Текст книги "Пожалуйста, не уходи (ЛП)"

Автор книги: Э. Сальвадор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

32

Джозефина

Брайсон: Пожалуйста, просто подумай об этом.

Брайсон: Я скучаю по тебе, Джози.

Брайсон: Я хочу, чтобы ты вернулась.

И блокирую.

Не понимаю, почему не сделала этого раньше. Может, потому что он какое-то время молчал, а я была уверена, что скоро умру, и казалось бессмысленным блокировать его номер.

Швырнув телефон на прикроватный столик, я падаю на кровать.

Не понимаю, с чего вдруг он снова вспомнил обо мне, но лучше бы этого не делал.

Брайсон нашел меня, когда возвращалась к Виенне после разговора с Дэниелом. К несчастью, была замечена. Я попыталась уйти, но «нет» в качестве ответа он не принял. Даже тишина не остановила.

Я уступила только потому, что он пообещал отстать, если выслушаю. И это стало ошибкой, поскольку лично он повторил все, что до этого успел написать в сообщениях. Добавил еще и ненужные комментарии, о которых и думать-то не стоит.

Забыть его легко, и не только потому, что он забываем, но и потому, что я не могу перестать думать о Дэниеле и о том, с какой холодной небрежностью он со мной обошелся.

В следующий раз, когда мозг будет кричать «нет», я послушаю его, потому что с чего вообще решила, что ему было важно меня увидеть? Не верится, что на миг мне показалось, будто он выглядел облегченным.

Зажмурившись, я переворачиваюсь на живот и утыкаюсь лицом в одеяло, пока не начинаю задыхаться.

Я тону в самобичевании, когда слышу тяжелые шаги на лестнице. Перекатываюсь на спину, ненавидя тот нетерпеливый стук, что отдается прямо в сердце. Это жалко, но все внутри замирает от одного только осознания, что он дома. Особенно после произнесенных слов. Не смертельно, но все равно больно.

Шаги приближаются, и как раз в тот момент, когда я уже жду хлопка его двери, в мою раздается стук.

– Джози.

Я не шевелюсь, не издаю ни звука. Игнорировать его по-детски, но сил разговаривать сейчас нет.

– Я знаю, что ты не спишь.

Не понимаю, откуда он может это знать, но все равно сохраняю молчание.

– Свет, – поясняет он, словно прочитав мои мысли.

Точно, черт.

– Спокойной ночи.

– Прости, – раздается удар о дверь, смешанный с тяжелым вздохом. – Я не хотел быть резким. Я просто... Извини. Можем мы поговорить?

– Уже поздно. Утром у меня занятие, да и в душ нужно.

– Я буду краток. Обещаю, – умоляет он.

Усталый голос почти заставляет меня сдаться, но я трясу головой и резко бросаю:

– Не хочу с тобой говорить.

Слышу, как шаги затихают в его комнате, сопровождаемые легким шорохом. До тех пор, пока прямо из-за двери не доносится шелест, думала, что он оставит меня в покое. Игнорировать не получается, краем глаза замечаю на полу бледно-желтый стикер и резко оборачиваюсь.

На полу лежит квадратик с черными чернилами. Я, затаив дыхание, тянусь к нему, подбираю и читаю.

Прости, Джозефина!

– Дэниел, – ворчу я, хотя губы предательски растягиваются в улыбке. – Я же сказала...

Под дверь проскальзывает еще один стикер.

Я не говорю. Я с тобой общаюсь. Это не одно и то же.

– Я все равно не...

И снова стикер.

Прости, что был мудаком!

– Сколько у тебя их?

Уйма! Могу продолжать до утра.

– Я думала, у тебя был долгий и тяжелый день? Разве ты не устал? – передразниваю его же слова.

Никогда, если речь о тебе. Прости за сегодняшнее. Клянусь, я уже шел тебя искать, но меня перехватили родители. Потом чуть не сцепился с отцом. Извини, что повел себя как мудак.

Он искал меня? Хочется переспросить, чтобы убедиться, что не ослышалась, но я сдерживаюсь.

– Да, ты был мудаком, – бормочу я, опускаясь на пол и прислоняясь к двери. Слышу тихий шорох по ту сторону и почти уверена, что он, хмыкнув, сделал то же самое.

Не обязательно со мной соглашаться.

– Я всего лишь повторяю твои слова.

Можем теперь поговорить?

Улыбка прорывается сама собой.

– Нет, так ты мне больше нравишься.

Он усмехается.

Значит, я прощен?

– Дай-ка подумать... – в голосе сквозит насмешка, но тут я вспоминаю про письмо и его родителей. – Хочешь поговорить о письме и родителях?

Нет.

Под дверь быстро проскальзывает новый стикер, а следом еще один.

Я правда не хочу говорить ни о том, ни о другом.

Я прислоняю голову к двери.

– Знаешь, я ведь рядом. Можешь делать вид, что твои чувства не имеют значения, но это не так, – понятия не имею, откуда во мне берутся эти слова, но они придают смелости продолжать.

Долгое мгновение я не слышу ни единого звука и не замечаю ни одного нового стикера.

– Гарсия, ты там? – я встаю на колени, протягивая руку к ручке, но тут под дверь проскальзывает еще один стикер.

Ты мне правда нужна.

Дыхание перехватывает.

Я никогда и никому не была нужной, и на миг даже хочется проверить, не уловка ли это или способ меня выманить. Но почерк тороплив, чернила проступили сквозь бумагу, линии вдавлены, будто он сильно давил на ручку. Другие записки так не выглядели.

Ему нужна я.

Дэниел пожалеет об этом. Я знаю, что пожалеет, но вопреки голосу в голове, твердящему, что все испорчу, я открываю дверь.

Он сидит прямо за ней, взгляд потерян, но как только наши глаза встречаются, клянусь, каждая крупица грусти и напряжения исчезает с его лица и растворяется. Он выглядит... искренне счастливым. Облегченным, поскольку видит меня.

Кривая, маленькая, разрывающая сердце улыбка трогает его губы, пока Дэниел что-то пишет. Я быстро окидываю его взглядом: силуэт, цепочку с булавкой, кепку. Он выглядит хорошо... слишком хорошо.

Не время глазеть!

Он поднимает записку, чтобы я прочла.

Я рад, что ты осталась жива!

Стоя на коленях, я придвигаюсь к нему ближе и, не дав себе передумать, обвиваю руками плечи. Кажется, я застала его врасплох, поскольку Дэниел на миг замирает, но затем обмякает, обвивая руками мою талию.

Я чувствую, как сердце бешено колотится, его или мое? Не уверена, не могу понять, да и не хочу, потому что это уже слишком. Конечно, он поймет, что это ошибка или, по крайней мере, я все еще думаю, что поймет, но секунды тянутся, а он продолжает держать меня, словно спасательный круг.

– Мне это было нужно. Была нужна ты, – глухо бормочет он у моей груди, и низкий хриплый голос отзывается вибрацией.

Фитиль в сердце вспыхивает вновь, легко и мгновенно, будто никогда и не гас. Ненавижу, что позволила этому случиться и больше всего ненавижу, что единственный огонек наполняет теплом все мое тело.

Тепло разливается медленно, но неотвратимо, как лесной пожар, не настолько жгучее, чтобы испепелить, а лишь достаточно сильное, чтобы я почувствовала себя... живой.

Во рту пересыхает, позволяя сглотнуть лишь с трудом, но это мелочи по сравнению с сердцем, колотящимся так, что кровь грохочет в ушах, почти заглушая тихие слова, слетающие с его губ.

– Это просто объятия, – вырывается у меня.

– Объятия с тобой. Это все, чего я хотел.

Было бы кстати уметь остановить реакцию собственного тела.

– Может, все, что тебе нужно, это просто поговорить, – бросаю я в надежде перевести и мысли, и сердце в другое русло.

– Я правда не...

– Я не понимаю тебя, – перебиваю его и отстраняюсь, оставляя руки на его плечах.

Дэниел запрокидывает голову, глядя на меня снизу вверх и не отпуская.

– В чем именно не понимаешь?

В голове вспыхивает предупреждение: отстраниться, уйти, потому что мы слишком близко. Мои губы всего в сантиметре от его, а наши тела переплелись в позе, слишком интимной для людей, считающих себя просто друзьями.

– Как ты можешь думать, что мои чувства важнее твоих собственных.

Его брови сдвигаются, губы приоткрыты, но слова не выходят. Он смотрит на меня одновременно и шокировано, и испуганно.

– Они тоже важны, понимаешь? – я обхватываю его лицо ладонями, большим пальцем нежно скользя по щеке. – Ты важен, Дэниел.

В его глазах на миг появляется затравленность, прежде чем ее смывает печаль. Она задерживается, словно нарочно позволяя себя увидеть. Словно прося о помощи и не понимая, как.

Я чувствую, как его грудь опускается, как Дэниел с усилием сглатывает. Его пальцы впиваются в мои бока, будто держась за спасательный круг. Я придвигаюсь ближе, позволяя использовать меня в качестве якоря.

– Не прячься, – тихо говорю я, пуская эти два слова в хрупкий пузырь и надеясь, что он их впитает, услышит, почувствует. – Я рядом.

Мышца на его скуле дергается, прежде чем Дэниел стыдливо опускает глаза. Или, может, я сказала не то.

– Извини, если прозвучало резко. Я не слишком хороша в подобных вещах. Может, стоит начать терапию. Слышала, специалисты помогают справить с чем-то подобным.

Он поднимает голову и улыбается. Даже тихий смешок срывается с его губ.

– Это не... Кто заставил тебя так думать?

Я пожимаю плечами.

– Неважно. Я часто кажусь холодной, так что если...

– Ты никогда не казалась холодной, и ничего плохого не сказала. Это у меня проблемы. Мне трудно говорить о себе.

Я фыркаю, убираю руку с его щеки и возвращаю на плечо.

– Это у тебя проблемы? Ты вообще со мной знаком? Я – ходячая проблема. И нас уже двое, потому что я ненавижу говорить о себе.

– Ты не ходячая проблема, – он оживляется. – И знаешь, мне правда нравится, когда ты говоришь о себе. Я хочу, чтобы ты делала это чаще.

– До тех пор, пока сам не начнешь.

– Я много говорю о себе, – слабо возражает он.

– Называть себя сексуальным не считается.

– Но ты же согласна, да? – он в надежде хлопает ресницами.

Я сглатываю смешок.

– Я не собираюсь тешить твое самолюбие, Гарсия.

– Но я хочу, чтобы ты его потешила⁶⁶, – хрипло произносит он, а потом замирает, будто поняв, что сказал, но не исправляется. – Хотя бы раз. Это все, чего я хочу. Пожалуйста, – хрипло говорит он. Последнее слово срывается нетерпеливой, жадной мольбой; оно звучит слишком восторженно и обжигающе пылко. – Джозефина, пожалуйста.

Я провожу ладонью вверх по его спине, пока пальцы не упираются в ткань джерси. Стоило бы прекратить, поскольку я и сама не знаю, что делаю, но Дэниел меня не останавливает. Лишь смотрит так, словно я та самая, о ком он молил.

Его зрачки расширяются, дыхание сбивается, пока я скольжу пальцами по затылку и вплетаю их в волосы. Они мягче, чем я себе представляла. Приятно, слишком приятно, и я снова приказываю себе остановиться, но не останавливаюсь.

Я заворожена тем, как твердо и надежно ощущаются его руки на моей талии, как грудь, плотная и сильная, прижимается к моей.

Я цокаю, вздыхая с притворным разочарованием.

– Этого мало.

– Пожалуйста, Джозефина, скажи один-единственный раз. Только один, это все, чего я хочу. Пожалуйста, скажи, – он умоляет настойчиво, а потом переключается на испанский. Мою слабость. – Por favor dímelo. Nomás una vez. Hago lo que tú quieras⁶⁷.

Его руки сжимаются крепче. Я чувствую пульс под каждым его пальцем и другой между бедер.

Я делаю глубокий ровный вдох, надеясь, что голос не подведет. Сжимаю его волосы в кулак, заставляю откинуть голову, наклоняясь к Дэниелу и оставляя между нашими губами всего сантиметр расстояния.

– Ты сексуальный. Доволен?

– Едва, – его пальцы скользят вниз по изгибу моей талии. Глаза темнеют, наполняются жаром, и Дэниел устремляет взгляд на мои губы, а я на его.

Пузырь, в котором мы заперты, насыщается электричеством, пока не становится невыносимо жарко, и наконец лопается. Статический разряд расползается по каждой клетке тела, взрывая мозг и напрочь его отключая.

– Джози... – его руки продолжают скользить вниз, пока не оказываются прямо над моей попой.

– А? – рассеянно двигаюсь я, оказываясь верхом на нем, но все еще зависая, давая этим положением возможность исполнить задуманное.

Дэниел обхватывает мою задницу, вынуждая полностью на него опуститься. Он приглушает стон, я сглатываю свой, чувствуя упирающуюся в ягодицы эрекцию.

Мы не должны этого делать. Мне не должно быть настолько хорошо, но мыслить связно не могу.

– Всего один раз? – хрипло спрашивает он, используя меня для трения. Ткань бикини и шов джинсовых шорт впиваются в киску, создавая самое сладкое давление на клитор.

Утоли жажду.

Сознание затуманивает. Голова кружится, а внизу живота нарастает давление от собственных же движений.

– Всего один раз, – шепчу я.

Нам это нужно. Всего один раз.

Он сокращает крошечное расстояние между нами и впивается в мои губы, забирая весь воздух. Мои губы податливо подаются напору, Дэниел перетягивает контроль на себя и делает, что хочет. Я сдаюсь, смакуя то, как губы и зубы сосут, кусают и покусывают нижнюю губу.

Я стону ему в рот, подбивая на более глубокий поцелуй. Он просовывает язык, целует страстно, лишая меня последнего воздуха не от нехватки кислорода, а от голода к большему.

Я двигаюсь быстрее, пальцы теряются и запутываются в волосах. Я оттягиваю его голову, и Дэниел стонет, карающе сжимая мою задницу.

Но поцелуй длится недолго, мы отрываемся друг от друга, бездыханно тяжелея, и в этот момент его телефон, лежащий на полу, вибрирует. На экране высвечивается фото с мамой. Она звонит, но Дэниел явно не собирается отвечать.

– Возьми, – я облизываю распухшие губы, ощущая легкое головокружение и потребность довести дело до конца, но телефон продолжает вибрировать.

– Я могу...

– Ответь. Мы утолили жажду, правда?

Тело кричит, чтобы я довела начатое до конца, но мне будет больно, если Дэниел не ответит взаимностью.

Его пылкий взгляд прожигает меня, и я едва не упрашиваю себя остаться, но все же встаю.

– Правда, – неуверенно говорит он, поднимаясь.

Дэниел выглядит так же, как я себя чувствую. Пряди волос торчат в разные стороны, кепка лежит на полу. Не припомню, чтобы она слетала.

Никто из нас не двигается, но когда телефон снова вибрирует, мы расходимся, не пожелав друг другу спокойной ночи. Однако спустя мгновение он просовывает под мою дверь записку.

Ты правда утолила жажду?

Потому что я точно нет.

33

Дэниел

– С ума сойти, – Эдриан медленно и внимательно оглядывает поле и стадион, голос у него тихий, едва слышимый, пока мы устраиваемся на трибуне за домашней базой.

Он, как и я, старается сохранять спокойствие, хотя внутри все гудит от нетерпения.

Мы на Дне открытия сезона в Монтерейском Восточном Университете. Папа устроил нам сюрприз; с самого утра не проронил ни слова, только велел собрать вещи, мол, едем в небольшое путешествие. Что для него совсем нехарактерно, поскольку школу никогда не разрешал прогуливать, но заявил, что сегодняшний день, в честь пятницы, станет исключением.

– Знаю, – мой взгляд скользит к скамье запасных. Игроков там еще нет, но до их появления осталось недолго.

– Когда-нибудь и мы будем здесь играть, – уверенно, даже с вызовом бросает Эдриан.

– Сомневаюсь. Ты вроде как лажаешь.

– Pinche pendejo⁶⁸. Я, на минуточку, очень хорош, – он хмурится, но тут же возвращает беззаботное выражение. – Когда меня возьмут в команду, а тебя нет, не обижайся, ладно? Я замолвлю словечко.

Я громко смеюсь, но спорить не берусь. Вместо этого говорю:

– Однажды и мы оба будем там, внизу.

Он поднимает на меня глаза и широко улыбается, ямочки проступают на щеках.

– Однажды.

– Ты как, чувак? – Кай протягивает ремень в штаны.

В груди становится теснее от воспоминания, но я отмахиваюсь и улыбаюсь ему.

– Нормально, а что?

– Я с тобой разговариваю, а ты в облаках витаешь.

– Ты не со мной разговариваешь, но я тоже подвис. Себя то вообще слышишь? – Энджел фыркает. – Тараторишь без остановки. Бла-бла-бла.

– Ты это серьезно? – парирует Кай. – Всем плевать...

– С Днем святого Валентина, сучки! – Грей врывается в раздевалку, глаза горят, а голос звенит от восторга. – Кто хочет поцелуйчик от...

– Мимо! – хором орет почти вся раздевалка.

Он останавливается перед Ноа, раскинув руки, но тот встречает его пустым взглядом.

– Руки прочь, – предупреждает Ноа, прежде чем вернуться к подготовке.

Это не останавливает Грея от улыбки и переключения на следующую жертву: меня.

Настроения нет, но я обязан его найти, поскольку сегодня День открытия. Первая игра сезона, и я должен быть в идеальной боевой готовности.

– Спарки, иди обниму, – он ухмыляется. Я расправляю руки, позволяя сжать меня в объятиях. – Люблю тебя, детка, – он громко чмокает меня в щеку.

В груди саднит. Я делаю все, что в моих силах, чтобы не выдохнуть воздух, обжигающий легкие едкой кислотой.

Он до боли напоминает Эдриана. Такой же живой, переполненный энергией и с широкой, ослепительной улыбкой, заслоняющей все остальное.

– Я тоже тебя люблю, чувак, – усмехаюсь я, приказывая себе не задерживать объятия. Потому что он не Эдриан; и обнять его значит признать то, чего изменить уже нельзя.

– Чувак, я чертовски заряжен, – он отпускает меня и несется к следующей жертве, Каю.

– Ты в порядке? – Энджел подходит ко мне, пока застегиваю рубашку.

– Ага, День открытия, – отвечаю я, пальцы машинально скользят по булавке на цепочке.

Он замечает движение, но не комментирует. Все равно продолжает изучать меня взглядом, будто чувствуя, что что-то не так.

– Вообще-то, – тихо говорю я и украдкой оглядываю раздевалку, выхватывая Брайсона на другом конце. Наши взгляды встречаются на секунду, и этого хватает: он смотрит зло, прежде чем резко отвернуться. – Мы с Джози поцеловались.

Я и об этом говорить не хочу, но если выбирать между Джози и Эдрианом, она меньшее из зол.

Энджел недоверчиво смотрит на меня, прежде чем спрятать взгляд за самодовольной ухмылкой. Прислоняется к шкафчику, скрещивает руки на груди, взгляд ускользает туда, где стоит Брайсон, а потом снова возвращается ко мне.

– Так что, просто друзья и соседи? – тихо подкалывает он, приподняв бровь. – И когда это произошло? Вы что, теперь...

Он не договаривает, но я прекрасно понимаю, к чему клонит.

Я качаю головой, хотя внутри все тянет кивнуть. Она и тот поцелуй – единственное, о чем я думаю, мечтаю, чего хочу. Господи, как же чертовски сильно хочу, но знаю, что это невзаимно. Нет, ей все равно, наверняка уже забыла, будто ничего и не было, поэтому ведет себя так всю неделю.

Точно так же, как когда мы почти не знали друг друга. Она даже не отреагировала на стикер.

– В прошлую пятницу, после костра. Я повел себя как придурок и... не буду вдаваться в детали. Все равно уже не важно, – я поднимаю кепку, с досадой провожу пальцами по волосам и снова натягиваю ее.

Он хмурится, глядя на меня так, что внутри все сжимается. Потом руки бессильно падают по бокам, губы разъезжаются в беззвучное «о», глаза медленно округляются, и, похоже, до него наконец дошло.

– Вот черт. Она тебе нравится? – это риторический вопрос, но он явно требует ответа. – Дэнни, она тебе нравится?

Я снова смотрю на Брайсона.

– Сомневаюсь, что я ей нравлюсь.

– Ладно, и? Я не об этом. Тебе-то она нравится?

Я тру затылок и опускаю взгляд в пол. Сердце взлетает, словно ракета, и разрывается фейерверком. Для этого даже не нужно, чтобы она стояла рядом. Не нужна ее улыбка. Достаточно одной мысли, и я начинаю чувствовать... что-то.

Я выдыхаю, и в животе вспархивают, сбивая дыхание, целые тучи бабочек.

– Да... нравится.

Энджел ухмыляется, цокая.

– Ты до ужаса милый. Меня сейчас вырвет.

Я закатываю глаза.

– Заткнись и никому не говори. Все равно ничего не будет.

– Почему?

– Все кончилось, едва начавшись.

Из динамиков доносится мой персональный трек⁶⁹ Pursuit of Happiness от Kid Cudi. Тот самый, что в последний раз слушал Эдриан.

Долгое время я не мог слушать ее без слез, а иногда и панических атак. И до сих пор не слушаю целиком, только когда выхожу на бат⁷⁰. Вообще-то я заставил себя включать ее исключительно потому, что терапевт назвал это хорошей экспозиционной практикой, и тогда кажется, будто Эдриан рядом, пусть всего на несколько секунд.

Выдохнув, я подхожу к базе⁷¹. Все они заняты, и именно поэтому я четвертый в составе. Я клинап хиттер⁷², человек на месте зачистки⁷³. Я наношу хоум-ран⁷⁴. Еще в прошлом году лидировал в НАСС⁷⁵ по отбиванию⁷⁶. Я чертовски – исключительно блестяще, как выражались некоторые – хороший хиттер⁷⁷.

Всем этим я обязан отцу, человеку, который, насколько мне известно, сидит на трибунах и после игры, вероятно, буркнет что-то вроде «síguele echando ganas⁷⁸» или «podrías mejorar⁷⁹». Если вообще решит остаться.

Надеюсь, что нет. Это всегда неловко. Мама и Пен спешат заполнить паузу словами поддержки, но выходит только хуже. Когда мы стоим лицом к лицу, передо мной будто даже не дальний родственник, а чужак.

Так было с самой первой минуты...

Я отбрасываю всплывшее воспоминание и делаю тренировочный замах. Сжимаю биту и искоса гляжу на Ноа, стоящего у первой базы, чуть согнув колени и переминаясь с ноги на ногу, готовый сорваться и украсть⁸⁰ ее, если понадобится. Он третий в составе и дьявольски хорош в своем деле.

Перчатки скрипят, когда я сильнее сжимаю биту. Левая ступня упирается в землю, правой я шипом бутсы вгрызаюсь в грунт, приподнимаю пятку и подворачиваю колено внутрь. Из-за этой стойки спортивные аналитики, репортеры и вообще все кому не лень только и делают, что судачат.

От кэтчера доносится смешок, перемешанный с усмешкой. Я не спорю, стойка странная, но она работает, и об этом известно каждому. Именно поэтому дети копируют ее и отмечают в своих видео.

– Не завидуй, Пити, – бормочу я, почти не двигая губами.

Он снова фыркает, но молчит.

Уайатт, питчер-первокурсник из «Кал Поли», чувствует давление. Внешне он держится, но крики толпы нестерпимо давят. Мы играем дома, и бейсбольный сезон только начался. Все предсказуемо, но Уайатт ведет себя так, будто совсем к этому не готов; он чертовски сильно нервничает. Поэтому первые трое в составе и заняли базы. И поэтому я знаю, что сейчас приведу команду к победе.

Он выдыхает и бросает фастбол⁸¹, но слишком далеко, мимо зоны.

Судья объявляет:

– Бол⁸².

Он кидает снова, все так же фастбол с элементом слайдера⁸³. Мяч летит не так, как могли бы многие ожидать, резко уходит вниз, раскручиваясь прямо в мою сторону. Хитрый трюк, но все, что мне нужно... это ударить... просто... точно.

Гулкий треск, мяч сталкивается с битой, звук разносится по всему стадиону. Какими бы громкими ни были крики фанатов, треск все равно идеально отдается мне в уши. Я не смотрю, как мяч улетает за пределы поля, лишь бросаю короткий взгляд в небо, прежде чем в горле встает ком.

Ноа, Кай и Грей ждут меня у домашней базы. Мы снимаем шлемы и сталкиваемся ими. Товарищи по команде вырываются из дагаута⁸⁴ и сбиваются в плотную толпу, образуя живой коридор. Они хлопают меня по плечу, по спине, по заднице, кричат что-то восторженное, пока я бегу сквозь этот коридор и влетаю обратно в дагаут.

Ком все растет, глаза застилает влагой, а в груди болит так сильно, что я едва успеваю взять себя в руки и протянуть шлем одному из стажеров.

Я прислоняюсь к мягкому ограждению рядом с Энджелом и наблюдаю, как выходит Джейми, игрок третьей базы. Он что-то оживленно рассказывает, но слушать почти невозможно.

Первые игры всегда даются с трудом, и я знаю, это чувство краткосрочное и вскоре отступит. А пока скольжу взглядом по трибунам, лишь бы отогнать мрачные, разрушительные мысли. Я не ищу родителей, поскольку знаю, что они, в отличие от Пен, здесь. Она в Северной Каролине, на выездной игре с баскетбольной командой.

И знаю, Джози тоже нет. Я спросил, придет ли она, но та ответила, что встречается с потенциальным клиентом. Я понимаю, работа есть работа, но все равно хотелось бы, чтобы она была рядом.