Текст книги "Сферы влияния (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 47 страниц)

Сферы влияния

Пролог

– Гарри!

В длинной душной комнате не было эха, звук как будто впитался в стены и исчез. – Гарри! – Гермиона позвала громче и до боли в суставах сжала рукоятку волшебной палочки в кармане куртки. На неё никто не смотрел.

Возле стен в ломаных, неестественных позах, скрючившись, лежали мужчины и женщины в грязных, помятых одеждах. Воняло потом, рвотой, мочой и чем-то сладким, о чём Гермиона даже думать не хотела.

Тенью скользнул мимо, прижимая к груди узкую стеклянную колбу, бледный тощий парень со злыми глазами. – Гарри! – повторила Гермиона, но уже значительно тише. И её снова никто не услышал.

Казалось бы, она, выпускница факультета отважных, не должна была бояться, но она боялась до стука зубов, до потных ладоней. Это место, эти больные люди, эта вонь пугали её больше Волдеморта и всех Пожирателей вместе взятых.

Неожиданно её взгляд выхватил в массе тел, конечностей и голов как будто знакомую вихрастую чёрную макушку.

Она на цыпочках пробралась в глубь комнаты, присела перед лежанкой и осторожно повернула Гарри на спину – и выдохнула сквозь стиснутые зубы. Это был не он.

Гермиона хотела было подняться и пойти искать дальше, но на несколько мгновений застыла, вглядываясь в незнакомое лицо и чувствуя, как подступают злые слёзы отчаяния. Парень, которого она со стороны приняла за Гарри, был, кажется, их ровесником. На нём был явно дорогой костюм, лицом он напоминал какого-нибудь учёного или художника, как их любят описывать в романах. И при этом от него несло рвотой, грязью и сладкой дрянью.

Два десятка опустившихся бродяг производили меньшее впечатление, чем один этот красивый парень, уничтожавший свою жизнь. – Иди нахер, Майк, – пробормотал парень, и Гермиона отскочила в сторону, сглатывая горько-солёный ком. Опять позвала слабым голосом: – Гарри!

За её спиной кого-то тошнило, в другом углу кто-то неожиданно запел на испанском. Худой парень с колбой снова проскользнул мимо, зыркнув на Гермиону с подозрением. – Гарри? – прохрипел снизу старик в зимней куртке с жёлто-серой бородой. – Слева был Гарри. Га-а-а-ри…

Он зашлёпал губами и затих, а Гермиона обернулась и прошла туда, куда указал старик.

Гарри она узнала не сразу.

На нём была маггловская одежда, старая, мешковатая, на несколько размеров больше. Очки он где-то потерял, и без них было очень заметно, что он сильно похудел за прошедшие два дня. Лицо напоминало обтянутый кожей череп. – Гарри, – прошептала Гермиона, касаясь руки друга. Его кожа была ледяной, на прикосновение он не отреагировал.

Гермиона достала палочку и сделала короткое, почти неощутимое движение, наводя лёгкие магглоотталкивающие чары. Плотнее сжала руку Гарри, но прежде, чем аппарировать, бросила ещё один взгляд на того парня.

Он теперь был не один. Рядом с ним на коленях стоял ещё один такой же, как Гермиона, гость в аду. Темноволосый полный мужчина в неуместно-светлом костюме-тройке пугающе спокойным, привычным, отработанным до автоматизма движением поднял парня за подмышки и прислонил к стене, вытащил из кармана шприц.

Мгновение – и они с Гарри рухнули на жёсткое каменное крыльцо особняка 12 по площади Гриммо.

Дверь открылась, и Рон тут же подхватил Гарри под мышки и втащил внутрь.

Гермиона зашла сама, закрыла за собой дверь, наложила дополнительные защитные заклинания и тут же оказалась в объятиях Джинни. – Ты нашла его…

Она всхлипнула, но быстро взяла себя в руки и спросила: – Что делать?

Гермиона прошла в гостиную, на полу которой Рон уложил Гарри, и сдержала честное, но постыдное: «Я не знаю». У неё не было ни одной идеи, что именно Гарри принял – и как его лечить.

Рон и Джинни смотрели на неё со спокойной надеждой. Они не сомневались, что Гермиона что-нибудь придумает. Она ведь знает всё на свете.

Тот мужчина в светлом костюме точно знал, как помочь своему родственнику или другу, знал, что делать.

Гермиона отогнала лишние мысли и, решительно направив в лицо Гарри волшебную палочку, произнесла: – Энервейт.

Гарри дёрнулся, задрожал всем телом, на губах выступила серая пена. Джинни бросилась к нему, схватила за голову, Рон растерянно шагнул назад. – Энервейт, – повторила Гермиона, надеясь, что стук зубов не собьёт заклинания.

Они не могли отвезти Гарри в больницу св. Мунго. Не могли позволить хоть кому-то узнать о том, что герой волшебной Британии, великий Гарри Поттер, победитель Волдеморта – наркоман.

На третьем заклинании Гарри открыл глаза, закашлялся, его тут же стошнило, но он сумел произнести очень слабо: – Джин?

Выдержка Джинни оказалась превосходной: ни обвинений, ни объятий. – Что болит? – спросила она спокойно. – Всё, – ответил Гарри неразборчиво.

Гермиона трясущимися руками открыла волшебную сумочку и, порывшись, достала кроветворное зелье. Она не знала ни одного способа избавить друга от той дряни, которую он в себя закачал, но могла помочь его организму бороться.

Через два часа, после ещё одного «Энервейта» и двух порций зелья, Гарри стало легче. На щеках выступил румянец, зрачки снова стали реагировать на свет, кожа потеплела. Рон заклинанием перенёс его в спальню на втором этаже и уселся на табурет возле постели, всем своим видом показывая, что с этого места его не сдвинет и горный великан. – Я посижу, – сказал он сухо.

Джинни отпустила руку Гарри и первой вышла из комнаты – на каких бы тайных ресурсах ни держалась её выдержка, эти ресурсы подходили к концу.

Гермиона колебалась ещё некоторое время, потом сказала: – Если что – «Энервейт». И сразу зови меня, – и вслед за Джинни спустилась вниз. – Я здесь.

Джинни ждала её в столовой, сжавшись в комочек в кресле у окна. Гермиона подошла к ней, и Джинни жалобно спросила: – Зачем он это сделал?

Гермиона села на подлокотник кресла, но ничего не ответила.

После войны их жизнь была сказочной, даже как будто карамельно-пряничной. Все были счастливы. Солнце светило ярко. Они победили. Спасли свой мир. Выжили. Уничтожили врага раз и навсегда.

Они имели и право, и повод гордиться собой и праздновать победу.

Наверное, это было самое счастливое время – год после победы. Гермиона, Гарри, Рон, Джинни и многие другие вернулись на последний курс в Хогвартс и с головой погрузились в обычную школьную жизнь. Никогда ещё не было так приятно учить новые заклинания, ходить в Хогсмид, смеяться вместе с друзьями. Гарри, как и остальные, жил обычной жизнью школьника. Трансфигурировал столы в свиней, воевал с кусачими тентакулами и шипастыми раффлезиями, а в свободное время играл в квиддич или утаскивал куда-нибудь Джинни под недовольное бурчание Рона.

А второго мая тысяча девятьсот девяносто девятого покончил с собой Джордж Уизли.

Пришёл на празднование дня победы в школу, сказал, что хочет немного побыть один, а потом прыгнул с Астрономической башни.

Его нашли спустя два часа – бездыханного, похожего на сломанную куклу – и на своего брата-близнеца. Фред выглядел в смерти точно так же и точно так же едва различимо улыбался навсегда застывшей улыбкой.

Гермиона взяла на себя организацию похорон – потому что больше было некому. Миссис Уизли едва держалась на ногах и постоянно плакала, мистер Уизли за час постарел на пятнадцать лет, сгорбился и всё повторял: «Они снова вдвоём». Билл, Флёр, Перси, Чарли – остальные Уизли тоже были разбиты. Рон, кажется, держался крепче всех, монотонно исполняя поручения Гермионы вместе с Гарри. Похоронили Джорджа на кладбище в Оттери-Сент-Кэчпоул, недалеко от Норы, рядом с Фредом, под одним могильным камнем на двоих.

На следующий день исчез Гарри.

Гермиона сглотнула, потому что совершенно не хотела даже пытаться ответить на вопрос Джинни о том, зачем он это сделал.

Он начал «это» делать ещё тогда, три года назад. Просто в этот раз он зашёл дальше обычного и дошёл до жёстких наркотиков в грязном притоне на окраине Лондона. Раньше он ограничивался тем, что сам называл «травкой», и уверенно заявлял, что он просто расслабляется и отдыхает. Глупо, но только теперь, через три года, Гермиона смогла признаться себе: её лучший друг – действительно наркоман. – Он мне пообещал… – сказала Джинни, так и не дождавшись от Гермионы ответа на свой бессмысленный вопрос (и, возможно, думавшая о том же). – Пообещал, что прекратит всё это. Мы говорили на прошлой неделе, и он обещал, что всё изменится. Он…

Голос Джинни дрогнул и сорвался, она закашлялась, и Гермиона сжала её холодную ладонь. – Он сделал мне предложение, – после долгой паузы закончила Джинни.

Гермиона выдохнула и напомнила себе, что не имеет никакого права заплакать – если ещё и она лишится последних капель выдержки, они не справятся с этим. – Ты согласилась? – спросила она, не в силах повернуться и посмотреть на Джинни.

Её ответ был едва различим, но очевиден – конечно, согласилась и, конечно, поверила в то, что всё будет хорошо. – Я хочу убить этого жирного борова, – прошипела она, резко переходя от полной апатии к гневу. – Ты зря меня остановила тогда. – Это был выбор Гарри, а не… кого-то ещё. Его не заставляли. И ты не можешь просто… – Стоило бы.

Гермиона не стала говорить о том, что если бы Гарри не нашёл лёгких наркотиков у своего маггла-кузена Дадли Дурсля, он нашёл бы их где-то ещё и у кого-то ещё. И этот кто-то, возможно, не стал бы о нём заботиться, как это делал Дурсль.

Тогда, после похорон, Гермиона, Рон и Джинни искали Гарри почти три дня. Она уже точно не помнила, кому из них принадлежала идея заглянуть в дом его родственников, в дом номер четыре по Тисовой улице, город Литтл-Уингинг.

Гермиона была здесь однажды и запомнила типичный опрятный домик, отделанный белыми панелями, с кирпичным крыльцом и ровным газоном. После визита Пожирателей он превратился в обугленные развалины. Обойдя их кругом и позаглядывав в тёмные провалы, раньше бывшие комнатами, они уже собрались отправиться на дальнейшие поиски, как услышали шум подъехавшего автомобиля и увидели выбирающегося из него бритоголового здоровяка. – Это же его кузен, – воскликнул Рон и первым рванул к машине.

Здоровяк при виде Рона как-то сжался, втянул голову в плечи и протараторил на одном дыхании: – Круто-что-вы-здесь-его-бы-забрать-надо. – Что? – переспросил Рон, Гермиона быстро уточнила: – Где Гарри?

Здоровяк (Гермиона всё-таки сумела тогда вспомнить его имя – Дадли) коротко выдохнул и повторил раздельно: – Его бы забрать надо… Он, эта, там.

Аппарировать «туда» было невозможно, поэтому пришлось садиться в машину Дурсля. Полчаса неспешной езды – и они остановились возле старого каменного дома с запущенным газоном и грязными стёклами в узких окнах. – Там он.

Гарри сидел на кухне, в обшарпанном кресле, и странно, нездорово улыбался. Напротив него на табурете сидела очень худая, с длинным и неприятным лицом женщина в выцветшем халате. – Они его заберут, – сказал Дадли женщине. Та поджала губы, встала с табурета и скрестила руки на груди: – Уж постарайтесь. Нам хватает проблем и без него.

Джинни кинулась к Гарри, Рон растерянно затоптался на пороге, а Гермиона спросила: – Что с ним?

Дадли опустил глаза и снова вжал голову в плечи, пряча и без того очень короткую шею. – То, что и должно было произойти, учитывая его наклонности, – отчеканила женщина. – Он всегда был… всегда обладал порочными наклонностями. – Да как вы смеете?.. – начал было Рон в ярости (он, кажется, тоже догадался, что женщина – ненавистная тётушка Гарри), но Гермиона его прервала: – Где он взял это?

Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять ответ по лицу Дадли. – Ты дал?

Женщина схватилась за сердце и осела на табурет. – Дадличка…

Пока Джинни, как умела, приводила Гарри в чувство, Гермиона и Рон вытрясли из «Дадлички» информацию о том, что произошло. Запинаясь и то и дело закусывая язык, он рассказал, что использует старый дом на Тисовой улице как точку встречи с людьми, у которых покупает наркотики. Что сегодня утром он вместо дилера встретил там Гарри. И что после долгого разговора предложил ему расслабиться («Я не давал ему ничего серьёзного! Это же просто…», – оправдывался он). Что Гарри стало очень плохо, и он потерял сознание.

В конце концов, стоило сказать Дурслю спасибо за то, что он не бросил Гарри на улице, а привёз к своей матери, а потом ещё и вернулся на Тисовую улицу – посмотреть, не придут ли за ним волшебники.

После этого был долгий, очень долгий перерыв – и новое исчезновение. Гарри то снова становился самим собой: успешно сдал экзамены в школу авроров, отлично учился, признавался Джинни в любви, шутил и смеялся, то вдруг, в выходной, пропадал, возвращаясь вечером на негнущихся ногах и с пустыми, ничего не выражающими глазами.

Джинни, с которой они жили вместе на площади Гриммо, боролась, спорила, просила и плакала – и Гарри обещал, что всё прекратится, что это был «последний раз».

А этот «последний раз» привёл его в притон – Гермиона понятия не имела, что произошло накануне, но, очевидно, это было слишком сложно для него, и он с этим не справился. – Я пойду сделаю чай, – сказала Джинни. Гермиона кивнула.

Она осталась на площади Гриммо до следующего утра, после чего вернулась в свою небольшую квартиру в Белгравии, одном из самых тихих и приятных районов Лондона – её зарплаты министерского работника вполне хватало на то, чтобы оплачивать аренду.

Они с Роном так и не съехались и не начали жить вместе, предпочитая встречаться то у неё, то у него. Гермиона с трудом воображала себя в роли примерной жены, а Рон не настаивал – в конце концов, у них была уйма времени, можно было не торопиться.

До вечера она почти ничего не делала, а потом рано легла спать – прошлой ночью ей так и не удалось заставить себя закрыть глаза хоть на несколько минут. Во сне, разумеется, пришли кошмары. Старые – поместье Малфоев, безумная Беллатриса, вырезающая у неё на предплечье слово «грязнокровка», битва за Хогвартс. И новые – душная, отвратительная комната, заполненная человеческими телами, Гарри с пеной на губах и тот красивый юноша, которого пытался привести в чувство мужчина в слишком светлом костюме.

Часть первая. Границы дозволенного

Глава первая

Утро понедельника встретило Гермиону шелестом дождя за окном, горячим Роном, который по обыкновению перепутал её с плюшевым медведем и прижал к себе посреди ночи, и отвратительным настроением.

Будь её воля, она в этот момент спрятала бы голову под подушку, отодвинула бы Рона, чтобы не было так жарко, и заснула бы до вечера.

Выходные вымотали её морально и совершенно не дали возможности подготовиться к новой неделе. – Рано ещё, – пробормотал Рон в полусне.

Гермиона с сожалением посмотрела на часы и поняла, что это ему рано, а ей – как раз пора вставать. – Пять минут полежи, – Рон открыл глаза, несколько раз сонно моргнул и улыбнулся. – Или десять.

Гермиона вздохнула, потёрлась лбом о его плечо и с сожалением сказала: – Даже две не полежу.

Чтобы не попасться в давно знакомую ловушку, она не стала целовать Рона, ограничившись чмоканьем в курносый нос, и вывернулась из-под его руки.

Сразу же стало холодно, но Гермиона, преодолев искушение влезть в тёплый халат, отправилась в душ.

После прохладной воды и трёхминутной чистки зубов сознание прояснилось, настроение улучшилось, а погода за окном показалась уже не такой отвратительной.

Рон, который уходил на два часа позже неё, уже снова уснул, и она тихо собралась. – Причешись, – посоветовало зеркало в прихожей.

Гермиона критически оглядела завязанный на скорую руку пучок, поправила одну прядь и сообщила: – Сойдёт.

Зеркало помутнело, похоже, от стыда, а Гермиона направилась к камину и переместилась в Министерство.

И едва не наткнулась на дежурного аврора Поттера. Он вздрогнул и сделал шаг назад. Гермиона поджала губы. Не будь он сейчас на службе, она, наверное, не удержалась бы и высказала бы всё, о чём думает, но сейчас вынуждена была ограничиться коротким: – Позже.

Гарри кивнул – разумеется, он догадывался, что его ждёт выволочка от каждого из друзей.

В кабинете Гермионы было тихо и солнечно – зачарованное окно работало исправно, показывая нежаркий летний день. – Привет, Гермиона, – улыбнулась её соседка и коллега Пенелопа Кристалл, – как выходные?

«Вытаскивала одного идиота из задницы мира», – мрачно подумала Гермиона. Начавшее было подниматься настроение снова рухнуло вниз, едва она вспомнила притон. – Неплохо, – ответила она нейтрально. – А твои?

Вместо ответа Гермионе под нос сунули блюдо с домашними пончиками – Пенни питала слабость к сладкому и к процессу его приготовления. Гермиона незаметно попыталась ощупать талию – её пугала мысль о том, что сочетание сидячей работы и сладостей приведёт к тому, что она растолстеет. Пенни подобным не заморачивалась, говоря, что лучше быть толстой и счастливой, чем тощей и грустной. Толстой она не была. А счастливой – однозначно.

Гермиона предпочла бы работать одна, но не имела такой возможности, и Пенни была лучшим вариантом напарницы. Они обе работали в Отделе борьбы с неправомерным использованием волшебства, одном из ключевых отделов Департамента магического правопорядка. Что бы ни происходило в мире магии, магглы не должны были о нём узнать. Детское баловство или мошенничество с использованием магии – каждый случай требовал внимательного изучения, расследования и ликвидации последствий.

Параллельно с основной работой Гермиона добровольно вызвалась разбирать архив ДМП и классифицировать законодательные акты, по которым жила Волшебная Британия. Это было муторное, скучное, но необходимое дело – чтобы общество функционировало, оно должно регулироваться понятными, доступными, прозрачными законами, а тысячелетней давности акты, написанные на латыни, под определение «доступные» или «понятные» не подходили.

Первые годы после победы новый Министр магии Кингсли Шеклболт был занят восстановлением страны: нужно было не только выявить приспешников Пожирателей и определить им меру наказания, но и отстроить разрушенные объекты, обновить защитные чары, убедить волшебников, что они снова могут спокойно спать в своих постелях и что за попытку поесть мороженого в кафе на Косой аллее больше не убивают.

Поэтому после окончания Хогвартса Гермиона занялась не тем, к чему стремилась, – правами угнетённых магических существ, – а аналитической работой в одном из отделов Департамента магического правопорядка. Кингсли лично объяснил ей, что не может сейчас позволить себе разбрасываться кадрами и отправлять заведомо умную волшебницу в бесперспективный и пока не слишком важный отдел контроля за магическими существами.

Гермиона хотела было спорить, объяснить, что домовые эльфы, вейлы и оборотни – это отнюдь не «бесперспективно», что они угнетены и страдают, но Кингсли протянул ей свиток пергамента. Гермиона развернула его и увидела длинный список имён. – Что это? – Дети, – ответил Министр. – Дети, оставшиеся без родителей или близких родственников, не связанные с миром магглов и лишённые минимальной социальной защиты, потому что в нашем мире нет и никогда не было приютов.

В списке было более ста пятидесяти имён. – Магические существа имеют крышу над головой, знают, где добыть еду или как на неё заработать, у них есть поддержка общин или кланов. В отличие от этих детей. Учись расставлять приоритеты, Гермиона.

Детьми Гермиона и занялась тогда. Не ими самими, правда: у неё было подозрение, что она едва ли справится с ролью няньки для ста пятидесяти магически одарённых ребят в возрасте от полугода до пятнадцати лет. Она занялась организацией приюта и подобия социальной службы, поставила на уши всё магическое сообщество и за год сумела найти семьи для всех ста пятидесяти детей, а также организовала систему контроля за их благополучием.

В то время у неё появился неожиданный, временами неприятный, но полезный соратник – Нарцисса Малфой. Она появилась на пороге крошечного кабинетика Гермионы в один из дней, прошла внутрь, поджав губы, без спросу взмахом палочки освободила себе место на стуле и села на краешек. – Миссис Малфой, у нас не назначена встреча, – холодно сказала Гермиона, чувствуя, как по позвоночнику стекает холодная капелька пота – она смотрела на узкое холёное лицо, а видела перекошенную гримасу страха и отчаянья, как тогда, в поместье Малфоев. – Простите за вторжение, мисс Грейнджер, – уронила миссис Малфой с таким видом, словно делала Гермионе большое одолжение, начиная разговор. – Но у меня к вам деловое предложение, от которого вы вряд ли захотите отказаться.

Гермиона не позволила себе резко ответить: «У меня нет общих дел с Пожирателями Смерти», – хотя ей этого очень хотелось. Но миссис Малфой была оправдана судом, а значит, нельзя было бросать ей обвинения в лицо. – Прошу вас высказаться кратко, миссис Малфой, у меня мало времени. – С удовольствием, – миссис Малфой улыбнулась короткой, закрытой улыбкой, не показывая зубов, и заговорила: – Вы занимаетесь сиротами сейчас, мисс Грейнджер. Позвольте сказать, что у вас ничего не выйдет. Вы… пытаетесь навязать волшебникам точку зрения магглов, строите приют, – на этом слове она едва заметно поморщилась, – но мы не магглы, мисс Грейнджер. Наши дети не растут в приютах. – Это не деловое предложение, – заметила Гермиона. – Скоро будет. Позвольте мне помочь вам… в этой работе. Помочь детям. Я знаю всех наиболее влиятельных британских и зарубежных дельцов, всех, кто готов оказывать вашему делу поддержку. Я знаю представительниц всех женских клубов. Всех ассоциаций. И знаю, как с ними обращаться. С моей помощью вы найдёте семьи для всех своих подопечных, и потребность в приюте исчезнет.

Гермиона сомневалась. Даже если от миссис Малфой мог быть толк, она не хотела её помощи. Она не хотела находиться в одном здании с кем-нибудь по фамилии Малфой. И точно не с теми её представителями, которые смотрели, как её пытает Беллатриса. – Что взамен?

Миссис Малфой прикрыла рот маленькой ручкой с отполированными почти прозрачными ноготками. – Мисс Грейнджер, разве мы можем говорить об обмене услугами, когда на кону стоят жизни сирот-волшебников? – если бы не её совершенно холодный взгляд, Гермиона бы ей поверила. – Миссис Малфой, не тратьте моё время попусту. Я с трудом верю в ваше бескорыстие. Вас интересует восстановление репутации, не так ли?

Гермиона отвела взгляд, почувствовав, что от этой женщины её начинает тошнить – причём дело было не в её поведении и не в том, что она сейчас пытается влезть в доверие к новому правительству, в то время как её муж сидит в Азкабане, а сын под домашним арестом. Возможно, причина была в слишком густых духах. Или в совершенной уверенности в своей правоте. – Ваше предложение кажется мне слишком обременительным.

Миссис Малфой на полдюйма опустила подбородок и произнесла тихо: – Дайте мне знать, если измените своё решение, мисс Грейнджер. Спасибо за то, что уделили время.

Гермиона думала две недели, прежде чем написать ей короткую записку – её гриффиндорский дух восставал против того, чтобы жертвовать интересами дела ради заботы о собственном комфорте. Да, ей была неприятна миссис Малфой, но если она хотела и могла помочь детям – ей нужно было дать такую возможность.

Миссис Малфой, несмотря на уничтоженную репутацию, сумела сдвинуть с мёртвой точки неповоротливую машину и запустила процесс, над которым так билась Гермиона. В том, что все дети нашли новые семьи, как минимум наполовину была именно её заслуга.

Когда последний ребёнок обрёл новый дом, а Гермиона закончила отладку системы контроля за приёмными родителями, казалось, что их общение с миссис Малфой должно было закончиться. Но этого не произошло. Гермиона всё ещё не любила её, но по-своему уважала, хотя бы за острые зубы и несгибаемую волю.

Несмотря на то, что серьёзных происшествий не было, Гермионе в этот день так и не удалось обрести хорошего расположения духа. И только после обеда она позволила себе задуматься о причинах своей нервозности.

Да, выходные прошли ужасно, да, Гарри напугал и разозлил её, но дело было отнюдь не в этом.

Вечером ей предстояла встреча, которой она и ждала, и страшилась.

В шесть она закончила дела и, попрощавшись с Пенни, вернулась домой. Тщательно расчесалась, переоделась в маггловскую одежду, выбрав обычные джинсы и клетчатую рубашку, и аппарировала на задний двор небольшого опрятного двухэтажного коттеджа на южной окраине Лондона. Задняя дверь сразу же открылась, и Гермиона очутилась в маминых объятиях, спрятала лицо на плече и замерла, вдыхая самый родной запах на свете. – Всё хорошо, милая, – прошептала мама и погладила её по волосам, как делала в детстве.

Гермиона отстранилась, вытерла непрошенные слёзы и вошла в дом. Она бывала у родителей очень редко, и каждый её приход был и праздником, и наказанием. Ходить по комнатам родного дома, зная, что она в них – всего лишь гостья, было больно.

Мама усадила её за стол в гостиной, налила чаю, порезала на кусочки лимонный пирог. – Хорошо выглядишь, – сказала Гермиона, адресуя реплику скорее столу, чем маме. Та рассмеялась, не поверив комплименту, и спросила: – У тебя всё в порядке?

Она начинала с этого вопроса все их разговоры последние три года, с тех пор как снова обрела память. – Да, мам, – так Гермиона отвечала каждый раз.

Потом – набор обычных тем. Работа («Как обычно, её много»). Рон («Балбес!»). Здоровье («Ты похудела», – «Я только и делаю, что ем»).

Отвечая, Гермиона позволяла своему взгляду скользить по комнате, выхватывая мелкие детали и подробности быта родителей: папин любимый томик Шекспира на подлокотнике кресла, мамины записи и наброски для статьи, свежие цветы на верхней крышке фортепиано, вчерашняя газета. – Он на конференции, да? – рискнула спросить Гермиона.

Вместо ответа мама сжала её руку и сказала тихо: – Он отойдёт, вот увидишь. – За три года не отошёл…

Стирая родителям память, Гермиона не сомневалась в своём решении – она должна была так поступить. И она спасла их – меньше чем через месяц их дом разрушили Пожиратели Смерти. Восстановить память было труднее, но и с этим Гермиона справилась, однако она не рассчитала одного – того, что её не простят. Мама была слишком рада её видеть тогда, а папа…

Твёрдый, спокойный, надёжный папа, обретя вновь воспоминания, посмотрел на Гермиону тяжёлым взглядом и сказал: – Я не так тебя воспитывал.

Гермиона начала было свою хорошо продуманную речь о безопасности, но не сумела договорить и первое предложение – щёки опалило стыдом. – Очевидно, ты не зря училась на факультете безрассудных авантюристов, Гермиона, – он сделал паузу и добавил: – Я разочарован в тебе.

Это были самые неприятные и самые страшные слова, которые можно было представить, как тогда показалось Гермионе. Но она ошиблась, потому что последовавшие за ними были ещё страшнее: – Ты можешь оставаться в моём доме. Можешь приходить, если пожелаешь. Но не обращайся ко мне. У меня дочери нет.

Первое время она пыталась выпросить прощение, взывала к логике, к чувствам, плакала. А потом стала приходить реже, подгадывая дни, когда папы не было дома, как сегодня. – Иногда нужно больше времени, – мама снова сжала её руку, Гермиона кивнула.

Они разговаривали ещё час – всё так же ни о чём.

К себе Гермиона вернулась поздно, к ночи. Рона не было – он не так уж часто оставался у неё на ночь, предпочитая свою берлогу в конце Косой аллеи.

Обычно она радовалась одиночеству, но сегодня ей больше всего на свете хотелось, чтобы её кто-то обнял и пожалел. Однако она не успела поддаться унынию – в окно влетела сова и бросила ей в руки конверт с министерской печатью. Внутри оказалась короткая записка:

«Зайди ко мне завтра с утра, есть важный разговор. Кингсли».