Текст книги "Сферы влияния (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 47 страниц)

Глава тридцать пятая

Мистер Кто жал руку и благодарил за проделанную работу, улыбаясь белоснежной улыбкой. Гермиона вымученно отвечала, что да, очень рада, что ее исследования пойдут на пользу обществу, да, благодарит за возможность… Пальцы второй день будто горели от невидимых следов принесенной клятвы, а в груди поселилось что-то холодное и склизкое, от чего никакие похвалы мистера Кто не могли помочь избавиться. Сегодня она официально представила полный отчет об исследованиях по проблеме обскуров, привела неутешительную статистику, обозначила ключевые причины возникновения у ребенка обскури. Мистер Кто, уже знакомый с докладом, только кивал, а остальные трое невыразимцев, занятых той же проблемой, возбужденно, хотя и тихо переговаривались одинаковыми механическими голосами. И вот теперь она стояла в кабинете главы Отдела тайн и принимала его поздравления, которых, как ей казалось, не заслужила. – Я просто счастлив, что именно вы занимались этим вопросом, мисс Ата! Как я и думал, приглашая вас, вы – настоящее сокровище! – повторил мистер Кто, отпустил ее руку и, подмигнув, спросил: – Чувствуете удовлетворение от проделанной работы? Гермиона посмотрела в его бесцветные глаза и честно сказала: – Нет, мистер Кто. Проблема не решена. Более того, кажется, она вовсе не имеет решения. Он перестал улыбаться и серьезно заметил: – Не все проблемы можно решить, мисс Ата. Ваши исследования помогут изменить политику в отношении магглорожденных. – Думаете забирать их из семей? – Мерлин с вами! – всплеснул руками мистер Кто. – Всего-навсего небольшие адаптационные программы, работа с родителями. Вы нашли причину возникновения обскури, определили возраст их зарождения – это громадная работа, вне всяческого сомнения! Гермиона все-таки улыбнулась: – Я рада, что… Мистер Кто прошелся по кабинету и сказал: – Вы ведь не захотите оставаться в Отделе тайн? – так, словно этот вопрос даже не стоило обсуждать, и поднял он его исключительно из вежливости. – А у меня есть выбор? – удивленно спросила Гермиона. – Полно, мисс Ата. Признаться, я воспользовался вашим бедственным положением. Мне отчаянно нужен был толковый менталист, а вы, я точно знал, не зря получили степень мастера. Но вы же не в тюрьме! Гермиона хмыкнула и сказала: – Вы ведь знаете меня, да? В… я имею в виду, не в личине невыразимца. О личности мистера Кто, как и о других невыразимцах, Гермиона обычно старалась даже не думать – это было бесполезно. Все, что она знала о мистере Кто – это то, что он полукровка или магглорожденный, большой фанат массовой культуры и гениальный ученый, работающий сразу в нескольких областях магической науки и по праву возглавляющий самое секретное учреждение в волшебной Британии. Тем не менее, сейчас (на мгновение, не больше!) ей стало интересно, кто он. Но увы, единственный известный ей невыразимец – это Луна Лавгуд, а она едва ли хоть раз слышала про «Доктора Кто». – Мир волшебников так тесен, мисс Ата. А Отдел тайн ведет настолько важные исследования, что с нашей стороны было бы безумством приглашать незнакомых. Даже с репутацией умнейшей ведьмы поколения. Мистер Кто подошел к столу, присел на край, подвинув миниатюрную «Тардис» и кольцо, издалека отчаянно напоминавшее Кольцо Всевластия. – Так что скажете, мисс Ата? Помешает работа в лаборатории вашим амбициозным планам по свержению власти? Гермиона вздрогнула. – Это вам ваши… птички напели? Мистер Кто развел руками: – Птички напели, крысы нашептали. Не мог же я, в самом деле, заткнуть уши? – А что еще они… напели вам? – спросила она нервно. Мистер Кто сделал большие глаза: – Дорогая мисс Ата! Да ведь весь мир – сплошные певчие птички, которые чирикают без устали! Не говоря уже о прочей… эм… живности. И я всех вынужден слушать! Но Отдел тайн не вмешивается в политику, и так будет до тех пор, пока табличка с надписью «Начальник Отдела тайн» висит на двери моей синей летающей телефонной будки. – Я буду рада остаться внештатным консультантом-менталистом, – произнесла Гермиона, не отводя взгляда от россыпи фигурок и безделушек на столе. Откровенно говоря, она знала, что будет скучать по Отделу тайн, своему кабинету и по мистеру Кто, чьего настоящего имени она, пожалуй, не сумела бы отгадать, даже если бы этот Румпельштильцхен (1) взамен пообещал бы ей все сокровища мира. – Как знать… – заметил мистер Кто, – возможно, нам и пригодится ваша консультация, если объявится новый обскур. Ну, а пока… Спасибо за работу, мисс Грейнджер, – и он подмигнул ей в очередной раз. У себя дома Гермиона вдруг почувствовала, что ей ничего не хочется делать. Склизко-липкое в груди не исчезало, наоборот, шевелилось, ползало под ребрами, и это было не столько больно, сколько гадко. Гермиона догадывалась, что это ползает, запуская в нее тонкие цепкие щупальца, бесполезная и напрасная обида, но ничего не могла с ней сделать. – Зато я переиграла Малфоев, – сказала она вслух. Впрочем, не то, чтобы это звучало как достижение достойной цели. Драко, поганый хорек, так и остался бегать на свободе, жалкий и не способный ни на что без указаний матери. А Нарцисса… Что ж, Гермионе не доставило удовольствия зрелище того, как в несколько мгновений ломается, бьется вдребезги сильная и красивая женщина, пережившая две войны и сохранившая поистине королевскую гордость. Она конечно написала Невиллу после разговора с Нарциссой, без подробностей сообщив, что Малфои не будут препятствовать снятию Забини. Тогда же отправила письма Гарри и Джинни: такие же общие и сухие. У нее внезапно оказалось много свободного времени. Можно было сесть и дописать отложенную год назад монографию, можно было показать профессору Вагнеру доклад о природе обскуров и механизме возникновения обскури (и понадеяться, что работа покажется ему достаточно интересной, чтобы простить глупую ученицу), в конце концов, еще раз перебрать гардероб. Только вот не хотелось. Хотелось спрятаться куда-нибудь в угол квартиры, накрыться пледом и временно перестать существовать. Или все-таки аппарировать к Майкрофту и разбить у него в кабинете пару фарфоровых чашек? «А вы ожидали, что я поддамся нелепым требованиям бездарного шантажиста?» Майкрофт никогда не говорил этого, но Гермиона слышала эти слова так отчетливо, словно они были произнесены в реальности. Конечно, нет. И более, она сама в разговоре с Гарри равнодушно отметила, что такая мелочь, как скандальные фотографии, не могла заставить Майкрофта поставить под угрозу государственную тайну. Но ведь Шерринфорд для волшебников был – ничем. Никому ненужной, неинтересной лабораторией, в которой велись исследования предметов, готовых рассыпаться на части от столкновения с сильной магией. Так неужели эта лаборатория была важнее ее, Гермионы, репутации? Она едва ли когда-нибудь сможет спросить Майкрофта об этом. Но невероятно легко представляла его, произносящего: «Если это удовлетворит ваши амбиции, можете напечатать фотографии на постерах и оклеить ими весь Лондон, включая подземку», – более того, Гермиона точно знала, что в этот момент он закинул ногу на ногу и на долю секунды перевел взгляд на что-то постороннее, например, на чашку чая или на часы, потому что, конечно, испытывал волнение. Но что такое волнение, когда речь идет о безопасности Британии? Почти неделю Гермиона провела дома – то действительно занималась монографией и мелкими бытовыми делами, то пыталась читать: никак не удавалось выбрать подходящую книгу, все казалось либо знакомым, либо скучным, либо сложным, либо простым. Это была суббота. Она отправила профессору Вагнеру многостраничное письмо, половину которого занимали извинения и за собственную глупость, и за последовавшее за ней молчание, а половину – выкладки научной работы. Вернувшись с почты, Гермиона почувствовала, что, хотя склизкое в груди никуда не делось, дышать ей все-таки легче, и устроилась в кресле с «Любовником леди Чаттерли»(2), книгой, которую она начинала уже трижды и так ни разу и не закончила. За окном уже начало смеркаться, а на страницах романа идиотка-Конни уже нашла иное удовольствие в лесных прогулках, нежели любование видами, когда в дверь позвонили. Звонок прозвучал неожиданно, а Гермиона, похоже, задремала, поэтому от испуга выпустила книгу из пальцев. Вскочила, потрясла головой, разгоняя остатки полудремы и спустилась. Звонок не повторялся, но в мире было слишком мало людей, которые звонили в ее дверь, чтобы сомневаться в личности визитера: либо молчаливый охранник-водитель в форменном черном костюме, либо Майкрофт Холмс собственной персоной. Гермиона открыла дверь и посторонилась. Майкрофт сложил черный, совершенно мокрый от льющего дождя зонт, отряхнул его и прошел в дом. Гермиона взмахнула палочкой, и зонт, а также пальто Майкрофта моментально высохли. – Благодарю, – сказал он, закрыв за собой дверь. И в коридоре разом стало очень тесно, хотя обычно он казался Гермионе довольно просторным. Злоба взметнулась, подняла в груди змеиную голову. Слова Нарциссы эхом звучали в ушах, но губы Гермионы словно склеило заклятием – она не могла выдавить из себя ни звука. – Прошу прощения за поздний визит без предупреждения, – сообщил Майкрофт, – то, что вы не можете пользоваться телефоном, в некотором роде создает… сложности. Гермиона развернулась и первой прошла по лестнице в гостиную, так крепко сжав руки в кулаки, что ногти впились в кожу. И только наверху, глотнув прохладного воздуха, она смогла сказать: – Мне давно стоило возобновить Протеевы чары. Майкрофт ничего не ответил. Гермиона обернулась и увидела, что он разглядывает ее комнату с таким интересом, как будто никогда ранее в ней не был, а особое внимание, разумеется, уделяет креслу, пледу и Лоуренсу на полу. – Кажется, я отвлек вас от… – Очень скучной книги, – Гермиона раздраженно взмахнула палочкой, и «Любовник леди Чаттерли» отправился на верхнюю полку, где ему и было самое место. – Понимаю, – согласился Майкрофт. – Вы читали? – с каким-то, даже самой себе непонятным вызовом спросила Гермиона. Он скривился: – Посредственный роман, вокруг которого было шума больше, чем он того заслуживает. Впрочем, было бы ошибочным отрицать его влияние на… умы, – Гермиона готова была пари держать, что он собирался выразиться иначе, например, сказать что-то о влиянии на понимание природы женской сексуальности, но, похоже, не счел нужным. – Я не дочитала его в четвертый раз, – сообщила Гермиона и спросила, копируя его обычную интонацию: – Чаю? Майкрофт, конечно, уловил незлую, но все-таки насмешку в ее голосе, как и заметил общее раздражение, даже если и не сумел догадаться о его причинах. – Да, благодарю вас. Гермиона сделала движение палочкой, может, чуть резче, чем требовалось, и в гостиной возник столик с чайным прибором. От чайника поднимался густой пар. Майкрофт сел в наколдованное для него кресло и спросил: – Мистер Малфой, я полагаю, более не проявляет интереса к судьбе Джима Мориарти? Гермиона поджала губы и сказала: – Мистер Малфой даже вас умудрился обвести вокруг пальца. Вы ведь верили, что общаетесь с Драко Малфоем? Майкрофт промолчал, что следовало воспринимать как согласие. – Однако на деле вашим деловым партнером все это время была женщина, Нарцисса Малфой, и у них с Бруком действительно были любовные отношения. Вам… – она сделала паузу, – думаю, вам повезло, что вы так и не сказали ей о том, что он мертв. – Полагаете, она могла бы… – Уверена, – оборвала его Гермиона. Майкрофт, после мгновения задумчивости, заметил: – Я понимаю причину вашего гнева, Гермиона. О, едва ли он понимал! Магия заискрила на кончиках пальцев, но Гермиона удержала себя в руках. – Вы считаете, – продолжил Майкрофт, – что мне следовало поделиться с вами интересом мистера… миссис Малфой. Однако на тот момент у меня даже не было полноценных воспоминаний, а позднее я посчитал… – Вы посчитали, что меня это не касается. Майкрофт сцепил пальцы и заметил холодно: – Именно. Гермиона встала и указала пальцем на начавший было остывать чайник. Он снова закипел. Она понимала, что ее самоконтроль летит к Мордреду, но она действительно была зла и – Мерлина ради! – все равно не могла вслух назвать причину этой злобы. Пусть лучше Майкрофт считает, что она злится из-за сокрытия принципиально важной информации, чем понимает, насколько она эмоциональна и несдержанна. Возможно, она сказала бы что-то еще, что-то резкое, категоричное, или не сказала бы ничего вовсе, но в этот момент Майкрофт вскрикнул и подскочил в кресле. Его пиджак задымился. Гермиона остолбенела. – А… Агуаменти! – вода окатила Майкрофта с ног до головы, но пиджак дымился только сильнее, он стянул его, отбросил в сторону… И тут же прогремел взрыв. Осколки и ошметки ударились в выставленный машинально щит, и осыпались. Майкрофт тяжело выдохнул и с трудом, трясущейся рукой схватился за спинку кресла. Гермиона опустила щит, подошла к тому, что осталось от пиджака и пробормотала: – Кажется, это был ваш… – Телефон, – кивнул Майкрофт. Гермиона взглянула на него: совершенно белый, челюсти напряженно сжаты, по вискам катится пот. – Если бы он взорвался на мне, – проговорил он с трудом. – Он не взорвался бы, – сказала Гермиона и опустила глаза на свои руки. – Боюсь, что это я… Моя магия. Мне так жаль… Я не хотела навредить вам, но я была зла, и техника… Запоздало ее тоже начало колотить от страха, к глазам подступили слезы. Майкрофт медленно опустился в кресло, и Гермиона не винила его за эту минутную слабость. Мерлин, она ведь действительно перестала себя контролировать! Из-за эпизода двухмесячной давности она разъярилась настолько, что техника начала взрываться! – Вы уверены? – спросил Майкрофт спустя некоторое время. – Что причина в вашей магии? Гермиону все еще трясло, но стихийной магии больше не чувствовалось. – Да, – кивнула она. – Я думала, что сбросила достаточно, нагревая чайник, но, кажется, он и так был горячим, и… Чинить пол в комнате, устранять подпалины и зазубрины пришлось уже с волшебной палочкой. То, что осталось от пиджака и телефона, сложили в наколдованный пакет – Майкрофт все-таки собирался уточнить причину взрыва. Чай пришлось наливать заново, но, в конечном счете, выпить его так и не удалось. Зато этой ночью Майкрофт не отстранился и не отодвинулся на край расширенной магией кровати, когда Гермиона положила голову ему на плечо. Она засыпала, чувствуя, что от склизкого в груди не осталось и следа, как будто оно вырвалось вместе со взрывом и в нем же и перегорело.

Примечание: 1. Румпельштильцхен – так звали персонажа немецкой сказки, эльфа, того самого, который помог девушке сплести золотую пряжу из соломы, а в награду потребовал ребенка. Девушка умоляла его оставить ей ребенка – и эльф согласился, если она угадает его имя. Она, конечно, ни за что не угадала бы – если бы не случайность.

2. «Любовник леди Чаттерли» – роман Дэвида Лоуренса, написанный в 1928 году и спровоцировавший громадный скандал в пуританском британском обществе. Роман был под запретом аж тридцать лет! Кстати, то, что история осознания женщиной собственной сексуальности кажется Гермионе невыносимо скучной… Показательно, что ли.

Глава тридцать шестая

Следующее утро ознаменовалось тем, что Гермиона вспомнила про Протеевы чары, но столкнулась с тем, что цепочку, некогда служившую якорем для них, она давно спрятала в шкатулку и больше не носит. – Кажется, проще сделать парное кольцо, – пробормотала она недовольно. Майкрофт, которому с утра доставили новый телефон, пребывал в хорошем настроении и заметил: – Я подарю вам, если желаете? – С функцией отслеживания перемещений и прослушивающим устройством? – уточнила Гермиона вежливо. – Разумеется. – И мне его придется снимать всякий раз, как я колдую, – с иронией заметила она. – Благодарю, но не стоит, – она нашла галлеон и действительно превратила его в точную копию кольца Майкрофта – простой ободок, на котором было бы удобно писать сообщения. Оба кольца окутало облако чар, они вспыхнули и погасли. Майкрофт надел свое на палец, а Гермиона, поколебавшись, убрала свое в карман – она не любила украшения, особенно на руках. С окончанием января немного улучшилась погода, но наслаждаться ей Гермионе было решительно некогда – первую сессию Визенгамота назначили в этом году на семнадцатое февраля, и к этому моменту скандал вокруг состоявшихся выборов должен был разгореться со всем возможным жаром. При этом он не должен был вспыхнуть слишком рано, чтобы Министр не успел уничтожить улики и подготовиться к защите. Возможно, если бы история со смертью Брука уничтожила Драко, а не Нарциссу, Гермиона самоустранилась бы из этого процесса, но хорек был бодр, весел, то и дело мелькал в Министерстве, явно наслаждаясь обретенной свободой от маминых решений. Поэтому Гермиона встречалась с журналистами, вела пространные разговоры с членами Визенгамота, переписывалась с начальниками отделов Министерства. Семнадцатое февраля, сначала такое далекое, надвигалось неукротимо. Невилл был собран и даже весел – он знал, что правда на их стороне, и этого было достаточно, чтобы придать ему абсолютной уверенности в победе. Гарри, лихорадочно-возбужденный, радовался, похоже, самой возможности участвовать в чем-то масштабном. Джинни ждала момента, когда и хорек, и раздражавший ее чванливый Забини отправятся в Азкабан под конвоем ее авроров. И только Гермиона металась от одного сомнения к другому. Ее собственный список того, что могло пойти не так, занимал добрых пять воображаемых свитков пергамента и грозился перейти на шестой. Не придавало уверенности и ответное письмо профессора Вагнера, который в свойственных ему выражениях сообщал, что счастлив возвращению любимой ученицы и рад тому, что она наконец-то оставила «всякие глупости». Ее работу об обскурах он признал «сверх меры выдающейся» и грозил Гермионе всемирной славой в научных кругах, если она решит опубликовать ее. При мысли о том, как он будет разочарован, когда прочтет в газетах об ее участии в очередном политическом скандале, на душе делалось мутно. Майкрофт, который, вероятно, мог бы развеять ее сомнения или, напротив, усилить их, не делал ни того, ни другого – собственно, они почти не виделись, потому что сначала в Ираке прогремел очередной теракт, потом случилась забастовка в Греции, а хуже всего (Гермиона не знала точно, что в этом настолько страшного), вот-вот должны были начаться Олимпийские игры в Ванкувере. «Боже правый, спасибо, что не в Британии», – прокомментировал это событие Майкрофт с выражением откровенного ужаса на лице. И хотя ни в Иран, ни в Грецию, ни в Канаду он лично не ездил, очевидно, разрешение всех этих вопросов отнимало множество времени, так же, как и какие-то «запланированные» трудности с Аргентиной. Гермиона, махнув рукой на воображаемые списки проблем, расписала девять сценариев того, как могут развернуться события в Визенгамоте, постаравшись учесть все возможные варианты, включая привлечение Министром дементоров. Пятнадцатого февраля пресса взорвалась скандальными подробностями выборов Забини. Со страниц каждого издания (даже про-Министерского «Ежедневного пророка»!) на действующую власть полились потоки грязи. Общественность была в шоке. Министр Забини заперся в своей резиденции и, по слухам, установил мощнейшие чары. Мистер Драко Малфой, обвинявшийся в запугивании членов Визенгамота и в насылании проклятий на представителей оппозиции накануне выборов, от комментариев отказывался. Источник, пожелавший остаться неизвестным, признавался, что лично находился под «Империусом» Малфоя, и только это помешало ему отдать голос более достойному претенденту. Герой войны Невилл Лонгботтом выступил с заявлением о том, что Британия заслуживает справедливых выборов и достойного человека во главе Министерства Магии. Знаменитый Гарри Поттер, победитель Того-кого-нельзя-называть и блестящий целитель госпиталя св. Мунго сообщил, что потерял покой, с того момента, как этот мир покинул честный, решительный, благородный волшебник Амос Диггори, достойно выполнявший свой долг на посту исполняющего обязанности Министра Магии. Осужденная по обвинению в нарушении Статута о Секретности героиня войны Гермиона Грейнджер, чьи фотографии с Драко Малфоем недавно потрясли Британию, дала эксклюзивное интервью «Ежедневному пророку» и призналась, что была опоена приворотным зельем. Пожалуй, никогда еще заседание Визенгамота не привлекало такого внимания. Все публичные места были моментально раскуплены, а аккредитацию запросили все британские издания и несколько зарубежных. – Им крышка, – ободряюще сказал Невилл Гермионе за несколько часов до начала заседания. Они были вызваны только как свидетели, но было ясно, что этим их роль не ограничится. – А если нет? – спросила она, понимая, что вопрос запоздал. Невилл искренне улыбнулся: – Никакого «если» не будет. Правда на нашей стороне. – Как будто этого когда-нибудь бывает достаточно, – почти неслышно сказала Гермиона. Невилл либо не услышал, либо сделал вид, что не услышал – в его прекрасной картине мира не существовало ситуаций, в которых правда могла бы проиграть. Небольшая комната, где они находились, вдруг окуталась дымкой, и прохладный женский голос сказал: – Невилл Лонгботтом, Гермиона Джейн Грейнджер, просьба пройти в Большой зал заседаний Визенгамота. Двери перед ними распахнулись, и Гермиона, почувствовавшая неожиданный прилив сил, первой направилась по коридору. Визенгамот уже был в сборе, красно-черные мантии и высокие шапки делили огромный зал на сектора, а сверху их придавливала разноцветная мешанина зевак. С края, у запасного входа, пестрой кучкой толпились репортеры – им сидячих мест не досталось, но они не выглядели разочарованными – камеры нацеливались на центр зала, пока пустой, прытко пишущие перья подрагивали над блокнотами. – Невилл Лонгботтом, Гермиона Джейн Грейнджер, – объявил секретарь суда, седой и располневший Перси Уизли, – приглашены на первую сессию большого собрания Визенгамота от семнадцатого февраля две тысячи десятого года. Председатель собрания – Верховный чародей Визенгамота Септимус Ридж. Гермиона скользнула по старику равнодушным взглядом – он был слишком древним и слишком безынициативным, чтобы как-то повлиять на сегодняшний скандал. Тех же, ради кого все затевалось, пока не было. Ридж прочистил горло и спросил слабым, дрожащим голосом: – Мистер Лонгботтом, мисс Грейнджер, вас вызвали в Визенгамот как свидетелей обвинения против Министра Магии Блейза Забини, – он замолчал, попил воды и продолжил: – Вам есть что сказать Верховному собранию? Невилл заговорил первым: – Я утверждаю и могу доказать, что выборы Блейза Забини на пост Министра Магии были нелегитимными, проводились с нарушениями, и их результаты должны быть аннулированы. Перси вскинул голову: – Это серьезное обвинение против действующей власти. Вы должны представить весомые доказательства, в противном случае Верховный чародей будет иметь основания, чтобы отдать приказ о вашем аресте. Верховный чародей покивал на манер болванчика. – Обвинения оправданы, – резко сказал Невилл. – Мистер Забини способствовал тому, что на выборах не присутствовало достаточно числа представителей оппозиции, не находящихся под воздействием заклятия. Это сообщение произвело эффект вырвавшегося из клетки дракона. Визенгамот заголосил, от красных к черным рекой потекли взаимные обвинения. Ридж стукнул молотком и вяло попросил: – Тишина! – но его не услышали, и только когда Перси пронзительным голосом рявкнул: – Тишина в Визенгамоте! – волшебники начали успокаиваться. Невилл достал папку и протянул ее Риджу. Работники зала подхватили ее, по указанию Перси раздали листы. И снова грянул гром, но на этот раз было еще шумнее, еще громче. До Гермионы долетали только обрывки фраз, от «Наглая ложь!» до «Возмутительно!». Одни верили документам, другие требовали немедленного ареста «зачинщиков этой безобразной провокации». Перси пришлось трижды орать свое «Тишина в Визенгамоте», прежде чем его услышали. Ридж снова выпил воды и сказал: – Пригласите Министра Забини! Стоило отдать ему должное, Забини выглядел великолепно и внушительно в черной расшитой мантии – образец респектабельности. Зал зашептался. Менее всего министр походил на мошенника. – Приветствую уважаемых членов Визенгамота, – с достоинством сказал он. – Правда, я несколько удивлен, что получил приглашения выступить как… обвиняемый. Мне казалось, что у Министра Магии Великобритании другая позиция в этом зале. Ридж заблеял что-то про основы парламентского права, Перси стушевался, и тут кто-то из зала выкрикнул: – Нам не нужен фальшивый министр! Снова было закричали, но Забини вскинул руку – и тут же стало тихо. Он повернулся к Гермионе и Невиллу и веско сказал: – Я полагал, что героям войны есть чем заняться помимо детских интриг. Разве мистер Лонгботтом не занимает должность профессора в уважаемой Школе Чародейства и Волшебства «Хогвартс», и разве мисс Грейнджер не работает в Министерстве Магии? – зал безмолвствовал. – Боюсь, вы были введены в заблуждение, и только поэтому затеяли этот… – он поджал губы, – балаган. Из уважения к вашим заслугам я не буду настаивать ни на каких санкциях против вас. «Далеко сердце Генриха от мысли Парламент этот в бойню превратить. Знай, Эксетер, угрозы, речи, взгляды Моим единственным оружьем будут, – не вовремя подумала Гермиона, – просто Шекспир, «Генрих VI», сцена первая, акт первый, те же и Плантагенет»(1). – Господин министр, – произнесла она, – доказательства того, что ваше избрание было незаконным и стало возможно только благодаря поддержке мистера Малфоя, применившего серию незаконных заклинаний к членам Визенгамота, составляющим оппозицию, безусловны и неоспоримы. Не говоря уже о том, что вы пользовались помощью магглов для проведения этой… – она, копируя его тон, сделала паузу, – безобразной аферы. Забини смерил ее холодным взглядом темных глаз: – Мисс Грейнджер, на выборах присутствовали, в нужном соотношении, представители всех партий. Если кто-то из ваших приятелей по каким-то причинам отсутствовал… – Помощью магглов? – похоже, это все, что услышал Ридж. – Магглы оказывали влияние на наши выборы? Гермиона коснулась своего виска волшебной палочкой, и в зале прозвучал (или она не мастер-менталист?) низкий мужской голос, который едва ли кто-то мог соотнести с голосом Майкрофта: – Нам было удобно, чтобы к власти пришли консерваторы. Взамен на помощь с выборами мы получили гарантию полной изоляции магического мира, – едва голос стих, Гермиона добавила: – Я готова предоставить воспоминание об этом разговоре по первому требованию. – Вы, мисс Грейнджер, специалист в области ментальной магии, и… – И вы можете пригласить любого менталиста-эксперта, – сказала она. – Думаю, – раздалось сверху, – что заключения двух экспертов в области ментальной магии, по совместительству членов Международной Конфедерации Магов, будет достаточно. Слова «Международная Конфедерация Магов» заставили содрогнуться весь зал. Сотни голов в едином порыве устремились туда, откуда доносился голос. Гермиона не верила своим глазам. С последнего ряда спускались, подхватив длинные мантии, чтобы не путались в ногах, профессор Вагнер и профессор Ойстерманн. Забини спал с лица на мгновение, но тут же взял себя в руки и сообщил: – Разумеется. Мы не были уведомлены о том, что МКМ будет присутствовать, но, конечно, вашу экспертизу никто не будет… – Да-да, – отмахнулся Ойстерманн. – Коллега, позвольте мне. Ну-ка, мисс Грейнджер, – у Ойстерманна был жуткий, царапающий слух акцент, но ему это явно не мешало. Он мягко проник в сознание Гермионы. Она открыла ему воспоминание. – Ай-ай, – сказал у нее в голове Ойстерманн, – вот она, молодость. – Воспоминание подлинное, мастер, – подумала Гермиона отчетливо. – Вы задолжали мне статью в соавторстве, мисс Грейнджер, – заявил Ойстерманн и покинул ее сознание, после чего объявил: – Воспоминание истинное. Где у вас тут расписаться? – и добавил себе под нос: – Британцы! На какое-то время в зале опять воцарился хаос, но ни Ридж, ни Перси Уизли, ни сам Забини даже не пытались ничего предпринимать, позволяя недовольству выплескиваться. Журналисты щелкали камерами без устали, перья строчили заметки, кто-то (Гермиона заметила краем глаза) даже менял блокноты. Заговорили о проклятиях, Вагнер, Ойстерманн и штатные министерские менталисты после объявленного перерыва увели всех, кто мог находиться под проклятием, на экспертизу. Гермионе, разумеется, работать не дали, и она была вынуждена все полтора часа сидеть в небольшой комнате одна, от волнения кусая губы. Невилла увели куда-то еще – видимо, в целях безопасности. Объявили, что Визенгамот возвращается в зал, заседание продолжается. И это был еще не конец. Когда Ойстерманн, помахивая жетоном члена МКМ, объявил, что основание подозревать использование заклятий в период выборов Забини действительно есть, члены Визенгамота едва не разнесли зал. Почтенные волшебники вскакивали со своих мест, потрясали кулаками, топали ногами. Красное и черное перемешалось, и весь зал казался сплошным бурлящим месивом мантий и шапок. Ридж махнул рукой на порядок и дергал себя за длинную жидкую бороду. Перси несколько раз поднимался со своего места, но молча садился обратно. А потом Забини объявил: – Я готов поклясться, что не был инициатором всех этих действий, и следовал только советам мистера Малфоя, который, из-за сомнительного прошлого, не решился выдвигать на пост Министра собственную кандидатуру. Также я под клятвой могу подтвердить, что не применял лично заклятий ни к кому из членов Визенгамота. Малфоя пригласили в зал под прицелом волшебным палочек. Авроры – нервные, напряженные – не сводили с него глаз. Зал замолчал. – Мистер Малфой, – устало спросил Ридж, – вы признаете выдвинутые против вас обвинения? Малфой встретился взглядом с Гермионой. Он выглядел бледным и испуганным, но, кажется, верил, что все обойдется. – Не признаю, – резко ответил он. – Это клевета. Если Забини что-то и делал, то… – Клевета? – прошипел Министр. – Малфой, кто как не ты пришел ко мне и сказал, что, раз от старой гвардии Дамблдора остались одни ошметки, нам нужно действовать? Кто как не ты сказал, что знамя света Гарри Поттер давно не в себе, Грейнджер под арестом, а остальные в одиночку ничего не стоят? Кто как не ты убедил меня, что я получу должность без труда? Потом были очные ставки, кто-то пил «Веритасерум», Драко кричал что-то про маму, которая все устроила, Забини давал клятвы, Визенгамот снова сходил с ума, а журналисты глотали каждую фразу как манну небесную. Следующую неделю шли повторные слушанья. Гермиону на них больше не приглашали, да она и не рвалась – достаточно было газет, печатавших едва ли не стенограммы вместо статей. Невилл стал главным героем, борцом со злом и спасителем Британии, его портреты украшали передовицы не реже, чем портреты опального министра. Сама Гермиона в кадр попадала редко – зато ее плотно взяли в оборот предприимчивые профессора. Вагнер, промакивая платочком лысину, сначала прочитал ей длинную лекцию о том, что ученый не должен лезть в такую ерунду, как политика, оборвал себя на полуслове, махнув рукой, и потребовал немедленно написать в его сборник работу про обскуров. Ойстерманн, более обходительный и воздушный, несмотря на добрых семнадцать стоунов живого веса (2), затеял с ней длительную дискуссию о качественном изменении сознания и самовнушении, после чего они действительно за вечер написали тезисы для доклада, который он отчаянно желал вместе с Гермионой представить на весенней Пражской конференции по проблемам психологии и менталистики. Невилл зашел один раз – чтобы сообщить, что дело почти сделано, но был выставлен гостившим в тот момент у нее дома Вагнером. Гарри тоже забежал – сказал, что Джинни была так счастлива взять Малфоя под стражу, что удостоила его приветственного кивка. Сама Джинни связалась с Гермионой через камин в пятницу и мрачно сообщила, что Малфой-таки отбрехался от ареста и освобожден под залог, но точно выкрутится, потому что он тот еще «мордредов хер». А арестовывать Забини удовольствия мало. Двадцать шестого февраля на закрытом заседании Визенгамота Невилл Лонгботтом был единогласно выбран исполняющим обязанности Министра магии. Гермиона подозревала, что на летней сессии в конце июля он будет избран следующим действующим министром, и была искренне этому рада. Это было бы логичное, разумное, хотя и несколько пугающее решение. Кристально-честный Невилл грозил перевернуть половину Министерства, очищая его от коррупционеров, лизоблюдов и подлецов всех мастей. Зато он едва ли пошел бы на нарушение Статута, даже ради исполнения идей Дамблдора, и, конечно, он никогда не применил бы заклятий к членам Визенгамота. Британии будет непривычно свыкнуться с настолько честным Министром. Но, Гермиона полагала, это пойдет всем только на пользу.