Текст книги "Паутина"

Автор книги: Джудит Майкл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 41 страниц)

Трубку взяла женщина, и Сабрина машинально повторила свой вопрос.

– Скажите, у вас в магазине не работает женщина по имени Сабрина?

– Сабрина? Это ты? – в свою очередь, спросила женщина.

Сердце Сабрины учащенно забилось.

– Вы ее знает?

– Это что, шутка? Сабрина, где ты сейчас?

– Скажите, пожалуйста, Сабрина что, здесь работает?

– Ничего не понимаю. Могу поклясться, что это твой голос… Нет, Сабрина здесь больше не работает, она уехала из города. Кто это…

– Вы не могли бы сказать, куда она уехала?

– Нет. А кто это говорит?

– Ее… подруга. Мне нужно поговорить с вами о ней. Я приеду к вам. Когда вы завтра откроете магазин?

– В десять. Но я не стану ничего говорить незнакомой!..

– До встречи.

Чтобы скоротать вечер, она посидела в кафе на площади Орлож. Глядя на вращающуюся карусель, рассматривая прохожих, она все время наблюдала за стрелкой часов на башне. Завтра я все узнаю. Они работали вместе и наверняка разговаривали. Эта женщина должна ее знать.Ночью она не могла сомкнуть глаз, а на рассвете собрала вещи, расплатилась за гостиницу, взяла такси и доехала до вокзала. Здесь Сабрина взяла напрокат машину. До Кавайона было сорок километров. Она воображала, что видит все как будто глазами Стефани, когда проезжала мимо крестьян, работающих на небольших полях. Аккуратно обрезанные кипарисы возвышались стеной вдоль дороги. Когда строй деревьев внезапно обрывался, были видны чистенькие фермерские дома из камня и рядом с каждым – бассейн и ухоженный сад. Если Стефани бывала в Авиньоне, а работала в Кавайоне, она наверняка ездила по этой дороге. Наверняка видела эти поля, эти дома, слышала пронзительные крики петухов. Здесь все не так, как в Эванстоне, в Лондоне…

На подъезде к Кавайону машин стало больше, и до центра города она добралась почти в десять. Сабрина обогнула центральную площадь с фонтаном и скульптурой – символом восходящего солнца. От фонтана летели брызги, искрились в лучах утреннего солнца и падали на машину. Но она не обращала ни на что внимания, потому что сверяла свой маршрут с картой, что лежала на сиденье сбоку. Миновав крошечные магазины и кафе, Сабрина оказалась рядом с улицей Гамбетта, свернула и увидела в самом центре квартала магазин с позолоченной вывеской «Жаклин из Прованса».

Она быстро припарковала машину и бросилась к магазину, распахнула входную дверь и остановилась: она стояла посреди тесного помещения, заставленного мебелью, торшерами и корзинами с тканями, с узкими проходами между ними. Воздух здесь казался чуть терпким, а свет – мягким и рассеянным. Мебель за несколько веков была отполирована руками множества людей. Больше всего я люблю такие магазины. И Стефани тоже.

– Сабрина! Дорогая моя, а я думала, ты уже уехала! У тебя что, изменились планы?

Из глубины магазина ей навстречу шла высокая женщина. Пепельные волосы, аккуратно зачесанные назад, открытый лоб, осанка – во всем ее облике проступала строгая красота.

– А я беспокоилась за тебя: ты так быстро попрощалась, даже адреса не оставила, ничего не объяснила… ни ты, ни Леон. У меня просто в голове не укладывается, что он бросил свою мастерскую, и потом, как же Макс? Я очень встревожилась. Вас обоих и след простыл. Все это так загадочно.

Сжав руки, Сабрина мгновение стояла, не двигаясь с места, застигнутая врасплох нелепостью всего происходящего. Сабрину, которая выдает себя за Стефани, теперь называют Сабриной. От отчаяния она покачала головой. Интересно, кончится когда-нибудь этот обман или нет?

– Ты так не считаешь? – спросила женщина, заметив, как Сабрина покачала головой. – Тогда как же это, по-твоему, назвать?

Сабрина поняла, что не может сейчас рассказывать этой женщине всю правду, хотя та ей нравилась. Но здесь она ничего не узнает. Даже адреса не оставила, ничего не объяснила… ни ты, ни Леон.Судя по всему, Леон – художник, который покупал себе принадлежности в Авиньоне. Оба они уехали, пропали без следа, и этой женщине ничего не известно.

Сабрина почувствовала, как к горлу у нее подкатил комок. Стефани… если только это Стефани… не захотела ничего рассказывать этой женщине. Они работали вместе, но она уехала, не оставив адреса и ничего не объяснив. Я даже не могу у нее спросить, какая у Стефани фамилия.

– Дорогая моя, что случилось?

– Ах, все это так сложно, – огорченно ответила она. – Я приехала, чтобы выяснить… кое-что.

Женщина нахмурилась.

– Все это очень странно. Вчера мне звонила какая-то женщина и спрашивала про тебя. Могу поклясться, она говорила твоим голосом.

Сабрина покачала головой и вспомнила, что и хозяйка «Фурнитюр артистик», и эта женщина говорили, что в действиях Стефани и ее спутника была заметна торопливость. Возможно, они вместе спасаются бегством.

– Обо мне никто больше не справлялся?

– Нет, никто. Разве что твой друг… ну, этот священник, Робер, приходил забрать куртку – ты ее здесь забыла. Когда я спросила, знает ли он, куда ты уехала, он ответил очень уклончиво. Но ты ведь не о нем спрашивала. Сабрина, ты что, кого-то боишься?

Нужно спросить у кого-нибудь еще. Скажем, у того же священника, который знает больше того, что хочет сказать. Я наверняка сумею разыскать священника по имени Робер, большого труда это не составит.Сгорая от нетерпения, она направилась к выходу.

– Не знаю. Я еще во многом не могу разобраться. Извините. Если бы я могла, то все бы вам рассказала. Может быть, потом я зайду к вам еще и обо всем расскажу. Еще раз извините… – Выйдя на улицу, она бегом бросилась к машине.

Она обвела взглядом округу, ища колокольни, и поехала к той, что казалась ближе. Спустя несколько минут она подъехала к большой церкви, к которой примыкал дом священника и школа. Надо зайти в дом и спросить, мелькнула у нее мысль. Наверное, здесь знают всех городских священников наперечет.

Войдя в церковь, она увидела, что там никого нет. Тогда она направилась к школе. Открыв двустворчатую дверь, Сабрина оказалась в широком коридоре. Она остановилась посредине, напротив двери с табличкой «ДИРЕКТОР». Постучав, Сабрина вошла и очутилась в маленькой передней, где стоял пустой письменный стол. Распахнутая дверь вела из передней в кабинет. Там за столом сидел невысокого роста мужчина с аккуратно подстриженной седеющей бородкой. Он поднял голову и тут же вскочил.

– Сабрина? Дорогая моя, о чем вы только думаете? Почему вы вернулись? Вы что, оба с ума сошли?

Он знает. Он все знает.Войдя в кабинет, Сабрина притворила за собой дверь.

– Мне нужно с вами поговорить. Мы можем поговорить здесь, чтобы нам никто не мешал?

– А в чем дело? С Леоном что-нибудь случилось?

– Я пришла не поэтому. Прошу вас, мне нужно с вами поговорить. Разговор займет довольно много времени.

Сердито нахмурившись, он испытующе глядел на нее.

– Дорогая моя, вы ведете себя на редкость странно. Ну что ж, пойдемте, тише места, чем моя квартира, пожалуй, не найти. К тому же сегодня у меня никто не ночует.

Он с улыбкой посмотрел на нее, но Сабрина даже не стала делать вид, будто понимает, о чем он говорит. Пожалуй, она может рассказать ему всю правду. И он, наверное, подскажет ей, где искать Стефани.

Она вышла следом за ним. Они прошли вдоль школы и подошли к двери, которая вела наверх, в крошечную квартирку, состоявшую из гостиной и спальни. В гостиной были только диван, стул, настольная лампа, маленькая раковина и электрическая плитка в углу. В полуоткрытую дверь виднелась узкая кровать в спальне.

– Хотите чаю? Или, может быть, кофе?

– Чаю, пожалуйста. Спасибо.

Он вскипятил чайник на электроплитке. Оба напряженно молчали в ожидании, что сейчас произойдет нечто неожиданное.

– Итак, дорогая моя. – Он поставил две большие кружки на скамеечку перед диваном и уселся рядом с Сабриной. – О чем же вы хотите мне рассказать?

– Это очень запутанная история. И я хочу просить вас помочь мне, когда я закончу рассказ.

– Я всегда готов вам помочь, Сабрина, если вы нуждаетесь в моей помощи. И вы это знаете.

– Да. – Она внимательно посмотрела на него. Надежный друг. Надежный человек. Отхлебнув из кружки чаю, она поставила ее и сложила руки на коленях. – Сначала я должна спросить, как вас зовут.

– Вы что, серьезно?

– Да.

– Ну что ж… Робер Шалон. Мы ведь уже год как с вами знакомы.

– Спасибо. И еще. Я была бы вам очень признательна, если бы вы не прерывали меня, пока я буду рассказывать.

Он удивленно вскинул брови.

– Вы стали такой властной… С чего бы это? Впрочем, разумеется, дорогая моя, я не стану вас прерывать, если вы так хотите.

– Ну что ж… Тогда начнем. Меня зовут Сабрина Лонгуорт. Я родилась…

– Сабрина! Память вернулась к вам! О, какое нежданное счастье! Почему же вы сразу мне об этом не сказали?

Сабрина в изумлении взглянула на него. Память вернулась к вам.Почему эта мысль так и не пришла ей в голову? Теперь все понятно. Ведь это очевидно: яхта, взрыв, полученные раны… и год молчания, потому что сестра не знала, кто она на самом деле.

Но почему она решила, что ее зовут Сабрина?

Макс.

Они оба остались в живых, и он ей сказал, что ее зовут Сабрина. Сабрина… А фамилия?

– Сабрина, дорогая, пожалуйста, продолжайте. Прошу меня извинить. Я ведь обещал, что не стану вас прерывать.

Только не Лонгуорт. Было видно, что эта фамилия Роберу не знакома. Значит, фамилия у Стефани другая.

– Сабрина?

– Вы неверно меня поняли. Прошу вас, позвольте мне рассказать все до конца. Я родилась в Америке, а выросла в Европе. Жила в Лондоне, вышла замуж, потом развелась. У меня был антикварный магазин. Моя сестра вышла замуж за профессора, в Штатах, и родила двоих детей. Ее звали… зовут Стефани Андерсен, мы с ней близнецы, и именно она была на яхте вместе с Максом.

Лицо Робера застыло. Не в силах опомниться от изумления, он подался вперед, не сводя глаз с ее лица.

– Однажды, в сентябре прошлого года, мы вместе поехали в Китай и решили поменяться местами, всего на неделю. Нам обеим нужно было немного отвлечься, и мы затеяли авантюру, думая, что никто ничего не узнает и никому это не навредит. Но обман… – Она запнулась. – …обман – такая штука, что никогда не знаешь, чем он обернется на самом деле.

И она принялась рассказывать ему все с самого начала: о том, как сломала себе запястье, как узнала о взрыве на яхте, о том, как оплакивала сестру, о том, как они с Гартом страстно полюбили друг друга, как она привязалась к его детям, как дорожила связывавшей их жизнью.

– В прошлом месяце мне позвонила подруга и сказала, что видела меня в Европе. Она еще сказала… – Тут она снова запнулась. – …что это была либо я, либо привидение.

– Пожалуй, и то и другое, – произнес Робер, когда, не в силах продолжать, она умолкла.

Она кивнула. Помедлив, Робер встал, вылил в раковину остывший чай, поставил чайник вновь.

– На редкость невероятная история.

– Знаю. Она звучит фантастично, кажется, будто это не имеет ничего общего с реальной жизнью, что это выдумка. Но это истинная правда.

Он развернул два пакетика с чаем.

– Знаете, жизнь каждого из нас в чем-то фантастична, изобилует драматическими событиями. Он наполнил обе кружки. – Ваш рассказ, само собой разумеется, не вписывается в привычные рамки: настолько из ряда вон выходящую историю вы поведали. Я верю вам, и мне жаль вас – вот уж действительно, посеяв ветер, вам пришлось пожинать бурю, – но, по-моему, рассуждать на этот счет сейчас не имеет смысла. – Он сел с ней рядом. – Вы говорили о взрыве на яхте. А вы не знаете, что было до этого с вашей сестрой?

– Нет. За день до отъезда Стефани звонила мне из Лондона. Тогда мы с ней в последний раз поговорили. А на следующий день… раздался телефонный звонок… – По телу ее пробежала дрожь.

– Вы очень по ней скучаете.

– Нас очень многое связывало, у меня такое впечатление, что какая-то часть меня умерла, словно из души вырвали кусок. Я так и не смогла избавиться от этого ощущения, как бы счастлива ни была…

– Бедное дитя мое, – сказал Робер, сознавая, сколько переживаний предстоит еще обеим сестрам. Но он сказал более чем достаточно; сейчас было не время говорить что-то еще. Этой женщине еще предстояло подготовиться к встрече с ожившей сестрой.

Сабрина снова умолкла. Она была измучена, но в то же время испытывала чувство приятного умиротворения.

– С вами очень легко разговаривать.

– Надеюсь. Сабрина тоже всегда так считала. Хотя ее на самом деле зовут Стефани, не так ли? Не могу привыкнуть к тому, что у нее другое имя.

– Скажите, пожалуйста, где мне ее найти.

– Они с Леоном в Везле.

– Везле? Это в Бургундии?

– Да, совсем недалеко от Парижа. Очаровательный город, где полным-полно туристов. Им казалось, что там их никто не узнает.

– Но почему? Чего они боятся? Они что, скрываются?

– Да, может быть. Мы не уверены, но может статься так, что Сабрине… то есть Стефани… угрожает опасность, и они правильно сделали, что уехали. Им хотелось начать новую жизнь, потому что Макс…

– Макс… Он что, здесь?

– Нет, он…

– Ведь это он сказал ей, что ее зовут Сабрина, да? После того, как она лишилась памяти. Конечно, ведь раньше он ее знал как Сабрину. Какая, по его словам, у нее была фамилия?

– Лакост. Такая же, как и у него.

– Такая же? Почему?

– Потому что она была его женой.

– Но она не была его женой. Она бы не вышла за него замуж, она просто не могла этого сделать.

Слегка вздрогнув, Робер сказал:

– Конечно, нет. Конечно, нет. Согласен, она не могла выйти замуж за Макса. Но ведь он сказал ей, что он – ее муж, а она ничем не могла опровергнуть его утверждение. Впрочем, она не раз говорила мне, что не чувствует себя замужем за ним, несмотря на то, что он всем сердцем любил ее, и она была благодарна ему за то, что у нее есть свой дом. Но должен сказать вам, что Макс…

– Мне нужно найти ее. Как мне доехать до Везле? У меня есть машина, можно поехать на ней. Если выехать сейчас…

– Дорогая моя, потерпите до завтра. У вас совершенно измученный вид. Одна ночь дела не решает, а я мог бы помочь вам, рассказав кое-что еще о ее жизни, о том, что с ней произошло.

– Нет. Понимаю, вы хотите мне помочь, но я хочу ее увидеть, хочу получить от нее какую-нибудь весточку. И я не могу ждать еще целую ночь! Господи, знать, что она жива… мне нужно ее найти!

– Тут вот еще что… Я сказал вам, что, возможно, вашей сестре угрожает опасность. Тут кое-что произошло…

– Опасность? Но от кого?

– Мы не знаем. Но…

– Вы не знаете? Тогда почему мы тут сидим и зря теряем время? Господи, вы что, хотите сказать, что мне тоже следует кого-то опасаться? Ладно, что бы ни случилось, Стефани мне обо всем расскажет. Вдвоем мы как-нибудь разберемся.

– С ней вместе Леон.

– Это не имеет значения! Да и никогда не имело. Кто бы ни появлялся в жизни каждой из нас, мы всегда держались вместе. И ничто не могло этого изменить.

Но теперь, возможно, изменит. Гарт… Пенни… Клифф…

Она решительно покачала головой. Не сейчас. Потом.

– Прошу вас, я не могу сидеть на месте и разговаривать. Прошу вас, скажите, как мне добраться туда. Кстати, где она живет?

– Ну что ж… – Покопавшись в письменном столе, Робер достал карту Франции и на полях написал адрес и номер телефона. – Отсюда до этого места немногим больше трехсот миль, а дороги вы не знаете. Если хотите, я поеду вместе с вами.

– Нет. Спасибо. Но я не могу… мы с ней должны поговорить наедине.

Он кивнул.

– Понимаю. Вот, смотрите… – Они склонились над картой, и Робер показал, как нужно ехать. – Дорога несложная, хотя иной раз и может показаться утомительной. Если устанете, лучше отдохните, не старайтесь доехать быстрее.

На глаза Сабрины навернулись слезы. Он боялся за нее, да и за Стефани тоже. Она склонила голову, и он обнял ее, словно ребенка, и, легонько качая, принялся баюкать.

– Вы – сильная женщина, дорогая моя, но иногда этого недостаточно. Если я вам буду нужен, я к вашим услугам. Я всегда готов помочь вам обеим. Надеюсь, вы будете об этом помнить.

– Да, буду. Спасибо. – Сабрина взяла карту, на которой желтым фломастером была жирно помечена кратчайшая дорога в Везле. – Наверное, вы очень хороший друг Стефани.

– И вам тоже, – сказал Робер, и они улыбнулись друг другу. Потом Сабрина мягко притворила дверь, бегом спустилась по лестнице и так же бегом направилась к машине.

В мечтательной задумчивости, касаясь друг друга руками и улыбаясь, Стефани и Леон неторопливо сумерничали за чашкой кофе. Они были вместе, и никто, кроме Робера, не знал, где они.

Кавайон и связанные с ним насилие и страх остались позади. Они сидели во дворе маленького, квадратной формы двухэтажного каменного домика с покатой черепичной крышей. От улицы их отделяла высокая стена из неотесанного камня, увитая побегами бугенвилий. Бледно-розовые цветки махровыми гроздьями свисали с длинных, изгибающихся полукругом лиан. Аромат роз и глициний смешивался с тонким запахом кофе в фарфоровых чашечках и груш в стеклянной вазе на столике.

– Как будто запах жимолости и красного вина, – пробормотала Стефани.

Леон метнул на нее быстрый взгляд.

– Правильно. Откуда ты это помнишь? Ты была в саду?

Она попыталась ухватиться за это мимолетное воспоминание.

– Да, наверное. Кусты жимолости и красное вино. И еще люди, много людей. Был какой-то прием. Да, Леон, это был прием! Причем был он во дворе, не в саду, а во дворе, а кругом повсюду были кусты жимолости.

– Хорошо, а кто был на этом приеме? Кто были эти люди, Сабрина?

Помедлив секунду, она покачала головой.

– Не знаю. Я не могу даже вспомнить, как сама выглядела. Ах, я чувствую себя такой одинокой, когда на мгновение что-то вспоминается, а потом снова наступает пустота. Такое впечатление, что наткнешься на кусочек фарфора и не можешь представить, как выглядела ваза, от которой он откололся.

– Но ты же не одинока.

– Да. – Она улыбнулась ему, благодарная за то, что он сейчас здесь, рядом и любит ее. – Теперь уже нет.

Соединив руки, они положили их на стол. Вечерняя тишина обступала их со всех сторон, и они вновь погрузились в мечтательную полудрему, до конца еще не веря в свалившееся на них счастье. Солнце скрылось за горизонтом, но было еще светло. Падавшие на землю тени были довольно отчетливы, над крошечным уединенным двориком голубовато-серой дугой опрокинулось бескрайнее небо с облаками персикового и сиреневого цвета. За каменной стеной слышались чьи-то приглушенные голоса; где-то вдали звучала скрипка; ее жалобная мелодия напоминала бургундские народные песни. Стефани была так очарована окружающей красотой, что из глубины души вырвался протяжный, чувственный вздох, и она вскинула руки над головой.

– Я люблю тебя, – сказала она. Леон подошел к ней сзади, поцеловал в шею и положил обе руки на грудь.

– Вот мы и дома, – пробормотал он. – Сабрина, дорогая моя, теперь мы с тобой дома.

Чуть помедлив, они убрали со стола, сложив посуду в раковину, и вышли прогуляться по городу. Везле раскинулся на холме. Улицы поднимались круто в гору и вели к величественной базилике Ла-Мадлен на самой вершине. В сгущавшихся сумерках Стефани и Леон, взявшись за руки, шли мимо приземистых, оштукатуренных зданий. Они заглядывали в витрины магазинов и картинных галерей – таких крошечных, что едва ли они были шире распахнутых настежь дверей. Наверху, в квартирах, окна были распахнуты. В ящиках для комнатных растений на подоконниках, и в глиняных горшках на мостовой, и у входа в каждый дом цвела герань. Между магазинами попадались дома без единого окна, с запертыми на замок парадным входом и дверью гаража. Глубокие трещины их стен были кое-как скреплены квадратными, ручной работы гвоздями, изготовленными, по-видимому, еще в прошлом столетии. Туристы спускались с холма вниз, где их ждали автобусы. Чем выше поднимались Стефани и Леон, тем тише становилось вокруг. Наконец они добрались до самой вершины, где больше никого не было.

– Вот теперь можно сказать, что Везле принадлежит нам, – шутливо бросил Леон. – До завтрашнего утра, когда все эти автобусы снова вернутся сюда.

– А мне все равно, – ответила Стефани. – И не важно, что в городе много народу и нельзя спокойно пройти по улице. Но все люди вокруг так счастливы. Им нравится быть здесь, они все время улыбаются.

Леон нежно поцеловал ее в губы.

– Похоже, я тоже счастлив, как и они. – Они стали обходить величественную церковь. Ее остроконечная черепичная крыша была увенчана крестом, а узкие изогнутые окна напоминали Стефани изумленно раскрытые глаза. На самом краю вершины, вдоль крутого обрыва, тянулась каменная стена, заросшая травами и дикими цветами. Устроившись на ней, Стефани и Леон разглядывали крутой склон, переходивший в ровные зеленые поля Бургундии, четкие ряды деревьев, плавные изгибы реки Кюр, которая в лучах заходящего солнца казалась извивающимся привидением. За две недели, проведенные в Везле, это место стало у них любимыми.

– Тысячу с лишним лет сюда отовсюду приходят паломники, – сказал Леон. – И они продолжают приходить сюда до сих пор. Да и мы с тобой разве не паломники? Мы пришли сюда в поисках укромного уголка и дома.

Они просидели до темноты, а потом стали спускаться той же дорогой.

– Давай зайдем в мастерскую, – вдруг предложил Леон, когда они уже почти подошли к дому. – Я собирался тебе кое-что показать. Сначала думал подождать, но теперь мне хочется, чтобы ты увидела это сейчас.

Он снял себе мастерскую в доме с винным магазином и мясной лавкой на нижнем этаже. Окна мастерской выходили на север и восток. Днем здесь было много света. Помещение оказалось достаточно просторным, чтобы вместить картины, над которыми он начал работу еще в Гу. Они поднялись по лестнице, он открыл ключом дверь и повернул выключатель. Стефани с порога увидела два своих портрета, которые он почти закончил еще в Провансе, а на другой стене – серию картин, которых еще не видела. Леон отступил в сторону, а она, подойдя поближе, принялась рассматривать их, медленно переходя от одной к другой.

Четко выписанные предметы чередовались на них с мазками, лишь намечавшими то, что хотел сказать художник, но сквозь причудливую цветовую палитру, напоминавшую абстрактную живопись, просматривалось то, что было присуще каждой картине: четверо детей, которые то играли, то сидели на месте, то прятались друг от друга, то поверяли друг другу какие-то тайны, то неслись куда-то.

– Конечно, со временем они станут еще абстрактнее, но в то же время будет более понятной главная мысль, – сказал Леон, пока Стефани не отрываясь продолжала разглядывать картины. – Но это только начало. – Он обнял ее за плечи. – Тебя что-то беспокоит?

– Здесь дюжина картин, и на всех изображены только дети.

– Ну и что?

– Мы с тобой никогда не заводили речь о детях.

– Да, конечно. Мы же еще только узнавали друг друга. К тому же у тебя был муж. Это не тот случай, когда торопят события.

– Но ты же никогда не говорил, что любишь и хочешь иметь детей. Я и сейчас не знаю, хочешь ты их или нет.

– Я всегда любил детей. Мне кажется, они по природе своей непредсказуемы и скрытны. Иной раз даже не знаешь, что и думать – настолько им удается сделать так, что чувствуешь себя лишним, но в то же время они довольно забавны и способны вызвать к себе симпатию, даже любовь. Почему ты смеешься?

– Да потому, что ты говоришь так высокопарно, как будто о внеземных существах. Дети ведь ничем не отличаются от нас, просто они ведут себя более непосредственно. Даже если они держатся скрытно, непосредственности в них все равно больше, чем у нас.

– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

– А то, что им хочется, чтобы их понимали. – Она подошла поближе к висевшим в ряд картинам, прикрепленным к стене кнопками. Казалось, она настолько поглощена ими, что разговаривает сама с собой. – Они дают подсказки окружающим, чтобы те удерживали их от чего-то такого, что им самим кажется неправильным. Клифф вот нарочно сделал так, чтобы я наткнулась на радиоприемник и другие вещи у него в комнате. Он даже не удосужился спрятать…

Она медленно обернулась. Она была бледна как полотно, в глазах застыло испуганное выражение, как у человека, внезапно проснувшегося от яркого света.

– А кто такой Клифф? – спросил Леон.

– Не знаю. Мне кажется, это мой… сын.

– А, может, брат?

– Ах… Да, наверное… Но тогда он должен быть намного моложе.

– И это было бы в порядке вещей. – Он привлек ее к себе. Она уткнулась лицом к нему в шею так, что он чувствовал, как у нее вырываются короткие, прерывистые вздохи, чувствовал, как дрожит ее тело. Мало-помалу она перестала дрожать, и, почувствовав, как она слегка отстранилась, он разжал объятия.

– А что, если это мой сын?

– Тогда наша с тобой жизнь сильно осложнится. Хотя, мне кажется, довольно скоро этот вопрос прояснится. По-моему, сейчас ты начинаешь припоминать все больше подробностей из своей прошлой жизни, правда?

Она горестно всплеснула руками.

– Да, но это обрывочные воспоминания. Если и припоминаю, то лишь кое-что.

– Но из этих обрывочных воспоминаний ты мало-помалу вспомнишь все, что было в прошлом. В один прекрасный день все эти события займут свои места, словно осколки мрамора, из которых художник составляет мозаику. Пока что каждый из них, взятый сам по себе, важен, конечно, но не имеет никакого практического значения, и вот вдруг он становится частью единого и рассказывает, что за этим стоит. Ты веришь в то, о чем я сейчас говорю?

– Да. – Она на самом деле верила тому, что слышала от него. Настанет день, когда она, наверное, все вспомнит.

– Но мы не позволим никаким привидениям или фантазиям вмешиваться в нашу жизнь, – сказал он и снова поцеловал ее. – Мы сами будем строить ее по своему разумению, встречать возникающие трудности такими, какие они есть, и преодолевать их. Мы с тобой еще поговорим о детях, потому что, конечно, я хочу, чтобы у нас были дети. Раньше не хотел, а теперь хочу, и, наверное, именно поэтому я и написал все эти картины. Бывает, что я вижу свои мечты на бумаге и понимаю: они приходили ко мне в голову раньше. А что ты об этом думаешь?

– Да, конечно. – Она почувствовала, как что-то словно сжалось у нее внутри. Как будто она только что солгала и поняла, что не должна позволять себе этого; у нее нет никакого права заставлять Леона страдать, оттого что в ней по-прежнему пустота, как бы счастлива и довольна она ни была. Но она любит его, не представляет себе жизни без него, и поэтому, поцеловав его, она сказала:

– Да, я тоже хочу, чтобы у нас с тобой были дети.

– А Робер обвенчает нас прямо здесь, в Везле. Любовь моя? – Наклонившись к самому лицу Стефани, он целомудренно поцеловал ее в губы. – Ты выйдешь за меня замуж? Я ведь раньше никогда тебя об этом не спрашивал.

– Да, – снова ответила Стефани. – Да, да, я согласна. Но… не сейчас. Мы же еще не знаем, что мне удастся вспомнить. Может быть, стоит повременить несколько месяцев, год или еще немного? Какое это имеет значение, если мы все равно живем с тобой вместе?

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, – тихо произнес он. – Не хочу ждать. Не хочу жить с тобой так, как сейчас. Ведь при такой жизни о создании семьи даже не задумываешься. Сабрина, я хочу, чтобы мы с тобой стали друг для друга всем, а не просто жили вместе. Я не стану тебя принуждать, скажу лишь, что я очень хочу, чтобы мы с тобой поженились.

Сказанное им окончательно убедило ее. Что бы ни ждало их в будущем, они все будут преодолевать вместе.

– Тогда нужно будет попросить Робера приехать в Везле, – сказала она.

– Сегодня вечером позвоним ему.

Выключив свет, они вышли из дома и заперли дверь мастерской. Спустившись по узкой лестнице, они отправились в тусклом свете единственного фонаря вниз по пустынной улице к своему дому. Леон распахнул калитку, и они вошли во дворик. На столике оливкового дерева, за которым они до этого ужинали, все еще горела свеча. Из окон их дома лился мягкий свет и окутывал золотистым сиянием гибкие ветви глицинии, вьющуюся по стене бугенвилию, розу, их лица, обращенные друг к другу.

– Я люблю тебя. И так благодарна тебе за то, что ты подарил мне любовь.

Он еле слышно рассмеялся.

– Это мне нужно тебя благодарить. Когда-то в жизни меня не интересовало ничего, кроме живописи, а все остальное отошло на задний план, казалось второстепенным, не столь важным. Благодаря тебе у меня появилось то, что важнее всего. Ты дала мне ощущение полноценности жизни.

Он отпер ключом массивную деревянную дверь, они вошли в дом и поднялись вверх по лестнице.

– А как же посуда? – пробормотала Стефани.

– Да, это очень важно, – с деланной серьезностью ответил Леон, длинными, тонкими пальцами расстегивая пуговицы ее белой блузки. – Вот ужас, что она осталась немытой.

Они легли в постель и принялись ласкать друг друга. Их страсть становилась все сильнее, с тех пор как они покинули Кавайон. Все, что связывало их раньше, казалось пустяком в сравнении с безумной любовью, которой они пылали друг к другу сейчас. Их тела сплетались в едином порыве в их собственном доме в городке, где их никто не знал. Позже, когда они лежали рядом, улыбаясь друг другу при свете лампы, Стефани поцеловала его и сказала:

– Знаешь, сейчас мне кажется, что мне больше ничего и не нужно. Если я так и не узнаю больше того, что знаю о самой себе сейчас, то, пожалуй, и не буду стремиться к этому.

– А, по-моему, так будет не всегда. Хотя это не имеет значения. Что бы ты еще ни узнала о себе самой, я не могу представить, чтобы наши с тобой отношения от этого изменились. Такую любовь, как у нас с тобой, нельзя убить. Она вечна. Господи, послушай, по-моему, кто-то звонит в дверь, а? Ведь в Везле все сейчас, наверное, уже спят.

Стефани немного испугалась.

– Может быть, это преследователи?

– Нет, нет, такого не может быть. Ты и сама это знаешь. Друг Робера наблюдает за нашим домом, рядом с ним не должно быть никого из посторонних. К тому же мы уезжали из моего дома в Гу, а не из Кавайона. Может быть, это какой-нибудь торговец? Не будем обращать на него внимания, ладно?

– Хорошо. – Но звонок раздался еще раз, потом еще, и Стефани почувствовала, что начинает дрожать.

– Нет, тут что-то другое. Что-то… что-то… Господи, что это на меня нашло?

Леон сел на кровати.

– Ты испугалась. Я сейчас спущусь вниз.

– Нет, я не испугалась, не в этом дело. Просто… – Она спрыгнула с кровати. – Я сама схожу. Это, наверное, ко мне.

Он удивленно вскинул брови.

– Откуда ты знаешь?

– Не знаю. – Набросив шелковый халат в ярких голубовато-зеленых тонах, который Леон купил ей в Авиньоне, она провела всей рукой по волосам. – Я сейчас вернусь.

– Я с тобой. Подожди. Куда делся мой халат?

– По-моему, лежит в другом шкафу. Все будет в порядке, Леон, не волнуйся. Я мигом.

Пока она сбегала с лестницы, ей было слышно, как Леон открывает шкаф в соседней комнате. Она представила, как он роется в одежде, которая еще не разобрана. Спустившись по лестнице, она прошла через крошечный вестибюль и открыла дверь.