Текст книги "Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 49 страниц)

Или не совсем.

Джим был не просто командиром, боссом, который отдавал приказы. Себ сидел с ним во время приступов непонятной болезни. Защищал его от убийц. А Джим…

Чёрт, без всяких просьб Джим взял и узнал о проблемах с сердцем миссис Кейл. И не просто узнал, он решил эти проблемы, провернув всё удивительно деликатно. Он поступил как друг.

Десять двадцать восемь.

Шестнадцать минут до выстрела.

Себ упёрся лбом во влажное нагревшееся ложе винтовки. Он не может выстрелить – и не выстрелить тоже.

Дерьмо. Какое же дерьмо.

Девять минут.

Четыре.

В десять сорок две Себ поднял голову, снял предохранитель, возвёл курок.

В десять сорок четыре он нажал на спусковой крючок.

Грохнуло. Сильно. Он успел зажмуриться, а когда открыл глаза, то увидел, что как минимум три квартиры разнесло в труху. Он не знал, сколько человек там погибло. Видит Бог, не хотел этого знать. Тяжело втянув носом воздух, он снова упёрся лбом в ложе винтовки и закрыл глаза.

***

Он отлично знал, что нужно уходить с чердака. Взрыв был очень заметным, скоро в квартале отсюда соберутся полиция и спасательные службы. О взрыве уже знают люди из спецслужб, а значит, поиски стрелка начнутся очень скоро. И хотя вокруг немало мест, откуда можно отлично прицелиться, оставаться здесь просто небезопасно.

Но Себ не шевелился. Он лежал неподвижно, чувствовал тепло винтовки и пытался дышать. Не выходило. Воздух застревал где-то в грудной клетке и не шёл дальше. Как будто в горле что-то стояло.

Вот так, одним выстрелом – три квартиры, с девочками, старушками, кошками и всеми прочими. Если бы Джим не приказал, Себ выстрелил бы всё равно. Сам принял бы это решение, как принял его тогда.

В прошлый раз он хотя бы точно знал, что прав, отлично видел, где свои, а где чужие, и стрелял, потому что прикрывал своих. Вот тех ребят, с которыми накануне операции сидел в одной столовой. То, что застряло в горле, слегка ослабло, и Себ сумел схватить ртом воздух. В этот раз всё то же самое. Здесь свои – свой, один Джим. Там чужие. Все остальные.

Это нихера не помогало. Совсем.

Нужно было небольшое усилие – просто подняться, убрать винтовку в чехол и уйти. Сесть в машину. Вернуться домой.

Себ не мог. Его парализовало. Мелькнула мысль, которая даже не напугала: если оставаться здесь достаточно долго, его обязательно найдут. И больше уже ни о чём не нужно будет думать.

В доме работали пожарные. Вопили сирены, ездили скорые.

Час спустя за спиной скрипнула дверь чердака, раздались шаги. Зашуршала одежда. Человек опустился на корточки совсем рядом. Чужая рука коснулась волос, но даже это не заставило Себа дёрнуться. Прикосновение не было приятным или омерзительным – просто никаким.

– Вставай, – тихо и серьёзно сказал Джим. – Вставай, мой дорогой.

Себ подчинился. Руки сами сложили винтовку в чехол. Ноги сами подняли тело.

– Иди за мной, – велел Джим – и Себ пошёл.

Они спустились к «Ягуару». Подчиняясь приказам Джима, Себ положил винтовку на заднее сиденье, занял пассажирское место спереди, пристегнулся. Джим завёл мотор, включил что-то классическое, вокальное и как будто церковное – и они поехали.

Себ закрыл глаза.

Музыка странным образом заполняла пустую голову, вибрировала на низких частотах, и потом почти больно ударяла по ушам высоким вокалом. Себ с трудом сглатывал, раз за разом пытаясь прочистить горло. Веки потяжелели, но спать не хотелось. Просто как будто на них положили гири, а в глаза сыпанули перца.

Ему не нравилась эта музыка. Как будто угадав его мысли, Джим повернул ручку громкости до нуля. В машине стало блаженно-тихо, но легче Себу от этого не стало.

– Однажды я отравил человека под «Лакримозу», – проговорил Джим. – Точнее, он сам отравил себя. Мы сидели в его комнате… – он говорил спокойно, задумчиво и совсем без акцента, – пили дрянное дешёвое вино. Он поставил пластинку… была у него такая смешная слабость, слушать винил… Поставил пластинку с «Реквиемом» и разыгрывал специально для меня отрывок из «Амадея». Потом оборвал сам себя и сказал, что это всё вторично[26]26
  Пьеса «Амадей» Питера Шеффера достаточно популярна в Британии, при этом автор никогда не скрывал, что вдохновлялся одной из «Маленьких трагедий» Александра Пушкина – «Моцартом и Сальери». В Британии «Маленькие трагедии», насколько я знаю, никогда не ставились на большой сцене, однако существует несколько литературных переводов на английский.


[Закрыть]. Перешёл на Пушкина. И точно на словах… – Джим замолчал, но потом заговорил снова: – „Постой, постой! Ты выпил без меня“, – он понял, что уже почти мёртв. И на фоне как раз заиграло… „Так пощади его, Господи“. Пошло, если честно. Но мне тогда понравилось. Ты не понимаешь ни слова, да, детка?

Ну, почти.

Возможно, если напрячься, Себ угадал хотя бы половину смысла, но ему не хотелось, и слова просто проходили мимо. Разве что про отравление он запомнил.

– Ничего, мы почти приехали, – улыбнулся Джим.

Когда машина остановилась, Себ открыл глаза и понял, что Джим привёз его домой, на Слоун-стрит. На автомате он выбрался наружу, открыл дверь, прошёл в комнату, не раздеваясь. Сел на край кровати.

Джим, конечно, последовал за ним, включая по дороге свет и оглядываясь, словно оказался у Себа в квартире впервые. Впрочем, в прошлый раз Джим был ранен и не в себе, а до этого сидел на кухне и, может, даже не заглядывал в другие комнаты.

Осмотревшись, Джим забрался на подоконник и сложил руки на груди. Наклонил голову на бок. Себ отвёл от него взгляд. Ему не нужна была сиделка. Просто остаться одному. Принять контрастный душ и заснуть часов на двадцать. Может, на сорок. Или на всю жизнь. Больше ничего.

– Посмотри на меня, детка, – сказал Джим, и Себ подчинился, как подчинялся до этого. Просто выполнять приказы было проще, чем думать самому.

Глаза у Джима были странные, широко распахнутые и как будто даже влажные.

– Ты выстрелил, – произнёс он совсем тихо.

– Да, – тупо отозвался Себ, глядя на свои руки. Конечно, они не дрожали. – А вас выпустили.

– Она не могла поступить иначе, детка, – сказал Джим. – А он мог. Детка?

Подняв на Джима взгляд, Себ на мгновение забыл о своих мыслях и перестал ощущать терзание совести. Широко распахнув глаза, Джим смотрел на него с непонятным испугом.

– Он мог, понимаешь?

– Тот парень?

– Александр. Александр Кларк, – очень медленно произнёс Джим. – Он понял, понимаешь?

– Нет. Но я рад, что вы на свободе, Джим.

Джим расхохотался истерично, но быстро взял себя в руки. Вздохнул.

– Он понял… Мы скоро станем близнецами, детка. Он и я. Не хватает одной детали. Но это легко изменить.

 Джим не заговаривался и не бредил. Он что-то объяснял, причём очень важное, но оно воспринималось как сквозь толстый слой ваты. Себ уронил голову на грудь и снова закрыл глаза. Уже даже не так важно было, чтобы Джим ушёл. Он просто хотел закончить этот день, и желательно без кошмаров. Он действительно сможет это пережить, примирить свою совесть с двенадцатью трупами (и ведь не скажешь – целями), но это будет проще сделать, если ему не приснится улыбчивый Йен, который никогда не совершил бы такого дерьма. И особенно если он не превратится потом в Джима, отдающего жутковатые приказы.

Когда с него потянули куртку, Себ не стал сопротивляться. Мелькнуло на самом краю сознания и тут же пропало воспоминание о том, как его раздевала Джоан после того пистолетного выстрела. У Джима получалось едва ли не более ловко (только не сравнивать. И не думать о Джоан. Не сейчас). За курткой последовали ботинки. На футболке Себ дёрнулся, открыл глаза и пробормотал:

– Я сам.

– Тогда поживее, – удивительно зло приказал Джим.

Себ подчинился, разделся до трусов и забрался под одеяло под холодным колючим взглядом. Опустил голову на подушку. Взгляд Джима тут же потеплел.

– Хороший мальчик.

Оглянувшись, Джим нашёл стул, подвинул его поближе к кровати и сел, закинув ногу на ногу.

– Вы не уйдёте?

– Не думаю, – улыбнулся Джим. – Закрывай глазки, детка. Я расскажу тебе сказку.

– Не стоит, – ответила Себ, но глаза закрыл.

Это было странно, лежать в постели, зная, что Джим бодрствует рядом. Обычно у них всё было наоборот. Но, вопреки ожиданиям, Себ не чувствовал неловкости или страха. Сейчас Джим казался настолько нормальным, насколько в принципе возможно. И Себ понимал, что он просто таким вот своеобразным способом выражает благодарность. Собственно (будь у него силы, Себ засмеялся бы), Джим буквально копировал его действия. Подсмотрел и зеркально повторил.

– Спи, Басти, – вдруг сказал он. – Я расскажу тебе добрую сказку про чёрного мышонка.

Но её Себ не услышал – сон накрыл его внезапно мертвенной чернотой. Только один раз в ней громыхнул взрыв, обжёг глаза и лёгкие, но растворился в дымке. Почудилось очередное прикосновение к волосам, но с тем же успехом это могла быть и часть сна. Плевать. Главное, он не видел никаких кошмаров.

Александр: пятнадцатая часть

Чердак выглядел точно так же, как во время съёмок «Сына своего отца». Александр поднял архив и воспроизвёл декорации до мельчайших подробностей. Он знал, что мистер Смерть внимателен к деталям, поэтому работал даже более усердно, чем перед съёмками. Обошёлся своими силами – посторонние люди ему здесь были не нужны.

Видит бог, ему было страшно почти до истерики. Но даже дома, закрывшись в спальне, он не мог дать волю эмоциям. Ему казалось, что мистер Смерть видит его. Слышит его мысли. Что его дыхание обжигает затылок.

Но в день встречи и истерика, и волнение прошли. Никогда до этого Александр не был ещё в таком состоянии и откуда-то изнутри даже пытался зафиксировать его. Странное, диковинное мироощущение – осознание, что ты добровольно рискуешь жизнью ради кого-то другого. Не то, что легко почувствовать в сытой современной жизни. Если когда-нибудь он решит снимать военное кино, он это использует. Или (мысль даже осталась где-то на краю сознания как неплохая) если он задумает снова коснуться библейской тематики – тоже пригодится.

Голова была чистой, мысли не мельтешили, тело работало исправно. И только внутренний таймер тикал без остановки.

«За три часа до убийства», – так написал мистер Смерть. То есть в десять ноль семь вечера.

В восемь тридцать Александр начал собираться – побрился, надел чистый свитер и любимые старые джинсы, пригладил волосы. Прибыл на место вовремя.

Он был уверен, что люди Елены не позволят Мэтту совершить что-то неуместное и опасное, но не знал, есть ли возле дома кто-то, кто сможет его подстраховать. Не имел понятия, сидят ли где-то в соседних домах снайперы.

Спокойная решимость едва не оставила его на лестнице. Оказавшись в темноте, которую разгоняла одна-единственная тусклая лампа на лестничной клетке второго этажа, он прижался спиной к стене, согнулся и ухватился за живот, который вдруг скрутило без всякой причины. Тяжело выдохнул, пытаясь справиться с этим приступом, и понял, что по щекам у него текут слёзы. Только вот поворачивать уже было поздно. Разогнувшись и вытерев лицо, он пошёл дальше и не таясь толкнул дверь на чердак, прошёл внутрь. У маленького квадратного окошка стоял человек.

Он был очень невысокого роста. Пять и три… с половиной, если Александру не отказывал глазомер. Узкие плечи делали фигуру подростковой, угловато-нескладной. Рыжие волосы, тщательно уложенные с гелем, волосок к волоску, поблёскивали в профессиональном студийном свете. На нём был тёмно-синий костюм, явно пошитый специально под него хорошим портным. Александр знал: мистер Смерть его услышал. Но не поворачивался, причём не потому что желал скрыть лицо, а чтобы ещё на несколько мгновений продлить само ощущение анонимности.

Александр не готовил речь, не прикидывал реплики и не пытался выстроить сцену встречи в голове, хотя часто делал так, когда волновался. В случае с мистером Смертью, он боялся, это всё равно не сработает.

– Я думал, это будет побережье, – наконец, произнёс мистер Смерть голосом, который очень мало подходил ему – высоким, с лёгкой, едва различимой хрипотцой, – большие камни, шум прибоя. А ты поспешил.

Этот голос Александру был знаком. Где-то когда-то он слышал его. Только не помнил, где.

Издав короткий высокий смешок, мистер Смерть проговорил:

– Вы будете страдать, мистер Грей. Ужасно.

– Мистер Барри, – выдохнул Александр, мгновенно узнав и фразу, и интонацию. Он забыл о нём. Странный актёр, заскочивший на пробы ирландцев, просто растворился где-то в потоке образов и событий. – Конечно, это не ваше имя.

– Нет, – согласился мистер Смерть и обернулся, позволяя свету падать на лицо, – зови меня Джим, сладкий, – и он широко улыбнулся.

На сцене Александр видел подходящий интересный типаж. Теперь вникал в подробности.

Мистер Смерть по имени Джим оказался куда моложе, чем можно было ожидать. На вид ему можно было бы дать едва ли тридцать, но Александр привык замечать детали такого рода и готов был спорить, что ему за тридцать пять. Типичный ирландец, никаких сомнений – характерное скуластое лицо, разве что без веснушек и без единого намёка на бороду, достаточно светлые брови и волосы на несколько тонов темнее и насыщеннее, но того же яркого натурального оттенка. Цвета глаз в таком освещении было не разобрать, но кажется, достаточно светлые. Губы тонкие. Нос прямой, но слегка коротковатый. Обычный парень. Воистину, жизнь всегда сильнее любого сценария. Такому мало кто из режиссёров отдал бы злодейскую роль. Во всём его облике не было никакой силы, только хрупкость. И улыбка его обнажала белые, но кривоватые зубы. Не критично, что могло бы отталкивать, а чуть-чуть. С такими зубами ходят подростки, ещё не накопившие денег или не набравшиеся смелости поставить на полгода брекеты.

И это имя Джим… Дурных мальчиков в поучительных рассказах никогда не зовут Джимами, как известно.

– Скажи, – проговорил мистер Смерть Джим, – ты был уверен, когда шёл сюда?

По-птичьи он склонил голову на бок.

– Был, – кивнул Александр. – Но не до конца.

Джим несколько удивлённо нагнул голову к другому плечу, и Александр пояснил:

– Ты ошибся в одном моменте. Только в одном, но…

– Я знал, что ты это скажешь, – прервал его Джим и закатил глаза, – только не я ошибся, сладкий, а ты. Худшая твоя работа, поверь мне, хотя всё равно гениальная. Ты сам не понял, что снял, – его голос сделался ещё выше.

– Нет, – ровно возразил Александр. – Ты просто не увидел главную мысль. Грэхам стремится к смерти, но не физической, а бытийной, экзистенциальной. Он романтизирует её и приходит в ужас от физического её воплощения. Больше всего на свете он хочет не встречаться со смертью вовсе…

Александр осёкся: Джим тихо смеялся.

– Ох, видел бы ты себя сейчас, – сказал Джим и опёрся руками на подоконник позади. – Ты пробовал когда-нибудь сам?

От этого вопроса Александра слегка замутило, а Джим невозмутимо продолжил:

– Поэтому ты не понял. Для Грэхама нет ничего важнее того момента, когда он просыпается в объятиях первой мёртвой женщины. Только умершей. Ещё теплой. Он пока не видит в ней уродства смерти, гнили, разложения и всего прочего, – Джим дёрнул ноздрями, словно и правда унюхал трупную вонь, – он видит застывшую красоту. Именно к ней он стремится весь фильм. И её не может найти.

– Тогда почему он убил себя?

– Потому что понял, что может получить желаемое. Когда смотрит на пятую женщину, прости, сладкий, я забыл её имя, он понимает, что нашёл всё, о чём мечтал. Он может взять это. И он знает, что более счастливого мгновения в его жизни уже не будет.

Александр снял очки, протёр глаза и признался:

– Я не думал об этом так. Я заставил его бежать от смерти туда, где он её больше не увидит. В саму смерть. Но твоя версия, возможно, даже сильнее. Вот он, мир постмодернизма. Я творю одно, а ты смотришь совсем другое. И кто из нас имеет большую власть над искусством?

Он снова надел очки, прошёл по чердаку и сел на продавленную кровать, где должен был бы лежать труп Мэри Кэлли. Джим остался стоять у подоконника, только повернул корпус.

– Знаешь, – сказал Александр спустя минуту или полторы, – ты мог позвонить. «Привет, мистер Кларк, я тут посмотрел все твои фильмы и хочу обсудить их».

– Ты бы не понял главного, – мягко ответил Джим. – Но теперь понял?

– Мне бы для этого хватило разговора за пинтой пива. Я не глуп.

Он не мог точно охарактеризовать те эмоции, которые испытывал, но похоже, главной была обида. А ещё – тоскливое сожаление о том, что уже слишком поздно.

– О, поверь, сладкий, в этом я не сомневаюсь, – протянул Джим, – только не после того, как ты столь изящно признался мне в любви. Я был тронут. Такое внимание.

– Значит, ты посмотрел остальные мои фильмы только после «Жертвы»?

Джим фыркнул:

– Я смотрел все твои работы в то же время, как они выходили. Поверь, я давний и преданный поклонник.

– Не понимаю только одного: зачем? Хотя нет, понимаю.

Джим кивнул, как бы говоря, что он и не сомневался. Потом прошёл и тоже сел на кровать, но не рядом, а наоборот, максимально далеко. Положил руки на колени. Тихо посвистел себе под нос.

– Я понимаю, – продолжил Александр, – но принять не могу. Эти люди не имели никакого отношения к тебе или ко мне, к нам.

– Статисты, – отозвался Джим равнодушно. – Но ты знаешь, на одной из сцен я получил удовольствие. Всегда мечтал сжечь святого отца-католика, и представь себе, ни разу не подворачивалась возможность. О, не делай такое лицо, знай ты, скольких одиннадцатилетних мальчиков он перетрахал за свою карьеру, сам бы бросил спичку в той церкви.

– Зато остальные ничего плохого не совершили.

– Как ты можешь ручаться за ту тётку? Опекуншу Кэтлин Смайт? Не просто так же девочка её зарезала. Поверь, не просто так… – Джим прикрыл глаза и как будто погрузился в свои мысли, но в этот раз однозначно играл, причём не особенно старательно. – Насчёт остальных ничего не скажу. Мне плевать.

– Мне нет.

– Однажды тебе станет плевать, – неожиданно холодно сказал Джим, открывая глаза. – Ты не будешь больше думать о чужих жизнях. О чужих чувствах. Они потеряют всякое значение. У нас с тобой сейчас есть два маленьких различия, сладкий. Первое уже не исправить, но со вторым я помогу.

И вот это прозвучало однозначно как угроза.

Джим встал, одёрнул полы пиджака, и Александр рассмотрел на его галстуке маленькие вышитые золотой нитью черепушки – «Александр МакКуин», знакомый бренд.

– С фильмами покончено, – добавил Джим, поймав взгляд Александра и расстегнув пуговицу пиджака, чтобы, видимо, показать галстук целиком. – Дальше это было бы скучно. Зато когда мы снова встретимся, сладкий, – он растянул это обращение так, что едва не потерялся смысл слова, – нам будет весело вместе. Увидимся.

И, послав воздушный поцелуй, Джим повернулся и ушёл с чердака.

Александр медленно откинулся назад, опираясь спиной о холодную стену, закрыл глаза и почувствовал, как начинают стучать зубы.

Александр: шестнадцатая часть

Спустя три часа Александр вошёл в кабинет Елены и застал её в компании бутылки джина. За последние лет двадцать он ни разу не видел сестру такой – потерявшей всю свою строгость, без пиджака, с растёпанными волосами и покрасневшим лицом, по которому шли некрасивые пятна.

– Возьми стакан сам, – твёрдым голосом, в котором не было слышно и намёка на опьянение, приказала Елена. Александр подчинился. – Сядь.

Она налила ему щедро, больше половины тумблера, и долила себе. Выпила одна – Александр к алкоголю не притронулся. Он разглядывал Елену, пытаясь понять, что произошло, и теряясь в догадках. Елена выглядела надломленной, разбитой. И не его встреча с мистером Смертью по имени Джим тому причина – он не сомневался.

– Я взяла его на выходе, – наконец, произнесла Елена хрипло, – он был без охраны, даже не сопротивлялся. Мне привели его на допрос. И мы поговорили… недолго.

Она замолчала, и Александр не стал торопить её, хотя всё ещё не мог догадаться, что произошло.

– Он подорвал жилой дом. Многоквартирный. Одиннадцать погибших, пятеро в реанимации, на месте взрыва работаю спасатели, как минимум четверо человек остаются под завалами, – сказала она тихо. – Когда я выслушала новости, он сказал, что таких домов в Британии у него много. И каждый час, который он проведёт под арестом, будет заканчиваться взрывом.

– Господи…

– Если я не хочу, чтобы волна терактов захлестнула Британию, я не стану проявлять лишнего интереса к нему и его людям. И… – она сделала ещё глоток джина, прежде чем продолжить, – взрывы продолжатся, если я стану лезть в его игры с тобой.

– Ты отпустила его, – безо всяких сомнений сказал Александр.

– Выбор у меня был небольшой. Если мы хотя бы в половину верно оцениваем его возможности, то он действительно способен это сделать.

– Это моя вина, – произнёс Александр, чувствуя, что ему сложно дышать. – Я позвал его на встречу, хотя ты запретила.

– Встреча всё равно состоялась бы. Я слышала ваш разговор. Не пригласи его ты, он заставил бы тебя прийти. Дальше я точно так же задержала бы его, и он так же взорвал бы дом, чтобы показать, кто владеет ситуацией. Мелкий ублюдок, – она скрипнула зубами и выпила ещё. Потянулась к бутылке, но Александр перехватил её руку, остановил и отставил джин на пол.

– Не надо. Это и не твоя вина тоже.

– Я занимаюсь антитеррористической безопасностью. И я отпустила парня, который взорвал дом, – резко выдохнула она. – Думаешь, не моя? Забудь. Я тебя позвала не для того, чтобы ныть и жаловаться.

– А могла бы, ради разнообразия, – заметил Александр, – не всё же мне этим заниматься. Елена…

– Я буду наблюдать за ним. У него должно быть что-то важное. Привязанности, слабые места, дурные привычки, на которых можно его подловить. Попробую заслать крота к нему в организацию, если мы вообще сумеем её найти. Но, – она перевела на Александра тяжёлый взгляд покрасневших воспалённых глаз, – это небыстро. И до тех пор ты остаётся с ним один на один. И мне это не нравится.

– Ты не можешь рисковать жизнями десятков людей.

Они молчали довольно долго. Открыв в одном из шкафов потайное ростовое зеркало, Елена принялась приводить себя в порядок – протёрла лицо салфетками, подкрасила глаза и губы, причесалась, надела пиджак и ещё довольно долго придирчиво изучала своё отражение.

– Есть тональник или пудра? – спросил Александр, когда она повернулась. Она кивнула и указала на полку с косметикой. – Подними голову.

Тушь и помада не смогли скрыть её плачевного состояния, но тональник справился с этим на отлично. Разделавшись с мешками под глазами, он повернул её за плечи к зеркалу. Елена покачала головой, и он осторожно поцеловал её в висок.

– Есть что-то напрягающее в том, что мой брат лучше обращается с косметикой, чем я, – сказала она, но без намёка на веселье в голосе.

– Должна быть от меня какая-то польза, – почти беззвучно отозвался он. – Елена, мне нужно узнать его. Он знает обо мне слишком много, а я о нём…

– Это может быть опасно. Ты ведь понимаешь?

– А ждать, что он решит сделать, не имея вообще никакой информации, вслепую, не опаснее? Мы говорили с ним минут пятнадцать, но я понял о нём очень многое. Он сказал… – если бы Елена не прослушивала их разговор, не факт, что Александр сумел бы её об этом рассказать, но она уже всё равно знала, так что он повторить: – Он сказал, что мы похожи, но у нас есть два маленьких различия. Одно уже не исправить, а вот со вторым он поможет.

– Знаешь, что он имел в виду?

– Пока нет. Но могу попробовать угадать… если узнаю хоть что-то. Пожалуйста.

После долгих колебаний Елена сказала:

– В субботу в два часа у меня здесь собрание по нему. Эксперты представят всё, что удастся найти. Ты можешь прийти.

– А ваша с ним встреча… ты записывала её?

Елена тяжело вздохнула, сжала переносицу, потом достала из кармана пиджака флешку и протянула её со словами: «Это копия. Оставь себе».

***

Джима ввели в кабинет достаточно грубо, держа с двух сторон за плечи, при этом руки у него были скованы наручниками, а на щеке виднелась свежая ссадина. Едва ли его били, скорее, неудачно вписали в дверной проём. Пиджак куда-то делся, рубашка была застёгнута криво, а галстук от «Александра МакКуина» торчал из кармана брюк. Александр догадался, что его обыскали, прежде чем пустить к Елене, и понимал, что это правильно. И в то же время он сам почувствовал себя униженным, словно это его сначала раздели догола, а потом одели кое-как.

– Мэм, – сказал один из конвоиров в чёрном костюме.

– Спасибо, оставьте нас вдвоём, Дерек, – произнесла Елена, которой в кадре не было видно – камера, по всей видимости, висела точно над её столом.

– Вы уверены, мэм?

– Я вызову вас, если понадобится, – твёрдо произнесла Елена. И, когда агенты удалились, велела совершенно ледяным голосом: – Сесть!

Джим поднял глаза в камеру, улыбнулся и произнёс одними губами, но так, что Александр точно разобрал: «Привет, сладкий», – после чего ногой подвинул стул поудобнее и сел, будто бы и не обращая внимания на неудобства, которые доставляли скованные за спиной руки.

– Значит, Джим. Джим Фоули, – произнесла Елена. – Бывший генеральный директор «М-Корпорейшн», погибший в июле две тысячи восьмого года.

– Вы читаете газеты, как мило, – улыбнулся Джим и подмигнул. – Рад знакомству, мисс Кларк. Наслышан.

– Вы, мистер Фоули, доставили мне очень много беспокойства в последние несколько месяцев.

– Это не было моей целью, – пожал плечами Джим, закинул ногу на ногу, обвёл кабинет долгим внимательным взглядом и заметил: – Миленькое кресло, – кивнув в дальний тёмный угол.

Елена проигнорировала это замечание и сказала:

– Давайте посмотрим, что у нас есть, мистер Фоули. Или Барри? Или, может быть, Мартин?

– Зовите меня секси, – предложил Джим, облизнув губы, а потом добавил: – Хотя нет, не стоит. Как насчёт…

– Помолчите пока, – оборвала его Елена жёстко. – Вы, мистер Фоули, устроили серию жертвоприношений, потом убили чужими руками пятёрых человек, а также действуете на нервы моему брату.

– Это главное преступление, – вставил Джим.

– И у нас с вами, мистер Фоули, разговор может пойти двумя путями. Первый…

– Я буду хорошим мальчиком и сдам вам много-много плохих парней, – пропел Джим высоко, – а второй – я буду плохим мальчиком, и вы, в обход полиции и судебной системы, покажете мне двадцать пять способов британской разведки добывать информацию, – он демонстративно зевнул. – Нет, я бы попробовал второй вариант, честное слово. Но во-первых, ваши ребята, мисс Кларк, начисто лишены фантазии. Меня не заводят тупицы. А во-вторых, у меня много дел. Видите ли, мисс Кларк, у меня запланирован ужин. Через полчаса. И я собираюсь на него успеть.

Александр не выдержал и поставил запись на паузу. Его коробило от того, что он видел и слышал. Его начинало мутить. Тон Джима, то, как он обращался с Еленой, понимание, чем всё закончится – всё это давалось очень тяжело.

Но досмотреть было нужно. И он предпочитал разделаться с видео сегодня, пусть даже и ценой бессонной ночи, но не оставлять на завтра. Он нажал на кнопку.

– Ужин отменяется. Давайте проверим, готовы ли вы сотрудничать. Начнём со взрыва в офисе «М-Корпорейшин».

– Не с него, – тихо произнёс Джим и посмотрел на часы. – Сейчас вам позвонят, мисс Кларк. И назовут адрес. Портленд-стрит, тридцать семь, – он сделал страшные глаза: – Бум!

Стоило ему это произнести, как действительно послышался гул виброзвонка. Не сразу, но Елена сняла трубку. После недолгого молчания сказала:

– Ясно. Держите меня в курсе.

Джим улыбнулся:

– Проверим, сколько ещё домов я могу взорвать, мисс Кларк? Сколько улиц? Торговых центров? У нас с вами разговор может пойти по одному из двух путей, – спародировал он Елену, – Первый…

– Я вас выпущу, и никто не пострадает, – негромко закончила Елена. – А второй – взрывы продолжатся.

– Каждый час, мисс Кларк, который я проведу здесь, мои люди будут что-то взрывать. Ночь огня, так скажут завтра на BBC, да? Если, конечно, я не взорву BBC, – он засмеялся. – Пусть ваши парни снимут наручники.

Елена, видимо, нажала кнопку вызова, потому что почти сразу же в кабинет вернулись агенты и по её приказу освободили Джима.

– Вы не рискнёте проверить, говорю ли я правду, мисс Кларк, – заметил Джим, когда агенты ушли, и внимательно осмотрел тонкие запястья, – не подставите под удар ещё двадцать человек. И свою карьеру, – он снова перевёл взгляд на Елену. – Попытаетесь арестовать меня – бум. Замечу, что копаете под моих людей – бум. Убьёте меня… – он рассмеялся высоким тонким смехом, – даже не будем обсуждать. Вы не отважитесь. И главное, мисс Кларк, даже не пытайтесь мешать мне играть с Александром. Я его хочу, – он поднял глаза вверх, к камере, и добавил: – Нам будет очень весело, сладкий, – потом опять посмотрел на Елену, достал из кармана галстук, повязал аккуратным узлом, улыбнулся, помахал рукой и вышел из кабинета. Заглянул, приоткрыв дверь, подмигнул и сказал: – Будьте хорошей девочкой. Кстати…

Запись оборвалась.