Текст книги "Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 49 страниц)

Если бы не капризы Джима, он едва ли сумел бы заставить себя уехать сегодня.

 – Когда у тебя выходной? – спросил он, пока Джоан парковалась возле станции.

 – Наверное, в субботу.

Они долго целовались на парковке перед станцией, и Себ едва не опоздал, но всё-таки успел купить билет и запрыгнуть в вагон на пару мгновений до того, как двери закрылись.

Глава 30

В квартире Джима снова, как в прошлый раз, было совершенно темно. Но Себ предусмотрительно подсветил стены фонариком и всё-таки нашёл выключатель.

Едва загорелся свет, от дивана донеслось сдавленное шипение, тут же перешедшее в стон, который резко оборвался на высокой ноте.

Себ приморгался и огляделся.

Квартира-комната никогда не была образцом порядка, но сейчас выглядела так, словно в ней проводили тактические учения для отряда штурмовиков: всюду грязь, подпалины на стенах, нагромождения обломков непонятно откуда взявшейся мебели.

Джим лежал на диване, опять почти голый, и закрывал лицо руками. Подойдя чуть поближе, Себ увидел, что его колотит крупная дрожь, а кожа блестит от пота. Как в лихорадке.

 – Свет… больно… – простонал он почти неживым голосом, – погаси…

Ещё одна ночь в темноте рядом с безумцем? Чёрт побери, Себ этого не хотел – но был вынужден подчиниться, причём не только потому что это был приказ начальника, но и потому что видел – свет действительно причиняет Джиму огромные страдания.

Едва комната снова погрузилась во мрак, Джим облегчённо выдохнул. Себ с помощью фонарика подобрался к дивану и присел на пол рядом.

В голову лезли странные мысли – темнота заставляла думать о близкой опасности, а пальцы зудели от желания сжать оружие. Если бы призраков этой комнаты можно было разогнать несколькими выстрелами – было бы круто. Но увы, все они лезли из головы Джима.

 – Он видел, как всё горит… – пробормотал Джим. – А я видел его лицо. Такой ужас. Такой сладкий страх. Я хотел большего.

Себ поостерёгся задавать лишние вопросы, но не понял вообще ничего.

 – Я мог бы заставить. Но ещё рано. Он такой хрупкий. Я хочу, Себастиан... – он захлебнулся словами и добавил что-то на ирландском, – Не спросишь, о ком я?

 – О ком вы?

Джим засмеялся.

 – Ты не спросил бы, если бы я не предложил… Ты скучаешь по работе, мой дорогой?

Джиму этого лучше было бы не знать, но Себ сомневался, что даже сейчас, в состоянии, близком к полному сумасшествию, Джим не разгадает его ложь, так что сказал:

 – Да.

 – У тебя чешутся руки. Ты не находишь себе места. Смотришь на телефон, ждёшь звонка или сообщения. Чем ты наслаждаешься, Себастиан?

Себ промолчал, а Джим повторил громче и настойчивее:

 – Чем?

 – Я не… – Себ помотал головой, сгоняя дремоту, – не понимаю вопроса.

 – Ты не любишь убивать, дорогой мой, мы оба это знаем, – в речи снова прорезался ирландский акцент, – этот упоительный момент прекращения жизни… ты даже не видишь. Ты никогда не смотришь на своих жертв дольше нужного, я замечал. Убеждаешься, что попал – и всё. Тогда чем ты наслаждаешься? – он закашлялся и захрипел, резко выдохнул: – Чем?

Кажется, длинная речь его утомила, но Себ не был так наивен, чтобы ожидать, что он забудет вопрос.

 – Я отвечу на любой твой вопрос, если скажешь…

Дались ему эти вопросы.

 – Я меткий стрелок, – проговорил Себ, немного подумав. – Мне нравятся сложные цели, опасные ситуации. Это…

 – О, адреналин…

 – И ещё понимание, что я делаю сложную работу. Выполняю приказ.

 – Спрашивай…

Себ, наверное, пару минут смотрел в темноту прямо перед собой, а потом всё-таки решился спросить:

 – Что с вами?

 – Оу… неплохой ход, детка. Неплохой. Мне интересно… У тебя много привязанностей: эта женщина-полицейский, седой инспектор, люди, которые заходят к тебе в гости. Мне интересно, что будет, если я прикажу тебе убить кого-то из них? Скажи мне, дорогой, что ты сделаешь, если я прикажу убить Грегори Рассела?

Твою мать. Себ сжал одну руку в кулак – разжал. Немного помолчал, выравнивая дыхание.

 – Вам нет необходимости убивать Грега или кого-то ещё из моих друзей, сэр.

 – Но если она появится?

 – То это будет последний раз, когда я выполняю ваш приказ… сэр.

 – Не бойся, – произнёс Джим серьёзно, – мне нужен мой снайпер. Ты спрашивал, что со мной. Прости, я не могу ответить. Доктора, который готов был поставить мне диагноз, я велел растворить в кислоте по кусочкам, а остальные не вникали в тонкости. Так что я не знаю.

Очаровательно.

 – Себастиан? Расскажи мне сказку.

 – Я вам лучше телефонный справочник почитаю.

Джим засмеялся, но смех очень быстро оборвался и затих.

 – Не надо справочник. Расскажи ещё раз… «Гулял мышонок по лесу…».

Поломанная игрушка Джима Фоули

2005 год

Полупустой лысый Норфолк-сквер, расположенный в паре минутах ходьбы от Паддингтонского вокзала, и летом не был туристической достопримечательностью. А в конце сентября и вовсе не представлял ни для кого никакого интереса. В нём, на лавочке, огибавшей единственный толстый каштан, сидел мужчина, к которому мало кто захотел бы приблизиться.

Во-первых, левая сторона его лица была сильно обезображена огнём: кожу покрывали рубцы, шрамы и стяжки, череп был наполовину лысым. Казалось чудом, что при этом он сохранил левый глаз.

Во-вторых, мужчина был калекой – с левой же стороны из-под рукава куртки выглядывал дешёвый протез, который ставят в государственных госпиталях, не слишком заботясь об удобстве.

И наконец, третьей причиной держаться от мужчины подальше было выражение его лица, вернее, той части, по которой можно было считывать эмоции. Мужчина смотрел вокруг себя с откровенной злобой и уже спугнул взглядом парочку студентов, которые хотели пообжиматься за кустами, и старуху с палками для ходьбы.

Мужчину звали Марк Смит, хотя он не помнил, когда в последний раз кто-то называл его по имени.

Когда в сквер свернул и решительно направился в его сторону ещё один посетитель, Марк скрипнул зубами от досады. Он хотел немного побыть один.

Посетитель, между тем, уверенно подошёл к лавочке, остановился в паре футов от Марка, языком перекатил во рту жвачку и спросил:

 – Можно?

Голос у него оказался высокий, манерный.

«Педик», – с уверенность подумал Марк, разглядывая незнакомца. Тот был мелкого роста, под дорогущим пальто на нём была малиновая рубашка. А часы (он немного в этом понимал) стоили больше, чем Марк зарабатывал за год в лучшие времена. А вот кроссовки на нём были светлые, стоптанные и грязные. Это бросилось в глаза и только усилило отвращение.

Не дождавшись ответа, незнакомец сел на лавочку, осторожно провёл холёными пальцами по рыжим волосам, уложенным гелем, будто бы проверяя, что из причёски не выбился ни единый волосок. Прикрыл глаза и сказал в пустоту:

 – Афганистан.

 – Что? – не понял Марк.

Его собеседник сделал нервное короткое движение – пожал плечами и двинул шеей одновременно.

 – Афганистан. Снайпер. Они проглядели растяжку. Вам повезло. Тех, кого вы прикрывали… – по-прежнему не глядя на него, незнакомец снова перекатил жвачку в другую сторону, – что ж, вместо них хоронили пустые гробы.

 – Вы кто? – хрипло спросил Марк.

 – Жена вас бросила. Может, потому что вы изуродованы, а может, боялась, что вы изобьёте её до смерти, когда узнаете об измене. Не напрасно боялась. Да, Марк?

Марк сжал единственную руку в кулак и повторил уже громче:

 – Вы кто? Что вы прицепились?

Незнакомец как будто и не слышал его. Так и не удостоив его взглядом, он продолжил:

 – Армейская пенсия разочаровала. Работы нет и не будет. Эти люди… они смотрят на вас как на невидимку, скользят взглядом мимо. А если замечают, то их тошнит. И вы даже не можете пойти в паб и подраться там, как раньше, потому что, – он улыбнулся, – вы больше не тот сильный и ловкий парень, который может уложить на лопатки любого, да?

Марка начинало потряхивать от злобы. Этот пижон сидел рядом и трепался о его жизни как о какой-то новости во вшивой газете. Если бы у него были обе руки, он встряхнул бы его прямо за лацканы дорогого пальто.

 – Вы думаете броситься под поезд. Не советую. Зачем ломать жизнь мальчишке-машинисту? Для самоубийства есть более весёлые способы.

 – Вот оно что. Вам от меня что-то нужно, да? Хер там. Проваливайте.

Незнакомец встал, расправил пальто и велел:

 – Идите за мной, Марк, – повернулся и пошёл прочь.

Он как будто ни на одно мгновение не сомневался в том, что изувеченный снайпер последует за ним. И правда, вскоре раздались клацающие неровные шаги. Помимо руки у Марка отсутствовала ещё и левая нога. Он двигался неровно, тяжело, но не отставал.

Они дошли до Роял Ланкастер Лондон» – дорогой гостиницы почти у самого Гайд-парка. Шестнадцатиэтажная громадина выделялась издалека. Марк такие ненавидел. Всё это стекло, позолота, швейцар на входе гаденький, с улыбочкой. Пол натёртый. Ему казалось, что все, кто был в фойе, включая официанточек и ресепшионистку с приметной грудью, пялятся на него с отвращением. Его должны были остановить на входе, но никто этого не сделал. Вслед за незнакомцем Марк прошёл через просторный холл до лифтов.

Они поднялись на последний этаж, и незнакомец ключом открыл огромный люкс. Марк оглядел его с отвращением, думая, что в этой комнате, наверное, поместится весь его дом.

В центре люкса стояла гигантская кровать. На столе – ведёрко с шампанским. Возле панорамных окон – два кресла. Марк уже подумал было, что наткнулся на извращенца, которому охота потрахаться с уродом, но тут увидел за вторым креслом установленную на сошки СВД с глушителем.

Незнакомец снял пальто, повесил на крючок, оставшись в своей гейской рубашке и тёмных брюках, прошел к креслу и сел, закинув ногу на ногу. Марк мялся у двери.

 – Ну же… Инструмент ждёт, – произнёс незнакомец и выразительно указал на винтовку.

Марк сглотнул так шумно, что, наверное, даже в коридоре было слышно.

После госпиталя он ещё ни разу не прикасался к оружию. Своего не было, денег на покупку – тоже. Да и страшно было попробовать снова и понять, что от былой меткости ничего не осталось.

 – Хотите меня в тюрьму упечь?

 – Это можно было бы сделать проще, – пожал плечами незнакомец. – Хочу, чтобы вы для меня кое-кого убили.

Марк медленно приблизился к винтовке. Протез мешался, так что он почти пять минут опускался на пол и занимал позу если не удобную, то хотя бы терпимую. Потом примеривался к прицелу.

СВД он терпеть не мог. Кусок грубого говна. Но это не значит, что он не мог с её помощью кого-то убить.

 – Кто вам нужен? – спросил он.

 – В целом, кто угодно, – хмыкнув, сказал незнакомец. – Давайте, Марк, удивите меня. Убейте кого-нибудь. На свой вкус, – и он достал маленький театральный бинокль.

Прислонив бинокль к глазам, Джим Фоули принялся разглядывать людей в парке. Ему было интересно, кого выберет Марк. В груди что-то сжималось в лёгком предвкушении.

Впрочем, не только выбор, но и процесс убийства заслуживал внимания. Положив бинокль на колени, Джим перевёл взгляд на снайпера и чуть прикусил губу, чтобы лишним звуком не сбить его настрой. Так уж вышло, и не случайно, что сейчас Джиму была видна только правая, не обезображенная половина лица Марка. И надо признать, эта половина заслуживала не меньше внимания, чем левая.

До взрыва Марка, должно быть, называли смазливым. Чувственные губы, пусть даже чуть тонковатые. Густые брови (теперь уже одна, конечно). Каштановые волосы лет десять назад были его гордостью, а сейчас выпадали даже в тех местах, где не было ожогов и шрамов. Пухлый мягкий подбородок. Джим не обманулся бы таким, но на едва вышедших из пубертата девчонок должно было работать потрясающе. С таким подбородком Марк казался добряком.

Но в эту минуту лицо Марка искажала дивная гримаса. Все мышцы были напряжены, рот слегка приоткрылся. Язык нервно метался по зубам, касался то и дело уголков губ. Тело оставалось неподвижным, но на висках выступили капельки пота. Палец поглаживал скобу. Дышал Марк при этом правильно, ровно. Надо же, профессионал.

Джим успел как раз вовремя поднять бинокль, чтобы увидеть, как молодой чернокожий спортсмен, совершавший пробежку по дорожкам парка, падает замертво с пулей в сердце.

Марк не отрывался от прицела, даже чуть подкрутил его, приближая. Выдохнул сквозь стиснутые зубы.

 – Чудесно, – протянул Джим.

Марк тяжело поднял голову и посмотрел на него тёмным, затуманенным взглядом. Джим давно не угадывал людей так точно, до мельчайших деталей. Марк не убивал. Он насиловал через прицел и кончал выстрелом, и его потряхивало после этого оргазма.

 – Хороший выбор.

 – Что вам надо? – хрипло спросил Марк, стискивая винтовку пальцами.

 – Сейчас? Завтра? Вообще? Задавай вопросы точнее, мой мальчик.

 – Засуньте этого «мальчика» в задницу. Что вам надо от меня?

От относительного спокойствия до ярости разгон – меньше пары секунд, отметил Джим с предвкушением.

 – Например, чтобы ты встал и разделся.

Марк действительно начал неловко вставать, но только затем, чтобы нависнуть над креслом Джима и прорычать:

 – Я тебе пидор, что ли?

Джим чуть выше поднял голову, отмечая, что это ощущение – когда нечто вроде Марка Смита нависает над тобой, пылая тупой яростью, – достаточно оригинально и интересно.

 – Давай подумаем? Гарри Ньюман, Кевин Фостер, Сэм Браун… Не думаю, что они женщины, – спокойно сказал Джим. – Ну же, не ломайся. Когда тебе ещё перепадёт секс, красавчик?

Раз – и рука Марка сжимается на горле Джима. Ничего похожего на заигрывание, хватка такая, что можно и правда задушить. Тело Джима кашляет, хрипит, у него из глаз текут слёзы, а сам Джим с любопытством рассматривает покрасневшие глаза Марка, выкатывающиеся из орбит.

 – Лучше уж никогда, чем стать подстилкой типа вроде тебя.

Как только давление на горло ослабло, Джим перевёл дух, ощупал трахею, подумал, что на коже точно останутся гематомы, и заметил:

 – Разве я об этом что-то говорил? Не беспокойся, детка, я не гордый и не ханжа.

Марк за свою жизнь ещё никогда не чувствовал такого желания растоптать и уничтожить кого-то.

После убийства негра в крови ещё гулял азарт, возбуждение, из-за которого у него всегда были проблемы в армии. А здесь не было командования, не было напарника, который выматывал бы дебильными вопросами и советами. Только винтовка, разрешение ей воспользоваться и безучастный зритель. Всё, что нужно.

И тем не менее, того, кто подарил ему это всё, Марк хотел не просто убить, а стереть в порошок. Всё, что он испытывал раньше, просто меркло в сравнении с этим желанием. Ирландский задрот, который бесил его долгих три месяца, бывшая жена, достававшая годами, медсестричка из госпиталя, его последний враг, – все те, кого он привык ненавидеть, вдруг показались просто тенями.

Незнакомец без имени встал, вытащил изо рта жвачку, скатал в комок и положил на стол рядом с шампанским. Потом разделся целиком, осталась только какая-то висюлька на запястье. Он повернулся к Марку и улыбнулся. Марк оглядел его тощее хилое тело и наградил оплеухой – достаточно сильной, чтобы из разбитого носа потекла кровь.

Незнакомец чуть зажмурился, и Марк рявкнул, чтобы он не смел закрывать глаза. Он бы покрошил его на куски и заставил смотреть на процесс.

Джим сдерживал улыбку.

Он не любил боль, никогда. Но в некотором роде она привлекала его. Она напоминала хождение по узкому ломкому краю старой крыши, когда под ботинками крошится шифер, когда каждый шаг может привести в пустоту.

Боль отрезвляла.

За свою жизнь Джим перепробовал многое, но ни стимуляторы, ни секс не заставляли его чувствовать себя настолько свободным.

Он намеренно, насильно заставлял себя чувствовать каждый удар Марка, не просто фиксировать, а осознавать и проживать заломы, укусы, царапины от грязных нестриженых ногтей и от необработанных краёв протеза.

Марк злился.

О, Джим отлично знал, чего он хочет и чего ждёт. Но ему придётся перебиться. Впрочем, если он будет хорошим мальчиком – вернее, плохим мальчиком, учитывая контекст, – то возможно однажды Джим сыграет для него что-то, похожее на страх. Но точно не сегодня. До такого уровня близости они пока не дошли.

Джим смотрел перед собой всё время. То и дело телесные ощущения туманились, как будто уплывали, и тогда Джим ловил ониксовый крест, сжимал его – и снова погружался в пронзительную, острую боль, которую причинял ему Марк.

Кончив, Марк отпихнул его в сторону резко, с рычанием:

 – Нежностей не жди. Хочешь – сам о себе позаботься.

Он был весь потный, красный. Уродливо-красивый. Пожалуй, стоит заказать ему протезы получше, решил Джим. Его нынешние портили всю идею своей дешевизной.

Любезным предложением Марка Джим воспользоваться не захотел, потянулся, встал и подошёл к окну. Сел на подлокотник кресла, даже не думая одеваться. Поболтал ногой. Взял с кресла уже подготовленную пачку фунтов, завёрнутую в плотный файл, и швырнул на кровать.

Марк колебался недолго, развернул, пересчитал и спросил:

 – Что мне мешает грохнуть тебя и забрать остальное? И ещё часы и прочее?

Джим улыбнулся, чувствуя, как привычное движение мышц отзывается болью в скулах и подбородке, а кожа, стянутая коркой из крови, щиплет. Конечно, он мог бы привести двадцать аргументов. Например, напомнить, сколько своей ДКН Марк успел оставить в номере. Но вместо этого взял с того же кресла маленький детонатор и предложил:

 – Загляни под кровать.

Марк подчинился, хотя это было и непросто. А когда выпрямился, то у него дрожали губы.

 – Мы можем проверить, – лениво сказал Джим, – повезёт ли тебе умереть во втором взрыве. Или, может, просто оторвёт оставшиеся конечности?

Бросив детонатор обратно на кресло, Джим спокойно оделся, провёл пальцами по волосам, на которых, конечно, не осталось и намёка на укладку. Очень ровно завязал галстук. Забрал со стола жвачку и снова закинул в рот.

Марк следил за ним, чувствуя, что его потряхивает от всего пережитого. И от соседства с взрывчаткой.

 – Все документы на винтовку под кроватью. Будь аккуратным, не задень что-нибудь, – сказал Джим и прибавил ласково: – До встречи, сладкий. Мы ещё увидимся.

Глава 31

Сказка в этот раз не усыпила Джима, а только ввела в какое-то состояние оцепенения. Себ слышал его неровное, прерывистое дыхание, то и дело переходящее в надсадный хрип, и слова застревали в горле. Но он их проталкивал через силу.

 – Чего ты боишься, Себастиан? – слабо спросил Джим, когда сказка закончилась.

 – Я не знаю.

 – Врёшь.

Себ выдохнул. Лучше уж «Очень голодную гусеницу» читать – как продолжение программы – чем опять участвовать в сеансе мозгового изнасилования.

 – Я не хочу отвечать на этот вопрос, Джим, – произнёс он ровно. – Он личный.

Джим издал каркающий звук, который, наверное, можно было бы принять за смех, но только при наличии хорошего воображения.

 – Вот как мы умеем! Ты становишься интереснее, если зацепить тебя за живое, детка.

 – А вы? Вы чего боитесь? – Себ не знал толком, зачем спрашивает. Ему не было интересно. У него вообще было чувство, что чем меньше он узнает о Джиме, тем безопаснее и спокойнее будет жить. Но других вопросов в голову не приходило, а босса надо было отвлечь. Пусть говорит – и тогда, возможно, устанет достаточно, чтобы отрубиться.

 – Скуки… Который час? – он вдруг дёрнулся и сел на кровати.

Себ включил подсветку на циферблате и ответил:

 – Половина двенадцатого.

 – Пора идти. Помоги мне.

Себ встал и протянул руку вникуда, однако Джим цепко схватился за его ладонь и с трудом поднялся. Пошатнулся. Себ схватил его за липкие ледяные плечи и уточнил:

 – Может, не стоит?

 – Включи свет, детка… Мне нужно одеться, – Джим нервно хихикнул, и Себ подчинился, надеясь, что, пока он ходит включать свет, босс не упадёт и не разобьёт себе голову. Опасения были не напрасны: Джим нервно вскрикнул, когда зажёгся свет, шатаясь, наклонился за помятым костюмом, но не справился с собственным весом и повалился на пол, едва успев выставить руки.

«Да твою мать, серьёзно?» – подумал Себ отчаянно. Ладно, одеть – как ему тащить это тело?

Себ помог Джиму перебраться на диван, сел рядом и попытался установить зрительным контакт. Взгляд Джима бесцельно бегал, губы дрожали. Но всё-таки наконец Джим посмотрел Себу в глаза, и тот сказал мягко:

 – Джим, вы не в себе. Вам бы полежать и попытаться уснуть.

Джим долгие несколько секунд, чуть щурясь, выдерживал его взгляд. Потом зажмурился и засмеялся.

 – Я в норме, детка… Дай… – он попытался указать на кучу одежды, но жест вышел смазанным.

Точно зная, что ещё пожалеет об этом, Себ собрал одежду и положил рядом с Джимом, который сумел одеться минут за двадцать – почти самостоятельно. Разве что пуговицы застегнуть не смог и шнурки завязать. Себ помогал ему молча , в каком-то автоматическом режиме, не рассуждая.

Конечно, нормально идти Джим не мог – шатался из стороны в сторону, как будто его разбивал частичный паралич. Будь он повыше, вести его было бы проще – а так Себу приходилось сгибаться, чтобы, закинув безвольную руку себе на плечи, вести его, удерживая за подмышки.

 – До машины… – прохрипел Джим. – Рядом…

Стоило хотя бы порадоваться, что он лёгкий – особенно в сравнении с Грегом, которого Себ таскал недавно. «Себ Майлс – услуги по транспортировке бессознательных тел в любой кондиции», – подумал он, но признал, что шутка вышла очень слабенькая. Ещё Джиму в плюс перед Грегом можно было отнести запах. Он, конечно, вонял потом, но куда меньше.

В лифте с выбитой лампочкой Джим слегка взбодрился и даже сам начал держаться на ногах, но по дороге к машине всё равно загребал пыль носками модных туфель.

 – Карман…

Знал бы Себ заранее – заехал бы за «Фордом» прежде, чем отправляться к Джиму. Не любил он водить этот «Ягуар».

Джима пришлось пристёгивать: упав на пассажирское сиденье спереди, он, кажется, совершенно растерял последние остатки сил и буквально повис на ремне.

 – Куда едем?

 – К Британскому музею, – через несколько минут скомандовал Джим, и Себ поехал.

Ночью в воскресенье дороги были совершенно пустыми. Джим устроился на сиденье и не то просто затих, не то уснул. Машина шла легко. Себ чувствовал, что напряжение слегка ослабевает. И тут вспомнилась Джоан.

Глупо до смешного. Он спокойно рассказывал ей сегодня про девяносто шесть убитых своими руками – и не сомневался, что она сможет понять. А спроси она, чем занимался сегодня весь вечер… Он бы не смог ответить. Вернее, не захотел бы. Что-то придумал бы, говорил бы про пункт о неразглашении в контракте, но правды бы не сказал.

Смерти на войне были нормальным явлением. А Джим находился за гранью нормальности. Такой вот постыдный секрет. И не только для Джоан, но и для Сьюзен. Когда-нибудь её вопросы о папиной работе станут более конкретными и настойчивыми. Возможно, однажды его ложь перестанет действовать, но даже ей он скорее расскажет о сотне убитых.

Чтобы заглушить неприятные размышления, Себ повернул колесо громкости, и магнитола тут же наполнила салон какой-то инструментальной музыкой. Себ в ней совершенно не разбирался, но звучало достаточно бодро и красиво, так что он не стал искать радио.

Джим чуть пошевелился, но глаз не открыл, так что, видимо, ему музыка тоже не мешала.

Себ сосредоточился на дороге, выкидывая из головы лишние мысли. Без пробок до Британского музея они долетели за двадцать минут. Джим очнулся за мгновение до того, как Себ сбросил скорость и начал оглядываться в поисках места для парковки.

 – На той стороне, – сонным голосом скомандовал Джим, а потом сам отстегнулся и выбрался из машины. Кажется, короткий сон пошёл ему на пользу – он уже держался на ногах и смотрел осмысленным, трезвым взглядом. Улыбнулся, поднимая голову вверх и подставляя лицо редким дождевым каплям.

 – Пойдём, детка. Здесь недалеко.

И он, сунув руки в карманы пальто, первым зашагал по узкой, заставленной машинами улице.

После нескольких поворотов они выбрались на широкую Хай Холборн, Джим остановился, повернулся к Себу и спросил с неожиданным участием:

 – Ты голоден, дорогой?

До этого вопроса Себ о еде не думал – хватало забот. Но тут осознал, что обед был достаточно давно и особой плотностью не отличался. Ответить он не успел – Джим, как обычно, всё прочитал на его лице и заметил:

 – Тебе понравится. Жди здесь, – и, наплевав на сигнал светофора, перешёл на другую сторону улицы.

Себ следил за ним, как если бы он был целью – не выпуская из виду ни на секунду. Он прошёл ещё немного по улице и остановился под козырьком – судя по всему, там был какой-то магазин. Правда, учитывая позднее время, он должен был быть закрыт – но Джима это явно не смущало.

Из-под козырька он отшёл через несколько минут, держа небольшой свёрток в одной руке. Отчётливо запахло едой.

 – Один парень уверял меня, что это лучшая шаурма в Лондоне. Тебе должно понравиться, – подмигнул Джим, вручая свёрток Себу. – Надеюсь, ты можешь есть на ходу.

За Джимом следом Себ пошёл совершенно ошарашенный: что это вообще сейчас было? Не найдя ни одного внятного ответа, Себ принялся за шаурму – лучшую там в Лондоне или нет, но горячую, свежую и, определённо, отменную.

Они уверенно двигались в сторону Сити, но Себ даже не пытался угадать, зачем. Может, Джиму просто хочется прогуляться по знакомым местам? А может, где-то на крыше уже заготовлена винтовка? Себ успел расправиться с шаурмой, когда они вышли к Собору Святого Павла. Джим остановился, разглядывая собор, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую. Приблизился к ступеням и, чуть поколебавшись, присел на одну из них – мокрую и наверняка холодную. Кивнул, приглашая присоедниться.

 – Я лучше постою. И вам советую.

Джим фыркнул:

 – Сумасшедшим не страшна простуда, – и добавил задучиво: – Я люблю это место. Особенно купол. Мне нравится думать о том, чего нет.

Это заявление Себ не прокомментировал никак.

 – Здесь в разное время стояло четыре разных собора. Мне нравится их разглядывать. Особенно предпоследний… Каменная громада, склонившаяся перед буйством огня.

Угадав намёк на лондонский пожар, Себ мысленно вывел себе отличную отметку по истории – и подтвердил её, вспомнив год. Он-то думал, что эти знания остались где-то в старшей школе.

 – Здесь всё пылало, знаешь… Сердце Лондона в языках пламени, осыпающиеся камни, перекрытия, прогорающие до головёшек, – Джим сощурился с наслаждением. Кажется, мысль о пожаре доставляла ему удовольствие. Открыв глаза, он ухмыльнулся: – Не бойся, я не собираюсь поджигать город. Который час?

 – Двенадцать… – Себ глянул на часы, – двадцать три.

 – Почти, – он протянул руку. Себ помог ему подняться, и они двинулись в обход собора.

У Себа не было ни одной идеи, куда именно они идут и зачем, но он даже не тратит силы на то, чтобы угадать.

Через несколько минут Джим остановился возле отдельного церковного здания, тоже, похоже, достаточно старого. Себ не помнил, что это за церковь, а вот Джим погладил каменную колокольню с нежностью, опёрся о неё рукой и достал из кармана пальто маленький бинокль, похожий на театральный. Поманил Себа подойти поближе и поднял бинокль, вглядываясь во что-то на другой стороне улицы. Даже без этой сомнительной, особенно в ночных условиях, оптики Себ увидел, как из поворота выходит человек.

Джим нервно облизнул губы, продолжая смотреть на него, а Себу оставалось только прищуриться. Человек попал в свет фонаря, и Себ узнал его. Они с Джимом уже как-то наблюдали за ним – в какой-то студии, с помощью скрытой камеры. И вот, теперь решили посмотреть, как он гуляет ночью.

Шёл мужчина ровно, но тяжело, словно тоже пережил приступ или просто был пьян. Перейдя дорогу в положенном месте, он сел на лавочку возле Собора Святого Павла и, запрокинув голову, посмотрел наверх. К Себу с Джимом он теперь сидел спиной, но кажется, Джима это не смущало.

Мужчина на лавочке не двигался. Джим только изредка глотал ртом воздух. Себ скучал.

Так прошло больше часа, а потом на улицу выехал чёрный «Ягуар». Тяжело поднявшись, мужчина оглянулся ещё раз на собор и сел в машину. Когда та скрылась за поворотом, Джим опустил бинокль и закрыл лицо ладонью, а потом вдруг истерично расхохотался.

Когда он успокоился и спрятал бинокль, Себ спросил:

 – Кто он?

 – Я, – отозвался Джим. – Ну, не смотри с такой ревностью. Тебе достаточно знать, что он – это я. Только, знаешь, чуть более правильный. Однажды… – язык Джима опять начал заплетаться, и конечно, появился акцент, – однажды он меня узнает и уже не сможет забыть.  Будет думать обо мне каждую минуту, повторять моё имя, ненавидеть меня каждой клеткой тела и разума. Ох, – он улыбнулся, – не могу дождаться.

 – По вашему тону, – слегка осмелев, заметил Себ, – непонятно, вы его хотите… или хотите убить?

Джим засмеялся тихим, неопасным смехом.

 – Как ты думаешь, детка?

Как следует поразмышляв, Себ ответил:

     – Мне кажется, где-то посередине.

Джим опустил руку в карман, пошарился там и достал клочок бумаги и карандаш. Что-то быстро нацарапал и протянул Себу. На бумажке оказался написан номер телефона.

 – Возможно, ты захочешь как-нибудь мне позвонить, – он подмигнул. – Не стесняйся.

На обратной дороге Джим снова уснул, когда снова оказался на любимом диване, махнул рукой:

 – Ты свободен, Себастиан. Можешь взять мой автомобиль, если хочешь.

Себ поблагодарил, но про себя подумал, что предпочтёт идти пешком. К счастью, этого не потребовалось – всего через пару кварталов он поймал такси.

Дома на кухонном столе его ждал жёлтый плотный конверт без надписей. Осторожно вскрыв его, Себ достал один билет до Вены, паспорт на имя Стивена Эванса и записку неровным быстрым почерком на жёлтом стикере: «Развлекись там как следует за нас обоих, детка».