Текст книги "Сферы влияния (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц)

Глава четвёртая

Место обитания Шерлока можно было назвать берлогой, складом или кладбищем ненужных вещей, но никак не квартирой. Посреди гостиной высились кривые, норовившие обрушиться стопки хлама, рядом валялись всевозможные справочники, некоторые – очень редкие. На низком столике пять или шесть грязных чашек соседствовали с заплесневелым тостом и колбой с чем-то, подозрительно напоминавшим мозги. Пахло соответственно – пылью и беспорядком.

Гермиона переместилась на балкон, сняла дезиллюминационные чары и осторожно заглянула в окно, убеждаясь, что Шерлок один.

Он сидел перед потухшим камином и мучил скрипку, заставляя её выдавать чудовищно-омерзительные звуки. Не оборачиваясь и не прекращая своего занятия, он достаточно громко сказал: – Мой ответ: «Нет».

Гермиона вошла в гостиную, стряхнула с рукава пиджака несуществующую ворсинку и уточнила: – Ответ на что?

Вой скрипки оборвался, Шерлок отложил инструмент, залез в кресло с ногами и оглянулся на Гермиону. Несмотря на состояние своего жилища, он был причёсан, умыт и тщательно выбрит – впрочем, как и всегда. – На твой вопрос. А теперь уходи – я занят, – и он для убедительности указал пальцем на окно.

Гермиона взмахом палочки освободила себе стул, села, закинула ногу на ногу и принялась ждать. Переспорить Шерлока не представлялось возможным, но она и не собиралась. Нужно было просто подождать.

Детектив сдался через двадцать минут, за которые едва не порвал струны на скрипке в попытках извлечь как можно более невыносимый звук. Скрипка опять была отложена, он опустил ноги на пол, сложил перед грудью руки, соединив ладони, и пояснил: – Ты пришла от Майкрофта с вопросом, на который я не собираюсь давать ответ. Мориарти – моё дело, Майкрофту не стоит в него лезть, а тебя оно и вовсе не касается. – Я не сказала ни слова про Мориарти, – заметила Гермиона, невольно вздрогнув от этого нового имени Джима. – И о Майкрофте. – Это очевидно по твоим рукам, – пожал плечами Шерлок, – и по туфлям.

За время общения с этим человеком Гермиона в совершенстве овладела техникой игнорирования укусов любопытства и ничего не спросила. Руки и туфли – значит, руки и туфли. Шерлок едва заметно дёрнул бровью, что свидетельствовало о недовольстве. – Я уже сказал, чтобы ты уходила. Скоро вернётся Джон, у меня дело, – скороговоркой выдал он. – Мориарти, – произнесла Гермиона, откидываясь на спинку стула, – и я сразу же уйду.

Раздражение, обречённость, удивление и азарт – эмоции сменились на лице Шерлока с огромной скоростью. Он подскочил из кресла, сделал несколько широких шагов по комнате и пробормотал: – Всё не так, – а потом, коршуном подлетев к Гермионе, резко спросил: – Как ты с этим связана?

Искушение рассказать о том, как сильно ей хочется свернуть Мориарти шею, Гермиона подавила и ответила ровно: – Он неудачно перешёл дорогу Министерству. И мне лично. Так что с ним? – Не знаю, – Шерлок отошёл в сторону, повернулся к Гермионе спиной, но даже спина его выражала недовольство. – Он не просто преступник, он злодей-консультант. В его руках очень мощные рычаги давления, а ещё ему скучно – и чтобы развлечься, он пойдёт на что угодно.

«Как же скучно!», – Гермиона содрогнулась от воспоминания об этом крике. Никакая окклюменция не помогала забыть тот ужас, который обуял её при виде искажённого злобой лица Джима. Ему снова скучно, и он развлекается. Майкрофт сказал про взрывы, но это – только начало. – Где его найти? – Он сам находит тех, кого нужно. – Ты видел его? – Дважды, – Шерлок забарабанил пальцами по подоконнику. – Первый раз он разыграл меня как ребёнка.

Играть он умел, это Гермиона знала. – А во второй мы едва не убили друг друга, но его отвлекли – и он ушёл, – он развернулся: – Не лезь в это, это моё дело. Тебя не интересуют магглы, кажется. – Меня интересует Мориарти.

Светло-серые глаза с очень цепким взглядом прищурились, Шерлок спросил: – Что ты о нём знаешь? Он связан с вашим миром?

Было бы логично ответить, рассказать о смерти Рона и о книге, которую Джеймс писал. Но Гермиона этого не сделала. Шерлок был гением и мог бы поймать Джима, но он был непредсказуем и неконтролируем, опаснее нестабильного зелья. – Он не волшебник, если ты об этом, – отозвалась Гермиона. – Дай мне знать, если он выйдет с тобой на связь. – Послать сову? – хмыкнул Холмс. – Отправь сообщение Майкрофту, этого хватит.

Гермиона огляделась, не без удовольствия направила палочку на плесневелый тост, произнесла: «Эванеско» и уничтожила его, а потом аппарировала домой.

Она узнала немного – но Шерлок немного и знал. Он позволил ей (именно позволил, она не обольщалась) считать поверхностные образы из своего сознания: игра, которую затеял Джим, его попытка познакомиться с Шерлоком, изобразив из себя неуклюжего гея, а потом встреча в бассейне, едва не унёсшая три жизни. Джим передумал, но его глаза блестели сумасшедшим интересом, и теперь Гермиона легко могла трактовать его. Он был одержим, но на этот раз не Гермионой и не волшебным миром, а Шерлоком. В Шерлоке его помутнённый рассудок увидел сосредоточие всего самого интересного в жизни, поэтому убрать детектива из этого уравнения не выйдет.

Гермиона коснулась палочкой своей цепочки, отправляя Майкрофту просьбу о встрече, и почти сразу получила ответ: «У меня в кабинете, сейчас».

Несмотря на разгар рабочего дня, в кабинете Майкрофта никого постороннего не было – только неподвижная королева надменно взирала с парадного портрета. Хозяин кабинета сидел за столом в весьма вольной позе, закинув на лакированную крышку ноги в начищенных ботинках, но тут же убрал их, едва увидел Гермиону. Поднялся, опираясь на зонт, сухо улыбнулся углами губ и сообщил, что на улице стоит неплохая погода для этого времени года. Глаза были тёплые, ласковые – откровенно жуткие. – Как поживаете, Майкрофт? – произнесла Гермиона, быстро переводя взгляд на его плечо: это было лучше, чем смотреть в глаза. – Вы виделись с Шерлоком, я полагаю, – заметил он, жестом предлагая присаживаться. – О чём вы узнали по моим рукам и туфлям, – нервно сказала себе под нос Гермиона, но Майкрофт ответил спокойно: – Вообще-то, по правому рукаву вашего пиджака, он слегка испачкан в побелке. Подозреваю, вы переместились на балкон и прошли в дом моего брата через окно.

Гермиона сочла за благо не отвечать, только машинально коснулась пиджака кончиком палочки, очищая. Вместо этого сказала: – Он знает очень немного. Но Брук им… заинтересован. – Неужели? – одна бровь взметнулась вверх. – Джеймс Брук – психопат, страдает диссоциальным расстройством личности и, возможно, ещё целым комплексом психических заболеваний, – произнесла Гермиона, – в частности, – она сглотнула, потому что говорить вдруг стало тяжело и неприятно, – он увлекается людьми. Так он был увлечён мной и всем волшебным миром, возможно, кем-то до этого и кем-то после. Но сейчас его идея-фикс – это ваш брат.

Только очень сильная выдержка удержала Гермиону от того, чтобы в этот момент не коснуться сознания своего собеседника и не попытаться понять, о чём он думает, потому что его лицо осталось совершенно таким же, на нём не дрогнул ни единый мускул, ни на мгновение не пропала фальшивая теплота взгляда. По лицу Шерлока можно было читать, как по раскрытой книге. А Майкрофт был из тех томов на древних рунических письменах, которые, овеянные тёмными проклятиями, хранятся в глубинах старых библиотек в цепях.

Но профессиональная этика всегда была для Гермионы слишком важна, поэтому она не позволила себе даже короткого легиллиментного посыла. А Майкрофт произнёс равнодушно: – В таком случае, Шерлока стоит привлечь к этому… делу. Я дал категорический отказ, но, полагаю, мой старый друг будет рад, если я изменю своё решение. – Что за дело? – уточнила Гермиона, но сразу же пожалела об этом вопросе. Теплоты как ни бывало, Майкрофт окатил её ледяным взглядом, растянул губы в улыбке и ответил: – Пустяк, который, возможно, позволит нам приблизиться к господину Мориарти.

А потом снова надел свою добродушную маску. – Полагаю, – продолжил он, – что в ближайшее время нет… необходимости в вашем участии, Гермиона. Я дам вам знать, если дело сдвинется с мёртвой точки или если мне потребуется… специфическая помощь.

Гермиона кивнула и коротко заверила Майкрофта в своей готовности сделать всё необходимое для поимки Джима Брука. А потом аппарировала к себе домой – и вдруг кулем рухнула посреди спальни и разрыдалась.

Её колотила истерика – затяжная, как любая отложенная истерика, руки тряслись, из горла вырывались хриплые, надсадные всхлипы, она закусывала запястья, но не могла заставить себя успокоиться и в конце концов сдалась этому потоку.

Она не хотела этого, не хотела участвовать в этом, слышать об этом. Она желала бы стереть себе воспоминания о Бруке и о всём, что с ним связано, убрать себя из памяти братьев Холмсов. Хотелось, чтобы всего этого не было.

С губ сорвалось тихо: «Рон».

Столько лет прошло – она уже не помнила запаха его волос, его прикосновений и его редких признаний в любви. В душе жил мальчишка, с которым они добывали философский камень и сражались бок о бок в Министерстве Магии. И Гермиона хотела, чтобы так оно и было – чтобы была эта дружба, чтобы их по-прежнему было трое.

Гарри был рядом – но очень далеко. После смерти Рона они продолжали общаться. Гермиона стала крёстной матерью его старшего сына Джеймса (только никогда и никому не позволяла сокращать его имя до «Джима», настойчиво день за днём выстраивая в своём сознании ассоциативную цепочку: «Джеймс» означает «Джеймс Поттер», и никак иначе). Она часто бывала на их с Джинни семейных обедах. Но прежней дружбы, прежнего тепла уже не было, словно его забрал с собой солнечный, тёплый Рон.

Мысли путались, сознание меркло.

Но в тот момент, когда Гермиона стала надеяться на обморок, способный прервать раздирающую её душевную боль, посреди комнаты возникла серебристая пышногривая лошадь. Голосом Джинни она произнесла: – Гермиона, нужно с тобой серьёзно поговорить. Ты зайдёшь к нам вечером? – Да, – быстро сказала Гермиона, – ответ: «Да».

Лошадь понятливо кивнула крупной головой и выскочила в окно, а сердце Гермионы сжалось от неприятного предчувствия. Ей казалось, что спасительная тихая гавань, которую она нашла несколько лет назад, сдалась под натиском стихии, и утлое судно её жизни было выброшено в открытое бушующее море.

«Отлично, Грейнджер, – сказала она себе, – ты бредишь. Давай-ка, встряхнись». Мысленный приказ сработал, и она поднялась на ноги и поплелась в душ. Нужно было привести себя в порядок, поработать с материалами Нарциссы Малфой и начать собираться на обед к Поттерам – Джинни не стоит видеть ни синяков под глазами, ни красного носа.

Контрастный душ оказал спасительное действие, а последующая работа и вовсе заставила убрать в дальний ящик сознания все переживания и сомнения. Гермиона закончила составлять комплекс зелий и заклятий для Нарциссы, когда волшебный планировщик приятным мужским голосом сообщил о необходимости заканчивать работу. – Спасибо, милый, – отозвалась Гермиона с улыбкой, и ежедневник замолчал. Она погладила его по кожаной обложке и быстро переоделась в светлую мантию, тронула лицо лёгкими косметическими чарами и аппарировала в особняк на площади Гриммо, где так и остались Гарри и Джинни.

Тролльей ноги на входе уже не было, портрет миссис Блэк тоже отсутствовал: его убрали вместе со стеной, превратив узкий сумрачный коридор в приветливую прихожую. Гермиона едва переступила через порог, как едва не рухнула под двойным натиском: в неё с разбегу врезался сначала Джеймс, а следом – маленький Ал. – Гермиона! – выкрикнул Джеймс. – Ты бы видела, что я сделал. А Ал не смог. И не сможет – потому что он ещё маленький! – А вот и не маленький! – выкрикнул зло пятилетний Альбус. – А я сказал, что ма-аленький! – Джеймс хотел было показать брату язык, но вдруг понял, что не может произнести ни слова больше и вообще открыть рот. Перевёл на Гермиону большие обиженные глаза. – Финита, – сказала она, и Джеймс тут же спросил: – Как ты это сделала? – Если ты сойдёшь с моей мантии и извинишься перед Алом, я покажу, – сказала Гермиона и, дождавшись, пока мальчики помирятся, взяла обоих за руки и прошла с ними в столовую, чтобы тут же оказаться в объятиях Джинни. – Прекрасно выглядишь, дорогая! – сообщила та, на всякий случая окидывая сыновей грозным взглядом и заставляя обоих отчаянно покраснеть. – Хорошо, что ты пришла. – У тебя что-то случилось? – спросила Гермиона тихо, отпуская детей.

Джинни кинула быстрый взгляд в сторону и ответила: – Не здесь. После обеда, – а потом громко скомандовала: – Мыть руки и за стол, живо! – и уже Гермионе: – Гарри сейчас подойдёт, его задержали на операции.

Гермиона расположилась за столом и приготовилась к приятному обеду в компании самых близких (наверное, даже ближе родителей) людей. Но под ложечкой неприятно сосало: у Джинни произошло что-то серьёзное, иначе она не была бы так обеспокоена.

Глава пятая

Гарри присоединился к общему застолью уже после того, как Джинни подала десерт, быстро поцеловал её, потрепал по волосам сыновей и широко, радостно улыбнулся Гермионе. – Как твоё неотложное дело на весь вечер? – спросил он, сверкая зелёными глазами. – Неотложное… – Гермиона нахмурилась, а потом вспомнила свою давешнюю отговорку и быстро проговорила: – Ничего интересного, даже нет смысла обсуждать. – Что обсуждать? – тут же встрепенулся Джеймс. – Работу, – отрезала Джинни и поинтересовалась: – Джеймс, ты не разучился пользоваться часами? – Я понял, – тут же подскочил он, тыкая в плечо Ала, и они вдвоём исчезли из столовой: спорить с Джинни по поводу режима было бесполезно и даже опасно. – Так в чём дело? – спросила Гермиона, когда за детьми закрылась дверь. Джинни взмахнула палочкой, создавая завесу против подслушивания. – Мы взяли в Министерстве парня… – сказала она медленно, – с совершенно вычищенной памятью и одним единственным сообщением, которое он повторяет раз за разом. Его дело ведёт не Аврорат, так что у меня полномочий нет, а ДМП не хочет привлекать тебя или любого другого внештатного специалиста к расследованию.

Гермиона нахмурилась: – В таком случае, это меня не интересует. Я не стану гоняться за делами ДМП, это им нужна моя помощь, а не мне – их задания. И если они предпочитают возиться сами… – Постой, – прервала её Джинни. – Я тебе просто скажу, что нашли при этом парне и что он повторяет, а потом ты повторишь, что не желаешь в этом участвовать, идёт?

Гермиона почувствовала, что у неё по позвоночнику прошёл холодок. Она готова была поставить сотню галеонов против кната, что ей очень, очень сильно не понравится то, что скажет Джинни. – У него была книга, та самая. «Мальчик, который выжил». И он говорит: «Игра началась». – Книгу изъяли из обращения восемь лет назад, – проговорила Гермиона, едва заставляя губы шевелиться. – Тираж был уничтожен. – Очевидно, не до конца.

Только два человека на памяти Гермионы любили это слово – «игра». Шерлок и Джим Брук. И едва ли гениальный детектив решил пошутить над Министерством Магии. – Это ведь он, да? – спросил Гарри, и его яркие глаза потемнели. – Джим? – Он снова в игре. Но теперь у него другие партнёры – я так думала, – Гермиона поднялась на ноги. – Мне нужно осмотреть того парня. Кто бы ни помогал Бруку, он вряд ли вычистил парню всю память, скорее – просто заблокировал, создал эффект чистого листа. Его трудно снять, но это возможно. Надо понять, как он пересёкся с Бруком и… – Я попробую получить разрешение, – сказала Джинни. – Но думаю, что есть более простой путь. – В смысле? – Зайди к Кингсли. Тебе он не откажет. – Исключено, – отрезала Гермиона. – Наши дела закончены, а если я обращусь к нему с просьбой, он непременно ввяжет меня… – В расследование, – Джинни поднялась, гневно взметнув рыжей гривой, – разумеется. А ты хочешь от него сбежать? Это Брук, напоминаю, тот самый, который… – Не надо говорить, что он сделал! – резко сказала Гермиона. – Надо. Ты спряталась в свою скорлупу, подруга. В сожаления. А ты не единственная, кому было тяжело. И тяжело до сих пор. Я потеряла брата, а Гарри – лучшего друга. Но мы не бегаем от реальности. – А я бегаю? – Гермиона тоже встала из-за стола и крепко сжала руки в кулаки. – Бегаешь. – Хватит! – оборвал их обеих Гарри, и вовремя – по комнате уже начали носиться первые всплески стихийной магии. – Хватит, девочки, – он поднялся, положил руку жене за плечо и чуть приобнял её. – Мы переживаем по-разному. Гермиона отрешается от боли, и это её право. Гермиона, – он перевёл на неё взгляд, – ты не обязана влезать в то, что тебе неприятно. И никто, – он сделал ударение на этом слове, – не станет тебя за это осуждать. – Обязана, Гарри, – Гермиона улыбнулась, – Джинни права. Я спряталась. Дувр, Французская Академия, частные заказы. Рон не понял бы этого никогда.

Никто не ответил, и показалось на минуту, что рыжий солнечный Рон где-то рядом, возле них: в пламени камина привиделась его огненная вихрастая макушка, в тёмном оконном стекле – белозубая улыбка, в полированном боке заварочного чайника – карие счастливые глаза. – Я отправлю Кингсли патронуса и договорюсь о встрече, – произнесла Гермиона спустя несколько минут тишины. – Ты права, будет лучше, если я приму участие в расследовании этого случая. Если Брук действительно снова интересуется волшебным миром, его нужно остановить, и у меня шансов больше, чем у других.

Невысказанным, но понятым осталось: «И я никому не отдам право уничтожить его».

Кингсли согласился принять её сразу же, похоже, сдвинув все свои многочисленные дела и встречи. Они не виделись давно – лет пять точно. Министр немного располнел, а в кудрявых чёрных волосах появились перья седины. В целом же он был всё тем же Кингсли – в той же тёмной рабочей мантии, покроем напоминавшей мантию аврора, с тем же лучистым живым взглядом. Он встретил Гермиону, как старого друга, заключил в объятия вопреки всем правилам приличия и разразился пространной речью о том, как счастлив её видеть. Гермиона отвечала улыбкой и сдержанными кивками – пожалуй, холодное: «Как поживаете? Чаю?», – понравилось бы ей больше, но Министр никогда не был сторонником британского этикета.

Наконец, когда с приветствиями и восторгами было покончено, Кингсли нахмурил брови и очень твёрдо, сразу перестав походить на доброго дядюшку, спросил: – Что случилось? – Парень со стёртой памятью и той книгой. Дело забрали в ДМП. Он мне нужен, – коротко ответила Гермиона. – Зачем тебе? – вопрос был задан так искренне, что только опыт общения с учёными помог Гермионе угадать подвох. Кингсли точно знал, зачем, но хотел услышать это от неё самой – чтобы предложить сделку. Восемь лет назад она, возможно, не представляла особой ценности для Министерства, но теперь как крупный специалист в области магии разума была крайне лакомым куском. И если раньше Кингсли пытался удержать её из дружеских чувств, то в этот раз он попытается посадить её на собственный шёлковый поводок для общего блага.

На поводок Гермиона не хотела, но данное самой себе слово было необходимо сдержать. Она найдёт Брука, а потом навсегда перевернёт свою страницу отношений с Министерством. – Ты знаешь, Кингсли, – ответила она, – что мне нужен Брук. И я не сомневаюсь, что это его сова. Я не могу действовать напрямую, дело забрали в ДМП. – Так что ты пришла ко мне за разрешением осмотреть этого парня? – понятливо кивнул министр. – Не вижу смысла. Дело Брука закрыто, этот парень может не иметь к нему никакого отношения. А если имеет, – улыбка, – то тебя это не может касаться. Прости, но ты уже не сотрудник ДМП. И если Департамент не привлёк тебя как внешнего эксперта, значит, в твоих услугах нет нужды. В любом случае, следить за ходом дела тебе бы никто не позволил, так зачем травить душу?

Прежняя Гермиона начала бы возмущаться и давить на дружеские чувства, на справедливость, в конце концов. – Твои условия? – О каких условиях может идти речь, – махнул рукой Кингсли, – я слишком дорожу твоим спокойствием, чтобы предлагать работу на Министерство. – На должность я не соглашусь, сам знаешь, – как бы между делом заметила Гермиона. – Сложные случаи, но есть и рутина. А ещё необходимость ставить ментальную защиту послам – утомительно. При твоей занятости – не знаю, станешь ли ты даже думать об этом, – тоже между делом произнёс министр. – Но полномочия должны быть достаточно широкими, – она поймала взгляд Кингсли. – С доступом не только к текущим делам, но и, если понадобится, к архиву. – Зачем тебе может понадобиться архив ДМП? – неплохо сыгранное удивление. – ДМП? – Гермиона подняла бровь, – Весь архив, включая Мунго. Менталистика – тонкая материя, завязанная на многих сферах. Кто знает, что может мне понадобиться? – И Майкрофт Холмс, – словно бы не в тему добавил Кингсли. – Или без архива.

– Идёт, – Гермиона первой протянула руку и скрепила договор рукопожатием.

Но увы, в тот же день осмотреть безымянного и беспамятного посланника Брука ей не дали: Кингсли сослался на какие-то формальности, и Гермиона не сумела его пересилить. Зато у неё было другое дело, менее важное в ходе расследования, но существенное – Нарцисса Малфой. По её подсчетам, пациентка уже должна была оправиться от прошлого чтения воспоминаний, и можно было продолжить работу. В прошлый раз она нашла три триггера и отработала два из них. Оставался третий – возможно, ключевой. Возможно, напротив, ключ ещё предстояло найти.

Патронусом Гермиона предупредила Малфоя о своём визите и аппарировала недалеко от мэнора.

Малфой встретил её у входа, галантно поклонился, даже попытался было, кажется, подать руку, но вовремя передумал, ограничившись замечанием о том, что она, Гермиона, отлично выглядит.

Гермиона с трудом подавила желание оглядеть себя в поисках каких-нибудь изъянов. – Она всё в том же состоянии, – сообщил он, пропуская Гермиону в небольшую светлую комнату, насквозь пропитанную магией – похоже, Малфой позаботился о том, чтобы заменить все опасные предметы безвредными иллюзиями.

У Нарциссы были такие же пустые глаза, как и в прошлый раз, а на губах играла лёгкая потерянная улыбка. Гермиону она узнала – а потом заговорила с Люциусом. – Я так беспокоюсь, дорогой, – произнесла она и рефлекторным жестом положила ладонь на плоский живот, защищая несуществующее дитя.

Гермиона присела рядом с ней на невысокий диванчик, осторожно, без палочки считала основные показатели, отметив лишь слегка замедленный пульс, а потом мягко проникла в её сознание, задавая посыл: «Ребёнок».

Она ожидала увидеть младенца Драко, но ошиблась. Снова был Люциус, собственнически прикасающийся к округлившемуся животу Нарциссы, была она сама, гордо и довольно разглядывающая себя в зеркале, а потом пришла боль, кроваво-красная, затяжная, остро-солёная. Нарцисса всхлипнула, и в её сознании воцарилась чернота. Ещё раз: «Ребёнок» – и тот же набор. Драко как ребёнка в её сознании не было, даже имени не звучало. На пробу Гермиона активировала триггер «Драко», и перед ней встал темноволосый улыбчивый парень лет пятнадцати. Память Нарциссы подсказала, что его зовут Драко Октавий, он учился на Гриффиндоре на два года младше Нарциссы. Но других людей с этим именем она не знала. Очевидно, она не помнит ничего с момента родов – боль, вероятнее всего, была именно от них.

Гермиона вышла наружу – женщина тяжело дышала, её зрачки расширились от боли и страха. Гермиона послала в её разум картину тихого пляжа, белого песка и едва различимых тёплых волн, успокаивая и убаюкивая.

– Ну, что? – спросил Драко нервно.

Гермиона нахмурилась. Амнезия Нарциссы была не механического, а исключительно эмоционального характера. Что-то причинило ей такую боль, что она заблокировала воспоминания о половине своей жизни. Но это не были сами роды – что-то произошло совсем недавно. Что-то, что напомнило Нарциссе то, что она испытала, когда рожала Драко… Кажется, верная мысль была где-то рядом, но для того, чтобы её сформулировать, сведений не хватало.

Будь она крепче и менее возбудимой, Гермиона попробовала бы прямой контакт с разумом, но пока это было слишком опасно.

Она наложила на Нарциссу лёгкие сонные чары и вывела Драко в коридор. – Я пришлю тебе названия зелий, закажешь у проверенных зельеваров и будешь давать ей на протяжении пяти дней, схему пришлю. Одно – успокоительное, другое помогает очистить разум. В нашем случае это облегчит проникновение в сознание, сделает его менее болезненным.

Драко думал, что сказать, наконец, остановился на верном варианте: – Спасибо, мастер.

Гермиона вернулась к себе домой – готовиться к завтрашней встрече с человеком, принёсшим послание от Джима.