Текст книги "Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 49 страниц)

Глава 33

Джоан стянула шапку и растрепала волосы. Зажмурилась, наслаждаясь солнцем. Себ улыбнулся, глядя на неё. Они редко выбирались на прогулку: во время редких и недолгих встреч важнее было успеть хоть немного насытиться друг другом. Но в этот раз женская физиология заставила поменять обычную программу. И, если честно, Себ был этому рад. После Вены всё ещё было тошно, да и вчерашнее похмелье напоминало о себе редкими приливами головной боли. Так что они неторопливо брели по пустому мокрому парку.

 – Ты был заграницей? – спросила Джоан, носком берца поддевая камешек.

 – Как ты узнала? – он не упоминал о своей командировке.

 – По гудку. Хотела позвонить, но услышала роуминг и решила не отвлекать.

 – Работа, – пожал плечами Себ, – прости, не могу рассказать подробнее.

 – Даже не скажешь, откуда ты не привёз мне магнитик? – рассмеялась она.

 – У тебя нет места для магнитиков, – фыркнул Себ, – но в следующий раз обязательно прихвачу. Я был в Мюнхене. И это даже больше деталей, чем я имею право сообщать.

 – Да я и не прошу, – она пожала плечами, – понимаю, что такое конфиденциальная информация.

Разговор не клеился. Джоан явно устала после работы, а Себ вообще ни с кем не хотел говорить. Вернее, если уж совсем честно, он не отказался бы от возможности бы сказать кому-нибудь: «Слушай, чувак, я позавчера крупно облажался, промазал по простейшей цели, заставил молоденького паренька орать от боли. И мне теперь херово. Я попытался напиться в одиночестве австрийским пивом, но лучше не стало». Но – некому. Не с Джимом же болтать, в самом деле. А приятеля, который тоже работал бы за гранью закона и мог бы поддержать такой разговор, у него не было. Впрочем, он неплохо себя знал и не сомневался – ещё пара дней, и хандра выветрится окончательно. Промах уйдёт куда-то в историю, в память и больше не будет напоминать о себе. Надо только немного подождать.

 – Знаешь, у меня всё очень плохо с эмпатией и прочими штуками в этом духе, – проговорила Джоан задумчиво, – но даже я вижу, что ты слегка не в себе. Что-то случилось?

 – Нет, – он покачал головой, – небольшие рабочие проблемы. И устал.

Джоан чуть сбилась с шага, погладила его по спине, между лопаток, и неловко обхватила за талию. Себ положил ей руку на плечо, прижал к себе немного теснее. Это вышло очень неудобно, но тепло. Так можно было идти, не пытаясь придумать, что сказать: как будто физический контакт снимал всякую необходимость в словах.

 – Меня в отпуск отправляют через две недели, – вдруг произнесла Джоан задумчиво.

 – Это хорошо? – уточнил Себ. Вопрос был оправдан: он знал, насколько Джоан любит свою работу.

 – Наверное, – она улыбнулась. – Давно не была в отпуске.

 – Какие планы? Море? Пляж?

Джоан помолчала немного, а потом спросила осторожно:

 – Пригласишь в гости?

Себ почувствовал, как что-то тёплое прошло по позвоночнику и тут же дрожью отдалось под рёбрами. С одной стороны, он хотел услышать этот вопрос. Сам только что думал о том, как круто будет засыпать с Джоан в одной постели, не поглядывая на часы и не считая время до отправления поезда. С другой, пустить её к себе домой было настоящим риском.

Чёрт, а встречаться с ней риском не было, что ли? И послав сомнения куда подальше, он ответил:

 – С радостью, если ты променяешь курорт на мою берлогу.

Они договорились, что в первую же субботу отпуска Джоан приедет к нему – и Себ ждал этого момента предвкушением.

***

У Сьюзен намечалась личная драма. По секрету она рассказала Себу, что влюбилась в одноклассника – и долго уточняла, не смешно ли это.

Себ, выдерживая каменное выражение на лице, заверил её, что нет – наоборот, прекрасно. И теперь при каждой встрече и во время каждого звонка она делилась подробностями общения с мальчиком по имени Стюарт: как он отвечал на уроке, куда бросил мяч на спортивной тренировке и как долго говорил с Джулией.

Себ выслушивал внимательно, поддерживал и подбадривал. Конечно, было непросто уложить в голове, что его дочь уже может влюбляться. Но он напоминал себе, как в шесть лет влюбился в девочку из параллельного класса: всё, что он о ней теперь мог сказать, правда, это что у неё были две чёрные косички и дырка вместо переднего верхнего зуба. Но в шесть лет Себ был уверен, что это самое сильное чувство в его жизни. А когда ему удалось подержать её за руку, он, кажется, чуть не умер от счастья.

Однако, забрав Сьюзен в очередной раз из школы, Себ впервые за месяц не услышал ни слова о Стюарте. Сьюзен села в машину с задумчивым выражением лица и почти безэмоционально сообщила, что её приглашают в театральный кружок.

 – Бабушка думает, мне понравится.

 – А ты сама?

 – У меня рисование. Миссис Дональд обещала, что весной мы пойдём рисовать пейзаж. Это называется «пленэр». Если я буду пропускать, она меня туда не возьмёт, – пояснила Сьюзен мрачно. – Но бабушка расстроится, если я не пойду в театр.

 – Если бабушка любит театр, – сказал Себ, заставляя себя следить за дорогой и не оглядываться на Сьюзен, – она может заняться им сама. Иди, если хочешь этого сама.

 – А ты чем занимался в школе?

 – Я был не очень хорошим учеником, так что с меня пример лучше не бери, – он улыбнулся.

Сьюзен какое-то время молчала, потом сказала:

 – Мама играла в театре. И меня водила. А мне там страшно. Не люблю, когда все пялятся. Пап… можно как-нибудь сделать, чтобы мама вернулась? Хоть как-то?

Себ чуть крепче сжал руль. Господи, как дорого он дал бы, чтобы Сьюзен не чувствовала этой боли. К сожалению, они могли только проходить через неё вместе.

 – Мне жаль, дорогая, – сказал он, тоже тихо, – но это невозможно. Смерть нельзя отменить.

Сьюзен начала ковырять обшивку сиденья.

 – Почему?

Себу очень был нужен умный двойник. Кто-то, кому Сьюзен так же доверяла бы, и у кого хватало бы мозгов на ответы на такие вопросы: простые, но с трудом осознаваемые. Если честно, ему нужна была Эмили. Но её, как он сам только что сказал, вернуть не было возможности, а отвечать требовалось здесь и сейчас, а не после пары часов в «Гугле».

 – Это сложный вопрос, – сказал он, – когда человек жив, у него работает тело: мозг, сердце, все органы. Иногда тяжёлая болезнь или очень-очень сильные травмы повреждают органы настолько, что они перестают работать. Чаще всего, если повреждения не очень серьёзные, врачи могут спасти человека. Так работает медицина. Но иногда повреждений слишком много или они слишком тяжёлые. И тело просто перестаёт работать. Это уже нельзя изменить.

 – Что… – тихо спросила Сьюзен, – какой орган перестал работать у неё?

Этого Сьюзен точно знать не стоило, учитывая, что Эмили собирали по частям – и собрали далеко не полностью.

 – Я не знаю. Много разных органов.

 – Ей было больно? – глаза у Сьюзен повлажнели, на щеки уже потекли первые слезинки, и, если бы они не ехали по трассе, где нельзя было останавливаться, Себ свернул бы с дороги, включил бы аварийку и обнял её покрепче.

 – Я думаю, нет. Всё произошло быстро, – сказал он честно.

Сьюзен глубоко задумалась, но когда они доехали до пиццерии, где договорили поесть, слегка взбодрилась и вдруг заявила, усаживаясь за столик и сама открывая коробку с пиццей:

 – Я перестала дружить с Джулией! – она схватила первый кусок.

 – Вот как, – у Себа после всех этих разговоров аппетита не было, но он тоже взял себе кусок и даже начал его жевать, хотя по вкусу он напоминал картон, – почему, расскажешь?

 – Она гад...

 – Только не с набитым ртом!

Сью прожевала, состроила недовольную рожицу и повторила:

 – Она гадкая, вот почему! Она всё время говорит о тебе что-то плохое. Даже Эмма стала на неё сердиться, а я ей пообещала, что разобью ей нос. И она будет страшная, и никто её не будет любить.

Фразу: «Девочки не дерутся», – Себ поймал на самом кончике языка, вспомнив Джоан. И восторженное сообщение Грега о том, что она может раскатать Пола по тренажёрному залу. Джоан бы уж точно поспорила с утверждением о том, что девочки не дерутся.

Вместо этого он сказал:

 – В приличном обществе драться не принято. За что именно ты угрожала ей разбить нос?

 – Она не приличное общество. И она сказала, что ты меня бросишь, – с некоторым вызовом ответила Сьюзен. Кажется, у миссис Сесиль Харрис проблемы с головой, потому что придумать, откуда ещё Джулия это притаскивает, Себ решительно не мог.

 – Не брошу, сама знаешь. Я… – он выдохнул и взялся за второй кусок пиццы, уже более вкусный, – я рад, что ты решила не дружить с Джулией. Я боюсь, её мама, миссис Харрис, сильно обижена на меня, вот и говорит дочери такие вещи. А Джулия повторят, не думая.

Сьюзен фыркнула:

 – Пусть и дружит со своей мамой и со своим дурацким Стюартом. А я теперь дружу с Эльзой и Крисом. Крис, конечно, противный, потому что мальчишка, но они с Эльзой такие похожие, и всегда ходят вместе. Круто?

Преодолев эти два витка непростых разговоров, Себ чувствовал себя спортсменом после сложной дистанции. Но, похоже, он не совсем облажался.

***

Себ сложил винтовку, пожал руку парню со стрельбища и пошёл к выходу. Джим опять решил устроить перерыв в работе, и Себ опять маялся вынужденным бездельем. Но похоже, он немного начинал привыкать к нему. Было проще отсиживаться на скамейке запасных, зная, что тебя рано или поздно точно выпустят в игру – а Джим это делал пусть не очень часто, но стабильно.

Более или менее Себ наладил гражданскую жизнь: встречался по пятницам с полицейскими в «Зелёном человеке», ездил хотя бы раз в неделю в Плимут, урывая часы, чтобы побыть с Джоан, забирал Сьюзен из школы по вторникам и брал её к себе на весь день по воскресеньям, звонил родителям после шести каждый четверг. А остальное время посвящал либо телевизору, либо тренировкам.

Отстреляв сотню патронов, он чувствовал удовлетворение и очень хотел, закинув винтовку домой, сходить куда-нибудь поесть – до стрельбы он отработал двухчасовую полноценную тренировку, и желудок настойчиво требовал подкинуть в него каких-нибудь калорий.

Он открыл дверь, ведущую из небольшого пропускного пункта на улицу, и почти столкнулся с другим посетителем. Посторонился – и тут же встретился с посетителем взглядом.

Твою. Мать.

Если бы не зелёные глаза со знакомым прищуром, и не густая чёрная бровь, Себ не узнал бы этого человека. Он выглядел так, словно его прожевали и выплюнули – и очевидно, так и было. Война хорошо поработала челюстями. Вся левая сторона лица и шеи была изуродована, кожа покрылась рубцами и стяжками, нос частично сплавился со щекой, волос почти не осталось, ушная раковина отсутствовала. Из-под куртки с левой же стороны выглядывал металлический протез с подвижными пальцами.

 – Трудновато узнать? – хриплым, каркающим голосом сказал он. – Знаю.

 – Моментально узнал, – среагировал Себ, – что-то изменилось, разве?

 – Ублюдок, – без особой злобы ответил Марк Смит, протянул здоровую руку и сдавил ладонь Себа так, словно мечтал сломать.

 – Что, бровь по-прежнему заклеиваешь скотчем? – спросил Себ, когда его рука оказалась на свободе.

 – Ублюдок, – повторил Марк. Над его густыми бровями которые иногда даже мешали целиться, не ржал только ленивый. – Постреливаешь иногда?

 – Пытаюсь не растерять форму, типа того, – отозвался Себ, стараясь не смотреть на Марка слишком пристально, но к чертям проваливая эту задачу. – Тоже решил пострелять?

 – Если бы. Какой-то урод попросил дать ему пару уроков. Аванс кинул жирный, так что…

У Марка звякнул телефон в кармане. Прочитав сообщение, он грязно выругался и гаркнул:

 – Вот мудак! Он меня кинул!

 – Во всяком случае, аванс при тебе, – заметил Себ. Ему требовался повод свалить, и то, что Марку теперь не имело смысла идти на стрельбище, было очень некстати.

Себ не хотел общаться с Марком Смитом. И видеть его не хотел. Но у Марка было на этот счёт другое мнение. Хлопнув Себа по плечу здоровой рукой, он спросил:

 – Что, угостишь пивом старого товарища?

Себ бросил взгляд на машину. Потом на Марка. Наверное, будь Марк целым и здоровым, Себ послал бы его. И сказал бы честно, что единственное, чем он хочет его угостить, это пара хороших ударов. Но Марк-калека уже не вызывал прежней злости, и Себ кивнул, жестом указывая на автомобиль.

Марк расселся на пассажирском сидении спереди, пристроил чехол с винтовкой между ног (пока они шли до парковки, Себ понял, что левая нога у бывшего напарника тоже отсутствует) и спросил:

 – Что, как устроился?

 – Сойдёт, – Себ завёл мотор, – в охране, ничего особенного. А ты?

 – Пф-ф, – выдохнул Марк сквозь зубы и начал рассказывать. Подробно, много, с отчаянной ненавистью в голосе, постукивая здоровыми пальцами по протезу. Про телик, который он засмотрел до одурения, про соседскую собаку, с которой гуляет.

 – Жена, сам понимаешь, быстро сделала ноги от такой красоты, – сказал он с вызовом, – без неё лучше, на мозги никто не капает. А твоя как? Ты вроде разводился…

 – Развёлся, – сухо сказал Себ. Откровенничать с Марком не хотелось.

 – Правильно. Бабы – они либо дуры, либо суки.

Это заявление Себ оставил без комментариев и, прикинув маршрут, направился к ближайшему пабу.

 – Вот штука, – продолжил Марк, перескакивая с темы на тему, – я думал, Себа Майлса вернут из Афганистана в коробочке. Как ты ушёл?

 – Так вышло. Что с тобой случилось?

 – Так вышло, – хохотнул Марк. – И вообще, мне всяко лучше, тем тому парню, Оуэну, помнишь? В отличие от него, я хоть наполовину, но мужик, – и он заржал. – А ты… темнишь, приятель. Сам бы ты не ушёл, я тебя знаю.

Себ пожал плечами, сворачивая к пабу.

 – Ладно, чёрт с тобой, – махнул рукой Марк, когда они заняли столик. Себ заказал Марку пива и закусок, а себе взял жареную свинину с картошкой и сок. – Что, не пьёшь за рулём? – прокомментировал Марк. – Не изменился. Как же, в правилах же написано, что нельзя.

 – Написано, – согласился Себ.

Марк был третьим напарником Себа. И худшим. Они прослужили вместе пять месяцев. А постаравшись, Себ мог бы вспомнить срок точно, до дня и часа. После Йена с Себом работал неплохой парень, толковый. Не Йен, совсем, но во всяком случае сносный. К сожалению, у него что-то случилось не то с матерью, не то с женой, он уволился из армии.

А потом пришёл Марк: с дурацкими шутками, мерзкой манерой называть женщин «тёлками» или «бабами», регулярными опозданиями и наплевательским отношением к инструкции. И это не считая того, что он творил в свободное время. Пару раз Себ прикладывал титанические усилия, чтобы не разбить ему лицо, и раз десять – чтобы не написать жалобу. Когда Джим говорил о парнях, которые получают удовольствие от убийства, он описывал кого-то вроде Марка.

Принесли еду. Марк накинулся на неё с жадностью, как будто голодал. И продолжал говорить – много и обо всём, меняя тему за темой. Он спешил сказать как можно больше – словно вообще отвык разговаривать с людьми.

Себ его слушал, ел и думал о том, что должен жалеть его, сочувствовать – в конце концов, он сам мог оказаться на его месте. Там никто застрахован не был. Но не мог выдавить из себя даже каплю участия. Мерзкая такая мыслишка проскальзывала: Марк заслужил.

Когда с обедом было покончено, Марк заказал ещё пива. Себ расплатился, и Марк, сощурившись, протянул:

 – Всё? Домой?

 – Мне ещё надо увидеться с дочерью, – сказал Себ, беззастенчиво соврав, – рад был тебя видеть.

 – Ага, – без особой веры в голосе ответил Марк.

 – Будет время, посидим с пивом, – Себ, наступив себе на горло, написал номер на салфетке.

Смяв бумажку, Марк сунул её в карман, но совершенно без удовольствия. Впрочем, его дело – искать этого общества Себ точно не стал бы.

 – Бывай… – сказала Марк медленно, – Себ Майлс.

Возможно, просто с отображением эмоций на изуродованном лице Марка были проблемы, но Себу показалось, что он скривился в каком-то очень злом оскале. Как бы то ни было, оставив Марка в пабе и садясь за руль, он почувствовал себя так, словно из духоты вышел на свежий воздух. Без Марка – без всяких метафор – дышалось куда легче.

Возвращаться домой и сидеть перед телевизором внезапно расхотелось, и Себ решил закинуть винтовку домой и прогуляться по городу.

Впереди на полупустой трассе стоял человек, выкинув вперёд руку. Таких пассажиров Себ не брал – но стоило ему подъехать ближе, как он сбросил скорость, свернул на обочину и остановился.

 – Спасибо, что подхватил, детка. Нам по пути, – объявил Джим, аккуратно пристёгиваясь и тут же принюхиваясь. – Чем это несёт? Ах, да… – он улыбнулся, – смертью.

 – Здравствуйте, сэр, – отозвался Себ, мысленно отметив, что Джима очень сложно даже просто узнать, когда он снимает свои костюмы и одевается в обычную одежду. Сейчас, в куртке, джинсах и кепке, он выглядел настолько обычно и неприметно, что это даже удивляло.

 – Заскучал, детка? – улыбнулся Джим. – Ну, не переживай. У меня есть для тебя работа. Готов?

Себ кивнул, ощущая лёгкий азарт, а Джим заулыбался.

 –  Чудно. Матчам. Хаттон-Гарденс, три. Там есть больница, у неё удобная крыша и… у тебя в неё пропуск.

В отсек для ключей упал широкий бейдж.

 – Твоя цель вернётся домой часа через три. Ты как раз успеешь устроиться, – Джим выдохнул и издал звук, полный удовлетворения от жизни. – Спросишь, кто цель?

 – Кто цель? – безэмоционально повторил Себ. – Я могу каждый раз спрашивать, сэр, но ведь вы и так скажете. Иначе задание не имеет смысла.

Джим довольно засмеялся:

 – Настоящая отповедь, прекрасно, детка. Думаю, цель будет тебе небезынтересна. В этом убийстве будет для тебя… кое-что личное.

В Хаттон-Гарденсе, во всяком случае, не жил никто, кем Себ мог бы дорожить, поэтому он выслушал тираду Джима спокойно. Раз босс захотел устроить тайну на пустом месте – пусть. Его дело.

Кажется, Джим понял, что никакой интересной реакции не будет, вздохнул и сказал:

 – Убьёшь своего бывшего напарника, детка?

Себ, не сбавляя скорости, повернул голову к Джиму. Изучил лицо босса, лучащееся искренней радостью. Снова сосредоточился на дороге. Вот значит, как. Он-то думал, что встретился с Марком случайно. А теперь выходило, что нет. Этот клиент Марка, который заплатил щедрый аванс и отменил урок минут за десять до начала – не Джим ли его зовут? А может, это просто паранойя. Как бы там ни было, Себ ответил:

 – Убью, сэр. Если нужно.

 – Очень нужно, детка… Марк Смит… – Джим сделал паузу, будто пробуя имя на вкус, – мне порядком надоел.

И он резко выкрутил колесо громкости, заполняя салон машины визгом каких-то рокеров.

Глава 34

Больница оказалась всего на два этажа выше остальных домов, и обзор давала не то, чтобы отличный. Но Себу хватало. С шершавой и неудобной коньковой крыши он следил за пока тёмными окнами нужного дома.

Марк уже вернулся – Себ видел, как он поднимался по ступеням и долго возился с замком, удерживая протезом чехол с винтовкой, захлопнул за собой дверь – и затих где-то в доме.

Постепенно стемнело. Себ взял бинокль ночного видения, и успел заметить, как приоткрылось одно из окон.

Рядом беззвучно завибрировал телефон, высветилось привычное «Номер скрыт», и Себ ответил на звонок, не выпуская бинокль из рук. Пока он видел только часть комнаты сквозь лёгкие полупрозрачные шторы.

 – А, тебя он тоже приучил к этому, – вдруг послышался чужой голос. Себу потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать его, а Марк продолжил: – Видишь скрытый номер – и сердце стучать начинает сильнее, да?

Немного приблизив изображение, Себ сумел заметить в комнате небольшой отсвет – возможно, как раз от экрана телефона.

 – Мне интересно, школа, больница или та сраная многоэтажка? Я бы взял школу, влезть легко, – продолжи Марк, – а ты, наверное, полез в многоэтажку. Не помашешь товарищу рукой?

Вместо ответа Себ убрал яркость экрана до нуля и, не двигаясь, обежал взглядом свою позицию. Чтобы снять цель – хорошая. Чтобы прятаться от другого снайпера – так себе.

 – Ты меня тоже не видишь, – продолжил Марк. Себ снова поднял бинокль и всмотрелся в него. Через зеленоватый фильтр можно было различить мебель в комнате – край стола, узкий шкаф в глубине, тумбочку, заваленную каким-то мусором. – Только комнату, я думаю. Сам виноват, сам спалился. Что, Майлс, не сказал он тебе, что цель кусается?

Уточнять, кто именно, не требовалось. Оговорка Джима и слова Марка давали отличную картину. Он работал на Джима. Был ли он тем снайпером, который сломался?

Марку было хуже. Он находился ниже, у него не было одной руки и, скорее всего, отсутствовал прибор ночного видения. И спустя минуту Себ заметил его. Буквально самый край одежды, но этого хватило, чтобы определить всю позицию. Мусор на тумбочке, конечно, скрывал его, но не мог послужить помехой для пули.

 – Знаешь, что у меня тут? – спросил Марк после паузы. – Чёртова СВД. Всё, что он мне оставил.

Жестоко. Марк как раз-таки терпеть не мог винтовку Драгунова.

 – Майлс? Ты же меня засёк, да?

Себ промолчал опять. Он снял предохранитель и передёрнул затвор, но так и не положил палец на крючок. Было странно, дико целиться в Марка. Да, он был ублюдком каких поискать, но всё-таки своим. А своих защищают. Раньше Марка он прикрывал бы ценой собственной жизни, даже при том, что с трудом его переносил.

 – Ты не бойся, – Марк хмыкнул, – следы этого звонка он всё равно подотрёт. Умеет, сукин сын. Скажи, Себ, святоша, как ты в это вляпался, а? – в голосе Марка послышалось злорадство. – Ты же такой чистенький у нас.

Себ прикладывал усилия, чтобы не зажмуриться. Это было очень страшно – видеть в прицел человека, который разговаривает с тобой прямо сейчас.

 – Мне от этого, может, легче становится, – хмыкнул Марк. – Не я один по уши в дерьме.

Сделав над собой огромное усилие, Себ переложил палец на скобу. Марк, помолчав, сказал негромко:

 – Дерьмово у меня вышло. Ты помнишь того рыжего? Я даже имя забыл, а лицо помню. Веснушки дебильные, волосы эти, плечи худые. Акцент… с девяносто седьмого ненавижу ирландцев.

Да, Себ помнил этого парня. И звали его Билл, кстати. Хороший мальчик, плохой солдат. Марк прицепился к нему. Не давал прохода. И плевать ему было на окрики товарищей и на приказы старших.

Потом они все думали, что сами виноваты. Надо было не языками трепать, а двинуть Марку пару раз, чтобы запомнил. Только поздновато сообразили. Билл повесился в туалете, не откачали.

 – Я ведь его за двести метров чуял, – проговорил Марк с горечью. – Уже потом думал: может, я на него запал? Молчи, хер с тобой. Он… ну, ты понимаешь, о ком я, тоже меня бесил сначала. Я думал, убить хочу, рвать на куски, а когда он меня прогнал, я чуть не сдох сам.

Неужели о Джиме речь? Себ не был уверен. Ему вообще не нужно было этого всего слушать. Есть приказ, есть цель.

Но он медлил.

 – Минутка ещё, – вдруг сказал Марк и вдруг выпрямился во весь рост, удерживая винтовку в руках. Отложил её на стол, сам подошёл к подоконнику и открыл окно целиком. Выглянул. – Чего тебе жизнь усложнять. Ещё промажешь. А я, Себ, боли боюсь. Раньше не боялся, а после этого, ну, сам понимаешь, стал ссыклом. Так что ты… того, если надо кружок на груди нарисовать, не стесняйся, скажи. Я нарисую, лишь бы ты не промазал.

Он с наслаждением вдохнул воздух, зажал телефон левым плечом и, держась правой рукой за раму, высунул голову наружу.

 – Минутка, старик.

Себ коснулся пальцем спускового крючка.

 – Я жалею о том парне. И о нём, сам знаешь, жалею, даже ещё больше, наверное. О матери немного. И о ноге. Рука – хер с ней, а вот бегать я любил. Себ… вот ты мне скажи, – он оскалился в темноту, – ты меня ненавидел? У тебя по роже ничего не видно, но я догадывался. Как же, где ты, такой душка, и где я, мразь конченная. Так? Может, и за дело. А может, ты просто сраный моралист, – он рассмеялся, поднял раму ещё выше, сел на подоконник и запрокинул голову, чтобы продолжать видеть ночное небо.

Не угадать, о чём он думал, но Себу хотелось бы верить, что движение облаков или что-то в этом роде увлекло его. Не нарушая затянувшегося молчания, Себ выстрелил. Звук выстрела удвоился: сначала прозвучал в реальности, а потом повторился в трубке. Марк безвольно упал назад, в комнату, зацепив, но не оборвав шторы.

По телефону слышался шум падения, глухой стук об пол – и тишина.

Себ сбросил вызов и уткнулся лбом в мокрое от пота ложе.

Выстрел всполошил тихий район, но кажется, обыватели быстро решили, что это лопнуло колесо или мальчишки кинули петарду – как повысовывались из своих домов, так и убрались обратно.

Дождавшись, пока снова не воцарится покой, Себ спустился с крыши и вышел за территорию. Возле калитки остановилось такси. Стекло опустилось, и Джим в дурацкой клетчатой кепке спросил:

 – Кэб, сэр?

Себ упал на переднее сидение, убрал футляр с винтовкой назад, пристегнулся и закрыл глаза. Открыл. Джим тронулся и сказал:

 – Не беспокойся, детка. Полиция не найдёт даже намёка на этот звонок. Никакой связи между вами.

 – Откуда вы знаете про звонок?

Джим невнятно повёл плечом, как будто отвечать на такой банальный вопрос ему было скучно. Хотя, если у Марка был тоже скрытый номер, то, может, Джим вообще его телефон контролировал? А если и нет, что ему стоит отследить один звонок.

Какое-то время они ехали молча, а потом Себ не выдержал и спросил – ровно и спокойно, хотя злость рвалась наружу, клокотала где-то под рёбрами:

 – Зачем это нужно, сэр? Каждое ваше задание… – он шумно выдохнул через нос, – как грёбаная проверка. Что я должен доказать?

Марк ведь точно знал, что его будут убивать. Знал кто, как и когда. Вряд ли ему об этом поведали чаинки в чашке.

Джим засмеялся:

 – Детка… ты не понимаешь, – он чуть прикрыл глаза, не сбавляя скорости: – Скажи, как сам сам считаешь, зачем я это делаю?

«Это» – что именно? Как-то Себ сумел угадать, что Джим спрашивает про всю свою деятельность.

 – Зачем и все, я думаю, сэр. Деньги, власть, адреналин.

Джим снова соизволил открыть глаза и уделить внимание дороге.

 – В течение получаса я могу получить доступ к пятнадцати миллионам банковских счетов, – заметил он, – переведя с каждого по одному фунту, я стану богаче на пятнадцать миллионов, при этом никто не обратится в полицию. Что такое фунт? Его могли списать за обслуживание. Он мог уйти на погашение кредита. Может, его заплатили за вчерашний кофе, кто помнит такие мелочи? Про фунт легко забыть… – Джим говорил достаточно торопливо, глаза у него блестели. – Это что касается денег. Власть? Я могу шантажировать королевскую семью, играю на нервах Елены Кларк, если захочу, одним звонком устрою знатный переполох в Доме на реке. Если мне взбредёт в голову, послезавтра я стану королём мира.

Вот забавно. Если бы Себ услышал подобную тираду от кого-то ещё, он смеялся бы до колик, насколько она звучала театрально и пафосно. А когда говорил Джим, мурашки шли по коже.

 – И что ты сказал ещё? Адреналин? Он появляется, когда боишься разоблачения. Смерти. Боли. Как считаешь, Себа-астиан, – он повернулся к нему и почти замурлыкал, долго растягивая согласные, – я боюсь боли?

 – Значит… – вместо ответа, сказал Себ, – всё это – средство от скуки?

 – Это искусство. Единственное, ради чего имеет смысл жить.

Джим вдруг притормозил на обочине, заглушил двигатель и посмотрел Себу в глаза. Мягко улыбнулся и спросил с заботой:

 – Тебе было сложно его убить, дорогой? Когда он с тобой разговаривал?

Себ выдержал этот взгляд, хотя соблазн отвернуться был велик.

 – Непросто, – признался он медленно, – но я не колебался. Кроме того, я не убивал его, Джим. Его убили вы.

Улыбка Джима стала шире, а взгляд – страшнее. Что-то менялось в его глазах, отчего он становился похож на маньяков из кино.

 – Ты так держишься за веру, Себастиан, что ты – просто инструмент. К этому сложно привыкнуть. Это так волнительно, – растянув губы ещё шире, Джим совершенно отчётливо показал кривоватые клыки. Себ продолжал сидеть ровно и смотреть на него, не мигая и не пытаясь отвести взгляд. Он не собирался позволить себя запугать. Ни за что, мистер Психопат. Не дождётесь.

 – Ты думал о том, что можешь погибнуть так же, детка?

 – Нет.

Джим раздул ноздри, разомкнул зубы, как будто действительно собирался вцепиться Себу в горло. Как раз это Себа и не пугало. Даже если Джим впадёт в ярость (с психами такое бывает), Себ не сомневался, что скрутит его. И возможно, что-нибудь случайно сломает в процессе. Тогда и будет ясно, боится ли босс боли на самом деле.

 – Почему? Чем ты отличаешься от Марка?

 – Я не говорил, что я не могу так же погибнуть. Я говорил, что не думал об этом.

Джим чуть отклонился назад. облокотился локтем о руль и как будто слегка смягчился.

 – Хочешь, я пообещаю тебе кое-что, дорогой?

Вообще-то Себ хотел домой. И оказаться подальше от Джима, раз уж он в таком странном настроении. И помыться, потому что лицо Марка в последнюю секунду перед выстрелом нет-нет да и всплывало перед глазами.

 – Я не убью тебя, дорогой мой Святой Себастиан, – тихо сказал Джим, протянул руку и пальцем провёл по щеке Себа.

Себ дёрнулся в сторону, странное наваждение немедленно рассеялось. Джим заливисто рассмеялся, а Себ рявкнул:

 – Сэр!

  – Что, детка?

Взяв себя в руки, он повторил, тише, но с нажимом и раздельно:

 – Сэр! Не трогайте меня, – мотнул головой, сгоняя неприятное ощущение от прикосновения: – Я выполняю ваши задания, даже безумные. Слушаю бред, в котором понимаю от силы два слова из десяти. Еду куда надо, не задавая вопросов, как это прописано в моём контракте. Это всё.

Джим отсмеялся, запрокинув голову, и спросил:

 – А если я доплачу тебе ещё треть твоего оклада?

 – Засуньте себе её в задницу, сэр, – Себ отвернулся, хотя сквозь лобовое стекло, учитывая выключенные фары, не видно было ничего.

 – Видел бы ты своё лицо, мой Святой Себастиан, – всё ещё фыркая, протянул Джим и, слава господу, завёл мотор.

***

Себ проснулся посреди ночи, сел на кровати рывком. Прислушался. Всё было тихо, но что-то его разбудило, как сигнал тревоги. Даже не думая включить лампу, Себ внимательно оглядел тёмную комнату, твердя мысленно, что это уж точно паранойя и пора заглянуть к врачу.

Где-то вдалеке проехала машина, и снова наступила тишина. Тени лежали на своих местах, неподвижные, как и положено.

Если бы он не искал, то ни за что не заметил бы отличия. Тень от шкафа казалась плотнее прочих, хотя стояла возле окна и, несмотря на плотные шторы, должна была слегка бледнеть в свете уличного фонаря.

Но именно там, у шкафа, скопилась чернота.

Если бы хотели убить – уже это сделали бы. Оружие в сейфе, не добраться. В отличие от парочки знакомых военных, Себ не держал пистолет в тумбочке возле кровати и не спал с ножом под подушкой.

Возможно, ему просто кажется? Отголосок дурного мутного сна? Детский страх, что в темноте живёт чудовище?