Текст книги "Пожалуйста, не уходи (ЛП)"

Автор книги: Э. Сальвадор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

22

Дэниел

Энджел бросает мне закрученный мяч, пролетающий чуть дальше внешнего угла страйк-зоны⁴⁰, уравнивая счет 2–2.

Мы отбиваем живые подачи, и хотя в предсезонье делаем это постоянно, в последнее время нагрузку подняли. Проводим больше часов на поле и в зале, чтобы тренеры могли подсчитать наши проценты отбивания, а мы доработать слабые места.

Краем глаза я замечаю, как Ноа снова садится в позицию, пока Энджел готовится к броску.

– Не расслабляйся, – тихо бросает Ноа из-за ловушки.

Я киваю, шире расставляю ноги и крепче сжимаю биту. Он бросает, но я по глупости промахиваюсь: скоростная подача в самый край зоны, и это страйк⁴¹.

Теперь счет 2–3. Я выбываю.

– Я же говорил, не расслабляйся. – Ноа встает, стаскивая маску.

– Perdon papi⁴²! – орет Энджел с питчерской горки⁴³, уголок его рта едва заметно дергается в слабой улыбке. Она должна означать: «Извини, в следующий раз повезет, я же командный игрок», но я слишком хорошо его знаю, чтобы купиться.

Это его фирменная ухмылка: «Я лучше тебя, мудила».

Я усмехаюсь в ответ, не позволяя его скрытой издевке задеть меня. Не то чтобы она когда-либо это делала, да и к тому же настроение у меня слишком хорошее, чтобы париться.

– Ко мне, – зовет тренер Д’Анджело, жестом подзывая нас к себе. – Молодцы, – хвалит он, когда мы окружаем его, и несколько минут разбирает моменты, которые нужно подтянуть, после чего отпускает до вечера, когда и состоится вторая тренировка.

– Санчес, Гарсия, после душа ко мне в кабинет, – бросает тренер на ходу.

Мы с Энджелом переглядываемся, и пока он украдкой улыбается, мое настроение уже не такое радужное, как секунду назад. Я знаю, о чем пойдет речь; мы обсуждали это еще пару месяцев назад, и я знал, что день настанет.

Должен бы радоваться, но в животе лишь скручивается тугой узел, предательски ноет и сжимается, пока мы сидим с Энджелом в его кабинете.

– Хочу начать с того, что я невероятно горжусь вами обоими, – тренер Д’Анджело слабо улыбается, но я чувствую исходящую от него гордость. Тренер не из многословных, но даже мимолетной улыбки достаточно, чтобы показать то, что он чувствует и что трудно озвучить. – Не хочу затягивать, но для меня честь тренировать вас обоих.

– Оу, Винченцо Д’Анджело, – Энджел прижимает ладонь к груди, брови сведены, а губы поджаты в наигранной обиде. – Вы нас любите.

В любой другой день тренер Ди бы это не проглотил, но сегодня особый случай.

– Тренер, я тронут, – выдавливаю я улыбку.

Я складываю руки на коленях, ненавидя то, как они липнут от пота. Пот не прекращается, а сердце бьется иначе. Слишком медленно и, может, так даже лучше.

Я тянусь к цепочке и оттягиваю ее от шеи, прежде чем отпустить. Брелок в виде английской булавки мягко ударяется о грудь, напоминая об обещании.

– Не буду тянуть и держать вас в напряжении. Вы уже получили или вот-вот получите электронное письмо с приглашением в Драфт Перспективного Игрока в МБЛ⁴⁴, – уголки его губ подрагивают, глаза сияют гордостью. Другими словами, это приглашение – шаг к участию в драфте МБЛ⁴⁵, что большой успех.

Ты сделал это!

Я копирую, или хотя бы пытаюсь скопировать, возбужденную, но при этом демонстративно «крутую» позу Энджела. Потому что это и правда успех; то, ради чего мы вкалывали как проклятые с того самого момента, когда поняли, что сможем построить карьеру бейсболиста.

Я должен быть на седьмом небе от счастья, ведь, черт возьми, уже на шаг ближе к мечте. Но как бы ни старался радоваться, не могу. Все ощущается неправильным.

В животе появляются спазмы, а протеиновый коктейль, выпитый до прихода в кабинет, грозит подняться обратно. Между тошнотой и грызущим чувством вины я отключаюсь. Слышу, как он объясняет, что будет дальше, но будто нахожусь в прострации.

Все происходит на автопилоте. Я улыбаюсь, жму тренеру руку и говорю «спасибо, без вас ничего бы не вышло». Мы обмениваемся еще парой дежурных фраз, и я смотрю, как он проделывает то же самое с Энджелом.

Я словно покинул собственное тело, и только когда тренер просит остаться и прикрыть дверь, немного возвращаюсь в реальность.

– Что-то не так? – спрашивает он, внимательно меня разглядывая.

Ты сделал это!

Я улыбаюсь шире, надеясь, что этим прикрою растерянность.

– Все нормально, а что?

Он наклоняет голову и скрещивает руки на груди, словно не веря мне.

– Ты бледный. Не дай всему этому захлестнуть тебя. Если есть вопросы, не стесняйся их задавать, Дэнни. Знаю, информации много, но я и все здесь готовы тебя поддержать. Мы болеем за тебя и хотим видеть успех.

В груди тяжелеет, но я отмахиваюсь от этого чувства.

– Да, действительно много, но я в порядке. Думаю, протеиновый коктейль не усвоился, – лгу я.

– Только не вздумай блевануть у меня в кабинете, иначе сам и будешь убирать, – он морщится и отступает, будто я вот-вот запачкаю пол.

Я тихо смеюсь. Легче не становится, но хотя бы притворяться теперь проще.

– Не переживайте, я уже ухожу.

Присоединяйся к Драфту Перспективного Игрока в МБЛ

Я перечитываю тему письма раз десять.

Ты сделал это! твердит подсознание, напоминая, что это то, ради чего я работал, чего хотел, о чем мечтал.

Палец скользит по тачпаду, я колеблюсь и тревожусь, прежде чем открыть письмо.

Вместо этого закрываю ноутбук и засовываю его в рюкзак.

Ты сделал это! снова напоминает оно. Позвони маме и папе. Скажи Пен. Ответь парням в групповом чате. Энджел уже все растрепал, и мой телефон завален их сообщениями.

Ты сделал это!

Я не должен быть один. Должен что-то делать, правда? Не стоит сидеть сложа руки в университетской библиотеке.

Ты сделал это!

С каждым напоминанием воздух становится все разреженнее, груз на груди тяжелее и неумолимее, а чувство вины всепоглощающее.

Ты сделал это!

Я должен быть счастлив...

Прежде чем пустые мысли успевают выбить остаток воздуха, я перекидываю рюкзак через плечо и выскальзываю из учебной комнаты.

И все же едва дышу, едва удерживаю хрупкую маску, грозящую вот-вот рассыпаться на лице. Не помогает и то, что, выходя из библиотеки и направляясь к университетской парковке, где стоит машина, я будто снова окунаюсь в прострацию.

– Дэнни! – Пен окликает меня, останавливая прямо перед входом на парковку.

Пожалуйста, Господи, лишь бы Энджел не проболтался, я же просил его молчать.

Я оборачиваюсь, выдавливая улыбку.

– Привет.

– Где твой телефон? Я, кажется, миллион раз писала, – она останавливается передо мной, запыхавшаяся и с блестящим от пота лбом.

Стоит сказать ей. Она здесь. Пен заслуживает знать, но ведь и Эдриан заслуживал, а его рядом нет.

Переносица и уголки глаз горят.

– Ты что, бежала? – я моргаю, пытаясь прогнать странное чувство, но перед глазами все только сильнее начинает плыть.

Улыбайся шире.

– Да, но не пришлось бы, если бы ты отвечал на телефон, – она раздраженно выдыхает и сдувает прядь с лица.

– Прости, был занят, – я достаю телефон и, конечно, нахожу десяток ее сообщений. Все с одним и тем же вопросом: есть ли у меня наличные. – Серьезно, Пен? Банкоматы же на каждом углу.

– Знаю, но они дерут комиссию долларов пять, а в нынешней экономике я отказываюсь терять такие деньги, – она вытирает лоб. – Так что дашь двадцатку в долг?

– В долг? – я поднимаю бровь, прекрасно понимая, что она и не думала возвращать. – Ты уже должна мне тысячу.

Она делает оскорбленный вид.

– Неправда. Я столько никогда не брала.

Я достаю кошелек.

– Можно спросить, на что?

– Не-а, – она мило улыбается, когда я вытаскиваю сорок. Как только протягивает руку, чтобы взять деньги, ее взгляд цепляется за кошелек. – Что это?

– О чем ты? – я резко захлопываю его и убираю в карман.

Она подозрительно щурится.

– Что ты прячешь?

– Ничего я не прячу, – я отступаю, когда она делает шаг вперед.

Ее взгляд будто прожигает карман, и она снова приближается.

– Что у тебя в кошельке?

Я вытягиваю руку, упираясь ладонью ей в лицо.

– У тебя вообще есть понятие о личном пространстве? Ты хуже Энджела.

Она смахивает мою руку.

– Не думаю, что твоему парню понравится, что ты так о нем говоришь. А я твоя сестра; между нами нет личного пространства.

– Правда что ли?

– Не пытайся перекрутить сказанное и использовать против меня, – парирует она и снова делает шаг вперед. И добивается своего, потому что показывается прямо передо мной. Я пытаюсь оттолкнуть Пен, и если бы мы были не в кампусе, зажал бы голову в замок. Мы всегда дурачимся, боремся, играем в схватку, но со стороны это выглядит иначе, и я не хочу, чтобы подумали, будто я ее хватаю. Именно поэтому Пен успевает вытащить мой кошелек и раскрыть его. Ее глаза загораются, пока не замечает, что внутри. Выражение лица меняется, искажаясь недоумением. – Зачем тебе это?

– No seas pinche metiche⁴⁶, – я выхватываю кошелек и засовываю поглубже в карман.

– Это разве не...

– Нет. Мне пора на семинар. Тебе еще что-то нужно? – я отступаю, увеличивая дистанцию, но что-то подсказывает: больше она не полезет в мое пространство.

Пен увидела и прекрасно знает, что это. Но я в любом случае буду все отрицать.

Ее губы расплываются в понимающей ухмылке, глаза сверкают надеждой.

– О, Дэнни...

– Заткнись. Это не то, о чем ты подумала. Я просто забыл его вытащить.

– М-м-хм, конечно, конечно, – саркастично протягивает она. – Так это все же оно? Я бы узнала эту штуку где угодно.

Я терпеливо вдыхаю.

– Мне правда пора идти. Тебе еще что-то нужно?

Выражение лица Пен смягчается.

– Я горжусь тобой.

Сердцебиение ускоряется.

– За что?

– Джози рассказала про уроки плавания. Я хотела написать, но это не та тема для смс, – ее голос становится пронзительнее, хотя губы все еще тронуты легкой улыбкой. – Мама с папой тоже будут гордиться.

Я чувствую слишком многое и одновременно ничего.

– Сомневаюсь. Ну, мама, может быть, но папа...

– Не говори так. Он...

– Ты им не рассказала, да?

– Нет, но тебе стоило бы. Я знаю, это...

– Есть большой шанс, что ничего не выйдет. Я пытался отговорить Джоз, но... я делаю это, потому что мы договорились. Не рассказывай им. Не нужно давать ложные надежды на то, что не поможет, – к концу фразы я уже раздражен и устал сильнее, чем минуту назад. Если бы не мысль, что увижу Джози, я бы с радостью прогулял семинар.

– Ты назвал ее Джоз, – она едва сдерживает смешок и сжимает губы, когда я бросаю на Пен тяжелый взгляд. Она моя сестра, поэтому ее не обведешь вокруг пальца.

– Мы друзья, – я пожимаю плечами.

После короткой паузы выражение ее лица вдруг начинает веселеть.

– О чем вы договорились?

– Ты невыносимо любопытная. Я пошел, – я машу рукой, и уже отдаляясь, слышу, как она кричит, что напишет и что если снова не отвечу, убьет.

Надеюсь только, что я не сделаю это раньше.

К тому времени, как добираюсь до новой тропы, с удивлением замечаю уже приехавшую Джози.

Она прислонилась к водительской двери с камерой в руках, взгляд прикован к маленькому экрану. Когда я паркуюсь рядом, Джози отпускает камеру, оставляя ее болтаться на ремешке на шее, и подходит ко мне, едва выхожу из машины.

Я лихорадочно собираю мысли, надеясь, что сердце не вырвется из груди от бешеного стука, и стараюсь выглядеть так же небрежно, как она.

Все, что я чувствовал раньше, отступает, как всегда, когда она рядом. Я сам не понимаю, что такого в Джозефине, что мысли начинают путаться, но при этом внутри наступает тишина.

Я хотел объяснить это вчера, в бассейне, но нервы и близость к ней свели на нет все слова.

– Привет, Джози, – я улыбаюсь, глядя сверху вниз.

Она поднимает глаза, уголки губ чуть дрожат в улыбке.

– Привет, Гарсия.

Фейерверк, миллион фейерверков взрываются в груди.

Как обычно, мы окружаем профессора Карлсона, тот объясняет правила, и мы отправляемся в путь.

– Уже решил, что будешь делать для финального проекта? – спрашивает она, и я удивляюсь: обычно сам начинаю разговор, как и задаю вопросы.

До конца семестра еще далеко, сдавать проект не скоро, но Карлсон уже дал сложное задание.

Помимо десятистраничного эссе и двадцати фотографий с походов, нужно выбрать один цвет и что-то с создать. Использовать любую художественную технику, но исключительно с одним цветом, и обязательна связь с природой.

– Есть идея, но я еще думаю. А ты?

Краем глаза замечаю, как она пожимает плечами.

– Тоже пока думаю. Ты выбрал цвет?

– Коричневый.

– Коричневый? Ты же знаешь, сколько есть других цветов?

– Знаю, но у меня слабость к коричневому.

Ее взгляд встречается с моим, и солнечные лучи падают так, что ее глаза становятся похожи на два озера расплавленного янтаря. Завораживают, гипнотизируют и не позволяют отвести взгляд.

– Слабость к коричневому? – ее это забавляет. – Я думала, твой любимый цвет зеленый?

– Так и есть. Он мне и правда нравится, – отвечаю я. – Но это слишком очевидно, а коричневый другой. У меня особая любовь к нему.

Она смотрит с легким замешательством, будто пытаясь разгадать, что стоит за этим выбором.

– Интересно.

Как и мне.

– А что насчет тебя?

– Все еще думаю, – отвечает она, возясь с молнией на сумке, что висит у нее на груди. Она выглядит спокойной, но я замечаю, как крутит кольцо на пальце и закидывает волосы за ухо. Джози нервничает. – У меня есть кое-что для тебя.

Она расстегивает сумку и достает небольшой конверт.

– Можно уже открыть? – в голове проносятся самые дикие мысли, и сердце снова бешено колотится.

– Если хочешь, или подожди, – она отворачивается, увлеченно снимая деревья и все, что нас окружает, пока я вскрываю конверт и достаю небольшую открытку ручной работы.

– Ты сделала это для меня? – я сдерживаю улыбку, разглядывая кусок тоста с надписью: «Вот тебе тост⁴⁷».

– Ага, я не суперкреативная и не такая смешная, как ты, но старалась, – быстро выпаливает она, смущаясь.

– По-моему, ты смешная.

Она закатывает глаза, но я успеваю заметить, как уголки ее губ подрагивают, и это невольно заставляет меня улыбнуться.

Когда снова смотрю на открытку и раскрываю ее, дыхание перехватывает: к одной стороне приклеен серебряный ключ. На другой написано: «К твоему новому тостеру». Внизу нарисованы два разных тостера, похожих на маленькие домики: один старый, с двумя отделениями, другой новый, с четырьмя.

– Джози.

– Тебе не обязательно оставаться, но если вдруг почувствуешь, что тебе нужно... ну, отдохнуть, можешь прийти. Не чувствуй себя обязанным ночевать или даже заглядывать. Но если понадобится передышка от соседей, всегда милости прошу.

Впервые за долгое время мысли не носятся в бешеном вихре, потому что их попросту нет. Я искренне потрясен. Не знаю, что сказать, пока наконец не прихожу в себя.

– Спасибо, Джози, – я снимаю ключ с открытки и тут же цепляю его на собственную связку ключей.

– Не за что, – и молчит до самого конца тропы.

Как и я, которому трудно поверить, она доверяет мне настолько, что отдала ключ от своего дома.

23

Джозефина

Странно, как тишина может ощущаться такой громкой, такой душной, такой отрезающей от всего мира.

Я сама виновата, ведь когда-то так ее жаждала. Мечтала о ней, умоляла, чтобы хоть на секунду все вокруг замолкло.

А теперь, когда она наступила, я ее ненавижу.

Кто бы ни сказал: «Будь осторожна в своих желаниях», он не соврал.

Мне хотелось перестать слышать, как тренер Новак снова и снова твердит, что я вовсе не так хороша, как все думают. И это еще цветочки. Он снисходительно усмехался и называл это суровой любовью, уверял, что ничего дурного не имеет в виду.

Мне хотелось перестать слышать, как Брайсон ноет, что я не хочу с ним спать. Или что, даже когда соглашалась, этого все равно было мало.

Мне хотелось перестать слышать, как мама поддакивает тренеру Новаку. Хотелось, чтобы она перестала оправдывать то, как со мной обращаются. Перестала винить меня в том, что закрываюсь.

Я всего лишь хотела тишины на одну чертову секунду, но получила куда больше.

Стоило ли оно того?

Я отнимаю руку от ручки двери в ее кабинет. Мне нужно туда войти, потому что должна навести порядок, но, как и всегда, не могу себя заставить. Будь она здесь, разозлилась бы. Даже разъярилась из-за того, что я не могу собраться с духом, чтобы просто войти и стереть пыль.

За все время, что мы жили в этом доме, я ни разу не переступала этот порог. Она никогда не разрешала, но теперь, когда ничто не мешает войти, я не могу.

Вздохнув, я разворачиваюсь и убираю чистящие средства. Я даже всерьез подумываю отказаться от ужина, ведь ни желания, ни сил двигаться нет, но мысль о том, что Дэниел потратил на приготовление весь вчерашний вечер, останавливает.

Может, он знал, что именно это станет тем стимулом, который заставит меня поесть. Срабатывает: я достаю один из стеклянных контейнеров и ставлю его в микроволновку. Точно так же, как утром и днем.

Он приготовил завтраки, обеды и ужины на всю неделю. Все разные, но на ужин всегда лосось, картофельное пюре и брюссельская капуста.

Не знаю, как он догадался, но это одно из моих любимейших блюд – то, что я могла бы есть бесконечно и никогда не пресытиться.

С какой стати я снова собиралась пропустить ужин? спрашиваю я себя, открывая ящик с вилками и ложками, но мысль мгновенно улетучивается, когда замечаю внутри бледно-желтый стикер.

Надеюсь, тебе понравится, и что ты осталась жива!

С любовью, Гарсия.

Я выскочила из дома сломя голову утром, потому что ночью никак не могла уснуть. Поэтому, схватив завтрак и обед, я не взяла ни ложки, ни вилки, решив, что добуду их в кампусе.

Поднимая записку, я перечитываю ее, и, хотя микроволновка уже пикает каждые несколько секунд, настойчиво сигналя, что все готово, я не двигаюсь с места.

Не понимаю, почему, но он продолжает делать для меня приятные вещи, и от этого только хуже, потому что я тоже рядом и единственное, что пришло в голову, это протянуть ключ от дома. Словно это хоть что-то изменит или перевернет в его жизни.

В последнюю очередь ему нужно проводить со мной еще больше времени. Я, скорее всего, заставлю пожалеть об этом или высосу из него всю энергию.

Когда я вручила ключ, он почти ничего не сказал. Не стоило игнорировать это молчание. Надо было понять, что это странный подарок. С какой стати ему вообще быть рядом, когда есть друзья, свой дом и...

Мысль обрывается, едва я слышу, как открывается входная дверь.

Я оборачиваюсь на звук тяжелых шагов и того самого низкого голоса, который не выходит из головы.

– Милая, я дома! – раздается приветствие Дэниела, и я встречаюсь с его озорной улыбкой, когда тот входит на кухню. – Всю жизнь мечтал это сказать.

Я рассматриваю его, пытаясь осознать, что он не только здесь, но еще и с огромной спортивной сумкой, набитой под завязку.

– Что ты здесь делаешь?

Его глаза округляются.

– Только не говори, что я сейчас выставил себя дураком. Ты же не шутила про ключ, потому что я могу уйти. И-извини, я не...

– Нет, подожди. Про ключ я не шутила, – мысли путаются, сердце бьется трепетно и нервно, но... счастливо. – Я просто не думала, что ты сегодня придешь, – или вообще когда-нибудь.

– Ну... – он подходит ближе, но останавливается за кухонным столом. – Я пришел, и если ты не против моего присутствия, придется привыкнуть к моему сексуальному лицу.

У меня дергается уголок губ.

– Сексуальному лицу?

– Сексуальному лицу. Сексуальному телу. Сексуальному всему, – он поднимает руки в шутливой капитуляции, но смотрит без тени смущения, с самодовольной ухмылкой. – Одна очень симпатичная девушка сказала, что я сексуальный, и я склонен ей верить.

Я прикусываю губу, стараясь не улыбнуться.

– Возможно, та девушка тебе соврала.

Он качает головой, и влажные пряди падают на лоб.

– Сильно сомневаюсь, что та очень симпатичная девушка врала.

Сердце бешено колотится.

– Тебе редко делают комплименты, да? Поэтому они сразу ударяют в голову?

– Нет. Просто не она, – его мягкий взгляд ловит мой, и от этого по телу разливается спокойствие, словно Дэниел чувствует, что его слова выбили у меня почву из-под ног.

– Ее словам не стоит слишком верить. Она непостоянна.

– Непредсказуемость мое второе имя. Значит, мы оба непостоянны.

– Вряд ли это так работает, да и я думала, Иисус твое второе имя?

– И это тоже, – он ухмыляется.

Я слегка улыбаюсь. Его взгляд опускается к моим губам и задерживается там чуть дольше.

Кажется, мы снова внутри пузыря, но прежде чем он окончательно сомкнется, микроволновка снова пикает, напоминая, что я так и не поела.

– Собираешься ужинать? – спрашивает он, взглянув на телефон.

– Да, – я разогреваю еду, наверняка уже остывшую. – А ты ел?

– Нет. Только с тренировки. Забежал, чтобы сказать, что собираюсь остаться, прежде чем перекусить...

– У меня много еды. Хочешь? – спрашиваю я и тут же достаю из холодильника еще один контейнер, ставлю его в микроволновку, едва моя тарелка освобождается.

– Не хочу тебя объедать. Я готовил ее для тебя, – говорит он, и секунду спустя у него громко урчит в животе.

Я многозначительно смотрю на него, давая понять, что спор окончен.

– Спасибо, Джоз, – он мягко улыбается. – Пойду, пожалуй, пристрою это, – похлопывает по сумке. – Комната та же?

Я киваю.

– Та же.

– Скоро вернусь, соседка, – он подмигивает и уходит так буднично, словно бывал здесь уже сотни раз. Как будто так и надо, как будто к этому привык.

Когда Дэниел возвращается, я прячу стикер за пояс шорт и беру приборы.

– Как насчет ужина на улице? – он забирает у меня контейнер, ставит свой на предплечье, как официант, и второй рукой берет стаканы с водой.

– Похоже, выбора у меня нет, – я тянусь помочь, но Дэниел не позволяет. – Я могу взять.

– Знаю, но я справлюсь, – я открываю дверь и веду нас к столу.

– Что ты пытаешься сделать? Произвести впечатление? – пока он раскладывает еду, я сажусь.

– А получилось? Ты впечатлена?

– Может, чуть-чуть, – я делаю вид, что это пустяк, и отправляю в рот брюссельскую капусту. Тихо стону от наслаждения сладковато-острым вкусом. – Надо бы отправить твоей маме благодарственную открытку. Она проделала с тобой отличную работу. Это невероятно вкусно.

Он усмехается.

– Это же просто капуста.

– Восхитительная капуста. Это моя...

– ...любимая.

Я хмурюсь.

– Откуда ты знаешь?

Самодовольная улыбка расплывается на его лице.

– Ну, в том интервью ты сказала, что это любимая еда после тренировок. Что могла бы питаться только ею, так что... – он прочищает горло. – Если решишься, будь готова, – отрезает кусочек лосося, и я, не в силах оторваться, слежу, как он подносит вилку к губам и как по горлу проходит тихий удовлетворенный звук.

Я бы пошутила про сталкеринг, но не могу. Никогда... никто и никогда... не могу поверить... не знаю, что и думать. Только чувствую... накатывающую волну эмоций.

– К чему быть готовой? – отведя взгляд, я пью воду, пытаюсь переключиться с его губ и этого звука на шум океана за окнами и на то, как тепло сегодня ночью.

– Она добавит тебя в друзья в Фейсбуке. Покажет все мои детские фото. Потом начнет ненавязчиво выспрашивать, пока на самом деле будет планировать нашу свадьбу и придумывать сценарии будущего с нашими несуществующими детьми и да, она просто нечто. Если думаешь, что я надоедливый, просто подожди, пока встретишь мою маму.

– Я не думаю, что ты надоедливый. Настойчивый, пока не добьешься своего, самоуверенный, но не надоедливый.

– Забыла «сексуальный», – добавляет он.

Я фыркаю.

– Волноваться не о чем, потому что если твоя мама когда-нибудь меня встретит, она посоветует бежать.

Он внимательно изучает меня, впитывает каждое слово, потом медленно скользит по мне взглядом сверху вниз.

Я нахмуриваюсь.

– Почему ты так смотришь?

– Потому что ты бы ей понравилась, – отвечает он так уверенно, что по спине пробегает дрожь.

– Да ну? – я набиваю рот едой, потому что не знаю, что сказать, и утыкаюсь взглядом в тарелку. Господи, этот лосось божественен.

– Ага, – я чувствую его взгляд и, наконец сдавшись, поднимаю глаза. Он все еще смотрит. – Ты бы ей очень понравилась. Если встретишь ее, просто будь готова.

Я киваю, позволяя тишине опуститься между нами.

– Надеюсь, я не прозвучал... Знаешь что, лучше я замолчу, – он зачерпывает еще один кусочек, и мои глаза предательски следят за тем, как вилка скользит в его рот и выскальзывает оттуда.

– Говори, – я мягко бью его ногой под столом.

Он сглатывает.

– Это не мое дело, и не знаю, почему вообще подумал спросить, но...

– Дэниел, просто спроси.

– Ты хочешь выйти замуж и завести детей?

Мое сердце замирает, пальцы сильнее сжимают вилку. Со мной явно что-то не так, если один только вопрос запускает в голове целые сценарии. Он же не предлагает. Просто спрашивает.

– Я никогда об этом не думала. Мама всегда говорила, что мужчины бесполезны, нужны только для того, чтобы сделать тебя беременной и бросить, – отвечаю я, уставившись на бассейн. – Она сказала, что так с ней и произошло, когда мне было восемь. Я совершила ошибку, спросив об отце, и... в общем, после этого никогда не хотела и не думала об этом.

– Мне жаль, – искренне говорит он.

– Все нормально, – я пожимаю плечами. – Мамы и так почти не было рядом, она всегда была занята плаванием и всем остальным.

– Знаешь, если захочешь поговорить о ней, я рядом.

Краем глаза вижу, как он тянется к моей руке. Пальцы чуть шевелятся, прежде чем сжаться в кулак и остаться лежать рядом.

– Знаю, – это все, что я могу выжать из себя, потому что, несмотря на то что обоих не было в моей жизни так, как хотелось бы, моя жизнь не была плохой. Я, может, и росла с нянями, но они заботились обо мне. Да и большую часть жизни проводила на соревнованиях и тренировках.

Но замечала ли их отсутствие? Постоянно.

– А ты хочешь жениться и завести детей? – спрашиваю я.

– Я уж думал, не спросишь, – его губы растягиваются в надменной ухмылке. – Но слушай, я всеми руками за то, чтобы женщины брали инициативу. Я за равенство и все такое, но если кто и будет делать предложение, то точно я.

– Ты правда готов провести со мной всю жизнь? – не знаю, почему поддерживаю эту игру, но все же.

– Да, – его костяшки слегка касаются моих.

Щеки пылают.

– Ты уверен, что хочешь этого?

– Я уверен, что именно в этом и нуждаюсь, – отвечает он мгновенно, без малейшей паузы.

Нужно позвонить в 911. У меня точно галлюцинации.

– А дети?

– Столько, сколько захочешь ты, – парирует он так же быстро.

– Я была единственным ребенком, и мне это не особо нравилось, так что... – я притворяюсь, что размышляю, хотя это дается легко, пока в голове мелькают образы. – Двое или четверо. Я не люблю нечетные числа.

Он барабанит пальцами по столу, наклоняет голову набок, будто серьезно обдумывая это.

– Четверо звучит неплохо. Как думаешь, лучше одногодки или с небольшой разницей?

Я не удерживаюсь и хихикаю. Господи, я правда сейчас хихикнула? Я схожу с ума.

– Это зависит... ты слышал про «ужасных двухлеток»? Представь новорожденного, годовалого, двухлетку и трехлетку. Уверена, это небезопасно. Так что, может, с перерывами? Нам все-таки понадобится время, чтобы отсыпаться.

– Не думаю, что мы будем много спать, – я предельно ясно слышу намек. И, хотя не должна, тут же представляю это – его и меня.

– Только пообещай помогать мне с детьми.

– Можешь не сомневаться. Обещаю быть самым сексуальным папочкой, – он хитро шевелит бровями.

– О боже, – я закатываю глаза, стараясь не выдать, как горят щеки. – Так ты хочешь жениться и завести детей?

– С тобой, да. Просто скажи когда и где, и я навечно твой, – в его голосе звучит что-то новое, но я, наверное, придумываю.

– Будь осторожен в своих желаниях.

– Знаю. Именно поэтому и желаю,– его улыбка, взгляд, даже голос кажутся другими.

Он наверняка попадет в ГБЛ. У него будут дети с девушкой, которая не застряла в своих эмоциях и не сравнивает себя с Уэнсдей. С девушкой, у которой все в порядке и которая не хотела умереть, потому что разучилась чувствовать.

Да, он найдет потрясающую девушку, с которой проживет всю жизнь, кого угодно, не являющегося мной.