Джиме был красный гейский пиджак. Обувь отсутствовала. А когда Джим повернулся и махнул Себу, точно угадав, что он уже занял позицию, стало ясно, что рубашки или майки под пиджаком тоже нет. А ещё Себ рассмотрел яркую помаду на губах.

Подумалось, что когда дело будет сделано, он задаст Джиму немало вопросов. И плевать, какую цену придётся заплатить за ответы.

Снова повернувшись к Себу боком, Джим облокотился о стекло, и Себ понял, что видел эту декорацию в фильме – там внутри располагалось кафе из первой сцены.

Он бросил взгляд на новые  всё ещё непривычные часы с черепом: без двадцати два.

«Ровно в два часа восемнадцать минут», – так сказал Джим.

Джим ждал неподвижно, и на самом деле, это было очень нехарактерно для него. Он не думал, не слушал музыку, просто стоял и, по идее, должен был начать изнывать от скуки. Но нет.

Остановившийся на Коттон-лейн кэб Себ заметил сразу и тут же узнал человека, который вышел из машины. Александр Кларк заметно нервничал и даже не пытался этого скрыть. Он одёргивал тонкую куртку, приглаживал волосы, тяжело печатал шаг, пока шёл к декорациями.

На углу он остановился, и Себ подумал о том, что…

Чёрт, он мог бы выстрелить сейчас. Да, неудобный угол, да, пришлось бы взять винтовку в руки, но один выстрел закончил бы всё разом. Джим пришёл бы в ярость. Но почему-то Себу казалось, что так было бы проще всем: и Кларку не нужно готовиться к смерти, и Джим будет избавлен от разговоров с человеком, который создал «Стеклянную стену».

Конечно, Себ не пошевелился. У него был приказ, и нарушать его он не собирался.

В голове медленно крутилось умножение. Пять тысяч девятьсот шестьдесят на шестьсот сорок три. Слабо результат возвести в квадрат? Выходили триллионы, четырнадцать цифр в числе. Два ноля на конце. Тринадцать… нет, четырнадцать триллионов, после нулей в конце четвёрка, девятьсот девяносто восемь – это сотни тысяч…

Он не успел досчитать. Александр Кларк, собравшись с духом, всё-таки пошёл к Джиму.

Часы показывали два часа, три минуты и двадцать восемь секунд. Себ медленно выдохнул, выбрасывая из головы лишние мысли.

Обходя какие-то кучи мусора и блоки строительных материалов, Александр Кларк подошёл к фальшивому кафе. Себ немного подкрутил бинокль – с этого расстояния он мог бы, при желании, читать по губам. Вот только и Джим, и Кларк молчали, только смотрели друг на друга. Не будь фильма, не сиди тут сам Себ с винтовкой, он сказал бы, что они пришли на свидание. И Кларк даже подарок приготовил – достал из кармана стеклянную фигурку с ладонь размером и протянул Джиму. Тот взял её нежно, погладил по голове и что-то сказал. Может, благодарил. Или спрашивал, откуда взялась эта дрянь, хотя вряд ли – слишком уж нежно держал в руках, а потом даже поцеловал – и вдруг разжал пальцы, выпуская фигурку. Она упала и, понятное дело, разлетелась на осколки.

Всё-таки дрянь. Ещё и отошёл немного от осколков, чтобы не мешались.

Два часа девять минут.

Кларк подтёр Джиму помаду и сказал что-то длинное. Джим улыбнулся и ответил. Себ не мог даже предположить, о чём они говорят. Он бы сам орал: «Какого хера ты снял?». Но это он. Придумать, что мог бы сказать Джим, у Себа фантазии не хватало. Но ему было тяжело, и это Себ видел отлично.

Два часа одиннадцать минут сорок три секунды. Джим и Кларк продолжали говорить о чём-то своём. Себ сказал бы, что беседа интимная, если бы у Джима не были так опущены плечи. И если бы выражение глаз было хоть чуть-чуть более живым. Он что-то произнёс, и Кларк разразился длинной тирадой.

Чёрт.

Он не хотел, чтобы его фильм так подействовал. Ему было жаль. Даже больше – ему было мучительно больно от того, что он сделал. И да, ему хватало мозгов, чтобы оценить последствия.

Не злодей – идиот.

Значения не имело.

Два часа шестнадцать минут пятьдесят три секунды. Минута и семь секунд до выстрела – Себ собирался быть точным. Минута ровно. Он снял предохранитель, передёрнул затвор и положил палец на скобу.

Пятьдесят секунд.

Кларк выдохся и замолчал.

Сорок три секунды.

Джим провёл пальцем по его лицу и улыбнулся шире.

Сорок.

Тридцать семь.

Тридцать шесть.

Джим и Александр молчали и стояли очень близко друг к другу, но помех это не создавало. Себ прицелился в голову, мысленно ведя обратный отсчёт.

Тридцать одна.

Двадцать девять.

Джим чуть отклонился назад, опустил руку во внутренний карман пиджака.

Двадцать семь.

Двадцать шесть.

Джим что-то сказал. Александр вздрогнул, поднял голову выше.

Двадцать пять.

Двадцать четыре.

Джим выстрелил.

Ни Себ, ни Александр не успели понять, что произошло – он повалился на грязный асфальт с простреленной головой. Сунул дуло пистолета в рот и спустил крючок, без колебаний и размышлений. Себ не слышал выстрела, только видел, как кровь растекается.

Рука опустилась сама. Себ опёрся о пыльный пол и прислонился виском к прикладу винтовки. А в голове продолжал стучать отсчёт: восемнадцать секунд. Четырнадцать. Краем глаза он видел, что происходит возле декораций, как Александр с перекошенным лицом щупает сонную артерию.

Девять.

Восемь.

Секунды до выстрела, который не имело никакого смысла делать.

«Ты убьёшь меня, детка? Это не самоубийство, это эвтаназия».

Три.

Две.

Одна.

На нуле Себа вырвало. Винтовку он отпихнул в сторону, почти надеясь, что она выстрелит в воздух, потому что, похоже, он оглох.

Не обращая внимания на рвоту, он пополз за винтовкой и снова установил её, посмотрел в прицел. Джим лежал, а Александр Кларк, сжавшись в комок, бился в истерике рядом. Лёгкая цель, которую Себ не собирался снимать.

Уже нет.

Подняв предохранитель, Себ оставил винтовку в мансарде и не таясь вышел из дома. Он хотел бы встретиться с Александром Кларком. Но когда он дошёл до декораций, его уже не было, только Джим лежал на асфальте под витриной. Твёрдыми руками Себ проверил пульс, дыхание, зрачки. Выстрел снёс ему половину черепа, но не повредил лицо. Даже осталось какое-то подобие улыбки. И выражение искреннего счастья в глазах. Хотя это вряд ли. Скорее, обман зрения такой.

Себ знал, что это Джим, но всё-таки закатал ему левый рукав нелепого красного пиджака. Чёрный шнурок с крестом был на месте, как и тонкие следы шрамов от тех порезов, которые Себ обрабатывал.

Стянув перчатку, Себ закрыл Джиму глаза и подобрал пистолет. Вот, оказывается, куда он делся. Почему-то Себ был уверен, что его SIG Sauer так и остался на Эджвар-роад. Или что его выбросили люди Джима, которые приводили тогда квартиру в порядок. Кто бы мог подумать, что Джим его забрал.

Теперь на нём его, Себа, отпечатки.

Не заботясь о том, чтобы стереть их, он положил пистолет обратно. Вряд ли ему ещё придётся стрелять из него. Из чего бы то ни было.

Почему вечно нигде нет полиции? Кларк сбежал, но должен же он был позвонить?

Себ не знал, сколько времени просидел возле тела, но потом ему надоело, он встал и пошёл к станции. Невидимкой он ехал в пригородном поезде, потом в метро. На «Саутворке» он осознал, что мог бы доехать на машине, но эта мысль не вызвала никаких эмоций. Мог бы. Забыл. Не подумал.

Кто-то должен был бы его заметить. Метро, близок центр Лондона, он – здоровый мужик в пыльной грязной одежде. Хоть кто-то должен был окликнуть его!

Выйдя на какой-то станции, Себ опустился на лавочку под деревом. Какая-то неясная, неоформленная мысль поселилась в его голове, и он знал, что однажды она созреет. Он не знал, сколько времени просидел под деревом, но потом ему захотелось встать и пойти – так и поступил.

Телефон молчал.

Жаль. Если бы кто-то позвонил, было бы круто. Появились бы дела, проблемы. Он проверил, что права при нём, и поднялся по ступеням «Скотланд-Ярда». Прошёл через рамку досмотра. Показал ключи и телефон. У него даже ножа с собой не было.

Потом его заставили сидеть в очереди, но недолгой. Собственно, слишком короткой, потому что, подойдя к стойке дежурного, он не сразу нашёлся – что говорить.

– Что случилось, сэр? – спросила его хорошенькая светленькая девочка в полицейской форме. – Как я могу к вам обращаться?

– Себ… Себастиан Майлс, – он сунул в щель для документов права, – меня зовут Себастиан Майлс, и я прошу арестовать меня за… – он всё-таки сбился. Короткая очередь! Времени не хватило! – За то, что за прошедшие два года я убил больше тридцати человек.

Глаза девочки округлились до мультяшности. Рот приоткрылся. Чтобы немного подбодрить её, Себ улыбнулся.