Текст книги "Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 49 страниц)

Александр: часть восьмая

Александр никогда не дружил особо с техникой, он был из тех людей, у которых компьютер то и дело сходит с ума и начинает жить своей жизнью. Поэтому, когда экран внезапно почернел, а курсор пропал, Александр торопливо отпустил мышку, снял руку с клавиатуры и замер в ожидании. К счастью, он сохранил документ меньше минуты назад, и с тех пор едва ли написал больше пары предложений, так что – ничего страшного.

Во всяком случае, он себя этим успокаивал.

Какое-то время экран оставался чёрным, а потом слегка посветлел. Александр приготовился к тому, что сейчас на нём появится множество бессмысленных надписей, которые умел расшифровывать только Мэтт. Каким-то образом тот, даже не видя экран, с первых слов Александра разбирался в проблеме и говорил что-то вроде: «Нажми F1, потом Enter, и всё заработает». И главное, это всегда помогало.

Системный блок зажужжал громче, по экрану пошли белые полосы, а Александр потянулся за телефоном, но не успел даже взять его в руку, потому что из колонок раздалось шипение, и следом, на его фоне:

 – Камеру включи, придурок! Да поверни ты её!

Что-то мелькнуло, и в черноте проступили мутные очертания пока непонятных предметов. Тот, кто держал камеру, явно был любителем, если не сказать – дилетантом. Различить объект съёмки было не так-то просто. Какой-то длинный коридор, кажется. Впереди силуэт – не то человек, не то машина. Было очень темно, картинка дрожала. Поправив очки, Александр наклонился к монитору.

 – Свет включите! – попросил другой голос. – Тут чернота сплошная!

Наверное, это сказал оператор.

Ещё пошипело, и действительно, стало светлее. В объективе возник церковный алтарь. Это явно была католическая церковь, подготовленная к рождественскому богослужению.

 – Ну как?

 – Порядок.

Люди в кадр не попадали, и почему-то от этого было тревожно. Александр не понимал, что это за видео и как оно появилось на его компьютере, но боялся отвести от него взгляд и что-то упустить.

Ничего не происходило.

А потом раздался вопль. Приглушённый, отдалённый, но совершенно явно наполненный болью и страхом. Через шипение донеслось:

 – Нет, не надо, пожалуйста, богом прошу! Я ничего не сделал!

 – Нехорошо врать на последней исповеди! Эй, посторонись. Пусти святого отца.

Мимо оператора прошли две фигуры, мутные и тёмные, но оказавшись возле алтаря, они попали в фокус. По спине Александра прошёл холодок, когда он увидел мужчину в криво надетом белом литургическом облачении и с непокрытой головой. Мужчина трясся от ужаса, и его удерживал за плечи громила в чёрной куртке и маске. Священник или человек костюме священника, кем бы он ни был, тихо завыл, когда громила подсечкой под босые тощие ноги заставил его упасть на колени перед алтарём, но лицом к камере.

 – Пожалуйста, я ничего не делал! – прохныкал священник. – Вы не можете! Господь покарает вас…

 – Это точно! – хохотнул грубый голос, тот же, который сначала требовал включить камеру. – А пока карает вас. Давай, прикрой камеру пока, тут будет скучно!

Дальше была монтажная склейка, мгновение черноты, и тут же – снова церковь. Только священника обвязали верёвкой прямо поверх облачения. Громилы рядом уже не было, священник остался один, напуганный, рыдающий и, кажется, беззвучно повторяющий слова молитвы. На лице у него появилась кровь и след от удара. Наверное, он сопротивлялся.

Громила появился опять, достал из кармана коробок спичек, чиркнул – и бросил себе под ноги, на ковёр. Обошёл алтарь, уронил спичку за него. Ещё одну – на цветы слева от алтаря.

Уже виднелся дым. Священник кричал, но Александр не слышал ни звука: кто-то выключил микрофон. Наконец, последнюю спичку громила кинул прямо перед священником, проследил, как занимается пламя на ковре – и вышел из кадра. Экран погас.

Перед Александром снова был его документ с набросками к новому сценарию, но даже если сильно постараться, он не смог бы вспомнить, о чём писал. Видео стояло перед глазами, и вместе с тем на него накладывались другие кадры, снятые профессионально, качественно, восемь лет назад.

«Отпускаю грехи твои». Отец Фред был одет точно так же, как этот безымянный мужчина. И Александр уже достаточно знал убийцу, чтобы сомневаться в том, что он остановил казнь после того, как закончил запись.

Стерев слёзы, которые катились по лицу градом, Александр всё-таки дотянулся до телефона и набрал Мэтта.

***

Компьютер забрали молчаливые агенты в костюмах, а заодно прихватили интернет-модем и телефон Александра. Пообещали вернуть «скоро», но Александр им не поверил.

Совершенно опустошённый, он сидел в гостиной, пил чай, который заварил ему примчавшийся сразу же Мэтт, и пытался прийти в себя.

Елена уже сообщила, что запись – не подделка. И недалеко от Дублина действительно сгорела церковь вместе со священником. Его звали отец Фред. И да… Точно как опасался Александр, этот отец Фред был вынужден переехать в новый приход из-за скандала, связанного с педофилией. Правда, обвинения остались недоказанными.

– Больной ублюдок, – вслух ругался Мэтт над ухом, – что он привязался к твоим фильмам? Чокнутый псих!

– Он мог выбрать Грету, – тихо произнёс Александр, когда чай начал остывать.

– Что? Твою ж…

До сих пор шагавший взад-вперёд по комнате Мэгг упал в кресло и шумно выдохнул.

– Мог ведь, – повторил Александр. – Или Тревора.

Даже от мысли об этом прошибал холодный пот. Но учитывая, что уже сотворил убийца, можно было ожидать худшего. Однако же нет, он не стал убивать детей.

Александр снял очки, потёр слезящиеся глаза и вслух застонал. Даже так это было слишком больно. Даже если этот отец Фред был преступником и подонком, как его экранный двойник, Александр не желал быть причастным к его смерти, тем более – такой страшной.

– Он всё равно маньяк, – пробормотал Мэтт, – но хотя бы не совсем отбитый.

– Нет, – произнёс Александр, – не маньяк. Чем больше я думаю об этом, – а он думал, во всяком случае, мыслительный процесс в его голове шёл даже тогда, когда сам он пребывал в некоем подобии анабиоза, – тем больше уверяюсь в том, что он не маньяк. Он не одержим идеей.

– Разве? Он спёр крест из твоей студии.

– Но ему в голову не пришло взять там же реквизит для сцены сожжения отца Фреда.

– Почему?

Александр не был уверен в ответе, но ему нужно было озвучить зудящую мысль.

– Потому что он знает, что это неважно.

– Не понимаю…

– Я тоже, – согласился Александр, отставляя чашку на стол и сцепляя пальцы в плотный до боли замок, – это просто… Маньяк, затеяв воровать реквизит, продолжил бы это дело. Но он не стал. Рядом с этим же крестом стояли искусственные цветы и вертеп для церкви, дубликаты тех, которые мы сожгли. Он не взял их. Он выбрал церковь даже не близком с тем местом, которое я упоминал в «Отпускаю грехи твои», но убил девушку именно в Оксфорде, на той самой улице, у дверей ратуши.

– И это значит, что?..

Александр поднял взгляд на Мэтта. Тот не понимал, и Александр не винил его. Ему самому эта идея казалась как минимум наполовину бредовой.

– Он понимает мои фильмы. Выделяет важное. Не тупо копирует, например, кульминацию, а находит ключевую смерть, которая переворачивает всё. И детали… Он понял, почему так важен крест.

– Это… хорошо или плохо? – спросил Мэтт. – Ты говорил Елене?

– Ещё нет. Скажу, как только мне вернут… – он хотел сказать: «Телефон», – но не успел, его прервал бодрый рингтон Мэтта.

– Мисс Кларк? – собранным тоном тут же ответил Мэтт. – Что? Да. Я его привезу. Спасибо!

Сбросив вызов, Мэтт поражённо произнёс:

– Убийца Кевина сдался полиции. Поехали…

Глава 26

Не в первый раз Себ испытывал это чувство. Совершенно сюрреалистичное. Вчера ещё ты возился в грязи, крови и дерьме, голодал, глотал пыль, решал, кому жить, а кому умирать, сам мог сдохнуть в любой момент – а сегодня сидишь в чистой уютной гостиной, пьёшь чай из фарфоровой чашки с рисунком, жуёшь домашнее печенье и слушаешь про школьные успехи дочери.

Собственно, это ощущение нереальности происходящего накрывало Себа всякий раз после возвращения домой. И даже при том, что итальянское приключение было очень коротким, Себ никак не мог перестроиться. Осознать, что всё позади. Что самая главная проблема сейчас – это низкие оценки Сьюзен по математике.

 – Басти?

Себ сфокусировал взгляд на миссис Кейл и улыбнулся:

 – Да, я поговорю с ней… и напишу учительнице, – он всё-таки краем уха уловил её последние слова. Миссис Кейл покачала головой:

 – Ощущение, что ты после отпуска ещё больше устал, – она подлила ему чаю и села на диван, чуть в стороне. – Прости, я не хочу лезть в твою жизнь.

 – Да нет, – он пожал плечами и глотнул чаю, – всё отлично, правда. Просто… пришлось поработать последние дни, – он выдавил из себя неловкую улыбку. Это было сложно. С Эмили тоже – всегда. И то, что она знала, откуда он возвращается, ничуть не помогало. Он не хотел приносить всё это дерьмо к ней, но никак не мог научиться оставлять за порогом.

 – Знаете, – он отставил чашку, – поеду, заберу Сьюзен сам. Позвоните мисс Кларенс, скажите, что она сегодня может отдохнуть.

Миссис Кейл вздохнула, но кивнула:

 – Хорошо. Привезёшь её домой или..?

 – Или, я думаю. Она, – он провёл пальцами по волосам, чувствуя неловкость из-за своих слов, – немного на меня обижена. Поедем ко мне, обсудим это. И математику, конечно.

Он был рад выйти из дома миссис Кейл – вдохнуть неожиданно прохладный морозный воздух полной грудью, снова остаться в одиночестве. Конечно, он знал по опыту, что через пару-тройку дней это пройдёт. Но Сьюзен не могла ждать столько времени. Прилетев в Британию, он сразу позвонил ей – и она сбросила вызов. Потом снова. И теперь, проспав не неделю, как мечталось, а всего сутки, он чувствовал необходимость поговорить с ней.

Внезапно выпавший ночью снег, разумеется, превратил лондонские дороги в одну бесконечную пробку. Десятиминутная поездка растянулась почти на полчаса. «Форд» полз со скоростью улитки, а Себ восстанавливал душевное равновесие и порядок в голове.

Всё закончилось. Ночная мрачная Генуя, залитая холодным дождём, шесть трупов, взорванный номер, изнывающий от скуки Джим – всё осталось в прошлом. Здесь только Лондон, обычные люди, обычные пробки.

«Я позвоню тебе, детка. Отдыхай», – звякнуло в ушах. Джим исчез в аэропорту так же внезапно, как появился – просто растворился в толпе, даже не забрав поддельный паспорт. Себ убрал его в сейф – на всякий случай.

Горячий душ и удобная кровать казались каким-то извращённым излишеством. И, несмотря на смертельную усталость, Себ проворочался почти час, прежде чем смог уснуть.

«Да ладно, приятель, – подумал Себ с раздражением, – как будто в первый раз».

Он выехал на парковку возле школы, вышел из машины и сложил руки на груди, приготовившись ждать. До конца уроков оставалось ещё сорок минут.

Ожидание не казалось утомительным. Себ разглядывал здание, с крыши которого меньше полугода назад следил за домом Эмили. Так себе позиция, на самом деле. Только ночью и могла сойти – при свете слишком легко засветиться, здание невысокое. Мелькнула и пропала мысль об Аннет. Ну, не соврал же Джим насчёт наркотиков? Себ попытался вспомнить, видел ли он какие-то отметки от уколов у неё на бёдрах или где-то ещё, но осознал, что не может вообразить хоть сколько-нибудь чёткую картинку. Что там, он и лица-то уже толком не помнил. Очень бы хотелось верить, что Джим ошибся. Аннет казалась ему хорошей девушкой. Но она так поспешно сбежала, а Джим был так уверен в своих словах, что…

 – Мистер Майлс! – раздался справа женский голос.

Себ обернулся и увидел соседку миссис Харрис – мать Джулии и Пита. Она шла к нему бодро и энергично, протягивая руку для приветствия.

 – Миссис Харрис, – кивнул Себ без особого удовольствия. На рождественском обеде она вела себя не лучшим образом, и Себ не стремился поддерживать это знакомство.

 – Сесиль, я же просила, – заулыбалась она, перекидывая через плечо густые чёрные волосы. – Что же, вы сегодня сами забираете Сьюзен?

Себ кивнул, а миссис Харрис, не отпуская его руку, чуть понизила голос, приблизилась и сказала, окутывая густым сладким ароматом духов:

 – Я просто восхищаюсь вами. Вы так заботитесь о девочке! Не каждый мужчина стал бы так возиться с ребёнком.

Себ осторожно вытащил свои пальцы из её хватки, отстранился и ответил:

 – Она моя дочь, конечно, я забочусь о ней.

Миссис Харрис демонстративно закатила глаза:

 – Ох, многие мужчины плохо помнят, в каком классе учатся их дети. О, – она снова сделала полшага вперёд, – вы загорели, Себастиан! Вам очень идёт!

На рождественском обеде он уже имел сомнительное удовольствие общаться с ней в подобном ключе. Но тогда наличие в той же комнате её мужа и соседей несколько остужало пыл. А с этой парковки, чувствовал Себ, ему придётся спасаться бегством. Потому что альтернатива – только оттолкнуть её, грубо осадить, но он сомневался, что сумеет это сделать.

Даже не сказав своё привычное: «Просто Себ, пожалуйста», – он снова немного отодвинулся и сообщил, что погода приятная. Как раз в этот момент шквалистый ветер швырнул ему в лицо горсть мокрого снега, но это не помешало миссис Харрис радостно воскликнуть:

 – Прекрасная! Я обожаю снег, а вы?

Быстрый взгляд на часы показал, что освобождение придёт только через десять минут, и это в лучшем случае, а скорее даже через двадцать – пока там детей отпустят с урока, пока Сьюзен оденется.

Решив, что вопрос о погоде может остаться без ответа, Себ промолчал, а миссис Харрис, снова подходя ближе, проговорила:

 – Вы, наверное, ужасно устаёте от этой рутины. Работа и ребёнок. Знаете, нам всем время от времени нужно устраивать себе выходные. Просто отвлекаться от своих дел. Переключаться, – она посмотрела на него внимательно и с явным намёком, а Себ подумал, что его терпение начинает заканчиваться. Но ведь не сумеет он послать ей к чёрту прямым текстом, правда? Себ мысленно прикинул подходящие фразы. И наконец нашёлся с ответом:

 – Конечно. Думаю, вы с мужем обязательно должны находить время только на себя.

Миссис Харрис удержала лицо, но сделала два шага назад и сделала вид, что заинтересовалась своим телефоном, а Себ выдохнул с облегчением. И спустя минуту двери школы распахнулись, выпуская на волю поток учеников.

Сьюзен он увидел, как только она переступила через порог. Поднял руку, привлекая внимание. Она замерла. Закусила губу, а потом побежала к нему и крепко обняла за шею. Себ прижал её к себе, поцеловал в лоб. Сьюзен вывернулась из его рук и шмыгнула носом, и тут миссис Харрис спросила:

 – Вы нас не подвезёте, Себастиан?

 – Простите, миссис Харрис, – отозвался Себ, – мы сейчас в центр. Был бы рад.

 – Что ж, – она натянуто улыбнулась, – в другой раз.

Себу подумалось, что, скажи он раньше о планах поехать в центр, она попросила бы отвезти её туда.

 – Привет, Сьюзен, – прибавила она.

 – Здравствуйте, миссис Харрис, – отозвалась Сьюзен, сняла рюкзак и сказала твёрдо: – Папа ненавидит, когда его называют «Себастиан», – и, бросив на Себа искренний невинный взгляд, переспросила: – Да, пап?

 – М-да, – протянул Себ и поспешил усадить Сьюзен в машину и отделавшись от соседки коротким прощанием.

Когда они тронулись с места, Сьюзен сморщила нос и фыркнула:

 – Она противная, да? Что ей от тебя нужно?

 – Думаю… – начал Себ, но не закончил. Потому что правдивый ответ звучал, скорее всего, как «быстрый секс на пару раз, для остроты ощущений», – думаю, я ей нравлюсь. Но это нехорошо.

 – Потому что она замужем за мистером Харрисом, да. Он хороший, кстати, – серьёзно отозвалась Сьюзен, – а она – жаба. Только тонкая.

Взвесив все за и против, Себ воздержался от чтения морали на тему того, что обзывать людей жабами нехорошо, и спросил у дочери, как она поживает. Немного помолчав, Сьюзен сказала:

 – Я обижена на тебя. Очень сержусь.

 – Но ты всё-таки пришла мне на помощь с миссис Харрис. Значит, не так сильно?

 – Сильно. Но тебя надо было спасать. Пап, ты же сказал, что я…

 – Можешь звонить мне в любое время, – виновато повторил Себ свои же слова, – кроме четырёх утра.

 – Я звонила не в четыре, а в восемь вечера. И ты потом не перезвонил.

Себ вздохнул.

 – Понимаешь, дорогая, на работе я не всегда могу отвечать на звонки. Я бываю занят.

 – Два дня?

 – Или неделю. Бывает по-разному. Я хотел поговорить с тобой, но не мог. Ты ведь не можешь разговаривать по телефону на уроке, правда?

 – Правда. Ладно, я тебя прощаю.

Сьюзен подвинулась поближе, наклонилась и просунула голову между передними сиденьями. Себ мягко провёл пальцами по её волосам, но сразу же строго велел:

 – Сядь ровно.

В правом ряду шли авария за аварией. На скользкой дороге влететь кому-нибудь в зад было проще простого. Когда они объехали очередной затор, сзади раздалось:

 – Пап… У тебя есть пистолет? Или шрам?

 – Очень неожиданный вопрос, – пробомотал Себ. – Есть и то, и другое, но я не вижу, где связь.

Сьюзен молчала, и в зеркало заднего вида Себ видел, что она опять грызёт ногти, но делать замечание не стал.

 – Мне просто нужно понять, – произнесла она минут через пять, когда Себ уже выбрался из пробки и начал думать, где бы им со Сьюзен перекусить, – разобраться.

 – Давай попробуем. В чём?

 – Ты правда был на войне?

Себ порадовался, что сидит спиной к Сьюзен, а потому не обязательно удерживать невозмутимо-доброжелательное выражение на лице.

 – Я же знаю, – продолжила Сьюзен, принявшись обгрызать вторую руку, – взрослые иногда врут детям, потому что дети – маленькие и не всё понимают.

 – Я тебе не вру, – отозвался Себ. – И не врал. Максимум, могу сказать не всё, потому что ты и правда не всё пока можешь понять, хотя и большая умница. Сейчас мы продолжим эту тему, только скажи: суп или котлета с картошкой?

Подумав, Сьюзен выбрала котлету, и Себ завернул к небольшой кафешке.

Они в тишине устроились за столиком и сделали заказ, но когда официантка отошла, а Сьюзен принялась барабанить по пластиковому синему столику, Себ сам вернулся к неприятной теме.

Он был бы рад вообще никогда не говорить со Сьюзен о войне. Но понимал, что рано или поздно она может заинтересоваться. И лучше бы дать ей исчерпывающие скучноватые ответы, чем побуждать к дополнительным вопросам и провоцировать лишнее любопытство. Не то, чтобы он всерьёз опасался, что его принцесса вздумает пойти по стопам отца. Но Себу было бы спокойнее, если бы тема войны и оружия вызывала у неё зевоту или отвращение.

 – Так почему тебя интересует, если ли у меня… как ты сказала?

 – Пистолет или шрам, – она вцепилась пальцами в край и начала ковырять плёнку. Себ осторожно остановил её, задержав руки в своих и поглаживая. Психолог Сьюзен сказала ему: главное, не акцентировать внимание, не обрывать, не высмеивать невроз, останавливать либо напоминанием, либо тактильно, и он старался следовать этому указанию.

 – Мы с Эммой и Джулией поспорили, – произнесла Сьюзен, а Себ подумал, что обе Харрис – миссис и мисс – его подбешивают, – Джулия говорит, что война – это всё выдумки. Что… – она чуть прищурилась, явно вспоминая выражения подруги, – так всегда врут, когда папа уходит из семьи. Про войну, космический корабль или экспедицию. Я сказала, она сама врёт. А Эмма решила, что надо найти пистолет или шрам. Она говорит, это называется, – она цокнула языком, – улика. Она это прочитала в книжке.

 – Что ж, – сказал Себ медленно, – в некотором роде, правы обе. Действительно, когда родители разводятся, маленьким детям иногда говорят неправду, чтобы объяснить, куда делся отец. Но, – он снова погладил её по руке, – я никуда не пропадал. Я уезжал и возвращался всегда. Помнишь? – она кивнула. – И действительно, если ты в чём-то сомневаешься, нужно находить подтверждения своей правоты. Или ошибки.

Сьюзен слушала внимательно, широко распахнув глаза. Себ потёр переносицу, надеясь, что таким образом сумеет простимулировать работу мысли.

 – Я правда служил в армии и был на войне. У меня есть шрам на животе, слева. Дома покажу. И у меня есть пистолет – это оружие, которое солдат всегда держит при себе на войне. Пистолет пока не покажу, это не игрушка. Захочешь – дам посмотреть, когда тебе исполнится двенадцать.

Сьюзен высвободила руки и сжала их в кулаки.

 – Зачем ты был на войне? – спросила она тихо. – Тебя могли там убить.

«Зачем, что я больше ничего не умею делать, только стрелять», – был бы правдивый ответ. Но сейчас пригодились лозунги и агитки, которыми их пичкали на построениях.

 – Видишь ли, я не умею лечить людей, учить, что-то изобретать или делать ещё что-то полезное. Но я мог служить нашей стране, – ответил он, произнося по слову, раздельно, – защищать её интересы там, где это необходимо. Я мог умереть, это верно. Мой лучший друг умер там. Но я выжил и теперь здесь.

Когда Сьюзен подняла на него глаза, в них блестели слёзы.

 – Не хочу, чтобы ты тоже умер.

 – Больше никакой войны, обещаю.

Когда принесли еду, Сьюзен уже успокоилась, развеселилась – и принялась канючить, чтобы ей дали посмотреть пистолет уже сейчас. «Ну, хотя бы половиной глазика!» – протянула она. Себ возразил: «Даже ни одной четвёртой», – и втянул её в увлекательное повторение простых дробей. На одной тридцать второй она раскусила подвох и кинула в него скомканной салфеткой. Себ вернул снаряд прицельно её в нос.

Из кафе они выходили, довольно смеясь.

***

Джим снова пропал: ни звонков, ни сообщений, ни внезапных появлений в неожиданных местах. А Себ маялся от безделья – и отчаянно заполнял горы свободного времени тренировками, домашними делами и встречами с Грегом и остальными ребятами: Крисом, Полом и новым темнокожим парнем по имени Тодд. Забавно, что двухметрового громилу все трое опытных полицейских оберегали как ребёнка, причём не только и не столько от преступников, сколько друг от друга.

Пола понизили в должности и перевели в другую команду – но, кажется, он немного восстановил веру в себя и смотрел вперёд с оптимизмом. Утверждал, что значок старшего детектива-инспектора ещё к нему вернётся. Про работу он по-прежнему говорил немного, зато то и дело упоминал какую-то девчонку. И Грег, и Крис утверждали, что чёртов молчун даже имени им так и не назвал. А вот Себу довелось остаться с ним наедине, пока остальные пошли курить, и Пол обмолвился, что зовут её Энди.

Крис всё чаще заговаривал о домике на побережье – утверждал, что устал до смерти. Но Грег патетически спрашивал его, на кого же он бросит их, несчастных, и Крис, вздыхая, соглашался ещё немного поработать.

Семимильными шагами приближался день рождения Сьюзен. После долгих переговоров с ней самой, миссис Кейл и мисс Кларен Себ всё-таки остановился на компьютере и даже выбрал его. Хотелось верить, что подарок ей понравится. И в то же время Себ не мог не думать о том, что стоило выдумать что-то получше. Подвыпивший Грег, с которым Себ поделился своими опасениями, философски сообщил, приподнимая бокал:

 – Нельзя быть идеальным, старик. Мужем, отцом, полицейским… Стараешься, лезешь из кожи, а потом… – он с силой опустил бокал на стол, расплескав пиво.

Себ, который, вопреки обыкновению, сегодня тоже пил (в последнее время он чаще заказывал что-нибудь безалкогольное – на случай, если Джим вздумает объявиться), грустно салютовал ему своим бокалом. Если так смотреть, то отец из него, похоже, всё-таки лучше, чем из Грега – муж. Или там не в нём проблема? Чужие отношения, конечно, его не касались, но на Грега было тошно смотреть в те минуты, когда он говорил о своём браке.

 – Знаешь… – протянул он задумчиво, – мы подумываем о ребёнке. Мне кажется, это то, чего нам не хватает.

 – Пф… – помотал головой Себ, – пожалей ребёнка. Это так не работает.

Грег тяжело вздохнул – кажется, и сам был того же мнения, но готов был пойти на поводу у жены.

За это они снова выпили, а Себ, не удержавшись, бросил взгляд на экран телефона. Увы, по-прежнему – ничего.