Текст книги "Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 49 страниц)

Вот только Себ никогда, даже в раннем детстве, не боялся темноты. Он и сейчас не чувствовал страха, только нервы были напряжены.

Зажмурившись, чтобы избежать резкого удара по глазам, он зажёг ночник.

К шкафу, прислонившись, стоял Джим.

Себ проморгался, поднялся с кровати и уставился на босса. Они расстались позавчера вечером. И надо сказать, выглядел тогда Джим куда лучше. Сейчас он стоял с трудом, привалившись к шкафу. Его глаза с трудом фокусировались. По лицу градом лил пот, волосы намокли и липли ко лбу и вискам.

 – Себастиан… – слабо позвал Джим, и Себ почувствовал трусливое желание сбежать из собственного дома.

Он не хотел очередной приступ! Не хотел быть нянькой! Но выбора ему не оставили.

 – Сэр… – Себ спросил бы, какого чёрта Джим забыл у него дома, но понимал, что от этого вопроса не будет никакого смысла. В таком состоянии Джим с трудом ворочал языком, чтобы сказать необходимое.

Пошатнувшись, Джим выпрямился и побледнел ещё сильнее, хотя казалось бы, что сильнее уже некуда.

 – Я боюсь их, Себастиан… – пробормотал Джим.

 – Кого, сэр? – спросил Себ аккуратно, но Джим его не услышал.

 – Они меня пытались запереть… Я устал, Себастиан…

Себ подошёл на пару шагов и вгляделся в лицо босса. Зрачки у него были расширены, а в глазах стояли слёзы.

Себ желал бы оказываться от Джима подальше во время этих приступов, но раз уж так выходило, что он был рядом, он просто не мог забить и ничего не делать.

 – Джим, – мягко сказал Себ, – вам бы прилечь.

Джим вяло кивнул, снова ухватившись за шкаф, а Себ быстро заправил постель, накрыл пледом и повторил:

 – Тебе бы прилечь.

Джим, кажется, просто не понял его. Он закрыл глаза, из-под век заструились слёзы, но, похоже, это была чисто физиологическая реакция, потому что они ничем не сопровождались: ни сбитым дыханием, ни всхлипами.

«Чёрт тебя дери», – мысленно выругавшись, Себ взял Джим за плечо и повёл к кровати.

Он пошёл как кукла.

Послушно сел. Совершенно безвольно лёг. Себ расстегнул на нём объёмную кожаную куртку – и выругался уже вслух.

Поверх белой футболки с надписью «Хочу вырваться на свободу» в районе левого плеча расползалось кровавое пятно. При этом на ткани никаких повреждений не было.

Понадеявшись, что Джим не отбросит копыта и не сотворит что-нибудь невообразимое за минуту, Себ (как был, босиком) метнулся на кухню, вымыл руки, взял ножницы и аптечку. Джим, к счастью, даже не пошевелился.

Заполняя эфир в голове одним единственным «твою мать» с разными интонациями, Себ разрезал футболку и сглотнул с некоторым облегчением. О Джиме кто-то уже позаботился – под футболкой обнаружилась повязка. Только бинты пропитались кровью насквозь.

 – Джим… – позвал Себ. Джим открыл глаза. – У тебя есть знакомый врач? – спросил он медленно, раздельно и доброжелательно. Что-то подсказывало, что в скорую звонить не стоит.

 – Я боюсь их, Басти, – прошептал Джим беззвучно: слова угадывались только по движению губ.

 – Да, я знаю, – чётко ответил Себ, – но послушай, Джим… Джим, смотри на меня.

Он подчинился, широко и испуганно распахнув глаза.

 – У тебя идёт кровь. Я могу срезать бинты и попытаться наложить новую повязку, но… Джим, смотри на меня, не закрывай глаза! Но я очень херовый доктор, понимаешь?

Джим растянул губы в улыбке и всё-таки закрыл глаза. Дерьмо.

К счастью, у Себа была отлично собранная аптечка. За всю гражданскую жизнь он пользовался ей от силы раза три, но обновлял, пополнял и проверял исправно. Так что, можно сказать, Джиму повезло.

Себ обработал руки антисептиком, им же обильно полил ножницы и разрезал бинты. Учитывая, что где-то кровь начала подсыхать коркой, должно было быть больно, но Джим не дёргался и продолжал улыбаться.

 – Джим, – позвал его Себ, – как тебя ранили? – он промолчал, и тогда Себ предложил: – Говори о чём угодно. Но не молчи и не закрывай глаза, ясно?

Издав слабый стон, Джим чуть приоткрыл один глаз и сказал ровным, но слабым голосом:

 – Я ненавижу врачей. А ты?

 – Они жизнь спасают. Вам вот кто-то спас.

Рана выглядела неплохо: аккуратно зашитая, почти чистая, не считая свежей крови из-под швов. Гнилью не воняло. Как он вообще успел её получить за эти полтора дня?

 – Почему вы ненавидите врачей? – Себ принялся салфетками убирать кровь и задал первый вопрос, который пришёл ему в голову. На самом деле, ему было плевать, о чем именно говорить, просто не хотелось тратить время на постоянные проверки, не потерял ли Джим сознание.

 – Ненавижу… И священников. Однажды я сжёг святого отца, представляешь? – Джим слабо засмеялся, и Себ осторожно надавил ему ладонью на грудь, чтобы не дёргался.

 – Нет, – ответил он. – Не представляю.

Кровь продолжала сочиться, хотя и не слишком сильно. Чтобы бинты так пропитались, Джим должен был ходить с несколько часов, ещё нагружая руку. Хотя он же левша. И с него сталось бы забить на рану, продолжая пользоваться рукой как обычно.

Себ присыпал шов антисептическим порошком и ощупал плечо сзади. Во всяком случае, ранение не было сквозным, а значит, одной заботой меньше.

 – Он так этого боялся, – несвязно продолжил Джим, – ты знаешь, как пахнет горелое человеческое мясо?

 – Знаю. Мерзко, как и любое другое.

Да, ясное дело, разговора о цветочках и бабочках можно было не ждать.

 – Иногда я хочу его уничтожить раньше времени, – признался Джим. Себ издал мычание, которое могло бы означать и согласие и полное внимание к происходящему. – не убить, пойми, это было бы скучно. Уничтожить. Тогда мы стали бы близнецами. Мы так похожи. А стали бы одинаковыми.

 – Тогда я мигрирую с этой планеты, – повязка ложилась достаточно легко, но Себ осознавал, что это временная мера. И если начнётся инфекция, потребуется нормальный хирург.

Продолжая общаться с собственными мыслями, Джим, однако, выпил антибиотик, осушил полный стакан воды и расслабленно закрыл глаза.

Себ до конца стянул с него куртку, снял ботинки, пододвинул к кровати стул, погасил свет и сел дежурить. Возможно, кровь остановится, Джим начнёт нормально соображать и сможет позвонить своему врачу. Кто-то же оперировал его после ранения.

Ещё он надеялся, что Джим уснёт, но, разумеется, напрасно. Наоборот, в темноте он как будто оживился, речь стала чётче, а дыхание – ровнее.

 – Себастиан, – позвал он, – иногда я хочу всё бросить.

Себ прикрыл глаза и откинулся на спинку стула. Он совершенно не понимал, о чём говорит Джим, да и не старался вникнуть: просто слушал фоном. В какой-то момент Джим осёкся на полуслове и хмыкнул:

 – Я говорю с мебелью.

 – Я всё равно не понимаю добрых две трети.

 – Хорошо, мой дорогой, – Джим кашлянул, – я расскажу тебе сказку, которую ты способен понять. Хочешь сказку?

У Себа был однозначный ответ: «Нет».

 – Правильно боишься… Она страшная. Но я её люблю. Слушай, детка.

И наступила тишина, в которой едва-едва различалось дыхание Джима. Себ вслушивался в него, надеясь, что до утра этот звук не поменятся и ничем не нарушится.

Однако спустя долгих десять минут Джим заговорил мрачным зловещим голосом, как будто пугал детей:

 – Однажды в деревне белых мышек родился чёрный мышонок. Он был единственной чёрной мышкой, и все приходили в ужас, когда видели его. Мышонок рос, но никто с ним не играл. Ему не давали лишнего кусочка сыра, в него кидались песком. Он оскорблял весь род белых мышей, – Джим притворно и сочувственно вздохнул, – о если бы мышонка спросили, хочет ли он стать белым, он бы отказался. Знаешь, почему?

 – Нет, сэр.

Это был, похоже, правильный ответ.

 – Потому что в глубине души он гордился своей блестящей чёрной шкуркой. Он знал, что особенный. Кроме того, он был самым ловким и умным во всей деревне. Он дурачил котов и обходил ловушки. У него всегда был сыр.

Джим сделал паузу, переводя дыхание. Себ потянулся и проверил повязку, а Джим вздрогнул всем телом и вскрикнул – но тут же засмеялся.

Бинты сверху пока были сухими. Себ снова откинулся на спинку стула.

 – Как-то раз один толстый и старый мышиный дед решил, что чёрного мышонка нужно перевоспитать. Он заманил его в свою нору и попытался окунуть в банку с белой краской. Но чёрный мышонок был хитрым и выскользнул из его норы. Только он оказался недостаточно проворным, и мышиный дед успел яростно клацнуть зубами. И отгрызть мышонку хвост. Это было больно, – от сказочного тона не осталось и намёка, голос Джима зазвучал глухо, – как будто все жилы вытянули разом, проткнули насквозь раскалённым прутом, а потом огрели кнутом по позвоночнику.

По позвоночнику самого Себа пробежала дрожь. Многовато мучений для одного отгрызенного хвоста. Очень мало это походило на сказку.

Джим хмыкнул и продолжил снова, уже легко:

 – Да, мышонок был в отчаянии. И он решил отомстить. Днём, когда все мыши спали в своих постелях, он подожёг дом мышиного деда, отбежал в сторону, вскочил на камешек и заглянул в окно. Огонь разбудил деда, но было уже поздно. Нора горела, все двери были закрыты. И что же увидел чёрный мышонок? С белого мышиного деда облезала белая краска. И он был чёрный. Только шкура у него была не гладкая, а в струпьях и язвах, – он перевёл дух. – Когда от мышиного деда остались только кости, мышонок навсегда ушёл из мышиной деревни Вот и сказке конец.

Джим, кажется, устал.

 – Я проверю бинты? – в этот раз предупредил Себ и, дождавшись утвердительного мычания, убедился, что крови по-прежнему нет. – Не думайте о сказках и мышах, Джим. Вам бы поспать.

 – Не уходи, – не попросил, а приказал Джим.

 – Есть, сэр, – отозвался Себ. Он и так не собирался сдвигаться с места.

Джим действительно заснул, а Себ сидел без движения и всё прокручивал в голове странную сказку. Наверняка Джим сочинил её сам, откуда бы ещё взяться этой жути? Но зачем? Казалось, он не заметил какой-то важной детали, которая могла бы поставить всё по местам. Видимо, Джим прав, называя его туповатым. Этот ребус Себ точно не мог решить. И, если честно, не хотел.

Александр: часть одиннадцатая

Он сделал это.

Чёртов больной ублюдок, он действительно, без шуток и игр, сделал это каким-то немыслимым образом. Десятилетняя Кэтлин Смайт была найдена на крыльце дома в пригороде Манчестера с окровавленным ножом в руках, за спиной лежала её… нет, всё-таки не мачеха, а тётя-опекун. Но какая, в сущности, разница?

Разумеется, девочка была в ступоре. С ней теперь работали психологи и полиция. А Александр смотрел фотографии, которые передала ему Елена, и судорожно рыдал. Шерон, к счастью, увёл Мэтт. Александр не готов был сейчас её видеть. Собственно – вообще видеть кого бы то ни было. Он даже Мэтта попросил уйти.

Человеческое общество было для него невыносимым. Ему нужно было остаться наедине с собой, со своими мыслями и с этим ужасом. Взглянуть ему в глаза, пропустить его через себя – иначе, он чувствовал, ужас его уничтожит.

Его словно бы преследовал дьявол. Он пробирался в его мысли, растворялся в темноте, всегда держался позади, но так, чтобы можно было уловить его присутствие, заметить краем глаза. А обернёшься – ничего. Он влезал в его файлы, хозяйничал на его студии. А теперь вот свёл с ума девочку. Заставил её совершить убийство, чтобы разыграть сцену из чёртового фильма!

Вскрикнув, Александр подскочил и выронил фотографии, вцепился пальцами в волосы, заскрипел зубами – и бессильно стёк обратно в кресло.

Фотографии подбирать не стал. У него закончились и слёзы, и силы, он не мог больше видеть эти картины. Но ничего не в силах был поделать с тем, что они отпечатались у него на сетчатке и мелькали всякий раз, когда он моргал.

Дьявола не существует. Во всяком случае, такого – с изящным гамашом на копыте, льстивой улыбочкой и ворохом соблазнов. И библейского чудовища – тоже. И за плечом в пустом кабинете – никого, даже если кажется иначе.

Очень медленно он обернулся, посмотрел на ряды книжных полок – и снова повернулся к столу. Погладил Мишель по глянцевой зелёной голове, подвинул к себе лист бумаги, взял карандаш и набросал глаза. Он не рисовал кого-то конкретного, просто шёл на поводу у воображения, но ничуть не удивился, когда оказалось, что прищур у глаз недобрый. Достраивая голову, он обозначил линию челюсти, вывел тонкие бледные губы, подштриховал волосы –  и с отвращением смахнул рисунок на пол. Его воображение породило какого-то стереотипного злодея, хоть сейчас во второсортное кино забирай. Или даже в комикс. Дешёвка. Реальность обычно сложнее. И если в реальности не остановить этого безумца – он продолжит убивать, не важно, сам или чужими руками. А остановить его никто не может, потому что полиция и Агентство по борьбе с серьёзной организованной преступностью, а также Ми5 и лично Елена уже больше полугода не в состоянии не то, что найти его, но даже зацепиться за какой-нибудь незначительный след.

Взяв новый лист, Александр написал размашисто: «Досье». Так он прописывал обычно своих персонажей. Первой строчкой – возраст. Потёр подбородок карандашом. Убийца действительно демонстрировал очень глубокое понимание его фильмов. В двадцать лет понять такое… не то, чтобы невозможно, но очень сложно. Нужен жизненный опыт, начитанность и насмотренность. Он написал: «40+». Оставил прочерки в графах «национальность» и «привычки», а потом начал набрасывать по всей поверхности листа отдельные слова.

«Странный». Убийца, который помешался на интеллектуальных триллерах, не может быть душой компании.

«Криминальный авторитет». Потому что у него хватает денег и влияния, чтобы проворачивать всё это. И он нашёл мистера Флэтчера, готового сесть в тюрьму за убийство, которое не совершал. Не говоря уже о других убийцах, например, о снайпере, который застрелил девушку в Оксфорде, или о тех парнях, которые сожгли пастора.

«Интеллектуал». А точнее, даже умник. Считает себя умнее всех окружающих, смотрит на остальных свысока. Играет жизнями людей, ни во что не ставит их.

«Психопат?». За это Александр не поручился бы. В мире достаточно людей, который проходят без проблем все психологические тесты, но при этом творят такое, что кровь стынет в жилах. Однако если углубиться в терминологию и заменить потенциальную психопатию потенциальной социопатией, можно попасть в точку. Социопатия отлично сочетается с высоким интеллектом и полным равнодушием к чужой боли.

«Разбирается в технике». Или, по крайней мере, на него работает какой-то айти-гений. Ни в компьютере, ни в телевизоре лучшие специалисты Елены не нашли ни следа постороннего вмешательства. А, как объяснил Мэтт, это практически невозможно.

«Заинтересован лично во мне». В современном мире хватает мощных режиссёров, в том числе и тех, которые снимают кровавые и эффектные фильмы с серьёзной смысловой нагрузкой. Но почему-то убийца выбрал не Гая Ричи, не Тарантино, не Вильнёва и не кого-то ещё. Можно было бы сказать, что выбор случаен, если бы не глубина понимания и погружения в каждый фильм. Об этом было страшно даже думать, но Александр заставлял себя признать главное: убийца был его фанатом.

«Хочет быть услышанным». Написав это, Александр задумчиво постучал карандашом по бумаге, оставляя серые точки возле слова «услышанным». Но убийца – не банальный маньяк. Он не жаждет признания как такового, не стремится быть пойманным, он хочет, чтобы его услышал конкретный человек. Возможно, он даже не получает удовольствия от самих убийств. Странная идея мелькнула у Александра в голове: ему подумалось, что убийца может даже не присутствовать при всех этих убийствах. Или наблюдать за ними на расстоянии. Он… режиссирует убийства.

«Режиссёр-постановщик – Смерть» – так называлась «Жертва нового бога» в черновом варианте. Фильм о человеке, который режиссирует жертвоприношения. Но там всё было завязано на деньги, на выполнение очень дорого заказа на убийство нескольких человек.

Отложив карандаш, Александр включил компьютер, спокойно подождал, пока он загрузится, нашёл свою папку со сценарием «Жертвы» и открыл в ней папку «Материалы». По одной развернул отсканированные газетные статьи об убийствах-жертвоприношениях. Закрыл всё.

«Жертва нового бога», конечно, была фантазией. Но эта фантазия базировалась на реальных событиях, в чудовищных жертвоприношениях Александр черпал вдохновение для этой картины. И он так и не вывел на экран главного героя. Тот остался тенью, мистером Смертью, ушёл безнаказанным, потому что был слишком умён, чтобы попасться в руки полиции. Работая над сценарием, Александр даже не задумывался о том, что эти жертвоприношения действительно могли быть срежиссированы одним человеком – это была просто творческая гипотеза.

Как творец, Александр любил всех своих персонажей, в том числе уродов и ублюдков. Но мистер Смерть входил в числе особых любимцев. Александру нравилось, раскинувшись на широкой пустой кровати, смотреть в потолок и представлять себе его мальчишеское улыбчивое лицо. Видеть, как гибкие пальцы пробегают по крапивной верёвке, как раздуваются хищные ноздри, почуявшие горьковатый запах – это было наслаждение. Раз за разом он прокручивал в голове его слова: «Как ты считаешь, друг мой, кельты использовали капрон?». Этой фразы в фильме не было, но Александр любил её. И то, как бледнел подчинённый, едва не испортивший всю красоту задумки дешёвой капроновой верёвкой из ближайшего супермаркета.

Помотав головой, Александр сфокусировал взгляд на своём листе, так и оставшемся на половину пустым. Всё, что он сейчас обдумал, могло быть бредом, попыткой вывести красивый сценарий. И в то же самое время оно могло быть правдой. За этими убийствами действительно мог стоять его мистер Смерть.

Глава 35

Что такое полночи на стуле по сравнению с тремя сутками в лёжке? Вообще пустяк. Себ просидел до утра неподвижно, только дважды ещё проверял бинты. Джим лежал как мёртвый, не шевелился, не дёргался, и, чтобы убедиться, что он в порядке, приходилось напрягать слух и улавливать почти беззвучное дыхание.

Будильник на половину седьмого прозвонил неожиданно и заставил Джима подскочить на постели с испуганным видом. Себ выключил будильник, отдёрнул шторы и бросил взгляд на бинты: выступило несколько пятен, надо будет поменять.

 – Как вы себя чувствуете, сэр?

Джим слабо опустился обратно на кровать и театрально застонал (уж что-то, а стон боли от кривляний Себ мог отличить).

 – Я приготовлю завтрак, сэр. Не дёргайтесь, пожалуйста, если разойдутся швы, я вряд ли смогу вам помочь.

И Себ вышел из комнаты. Он много о чём думал этой ночью. И у него скопился ворох вопросов, которые, однако, он едва ли стал бы задавать. Если честно, он даже не был уверен, что хочет их задать: далеко не всегда знание идёт на пользу.

Зачем Джим пришёл к нему? Зачем рассказывал свою жутковатую сказку? Хорошо, допустим, Джим и правда ему доверяет. Он сбежал от своего врача или ещё откуда-то, где его зашили и привели в порядок после ранения, пробрался к Себу в дом, потому что, как уже выяснялось раньше, в некотором извращённом виде доверяет ему. А потом боль и кровопотеря усилили приступ, и он бредил.

Или нет?

В случае с Джимом отличить бред от заумного разговора не всегда было просто. Разве что  что ирландского акцента во время сказки про чёрную мышку почти не было слышно. И слова не повисали в воздухе и не прерывались длинными бессмысленными паузами, как это обычно у него бывало во время приступов.

Себ выставил на плиту две сковороды, высыпал в одну бекон, в другую – бобы, и принялся всё обжаривать.

Закипал чайник.

Нет, что сказка была не просто сказкой, Себ понял сразу. Но ему больше нравилось думать, что она порождена бредом больного рассудка, чем заниматься трактовкой. Иначе выходило совсем не весело.

На бекон и бобы Себ насыпал резаные помидоры и лук, залил всё яйцами (понадеявшись, что вегетарианство Джима имеет какие-то разумные пределы), принялся перемешивать, а в голове всё крутилась история мышонка.

Чёрный мышонок в городе белых мышей… Не стоило читать ему «Груффало». Чудовищная была идея.

А если задуматься об истории этого чёрного мышонка, то выходило совсем погано. Чёрт возьми.

Чёрный мышонок с отгрызенным хвостом. В городе белых, лицемерно-правильных мышек. И старый мышиный дед в струпьях.

Себ готов был заплатить очень дорого за гарантию того, что эта сказка была просто странной фантазией.

«Нафиг это всё», – подумал Себ решительно. Не хватало ещё забивать себе этим голову. Так недолго до того, чтобы начать жалеть Джима, опекать его и вообще забыть о том, что он опасный сукин сын. И в этот момент на кухню вышел Джим. Конечно, приватность была не для него, поэтому он вытащил из шкафа зелёную футболку, которая скрыла бинты и повисла как на вешалке. А вот если бы спросил, Себ дал бы другую – размера на три поменьше.

 – Оу, – протянул Джим, осматриваясь и чуть щуря глаза, – мне стоило остаться в спальне, и я дождался бы завтрака в постель, дорогой?

Себ смерил его мрачным взглядом, вывалил яйца с бобами на тарелку, положил рядом два тоста и поставил на стол.

 – Ну, не дуйся, – протянул Джим. Однозначно, ему стало лучше.

Себ расположился напротив со своим завтраком, кивнул на подставку с приборами и принялся за еду. Джим разглядывал яйца со смесью удивления, отвращения и любопытства. Примерно как сам Себ, будучи голодным, смотрел бы на жареных тараканов.

 – Ты запомнил, что я не ем мяса, – наконец, сказал Джим, – я тронут.

 – И что есть – это скучно, да, – кивнул Себ. – Но вы потеряли много крови, так что лучше всё-таки…

 – Ох, – Джим закатил глаза, – не будь нудным, – но вилку взял и даже начал вяло жевать. Себ промолчал. Ему хватало того, что нужно воспитывать Сьюзен. А если Джим вдруг захочет умереть от голода – это его проблемы, пусть только зарплату за месяц перечислит.

Несмотря на то, что никакого энтузиазма на лице Джима не наблюдалось, он всё-таки доел свой завтрак, встал и объявил:

 – Увидимся в десять на северном выходе из метро «Эджвар-роад», дорогой.

 – Сэр, у вас рука прострелена.

Джим смерил его удивлённым взглядом.

 – Я заметил. Не думай о ней. И не опаздывай, детка. Нет, оружие не нужно. Я прихвачу тебе кое-что.

И Джим, даже не позаботившись о том, чтобы забрать куртку, покинул квартиру Себа. Отлично: теперь он может сыграть в лотерею и слечь в постель либо с простудой, либо с кровопотерей. И будет круто, если не с тем и другим сразу.

***

Джоан позвонила в четыре – напомнить, что приезжает завтра. Себ подумал, что повезёт, если Джим не устроит ему путешествие на недельку. Сказал честно:

 – Очень жду тебя. И надеюсь, моё начальство не выдернет меня куда-нибудь в ночи.

 – Созвонимся, – с ясно слышимой улыбкой в голосе пообещала Джоан. – Если что, меня Пол приютит на день.

Ещё до её звонка Себ привёл в порядок квартиру: отмыл всё, что можно было, убедился, что вещи убраны в шкаф, набросил старый плед на сейф, чтобы не привлекал внимания, и купил овощей кусок свинины, из которой можно будет сделать обед. Теперь он осмотрелся снова, подумав, расчистил половину полок в шкафу, поменял постельное бельё, вывесил в ванной второе полотенце и достал нераспакованную зубную щётку. Просто на всякий случай – пусть будет.

Нельзя сказать, что он переживал перед приездом Джоан. Скорее, это было лёгкое радостное возбуждение, на которое причудливым образом наслаивалось предвкушение задания от Джима.

В десять на выходе из «Эджвар-роад» было пустынно, и Себ сразу увидел Джима – он стоял под фонарём и о чём-то достаточно мирно переговаривался с бездомным мигрантом. Себ чуть сбавил шаг, чтобы понаблюдать за этим диалогом. Джим, сделав рукой небрежный жест, сунул руку в карман и уронил в ладонь бездомного какую-то купюру. Потом чуть наклонил головой – и бездомного как ветром сдуло. Джим увидел Себа, улыбнулся и кивнул, требуя следовать за собой.

Какое-то время они молча шли по Эджвар-роад, потом Джим спросил:

 – Мне интересно, детка, это правда, что снайперы не любят стрелять из пистолетов?

 – Чаще всего да, – отозвался Себ. Сам он не просто не любил, он ненавидел пистолеты. И ситуации, когда их приходится применять.

 – Какая разница, – задумчиво протянул Джим, – откуда выпускать пулю?

 – Большая. Как между стейком хорошей прожарки и куском сырого мяса. Не знаю, как объяснить ещё… Пистолет – это грязно.

 – Ты убил тех албанцев, помнишь?

Ещё бы. Странное похищение, которое и вовсе не похищение, никогда и не забывалось.

 – Я спасал наши с вами шкуры. Это другое. У каждого солдата есть пистолет, потому что иногда наступает ситуация, когда вариантов нет.

 – Как любопытно.

Джим замолчал и задумался о чём-то, на лице у него появилась странная улыбка. В тишине они прошли несколько кварталов, и наконец, Джим поднялся по ступеням узкого крыльца жилого дома, своим ключом открыл дверь. Они вошли внутрь.

Дом был старый, с узкой скрипучей лестницей, хотя и (Себ не сомневался) отнюдь не дешёвый.

Хотя они и не зажгли свет, не было похоже, что они скрываются. Джим уверенно взбежал на четвёртый этаж, остановился на лестничной клетке и задумался, словно бы выбирая между двумя одинаковыми белыми дверями квартир. Выбрал левую, легко открыл замок.

Квартира, как подумал Себ, должна была бы принадлежать девушке. Молодой и современной.

От фонарей на улице шло достаточно света, так что Себ смог осмотреться.

Не считая закутка ванной, здесь не было никаких перегородок. Стены одной достаточно просторной комнаты были разноцветными: две розовые, одна зелёная и одна, там, где окно, белая. Кровать – за ширмой. Почти посередине – круглый голубой диван с кучей подушек. Маленький кухонный уголок.

Джим, пожав плечами, уверенно подошёл к окну и сел на подоконник. Позвал:

 – Иди сюда, дорогой.

Похоже, работы сегодня не будет. Себ тоже присел на подоконник и выглянул в окно. Внизу не происходило ничего примечательного – немногочисленные люди спешились по своим делам.

 – Как ваше плечо? – спросил Себ негромко.

Джим скривился и ничего не ответил. Видимо, не так уж и плохо, решил Себ. Минут через десять Джим достал наушники (почему-то провода были разных цветов), заткнул уши и закрыл глаза. Себ продолжил ждать.

Прошло два часа. Люди почти перестали ходить под окнами. Начал закрываться китайский ресторан в доме напротив. Опустил шторки киоск с хот-догами. По улице прошла женщина в длинном розовом пальто, зашла на то же крыльцо. Себ напрягся, хотя и понимал, что опасения излишни. Джим умел просчитывать ситуации, и конечно, он не полез бы в квартиру, в которую в любой момент может вернуться владелец.

Женщина пропала из виду. В подъезде штук восемь квартир. Может, шесть, если где-то есть двухэтажные. Шанс, что женщина пойдёт именно к ним, крайне мал.

Джим вытащил наушники, и они остались болтаться, перекинутые через ворот светлой рубашки.

Внизу слышались шаги по скрипучей лестнице. Джим приложил палец к губам. Себ считал пролёты. Вот женщина поднялась на первый этаж. Теперь на второй. Снова скрип.

Что, если Джим ошибся? Может же он просчитаться хоть раз? Тогда им придётся валить. Четвёртый этаж. Допустим, сам Себ сумеет спуститься, благо, фасад изобиловал архитектурными излишествами. Джим гарантировано слетит вниз и разобьётся. Не издавая ни звука, Себ коснулся плеча Джима. Тот наклонил голову и слабо улыбнулся.

Ладно.

Женщина поднялась на четвёртый этаж, и Себ подумал, что она, может, живёт в квартире напротив. И пребывал в плену этой сладкой мечты целых секунд десять.

«У Джима всё под контролем», – подумал Себ твёрдо. Может, они вообще специально ждут эту женщину? Она вполне может быть каким-нибудь агентом Джима, работать на него.

В любом случае, бежать уже было поздно. Раздалось звяканье ключей, щёлкнул замок. Щёлкнул выключатель, Себ зажмурился, чтобы свет не ударил по глазам, но быстро приморгался, а женщина тоненько вскрикнула.

 – Не волнуйтесь, – проговорил Джим тоном психиатра, обращающегося к буйному пациенту. – Закройте дверь.

Женщина подчинилась. Она действительно оказалась молодой и красивой. У неё была короткая стрижка – но не как у Джоан, а какая-то явно сложная. В светлых волосах виднелись цветные пряди. И она была накрашена, не вульгарно, но как-то очень нарочито. Облегающее пальто подчёркивало её худобу.

 – Это частная собственность, – произнесла женщина высоким звонким голосом. – И вам лучше уйти отсюда побыстрее, пока не приехала полиция.

Себ видел, что она испугана (и отлично понимал, почему), но не мог не отметить, что держится она превосходно.

 – Не переживайте, милая мисс Перси, – удивительно ласковым тоном сказал Джим, – у нас с вами, в конце концов, есть общий знакомый.

Взгляд мисс Перси оставался испуганным, поза – напряжённой, она спросила:

 – Кто?

 – Да, – проговорил Джим, – всё не так плохо, как я боялся. Александр Кларк очень сожалеет о вашем… разногласии.

 Мисс Перси сделала полшага вперёд, и дверь захлопнулась у неё за спиной. Женщина вздрогнула всем телом.

 – Сомневаюсь, – сказала она, – что Александр отправил вас двоих решать наши проблемы. Даже если так, я не желаю с вами беседовать. Покиньте мой дом!

На несколько мгновений Себ подумал, что именно так они и сделают. Было в лице Джима что-то обнадёживающее.

 – Мы уйдём, конечно, – согласился Джим после паузы. – Только я решу один вопрос.

Себ смотрел на эту женщину и утешал себя только одной мыслью: что бы ни было там, какие бы вопросы ни решил задать ей Джим, она останется невредимой. По крайней мере, сегодня. Иначе Себ был бы сейчас не здесь, а где-то в доме напротив, в винтовкой.

 – Какой ваш любимый фильм, мисс Перси?

Себ видел, что она осторожно спускает сумочку с плеча. Почти наверняка у неё там был телефон. Или перцовый баллончик. Но и то, и другое ещё нужно было достать.

 – Фильм?

 – Его.

Джим медленно обходил её по кругу, а Себ продолжал стоять столбом, не понимая, что происходит и зачем он здесь. Собственная роль в этом разговоре оставалась для него совершенно неясной, поэтому он вёл себя как телохранитель на деловой встрече.

 – «Жертва новому богу», – уверенно ответила она. – А ваш?

 – Я люблю все, – улыбнулся Джим и начал двигаться обратно к Себу. – Но сегодня с удовольствием пересмотрел «Первый поцелуй Судного дня». Подойдите сюда, мисс Перси, и перестаньте тянуться к сумке, – вдруг резко потребовал он. – Вы не успеете набрать номер, и мы с вами отлично это знаем. Как знаем и то, что… – он покачал головой, – нет смысла кричать. Эти соседи на третьем этаже такие шумные. Все привыкли, что здесь кто-то кричит.

Впервые плечи мисс Перси дрогнули. Она сглотнула и спросила:

 – Что вам нужно? Александр? Я не вижусь с ним. Мой отец…

 – Мисс Перси… – пропел Джим, – если бы мне нужен был ваш отец, я бы просто напомнил ему про того мальчика на Белгрейв-роад.