Текст книги "Сферы влияния (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 47 страниц)

Глава сорок первая

Первое Рождество на посту Министра Магии Британии Гермиона провела почти полностью на ногах, как и неделю до него и ещё несколько дней после – праздничные мероприятия по всей стране требовали её присутствия. Рождество и раньше не было её любимым праздником в году, но теперь она его яро возненавидела и отчаянно завидовала Майкрофту, который мог провести его дома у камина, отдавая распоряжения подчинённым по телефону.

Зато Новый год, который волшебники традиционно почти не отмечали (разве что в Хогвартсе, но детям чем больше поводов для веселья – тем лучше), прошёл тихо и так, как Гермионе того хотелось бы: в гостиной на Роберт-стрит, в компании Майкрофта, перед камином.

Для Гарри она сделала все, что было в её силах – он попал в надёжные руки специалистов лаборатории профессора Вагнера, но те пока прогнозы давать отказывались. Ясно было одно – лечение займёт не один день и даже не несколько месяцев. И, вероятно, о карьере целителя Гарри придётся забыть очень надолго, если не навсегда.

Джинни рыдала у Гермионы на кухне – некрасиво, взахлёб, задыхаясь, заливая слезами и водой, которую не могла даже глотнуть, форменную мантию Главы Аврората, а потом сказала низким, сорванным голосом:

– Хорошо, что у нас есть ты. У него.

– Джинни, – начала было Гермиона, но не договорила. Джинни встала:

– Я все думаю, может, вышло бы иначе если бы тогда, когда это началось, я сама… Не на тебя взвалила, а сама взялась бы.

Гермиона хорошо, даже слишком, помнила, о чем речь. Протянув подруге носовой платок, она покачала головой:

– Было бы так же.

Джинни пожала плечами:

– Как знать, может, нужно было сделать больше…

Возможно, если бы удалось доказать вину Смеллвуда или причастность Малфоев, было бы проще, но без показаний Гарри это не представлялось возможным. Гермиона утешала себя мыслью о том, что однажды… О чем думала Джинни, оставалось загадкой.

После того разговора они не виделись, и, пожалуй, Гермиона хорошо понимала Джинни. Более того, она стала обустраивать свои визиты в Цюрих таким образом, чтобы с ней не столкнуться. Однажды, когда Гарри придёт в себя, а раны затянутся, Джинни сама пришлёт сову или зайдёт в гости.

Дела магической Британии находились если не в упадке, то, по крайней мере, в значительном беспорядке: сказалась нехарактерная для волшебников быстрая смена двух Министров и двух исполняющих обязанности Министра, относившихся, к тому же, к разным партиям и проводившим противоположную друг другу политику.

Гермиона в первые же дни на посту почувствовала постыдное желание отказаться от должности – это было не её, ей это было чуждо, тяжело, непонятно. Но как-то неожиданно на помощь пришёл Майкрофт.

Не то, чтобы он давал советы (Мерлин упаси!) или консультации, но двумя-тремя иногда на первый взгляд ничего не значащими словами он подсказывал выход из тех ситуаций, которые казались наиболее сложными и неразрешимыми.

И постепенно Гермионе стало казаться, что она понимает, куда именно ведёт Британию, и это было… неплохо. Она не видела своего призвания в политике – собственная лаборатория в Отделе тайн виделась ей куда более привлекательной, но она чувствовала, что просто не имеет права сбежать в неё – потому что, если сбежит она, кто останется?

Шла первая неделя января.

Гермиона снова заглянула к Гарри в Цюрих, принесла ему сканвордов (книги и газеты целители-менталисты пока запрещали), пирог с патокой из «Дырявого котла» и маггловский кубик-рубика. В него Гарри вцепился мёртвой хваткой.

– Я тут с тоски дохну, – пожаловался он, – может, хоть эту штуку научусь собирать. Какая-то польза.

Он выглядел румянее, здоровее и моложе, чем раньше, и Гермионе становилось тепло на душе, когда она смотрела на него.

– Ментальное спокойствие, – отозвалась она, устраиваясь на стуле для посетителей, – это основа любого лечения.

– Знаю, мадам министр, – проворчал он.

По молчаливому согласию они не пытались обсуждать сложные или спорные темы, новости Гермиона пересказывать не могла, так что болтали они в основном о погоде. И вспоминали Хогвартс – как-то к слову пришлось. Потом Гарри упомянул Джинни, и его лицо озарила слабая, но очень искренняя улыбка.

– Она приходит, – тихо произнёс Гарри, – не должна бы, но приходит.

– Она любит тебя. На самом деле, – ответила Гермиона.

– Она способна меня простить. Это куда больше, чем просто любовь, – совсем беззвучно заметил Гарри. Его пальцы, до сих пор крутившие части кубика, замерли, – я очень много думал об этом в последнее время. Раньше тоже, но сейчас – особенно. Ты не просто любишь, понимаешь? Ты пропускаешь злобу, даже ненависть через себя, ощущаешь их, а потом отказываешься.

Он отвёл взгляд в сторону, а Гермиону остро кольнула мысль, что Гарри не просто рассуждает, а говорит о чём-то, что пережил сам.

– Ты смог? – спросила она осторожно.

Гарри кивнул, отложил кубик на одеяло, взлохматил волосы, снова широко улыбнулся и спросил лёгким тоном, словно и не было этого разговора:

– Как там поживает мистер Холмс? Передашь от меня привет?

Гермиона закаменела. Конечно, она знала, что Майкрофт знаком с Гарри. Но что-то в тоне друга показалось ей странным. Как будто он говорил о человеке, которого видел больше одного-двух раз в жизни.

– Я передам, – произнесла она медленно. Гарри нахмурился и спросил:

– Что-то не так?

– Просто любопытство… Когда ты виделся с мистером Холмсом в последний раз, о чём вы говорили?

Ей показалось, что Гарри откажется отвечать, и это вызвало удивившую её саму злость. Они не должны были встречаться! Только не за её спиной.

– О Невилле, – после долгого молчания сказал Гарри, – и о совах.

Где-то на грани сознания зашуршал волнами океан. Гермиона сжала зубы, но сумела удержать на лице доброжелательное выражение и сказать, что это всё пустяки. Более того, зачислив мысленно двести баллов Гриффиндору, она просидела у Гарри ещё полчаса, поддерживая непринуждённую беседу, которую наверняка одобрил бы профессор Вагнер.

И только после этого, вернувшись в Британию порт-ключом, она немедленно вызвала к себе профессора Лонгботтома и произнесла два слова: «Майкрофт Холмс». Глаза Невилла блеснули злым, опасным огнём. Он сел в кресло, вытянул длинные ноги и спросил:

– Откуда ты знаешь?

Гермиона промолчала. Заняв пост министра магии, она овладела этим полезным инструментом, конечно, не в совершенстве, но на достаточном уровне. В конце концов, у неё очень часто перед глазами был безупречный пример.

– Я рад, – твёрдо продолжил Невилл. – Я дал клятву молчать и не отдавать воспоминания. Но я не давал клятву… не думать, – и он поднял на Гермиону взгляд.

Она колебалась. Мерлина ради, именно сейчас, когда Невилл сидел перед ней и смотрел ей в глаза, сняв, как она чувствовала, окклюментный блок, она меньше всего на свете хотела проникать в его память. Майкрофт, с присущей ему специфической заботой, предпочёл оградить её от этого знания, и она не желала получать его. Но, взяв палочку, она всё равно произнесла:

– Легиллименс.

Разум Невилла был здоровым. Ни боли, ни огня, ни кошмаров. Будто бы взяв её за руку, как друга, Невилл потянул её в нужное воспоминание, и она услышала холодный знакомый голос:

– Пожалуйста, снимите невидимость. Техника плохо реагирует на магию. Я давно хотел встретиться с вами, мистер Лонгботтом.

– Откуда вы знаете меня? – спросил Невилл из воспоминания.

– Наслышан. Полагаю, вас интересует моё знакомство с мистером Малфоем? Я передал все воспоминания и документы. Пока нам больше нечего обсуждать, поэтому рекомендую вам покинуть мой кабинет… тем же путём, которым вы воспользовались, чтобы в него проникнуть.

В другом воспоминании Невилл читал письмо. Оно было не очень длинным, и Гермиона даже во сне узнала бы руку, написавшую его. «Встретиться…», «обстоятельства, которые могут касаться вас и всего магического сообщества…», адрес, время. И конечно, в конце изящное: «Майкрофт Холмс».

Внутри головы Невилла Гермиона не могла зажмуриться, но как же ей хотелось! Перестать видеть, не воспринимать, не знать – вот что было бы благом! Они двинулись дальше. Помещение в воспоминании было незнакомым, но Гермиона не сомневалась, что это один из рабочих кабинетов Майкрофта, потому что присутствовал неизменный коронационный портрет Елизаветы и жарко горел камин.

Сам Майкрофт – в светло-сером строгом костюме, поигрывающий рукояткой зонта-трости, – сидел напротив Невилла за столом. Все в обстановке говорило о том, что здесь идут переговоры.

Несколько начальных фраз смазались – возможно, Невилл их неточно запомнил. – … благополучному разрешению этого конфликта, – проговорил Майкрофт, и Гермиона обратилась в слух. – Поздравляю с назначением.

Невилл из воспоминаний потёр ладони друг о друга и сказал:

– Мистер Холмс, я не понимаю, почему вы, маггловский чиновник, пригласили меня на встречу. И, говоря начистоту, мне это не нравится.

Майкрофт засмеялся притворно-добродушным смехом:

– Не переживайте, я достаточно осведомлеён о действиях волшебников.

Гермиона, знавшая его давно и неплохо, услышала в этих словах явную, неприкрытую угрозу, но Невилл её не почувствовал.

– Да, я понимаю, вас посвятили… – пробормотал он. – Но зачем…

Майкрофт чуть подался вперёд и сказал проникновенно:

– Послушайте, мистер Лонгботтом, вы ведь скверный политик, не так ли? Но, я знаю, вы обеспокоены судьбой магической Британии. Это нас сближает – я обеспокоен судьбой всей Британии.

Если бы на месте Невилла была Гермиона, ей было бы действительно страшно. На Майкрофте была жуткая маска – никогда она не видела ещё такой. В глазах не чувствовалось ни искры тепла, в полуулыбке виделся почти звериный оскал, каждое слово было пропитано сладким ядом.

– Я поясню, – снова заговорил он, – Британия, маггловская, выражаясь вашими словами, одно из самых экономически сильных и политически влиятельных государств мира, но даже она не всесильна. Боюсь, есть проблемы, которые можно решить только… – он улыбнулся, – во взаимодействии. Понимаете?

Невилл морщил лоб, но даже достань он волшебную палочку, он всё равно не сумел бы выиграть этого поединка. Гермиона не видела, но знала точно: что-то есть за спиной Майкрофта, что обеспечивает ему защиту от магических всплесков и от направленного колдовства. Во всяком случае, Майкрофт выглядел как человек, который полностью владеет ситуацией.

– Вы хотите предложить… – сказал он медленно, – нарушить Статут о Секретности и работать вместе? – едва он произнёс это, как смысл дошёл до него. Он вскочил и проревел: – Никогда! Вы с ума сошли! Магглы не должны знать о существовании… Он замер, потому что Майкрофт чуть приподнял руку. От этого жеста даже сквозь призму памяти веяло огромной силой.

– Достаточно того, что знают некоторые. Я не говорю о… – короткий смешок, – раскрытии всех тайн. Просто взаимодействие по ряду стратегических вопросов. Вы ведь, – маска сменилась, и теперь его лицо стало притворно-доброжелательным, – всю жизнь воевали за справедливость. Или я ошибаюсь?

– Мы говорим не о справедливости.

– Только о ней. Тысячи людей гибнут от рук фанатиков – разве это справедливо? Дети остаются без родителей и крыши над головой и гибнут от голода, женщин убивают и насилуют. Это справедливо? Вы полагаете, – Майкрофт отодвинул стул и встал, прошелся по кабинету, заложив руки за спину, – что это выдумки? Так живёт половина мира, четверть которого находится под защитой и покровительством Великобритании. Мы можем многое. Но мы не можем читать мысли, не можем перемещаться в пространстве, чтобы остановить тех, кто уничтожает мир.

Невилл выглядел сбитым с толку и ошарашенным, но Майкрофт ещё не закончил. Кашлянув, он снова сел и сказал:

– К делу, мистер Лонгботтом, у меня, к сожалению, мало времени. Я догадываюсь, что вы не захотите оставаться на должности министра магии, хотя меня бы устроил этот вариант. Скоро у вас будут новые выборы. Я думаю, и вы, и ваш… Визенгамот единогласно поддержите кандидатуру, скажем… – он задумчиво посмотрел вверх, как бы прикидывая, – Гермионы Грейнджер.

Гермиона судорожно вдохнула.

– Гермионы? – переспросил Невилл. – Почему?

Майкрофт пожал плечами:

– Она разбирается в проблемах обоих миров, не теряется, слыша слова «телефон», «Интернет» или «взрывчатка». Она умна, талантлива и человечна, что встречается в политике нечасто. Кроме того, я могу быть уверен в том, что её решения на посту не будут противоречить общим целям волшебной и маггловской Британии.

«Я могу быть уверен в том, что смогу диктовать ей решения под запись», – читала между строк Гермиона. Сухие глаза горели.

– От вас требуется только помочь мисс Грейнджер занять этот пост. Поверьте, дальше она справится сама.

Несколько ничего не значащих фраз, какие-то споры и уточнения, которые Гермиона слышала, как сквозь толщу воды. Затем Невилл поднялся со своего места, пошёл к камину, и тут Майкрофт его окликнул, словно в последний момент вспомнил о чём-то важном:

– Мистер Лонгботтом, возможно, вам понадобятся аргументы в пользу того, чтобы не пытаться стирать мне память. По счастливой случайности, один датский медиамагнат обладает исчерпывающей информацией о волшебном мире. Его газеты выходят более чем в тридцати странах. В случае, если со мной что-то случится или я вдруг покажусь ему или его помощникам… недостаточно вменяемым, он опубликует эту информацию, – Майкрофт перехватил зонт поудобней. – Но, конечно, этого не произойдёт, и вы дадите мне в этом клятву.

Гермиона открыла глаза, возвращаясь в реальность, и попросила сиплым голосом:

– Оставь меня.

Невилл ушёл беззвучно, не сказав ни слова, а Гермиона бессильно стекла на светлый ковёр и сжалась в комок. Она пыталась вызвать свой океан, растворить в нём все мысли, похоронить их там, но океан не желал принимать её боль. «И отдало море мёртвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали мёртвых, которые были в них; и судим был каждый…». Откуда в её голове, забитой заклинаниями и рецептами волшебных зелий, этот обрывок? Из каких глубин памяти он всплыл? Из чего-то детского, забытого, в сущности, чуждого и совершенно ей не нужного.

Но вот оно – море, и вот они – мёртвые, восстающие из него, а смерть и ад кажутся близкими, и само море дышит ими, их привкус – в соли на губах, их чудовищная музыка – в рёве штормового ветра, их когтистые пальцы – у самого горла. Холодные, склизкие, как у утопленников, поднявшихся с самого дна.

Исчезнуть.

Гермиона хотела исчезнуть в самом полном смысле этого слова – не быть. То, что она узнала, в сущности, не меняло ничего.

То, что она узнала, изменило всё.

«… и судим был каждый по делам своим», – она вспомнила, когда в последний раз слышала эти слова. Эту главу выбрал для вечернего чтения дедушка, когда они с родителями в последний раз были у него.

Он был уже старый и немного пугал тогда Гермиону – у него дрожали руки и тряслась голова. Впрочем, она его плохо помнила – только тот вечер, когда он сел читать вслух из небольшой чёрной книжки.

Папа тогда оборвал его на середине фразы со словами: «Нечего ребёнку слушать эту жуть, – потом повернулся к Гермионе, поцеловал её в лоб и сказал: – Иди-ка спать, милая, завтра у нас поезд утром».

Но Гермиона все-таки дослушала из-под двери – как ей показалось, никакой «жути» не было. Дедушка читал как сказку, там даже была невеста, очень нарядная.

Тогда ещё всё было хорошо. Может, в последний раз – по-настоящему.

Уткнувшись лбом в колени, она рыдала беззвучно, судорожно и горько. Вот она кто. Министр-марионетка, вместо друзей – одни безумцы, вместо любимого мужчины – безупречная счётная машина, сумевшая даже чувство вписать в уравнение.

Она ведь должна была знать о том, что это возможно. Они с Майкрофтом были знакомы очень много лет. Он как-то считал… она забыла. И перед тем, как впервые поцеловать её, он сказал прямо: сердце одного человека ничего не значит, когда речь идёт о судьбах миллионов людей. Просто в своём эгоизме Гермиона почему-то не осознала, что её сердце тоже ничего не будет значить.

Глава сорок вторая

Майкрофт Холмс – машина, василиск, айсберг в человеческом обличье, человек с тысячью масок. Знала ли она когда-нибудь настоящего Майкрофта или даже тот, кто целовал её в темноте спальни, был всего лишь образом, фальшивкой?

У Гермионы не было ответа на этот вопрос.

Майкрофт отлично все придумал и рассчитал – его партия оказалась безупречной: пешка прошла по всем клеткам и стала королевой, и он теперь мог разыгрывать сложнейшие комбинации. Можно ли было его осуждать?

Магический мир был для Майкрофта угрозой с того момента, как его любимый младший брат так неудачно проследил за Гермионой. Майкрофт не желал знать о волшебстве, так плохо укладывающимся в его представления о порядке во вселенной, но его познакомили с ним насильно. Потом волшебный мир отнял у него дядю и заставил играть по новым, навязанным правилам. Когда он стал представлять для волшебников угрозу, они забрали у него память.

Гермиона не чувствовала себя виноватой, но раз за разом она обыгрывала его, пользуясь его двумя слабостями – привязанностью к брату и неспособностью использовать магию. В этой, финальной партии выиграл Майкрофт, использовав её слабости – наивную эмоциональность и веру в пресловутую любовь.

Можно сказать, ничья.

Только всё равно хотелось выть.

Гермиона не знала, сколько времени провела на полу кабинета, но она очнулась из зыбкого, тяжёлого, болезненного забытья, когда услышала скрип двери.

– Я удивлён, что тупице-Лонгботтому хватило мозгов отправить Патронус в Отдел тайн, – раздался сверху механический голос невыразимца. Гермиона подняла глаза и сквозь пелену слёз узнала личину мистера Кто.

Шурша мантией, он опустился на пол возле неё и спросил заботливо:

– Как вы, моя дорогая мисс Ата?

– Вы знаете… – задумчиво произнесла она, – на вашей могиле написано только два слова.

– «Вопреки. Всегда», – ответил он почти беззвучно, а потом улыбнулся коронной улыбкой невыразимца и подмигнул: – Неплохая попытка, мисс Ата! Может, у меня два сердца, а может, я просто сумасшедший с телефонной будкой. Как знать? Посмотрите на меня внимательно.

Гермиона подчинилась.

– Что вам сказал мистер Лонгботтом?

Мистер Кто не ответил, его невыразительные глаза внимательно осматривали её лицо.

– Я очень плохой министр магии. Может, худший в истории.

Он снова промолчал, но это не было согласное молчание. Скорее, он просто не считал нужным мешать её монологу.

– Неужели ваши птички не сказали вам ни слова, мистер Кто?

Он снова улыбнулся.

– Я всё думаю… когда он это задумал?

– Кто? – спросил мистер Кто, и Гермиона поверила бы ему, если бы не тон.

Какое-то время они сидели на полу молча, потом Гермиона встала, расправила мантию взмахом палочки и, опустив руку в карман, сжала небольшое золотое кольцо. Потом, не таясь, вытащила его и написала на ободке: «Клуб, 19:15».

Ему должно было хватить времени добраться туда из любой точки города.

Мистер Кто тоже поднялся, запрокинул голову и заметил:

– Занятый потолок у вас тут, мисс Ата. Вы обращали внимание?

Гермиона нервно хмыкнула – потолок был просто белым.

– Такие ровные мазки краски, – прибавил он, – я восхищён.

– Я подумаю, кому передать ваше восхищение, мистер Кто. Благодарю.

Он отлично понял, что поблагодарила Гермиона его не за комплименты потолку, и уже собрался было умчаться прочь в своей обычной манере, но Гермиона остановила его коротким окликом и прибавила:

– Возможно, скоро я поручу вам особенную миссию, мистер Кто. Подозреваю, вы с ней справитесь наилучшим образом.

– Почту за честь, министр, – мистер Кто отвесил ей шутовской поклон и оставил кабинет, а Гермиона рухнула на своё место, уронила голову на стол и зажмурилась. Она не знала, где взять силы.

Её ждала встреча с чудовищем. Любимым, главным в её жизни чудовищем, и она понятия не имела, что противопоставить ему. Смешно вспомнить… меньше года назад она писала варианты диалогов, пытаясь предугадать ход его мысли, опередить. Сейчас даже не приходило в голову притронуться к перу и пергаменту.

Хотелось, захлёбываясь слезами, спросить: «Как ты мог?».

Но у неё уже был ответ на этот вопрос, и никакого другого Майкрофт предложить ей не сумеет.

Гермиона зажмурилась, вслушиваясь в шум океана где-то вдалеке, и представила, как заманчиво будет уйти в него, погрузиться полностью, утонуть. Она была менталистом, причём хорошим, и отлично знала, что это возможно. Уйти туда, на самое дно, ничего не видеть и не слышать, разве что ласковые речи Той.

Но она не имеет права. Приняв должность министра магии, она взяла на себя обязательства, и их придётся исполнить. Британия не должна оставаться без лидера. Возможно, она плохой политик, но до следующих выборов она будет настолько хорошим министром магии, насколько это в её силах. Будет лично курировать проект Отдела Тайн по ранней адаптации магглорожденных. Обязательно проведёт поправку, вносящую «Амортенцию» в реестр запрещённых зелий. Проследит, чтобы, несмотря на все угрозы, тайна существования волшебного мира оставалась неприкосновенной. Наладит тесный контакт с Конфедерацией магов. А потом передаст этот пост другому, зная, что сделала все, что было в её силах. И всё это она сделает не потому что так хочет Невилл или Майкрофт, не потому что это нужно для спасения Гарри, Шерлока или кого-то другого – а потому что она, Гермиона Грейнджер, решила, что так будет правильно.

В 19:15, не переодеваясь и не тратя времени на трансфигурацию мантии в костюм, она аппарировала. Когда-то отдельный кабинет Майкрофта в элитном клубе на Воксхолл был частым местом их встреч, но Гермиона не сомневалась, что в этот раз Майкрофт оказался удивлён её решением. Тем не менее, в назначенное время он ждал её, сидя в кресле у камина.

Гермиона остановилась на пороге, разглядывая его так, словно никогда в жизни не видела. Никто не назвал бы Майкрофта Холмса красивым мужчиной – ничто в нём, от высоких залысин до слишком мягких, женственных, подвижных рук не соответствовало стандартам красоты и даже привлекательности, и сам Майкрофт, вне всякого сомнения, понимал это. Но то, как он себя держал, и то, что он из себя представлял, значило куда больше. Он подавлял, даже расслабленно вытянув ноги к огню и отдавшись во власть собственных мыслей.

Услышав хлопок аппарации, он повернулся, гибким, почти змеиным движением поднялся, оглядел Гермиону с головы до ног и внимательно посмотрел в глаза.

– Вы хорошо выглядите, Гермиона, – сказал он, и в этих словах ей послышалось искреннее, неподдельное беспокойство. Его действительно удивило желание встретиться в клубе, он опасался проблем.

Гермиона молча подошла поближе, остановилась возле камина, но не села в приготовленное кресло. Иначе это слишком походило бы на обычную их беседу. И Майкрофт, конечно, предложил бы чай, и разлил бы его точными, выверенными движениями.

Чая Гермиона не хотела.

Сейчас чай был для неё опасней яда.

Глядя в огонь, Гермиона спросила:

– Как давно вы выстроили эту партию? Разумеется, Майкрофт не опустился до возмущённых отрицаний или оправданий. Он (Гермиона видела боковым зрением) улыбнулся безжизненной улыбкой и сказал:

– Довольно давно.

Это могло значить как «около полугода назад», так и «едва вы вернули мне воспоминания». Или что-то ещё – не было смысла угадывать.

– Интересы Великобритании превыше всего? – произнесла она, не столько спрашивая, сколько утверждая.

– Разумеется, – согласился Майкрофт и напомнил: – Я ведь говорил об этом.

Да, Гермиона помнила. Он действительно говорил. Предупреждал. А ещё до этого – не раз демонстрировал, болезненно и точно.

Она поймала его взгляд, возводя самый мощный из возможных окклюментных щитов. Майкрофт смотрел прямо и спокойно.

Гермиона была не настолько глупа или рассержена, чтобы думать, будто его сердце не пострадало в этой игре. Возможно, оно первым было отдано на растерзание вражеским фигурам. Он швырнул его под копыта конницы и мучился, глядя, как его топчут литые подковы. Его сердцу тоже было больно, оно чувствовало, страдало и даже, в редкие минуты, быстрее билось от блаженства или почти замирало от беззвучной нежности. Просто это не имело никакого значения.

– Магическое сообщество не допустит угрозы своим интересам и шантажа в свой адрес. Как вы там говорили? Британия не ведёт переговоры с террористами, – проговорила она тихо. – Ваша попытка угрожать неприкосновенности нашей тайны…

Майкрофт рассмеялся, но холодным, неприятным смехом, ничего общего не имевшим с настоящим, который – о, она все же верила в это! – был так хорошо ей знаком.

– Гермиона, вы ошибаетесь, – произнёс он мягким тоном, – я не угрожаю Статуту о Секретности и не шантажирую вас. Я действую в интересах граждан страны и подданных Её Величества.

– То есть вашу фразу, – Гермиона прикрыла глаза и продекламировала: – «По счастливой случайности, один датский медиамагнат обладает исчерпывающей информацией о волшебном мире», – мне нужно расценивать как предложение о сотрудничестве?

Майкрофт сложил руки на груди. Сказал:

– Мистер Лонгботтом, очевидно, – так, словно были варианты. Впрочем, варианты действительно были, учитывая, что после фиаско Малфоев он не потерял возможность вести переписку посредством совиной почты. Едва ли у него на заднем дворе дома на Роберт-стрит стоит совятня, не правда ли? И вряд ли почтовые совы обитают в Букингемском дворце.

– Ваш союзник, – ответила она холодно, не сомневаясь в верности догадки, – отныне вне зоны досягаемости. Вам он больше не поможет.

Ни на миг не утратив спокойствия, Майкрофт заметил:

– Надеюсь, он пребывает в добром здравии.

– В наилучшем.

Они оба замолчали. Гермиона, проклиная себя за слабость и трусость, посмотрела в огонь. Очень тихо она спросила:

– А если бы я отказалась?

Майкрофт неплохо угадывал её мысли, справился и в этот раз.

– Я не раз говорил вам, Гермиона… Вы очень похожи на моего брата.

– Им вы тоже манипулируете? – резко спросила она.

– Разумеется, – последовал ответ. – Вы ведь не думаете, что он сам решил два года мотаться по Европе в поисках контактов Мориарти?

Огонь потрескивал и плевался искрами. Гермиона не моргала и чувствовала, что на нижних веках начинают скапливаться слёзы.

– Почему вы были уверены во мне? Я хотела отказаться.

Майкрофт совсем невесело рассмеялся, и Гермиона согласилась с ним: смешной вопрос. Она не видела альтернатив, она знала, что альтернатив не существует, поэтому согласилась.

Тяжёлая густая злость, как ей казалось, оставшаяся на полу в кабинете, поднялась внутри. Одним движением Гермиона сбросила её в камин. Обычное пламя потухло, и вместо него заиграл синий волшебный огонь.

– И в чём цель? – спросила она. – Потому что, клянусь Мерлином, лучше бы у вас была цель.

– Вы спрашиваете… – Майкрофт сделал паузу, – как обиженная женщина или как политик?

Гермиона подумала, что может его убить. И ей пришло в голову, что, возможно, этот расклад не показался бы ему совсем уж нежеланным. Как обиженная женщина она хотела разворотить безупречный кабинет. А ещё – вломиться в сознание Майкрофта и лично найти там каждую мысль, каждый мотив всех его действий и решений.

– Вы говорили Невиллу о спасении жизней…

– Магический мир веками существовал в изоляции, – проговорил Майкрофт, отлично понимая смысл её слов, – и это приемлемо. Теперь вас интересует мир обычных людей. Вы не можете оставаться сами по себе, свободно гуляя по маггловским городам.

– Вы полагали, что сможете управлять мной?

Она обернулась. Майкрофт покачал головой, опёрся локтем о высокую спинку кресла и заметил:

– Вы стихия. Я не могу управлять ураганом. Я могу…

– Минимизировать риски? Держать руку на пульсе? – Гермиона понимала, что эмоции выдают её с головой, но даже не пыталась их скрыть. Плевать. Майкрофт видел её несдержанной. – Больше не удастся. Наше сотрудничество… – она не была уверена, что её губы выговорят это обращение, но всё-таки справилась, – мистер Холмс, окончено.

Ей хотелось, чтобы Майкрофт остановил её, сказал, что она не права, протянул руку. В отличие от него, она никогда не ставила общее благо вперёд личного. Одно-два слова, и она уткнулась бы лбом в его плечо.

Майкрофт молчал.

Опустив щит, она коснулась его разума и ощутила горечь.

– Я полагаю, госпожа министр, – проговорил он тихо, – вы предпочтёте передать контакты с миром магглов в другие руки. Нам нужно обсудить планы на дальнейшее сотрудничество и зафиксировать договорённости. Информирую вас, что от имени правительства Её Величества я уполномочен вести переговоры с представителями магического сообщества Великобритании о разделении сфер влияния.