Текст книги "Пожалуйста, не уходи (ЛП)"

Автор книги: Э. Сальвадор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

3

Дэниел

– Какого хрена?

Голос Энджела доносится сзади, но я не шевелюсь и даже не поворачиваю голову в его сторону. Смотрю прямо перед собой, будто если отведу взгляд, пропущу внезапно решившую появиться Джозефину.

– Какого хрена, чувак? – громко стонет он, подходя вплотную. – Я думал, ты прыгнул с чертовой скалы. Едва не обделался со страху!

– Почему ты так подумал? – рассеянно бросаю я, не отрывая глаз от того места, где впервые ее увидел.

– Дэнни! – Энджел бьет меня по плечу, выдергивая из внутреннего хаоса.

Я резко поворачиваю голову, уставившись на лучшего друга.

– За что? – я тру плечо, морщась.

Он сует мне в лицо телефон, яркий свет слепит, но через пару секунд зрение фокусируется. Вверху горит мое имя, а по центру экрана мигает синяя точка, которая, по всей видимости, показывает, будто я посреди океана.

– Вот же ты гад! – он снова бьет меня, выхватывает из рук бутылку и залпом выпивает половину. – Чуть чертов инфаркт не схватил! – орет он, допивая мое пиво.

– Господи...

– Ага, я думал, ты прямо сейчас с ним встречаешься! – Энджел резко выдыхает, трясет головой и швыряет пустую бутылку мне на колени. Затем яростно тыкает в экран, наверное, отсылая кому-то сообщение.

– Тебе нужен новый телефон, – констатирую я, поднимая бутылку и закидывая ее в переносной холодильник.

Он опускается на землю рядом, но молчит. И это меня шокирует, ведь Энджел никогда не замолкает, но секунды тянутся, а он все сохраняет тишину. Долгую, невыносимо тяжелую.

– Твоя мать звонила моей, спрашивала, видели ли мы тебя, потому что с ночи ни слуху, ни духу, – наконец выдавливает он, разрывая давящий пузырь. – Я посмотрел твою геолокацию и подумал... Я запаниковал.

Мы с Энджелом знакомы лет с одиннадцати. Забавно, что с первой встречи мы друг друга терпеть не могли, но как только наши мамы подружились, мы стали неразлучны.

Не оставалось другого выбора, кроме как начать проводить время вместе, потому что то его мама оставалась у нас, то моя у них. Впрочем, долго ломаться не пришлось, поскольку выяснилось, что мы оба фанатеем от бейсбола.

А еще, что говорим на разных диалектах, ведь он пуэрториканец, а я мексиканец. Будучи молодыми и полными идиотами, мы научили друг друга всем плохим словам. Хорошие времена.

Я фыркаю.

– Да, вижу. Завтра, наверное, синяк будет.

– Не так уж сильно я тебя стукнул, – из-за темноты не видно, но уверен, он закатывает глаза. – Итак, что ты тут делаешь?

Я улыбаюсь, но приподнятое настроение как появилось, так и пропало.

Прошло семь дней с тех пор, как я наткнулся на Джозефину.

– Я думал, ты... – он сглатывает. – Спрыгнул.

Достав из холодильника две бутылки, я срываю крышки и протягиваю одну ему, а сам делаю глоток. Холодная жидкость обжигающе скользит по горлу, неприятно оседая в желудке.

Я делаю глубокий вдох, и в голове проносятся воспоминания о той ночи. Соленый воздух, звезды и шум волн стали восприниматься иначе.

– Ты идиот. Я бы никогда не решился на самоубийство, – фальшиво смеюсь я. – Серьезно, купи себе новый телефон.

– Знаю. Все забываю, – он отхлебывает пиво. – Так почему ты тут в канун Нового Года? В курсе же, что у нас дома вечеринка? А, и Аманда тебя искала.

Я делаю большой глоток, потом еще один.

– Вот бы она уже отстала.

Мы с Амандой встречались полтора года. Я порвал с ней ровно год назад, узнав об измене. Что забавно, ведь именно она вечно обвиняла меня в неверности, а вышло все с точностью до наоборот.

– Я же говорил не начинать отношения, но ты так и не смог пройти мимо ее задницы, – он хихикает, качая головой.

– У нее отличная задница, но я не поэтому с ней встречался, – это частичная ложь. Ее задница была одной из причин, почему я решил начать отношения, подайте на меня в чертов суд. Она горячая, и любой, у кого есть глаза это подтвердит.

– Ну и почему тогда? – он ждет развернутого ответа.

– Уверенность в себе, – отвечаю я, пока он давится смехом. – И ладно, хорошо, еще и задница. Но она действительно была уверенной, умной и... отличной в постели, – я закатываю глаза. Потому что отличной в постели она была не только со мной.

– Я же говорил, хорошо быть одиноким. Ты молод, Дэнни. Не привязывайся ни к кому. Позволь научить тебя, юный кузнечик. Мастер откроет тебе все пути.

– Ты идиот. Мы одного возраста. И учиться мне у тебя нечему. Разве не слышал? Я шлюха.

Он драматично ахает, будто сам не в курсе слухов, гуляющих по кампусу.

– Кто тебя так? Я их быстро на место поставлю.

– Если не хочешь сесть в тюрьму за то, что ударил девушку, не советую.

– Эти руки не для всех. Но я не думаю, что ты шлюха, Дэнни, чувак. Возможно, проститутка, но не шлюха.

Настоящий смех, первый за несколько дней, вырывается из груди.

– Ага, я-то видел, как ты в тот раз двух девочек к себе в комнату провел, – я слышу ухмылку в его голосе.

– Это был не «тот раз», а несколько недель назад.

Он пожимает плечами.

– Какая разница. Не знал, что тебе такое нравится.

В его голосе нет осуждения, скорее гордость за мой «подвиг».

Это не было чем-то запланированным или тем, что делал ранее, но я и не возражал. Так что когда девушка спросила, не против ли я, чтобы присоединилась ее подруга, не отказался.

К тому же, я не находился больше в отношениях, а значит ничего противозаконного не делал, но Аманда, узнав об этом спустя одиннадцать месяцев после расставания, вела себя так, будто я ее предал. Не понимаю, в чем проблема, раз уж она сама изменяла, пока мы были вместе.

Не уверен, чего она хотела добиться, но мне все равно. Я давно ее забыл, а вот она, похоже, меня никак не отпустит.

– Было горячо.

– Говорил же, – он толкает меня локтем. – Но я рад, что ты образумился. Ты потратил полтора года на одну девушку. Хорошо, что наконец начал развлекаться.

Тогда это не казалось пустой тратой времени. Мне правда нравилась Аманда, но стоило раньше понять, что это ненадолго, не зря же перестал представлять с ней будущее. Разве не это главное в отношениях?

– Да... – тяну я. Вроде развлекаюсь, но если честно, после всего этого чувствую... пустоту. – Развлекаюсь.

– Так что, почему ты здесь?

Точно, я так и не ответил. Делая глоток, я рассказываю, как наткнулся на Джозефину.

– Черт, – бросает он, прежде чем сделать глоток пива.

Я тяжело вздыхаю, уставившись в то место, где она стояла.

– Сегодня канун Нового Года, и я просто подумал...

– Что она появится, пока все заняты вечеринками, – заканчивает он за меня.

Слова прилипают к кончику языка, и мне приходится буквально выталкивать их наружу.

– Да. Боюсь, она решит со всем покончить.

– Ты приходил сюда каждую ночь? – спрашивает он, но не дожидается ответа, прежде чем задать следующий вопрос. – Не думаешь, что следует просто позвонить в полицию?

– Я звонил и те сказали, что будут держать ухо востро, но без особого энтузиазма. Даже заявили, что такое часто случается... – я стискиваю зубы, пальцами обхватывая бутылку.

– И каков план? Дежурить здесь каждую ночь? Ты вообще в курсе, сколько скал в городе? Если она решит покончить с собой, то найдет другую скалу или иной способ.

– Думаешь, я этого не понимаю? – взрываюсь я, голос срывается. – Я, черт подери, знаю, Энджел!

– Прости. Не хотел звучать бесчувственно, но я... – он вздыхает. – Ладно. Не стоило так говорить. Я тебя знаю и понимаю, что будешь винить себя, но это не твоя ответственность.

Хотел бы я так думать. Очень хочу, потому что мысль о ее прыжке сводит, черт возьми, с ума, но я слишком сочувствующий. Многие называли эмпатичным, и в этом нет ничего плохого, но меня уже достало проклятое сопереживание.

– Знаю, – я провожу ладонью по лицу. – Просто я...

– Подождем до трех.

Я поворачиваюсь к нему, хотя из-за темноты почти ничего не вижу.

– Тебе не обязательно...

– Ты совсем головой ударился, если думаешь, что я оставлю тебя одного. Не понимаю, зачем тебе здесь находиться, но знаю, что если заставлю уйти, ты сойдешь с ума, – говорит Энджел. – Но если она не появится, придется отпустить, потому что это нездорово. Звони в полицию столько раз, сколько потребуется, но не приходи сюда, это только добьет, – в его голосе звучит что-то тяжелое, но он откашливается и добавляет: – Договорились?

Не хочется соглашаться, но он прав. Я потерял чертов сон из-за одного и того же кошмара.

Она всегда стоит на краю, и в тот момент, когда почти дотягиваюсь, прыгает.

– Да, – киваю я. – Спасибо, чувак. Тебе не обязательно быть здесь, но я ценю это. И...

Он поднимает руку, обрывая меня.

– Только давай без соплей. Мы же братья навек, ладно? Я всегда буду рядом.

Меня передергивает, но я смеюсь.

– Пожалуйста, прекрати так говорить, но знай, что я тоже всегда буду рядом.

– Ладно, хватит. Мы слишком размякли, – уверен, Энджел корчит рожу, и догадки подтверждаются, когда тот достает телефон, освещая лицо, и я вижу отвращение в его глазах.

Губы дергаются в усмешке, но я не улыбаюсь. Более того, открывается от удивления рот, когда замечаю на экране фото обнаженной девушки. Я отвожу взгляд, но тут же появляется второе.

– Не стесняйся. Не делай вид, что сам их не получаешь.

– Ну да, но я не рассылаю их и не показываю другим.

– Ей все равно, если ты увидишь, – он хихикает, отвечая ей.

– Сидни? – уточняю я, потому что она тоже присылает мне фото, хотя просил этого не делать. Ей, похоже, действительно плевать, кто их увидит.

– Ага, я не просил, но отказываться не буду. Знаешь ли, люди платят сотни за такое на «ОнлиФанс³», а мне они достаются даром. Не буду же неблагодарным.

С этой логикой не поспоришь.

Остаток ночи мы болтаем о всякой ерунде и новом сезоне. После ответа Сидни он больше не берет телефон в руки, но мы понимаем, что наступил Новый Год, когда вдали вспыхивают фейерверки, а телефоны в карманах не перестают вибрировать.

В конце концов яркие всполохи гаснут вместе с моей надеждой снова увидеть Джозефину. В глубине души я знал, что она не придет, но лелеял надежду, и теперь понимаю, что это было бессмысленно.

Вполне возможно, ее уже... нет. Где-то в глубине души теплится слабый огонек, кричащий, чтобы я верил: с ней все в порядке. Но сидя здесь, я не чувствую этой уверенности. Пока Энджел не начинает говорить.

– Уверен, она это почувствовала, – я не понимаю, о чем он, пока тот не продолжает, – Джозефина. Уверен, она знает, что ты переживаешь. Здесь она или... нет, но она понимает, что кто-то пытается ее остановить. Ты мог уйти, но не сделал этого. Ты остался, и для нее это наверняка многое значит.

Хочется согласиться, но в этот раз не получается.

Я никогда еще не чувствовал подобной безнадеги.

4

Джозефина

Бесконечный цикл. Вот на что похож каждый мой день.

Дни недели слились воедино. Я не отличаю понедельник от четверга. Ночь и день как единое целое, а я застряла где-то посередине, не в силах ощутить ни то, ни другое, лишь пассивно наблюдая.

Как будто сижу перед телевизором и смотрю, как проходит моя жизнь. Все движется мучительно медленно, а люди и события вокруг несутся слишком быстро. Я не успеваю.

Поэтому и хотела со всем покончить.

Не чувствовала ни цели, ни сил двигаться дальше, когда и тело, и душа будто застыли. Ждала, что во мне вспыхнет искра жизни, как напоминание о том, что я заслуживаю быть на этой земле. Но чем дольше ждала, тем яснее понимала: этой искры не будет.

Я ничего не чувствовала, и тогда прекратила бороться за жизнь, ведь смерть казалась милосерднее. Я погрузилась в пустоту и пошла к обрыву, но появился Дэниел и сделал вид, что ему не все равно.

Это взбесило, ведь я не боялась упасть, но он пришел, и ужас накрыл с головой. Он полз по коже, разливался внутри, пока я не оказалась в коконе тревоги, и вдруг поняла, что не смогу сделать этого. Потому что подумала о нем и о том, как он испугался за меня, хотя даже не знал.

Теперь нет желания прыгать, потому что я боюсь, но одновременно еще и в ярости, ведь по-прежнему ничего не чувствую, а вокруг все та же пустота.

Брызги воды на лице возвращают меня в реальность, отвлекая от воображаемого телевизора.

– Ну как? – раздается звонкий, полный восторга детский голос.

Вытирая капли с лица, я выдавливаю улыбку.

– Отлично, Сэм. Вижу, ты тренировалась.

Маленькая восьмилетняя девочка одной рукой цепляется за пенопластовую доску, а другой показывает маме большой палец. Та, сидя в шезлонге, сияет и отвечает тем же.

– У меня получается, мам! – кричит Сэм.

– Вижу, – мать тепло улыбается. – Я горжусь тобой.

Наблюдая за этой сценой, я ломаю голову, думая, каково это. Иметь маму, которая действительно за тебя переживает.

Моя мама мертва, так что не стоит об этом размышлять. Я никогда этого не узнаю, и даже если бы была жива, все равно не узнала.

– Ладно, на сегодня хватит, но думаю, на следующей неделе мы попробуем плыть без доски.

Глаза Сэм округляются, пальцы белеют от того, как сильно она сжимает доску. Она смотрит на свое спасение, потом на меня, уже с испугом.

– Я... я не думаю, что готова, – она прижимает доску к груди, будто боится, что я ее отниму.

– Хочешь узнать секрет? – я приседаю, оказываясь с ней на одном уровне. Она осторожно кивает. – Я тоже боялась.

Это ложь, потому что я понятия не имею, как училась плавать. Насколько помню, умела всегда. Но ей этого не скажу.

Она ахает, гладя на меня с недоверием.

– Не может быть.

– Еще как может. Я везде таскала с собой нарукавники.

– А как перестала?

– Мне сказали, что с русалкой нельзя в них плавать.

Она снова ахает, глаза готовы вылезти из орбит, но в них горит восторг.

– Русалка? Там есть русалка?!

– Ты разве не слышала? В Кармельском Аквариуме живет русалка, и она разрешает девочкам вроде тебя плавать с ней. Только вот в нарукавниках или жилете нельзя, они мешают нырять. Но если ты не готова...

– Нет-нет, я готова. Совсем готова! – она почти визжит от решимости, но восторг все равно прорывается наружу.

Ее мама смеется. Я заранее обсудила это перед уроком, ведь не была уверена в правильности подобной лжи. Последнее, чего бы мне хотелось, это давать Сэм ложную надежду.

Пару недель назад я знать не знала о русалке в Кармельском Аквариуме или о том, что с ней можно плавать. Это одно из новых развлечений, от которого без ума все маленькие девочки в городе.

Когда урок заканчивается и Сэм с мамой уходят, улыбка, не сходившая с моего лица с их прихода, мгновенно исчезает.

Я думала, что встать с кровати будет тяжело, но натягивание улыбки выматывает куда больше. Остаток дня я буду чувствовать себя опустошенной. Уже предчувствую это. Усталость растекается по телу, делая его тяжелым.

Хочется лечь, но не могу, ведь желудок урчит, напоминая, что я не завтракала.

Я просыпаюсь поздно, и к тому моменту, как более-менее привожу себя в порядок, первый клиент уже стоит на пороге, готовый к занятию. Когда урок заканчивается, я заглядываю в кладовку и сразу понимаю: там пусто. Могла бы заказать еду, но сама же запихала в расписание кучу встреч без перерыва.

Зачем? Потому что ненавижу себя.

Мне нужно отвлечься от пустоты. Иначе я совершу то, что нельзя будет исправить.

Как тогда, неделю назад, когда почти покончила с собой, пока Дэниел не решил сыграть в героя. Я все еще могу это сделать, прервать свою жизнь, и никто не заметит, но от назойливого «пожалуйста, не уходи» до сих пор звенит в ушах.

Эти слова всплывают внезапно, без предупреждения. И это единственная причина, почему я еще не наложила на себя руки. Почему до сих пор здесь, несмотря на то, как чертовски одиноко.

Урчание в животе обрывает мысли, возвращая к реальности и к каплям воды, падающим на деревянный пол. Морщусь и быстро хватаю тряпку, чтобы вытереть их.

Закончив, натягиваю первое попавшееся и иду в магазин. Я не планировала оставаться в живых, вот и еды в доме нет. Не было сил готовить, да и сейчас нет. Хотя «готовить» – громко сказано, ведь я не умею. Мне это никогда не было нужно, вот и не училась.

Поход в магазин проходит как в тумане и выжимает последние силы. Не помню, как складывала продукты в машину, как поставила тележку на место, как выехала с парковки.

Будто действую на автопилоте. Так и есть, пока резкий хлопок не раздается рядом, и машину не начинает качать из стороны в сторону. Требуется секунда, чтобы осознать, что произошло. Когда наконец удается вырулить на обочину, я опускаю голову на руль.

Громко выдыхаю, машинально включаю аварийку, и услышав тихий стук сигналов, опускаю руки на колени и закрываю глаза.

Мне бы пошевелиться, сделать что-нибудь. Стоять здесь опасно, но я не двигаюсь. Сижу на месте, жду, когда хоть что-то почувствую. Была бы рада страху, даже панике, но сердце не колотится, ладони не потеют. Ничего.

Встревоженный голос и легкий стук в стекло заставляют меня выпрямиться.

– Эй, ты в порядке? Я ехала за тобой. Жутковатый момент.

Поворачиваюсь на звук и вижу за окном девушку с беспокойством на лице.

– Да, все нормально, – я поднимаю большой палец вверх. Надеюсь, она уйдет, и снова опускаю голову на руль, но стук повторяется.

– Нужна помощь с колесом?

Нет. Я даже яичницу жарить не умею, так что о шинах и речи идти не может. Но не говорю ей этого. Уверена, разберусь. Ютуб всегда выручает.

– Сама справлюсь, – отвечаю я, поднимая голову.

– У тебя домкрат есть?

Блин, что это вообще такое?

– Э-э...

Не стоило колебаться, поскольку она ухмыляется, будто только что раскусила мою полную некомпетентность.

– Не парься, я помогу.

– Ты правда... – тихо стону я, опуская стекло. – Ты правда не обязана это делать. Вызову эвакуатор. Все нормально. Можешь идти.

Мои отмахивающиеся слова, кажется, ее не задели. Скорее, она фыркает, будто моя фраза абсурдна.

– Ты что, с ума сошла? Скоро девять вечера, чертовски темно, а ты одна. Я тебя не оставлю одну, и эвакуатор не нужен. Мой брат приедет и поможет.

– Нет, правда не надо...

– Я уже написала ему. Он в пути, – она поднимает телефон, показывая отправленное сообщение.

Уголок губ дергается при виде названия контакта: «Любимый Придурок».

– Правда не стоило...

Она обрывает меня на полуслове.

– Ты не смотришь криминальные хроники, да? Или новости?

– Не особо, – признаюсь я. Моя жизнь и так достаточно трагична.

– М-м, – цокает она, качая головой. – Ну, даже если не смотришь, одной тебе быть точно нельзя. Для нас, девушек, это опасно. Нужно держаться вместе.

– Точно... – протягиваю я, не понимая, что ответить. Я знаю, что девушки должны держаться вместе, и осведомлена об опасностях. Просто никто, кроме Дэниела, не был так настойчив.

– Хочешь подождать в моей машине? Твоя слишком близко к дороге. Нам обеим небезопасно здесь находиться. Кто-нибудь может въехать.

Я колеблюсь, потому что, хотя и должна быть благодарна, ее я не знаю.

– Прости. Опасная незнакомка. Не обязательно в машину; можем просто отойти подальше, но здесь оставаться нельзя. Кто-нибудь может въехать.

Она права, да и все равно, но не хочу, чтобы из-за меня что-то случилось. Поэтому глушу двигатель, хватаю телефон, выхожу из машины и отхожу с ней в сторону.

Когда мы оказываемся на безопасном расстоянии, я бросаю взгляд на лопнувшее заднее правое колесо. Ни за что бы не справилась и даже не знаю, с чего бы начала.

– Извини. Я не представилась, – свет фар ее машины выхватывает дружелюбную улыбку с ямочками и длинные прямые волосы. – Меня зовут Пенелопа, но некоторые называют Пен. Можешь обращаться как хочешь, мне все равно. Только, пожалуйста, не зови меня Пенни.

– Еще раз, не обязательно было оставаться, но спасибо, Пенелопа.

– Пожалуйста, не заставляй меня спорить. Мы незнакомы, но перестань так говорить.

Я киваю.

– Джозефина.

– Можно сокращенно, или просто Джозефина?

– Иногда зовут Джози, но если хочешь, можешь использовать Джозефина.

– Да ладно, Джози чертовски мило. Обожаю это имя. Если ты не против, буду звать тебя Джози.

– Хорошо, – внутренне я корю себя за неловкость.

Она либо не замечает это, либо не придает значения. И продолжает болтать, пока взгляд не скользит к моей груди, останавливаясь на логотипе «Плавание и дайвинг МПУ».

– Ты тоже из МПУ? И пловчиха, что объясняет, почему одежда мокрая, – она тихо смеется, разглядывая влажную бирюзовую ткань. – Я занимаюсь чирлидингом. Безумие, что мы учимся в одном месте и ни разу не пересеклись. Это надо срочно исправить, понимаешь?

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, скрещивая руки на груди.

– Раньше плавала.

Прошел год с тех пор, как участвовала в соревнованиях, и больше никогда не вернусь.

Что до того, что мы не пересекались, так даже лучше. Она быстро поймет, что я ходячая катастрофа, и сбежит.

– Я мокрая, потому что даю уроки плавания и только что закончила занятие, – меня передергивает: зачем это объяснила?

– Нам точно надо сходить на ланч или что-то вроде того, – я вижу, как в ее голове крутятся шестеренки: она уже представляет, как мы развлекаемся. Не говорю, что этого не случится; Позволяю в верить. – И это так круто, отличный способ подзаработать. Знаешь, мой бра...

Она замолкает на полуслове, когда светло-серый «Акура⁴» останавливается перед моей машиной.

– Вот и он. Зуб даю, он быстро поменяет колесо. Мастер на все руки.

– Не просто мастер, а лучший, – раздается за спиной надменный голос.

Я напрягаюсь, волосы на затылке встают дыбом. По спине пробегает дрожь от того, насколько же знаком этот голос. Тот самый, что несколько дней назад умолял меня не уходить.

Пенелопа закатывает глаза на своего брата, Дэниела. Того, кто остановил меня, когда уже почти ушла. Кто держал, пока я рыдала. Кто смотрел со мной на звезды. Кто сжимал меня всю ночь, будто от этого зависела его жизнь.

– Спасибо, что быстро приехал, – она улыбается ему, но улыбка гаснет, когда подходит еще один парень.

– Конечно, – они встают между нами. Взгляд Дэниела скользит с Пенелопы на меня. – Ты в самых надежных... – его голос теряет прежнюю твердость, а брови сдвигаются, когда наши глаза встречаются. – Руках.

Быть не может, чтобы он узнал меня. Наверняка поймет, когда услышит мой голос или имя, но лицо он вряд ли запомнил. Разве что уже забыл. Мне часто говорили, что я непримечательная.

– Боже, не говори такое Джозефине. Черт, Дэнни, кто тебя воспитывал?

– Джозефина, – он выдыхает одновременно и с облегчением, и раздраженно. Но выражение лица остается невозмутимым, поэтому не могу понять, о чем он думает. Или не думает вовсе. – Джозефина.

В этот раз в голосе больше облегчения, даже надежды.

Пожалуйста, не уходи. Его отчаянные слова эхом звучат у меня в голове.

Пенелопа смотрит то на него, то на меня.

– Погодите, вы знакомы?

– Нет, – быстро отвечаю я одновременно с его «Да».

– О-о-о... – она медленно кивает, складывая в голове пазл.

Но Пен все неправильно поняла, и я уже собираюсь поправить ее, как вдруг это делает Дэниел.

– Не в том смысле, идиотка. Мы встретились... той ночью. В Рождество, под утро, – кажется, он обращается скорее ко мне, чем к ней.

Пробитое колесо не заставило мое сердце бешено колотиться, но его слова?

– Вы познакомились в кампусе? – видя недоумение Дэниела, она поясняет, – Она тоже учится в МПУ.

– Очень рад, что вы разговорились, но нам бы поменять колесо. Уже темно, а водители здесь так себе, поэтому давайте начинать, – говорит парень, чье имя мне неизвестно.

Я знаю все о плохих водителях. И, возможно, хотелось бы именно такого исхода, но мысль о том, что они пострадают, заставляет передумать.

– Да, верно, надо бы, – Дэниел прочищает горло. – Нужно достать запаску. От тебя требуется только держать фонарик.

– Ты справишься, или это слишком тяжело? – парень обращается к Пенелопе, и звучит это как что-то между подколкой и снисхождением.

– Энджел, год только начался. Разве твоим новогодним желанием было не «стать менее раздражающим»?

– Должно быть, ты перепутала со своим, – Энджел усмехается, подмигивая ей.

– Не начинайте, – приказывает Дэниел, его взгляд снова находит меня, но я отворачиваюсь.

Трещина в груди становится глубже, но, как ни странно, за ней нет привычной боли. Я не раздумываю, почему. Просто беру фонарик, как он и просил.