Текст книги "Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 49 страниц)

Александр: тринадцатая часть

На студии было пусто, тихо и темно, не считая одной лампы, которую Александр оставил себе. Сидя перед натянутым хромакеем, он смотрел сквозь него. На зелёном фоне привычно расцветали образы, только не фоны и не графика, а воспоминания.

Он вспоминал, как выглядели декорации его седьмого полнометражного фильма. Не то, чтобы это требовало особенных усилий. С «Сыном своего отца» они возились почти два года, это была самая сложная, трудозатратная и, откровенно говоря, неприятная работа в фильмографии Александра. Публика приняла картину очень тепло, но Александр ненавидел её всеми фибрами души: дурная, пустая поделка, скучная бессмыслица. Если бы не финансовые обязательства, он и вовсе не пустил бы её в прокат.

Попробовал бы мистер Смерть отыскать в этом фильме убийство с глубоким смыслом! Его ждал бы второй провал, потому что глубокого смысла там вообще не было, ни в смертях, ни в жизни.

Зато там была красивая картинка. Викторианская Англия, свет рожковых светильников, который оказалось очень сложно достоверно воспроизвести на экране, тонкие бледные как будто чахоточные женщины, андрогинные мужчины в корсетах, лакированные кареты, забрызганные грязью до середины дверец. Александр играл в историю Джека Потрошителя – и, очевидно, проиграл.

И всё-таки, если мистер Смерть последователен, а пока он не сделал ничего, чтобы дать повод в этом сомневаться, то он не пропустит «Сына». И поскольку убийство на весь фильм одно, выбирать ему не придётся.

Где-то на пустом чердаке найдут труп с перерезанным горлом. Это будет тело светловолосой молодой женщины. Перед смертью её задушат шёлковым шнурком, а потом тщательно и с медицинской точностью вырежут внутренние органы, отрежут груди, изувечат лицо. А учитывая, что пустых чердаков в одном только Лондоне можно найти бессчётное число, даже всех сил Елены не хватит, чтобы поймать убийцу на месте преступления.

Какая-то женщина лишится жизни, потому что режиссёр Александр Кларк решил снять фильм.

От этого тошнило.

После убийства Шерон Александр перестал спать. То есть он мог отрубиться под действием снотворного, выписанного семейным врачом, или, после пяти-шести часов бессмысленного ворочания в постели провалиться в полудрёму. Но ни первый, ни второй вариант не помогали.

Он не любил Шерон. Если честно, за два месяца их сомнительных отношений он и узнать-то её толком не успел. Но он позвал её в свой дом. И она пришла – живая, смешливая. Она ела барбекю, которое приготовил Мэтт, запачкалась соусом, полезла целоваться. Они занимались сексом за четыре часа до того, как её убили.

Полиция нашла убийцу за два дня. Даже искать долго не пришлось – следы чётко указывали сумасшедшего парня из соседней деревни. В доме, конечно, была сигнализация, но в ночь убийства кто-то оставил окно на первом этаже открытым. Ни Александр, ни Мэтт не открывали его, но, как верно сказал очередной уставший детектив, его могла открыть сама Шерон. Да и слова Мэтта с Александром нельзя было считать однозначно достоверными – все они пили вино вечером, все были расслаблены и спокойны.

У убийцы была диагностированная шизофрения. Он объяснил, что Джекки-в-ушах сказал ему пойти в голубой дом, убить рыжую ведьму и положить её в постель к мужчине. И конечно, он не испытывал ни угрызений совести, ни раскаяния – только спокойную удовлетворённость тем, что сделал. Его ждал суд и, почти наверняка, пожизненное принудительное лечение. И это никак не помогало.

Мистер Смерть проникал в дома, в компьютеры, в чужие умы. И он лишил Александра сна. Даже тогда, когда ему удавалось погрузиться в дремоту, он продолжал думать о настоящем убийце, голос мистера Смерти звал его откуда-то издалека.

Лист бумаги, посвящённый ему, покрылся множеством записей и разросся до формата А3. Каждый день по несколько часов Александр проводил перед ним, пытаясь добавить к психологическому портрету хотя бы пару лишних штрихов. Скорее всего, в возрасте за сорок пять. Из тех, кто сделал себя сам, разумеется. Скорее всего, родился и вырос в каком-нибудь нищем рабочем городке, где единственная угольная фабрика давно не работает. Преступления всегда были для него искусством, но начинал он с грубого ремесла, зарабатывал на жизнь убийствами. Но теперь он может позволить себе не работать ради денег, и убивает из удовольствия.

Александр был почти уверен, что мистер Смерть не появляется на местах преступлений лично, во всяком случае, сейчас, когда можете себе это позволить. Убийство нравится ему как идея, как яркий живой образ, фантазия. Когда же оно происходит, мистер Смерть чувствует разочарование и усталость.

Господи, насколько было бы легче, будь он маньяком, одержимым идеей – тогда Елена давно вычислила бы его. Но он умный, образованный художник с утончённым вкусом и, похоже, безграничными возможностями. Впору подумать, что Александр и правда разозлил дьявола!

Должно быть что-то, что остановит его, в конце концов!

Подумав об этом, Александр застонал вслух и уткнулся лицом в ладони, с силой нажимая на глазные яблоки. За всё прошедшее с первого убийства время они не нашли ничего! И нет никакой надежды, что мистер Смерть остановится на середине списка. Тогда сколько ещё убийств предстоит? Александр мог посчитать точно, но его затошнило от попытки.

С того момента, как десятилетняя  Кэтлин Смайт убила ножом свою тётю, Александр знал, как остановить мистера Смерть. Но трусость и малодушие не позволили ему это сделать. Результат: убитая Шерон, Мэтт, уже месяц посещающий психотерапевта, и сам Александр, забывший, когда в последний раз нормально спал. Если завтра произойдёт новое убийство, его причиной будет то, что Александр не решился действовать.

Глава 40

Себ долго собирался с духом, прежде чем набрать номер. Собственно, почти сутки – с того самого момента, как посадил Джоан на поезд до Плимута. Они хорошо провели эту неделю – и в Карлайле, и в Лондоне. Много смеялись, много гуляли, а в один из дней просто не вылезали из постели, чередуя секс с просмотром фильмов и болтовнёй под пиццу.

Но дальше прятать голову в песок не было смысла.

Воспроизведя в памяти лицо Джоан, Себ решительно нажал на клавишу вызова, хотя и не смог удержать малодушную мысль: ведь может же Джим просто не снять трубку?

Размечтался. Через три гудка раздался шорох и затем голос:

– Я и не ждал твоего звонка, детка.

– Добрый день, сэр, – формально произнёс Себ, – надеюсь, я не…

– Не отвлекаешь меня ни от чего важного, бла-бла-бла, – судя по тону, Джим закатил глаза. – Чего ты хочешь?

«Надо было писать сообщение», – запоздало сообразил Себ. С другой стороны, Джим мог и сам перезвонить.

– Сэр, мы не могли бы встретиться? Мне хватило недели, чтобы всё обдумать и принять решение.

Джим хмыкнул:

– Могли бы.

– И сэр, – добавил Себ твёрдо, – в последние две наших встречи я… применял к вам физическую силу. Если для вас это возможно, я предпочёл бы поговорить в людном месте.

Послышался смех:

– Боишься меня убить? – сделал паузу и добавил с нажимом: – Или боишься, что я убью тебя, дорогой?

– Первое, сэр.

Помолчав, Джим спросил:

– Почему?

И, ради разнообразия, у Себа был для него ответ:

– Если вы захотите меня убить, вы это сделаете где угодно.

Джим расхохотался искренне и очень довольно. Потом успокоился и сказал:

– Как пожелаешь, детка. Сегодня в шесть, я пришлю адрес, – и он отключился.

Себ ещё не успел стереть непонятно откуда взявшуюся испарину со лба, как пришла смс с адресом.

Джим выбрал небольшой и недорогой ресторанчик итальянской кухни в сотне метров от Пиккадилли. Себ пришёл на десять минут раньше, но, по факту, опоздал – Джим уже был на месте. Сидел возле окна, потягивал оранжевый сок через трубочку и выглядел предельно нормальным. Обычный офисный работник в хорошем костюме решил отдохнуть после тяжёлого дня. На столе перед ним стояла большая свеча.

Себ подавил явно нервное желание пригладить волосы (учитывая, что он подстриг их сегодня машинкой, приглаживать было особо и нечего), сглотнул неприятный ком в горле и напомнил себе, что, если очень захочет, просто придушит сукиного сына голыми руками. Прямо на людях.

Джим поднял глаза, увидел Себа и улыбнулся – опять же, нормальной улыбкой. Приглашающе махнул рукой.

Себ не торопился: внимательно осмотрел зал, пока ещё достаточно пустой, лестницу на первый этаж, небольшую барную стойку. И двинулся к Джиму прежде, чем официантка спросила его, заказан ли столик.

– Здравствуйте, сэр, – произнёс он, чувствуя напряжение в мышцах. Да, он слегка опасался того, как пройдёт эта встреча. Надо было быть сумасшедшим, чтобы не бояться Джима вовсе.

Скинув куртку, в которой всё равно не было пистолета (только армейский нож), Себ устроился напротив. Джим заметил задумчиво:

– Да ты на нервах, детка.

– Нет, сэр, – соврал Себ и, чтобы отвлечься, принялся разглядывать часы босса. Как ни странно, не «Роллекс», не золотые. Вообще, если подумать, дорогими у Джима были только костюмы и машина.

– О чём ты думаешь, детка? – промурлыкал Джим. – Ну же, скажи.

Себ встретился с ним взглядом и ответил честно:

– О том, куда вы деваете деньги, сэр.

Джим развеселился.

– Во всяком случае, я их не сжигаю. Хотя мог бы. Если бы его хоть немного интересовали деньги, не сомневайся, я собрал бы очень большой костёр из пятидесятифунтовых купюр, – выждав немного, он разочарованно сообщил в пустоту: – Ты не узнаёшь даже комикс, прискорбно, – и, посмотрев на свечу как-то устало, прибавил: – Я специально попросил зажечь. Теперь эта болгарская девочка думает, что у нас свидание.

Себ не собирался на это реагировать, только пожал плечами. «Болгарская девочка», официантка, принесла блюдо с сыром и ветчиной. Поставила перед Себом кружку пива, шустро убежала, а Джим слабо улыбнулся и сказал:

– Значит, ты всё решил? Мне жаль… – он как будто без сил запрокинул голову назад. Выпрямился. – Ты можешь не бояться, Себастиан. Я обещал. Все твои игрушки… ох, прости, – он пожал плечами, – все твои люди будут в безопасности. И ты.

Это было именно то, что Себ хотел услышать. Только в желудке почему-то появился тяжёлый неприятный ком. Всё, что требовалось теперь, это встать и уйти, но Себ не двигался. В конце концов, Джим выглядел таким потерянным и слабым. Что, если его одолеет приступ безумия? Не бросать же его в ресторане.

– Знаешь, – проговорил Джим тихо, но на чистейшем английском, без намёка на ирландский акцент, – мне будет не хватать тебя, Святой Себастиан. Не только как снайпера, хотя… – он обнажил зубы в ненормальный ухмылке, – то, как чётко ложатся твои пули в цели, весьма возбуждает.

Если Джим хотел его этим задеть (а он хотел, разумеется), то просчитался. Себ кинул в рот кусок сыра того сыра, на котором не было следов плесени, прожевал, не чувствуя вкуса, и ничего не сказал.

– Но я буду скучать по другому. Ты знаешь, Себастиан, – Джим закрыл глаза, – раньше мне помогал Френсис. Ещё был Хьюго. Марк. Потом Клаус… – голос стал ещё тише, Себ привычно напряг слух, – знаешь, чем ты отличаешься от них?

Себ промолчал, и Джим продолжил:

– Ты не безумен. Френсис – больной ублюдок, помешанный на боли. И это я говорю, заметь. Хьюго – пироман. Фред, милейший доктор Дарелл, тихий некрофил. Клаус… – Джим сглотнул, как будто воспоминания о нём были тяжёлыми, – солдафон и тупица, – он скривился от отвращения, – а твой приятель Марк… – Джим замер на середине фразы, уронил тяжёлую голову на грудь, – очаровательный садист.

– Чудная компания, – пробормотал Себ.

Всё, на этом – точно хватит. Встать, забрать куртку, выйти из ресторана. Ком в желудке шевелился, вызывая изжогу.

Себ не шелохнулся.

– Эти приступы, – Джим ещё сидел ровно, но, похоже, давалось ему это непросто, – выматывают меня, Себастиан. Я знаю, что ещё немного, и наконец-то… – вдруг он открыл глаза и поднял голову. Взгляд сделался цепким. – Давай, – сказал Джим резко, – задавай напоследок свой вопрос. Я… – он усмехнулся, – тебе его дарю.

Себ выдержал этот взгляд, даже не моргнув. Голова очистилась. В теле появилась лёгкость – как перед боем. Не было смысла бояться или что-то планировать. Только, жаль, винтовки в руках не было. Он предпочёл бы стрелять, а не говорить. Но вопрос задал:

– Чем вы больны, сэр? Почему вы такой?

Джим прищурился и медленно проговорил:

– Думаю, многое было предопределено до моего рождения. Генетика. Ошибка. А потом – огонь. Всё в огне. Я не видел её, Себастиан. Мне только рассказали. Но я знал, как бомба разрывает тело.

Твою мать.

– Представлял себе это в деталях. Я был умным мальчиком. Начитанным. Ещё церковь, – взгляд Джима соскользнул в сторону, мазнул по поверхности стола и сосредоточился на пламени свечи, – исповедь в грехах. Очищение. Дьявол оставит меня… Дьявола не существует. Есть только я.

Последние слова прозвучали совсем невнятно. И вдруг, встряхнувшись, Джим сказал с лёгкостью, насмешливо:

– Я не понимаю одного, Себастиан.

– Чего, сэр? – спросил Себ, чувствуя, что хочет не просто уйти, а сбежать ко всем чертям.

– Как ты мог дожить до тридцати пяти лет…

– Мне ещё нет тридцати пяти, – ляпнул он и тут же пожалел об этом. Джим фыркнул:

– Как ты мог дожить до тридцати четырёх лет, десяти месяцев и одиннадцати дней, если тебе так больше нравится, оставшись таким… – он задумался, выбирая слово, – невинным.

Абсурд. Иначе и не скажешь. Пожалуй, ещё никогда в жизни Себ не был так благодарен армейской выучке, как в эту секунду, потому что ему удалось воспринять эту чушь с каменным лицом. И даже заметить ровно:

– Вас неверно информировали, сэр.

Джим беззвучно засмеялся, плечи у него застряслись, голова дёрнулась. Себ понимал, что его провоцируют, и поэтому смог промолчать. Окей, если Джиму хочется так думать – не проблема. Он не станет хвастаться ни количеством женщин, ни количеством убийств на своём счету.

Прекратив смеяться, Джим снова стал серьёзным, к нему вернулась слабость. Чуть опустив веки, он прошептал:

– Ты не просто не испачкался. Ты даже не видишь грязи. Иди, Себастиан Майлс.

И, окончательно обессилев, Джим уронил голову на руки.

«Подъём», – скомандовал Себ, но остался сидеть. Джим выглядел больным и жалким. Откровенно говоря, он выглядел как человек, которому требуется помощь. Где-то в голове упорно стучали обрывки его несвязных рассказов, и та картина, в которую они складывались, вызывала ужас.

Вспомнился маленький чёрный мышонок, которому отрубили хвост – один посреди города равнодушных белых мышей. Все предположения, от которых Себ тогда отмахнулся, теперь получили подтверждение. Дерьмо.

– Сэр… – позвал Себ. Джим не шелохнулся. – Джим?

Оглядевшись, Себ поймал вопросительный взгляд официантки и покачал головой, говоря, что всё хорошо и помощь не требуется. Поднялся, подошёл к Джиму, наклонился и снова позвал по имени.

С большим трудом он приподнял голову, сфокусировал мутный взгляд и слабо сказал:

– Уходи. Ты ведь не сможешь помогать мне каждый раз?

Десятью минутами позже, сгружая Джима на переднее сиденье «Форда», Себ отметил, что разнообразные ругательства закончились, даже шотландская матершина Йена, и в голове стало совершенно пусто.

Джим молчал, видимо, слишком вымотанный приступом, чтобы что-то говорить. И это радовало. Кажется, он проспал всю дорогу и с трудом открыл глаза, только когда Себ запарковался возле дома тринадцать.

Лифт не работал.

Джим едва держался на ногах, и Себ тащил его почти что на спине, всерьёз подумывая о том, что было бы проще закинуть на плечо как мешок.

Возле двери Джим зашевелился и буркнул:

 – Справа…

В правом кармане пиджака действительно нашёлся брелок, но без ключей, с пластиковой прямоугольной пластиной, на которой выступала на миллиметр чёрная кнопка. Себ нажал её, дверной замок щёлкнул. С облегчением Себ дотащил Джима до дивана и уложил. И вот, на этом – всё.

Закрыв дверь, он стянул с бывшего босса ботинки, снял пиджак, расстегнул верхние пуговицы рубашки. Выдохнул. Расчистил немного места возле дивана. Нашёл на подлокотнике пульт и погасил свет. Сел на пол и закрыл глаза, вслушиваясь в знакомое неровное дыхание.

Завтра.

Завтра Джим придёт в себя, и в этой истории можно будет поставить точку. А пока оставалось радоваться, что не нужно рассказывать сказку.

***

Себ резко открыл глаза и с большим трудом сохранил неподвижность, хотя кулак уже сжался. Джим нависал над ним, пристально вглядываясь в его лицо. Он не вставал с дивана, просто приподнялся на локте, поэтому Себ и не проснулся раньше. Выдохнув и подождав, пока пульс придёт в норму, Себ сказал медленно:

– Однажды я действительно могу вас убить, сэр. Не надо меня специально пугать.

Джим улыбнулся – светло и совершенно не безумно.

– Я и не хотел, – произнёс он кротко. – Но ты не похож на себя, когда спишь. Мне стало интересно.

С несколько деланным кряхтением Себ поднялся на ноги и потёр поясницу. Сон в такой позе – плохая идея в его почтенном возрасте. Сделав несколько наклонов, он спросил:

– Что значит: «я не похож на себя, когда сплю»? В этом вообще есть смысл?

– Конечно, – свесив с дивана босые ноги, Джим тут же зябко поджал пальцы, охнул: – Холодно!

– Не особо, – буркнул Себ. В конце концов, ему лучше знать. Он просидел на этом полу всю ночь.

– Знаешь, – сообщил Джим, всё-таки вставая, – обычно люди во сне выглядят очень глупо. А ты… – он хмыкнул, – производишь куда более грозное впечатление. Забавно, да? Не вздумай никуда уйти, – велел он и пошлёпал, переступая через груды мусора, в сторону потайной двери, – в ближайшие полчаса.

Себ хотел было послать его к чёрту, но Джим уже скрылся за дверью. И Себ устроился на диване. Полчаса. Маленькая скидка. Совершенно бессильно Себ закрыл глаза. Чёртова дерьмовая ложь. Его вообще здесь быть не должно. Он всё взвесил и принял решение. И, на минутку, это решение подразумевало, что он посылает Джима самым дальним из известных маршрутов. Потому что Джим – это одна большая проблема. А он, Себ Майлс, не психотерапевт и тем более не психиатр, который тут явно требуется, он не может возиться с сумасшедшим нестабильным парнем, который сегодня слушает параллельно джаз и тяжёлый рок, а завтра взрывает отель. Более того, он не священник, чтобы наставлять Джима на путь истинный. И не сиделка. Он снайпер.

«Я снайпер», – повторил он, беззвучно шевеля губами.

Он получает задание, находит цель, стреляет и уходит. Вот что входит в список его компетенций. А не возня с Ганнибалом Лектером наших дней. Как-то внезапно в памяти всплыл кадр с Хопкинсом в наморднике, и воображение быстро нацепило такой же аксессуар на Джима. Себ зажмурился сильнее, и цветные пятна разрушили удивительно неприятную картину.

С утра Джим был другим. Вчера безумие ощущалось в каждом слове и в каждом взгляде. Себ уже научился его узнавать сходу. А сегодня – ни намёка. Но надолго ли это? Можно было ставить пенс против фунта, что отнюдь нет. Так какого чёрта он тут делает? Чего ждёт? Дела окончены. Джим дал слово оставить его и его близких в покое, и слово он, кажется, держит исправно. Конец истории.

Себ не шелохнулся, точно так же, как накануне в ресторане он и не думал двигаться с места, хотя даже в разговоре с самим собой признавал, что сделать это необходимо.

Ему было жалко Джима. Наверное, не развлекайся тот в промежутках между приступами многочисленными убийствами и торговлей наркотиками, эта жалость была бы сильнее, но…

Себ оборвал эту мысль именно там, где требовалось. Вернулся к ней. Покрутил так и эдак. И выбросил.

Потому что правда заключалась в том, что людей, страдающих от приступов каких-то там болезней, на свете очень много. А Джим – один. Себ, пожалуй, признавал у себя лёгкий комплекс диснеевской принцессы, но его никогда не тянуло безвозмездно и самоотверженно помогать всем страждущим без разбора. И в Джиме самым классным были его трезвые, здоровые периоды. Его задания были чёртовой наркотой, и Себ даже разобрать внятно не мог, почему.

Раздался тихий скрип, и Себ тут же открыл глаза. Джим вышел из потайной двери взъерошенный, с мокрыми волосами и в свежей одежде. Помахал рукой. Поднял вверх указательный палец, к чему-то прислушиваясь, кивнул – и велел:

– Детка, выйди к лифту на минутку.

Без вопросов Себ подчинился. На лестничной площадке стоял парнишка с большим бумажным пакетом и подставкой с двумя стаканчиками кофе. Сунув их Себу в руки, он тут же побежал прочь, а Себ вернулся в квартиру, слегка удивлённый.

– О, вот и завтрак, – Джим уже расположился на любимом диване, но с краю. И похлопал рядом с собой, приглашая Себа садиться.

В пакете были тёплые круассаны. Кофе оказался чёрным и крепким. Себ завтракал молча, почти наслаждаясь полной тишиной и пустотой в голове. Ладно, понятно, что Джим заказал эту еду, пока принимал душ. Но сама картина, как он довольно жуёт круассан с джемом, выглядела крайне неестественно. И чем осмыслять её – проще было очистить эфир.

– Прости, что задержал на ночь, детка, – сказал Джим, бросив на пол стаканчик и вытерев пальцы салфеткой.

Себ пожал плечами. Во-первых, у него ещё оставался один круассан в пакете, и он предпочёл бы заняться им, а во-вторых, он всё равно не знал, что отвечать.

– Я знаю, почему ты уходишь, Себастиан, – Джим встал, обошёл диван и присел на узкий подоконник. Себ повернулся, чтобы не упускать его из виду. – Ты думаешь, что я заставлю тебя страдать.

Он не формулировал это именно так, но в целом – да, пожалуй.

– Убивать кого-то, кто тебе небезразличен. Делать что-то неприятное, как тогда, с мисс Перси.

В точку.

Обернувшись, Джим встретился с Себом взглядом и сказал тихо:

– Но я не буду. Я не хочу отпускать тебя, Себастиан, ты мне нужен!

Себ опустил глаза. Голос Джима звучал странно высоко, неестественно, но в нём не слышалось безумия, только что-то вроде… страха?

Тяжело выдохнув, Джим продолжил тише:

– У меня больше нет корпорации, знаешь. Менеджеров. Я почти невидимка. Но мне так нужен мой снайпер.

Себ встал, отряхнул руки и провёл пальцами по волосам, почти царапая кожу головы ногтями. Обошёл диван, тоже сел на подоконник и проговорил осторожно:

– Сэр…

– Джим! – нервно выкрикнул он, шмыгнул носом и повторил: – Джим. Пожалуйста.

– Джим, – согласно кивнул Себ, – я устал от ваших безумных игрищ с моей головой. Вы не можете… – он ущипнул себя за переносицу, – мисс Перси была пределом. Понимаете?

Джим смотрел на него внимательно, но по-прежнему без злобы.

– Объясни мне, – прошептал он, – расскажи, как это было.

Можно было бы счесть это изощрённым издевательством. Но Себ ответил спокойно:

– Мы работали с вами полгода… Джим, – он не знал точно, зачем объясняет, но раз уж у них выдался мирный разговор, он считал нужным это сделать. – Я не провалил ни одного задания. И я не раз говорил вам о том, как сильно я не люблю ближний бой. И всё-таки вы вынудили меня стрелять, хотя в этом не было никакой необходимости. Вы заставили меня делать то, что я ненавижу, просто ради развлечения.

– Ты убил, – почти беззвучно сказал Джим, – тех двоих албанцев.

– Они убили бы нас с вами. Это была самооборона, – повысил голос Себ, – а мисс Перси вы заставили пристрелить для своего веселья. Чувствуете разницу?

Вдруг по глазам Джима он прочитал: не чувствует.

– Я разозлился, – медленно продолжил Себ, – это была подстава. Я не работаю с людьми, которые подставляют меня.

– Детка, я хотел знать, – нежно произнёс Джим, – всё ли ты сделаешь для меня, – и он опустил голову на грудь с видом полного раскаяния. Слабо шепнул: – Ты ведь тоже хочешь остаться, правда? Хочешь ударить меня?

Нет, уже нет.

– Мне сложно с обычными людьми, – признался Джим задумчиво, – ваши эмоции утомляют. И заводят. Когда мне было двенадцать, я, – он хмыкнул, – решил заработать немного карманных денег. Пошёл в театр.

– Вас взяли?

– Пф, – он рассмеялся, – конечно нет. Не актёром. Я был помощником осветителя, таскал лампы, монтировал софиты, намывал линзы.

Подняв голову, Джим снова смотрел Себу в глаза, но в этот раз выдерживать его взгляд было очень легко. Себ улыбнулся. Ему сложно было представить Джима ребёнком (а после вчерашних откровений – ещё и страшно, но об этом лучше было не думать).

– Мне так нравилось смотреть на них… Старая пьющая сука выходила на сцену и играла застенчивую девчонку. И если не присматриваться к гриму, то ей можно было поверить, так натурально она хихикала, болтала чепуху и смущалась. Я тогда тоже мечтал сыграть, – он повёл плечами, – Гамлета, принца Датского. Или Яго. Или Эрнста, например. А может, Хиггинса?

Себ вздохнул. Он достаточно устал, спал на полу в неудобной позе и почти сломал себе голову, пытаясь понять, что делать. Вспоминать происхождение явно литературных имён (ладно, конечно, Гамлета он знал, да и Яго точно был откуда-то из Шекспира) не хотелось.

– Да, детка, – Джим развеселился, – в другой вселенной из тебя вышла бы недурная Элиза[21]21
  Речь идёт об Элизе Дулитл, главной героине пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион». Упомянутый ранее Хиггинс – тоже оттуда. Говоря, что из Себа вышла бы недурная Элиза, Джим намекает, что мог бы, в других обстоятельствах, заняться им всерьёз и превратить из солдафона в образованного человека. Хотя, если бы Себ читал «Пигмалиона», он вполне мог бы ответить, что Джиму самому требуется помощь – например, чтобы избавиться от ужасного ирландского акцента. Но Себ не читал или основательно забыл прочитанное, так что просто хлопает глазами.


[Закрыть].

Себ машинально кивнул. Джим засмеялся и замолчал. Нить разговора явно потерялась. И, почувствовав это, Джим вдруг сказал резко:

– Плюс двадцать пять процентов к твоей зарплате.

Себ смотрел на него очень долго. Наверное, целую минуту. А потом совсем невесело рассмеялся. Господи, всё, что ему было нужно, это билет из дурдома на волю.

– Нет, сэр, спасибо. И если это всё…

Он встал.

– Я знал, что ты так скажешь, – заметил Джим. – Просто хотел проверить… С тобой непросто, мой дорогой. И всё-таки мне есть, что тебе предложить.

Нужно было уйти.

В который раз за последние двенадцать часов он говорит себе об этом? Себ сбился со счёта.

– Что-то, что ты примешь.

«Кругом, шагом – марш нахрен отсюда!» – рявкнул Себ мысленно, но команда не возымела никакого действия.

– Дэвида Блинча.

«Ублюдок», – подумал Себ, но не со злостью, а даже с каким-то восхищением. Не тонко, не изящно, но как же эффектно. Голову Блинча, виновного в смерти Эмили, он действительно хотел. Не думал об этом, но где-то глубоко внутри всегда держал мысль о том, что тот ещё жив и не присоединился к своим товарищам по теракту. Джим, наверное, берёг это предложение как козырь.

– Вы всё равно его однажды убьёте, – ответил Себ. – Пусть и не моими руками.

Внутри что-то как будто отпустило. Напряжение сошло на нет. Себ смотрел на Джима, сжавшегося на подоконнике, и не чувствовал ни страха, ни растерянности. Разве что сожаление. Потому что с Джимом и правда было интересно. Со всеми его странностями он был почти что инопланетянином, только зубастым и очень ядовитым.

– Был рад знакомству, сэр, – произнёс Себ твёрдо, но попрощаться не успел. Джим вдруг выдохнул:

– Ещё кое-что… – на его лице снова появилась улыбка, совершенно непонятная. – Что-то, что я могу предложить тебе. Возможно, могу, – он посмотрел на Себа почти заискивающе. – Ты надёжный, Себастиан. Ты не предашь меня… – он нервно облизнул губы и неуверенно протянул руку.

Себ нахмурился. Ладонь чуть подрагивала. Джим не отводил взгляда.

– Ты можешь работать на меня или нет. Но я прошу тебя… – кажется, ему было тяжело говорить, но даже при всём желании Себ не мог ему помочь, потому что он вообще не понимал, какого хера происходит: – Быть моим другом, Себастиан.

– Вы ведь понимаете, что это так не работает, да?

– Нет. Почему нет? – Джим подмигнул ему.

Потому что ни о какой дружбе речь тут идти вообще не могла. Джим уже сказал и даже повторил: он хотел себе няньку и снайпера. Зачем ему друг? Он вообще понимает, что это значит? Уверенности у Себа не было.

Ладонь подрагивала на весу. Себ выдохнул.

Он мог послать к чёрту увеличенный оклад. Отказаться от мести. Но повернуться спиной к человеку, который протягивает руку и просит быть его другом, так отчаянно, так неуверенно – никак. И чёртов Джим отлично знал это.

Преодолевая какое-то внутреннее сопротивление и приминая шотландскую матершину, Себ пожал ладонь Джима. Она оказалась очень маленькой, почти женской, и совершенно сухой.

«Я об этом чертовски пожалею», – внятно подумал он и сказал:

– Я продолжу свою работу.

Джим довольно улыбнулся, а Себ добавил:

– Но моя угроза остаётся в силе. Как и ваше обещание…

– Не трогать твои игрушки, да-да, дорогой.

Кажется, сейчас Джим был готов согласиться на многое. Его рука всё ещё оставалась в руке Себа. И он достаточно успешно боролся с искушением посильнее сжать пальцы.

– И двадцать пять процентов к зарплате.

Джим расхохотался и разорвал рукопожатие. Откинулся назад, прислоняясь к стеклу. Смерил Себа внимательным взглядом.

– Пусть так. Но ты зовешь меня Джимом. Мы ведь друзья?

Твою мать.

Себ чувствовал, что влип очень по-крупному, но почему-то ему тоже хотелось улыбаться.

– Чёрт с вами… Джим.

– Иди, дорогой, – мягко сказал он. – Отдохни. Скоро у тебя будет работа.