Текст книги "Сферы влияния (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 47 страниц)

Глава двадцать четвертая

План нёсся вперед, как набравший скорость Хогвартс-экспресс, и едва ли хоть что-то могло теперь его остановить.

Издалека Гермиона следила за тем, как Шерлок Холмс и Джеймс Брук разыгрывали как по нотам пьесу, давно продуманную и просчитанную лучшими аналитиками двух миров. Это было гадко и низко – потому что Холмс, в этом не было никаких сомнений, о плане не знал. Он играл с Бруком, не подозревая, что в это время за ним, как за насекомым под микроскопом, наблюдает его старший брат.

Если бы только было можно, Гермиона бы самоустранилась из этой игры – но она не могла себе этого позволить и только повторяла, как заговор, одно и то же: «Как только это закончится, я покину Британию и больше никогда не прикоснусь к политике». Это «больше никогда» стало для неё точкой опоры, живительным источником сил и энергии. Если бы не оно, ей не хватило бы мужества следовать плану.

Час Икс приближался – неотвратимо, решительно, с грубой жестокостью реальности, где нет места иллюзиям и надеждам. Гермиона почти спокойно читала в ещё не отпечатанной газете интервью Джеймса, назвавшегося – Мерлин, как выговорить? – Ричардом Бруком. «Я был бы рад, если бы меня звали каким-нибудь Генри или Ричардом», – кажется, так он сказал ей однажды. Чудовищная смесь правды и лжи – Ричард Брук.

Возможно, если бы в один из этих дней с каким-нибудь вопросом или уточнением к ней заглянул бы младший Холмс, она не выдержала бы и рассказала бы ему всё, а главное, заверила бы, что он не умрёт, что бы ни произошло, что его спасут. Но Шерлоку было чем заняться и без волшебных загадок, так что он не пришёл – к счастью.

И тот самый день наступил.

Рассчитать точное время начала операции было невозможно, поэтому невыразимцы дежурили во всех восьми точках возможного разрешения конфликта между Бруком и Холмсом. Гермиона сидела у себя дома – ждала патронуса, нервничала, пыталась не поддаться детской привычке грызть от волнения ногти, и ничего не делала. Читать не удавалось, о том, чтобы заняться научной работой, не могло быть и речи, маггловского телевизора или колдорадио у неё дома никогда не было, так что единственным, чем она могла себя занять, оказалось сосредоточенное созерцание огня в камине.

Было около девяти вечера, когда посреди гостиной возник крупный серебряный ворон и тусклым голосом кого-то из невыразимцев сообщил:

– Холмс в точке шесть, Брук направляется в точку два.

Точка шесть – госпиталь святого Варфоломея, точка два – квартира Холмса и его друга на Бейкер-стрит. Гермиона приманила к себе собственные листы с расчётами и задумчиво кивнула – Шерлок едва ли захочет разыгрывать финальный акт предполагаемой трагедии у себя дома, значит, Бруку придётся приехать в больницу. Наверное, это покажется ему даже более правильным вариантом: больница-морг-смерть. Эта ассоциация должна быть ему приятной.

Снова потянулось ожидание – нужно было получить точное подтверждение места и времени.

Около десяти огонь в камине позеленел, задрожал и практически выплюнул на пол профессора Вагнера. Гермиона вскочила на ноги и тут же подала учителю руку. Тот вцепился в неё, существенно надавил, поднимаясь на ноги, и быстро спросил, безо всяких приветствий:

– Дорогая моя, скажите, что вы не имеете отношения к этому делу!

– О чём вы? – спросила Гермиона.

Профессор выглядел всклокоченным и нервным.

– Очень рад это слышать. Да-да, если бы имели – вы бы сейчас были в Министерстве, конечно. Какое счастье. Я бы заскочил раньше, но и сейчас едва вырвался, – он все так же сжимал руку Гермионы, и она воспользовалась этим, чтобы усадить его в кресло.

– Профессор Вагнер! Успокойтесь, прошу. Чаю?

Он выдохнул и хмыкнул:

– А думаете, поможет? Какие же вы, британцы, потешные с этим чаем. Не надо. Лучше сядьте-ка рядом и повторите еще раз: вы не имеете никакого отношения к той чехарде, которая творится в вашем Министерстве?

– Что за чехарда? – Гермиона почувствовала, что её сердце начинает стучать сильнее. Что-то было не так. Что-то произошло.

Вагнер еще раз выдохнул и, кажется, попытался успокоиться. Вытащил платок и промокнул им лоб и шею, прокашлялся и сказал:

– Без подробностей только, дорогая. Вчера вечером мы с целителем Остерманом сидели у него дома и обсуждали возможности лечения ретроградной амнезии заклинаниями подавления воли – очень увлекательный вопрос, кстати, дорогая, если будет время, я вышлю вам одну статейку на эту тему, – он нахмурился, поняв, что сбился. – Да, мы были заняты, поэтому появление совы было очень неуместным. Остерман даже предлагал прогнать проклятую птицу, сбившую весь настрой! Тем не менее, он всё-таки вскрыл посылку, адресованную ему, – Вагнер облизнул тонкие губы, – там была книга. Маггловская книга о волшебстве на английском языке, дорогая. О вашем Гарри Поттере. Едва ли магглы могли бы получить эту информацию сами.

Окклюментный щит послушно изогнулся, скрывая все воспоминания о книге и выставляя вперед набор ложных воспоминаний. Даже если Вагнер захочет проверить её, он ничего не увидит.

– Целитель Остерман – член Международной конфедерации магов, как вы знаете. Он не мог не начать проверку. Сегодня собирался совет конфедерации, мы вспомнили, что эта же книга мелькала в воспоминаниях вашего беспамятного Смита. Кто-то из британских волшебников сознательно пошёл на нарушение Статута, а если учесть их панику из-за этого маггла… Не зря ведь вас пригласили как эксперта, правда? Кто-то в вашем Министерстве покрывает это нарушение, причем уже несколько лет. И я очень рад узнать, что вы…

– Я шокирована, профессор, – произнесла Гермиона, – не могу поверить, что кто-то…

– Главное, что вы не замешаны в этом, – лёгкое ментальное касание Гермиона не стала отбивать. Профессор должен был проверить ее. – Вам ещё писать диссертацию, вам нельзя вмешиваться в такие скандалы. Репутация может пострадать, сами понимаете.

– Профессор, в Министерстве много моих друзей, что будет… Что с ними будет?

Вагнер нахмурил брови:

– Завтра начнётся проверка. Ваш министр уже получил уведомление. И если он хочет сохранить пост, ему лучше не усугублять ситуацию и не пытаться затирать следы.

– Вы хотите, чтобы я, – голос у Гермионы подрагивал, но она не пыталась это скрыть, – намекнула ему на это?

Профессор протянул руку и сжал её пальцы дружеским жестом:

– Дорогая, я испытываю большую симпатию к вам лично и к британской научной школе. Мне бы не хотелось, чтобы этот скандал ударил по вашему Отделу тайн, например, или по Хогвартсу, или по колледжу Мерлина и Морганы в Оксфорде. Поэтому – да. Я прошу вас сказать министру, что он не должен ничего предпринимать, если не желает очень больших потерь, в том числе и репутационных.

– Профессор, вы ведь ненавидите политику.

Вагнер кашлянул, выпрямил спину и достойно сказал:

– Официально заявляю, что терпеть её не могу. Но целитель Остерман упросил меня участвовать в качестве эксперта-менталиста.

– Спасибо, что предупредили меня, – произнесла Гермиона после нескольких минут молчания. – Если вы не возражаете, я…

– Конечно! – он поднялся из кресла и подошел к камину. – Но учтите – я вам ничего не говорил!

Он скрылся в зелёном пламени, а Гермиона зачерпнула немного летучего пороха и вошла в трубу за ним следом.

– Атриум Министерства Магии!

Короткий полет – и она уже выходила из камина в тихом и пустом по вечернему времени Министерстве.

Окклюментный щит держался очень крепко, не пропуская ни единой сторонней мысли и отсекая посторонние эмоции. Превратив домашний костюм в мантию, она поспешила в кабинет Кингсли. Он был один – сидел за столом, обхватив седеющую голову руками, и бессмысленно таращился в пустой стол.

– Кингсли!

Он вздрогнул и поднял на неё глаза.

– Откуда ты узнала?

– Не важно.

– Я надеялся, ты не узнаешь, – вздохнул он. – Было бы проще.

Эти слова Гермиона пропустила мимо ушей и резко спросила:

– Что мы будем делать?

Он улыбнулся очень грустно, опустив углы губ.

– Ничего, Гермиона. Мы не будем делать ничего.

В первое мгновение она не поняла его слов, и только потом их смысл дошел до неё. Они не будут делать ничего, в том числе и для реализации сегодняшнего плана. Невыразимцы уже получили приказ оставить посты. Шерлок Холмс, лишний свидетель, знающий о магии и не подверженный «Обливиэйту», просто умрёт, а Брука найти не так-то просто – Аврорат не сумел этого сделать за восемь лет.

Не сходилось.

– Я возьму на себя всю ответственность. Уйду в отставку.

Не сходилось всё равно! Можно было отменить план, но тогда начнётся конфликт с британским правительством во главе с Майкрофтом Холмсом, который ни за что не простит гибели младшего брата и сделает всё, что в его силах, чтобы уничтожить магическую Британию. Как быстро на него выйдут проверяющие из МКМ? После того, как Кингсли пройдет добровольный допрос с Сывороткой правды под наблюдением Вагнера, к Майкрофту Холмсу обязательно придут, чтобы, в зависимости от того, что он знает, стереть ему память или устранить.

Едва Гермиона подумала об этом, как дверь распахнулась, и на порог влетел растрепанный Тони Голдстейн. – Министр, вызывали?

Кажется, на секунду Кингсли смутился, а потом бодро сказал:

– Да, Тони, заходи! Спасибо, что откликнулся. – Привет, Тони, – помертвевшим, чужим голосом сказала Гермиона.

Теперь всё сошлось. Чтобы обезопасить всех волшебников, включённых в программу внедрения магии в маггловский мир, нужно просто стереть память тому, кто знает о ней слишком многое. Майкрофту сотрут память не специалисты МКМ, а люди Кингсли – собственно, Тони Голдстейн. Ему аккуратно подотрут все воспоминания, связанные с Бруком, космической программой, а ещё с ней, Гермионой – потому что именно она вела те проекты, которые находились за гранью дозволенного.

Профессор Вагнер понятия не имел, что происходило в магической Британии, иначе не дал бы совета не усугублять положение. Усугубить его было невозможно. – Гермиона, – начал Кингсли, – ты должна понять… – Я понимаю, – ответила она резко. – Я всё понимаю, кроме того, что ты собираешься поручать это дело болвану вроде Голдстейна. Тони рядом охнул – и Гермиона почувствовала нечто вроде шевеления совести, но очень ненадолго. Нужно было держать лицо и не дать дрогнуть ни единому мускулу. – Я сама сотру Холмсу воспоминания обо всём лишнем, – продолжила она.

Кингсли категорически ответил: – Нет. Гермиона, я знаю тебя, и не подпущу к Холмсу. Твое гриффиндорство в этом случае недопустимо.

Гермиона позволила губам сжаться в тонкую линию и прошипела: – На кону благополучие моих друзей. Книга о Гарри. Первым пострадает он. За ним – Джинни, Луна, я знаю, что она давно у тебя в невыразимцах… Неужели ты думаешь, что я способна, – она сглотнула слёзы, которые безо всякого притворства встали в горле, – пожертвовать ими ради двух малознакомых мне людей? Мне жаль младшего Холмса, но… – слёзы уже душили, – но я давно научилась выбирать из двух зол. Что до старшего – то ему ничего не грозит. Только удаление лишних воспоминаний.

Кингсли покачал головой:

– Пойдёт Тони.

Гермиона встретилась с министром взглядом и зло спросила: – Что ваш Тони сделает? Выжжет ему мозги? Ваши недоучки из отдела обливиации только на это и способны. И это при работе с мозгами посредственными. В мозги старшего Холмса даже мне будет сложно влезть, а Тони…

Она видела краем глаза выражение его лица, видела обиженную гримасу, но сейчас ей не было до него никакого дела. – Хочешь – отправь со мной отряд авроров, пусть контролируют, – закончила она, – но дай сделать дело нормально, – а потом прибавила уже тише, спокойнее, мягче и почти жалобно: – Кингсли, всё-таки я работала с ним несколько лет. Качественный «Обливиэйт» – это то, чего он заслужил.

Кингсли задумался, лоб прорезала вертикальная морщина. Он колебался, очевидно, а Гермиона боялась выдохнуть, чтобы не сбить его с мысли.

Наконец, он проговорил: – Пожалуйста, не делай глупостей. С тобой пойдёт Тони. И… сделайте это сейчас.

Никаких глупостей – это она могла гарантировать. Только то, что нужно.

Вместе с молчаливым Тони они вышли из Министерства, и Гермиона протянула приятелю (наверное, уже бывшему) руку. Он колебался, прежде чем принять её.

«Прости, Тони», – подумала она, но ничего не сказала и аппарировала в кабинет Майкрофта в клубе. Разумеется, он был там – сидел у огня и ждал начала операции, от участия в которой его отстранили.

На звук аппарации он среагировал сразу, поднялся из кресла, обернулся – и его плечи напряглись, когда он увидел Тони. – Здравствуйте, мистер Холмс, – вежливо сказал он и встал за спиной у Майкрофта – чтобы не позволить ему сбежать. – Добрый вечер, Майкрофт, – произнесла Гермиона и поняла, что слёзы все-таки брызнули у неё из глаз. – Гермиона, – ответил он, уже поняв по её виду, по виду Тони и по ещё сотне мелких деталей, что именно произошло и что произойдёт вскоре, – рад визиту.

Немой вопрос: «Что касательно моего брата?».

«Мне очень жаль», – такой же немой ответ. – Я гарантирую, что не причиню вам вреда, – проговорила она глухо, – лишние воспоминания о мире магии будут заменены с большой точностью, ваш блестящий ум никоим образом не пострадает. – Рад это слышать, – с улыбкой ответил Майкрофт. Он улыбался не как василиск, а как осуждённый перед виселицей. Его голубые глаза потемнели, под глазами проступили тени, лицо как будто осунулось. Если можно стареть в один миг, то Майкрофт постарел. Но спину не согнул, голову держал так же высоко.

Очень медленно, как будто во сне она достала волшебную палочку и направила её в лицо Майкрофту. У него ещё сильнее расширились зрачки. Он всё-таки позволил себе слабость – облизнул губы.

Гермиона даже не пыталась унять слёзы, но они не мешали ей. Её рука не дрожала, а голос был очень спокойным и ровным, когда она произнесла:

– Обливийэт.

Глава двадцать пятая

Майкрофт пошатнулся и был вынужден вцепиться слабеющими пальцами в спинку кресла. Неловко выронил зонт, и тот громко стукнул деревянной ручкой по полу – ковёр не сумел поглотить звук, который эхом отразился от стен и только после этого стих. Гермиона не выдержала и зарыдала, глупо и жалко пряча лицо в ладонях и едва не потеряв палочку – она бы отлично смотрелась рядом с упавшим зонтом. – Мощная работа, – проговорил Тони, поднял собственную палочку и грубо вошёл в разум Майкрофта.

Гермиона почувствовала, что ей почему-то это неприятно. Даже так. Как будто у неё было исключительное право работать с его разумом. Она неприязненно, резко спросила: – Думаешь, я могла ошибиться? – но Тони, хоть и дёрнул плечами, не прекратил сканирования, и только убедившись, что в сознании Холмса не осталось ничего лишнего, сказал: – Министр снимет с меня голову, если что-то пойдёт не так, извини.

Гермиона поджала губы – неверно. Не после того, что она сказала ему несколько минут назад. После такого не извиняются, даже отходчивый Тони не смог бы этого сделать. – Министр снимет с меня голову, если что-то пойдет не так, – небольшая пауза на раздумья, на выбор слов, – Гермиона.

Лучше. Так звучало лучше, а в ее имя оказалось вложено достаточно раздражения. – Я – лучший менталист в Европе, едва ли что-то могло пойти не так, – она подняла голову и вытерла слёзы. – Не обращай внимания, эмоции никогда не мешали мне работать.

Едва эта фраза была произнесена, как Гермиона мотнула головой и сжала зубы – снова фальшь, снова не то. – Я – лучший менталист в Европе, – проговорила слабо, – и Кингсли это знает, – а слёзы все не высыхают, бегут по щекам, оставляя светлые блестящие дорожки. За её спиной – запертая деревянная дверь с металлической блестящей ручкой, нелепая напольная ваза с цветами и массивная вешалка для верхней одежды с единственным бежевым пальто.

Майкрофт не двигался – ментальный удар был для него слишком силён, его разуму требовалось время, чтобы адаптироваться к новым воспоминаниям. Но долго это продолжаться не могло – опять пошатнувшись, он слабо застонал, схватился рукой за виски и медленно опустился в кресло, не видя никого вокруг. – Сколько времени… – начал было Тони, и Гермиона ответила раньше, чем он договорил: – Около получаса. Ему будет казаться, что он слишком долго работал с бумагами и уснул. И он… – Тони недоумевающе наклоняет голову. – Скажи министру, что он будет знать о смерти брата. И что… – её голос задрожал, – он будет знать, что это вина магов. Никакой дальнейшей совместной работы, ни с ним, ни с кем-то из нас – передай.

Тони нахмурился, его ноздри широко раздулись – пусть он и признавал превосходство Гермионы, ему не нравилось быть у неё на побегушках. Неприятное такое свербящее чувство – как будто в душе завелась стая мелких насекомых. Но он прекрасно понимал, что выхода нет, поэтому ответил: – Я передам. А ты? – С меня довольно. Я возвращаюсь домой, заканчиваю дела в Британии и…

Она не договорила, но понадеялась, что министр, который наверняка захочет посмотреть на всё произошедшее в омуте памяти, поймёт её правильно и не попытается снова вовлечь в свои игры. Ему лучше уяснить, что она больше не готова платить слезами и болью за исполнение бредовых идей давно умершего мага.

Тони кивнул, и Гермиона первой направилась к камину, бросила горсть пороха и уже хотела шагнуть в пламя, как Тони её окликнул:

– Гермиона!

Она обернулась. – Я думал, мы хотя бы приятели.

Она ничего не ответила и переместилась домой. Тони задержался ненадолго, ещё раз посмотрел на приходящего в себя Майкрофта и тоже подошёл к камину. Достал летучий порох из кармана, кинул в огонь, взметнувшийся зеленым столбом, вошел в трубу и чётко произнёс:

– Атриум Министерства Магии!

Гермиона сглотнула и поняла, что силы оставляют её. На пол позади Майкрофта кулем рухнул Тони, а сама она начала медленно оседать. Палочка, еще недавно направленная Холмсу в лицо, выскользнула из пальцев и стукнулась о пол почти беззвучно, выплёвывая сноп безопасных разноцветных искр. – Гермиона? – Майкрофт позвал её, но как будто сквозь вату или толстое стекло. Свет в кабинете вдруг начал мигать и дрожать, или это замелькали тени у неё перед глазами. Тело стало совсем непослушным, мир сузился до узкой щели, сквозь которую едва можно было разглядеть голубые глаза Майкрофта, но потом исчезла и она.

Пришла в себя Гермиона почти сразу, рывком – и поняла, что сидит на полу, а Майкрофт поддерживает её за спину. Слабость во всём теле была очень сильной, но обращать на неё внимание было некогда. Гермиона поднялась на ноги, подошла к Тони и коснулась его разума, просматривая недавние воспоминания, а потом велела, не используя палочки и не применяя запрещенных заклинаний, только силой воли, на пределе возможностей: – Возвращайся к Кингсли. Мы всё сделали.

Тони открыл глаза – осоловелые, пустые, встал сначала на четвереньки, потом во весь рост и зашагал к камину. В тот момент, когда он договорил: «Атриум Министерства Магии», Гермиона ударила легким «Обливиэйтом», стирая воспоминания о последних нескольких секундах и восстанавливая в его памяти нарушенную череду событий. Искусная фальшивка. Даже Вагнеру её не распутать – если только он не будет знать точно, что Гермиона работала с его сознанием.

Когда пламя затихло в трубе, в комнате стало очень тихо.

Гермиона перевела взгляд на Майкрофта и хотела было что-то объяснить, но поняла, что в этом нет необходимости. Разумеется, он всё понял, а то, чего не понял, просчитал. – Это нерационально и… – Глупо? – уточнила Гермиона. – Я знаю, но я…

Она не договорила, потому что Майкрофту не стоило знать о том, что она однажды сделала со своими родителями и чего не желала бы делать снова – ни за что.

У неё тряслись руки. Не просто тряслись, а ходили ходуном – Гермиона отметила это как-то спокойно, краем сознания. Голова была ясной, несмотря на сильное переутомление. Если бы было можно, она отправилась бы домой и легла бы спать, чтобы восстановить потраченные силы. – У Брука код. И Шерлока никто не будет страховать магией, – сказала она ровно, и эти слова произвели на Майкрофта страшный эффект.

Его маска невозмутимости лопнула вдребезги, и из-под неё проступило лицо человека, напуганного до дрожи в коленях, до пота, до стука зубов.

У Гермионы всё ещё тряслись руки. – Если рядом с Бартсом появятся мои люди, Мориарти узнает об этом и может ускорить ход игры, не стоит даже пытаться, – сказал он и, несмотря на выражение ужаса на лице, голос его прозвучал очень обыкновенно, спокойно – таким голосом он обычно предлагал выпить чаю.

В воспоминаниях Тони Гермиона рыдала, захлёбывалась слезами. А в реальности у неё были совершенно сухие глаза. И во рту пересохло. – Невыразимцы уже позаботились о том, чтобы… – она кашлянула, прочищая сжавшееся горло, – всё подготовленное было уничтожено. – Включая фальшивый труп, я полагаю, – Майкрофт тихо засмеялся.

Гермиона за свою жизнь много раз слышала смех, от которого становится не весело, а жутко. Когда смеялся высоким холодным смехом Волдеморт, хотелось визжать и затыкать уши. Когда Брук смеялся над телом Рона, казалось, от его смеха остановится сердце. Смех психопатов всех мастей заставлял мурашки бежать по коже.

И всё-таки этот смех Майкрофта оказался страшнее. От него веяло арктическим холодом, он корёжил что-то в душе, что-то слишком важное.

Отсмеявшись – будто выключили звук – Холмс сел в кресло, потянулся, но так и не взял со столика газету, как собирался, а просто ухватил воздух, щёлкнул пальцами и положил руку на подлокотник.

Гермиона осталась стоять.

То, что она сделала несколько минут назад, было тем шагом, после которого нет и не может быть возврата. Она предала не только Кингсли – это можно было бы пережить, убеждая себя в том, что действовала из лучших побуждений, она предала себя, нарушила собственный запрет: работать с чужими сознаниями, но никогда не изменять памяти. Но если бы она стёрла Майкрофту Холмсу память, это было бы куда большим предательством. Ради общего блага не должны страдать невинные люди, а если ради блага Министерства Магии погибнет Шерлок Холмс, то…

«Логическая ошибка, Грейнджер», – подумала она зло, но знала, что ничего эта мысль не изменит. Она могла стереть память старшему Холмсу и вытащить младшего – но она не сделала этого, осознавая последствия. Если эксперты МКМ усомнятся в воспоминаниях Тони, они рано или поздно организуют проверку – и тогда множество мелких фактов сотрудничества между магглами и волшебниками всплывёт наружу. И первое, что станет известно комиссии, это степень вовлечённости её, Гермионы Грейнджер, специалиста с мировым именем, в то, что скоро станет самым грязным скандалом последнего десятилетия. Если кто-то прочтёт воспоминания Майкрофта, она сможет поставить на своей научной карьере жирный крест. А сверху подписать букву «Т» – «Тролль». – Вы могли бы спасти Шерлока уже после… удаления моих воспоминаний, – произнёс Майкрофт из кресла. Его лица Гермиона со своего места не видела.

Имея значительно меньше исходных данных, он пришёл к этому выводу почти с той же скоростью, что и она. Даже смешно теперь вспоминать, как она радовалась когда-то, что старший Холмс, в отличие от младшего, не гений. К счастью, у неё всё-таки была та одна секунда, на которую она выиграла в этой гонке, чтобы найти ответ. – Я втянула вас в эту историю, Майкрофт. Если бы я не попалась на глаза Шерлоку, вы не узнали бы о магии. И ничего этого не было бы. – Нет смысла говорить о том, что могло бы быть, – отозвался он. – И я виновна в смерти вашего дяди, – добавила она очень тихо. – Я не забыла.

Скрипнуло кресло, Майкрофт поднялся и подошёл к Гермионе, остановился в нескольких футах. Сжал рукоять зонтика, который так и не упал на пол этой ночью. Кажется, потянулся своей стихийной легиллименцией к ней, но каким-то образом удержался и не дотронулся до её сознания. Ненадолго, меньше, чем на мгновение, но всё-таки опустил глаза – словно это не она, а он жил с осознанием собственной чудовищный оплошности. – Вам не стоит… – произнёс он, – винить себя в этом.

Гермиона перевела взгляд на часы. Они показывали уже два.

Брук не начнёт игры раньше, чем взойдёт солнце, а значит, оставалось ещё как минимум три часа до начала. Нужно было просто подождать. – Шерлока никто не будет страховать, – сказала она. – Только я.

Майкрофт улыбнулся одними губами и, кажется, понял, что она имеет в виду: она должна будет одновременно услышать код и спасти Шерлоку жизнь, как бы именно Брук ни решил убить его.

Яд они уже давно убрали из списка вариантов – Майкрофт сообщил, что Брук уже однажды пытался отравить Шерлока, заставив сыграть в смертельную рулетку с выбором одной капсулы из двух, ядовитой и безвредной. Он не стал бы повторяться.

Оставался пистолет – возможный, но маловероятный. Это было бы грубо и не эстетично – и главное, Брук, одержимый Шерлоком, не захотел бы видеть его растекающиеся мозги.

И, конечно, прыжок с высоты. Крыша госпиталя св. Бартоломея была подходящим местом для этого.

Если бы не код, Гермиона ждала бы финала игры внизу, возле госпиталя, так, чтобы видеть и Джима, и Шерлока, или же на крыше одного из соседних зданий под дезиллюминационным заклинанием. Но был код, который нужно было узнать и надёжно спрятать в тайниках своего сознания, а для этого придётся находиться совсем рядом с Бруком – и почти наверняка упустить Шерлока.

Гермиона не знала, что в этот момент творилось в голове Майкрофта, и не хотела бы знать, но он сказал спокойно: – Неравнодушие – это не преимущество. Более того, это фатальный недостаток, ведущий к поражению. И концепция меньшего зла предполагает, что…

«Код, от которого зависят судьбы миллионов, важнее, чем жизнь одного человека, даже моего родного брата». – Поэтому я надеюсь, что вы примете верное решение, Гермиона.

Так не должно было быть – Гермиона это знала точно. Но Майкрофт был прав.

Она низко опустила голову.

«Мне очень жаль», – Майкрофт понял ее, опять. Еле слышно стукнул по полу кончиком зонта, сместил вес.

«Мне тоже».

Так не должно было быть.

От слабости не осталось и следа. Гермиона сунула руку в карман мантии и сжала горстку летучего пороха, кинулась к камину, опустилась на колени и почти прокричала: – Площадь Гриммо, двенадцать!

Её голова как будто отделилась от тела и завертелась в дымовой шахте.