Текст книги "Сферы влияния (СИ)"

Автор книги: Екатерина Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)

Глава двадцать пятая

Шкаф сиротливо таращился полупустыми полками, а скелеты вешалок вызывали иррациональный страх. Гермиона чувствовала, что ей владеет нездоровое, лихорадочное возбуждение, но не предпринимала ничего, чтобы побороть его. Пусть её пугают лучше силуэты старых мантий и однотипных офисных костюмов, чем мысли о том, что она собирается делать.

Она собиралась так тщательно, словно ей предстояла дуэль, хотя её ждало просто чаепитие в тишине и уюте хогвартского кабинета со старым школьным приятелем и соратником. Мерлин, если бы кто-то сказал ей, что она будет нервничать перед встречей с Невиллом, она расхохоталась бы ему в лицо. Невилл – маленький, круглолицый, растерянный Невилл, не способный даже палочкой взмахнуть, ничего не напутав! Невилл – её невольный подопечный на протяжении долгих лет учёбы. Невилл – самый смелый член Отряда Дамблдора. Невилл сейчас был опаснее двух Малфоев и Волдеморта вместе взятых.

Гермиона расправила новую мантию, в кои-то веки не трансфигурированную на скорую руку, а сшитую на заказ, провела пальцами по отрастающим волосам, которые, кажется, требовалось подстричь снова, пока они из аккуратной причёски не превратились в воронье гнездо, кашлянула и сжала порт-ключ. Рывок под рёбра, мгновение удушья, и вот она уже приземляется, ловит равновесие, пытаясь при этом мгновенно оглядеться вокруг и оценить обстановку.

В комнате было слишком много красного для человека, посвятившего себя растениям. Красные с золотым тиснением обои, золотисто-жёлтая с алым узором обивка на стульях, на стене рядом с книжным стеллажом строгий официальный плакат – Гарри Поттер и его друзья, одолевшие Тёмного Лорда. Старый, но очень свежий и отлично сохранившийся.

Сам Невилл стоял у стены, сложив руки на груди.

– Привет, Гермиона! – сказал он, и на мгновение его лицо осветилось почти той самой мальчишеской улыбкой.

– Невилл, привет! – она тоже улыбнулась и заметила: – Кабинет истинного гриффиндорца.

– Я никогда не забывал о том, кто я есть, – сказал он с едва различимым упрёком в голосе.

Гермиона почти спросила, резко, отрывисто, оскорблённо: «Думаешь, я забыла?», – но удержалась. Потому что – да, она забыла. Она давно не была гриффиндоркой, и Невилл это знал. Он был из тех людей, которые не просчитывают и не анализируют, а просто понимают, априори знают, что правильно. Колебался ли он хоть когда-нибудь в жизни? Были ли у него хотя бы мгновения сомнений в верности своих убеждений?

– Располагайся. Хочешь чаю или травяного отвара? – спросил он дружелюбно.

– Давай отвар.

Невилл щёлкнул, и посреди кабинета возник домовой эльф в чистой опрятной наволочке. Ему были заказаны отвар, тосты и фрукты, которые появились на столе мгновением позже. Невилл бросил на Гермиону внимательный взгляд.

– Раньше ты протестовала бы.

Гермиона села на один из стульев, не став трансфигурировать его во что-то более удобное, разлила отвар по высоким глиняным кружкам и только после этого сказала:

– Сколько лет прошло.

Невилл тоже сел, взял кружку, какое-то время молча смотрел прямо перед собой и всё-таки сказал:

– Я не знаю, с кем разговариваю. Твоё письмо… Я был рад, что ты написала. Это было написано почти той Гермионой, которую я знал. Но та Гермиона никогда не приблизилась бы к Малфою. Раньше я сказал бы, что этот придурок тебя подставил, но теперь…

– Он помог мне, – произнесла Гермиона тихо. – Эти фотографии… Он получил их, опоив меня приворотным зельем, очень сильным.

Крупные черты Невилла исказила гримаса злобы, сильные мозолистые руки сжались в кулаки.

– И этим помог, – продолжила она. – Когда мы виделись последний раз, я сказала… – она сделала паузу и выдержала её достаточно долго, хотя внутри что-то зудело от напряжения, – я сказала, что меня это всё не касается. Теперь это не так.

И снова пауза. Этот разговор давался ей сложно. Она часто вела словесные игры и настоящие сражения, но с другими противниками – с теми, кто был точно осведомлён о ведущейся игре. Невилл никогда не играл ни во что подобное – он говорил прямо, действовал решительно, нёсся неумолимо вперёд, как разогнавшийся «Хогвартс-экспресс».

Её слова на мгновение притормозили его разгон, он отставил чашку и отрывисто спросил:

– Хочешь мстить?

Гермиона тоже поставила на стол кружку, крепко обхватила её ладонями и ответила, не отводя от Невилла проникновенного взгляда:

– Не мстить. Невилл, ты… Мне непросто это объяснить, но после смерти Рона я как будто выключилась, понимаешь? Погасла, – ей было больно об этом говорить и особенно больно было использовать смерть Рона как инструмент, но, в сущности, от её моральных принципов давно уже мало чего осталось. – Для вас он был другом, соратником, а для меня – всем, – лицо Невилла преобразилось мгновенно, только что явственно читавшееся на нем раздражение сменилось живейшим сочувствием. – Я не хотела жить и не жила эти годы. Помнишь, что случилось в прошлом году?

Конечно, он помнил отставку Кингсли и позор Ордена Феникса, помнил, наверное, лучше неё самой.

– Я не хотела этого, но это позволило покончить с ним. С ублюдком, который убил Рона.

– Ты отправила его за решётку?

Гермиона покачала головой, и глаза Невилла мрачно блеснули.

– Малфой помог мне очнуться. Ты говорил, что не хочешь отдавать ему и ему подобным страну – и ты был прав. Мне жаль, что я не услышала этого раньше, – Мерлин, ей было не жаль! – Но я поняла это сейчас, и ещё ничто не потеряно. Да, мы позволили им взять власть, но мы не потерпели поражение. Мы всё ещё вместе…

– Отряд Дамблдора? – спросил он.

– Отряд Дамблдора, – кивнула Гермиона и вдруг оказалась стиснута в медвежьих объятьях – Невилл просто вскочил, сдвинул стол и сгрёб её в охапку.

– Гермиона! – сказал он, отстранившись. – Как же тебя не хватало!

Он снова сел, придвинул стол и спросил нетерпеливо:

– У тебя уже есть план?

Она улыбнулась:

– У меня есть нечто лучше. Я знаю, что он незаконно связан с миром магглов, и я… – она не думала об этом раньше и не была уверена в своей правоте, но, если ей нужен Невилл, следует использовать аргументы максимальной силы. Шепотки и сомнения – не для него. – Я думаю, что он и Забини повлияли на прошлые выборы. И я знаю человека, у которого есть очень много информации.

– Кто это и как ее получить? – тут же спросил Невилл, от избытка эмоций поднялся и прошелся по комнате. – Если бы только доказать, что эта белобрысая дрянь шантажировала Визенгамот… Общественность придет в ужас, Забини отправят в отставку пинками.

– Я не знаю, был ли шантаж, – сказала Гермиона осторожно, а потом произнесла главное, то, ради чего пришла к Невиллу: – Но я знаю, что Малфой попытается убрать этого человека, и он хочет это сделать… – она сглотнула, – твоими руками.

Невилл выглядел как медведь-гризли, ужаленный пчелой.

– Моими? – переспросил он осторожно.

– Не знаю, на чем он хотел сыграть, но – да, – сказала Гермиона. Она, конечно, знала: Невилл был способен не убить человека, но устранить врага, однако не готова была говорить это вслух.

– Показать тебе часть документов, подать ситуацию в неверном свете. Это одна из причин, почему я сейчас здесь. Нам нельзя потерять Майкрофта Холмса, – она произнесла его имя совершенно спокойно, словно не думала о нем последние дни непрерывно. Гриффиндор получает десять баллов за превосходную окклюменцию.

– Никогда не слышал о нём…

– Он политик, – пожала плечами Гермиона, – не публичный.

– Ты уверена, что ему не нужна охрана? Одна «Авада» от Малфоя – и всё.

Вообще-то она была бы рада согласиться. Но Майкрофт давно выстроил систему своей защиты, в том числе и от волшебников. Кто-то или что-то держало Малфоя на коротком поводке, не позволяло использовать магию. Гермиона не знала, каким образом это происходило, но не отважилась бы добавить ни единой детали в этот безупречный механизм.

– Только привлечём лишнее внимание. Главное, что Малфой не сможет манипулировать нами.

– Так что мы будем делать? Если ты снова с нами, нужно созвать Отряд, – Невилл то садился, то вставал, но его движения не были суетливыми. Распирающая его энергия требовала выхода, но пока она не была враждебной.

– Ещё не сейчас. Я нашла ещё кое-что, но пока не поняла, что именно. Это очень важно для Малфоя и определяет добрую половину всех его действий. И я не рискну переходить к открытому противостоянию, пока не разберусь.

– Что это?

Вместо ответа Гермиона встала, взмахом палочки очистила чашки и серьезно сказала:

– Не удивляйся, если я напишу тебе и попрошу найти определенную информацию. И потом я всё объясню.

Невилл покачал головой – конечно, он помнил, как любимая им «та самая Гермиона» недоговаривала, не раскрывала планов, убегала в библиотеку, обещая всё объяснить позже. Он улыбнулся широко и открыто:

– Я всегда помогу.

– Спасибо, Невилл, – ответила она и снова оказалась сжата в каменных объятьях. Отпустив ее, Невилл уточнил:

– Прогуляешься по Хогвартсу?

Гермиона покачала головой и отказалась. Она любила замок всем сердцем, но не думала, что когда-нибудь снова сможет войти в него. Откровенно говоря, она не хотела этого делать.

– Может, в другой раз, – сказала она и камином ушла в Министерство, заперлась в кабинете и без сил уронила голову на стол.

Ее потряхивало, снова хотелось плакать, а еще почему-то было отчаянно одиноко. Почему? Как может быть одиноко и грустно, когда жизнь вокруг бурлит, как не бурлила уже давно, когда есть цель, когда друзья снова есть, снова готовы ее поддержать?

Ей было грустно, ей было одиноко. Она не хотела этого – всего, что происходило. Она хотела бы спрятаться в подвалах Отдела тайн, затеряться в его лабораториях и никогда не произносить слов «политика», «министерство» и еще пары десятков других, из того же семантического поля. Между тем, она сама, по собственной воле кидается снова в этот омут. Зачем?

Тихо тикали часы на столе, шуршала зола в почти потухшем камине.

Гермиона прислушивалась к этим звукам и шорохам, выверяя по ним собственное дыхание, в сознании легко плескались волны, и постепенно ее отпускало. На смену усталости и раздражению пришло что-то другое, что-то…

«Я буду вынужден на два или три дня покинуть страну», – прозвучало у нее в голове. Два или три дня – Майкрофт был слишком пунктуален, чтобы не вернуться сегодня.

Не то чтобы его присутствие в стране что-то меняло. Впрочем, Гермиона не настолько увлекалась самообманом, чтобы отрицать очевидное: ей было важно, что он здесь.

Гермиона достала из сумочки ежедневник, в котором еще вчера написала список задач. Он был коротким и не слишком вдохновляющим, и состоял всего из нескольких пунктов:

«Найти решение проблемы обскуров;

Уничтожить Малфоя;

Вернуть в страну Шерлока;

Майкрофт».

Последний пункт был вписан после долгих сомнений, и после этого Гермиона захлопнула ежедневник так, как если бы он был ядовитым. Так же она поступила и сейчас, но, к сожалению, список оставался висеть в памяти, и она видела его с ужасающей ясностью.

Майкрофт никак не дал понять ей, что вернулся, но ей предстоит встретиться с ним в любом случае – как минимум, чтобы попросить у него ту информацию о Малфое, которую она пообещала Невиллу. Однако при мысли об этой встрече ее сердце забилось сильнее, словно речь шла не о деловой беседе, а о…

Она решительно притормозила поток сознания, решив, что словосочетание «свидание с Майкрофтом Холмсом» не должно быть визуализировано ни за что и никаким образом. Хотя бы потому, что её воображение не сумело бы этого нарисовать. И тем более (Мерлиновы кальсоны!) её воображение не должно было нарисовать того, что может быть после свидания.

Выровняв дыхание, уняв не кстати разошедшуюся фантазию и убедившись, что лицо не сияет цветом гриффиндорского флага, Гермиона поменяла позу, убрала ежедневник обратно в сумочку и прикрыла глаза.

Если она была достаточно смелой, чтобы написать имя Майкрофта в списке задач, она будет достаточно смелой для того, чтобы решить: что именно он там делает? Все остальные пункты представляли собой глагольные конструкции, подразумевающие некое действие. Какой глагол она готова поставить рядом с именем Майкрофта?

Она не знала.

Старший Холмс всегда был загадкой, неизвестным в уравнении, которое изначально, от природы, не имеет решения. Машина и рептилия – вот две основные ассоциации, которые он вызывал. Безупречный вычислительный механизм с холодной кровью и замораживающим взглядом. И, собственно, только одно чувство делало его живым человеком в её глазах: любовь к младшему брату. Майкрофт никогда не признавался в ней, чаще всего отзываясь о Шерлоке в пренебрежительно-покровительственном ключе, но Гермиона помнила, на что он пошёл, чтобы спасти Шерлока из плена Министерства Магии. Она не сомневалась, что, если будет нужно, он пойдёт и на большее.

И, если только верить собственным воспоминаниям и ощущениям, он испытывал некое чувство к ней самой. Какое? Гермиона позволила себе остановиться на слове «увлечённость».

«Вы похожи на моего брата», – так он ей сказал уже дважды. Гермиона сглотнула. Если Майкрофт в принципе был способен на симпатию к постороннему человеку, то это, пожалуй, было выражением максимальной её степени, потому что переводилось на человеческий язык как «вы похожи на того, кого я люблю». И, конечно, сказанные им в конце их последней встречи слова о том, что его спальня в её распоряжении. Произнеси нечто подобное другой человек, Гермиона не сомневалась бы в подтексте. Но Майкрофт играл словами с большой виртуозностью, и, помимо прямого смысла, был ещё дополнительный, и ещё один, а иногда – два.

«В случае необходимости, спальня по-прежнему в вашем распоряжении», – у неё в ушах эта фраза звучала до сих пор.

Гермиона вздрогнула от стука в дверь и тут же сняла запирающие заклинания.

– Мистер Кто? – произнесла она удивленно. Она не ждала его, уж точно не сегодня, но вот он, стоял, улыбался, чуть пританцовывая и поскрипывая лакированными туфлями.

– Мисс Ата! Вы зарабатываетесь, дорогая моя мисс Ата – время позднее!

– Мне приходится делать перерывы при работе со слепками, – пояснила она.

– Они все равно никуда не убегут, – пошутил мистер Кто, но шутка вышла, на взгляд Гермионы, плохой. – Я ознакомился со всеми вашими воспоминаниями. Кошмар, просто кошмар, – он театрально всплеснул руками. – Особенно семья Адамсов. Тут самое время сказать про семейку, но ведь сердце разрывается – уже не до шуток.

– Плохо то, что у нас нет уверенности, всех ли обскуров мы обнаруживаем, – сказала Гермиона. – Если они слабенькие, то могут и не привлечь внимание Министерства.

Мистер Кто прислонился к двери, почесал подбородок и сказал уже совершенно серьезно:

– Да, мисс Ата. Это проблема. Я над ней подумаю, и другие умные головы подключу. А вы идите отдыхать – мне нужно, чтобы вы мыслили здраво.

– Хорошо, мистер Кто, – улыбнулась Гермиона и действительно ушла домой.

И, понимая, что еще об этом пожалеет, сказала:

– Экспекто Патронум.

Шустрая выдра – ее личный патронус, а не заглушка невыразимцев, – появилась посреди комнаты, повела любопытным носом, принюхалась. Гермиона протянула руку и погладила ее – как будто коснулась теплой сухой воды – и велела:

– Найди Майкрофта Холмса, если он в городе. И, если он будет один, передай ему: «Майкрофт, добрый вечер. Есть разговор – можем ли встретиться сегодня после одиннадцати вечера? Дайте знать, если я могу прийти к вам на Роберт-стрит». Но только если он будет один.

Выдра растворилась в воздухе, но ненадолго – вернулась буквально спустя пару минут.

– Нашла его? – уточнила Гермиона. Выдра кивнула. – Передала? – еще один наклон головы. – Что он ответил?

Выдра повернулась в профиль к Гермионе и медленно, важно кивнула в третий раз, после чего растаяла. Гермиона засмеялась, а потом резко замолчала, ругая себя отчаянно. Почему она решила заглянуть к нему в гости, а не назвала любое нейтральное место? Что угодно было бы лучше. Кроме, пожалуй, варианта, при котором она приглашала его к себе домой – но этого она бы не сделала: ей куда проще добраться в любую точку города, чем ему.

Напомнив себе, что это ни в коем случае не свидание, Гермиона надела самый скучный из своих маггловских костюмов. Зеркало покрылось мутной пленкой и отказалось отражать ее в «этом убожестве». Она ругнулась на мерзкий артефакт, а потом зло ткнула палочкой в костюм и пробормотала

– Линтеум верте, – благодаря словесной формуле костюм трансфигурировался сразу весь.

Зеркало сменило гнев на милость и сообщило:

– Еще надо голову замотать тряпками – и в монастырь, – но, судя по тому, что согласилось показать отражение, все-таки одобрило наглухо закрытое черное платье больше, чем костюм.

И Гермиона, сверившись с часами, аппарировала на Роберт-стрит.

Глава двадцать шестая

Кабинет Майкрофта не изменился ни единой деталью, а сам Майкрофт, в обычном своем рабочем костюме стоявший у жарко растопленного камина и говоривший по телефону, настраивали на рабочий лад куда лучше, чем все аутотренинги.

Мысли, бешено скакавшие в голове Гермионы, мгновенно унялись, она легким движением поправила ворот платья, трансфигурировала стул для посетителей в кресло и села, практически не вслушиваясь в его разговор. Тем не менее, до нее доносились: «не возникло», «разумеется» и «в течение месяца», – из чего следовало, что его миссия, в чём бы она ни заключалась, была выполнена успешно.

Она успела полностью успокоиться и прокрутить в голове сценарий предстоящей беседы, когда Майкрофт завершил вызов, обернулся и улыбнулся ей той из своих улыбок, которая больше всего придавала ему сходство с живым человеком.

Во имя здравого смысла, Гермиона предпочла бы привычный жутковатый оскал, но – да, Мерлин свидетель! – она была рада этой улыбке и мягкому:

– Добрый вечер, Гермиона.

– Добрый вечер, Майкрофт, – сказала она. – Извините за этот поздний визит. Надеюсь, ваша поездка была успешной.

– Весьма, – он наклонил голову, – что не сделало её более приятной. Я не люблю полевую работу… всех форматов.

– Почему? – Гермиона, в общем-то, знала ответ, но ей хотелось его услышать.

– Люди, – отозвался он в кои-то веки предсказуемо. – Не люблю их… суету.

– И глупость?

– И глупость. Достаточно того, что я вынужден общаться с премьер-министром и членами Кабинета.

Это прозвучало достаточно оскорбительно и для министра, и для членов кабинета. Гермиона хмыкнула, но не была уверена в том, как стоит отреагировать, а Майкрофт, расположившись за столом, произнес:

– Полагаю, газеты вышли.

– И с впечатляющим фоторядом, заверяю вас, – ответила она, понимая, что ее лицо все-таки заливает мерзкая краска стыда. Пусть Майкрофт не видел фотографий – одно то, что он знал об их существовании, причиняло ей дискомфорт.

– Разумеется, – сказал он, внимательно оглядел ее, однозначно замечая пылающее лицо, и вдруг предложил: – Чаю?

Гермиона кивнула. В этом было что-то стабильное: кабинет Майкрофта, портрет королевы Великобритании на стене, горящий камин и чай. Антураж не менялся – менялись люди, судьбы которых предстояло решить.

Майкрофт нажал невидимую со стороны кнопку звонка, и ненадолго установилась тишина. Майкрофт перевел взгляд на огонь, а Гермиона как будто изучала дорогую раму королевского портрета, но боковым зрением невольно видела лицо своего собеседника. Возможно, это был обман зрения, но ей показалось, что тени вокруг глаз стали глубже, а контур скул – четче. В тот момент, когда беззвучная, незаметная горничная принесла поднос, Майкрофт шевельнулся и мгновенно, с реакцией, которой позавидовал бы квиддичный ловец, перехватил взгляд Гермионы, удержал, изучил – и только после этого отпустил.

Во всяком случае, Гермиона с трудом сосредоточилась на чашке чая, и даже то, что на подносе вместо печенья сегодня были пирожные, не помогло ей вернуть восстановленное было спокойствие.

– Любопытным способом вы мне прислали сегодня сообщение, – проговорил Майкрофт. – Кажется, это была выдра?

– Патронус, – ответила Гермиона и добавила: – Личный помощник и защитник. У каждого свой… – этого Майкрофту более чем хватило, чтобы заметить:

– Похоже.

– Осторожностью? – уточнила она. Про себя добавила: «Или слабостью?» Во всяком случае, она была достаточно слабой, чтобы взяться за маленькую чайную ложечку, которой, конечно, не собиралась мешать сахар, и чуть крепче необходимого сдавить ручку.

– Сочетанием сильного ума и неразумной эмоциональности.

Комплименты Майкрофта часто имели тонкую грань с оскорблениями. Но это всё-таки был комплимент, и он льстил больше, чем те слова, которые кто-либо другой мог бы адресовать её глазам, голосу или чему-то в этом роде. Гермиона ощутила что-то вроде смущения, но оно было не похоже на тот стыд, который она испытала, говоря о фотографиях, оно не жгло кислотой, а поднималось снизу вверх мягкой волной, так похожей на волны ее любимого океана. Она подняла глаза от чашки – и встретилась с Майкрофтом взглядом. Он смотрел, вопреки обыкновению, без холодности. Уже знакомым образом его зрачки расширились, заполняя почти всю льдисто-голубую радужку и оставляя видимым только узкий светлый контур. У Гермионы в горле встал ком, не давая вдохнуть, лёгкие сжало, как при аппарации, пальцы задрожали так сильно, что она была вынуждена стиснуть в них злосчастную ложечку.

Губы Майкрофта были плотно сжаты, крылья крупного носа подрагивали. Медленно он перевёл взгляд на её пальцы, протянул руку через стол и едва ощутимо дотронулся до её запястья. Гермиона не могла пошевелиться, как будто её сковало цепенящее заклятие, и всё, что она чувствовала, было прикосновение Майкрофта. Он аккуратно разжал её пальцы, забрал ложку и как будто погладил ладонь, прежде чем откинуться назад на спинку кресла и сложить руки на коленях.

Гермиона с трудом выдохнула.

Взгляд Майкрофта оставался тёплым, но сделался совершенно нечитаемым, впрочем, Гермиона едва ли сумела бы прочесть сейчас даже раскрытую книгу, появись таковая у нее перед носом. Кожа в тех местах, где он дотрагивался, горела и словно бы пульсировала. Гермиона не видела, но была уверена, что на ней остались следы – какие-нибудь росчерки или символы.

А потом он осторожно разорвал зрительный контакт. Положил себе на блюдце пирожное и спросил:

– Неужели вы никогда не любили сладкое? Даже в детстве?

– А вы без него жить не можете? – отозвалась она.

Он рассмеялся, как если бы они играли в какую-нибудь глупую игру, и она выиграла раунд:

– Что ж, мы знакомы пятнадцать лет, не удивительно, что за это время вы узнали кое-что о моих вкусах. – и конечно, ему не было нужды договаривать очевидное: «…как и я о ваших».

– Пятнадцать лет – звучит пугающе, – сказала она искренне. Это пугало, потому что напоминало о том, что ей давно не двадцать. И даже не двадцать пять.

– Sed fugit interea fugit irreparabile tempus, – согласился Майкрофт, и у него, в отличие от многих знакомых Гермионы из научных кругов, латынь прозвучала очень естественно, без натужности.

А потом Гермиона поняла, что краснеет снова, в который раз за вечер, потому что, вспомнив источник, она вспомнила и продолжение строк: «Singula dum capti circumvectamur amore», или, если переводить: «В то время как я, плененный любовью, задерживаю внимание на частностях». И она готова была держать пари на крупную сумму, что Майкрофт знал не только отдельную цитату про время, но и весь стих.

«Но бежит между тем, бежит невозвратное время,

Я же во власти любви по частностям всяким блуждаю» (1).

Мерлин. Всемогущий.

– Вергилий, – сказала она.

– Волшебники учат латинских поэтов?

– Я готовилась к поступлению в Вайкомб Эбби (2) до того, как получила приглашение в Хогвартс. Латынь и французский были обязательным условием, – ей было приятно сказать об этом.

Майкрофт кивнул, показывая, что оценил, и заметил спокойно:

– Я вам в некотором роде завидую, – и пояснил: – Я о сладком.

«Ваша растерянность говорит о том, что вы так и не научились выстраивать достоверные сценарии развития событий», – вот что он хотел сказать. И, как бы пугающе это ни звучало, Гермиона подозревала, что сейчас он действительно этому завидует.

– Никогда не понимала, что люди находят в сладком, – ответила Гермиона. – Приторно, оседает на зубах, приедается. И вредно, – последнего, пожалуй, добавлять не стоило, но она тратила слишком много сил на то, чтобы держать себя в руках.

– Стимулирует работу ума, – пожал он плечами. – К тому же, я никогда не принимал концепции… – он замолчал, но не для подбора слов, а просто наслаждаясь паузой. Слова были подобраны давно – Гермиона это чувствовала. – Монашеского истязания плоти, которая так приятна моему брату.

Сердце Гермионы пропустило пару ударов, прежде чем застучать снова.

– Страшно позволить плоти взять верх над разумом, – сказала она тихо.

Майкрофт рассмеялся:

– Как я и отмечал, у вас много общего. Шерлок говорил как-то ровно то же самое.

– Думаете, он ошибается?

– Единственный способ преодолеть искушение… – Майкрофт тонко улыбнулся, и Гермиона эхом закончила:

– Поддаться ему. Оскар Уайлд. Вы так не считаете.

– Разумеется, – согласился он. – Я считаю, что лучший способ преодолеть искушение – не иметь искушений. К сожалению, иногда человеческая природа берёт своё, – он надкусил пирожное с явственным выражением удовольствия на лице.

Гермиона уставилась на свои руки. Сладкое. Они говорили о сладком – и более ни о чём.

Она едва ощутимо коснулась его разума, не пытаясь проникнуть, скорее опираясь на чужие ощущения, чтобы не утонуть в собственных. Верхний слой его мыслей был ровным и прохладным – таким, как будто он научился окклюменции.

– Пытаетесь прочесть мои мысли? – уточнил он без намёка на раздражение.

– Даже не думаю. Это прикосновение – не более. Проникновение вы бы почувствовали.

И не было никаких сомнений в том, что ключевые слова – «прикосновение» и «проникновение» – Майкрофт вычленил.

Их разделял письменный стол, на котором лежали ценнейшие документы во всей Британии, но что сталось бы, сдвинь Гермиона его левитацией в сторону? Не то, чтобы стол был существенной преградой – каких-нибудь пять футов. Можно наклониться и коснуться руки Майкрофта – со словами: «Не люблю оставаться в долгу». Он наверняка оценит. Это будет всего лишь частью игры, всё той же, интеллектуально-словесной, почти не выходящей на физический план.

Будто в ответ Майкрофт задумчиво дотронулся до кольца на правой руке. Кажется, когда-то он надел его на мизинец, а теперь носил на четвёртом пальце – его руки сильно похудели.

То, что он не снял его, говорило о многом – или же вовсе ни о чём. Простая привычка. И только это движение, мягкое касание – как намёк на то, что он позволяет себе некую… Гермиона прикусила губу. У нее было слово, которое описало бы это. «Привязанность».

Поднявшись непринужденным движением, он подошел к камину и жестом пригласил Гермиону в кресло возле него. Приходилось признать, что это решение было куда изящнее левитации стола. Между ними по-прежнему было пять футов – только это были футы пустого пространства, теплого воздуха, нагретого жаром пламени.

– Почему огонь? – спросила она, предчувствуя ответ – вспомнила его вечно ледяные руки.

Он вытянул вперед руку и пояснил:

– Сосудистая недостаточность. Руки всё время мерзнут.

С безумной смелостью Гермиона кончиками пальцев коснулась тыльной стороны его ладони – тёплой. Она не успела отдёрнуть руку прежде, чем снова встретилась с Майкрофтом взглядом. И отвела её с трудом, чувствуя, как румянец заливает ее лицо.

Майкрофт снова сцепил пальцы в замок и перевёл взгляд на огонь, снова улыбнулся и сказал:

– Что вы говорили о мистере Малфое?

Если бы чашка с чаем не осталась на столе, Гермиона выронила бы – так у нее задрожали руки. Но чашки не было, и она не позволила себе потерять равновесие, хотя это смена темы была как удар под дых, резкий, короткий и точный.

– Я хотела обсудить с вами некоторые ходы по его… устранению, – ответила она и мысленно себе поаплодировала – сам Майкрофт не сказал бы это так веско и холодно.

– Вот как? – бровь взлетела вверх. – Впрочем, я предполагал нечто подобное, – он снова посмотрел на неё, и Гермиона вдруг поняла, что его зрачки оставались всё так же расширены – и голубая кайма едва различимо мерцала. – К сожалению, моих ресурсов хватает только на то, чтобы не позволять мистеру Малфою… заигрываться.

«В противном случае, я бы его уже устранил», – подразумевалось.

– Мистер Малфой не только оскорбил меня, – сказала она, не отводя взгляда от этой мерцающей каймы и черпая в ней силы, – он показал, что новое Министерство будет закрывать глаза на злоупотребления аристократии.

– Достаточно естественная политика для консерваторов, – согласился Майкрофт таким тоном, что Гермиона на мгновение заподозрила его в сочувствии консерваторам. Учитывая, что он представлял власть лейбористов, это было немного дезориентирующе.

– Меня она не устраивает, – покачала головой Гермиона

– Снова политика? – уточнил он.

Майкрофт задал верный вопрос, и он был тем вернее, чем меньше нравился Гермионе. Но она уже приняла решение. Малфой использовал «Амортенцию» не для того, чтобы удовлетворить давнее желание. И первое, не выпитое, приворотное зелье, и второе, сработавшее, были не ради физической близости с ней. И статьи в газетах и журналах вышли не для того, чтобы её уязвить. Это было начало игры – она не знала, какой, но готова была сыграть.

«Мистер Малфой умён, но иногда почти по-женски эмоционален», – вдруг вспомнила она. Майкрофт редко удостаивал кого-либо эпитетом «умён». И вдруг его заслужил скользкий хорёк, жалкий и слабый? Почему?

Что-то, похожее на догадку, блеснуло в мозгу Гермионы, но тут же пропало.

– Мне почему-то кажется, – сказала она, – что выборы Министра магии прошли не совсем так, как считает общественность. Я ошибаюсь?

На лице Майкрофта возникла довольная улыбка – как будто она только что оправдала его ожидания.

– Магическое сообщество действует обособленно, – заметил он.

– Тем не менее, мистер Малфой нуждался в помощи – и получил ее, – то, что еще недавно было сомнением, превратилось в уверенность. – Несколько советов, немного информации…

В душе поднялось разочарование. Ей было бы приятно, если бы Майкрофт опроверг ее слова, но он не собирался этого делать.

– А взамен?

– Полное неучастие в делах не-магического мира, – ответил он.

Логично, но все равно неприятно. Это был тот случай, когда она хотела бы ошибиться. Некстати вспомнилось, что в день выборов в Визенгамоте Гарри пришел к ней совершенно пьяным, а потом вдруг появился Майкрофт. У него был весомый аргумент в виде книги, но, возможно, причина была другая.

Гермиона мотнула головой – это уже походило на паранойю.