Текст книги "Сферы влияния (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 47 страниц)

Глава вторая

Узнать его было непросто, но Гермиона, конечно, узнала. Вместо длинных волос, которые он то собирал в хвост, то распускал, становясь похожим на солиста группы «Ведуньи», теперь была короткая стрижка – такая же, как у большинства маггловских офисных работников. Футболки и джинсы сменились строгим костюмом. Для кого-то он очень сильно изменился, но Гермиона, глядя в глаза неподвижному изображению, видела того же парня Джима. – Как давно… – начала было она, но голос отказал. – Вчера, – ответил Майкрофт. – Мы искали его всё это время, а вчера он просто появился в Лондоне, даже не пытаясь прятаться от камер видеонаблюдения. Правда, он больше не Джеймс Брук.

Гермиона не могла отвести взгляда от фотографии. Её хвалёная выдержка блестящего менталиста давала трещину. Казалось, стоит ей выпустить из рук папку – и её охватит бесполезная жалкая истерика.

«Океан. Океан, Грейнджер! – сказала она себе. – Мир – океан. События в мире – его воды». Старая медитация помогла – истерика отступила, так и не проявив себя, и Гермиона сумела спросить почти спокойно: – И как его зовут теперь? – Джим Мориарти.

Гермиона протянула папку Майкрофту, сглотнула и спросила, обращаясь к его светло-синему с невнятным рисунком галстуку: – И что вы собираетесь делать? А главное – зачем?

Галстук, что характерно, отвечать не спешил, зато его владелец прошёл к креслу, сел и предложил: – Чаю?

Гермиона машинально превратила жёсткий стул в такое же кресло, как у Майкрофта, и опустилась в него.

– Пожалуй, – разговаривать с галстуком в этом положении было неудобно, поэтому Гермиона обратилась к рукам своего собеседника.

В принципе, она бы и с ботинками согласилась бы поболтать – только бы не встречаться с Майкрофтом взглядом. За восемь лет она выстроила очень хорошую и спокойную жизнь и, как она думала, обзавелась неплохой душевной и ментальной бронёй. Но от взгляда Майкрофта Холмса ей было плохо и страшно. Она не могла не вспоминать ту себя, которая пыталась играть в политику и которая – пусть невольно – убила человека ради этой игры.

Руки Майкрофта тем временем задвигались и аккуратно, с какой-то зельеварческой точностью разлили крепкую ароматную заварку, добавили кипяток, в одну чашку насыпали сахару, в другую долили полтора пальца молока. При виде этого действия Гермиона вздрогнула – стало не по себе оттого, что он точно помнил, какой чай она пьёт. Как будто это была значимая мелочь. Или как будто его память была настолько цепкой.

Пододвинув к себе чашку, Гермиона всё-таки нашла в себе силы поднять глаза и спросила: – Что вы будете делать, Майкрофт? Для вас он – никто. Он не нарушил ни одного вашего закона, не совершил ни одного преступления… – Хотите просить… отдать его под вашу ответственность? – спросил Майкрофт беря свою чашку и откидываясь на спинку кресла. – Моей ответственности в том смысле, который вы вкладываете в это слово, больше нет, – ответила Гермиона.

Майкрофт молчал некоторое время, потом поставил чашку на подлокотник и вытащил из кармана знакомую записную книжечку. Возможно, не ту же самую, но точно такую же, и заметил: – Я знаю. Вы теперь – частное лицо. Живёте… – он заглянул в книжечку, – в тупике Оуквел, в Дувре. – Ваш брат не удержался и сообщил вам, где он меня нашёл? – Шерлок? – бровь Майкрофта взлетела вверх. – Полагаю, он не имел желания сообщать мне эту информацию. Но если даже он сумел вычислить ваш адрес…

Гермиона посмотрела на книжечку в руках Майкрофта, на собственную чашку и спросила, чтобы отложить ещё ненадолго разговор о Джеймсе Бруке: – Зачем вы скрываете свою блестящую память?

На мгновение Майкрофт показался несколько растерянным, но быстро взял себя в руки и уточнил: – Что вы имеете в виду? – Записная книжка, множество оговорок… Мерлин, я была удивительно ненаблюдательна, – она невесело хмыкнула, вспомнив своё давнее облегчение от осознания того, что в семье Холмсов только один гений, причём не тот, с которым ей приходится работать изо дня в день.

Майкрофт поджал губы и явно собирался сделать вид, что не понимает её, но передумал и спрятал книжку во внутренний карман пиджака, после чего ответил: – Слабость – отличное оружие. К тому же, я не частный детектив, так что мне совершенно не обязательны… особые способности. Они скорее могут навредить. – Шерлоку его страсть к демонстрации тоже не всегда идёт на пользу, – отозвалась Гермиона. Майкрофт кивнул, а потом вернулся к прежней теме: – Значит, вы не будете просить у меня адрес Джима Мориарти и спешить к нему, горя пламенной местью?

Это прозвучало на редкость неприятно. – Я бы могла, – сказала Гермиона резко. – Более того, если бы вы мне отказали, я вполне могла бы получить эту информацию напрямую.

Лицо Майкрофта не поменялось, но подбородок дёрнулся и закаменел. – Но я догадываюсь, что вы вызвали меня не для этого. Так зачем вам нужен Джеймс Брук?

Напряжение спало. Майкрофт пружинисто поднялся из кресла и подошёл к большому столу, бросил взгляд на портрет королевы. – О существовании Джима Мориарти я знаю уже около года – именно столько этот человек демонстрирует нездоровую активность в пределах Великобритании. Первым о нём услышал мой брат. К сожалению, ему не достало… здравого смысла сообщить мне эту информацию, поэтому на протяжении долгого времени он сражался с ветряными мельницами, вместо того чтобы заниматься делом, – Майкрофт сделал паузу и продолжил: – Именно поэтому мы не сумели предотвратить череду взрывов и убийств, организованных им.

Взрывы и убийства. Милый паренёк Джим полностью потакает своему безумию, как любой психопат с его диагнозом. – Вы арестовали его? – Нет.

Гермиона тоже встала и подошла к Майкрофту, её снова начала бить дрожь, но теперь её причиной был не страх, а гнев. – Посчитали полезным оставить его на свободе для очередной политической игры?

Майкрофт молчал почти минуту, прежде чем ответил: – Нет. Не совсем. Он был бы полезен для того, что вы называете игрой… Но в первую очередь он для нас пока недосягаем. Разумеется, мы его найдём, но на это уйдёт время. – За которое он может выкинуть что угодно? Но в таком случае я ещё меньше понимаю, зачем вы пригласили меня, Майкрофт. Зачем вам нужна я?

Он повернулся к ней очень резко, и Гермиона была вынуждена встретить его взгляд. Появилось искушение заглянуть за эту ледяную завесу. Один лёгкий толчок – и его сознание будет перед ней как на ладони. Сделай она так с Джимом – и Рон был бы жив. В конце концов, она проникала в сознания сотен людей, в этом была её работа. Коснуться поверхностных мыслей – даже не вторжение. Но она будет точно знать мотивы Майкрофта. Одно прикосновение к сознанию – тем более, что он облегчал ей работу, глядя прямо в глаза, не моргая.

У Гермионы были принципы – всегда, с детства. Часть была привита родителями, остальные формировались год за годом. И чтение поверхностных мыслей людей, ни в чём не подозреваемых и не находящихся у неё на излечении, этими принципами категорически запрещалось. Меньше всего она хотела вести себя как покойный профессор Снейп, который частенько проходился по детским головам и, не найдя в них ровным счётом ничего для себя приятного или хотя бы полезного, злился ещё больше на жизненную несправедливость, напоминая змею, кусающую себя за хвост ядовитыми клыками.

Поэтому она не позволила себе сделать то, чего так хотела, и холодно попросила: – Не смотрите мне так пристально в глаза. Если бы мы играли в «гляделки», вы бы, возможно, и победили, но я могу не сдержаться и покопаться у вас в голове – очень уж велико искушение.

Ледяной взгляд сместился в сторону. – Боюсь, Гермиона, что информация относительно планов и намерений мистера Мориарти есть только у одного человека. И именно для этого я пригласил вас. Чтобы вы эту информацию получили. – Прочитать поверхностные мысли может любой образованный волшебник. Почему именно я, а не ваш коллега из Министерства Магии?

По губам Майкрофта скользнула едва заметная едкая улыбка: – Потому что чтение мыслей не требуется и не поможет. О вашем Джеймсе Бруке больше всего знает Шерлок Холмс.

Это звучало нелепо. – Может, вы пригласите его сюда, и он поделится с нами своими ценными сведениями? – предположила Гермиона. – Или вы его за чашкой чая дома спросите?

Он выдернул её из приятного, тёплого, уютного мирка ради того, чтобы она поговорила с его собственным братом? – Это невозможно. Едва ли Шерлок сочтёт нужным… делиться со мной какими бы то ни было сведениями, ценными или не очень. В его голову прочно забилась мысль о том, что я – его страшный враг, видите ли. Именно поэтому я пригласил вас. Продиктовать адрес?

Гермиона собиралась отказаться от этой дурацкой миссии. Но на столе лежала фотография Джима. И где-то в глубине души шевелилась горькая боль. Она не могла позволить себе уйти – сейчас, когда появилась возможность достать его. Если бы жизнь повернулась иначе, Рон ради неё вытащил бы Брука из-под земли. – Да.

Побуждение сразу же аппарировать на Бейкер-стрит, шумную фешенебельную улицу в трёх минутах ходьбы от Риджентс-парка, Гермиона задавила в зародыше и, коротко пожелав Майкрофту хорошего вечера, вернулась домой.

Как и всегда, в нём было тихо и пусто. Обычно Гермиона радовалась этому – ей нравилось быть хозяйкой своей жизни, не зависеть ни от кого. Но сегодня безумно хотелось, чтобы в гостиной её кто-то ждал. Мордред, можно было обойтись без заранее приготовленного ужина, без разожжённого камина – это всё мелочи.

Раздевшись, Гермиона завернулась в большой пушистый халат, прошла в гостиную и устроилась в кресле. Меньше двух часов назад она планировала просидеть весь вечер с книгой и бокалом вина. Но не вышло.

Неожиданно сама для себя она заснула – видимо, организму не понравилось совершать за день четыре аппарации на большие расстояния, работать на пределе сил, а потом ещё и нервничать. Снилась какая-то тёмная муть: серая вода, густая, как бульон, закипала и окрашивалась в бордовый цвет старой крови. Пытаясь выплыть из неё, Гермиона подняла голову и увидела на близком, но недостижимом берегу два изломанных тела. Подкинутая на гребне волны, она сумела рассмотреть их – это были Рон и Рудольф Холмс. Губы попытались выкрикнуть «нет», но из горла не вырвалось ни единого звука. Шевельнувшись, мёртвый Рон поднялся на ноги и с пустым тупым лицом инфернала шагнул в воду. Гермиона забилась отчаянней, уже не понимая, хочет она добраться до берега или уплыть как можно дальше от Рона. Он уже почти дотронулся до неё ледяными пальцами смерти, как по груди резануло болью от ожога. Гермиона схватилась за цепочку – и проснулась.

Кошмар. Всего-навсего обычный кошмар, вызванный усталостью и неудобной позой в кресле.

Добравшись до постели, она потратила пятнадцать минут, чтобы полностью очистить сознание, и после этого смогла заснуть снова – здоровым и крепким сном.

Разбудил её звон будильника и стук в окно.

Заклинанием устранив надоедливый звон, она впустила в комнату сову – крупную полярную, чем-то похожую на Хедвиг. Сделав круг под потолком, сова опустилась на подоконник и протянула лапу.

Гермиона прочла письмо и скривилась. В нём ей не нравилось всё: от вежливого «Здравствуй, Гермиона» до подписи: «Драко Люциус Малфой». А его содержание вполне могло бы занять отдельную строку в книге «Двадцать одно неудачное утро Гермионы Грейнджер».

Глава третья

На следующее утро Гермиона почти пятнадцать минут потратила на то, чтобы определить, к кому отправиться сначала. Несколько раз она тянулась то к мантии, то к маггловскому костюму, но в конце концов решила отложить разговор с младшим Холмсом на вторую половину дня. Хотя бы потому, что пережить день, зная, что вечером придётся рассматривать эту белобрысую рожу, она вряд ли сумела бы.

К письму прилагался порт-ключ – как она и любила. И, набросив мантию, она решительно активировала его, мысленно давая себе вдохновляющий пинок. «Давай, Грейнджер. Просто сделай свою работу», – велела она себе, и её затянуло в воронку портала. Мгновенный рывок, удар по барабанным перепонкам – и она мягко опустилась на ровный безупречный газон перед величественным Малфой-мэнором. Несомненно, защитные чары оповестили владельца о её прибытии, потому что в тот же момент высокие двери распахнулись, и Драко Малфой быстро спустился по мраморным ступеням. – Мне сложно высказать, как я признателен тебе за то, что ты приняла приглашение, Гермиона, – проговорил он излишне торопливо. Возможно, прими он обычный свой светский тон, Гермиона удержалась бы в рамках приличий, но эта порывистость в сочетании с обращением по имени взбесили её. Борясь с побуждением достать палочку и приложить его болезненным заклинанием, она выдохнула: – Здравствуй, Малфой. И сразу – никаких «Гермион». Напоминаю, «мисс Грейнджер», в условиях работы – «мастер».

Малфой нахмурил ровные бровки, поджал губы и заметил: – Я не думал, что вы так злопамятны, мисс Грейнджер. Но в любом случае, я благодарен за то, что вы согласились откликнуться на мою просьбу.

О своей злопамятности Гермиона многое могла бы сказать. Особенно о злопамятности по отношению к Малфоям. Но вместо этого резко спросила: – Мы будем стоять здесь?

Малфой коротко поклонился и жестом предложил пройти в дом. Гермиона несколько раз была здесь, видела особняк Малфоев страшным, наполненным криками боли и страха, когда в нём господствовал Волдеморт, видела его запущенным – в то время, когда Нарцисса ещё не прибрала семейное состояние к рукам, теперь он процветал. Большой холл наполнился светом, проникавшим через искусные живые витражи, портреты на стенах горделиво вскидывали головы и прислонялись плечами к начищенным до блеска рамам, драгоценный мрамор пола закрывали тёмные ворсистые ковры. – В гостиную, прошу, – сказал Малфой, открывая перед Гермионой боковую дверь.

Она ещё не вошла внутрь, но уже увидела, зачем именно вызвал её Малфой. И понимала, что, несмотря на то отвращение, которое она испытывает к нему лично и ко всей этой семье, она не сможет отказаться и не выполнить его просьбу.

В гостиной на низком, обтянутом шёлком диванчике сидела элегантная, по-прежнему стройная, моложавая Нарцисса Малфой. Как и раньше, её худую, хрупкую фигуру облегала мантия из лёгкой ткани, губы были тронуты розовой помадой, роскошные волосы были убраны назад, в низкий тяжёлый пучок. Но глаза стали совсем другими. В них не было ни огня, ни пронзительной силы, ни даже презрительности или насмешки – ровным счётом ничего. Как будто сама Нарцисса ушла, оставив собственное тело. Подняв голову, она взглянула пустыми глазами чуть выше плеча Гермионы, улыбнулась и спросила: – Люциус, дорогой, выпьешь чаю?

Кажется, ей был дан какой-то ответ, потому что она пододвинула к себе чайник и наполнила две чашки, бормоча про себя: – Ты поздно вернулся с собрания, дорогой, а ведь сегодня такой важный день, – оборвав себя на полуслове, она вдруг схватилась за плоский живот, прислушалась к себе, погладила его и улыбнулась.

Гермиона наблюдала, не мешая, улавливая все оттенки голоса и все особенности движений. Здесь и сейчас её уже не интересовало отвращение к Малфоям и собственные обиды. Всё, что было важно, – это женщина, заблудившаяся в своём сознании.

Посмотрев некоторое время, Гермиона подошла к Нарциссе. Та взглянула на неё, улыбнулась и спросила: – Почему вы к нам давно не заходили, Гермиона? – Рада вас видеть, Нарцисса, – ответила ей Гермиона, присела на краешек дивана возле неё, поймала её взгляд и без заклинания толкнулась в сознание. Окклюментный блок сработал, но не до конца: окклюменция не выдерживает безумия, особенно такого. – Как вы поживаете, Нарцисса? – спросила она, мягко отодвигая покосившийся щит в сторону и заглядывая в повреждённое сознание.

Ответ слушала вполуха, фиксируя только ключевые слова: «Люциус не приходит», «неспокойное время» и, наконец, «ребёнок». Аккуратно сдвинув в сознании Нарциссы этот разговор в область давних воспоминаний, она снова спросила: – Как вы поживаете, Нарцисса?

И опять: «Люциус», «неспокойное время» и «ребёнок». Повторив свой вопрос в третий раз, Гермиона отправила в её разум первое слово-триггер: «Люциус».

Память отозвалась сияющей картинкой – тонкокостный юноша в чёрной мантии, со слизеринским шарфом, идёт по внутреннему двору Хогвартса. Рядом есть и другие люди – но у них нет лиц, тогда как юноша виден с невероятной чёткостью, до узкой трещинки на верхней губе и теряющихся в платиновых волосах снежинок.

Следом – этот же юноша склоняется к руке Нарциссы: не видно ни комнаты, ни окружения – только его лицо с узкой поперечной морщинкой между ровных бровей. Зато ощущается жар его прикосновения – как вспышка молнии, почти болезненно. Руку обжигает, когда его губы касаются кожи.

Ещё одно усилие – и перед глазами картинки замелькали быстрее. Поцелуи, разговоры, ночи вместе – а потом вдруг темнота. Как будто само имя мужа вдруг исчезло из её сознания.

Аккуратно, не желая напугать, Гермиона запустила второй триггер – «неспокойное время». Разум Нарциссы отозвался картинами тёмной гостиной, где гаснет камин, тенями, резкой болью в животе, бешеным страхом – не за себя и не за мужа, а за ребёнка. И снова темнота.

Протянув руку, Гермиона коснулась запястья Нарциссы, сосчитала пульс и выскользнула из её сознания: нужен был перерыв. Нарцисса всхлипнула и обмякла – заснула. Создав сигнальные чары, Гермиона вышла из гостиной в холл, где её ждал Малфой. Он дёрнулся вперёд, но взял себя в руки.

– Надеюсь, мы можем говорить здесь, при твоих портретах? – спросила Гермиона. – Лучше в кабинете. Это недалеко.

Кабинет у Малфоя был роскошным, но скучным, как кабинет любого человека, почти не занятого никаким делом. Гермиона расположилась в кресле для посетителей, соединила перед собой кончики пальцев в том жесте, который она когда-то невольно переняла у Холмсов, дождалась, пока Малфой сядет, и спросила: – Как давно она не в себе? – Думаю, около года. И… – он поднял ладонь, прося не перебивать, – прежде чем ты спросишь, почему мы не начали лечение раньше, я поясню: я говорю, около года, вспоминая все странности. Но до вчерашнего дня она была практически в норме. Были… моменты, когда она называла меня Люциусом, но я не придавал этому значения.

Гермиона слушала его рассказ внимательно, но достаточно отстранённо – типичная история. Болезнь была спровоцирована незначительным фактом, но не проявляла себя сильно. А когда произошло ещё одно событие – активизировавшее травму – сознание оказалось повреждено уже очень серьёзно. – Ты сказал, это началось вчера. Как именно?

Малфой прикрыл рукой глаза. – Я не знаю. Она просто спустилась к завтраку – вот такая. Не узнавала меня, ничего не понимала, всё общалась то с отцом, то со своим старым домашним эльфом. Это излечимо? – В его голосе послышалась паника, и Гермиона искренне понадеялась, что она вызвана беспокойством за мать, а не боязнью ответственности за семейные дела и бизнес. – Излечимо, в большинстве случаев. Но не мгновенно. Мне понадобится время, несколько сеансов. А тебе придётся точно выполнять все мои инструкции, даже если они покажутся тебе бредовыми.

Он о чём-то задумался, потом кивнул со словами: – Понятно, мастер.

Наверное, раньше это обращение из уст Малфоя Гермионе бы польстило. – И первое из них – отобрать у неё всё острое, горячее, режущее, колдующее. Включая шпильки, фарфоровые тарелки и волшебную палочку. Но мягко. Всё заменить иллюзиями – надеюсь, на это твоих знаний хватит.

Малфой скривился, но заверил, что хватит. – Дальше. Никаких гостей, никаких визитов. Каждый день не меньше трёх раз – прогулки по саду. Либо с тобой, либо с эльфом. Никаких зелий без моего разрешения, даже снотворного и бодроперцового. Я… – она поднялась, – вернусь завтра утром, порт-ключ пришлёшь. – Завтра? – Его лицо вытянулось. – Я думал… – Не занимайся этим впредь, Малфой. Не твоя сфера, – прервала она его. – Её разум повреждён, легилименция его может просто выжечь. А аккуратная работа через активизацию памяти выматывает её, даёт нагрузку на сердце.

Какое-то время он молчал, но потом нацепил на лицо улыбку, поднялся и рассыпался в благодарностях. От них тянуло фальшью – или Гермионе так казалось, – но они были лучше бесполезных вопросов.

До границы защитных чар они шли молча, но почти у ворот Малфой вдруг остановился и спросил: – Гермиона, возможно, мы можем снова попробовать построить отношения… Не вспоминая о том, что было в прошлом. У меня большие связи, я мог бы быть тебе полезен, – он улыбнулся почти искренне, но Гермиона невольно вспомнила лучистые, тёплые глаза маски Майкрофта и сразу же признала попытку Малфоя провалившейся: ему до такого мастерства ещё расти и расти. Поэтому вместо того, чтобы огрызнуться, спокойно ответила: – Малфой, в прошлый раз ты едва не споил мне амортенцию. Догадаешься сам, почему я видеть тебя не желаю?

По бледному лицу пошли некрасивые розовые пятна. – Ты, конечно, тот ещё змей – куда угодно протиснешься. Но не набивайся мне в друзья, иначе я откажусь от работы, и ты будешь искать по Франции и Швейцарии сумасшедшего менталиста, который потащится в твою глушь. – Ты выразилась предельно ясно, Гермиона, – он снова улыбнулся, демонстрируя не змеиную, а носорожью твердокожесть. Впрочем, Гермиона не сомневалась в том, что он не забудет ей ни слова. – Завтра к восьми утра пришлю порт-ключ. – И аванс, – сделав шаг за ворота, Гермиона крутанулась на месте и переместилась к себе домой.

Теперь нужно было готовиться к встрече с Шерлоком, но она сначала завела отдельную карточку на Нарциссу, внесла в неё полученные сегодня сведения и сделала пометку завтра провести полную диагностику, чтобы добавить параметры тела и состояние магии.

Странно, но визит к Шерлоку она почему-то откладывала. Казалось бы, в этом не было никакого смысла – да, ей придётся говорить о том, о чём говорить не хочется, но, как ни крути, Шерлок Холмс значительно приятнее Драко Малфоя. Почти как нюхлер в сравнении с соплохвостом. Или с флоббер-червём.

Поймав себя на этих явно нездоровых магозоологических сравнениях, Гермиона запрятала лишние мысли под блок и постаралась набросать в голове схему разговора.

С Шерлоком у неё были странные отношения. Расставшись с ним после того, как его выпустили из Министерства, она была уверена, что больше его не увидит. Но он встретился ей посреди Лондона через несколько месяцев. Потом она случайно наткнулась на него у Майкрофта в кабинете.

Но гораздо удивительнее было то, что, спустя год после смерти Рона, он вдруг вломился к ней в лондонскую квартиру с каким-то дурацким вопросом. Она выставила его вон очень грубо, потому что одним своим видом он вызывал у неё неприятные воспоминания.

Спустя несколько лет он снова пришёл к ней – просто зашёл в её дуврский домик, немыслимым образом обойдя все защитные чары и пояснив, что «дом должен был здесь быть с точки зрения логики, а эмпирические источники информации нельзя считать достаточно надёжными». В этот раз выгонять его Гермиона не стала, слишком шокированная тем, как он прошёл через заклинания, а потому была удостоена чести выслушать его глубокие умозаключения относительно какой-то там кражи. Они утомляли её неимоверно ровно до тех пор, пока не прозвучало слово «по волшебству». Не то чтобы её беспокоили проблемы ДМП и их обязанностей – но она всё-таки отправила патронус Джинни, которая только начинала делать карьеру в Аврорате, а позднее узнала, что Шерлок наткнулся на грубое нарушение Статута.

С тех пор то и дело он объявлялся у неё на пороге с каким-нибудь вопросом. Иногда – криминального характера, иногда – по химическому составу магических ингредиентов, но чаще – по работе с сознанием.

И если первые два направления её не интересовали, то отказаться от возможности залезть в настолько уникальную голову Гермиона не могла. Заглянуть глубоко за щит ей так и не удалось, как она ни пыталась. Но понаблюдать за работой его сознания, организованной в виде безупречных чертогов разума, сумела. И даже написала на этом материале две научные статьи, вызвавшие большой резонанс среди менталистов и позволившие ей завязать переписку с двумя крупными специалистами из Стокгольма.

В общем, у неё не было никаких причин переживать перед встречей с Шерлоком Холмсом. Но она всё равно переживала.