Текст книги "Пожалуйста, не уходи (ЛП)"
Автор книги: Э. Сальвадор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)
38
Дэниел
Ты плохо старался! Он не мертв! Попробуй еще раз, иначе это сделаю я! Я сделаю ему массаж сердца!
Резкий звон домофона разрывает тишину дома, врезается в течение воспоминания, но не прогоняет его. Оно нависает над головой, как черный туман, и не собирается рассеиваться.
Когда звон раздается снова, я понимаю, что погрузился в свои мысли и все это время сидел на краю кровати.
Приподнимая кепку, я провожу пальцами по волосам, снова натягиваю ее и плетусь вниз по лестнице. Стоя у двери, я улыбаюсь, но тут же закрываю глаза, поскольку улыбка выходит кривой, ненастоящей. Глубоко выдохнув, я пробую снова, и на этот раз получается куда естественнее.
Энджел, Кай и Грей стоят по ту сторону двери. В руках они держат пакеты с продуктами, а через плечо перекинуты спортивные сумки и рюкзаки.
– Долго же ты собирался, – фыркает Кай. – Что ты там делал? – он ухмыляется, вытягивая шею, чтобы заглянуть мне за спину, будто надеясь наткнуться на что-то пикантное.
– Не так уж и долго.
– Мы пять минут тебе звонили и писали, – Энджел машет телефоном.
И тут одежда словно становится тесной, череп раскалывается, а в груди вспыхивает тревога.
Последнее время я все чаще ощущаю подступающую погибель. Я знаю, откуда та взялась, и отчаянно хочу от нее избавиться. Хочу отключить мозг, стереть воспоминания из памяти, но не могу. Каждый год накануне дня смерти Эдриана меня накрывает этот кошмар, и он всегда слишком огромный. А в сам день все превращается в сплошное мутное безумие паники.
– Прости, я заканчивал домашнюю работу и...
Грей начинает громко хохотать.
– Ага, конечно, домашнюю работу, – подмигивает он. – Такая уж она... – он специально повышает голос, пока я отступаю, впуская их. – Заставляет время быстро лететь, правда?
– Ее тут нет, придурок, – я провожаю их на кухню и замечаю, как взгляды скользят по комнате, по гостиной и, наконец, останавливаются на цветах.
Джози еще несколько дней назад сказала, что не возражает против присутствия парней. Я бы и не спросил, но она сама подметила, что раз уж я тут живу, могу приводить друзей, главное, чтобы встреча не превращалась в вечеринку. С чем я полностью согласен. Поэтому позвал бывших соседей по комнате, и пришли все, кроме Ноа. Сказал, что с него хватит и нуждается в личном пространстве.
И это справедливо. С начала сезона прошло меньше двух недель, у нас уже девять игр, а последние пять вовсе день за днем. Сегодня игры не было, но утром все равно состоялась общая тренировка в зале и потом на поле. Не такая адская, как в предсезонье, но вымотала изрядно.
– Ага, конечно, – снова подмигивает Грей.
– Она какое-то время назад ушла на пробежку, – это чистая правда, но Кай и Грей смотрят на меня так, словно не верят ни единому слову.
– Что за цветы? – спрашивает Энджел, одновременно и развеселенный, и озадаченный.
Я не мог выбрать, какие желтые цветы взять, и в итоге набрал по одному каждого вида. Не планировал покупать по два десятка каждого, но это оказалось лучшей ошибкой в моей жизни. Когда мы сидим в кухне или в гостиной, я все время искоса замечаю, как Джози улыбается, глядя на них. Даже унесла несколько к себе в комнату. И меняет воду так аккуратно, что те до сих пор выглядят свежими, хотя прошло уже две недели с момента покупки.
– Забудь про цветы. Здесь так... стерильно, – взгляд Кая скользит по каждому сантиметру пространства. Его много, но именно из-за того, что почти ничего нет, это лишь подчеркивает, насколько все вокруг белое и серое. – Холодно и...
– Это не твой дом, так что заткнись, – резко обрываю его.
Я и сам это заметил, и когда спросил Джози – не так, как только что Кай, – она ответила, что ее маме нравилась простота. Простота мне понятна, но здесь другое. Ни одной фотографии в рамке, ни намека на цвет, вообще ничего, и поскольку Джози постоянно все вычищает, создается ощущение, будто здесь никто и никогда не жил. Напоминает постановочные дома из каталогов.
Хотел узнать у Джози больше подробностей, но она выглядела уставшей и раздраженной, и я не стал лезть. А после разговора, состоявшегося две недели назад, мне стало интересно, как же мать Джози с ней обращалась. Теперь же просто хочется ее обнять.
– Прости, – Кай поднимает руки в притворной капитуляции, выглядя искреннее раскаявшимся. – Не хотел обидеть. Желтый правда оживляет дом...
– Кайноа, закрой рот, – Энджел ставит пакеты на кухонную столешницу и шлепает его по голове.
– Да, Кай, просто закрой рот, – подхватывает Грей, и на его лице расползается ехидная ухмылка.
Тот закатывает глаза.
– Я же извинился. Черт, она что, здесь? Прости, Джози, я не это имел в виду и...
– Я же сказал, ее нет, – я начинаю разгружать пакеты с продуктами для бургеров. – Уже жалею, что пригласил вас.
– Ну ты и придурок, – Грей хлопает его по затылку.
– Не надо... – только успеваю выдохнуть, как они уже сцепились. Буквально секунду спустя лежат на полу, и остается ждать, кто первым выкрикнет: «Сдаюсь!»
Энджел качает головой.
– Пусть сами разбираются. Я не стану лезть. В прошлый раз меня задели, я ответил, и они взбесились.
Я едва сдерживаю смех, вспоминая, как все тогда всполошились. У Энджела рука тяжелая, так что представляю, насколько был болезненным тот удар.
– Так... она правда не против, что мы здесь? И что будем пользоваться бассейном? – спрашивает он, меняя тему.
– Ага, сказала, что все хорошо, только попросила не звать Брайсона и не устраивать вечеринок.
На его лице появляется кривая ухмылка.
– Если это не знак, то я не знаю, что тогда знак.
Грей хрипит, запыхавшийся и растрепанный, но заветное слово так и не произносит.
– Это не то... – слабо возражаю я, внутренне надеясь, чтобы это было «тем». Черт, лишь этим заполонены все мои мысли последние две недели.
И не только потому, что она достигла оргазма благодаря моему языку и пальцам... Я отмахиваюсь от воспоминания – того, что поселилось в голове без спроса, – и думаю о воскресенье.
О том поцелуе, как позволила обнять, словно она моя, а после и вовсе уснула на моем плече. Джози не планировала этого, и когда проснулась, выглядела смущенной. Я хотел умолять ее остаться, но видел растерянность. Поэтому отпустил.
Язык и пальцы на ее теле не стали проблемой, но она сбежала от простого прикосновения. Не знаю почему, но хочу изменить ее реакцию; вот только я ей не парень, и она мне не девушка.
– Не тяни, – Энджел вскрывает пачку Чуррумаис95 и запихивает в рот целую горсть. – Если она тебе нравится, действуй.
– Разве ты не был против отношений и не уговаривал меня оставаться холостым?
– А смысл? – бормочет он, жуя. – Ты ни с кем так и не переспал, а смотришь только на нее.
– Я смотрю не только...
– Да... – Кай хрипит и стонет, прежде чем тяжело выдохнуть. – Смотришь.
Они все еще катаются по полу. Клянусь, если что-то сломают... Обстановка тут, может, и небогатая, но я знаю, что все это стоит дорого.
Я кладу полиэтиленовые пакеты в держатель и меняю тему.
– Можете идти в бассейн. Вода теплая.
– Сдаюсь, – хрипит Грей, шлепая Кая по рукам. Лицо у него свекольного цвета, все в испарине. Оба второкурсники, на год младше меня, но, клянусь, ведут себя как десятилетки. – Я сдался только потому, что хочу в бассейн.
– Ага, – выдыхает Кай, слегка запыхавшийся, но куда менее растрепанный, чем Грей. – Конечно, ладно.
– У меня нет сил волноваться, веришь ты или нет, – он поднимается и подхватывает сумку. – Где тут выход к бассейну?
Я ухмыляюсь и киваю на стеклянную раздвижную дверь, ведущую во двор.
Кай смеется, шагая следом.
– О, Грейсон, иди сюда. Не будь таким. Ты же знаешь, я люблю тебя, чувак.
– Не начинай тут свой спектакль...
Остаток их разговора мы не слышим, поскольку Кай захлопывает за собой дверь, оставляя нас с Энджелом наедине.
Он смотрит пристально, будто что-то выискивая.
– Что случилось?
– Ничего, – отмахиваюсь я, пожимая плечами и натягивая улыбку.
– Знаю, для тебя это время года непростое, апрель уже близко, и...
– Все в порядке, – в голосе прорывается резкость, но я тут же ее гашу. – Клянусь.
– Как продвигаются уроки плавания? – спрашивает он, не обращая внимания на мою краткость.
– Они... продвигаются. Большого прогресса нет. Я говорил Джози, что она зря тратит время, но та упрямая и не сдается.
Мы перенесли занятия на четверги, потому что почти все мои игры выпадают на воскресенья. Так что сегодня, когда парни уйдут, у меня будет очередной урок. Я все еще немного их боюсь, но стоит Джози начать направлять меня, касаться, и становится легко.
– Знаешь, а она мне нравится.
Спина вмиг деревенеет от того, как он это произнес.
– Не в том смысле, – фыркает он, застывая, чтобы вытащить телефон из кармана. Читает что-то на экране, потом поднимает взгляд. В нем проглядывается странная тень, но Энджел улыбается и убирает телефон обратно в карман.
– Все хорошо?
– О, да, это... – его глаза снова возвращаются к карману. – Вообще-то, я сейчас вернусь. Нужно ответить.
Он бросает пачку чипсов на столешницу и выходит во двор, не дав мне и слова вставить. Не понимаю, с чего это он так, всегда ведь все говорили начистоту. Но не зацикливаюсь: наверное, кто-то важный, вроде мамы или братьев с сестрами.
Мысли о нем быстро рассеиваются, а в голове всплывает образ той самой симпатичной девушки с вороново-черными волосами и темно-карими глазами. Ему здесь не место, но я бессилен перед тем, как сильно жаждет ее тело, никогда прежде настолько не жаждущее кого-то другого.
Жаждет, томится, нуждается. Мое тело отчаянно. Нет, это я отчаянный.
Она в тебе не нуждается. Ты сломлен. Вспомни тот туман. Ты слаб, кричит голос в голове.
– Может, и мне стоит начать выкладывать посты почаще, – Кай прищуривается, глядя на маленький экран телефона Грея. – Как думаешь, сколько Сейнт зарабатывает?
Грейсон близок с Сейнтом Арло, баскетболистом из Университета Северной Каролины. Они учились вместе в частной школе в Бостоне, и с тех пор дружат. По крайней мере, так он рассказывал.
Он поддерживает все, что тот делает: смотрит матчи, лайвы в «Инстаграм» или «ТикТок», или любые другие глупости, в которые тот ввязывается.
Если есть время, мы тоже включаем игры, потому что он чертовски хорош. Иногда и лайвы. Но долго я не выдерживаю, поскольку девчонки там с ума сходят, а комментарии откровенно похабные.
– Хрен его знает. Уверен, что дофига, – Грей цокает языком, и на его лице не благоговение, как у Кая, а полное безразличие.
Я бы тоже не впечатлился, будь у меня такие деньги, которых хватило бы на всю жизнь. Даже на на шесть, семь, черт, хоть десять поколений вперед. И дело не только в том, что его отец губернатор Северной Каролины, а мать, кажется, одна из лучших юристов штата, а еще и в том, что семья у него из «старых денег96».
Энджел решил поискать информацию, когда узнал, что его сюда взяли играть. Потом Сейнт приехал на чертовски дорогой машине, – которую вскоре сменил на мотоцикл, потому что машина ему «надоела», – но дело было не в машине и даже не в одежде и обуви, на которые мы таращились, а в том, как он себя преподносит. С легкой отстраненной надменностью, от которой сразу чувствуешь себя чужим рядом.
Сначала его было трудно раскусить. Он порой сух, резок и высокомерен, но в итоге смог растопить наши сердца.
– Тебе тоже стоит попробовать. Глянь на его друга. Он ничего не публикует и вообще не делает, а комментарии в лайвах посмотри, – смех Энджела тонет в откушенном куске бургера. – Чертовы похотливые охотницы за формой97.
– Все дело в акценте, и у него... классные волосы, или вроде того, – бурчит Грей с легкой горечью.
– Ага, не спорю, волосы у него и правда ничего, – парирует Кай. – Но и у тебя милый южный акцент.
Я сжимаю губы. С ними невозможно.
– Девушки не сходят по нему с ума, как по этому, – огрызается он.
– А он откуда? – спрашиваю я.
– Говорят, из Монтаны, – отвечает Кай.
– Не может быть. У него британский акцент. Причем глубокий, такой благовоспитанный, – Грей набивает рот чипсами и говорит сквозь них. – И я уж молчу о том, что этот идиот невероятно высокий.
– Насколько высокий? – спрашиваю я, забавляясь.
– Два метра шесть сантиметров.
Мы все замираем, ошарашенные.
– Он баскетболист, – говорю я после паузы. – Они все высокие.
Мы сами выше среднего, все за метр восемьдесят, а Энджел и вовсе метр девяносто восемь, но я видел баскетболистов в кампусе. Даже при нашем росте большинство все равно возвышается над нами; с ума сойти.
– Да и девушка у него чертовски горячая, – говорит Грей, сглатывая.
– Ты что, все про него знаешь? Звучишь как одержимый, – Кай смеется. – Но кто его девушка?
– Заткнись. Мы буквально сидели рядом, когда смотрели игру, – он проводит пальцем по экрану и пододвигает к Каю. – Джулианна Спаркс.
Глаза Кая расширяются. Он берет телефон, придвигает ближе к лицу.
– Это его девушка?
– Понимаю, – тихо стонет Грей. – Чертовски шикарная.
– Глянь на нее... – Кай сует мне телефон прямо в лицо, но я отталкиваю его руку.
– Я не собираюсь глазеть на чью-то девушку, – да и на любую другую. Не тогда, когда в голове безраздельно царит Джози.
– Верно, зачем, если у тебя дома живет не менее горячая штучка. Будь у меня такая соседка, как Джози, я бы...
– Даже не думай заканчивать, – обрываю я его. Стараюсь, чтобы голос звучал легко, в то время как внутри вспыхивает что-то гадкое. – Просто не делай этого.
Кай поднимает руки в знак капитуляции.
– К слову о твоей соседке, – бормочет он и кивает по направлению к стеклянной двери.
Выходит Джози, все тело лоснится от пота, пряди прилипли ко лбу, а низкий хвост растрепан.
Я провожу языком по верхним зубам, делаю неглубокий вдох, и взгляд сам тянется к шезлонгу. С тех пор как она достигла оргазма, придираясь к моему рту и обхватывая пальцы, я увяз в фантазиях, за которые по-настоящему стыдно.
Она на вкус такая сладкая, ощущается невероятно правильно, и я снова... отключаюсь.
– Привет, – говорит она, останавливаясь рядом, но не садясь.
Парни встречают ее улыбками и оживленными лицами.
– Садись, – я поднимаюсь и отодвигаю для нее стул. Я заранее сказал парням оставить его свободным, потому что Джози может присоединиться. Хотя не был уверен, что она и правда придет: сказала, что подумает. Еще сказала, что бургеры не любит, но я выяснил, что обожает сэндвичи с курицей на закваске. – Я сделал тебе сэндвич с курицей и сыром пепперджек, добавил помидоры и жареный лук.
Открываю контейнер с теплыми сэндвичем и ставлю перед ней тарелку.
Она садится, и пусть ее улыбка едва заметна, но она есть.
– Ты запомнил, какой я люблю сэндвич?
Я все о тебе помню.
– Да, и... – я достаю из стоящего рядом мини-холодильника банку колы и протягиваю ей. – Держи.
Кажется, ее щеки заливаются румянцем, но не уверен, поскольку лицо и так пылает после пробежки.
– Спасибо, Гарсия.
Я сажусь рядом, уткнувшись в свою еду. На ней спортивный топ и короткие облегающие шорты, сидящие грешно хорошо.
– Итак, Джози, – начинает Грей. – Как смотришь на появление нового соседа?
– Если да, не выбирай его. Выбери меня. Возьми меня, – ноет Кай.
– Что бы ты ни делала, не выбирай никого из них. Они грязнули, шумные, надоедливые и... ну, еще раз надоедливые, – Энджел брезгливо морщится, качая головой.
– Спасибо за предупреждение, но жить с вами я точно не рвусь, – парирует она, и я улыбаюсь.
– Знаешь, у меня есть деньги, – Грей одаряет ее одной из своих чеширских улыбок.
– Поздравляю. У меня тоже.
Улыбка с его лица тут же сходит.
– Ну пофлиртуй со мной хоть чуть-чуть, Джози. Ты разбиваешь мне сердце.
– Он всегда такой? – она обращается в пространство, но смотрит при этом на меня, явно не поддавшись обаянию.
– Не обращай на него внимания, – улыбается Энджел, слегка посмеиваясь.
Грей выглядит оскорбленным и тут же ввязывается в перепалку с Каем и Энджелом.
– Как пробежка? Позволишь в следующий раз составить компанию? – спрашиваю я.
– Не уверена, что ты этого захочешь. Я бегаю быстро, и мне бы не хотелось...
– Кстати, почему ты не ответила на мое электронное письмо? – вклинивается Грей. – Я ведь тоже хотел записаться на уроки плавания.
Она тяжело вздыхает.
– Потому что не захотела.
парни смеются, а я лишь тону в этом чувстве все глубже.
Я не тот, кто ей нужен.
Она закидывает ногу на ногу, случайно касаясь ступней моей икры. Джози уже собирается отодвинуть ее, но я кладу ладонь на ее колено и оставляю все как есть.
Мы встречаемся взглядами на короткий миг, украдкой, и то же опьяняющее пламя, что вспыхнуло, когда мы целовались на диване, разгорается с новой силой.
Я не тот, кто ей нужен.
Она не убирает ногу и не смахивает мою руку. Просто берет свой сэндвич.
Я знаю, что должен убрать руку, но не могу. Не тогда, когда она доедает половину. Не тогда, когда мы болтаем о всякой ерунде. Не тогда, когда парни засыпают ее дурацкими вопросами. Ей это не в тягость; может, Джози и выглядит равнодушной, но я вижу, что ей нравится. Я могу определить, когда ее глаза светятся и излучают счастья, и осознание того, что она счастлива, делает меня счастливым.
Я не тот, кто ей нужен.
– Значит, сцена с бревном тебя не зацепила, в отличие от сцены с бассейном? – Кай потрясенно таращится, приоткрыв рот.
Мы только закончили рассказывать, что пересмотрели все части «Пункта назначения», и теперь все спорят, какая смерть там была самой жуткой.
– Я работаю в бассейне, – Джози морщится. – Это было куда травматичнее, чем бревно.
– Ладно, справедливо...
Разговор вновь становится пустяковым, а моя ладонь покоится на ее бедре.
Я не тот, кто ей нужен, но она та, кто нужен мне.
39
Джозефина
Пальцы замирают над клавиатурой, прежде чем я убираю их уже в двадцатый раз, сжимаю в кулаки и снова вытягиваю над клавишами.
– Привет, – говорит Виенна, проскальзывая в кабинку. Она скидывает рюкзак с плеча и устраивает рядом.
– Привет, – подхватывает Пен, подсаживаясь к ней.
Она попросила нас с Ви встретиться в Студенческом союзе, поскольку мы редко видимся. Да и с Виенной я встречаюсь не так уж часто. Пен вечно занята чирлидингом, Ви плаванием, а значит и подогнать расписания сложно. Такая уж жизнь у спортсменок.
– Привет, – я захлопываю ноутбук сильнее, чем собиралась.
Брови Пен поднимаются, взгляд падает на ноутбук.
– Все нормально?
Я запинаюсь, неуверенность гложет меня изнутри.
Я смотрела на электронное письмо от Моники, пришедшее еще в январе; уже начало марта, а я так и не смогла заставить себя ответить. Все, на что меня хватило, – открыть и прочитать, но дальше дело не пошло. С тех пор только и делаю, что смотрю на него.
Часть меня хочет удалить письмо и сказать Монике отстать. Но другая, крошечная часть, согласиться. Не потому что я скучаю по соревнованиям, а из-за всего остального, что с ними связано.
Я уже рассказала Ви про Дэниела, и считаю, что открылась достаточно. Но сейчас ситуация иная, и это неслабо на меня давит.
– Моника хочет, чтобы я стала ассистентом тренера.
– Моника? – Пен склоняет голову набок.
– Мой тренер, директор женской команды по плаванию, – отвечает Ви, и в глазах у нее вспыхивает искорка. – Ты обязана согласиться. Такое место невероятно трудно получить. Если Моника написала лично тебе, значит, ей нужна именно ты. Господи, это же такой шанс. Соглашайся.
Я знаю, насколько это важно, но тревога – сука, с пистолетом у виска. Мысль о возвращении туда, в то место, которое связывало меня с мамой, единственное, что держало нас вместе, сводит с ума.
Я пожимаю плечами, отмахиваясь.
– Подумаю об этом. Как вы вообще?
Может, они чувствуют мое беспокойство, а может, и нет, но, к счастью, меняют тему.
Пен рассказывает про баскетбольную команду и про то, попадут ли они в турнир через пару недель. Говорит, сезон нормальный, но последние матчи прошли неудачно и худший из них против Университета Северной Каролины. Сказала, единственная счастливая часть – это возможность полюбоваться на игроков УСК. Оказывается, они горячие, и Пен уже тянется показать их «Инстаграм», но внезапно приходит сообщение, и она начинает вести себя странно.
– Скоро вернусь, – ее губы дергаются, словно от сдерживаемой улыбки.
Мы смотрим, как Пен выскальзывает из Студенческого союза, и рот расплывается в ухмылке, пока она вовсе не исчезает из виду.
– Ты видела ее лицо? – спрашивает Ви, не отрывая взгляда от двери. – Это наверняка парень, и я молюсь, чтобы был действительно он. Ей пора двигаться дальше после этого говняного бывшего. Каждый раз, видя его, закипаю от злости.
Я чувствую то же самое, но как бы ни хотелось высказаться, мы этого не делаем. Пен не хочет, и она слишком добрая; просто хочет сохранять мир.
И тут мне в голову приходит идея.
– Знаешь... у меня ведь есть опыт разрезания шин.
Только я открываю дверь в свою спальню, то же самое делает и Дэниел. Он, как и всегда, чертовски хорош: в белой футболке с логотипом, изображенная на котором сирена сидит на бейсбольном мяче и надписью «БЕЙСБОЛ», расположенной ниже, а темно-синих плавках, подчеркивающих мощь бедер, и с той самой золотой цепочкой, которую никогда не снимает.
Он набрасывает полотенце на шею и улыбается.
– У меня кое-что для тебя есть. Давно хотел отдать, но с переездом и началом сезона вылетело из головы.
– Для меня? – я беру белый квадратный конверт и, перевернув его, понимаю, что это обложка для компакт-диска, а внутри лежит и сам диск. «Священный Грааль Счастья Дэнни», нацарапано зеленым маркером, скорее всего перманентный. – Ты записал мне диск?
Он хватается за оба конца полотенца и кивает.
– Мне что-то подсказывало, что тебе никогда не выпадала честь скачивать музыку нелегально. Вот я и решил, что пусть будет компакт. И если тебе вдруг не понравится ни одна песня, я не хочу этого слышать. Хотя нет, они просто не могут не понравиться.
– Даже не уверена, что у меня есть, куда его вставить, – я снова смотрю на надпись, и губы сами растягиваются в еще более широкой улыбке.
– У меня есть магнитола или портативный плеер, но еще можешь послушать в машине.
– Эти штуки вообще еще существуют? – поддразниваю я.
– Сам не уверен, – его улыбка становится мягкой, а взгляд теплеет. – Оба были давным-давно подарены на день рождения. Мы с Эдрианом обожали музыку, вот родители и подарили. Нам, конечно, приходилось делиться. Я так и не смог с ними расстаться.
Боль в его голосе бьет прямо в грудь, но именно реакция заставляет сердце сжаться. Некогда яркий блеск в глазах тускнеет, становится безжизненным. Он улыбается, но улыбка не достигает глаз, а слова звучат одновременно тяжелыми и пустыми.
Горе довольно странная штука, сказал он однажды.
И правда, ведь в один момент Дэниел улыбается, будто весь мир у его ног, а в следующий вспоминает прошлое, и на него накатывает чистая, без примеси, грусть.
Я делаю шаг вперед и обвиваю руками его торс. Дэниел, явно не ожидав такого поворота, замирает.
– Если захочешь поговорить об Эдриане, я рядом.
Дэниел обнимает меня в ответ, и его тело сразу обмякает, приникая ко мне. Он не кажется тяжелым, скорее наоборот, почти невесомым.
– Помимо бейсбола... – его голос густой, хриплый, будто слова вырываются с трудом. – Музыка была чем-то нашим. Мы слушали почти все.
Я обнимаю его крепче.
– Правда? Поэтому у тебя в комнате столько кассет, винилов и компакт-дисков?
– Ты заходила в мою комнату? – Дэниел усмехается. В его голосе нет укора, только радость.
Это произошло три недели назад, в День святого Валентина.
– Это не то, о чем ты подумал. Я искала тебя из-за цветов, а ты не отвечал.
Он тихо мычит.
– Да, поэтому. Какие-то были папины, остальное мы сами находили в комиссионках. Казалось это крутым, и мы начали коллекционировать. У меня их гораздо больше, но остальные дома. Я бы привез их, да места мало.
– Можешь поставить в гостиной.
– Не хочу...
– Ты живешь здесь, и знаю, моя скрупулезность в том, где что стоит, кажется странной, но я не против. Надо было сказать раньше. Прости.
– Не извиняйся. Это твой дом.
– Теперь и твой тоже.
Я чувствую, как сердце в его груди, прижимающейся ко мне, бешено бьется.
– Ты не странная, если любишь чистоту в своем пространстве.
В горле застревает ком. Я не люблю об этом говорить, но в его объятиях язык развязывается сам собой.
– Мама ненавидела беспорядок. Любила, когда все пусто и минималистично; она раздражалась, если было не так. Она говорила, что в Мексике, в доме, где жила, все было далеко не идеально. Никогда не вдавалась в подробности, но и не забывала напоминать, как хорошо устроилась я. Как пожертвовала собой, чтобы дать то, что я имела. И в подтверждение своих слов заставляла убираться. Следила, чтобы я делала это идеально, – я хрупко усмехаюсь. – Ни игрушек, ни красок, ничего. Это стало нормой, которой я безукоризненно следовала, – я дрожаще выдыхаю. – Но теперь, когда ты живешь здесь, можешь расставлять вещи, оставлять что-то на кухне и в гостиной. Обещаю, я не стану мешать.
– Соглашусь при одном условии.
– При каком?
– Ты позволишь помогать с уборкой.
– Нет, я не хочу, чтобы ты убирался, – брови сдвигаются от нарастающего раздражения. Я пытаюсь отстраниться, но его хватка становится лишь сильнее. – Я рассказала не для того, чтобы ты меня жалел. Я...
Он смотрит терпеливо, мягко, сверху вниз.
– Я не жалею тебя. Ты поделилась, я выслушал, и теперь хочу что-то сделать. Хочу пойти на компромисс. Не отталкивай меня, Джозефина. Пожалуйста, позволь помочь.
Я колеблюсь, губы приоткрываются и снова смыкаются.
– Я всегда убиралась одна. Мне нужно, чтобы все было сделано по-моему. Если иначе, начинаю чувствовать себя... задавленной.
– Покажи, как тебе нравится, и я буду делать именно так. Хорошо? – он заводит прядь моих волос за ухо, костяшками пальцев касаясь щеки.
– Я могу разозлиться.
– Это нормально.
– Я серьезно.
– Я тоже.
– Я бываю помешанной на контроле. Я не шучу.
– А мне нравится, когда ты говоришь, что делать, – он улыбается.
Я прикусываю щеку, обдумывая, что сделать.
– Я... ладно, но знай, что я предупредила. Не злись, когда разозлюсь на тебя.
Он снова усмехается.
– Я никогда не смогу на тебя злиться.
Костяшки пальцев опускаются к изгибу моей шеи, тело содрогается, а веки самопроизвольно смыкаются. Почти хочется затащить его в свою комнату, но сегодня четверг, у Дэниела занятие, и ему нужен отдых перед завтрашней игрой.
– Надеюсь, ты не пытаешься меня отвлечь, потому что занятие все равно состоится, – я отстраняюсь. Хватаю его за запястье и тяну за собой.
С тех пор как целовались на диване, у нас ничего не было. Он, как и я, больше не делал шагов.
– Черт, не сработало? – он разочарованно вздыхает.
– Нет, придется сделать нечто большее, чем просто коснуться моей щеки.
– Да? – он протяжно гудит, но в голосе слышится вызов.
Я игнорирую, хотя тело предательски откликается.
– Спасибо. Если дашь магнитолу или плеер, вечером послушаю.
– Пользуйся ими, когда захочешь, – он приобнимает меня за плечи. С кем-то другим идти бок о бок было бы неловко, но под его рукой мне уютно.
Когда мы заканчиваем, солнце почти скрывается за горизонтом, заливая небо нежными переливами розового, лилового и оранжевого.
Дэниел откладывает доску и очки, и проводит пальцами, словно гребнем, по мокрым прядям. Волосы остаются зачесаны назад, но с кончиков скатываются капли, стекая по загорелой коже тонкими ручейками.
Я хватаю свой мокрый хвост и выжимаю из него воду.
– Знаешь, если бы ты верил в себя так же сильно, как в свою дурацкую стойку, ты бы уже давно научился плавать.
– Дурацкую стойку? – он приподнимает бровь, губы трогает кривая ухмылка.
– Стоя на отбивании, ты выглядишь... – как бы это сказать? – Странно. Кто так вообще делает?
Он усмехается и подходит ближе. Я отступаю, пытаясь увеличить расстояние между нами, но спиной упираюсь в бортик бассейна.
– А что не так с моей стойкой? – в его глазах поблескивает насмешка.
– Кроме того, что выглядит она слегка неудобно и странно, ничего, – взглядом я ловлю заблудшую каплю, и не могу не проследить за ней. Та скользит по ключице, груди, повторяет рельеф пресса, пока не достигает воды.
– Тебе стоило бы прийти на матч, – его взгляд скользит по моей груди и задерживается там, прежде чем подняться.
– Мне и так неплохо, – мои соски напрягаются.
– Нет, я серьезно. Приходи на матч, – он упирается руками в край бассейна по обе стороны от меня, запирая словно в клетке.
– Я тоже серьезно. Мне и так хорошо, – мало того что не хочу идти, потому что там будет Брайсон, так я еще и останусь одна. Обе подруги заняты, а других друзей у меня нет. Буду выглядеть полной одинокой лузершей.
– Давай заключим сделку, – его взгляд снова скользит к моей груди, и я почти уверена, он видит, как соски проступают сквозь тонкую ткань бикини.
Тело вспыхивает, а по коже бегут мурашки.
– Сделку?
– Каждый раз, когда я буду делать успехи, ты приходишь на матч. Если научусь плавать, начнешь приходить на все, или хотя бы на домашние игры, – одной рукой он по-прежнему опирается о край, другую опускает в воду, и чувствую ее у себя на спине. Пальцы лишь слегка скользят по коже, а потом дергают за завязку топа.
Это ошеломляет, поскольку, хоть мы и занимаемся уже пять недель, он не слишком продвинулся. Знаю, Дэниел боится, а самая я не специалист, поэтому и не хочу давить.
Я не хочу идти, но очень хочу, чтобы он научился плавать. Хм... это может стать стимулом.
– Ладно, по рукам, но ты должен действительно делать успехи, иначе я никуда не пойду, – строго говорю я.
– И на тебе должна быть моя джерси.
Я прищуриваюсь и качаю головой.
– Нет.
– Пожалуйста, – тихо мурлычет он, наклоняясь так близко, что губами почти касается мочки моего уха. – Я буду умолять. Ты же знаешь, что буду.
Я закрываю глаза, плечи напрягаются в предвкушении.
– Мне все равно.
– Por favor98, – он сильнее дергает за завязку. Слегка прикусывает мочку уха, губами едва касаясь кожи и скользя вниз к шее. Дэниел резко вдыхает, отпуская завязку. Я чувствую разочарование и с трудом подавляю стон.
– Все равно нет...
– Я могу умолять всю ночь, Джоз.
– Разве у тебя завтра нет матча?
– При чем тут это? – он отстраняется, глядя сверху вниз из-под полуприкрытых век.
– Умоляй, если хочешь. Мне все равно.
– Боже, ты такая... – у него дергается скула, а глаза темнее, чем когда-либо.
– Какая? – моя киска сжимается.
Он обхватывает мою шею обеими руками, оставляя всего сантиметр расстояния между нашими губами.
– Чертовка. До безумия упрямая. До невозможности раздражающая. До боли горячая... – он резко выдыхает. – Можно я тебя поцелую? И, пожалуйста, без игр. Да или нет? Если нет, мне нужно выбираться.
Я настоящая сволочь, поскольку сохраняю молчание, лишь усмехаясь в ответ. Дэниел выглядит готовым взорваться, и мне это нравится.
– Джози? – давит он, и в голосе хлещет отчаяние, переплетенное с раздражением. – Да или нет?
