Текст книги "Паутина"
Автор книги: Джудит Майкл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)
Глава 13
– Доброе утро, миссис Андерсен, – поздоровался дежурный в гараже. – Надолго вы сегодня?
– Часа на три, Хуан. – Она сунула выписанную ей квитанцию в сумочку и достала с заднего сиденья портфель и плоский чемоданчик. – Как погуляли на свадьбе у приятеля?
– Здорово! После такого начала главное – не развестись. Приятно, что вы помните. Помыть вашу машину? Время у меня сегодня есть.
Она хотела отказаться, потому что обычно этим занимался Клифф. Но в последнее время он не пропускал ни единой тренировки по футболу и возвращался домой совершенной измученный. Какая-то отчаянная решимость овладела им и не давала покоя с раннего утра до позднего вечера. В самом деле, почему бы машину не помыть кому-то другому?
– Да, пожалуйста. И заодно попробуйте вывести пятно на заднем сиденье. Кажется, это от мороженного, или – от пиццы.
Он усмехнулся.
– Хорошо, мэм. Да, с детьми не соскучишься. Записать на ваш счет?
– Да.
Она вышла из прохлады гаража и оказалась на жаркой Дирборн-стрит. Во влажном воздухе повис дымок выхлопных газов, запах цыплят на вертеле, из цветочного магазина – слабые, слегка терпкие ароматы гвоздик. Конец июля, мелькнула у нее мысль. Да, жарче, наверное, просто не бывает. И почему Мадлен сказала, что в августе будет еще жарче?
Дойдя до «Дома Конера», она толкнула входную дверь, и та легко распахнулась. Верн, наверное, уже здесь, удивилась она. Обычно они с Конером ждали его минут пятнадцать, затем слышны были его неторопливые шаги, и, наконец, появлялся он.
Сейчас ее шаги гулко отдавались в полной тишине. Она поднялась по лестнице и вошла в комнату, которую они приспособили под офис, убрав мусор.
– Доброе утро, – поздоровался Вернон Стерн. – Что, удивлены?
– Да. – Она улыбнулась в ответ на его смущенную, но в то же время искреннюю усмешку. Он был похож сейчас на мальчишку, устроившего засаду, чтобы выкинуть что-нибудь неожиданное. А ведь он очень красив, подумала она. Сабрина ловила себя на этой мысли всякий раз, когда его видела: от влажного воздуха белокурые волосы вились сильнее, но все равно выглядели аккуратно. В джинсах, ковбойских ботинках и голубой шелковой рубашке, расстегнутой у ворота, у него был неряшливо-щегольской вид.
– А это – главная моя цель – произвести на вас впечатление. – Взяв у нее чемоданчик с образцами, он положил его на стальной столик, стоявший в центре комнаты, на котором уже лежали рулоны его чертежей и утренняя газета.
– Что здесь? Тяжелый, словно там камни.
– Здесь образцы пород дерева, красок, кафельной плитки и кварцитов. Так что вы правы – тут действительно камни.
Они рассмеялись, а потом Сабрина открыла портфель и достала три папки с листами.
– Здесь мои наброски и эскизы, я закончила их вчера поздно и не успела как следует все проверить. Если бы вы могли через недельку сказать свое мнение, я была бы вам очень признательна.
Взяв один из листов, он стал внимательно его рассматривать.
– Отлично. Производит впечатление законченности. Кварциты в прихожих двухкомнатных квартир. Это мне нравится. А в прихожих квартир поменьше? – Он перевернул несколько страниц в обратном направлении. – Шиферные плитки. Темно-зеленого цвета. Прекрасный выбор. И шестидюймовые плинтусы, прекрасно. Надеюсь, Билли пойдет на эти расходы, ведь в таком старинном доме без них не обойтись. А вы отлично чувствуете традиции, в лучшем смысле этого слова. Мне еще не доводилось встречать художников-дизайнеров с таким чувством стиля. Это качество скорее присуще европейцам, но не американцам. – Вскинув голову, он посмотрел на нее. – Вас, наверное, это здорово забавляло, когда вы все это рисовали.
– Лучше всего интерьер получается тогда, когда работа увлекает и забавляет от души.
– Согласен. У меня и в мыслях не было вас критиковать. Самые мрачные здания из тех, что я проектировал, были построены по заказам клиентов, которые не переносили ничего развлекательного или забавного в интерьере. Вообще говоря, я те работы просто ненавижу.
– Тогда почему вы беретесь за такие проекты?
– Потому что когда работаешь в одиночку и зависишь от капризов клиентов, то для тебя важнее всего – быть все время на виду. А сам тем временем стараешься во всем достичь совершенства. Успех и слава в итоге – замечательные вещи: ведь тогда всегда есть возможность сказать «нет». Мне кажется, я буду известен еще какое-то время.
– Надеюсь, что так. Ведь успех и известность придают человеку ощущение собственной силы, значительности и чувство самоуважения.
Он с любопытством посмотрел на нее.
– А откуда вы знаете, что это такое – сознавать, что твоя жизнь зависит от прихотей взбалмошных, богатых, скучающих людей? Они занимают видное положение в обществе и очень самонадеянны.
– Я читала об этом.
– Иными словами, вы просто не хотите говорить. Предпочитаете обходиться туманными намеками на прошлое… А мне бы хотелось о нем услышать. – Сабрина молчала. – Нет, правда, хотелось бы. Вы очаровательная женщина, Стефани, но кроме того вы не укладываетесь в привычные рамки. Хозяйка загородного дома, владелица антикварного магазина, чертовски талантливый художник по интерьеру… но я чувствую, вы способны на большее, гораздо большее, но, черт бы меня побрал, если я знаю, на что именно!
– А с чего вы взяли, что это вас касается? – ледяным тоном заметила она.
– Потому что я терпеть не могу тайн. Я привык видеть вещи такими, как они есть: я же разрабатываю проекты домов, а не пишу стихи. Вы как-то говорили мне, что ваше детство прошло в Европе, поэтому понятно, откуда у вас такое произношение и, как мне кажется, уважительное отношение к традициям, но в вас есть что-то еще. Словно внутри вас живет второй человек, ведь вы держитесь так настороженно, чуть ли не скрытно. Да, узнать вас – задачка не из легких. – Он помедлил, ожидая ответа, но Сабрина смотрела ему прямо в глаза и молчала. – Знаете, очень сложно вот так ничего не говорить. В большинстве своем люди стараются как-то заполнять паузу. Но вы не из тех, кто болтает без умолку. И это тоже кажется очаровательным. – Он снова сделал паузу. – Ну, может, как-нибудь в другой раз, я ведь не из тех, кто легко сдается. – Вернувшись к папке, он бегло просмотрел несколько листов. – А что, в квартире супер-люкс, в спальне будут двустворчатые двери?
– Да, в вашем проекте здесь просто дверь, но квартира расположена в самом конце коридора, а потом идет вестибюль. И я подумала, что хорошо бы разыскать какой-нибудь старый витраж – он будет здесь хорошо смотреться.
– Пожалуй. Отличная идея. А вы знаете, где взять этот витраж?
– Попробую раздобыть в «Сэлвидж уан». К тому же у меня есть перечень магазинов, где это можно достать.
– Значит, вы знаете «Сэлвидж уан»? Мечта всякого художника по интерьеру.
– Да, хотя по-своему жуткое место, вам не кажется? Сколько там остатков снесенных зданий – двери, оконные рамы, каминные решетки, раковины, настенные бра. Ведь все это – словно обломки чьих-то надежд, мечтаний, трагедий. Когда я поднимаюсь с этажа на этаж, у меня такое чувство, словно я слышу чей-то тихий голос, и он нашептывает мне на ухо, что все так недолговечно и хрупко, так преходяще, что мы должны записывать все, что говорим и делаем, иначе это уйдет в небытие…
– Да, у меня там тоже было такое чувство. Но дело не только в этом: мы не должны слишком верить чему бы то ни было – ведь все пройдет.
– О, нет! Дело не в доверии, не в вере или любви. Если что-то кажется нам хрупким, то это само по себе – не причина для того, чтобы не верить. Скорее, наоборот, основание, чтобы верить еще больше, чтобы это защитить.
– У вас есть вера. Меня это восхищает.
Взглянув друг на друга, они улыбнулись. Мне он очень нравится, мне нравится с ним работать, мелькнула у Сабрины мысль.
– Может быть, поговорим еще об эскизах?
– Ну что ж, давайте посмотрим. – Он перевернул еще несколько листов. – А что это за вопросительные знаки? Вы здесь еще не пришли к определенному решению?
– Нет, это те места в проекте, по которым Билли, вы и я расходимся. Скажем, он считает, что кварциты – слишком дорогой материал. Надеюсь, сегодня нам удастся большую часть этих разногласий преодолеть.
– Наверняка. – Закрыв папку, Стерн уселся на краешек стола, болтая ногой. – А где вы работаете? У вас есть свой офис?
– Пока пользуюсь чердаком в этом доме. А почему вы об этом спрашиваете?
– У нас в фирме есть свободная комната. Если хотите, пользуйтесь ею.
Она удивленно вскинула брови.
– Это очень щедрое предложение.
– Да нет, напротив, очень эгоистичное. Просто мне хочется чаще вас видеть. – Его глаза удивительного голубого оттенка пристально изучали ее. Сабрине даже показалось – чуть ли не ощупывают ее – на ней была длинная юбка из кисеи, напоминающая одежду индианки, блузка из чистого хлопка с глубоким вырезом. Он взял ее руку. – Знаете, Стефани, мне так нравится с вами разговаривать, и работать тоже. Я думаю о вас, когда вас нет рядом; вы являетесь ко мне как бы незримо, когда я занят другими делами. Потом я уже думаю только о вас. Мне это нравится, нравится, что вы рядом. Мне симпатичны ваше спокойствие, загадочность, ваш образ мыслей. Кроме того, вы изумительно красивы. Всякий раз, когда мы заканчиваем здесь очередной рабочий день, я чувствую, будто меня обманули, потому что мне мало того, что вы мне даете. И еще мне кажется: вы думаете так же, как и я, вы сами хотели бы остаться. – Он немного помедлил, словно ожидая, что она согласится с этим. Она молчала, и он продолжил: – И, знаете, нам с вами хорошо работается вместе. Я представляю, как вдвоем мы будем работать над множеством разных проектов, гораздо крупнее этого.
Сабрина задумчиво кивнула.
– Да, нам хорошо работается вместе. – Удивительно, подумала она: столь привлекательный внешне мужчина может вести себя так грубо. Это говорит о том, какой путь я прошла после своей жизни в Лондоне. Тогда меня бы нисколько не удивило подобное двусмысленное предложение какого-нибудь безупречно воспитанного господина из высшего общества. И ведь для того, чтобы оно показалось более выгодным, он обещает, пользуясь своим влиянием, обеспечить меня заказами, причем крупными заказами.
Она подумала о Гарте и улыбнулась про себя. И в голове теперь не укладывается, что в ее жизни может быть другой мужчина. Когда-то она могла представлять себя то за обедом, то в театре, то в постели с тем или иным знакомым, но теперь она даже подумать об этом не хотела. Мне не нужен никто, кроме Гарта, сказала она про себя. Этот Вернон Стерн просто смешон, воображая, что я страстно хочу броситься ему на шею, когда на самом деле мне хочется домой.
Сначала он мне нравился, мелькнула у нее мысль, а теперь – нет. Теперь я просто восхищаюсь его работой.
– Ну ладно, – сказал он и усмехнулся, словно мальчишка. – Вы можете перебраться в эту комнату, когда захотите, только дайте мне знать, чтобы я предупредил секретаршу.
– Я все равно не собираюсь ею пользоваться. – Выдернув руку, она отошла. – Спасибо, Верн, но меня вполне устраивает моя нынешняя жизнь.
Она хотела этим ограничиться, потому что сказала все, что могла сказать сейчас о себе, но потом решила продолжить дружелюбным, хотя и несколько холодноватым тоном, словно размышляя. Ей казалось, что это даст им возможность и дальше плодотворно работать вместе – над нынешним проектом или любым другим.
– Я действительно во что-то верю. Например, в то, что я делаю, а также – в удачу и чудо. Потому что мне кажется, что в мире все очень сложно, столько всяких неожиданностей, которые мгновенно могут изменить жизнь человека до неузнаваемости. И если мы обретаем любовь, работу, семью, дом, если можем сделать так, чтобы все это гармонично слилось и дополняло друг друга, то во многом обязаны удаче и – чуду. И это такой неповторимый, такой редкий подарок судьбы… И всем этим пожертвовать ради любовной интрижки? Это все равно что бросить вызов богам, надеясь на еще одно чудо. Мне не хватает смелости на это.
Воцарилось молчание. Повернувшись к столику, Стерн медленно раскатал рулоны со своими чертежами, словно ища в них утешения. Прижав углы одного из листов большим степлером и рулеткой, он помедлил минуту, а затем снова повернулся к Сабрине.
– Вы счастливая женщина, – наконец непринужденно ответил он. – Похоже, боги уже дали мне мою долю удачи и чуда, сделав меня архитектором. Причем хорошим, даже великим, как считают некоторые. Но когда речь заходит обо всем остальном, что есть хорошего в жизни – любовь, семья, дом, – то здесь удача от меня отворачивается… Стефани? Что случилось?
Она смотрела мимо него, на стол. Разворачивая чертежи, он подвинул сегодняшний номер «Чикаго трибюн», и Сабрине бросился в глаза заголовок статьи в центре первой полосы, и фото административного корпуса Среднезападного университета.
Комитет палаты представителей расследует, как университеты расходуют государственные средства.
– Прошу прощения, – сказала она и взяла газету.
Конгрессмен Оливер Леглинд, председатель комитета палаты представителей по науке, космосу и технике, объявил сегодня о начале расследования финансового положения колледжей и университетов. Проверка расходования правительственных субсидий начата в ответ на поступающие жалобы об участившихся случаях несоблюдения законодательства, о неоправданных тратах средств и мошенничестве.
В числе университетов, где будет проводиться расследование, фигурирует и Среднезападный университет в Эванстоне.
Рой Струд, главный юрисконсульт комитета, назвал профессора Среднезападного университета Гарта Андерсена в числе тех, кто будет вызван на заседание комитета в качестве свидетеля. «Профессор Андерсен признал, что ряд университетов повинны в злоупотреблениях, – заявил сегодня мистер Струд, – но при этом обвинил комитет – до начала расследования и заслушивания свидетелей – в кознях, якобы для того, чтобы разжечь ярость избирателей и направить их гнев на университеты».
По словам мистера Струда, в числе профессоров, которые будут вызваны для свидетельских показаний, также…
– Прошу прощения, – повторила Сабрина и выбежала в коридор, где был установлен радиотелефон. По лестнице поднимался Билли Конер.
– Верн у себя, – сказал она и, схватив телефонную трубку, набрала рабочий номер Гарта в университете.
– Он уже здесь? Что с ним случилось – он начал новую жизнь?
– Вряд ли. – В телефонной трубке был слышен автоматический набор номера, а она мысленно представила себе офис Гарта, в котором сейчас никого нет. – Билли, мне нужно будет уйти сейчас. Все мои эскизы там, в офисе. Посмотрите их с Верном и позвоните мне потом.
– Нет, нет, так не… – Он запнулся, увидев, как она, наклонив голову, тихо сказала что-то в телефонную трубку. – Жду вас, – пробормотал он и ушел.
– Он сейчас в лаборатории, миссис Андерсен, – ответила секретарша. – Профессор Коллинз выехал в город по делам и попросил профессора Андерсена провести вместо него лабораторное занятие, которое занимает очень много времени, ведь оно – последнее перед летней сессией. А что случилось? Сегодня утром звонили уже трое репортеров.
– Вы можете передать ему то, что я скажу?
– Я могу сходить в лабораторию. Вы не против?
– Да. Пожалуйста. Скажите, чтобы он мне перезвонил… нет, скажите, что я еду домой. – Я хотела поставить телефон в машине, но он счел это излишним. Я думала, что по сравнению с миссис Тиркелл телефон в машине – сущий пустяк, но, видимо, ошибалась. —Передайте, что я позвоню ему в офис через четверть часа. И вот еще что, Делия, гоните репортеров подальше. Вы можете это сделать?
– А может, вам лучше позвонить в офис профессора Коллинза? Там его никто не найдет.
– Отлично. – Какая все-таки умница Делия, все понимает с полуслова! Надо будет поговорить с Гартом, чтобы ее повысили, – подумала Сабрина. – Скажите, как туда позвонить.
Записав номер телефона, она направилась в офис, но тут же передумала и позвонила домой.
– Миссис Тиркелл, сегодня никто из репортеров нам не звонил?
– Звонили трое или четверо, госпожа. Все хотели поговорить с профессором Андерсеном. Я ответила, что понятия не имею, когда он вернется.
– Спасибо. – Какая удача, что мы имеем дело с такими осмотрительными женщинами, мелькнула у нее мысль. – Если будут звонить снова, говорите то же самое. А если Клифф и Пенни вернутся из летнего лагеря, а меня еще не будет, скажите, чтобы они побыли дома и дождались меня.
Билл Конер и Стерн ждали ее, на столике перед ними лежал раскрытый номер «Трибюн».
– Это ваш муж?
– Да. Прошу прощения, Билли, но мне придется уехать.
– Из-за этого? А что стряслось? Он сходит на слушания, расскажет, что тратит деньги на научные исследования или бог знает еще на что, и вернется домой. Конечно, фраза насчет козней была ни к чему, вы уж извините, тут он сглупил, но на виселицу людей за это не отправляют. Неужели он без вас не справится?
– Я хочу быть с ним. Когда Рой Струд приезжал, он ясно дал понять, что им с Леглиндом нужно раздуть грандиозный скандал, выставить себя героями, которые борются с негодяями. Леглинд выставляет себя героем. Как по-вашему, кому достанется роль негодяев?
– Вы имеете в виду своего мужа? Но он всего лишь профессор. Нет, этим ребятам нужны фигуры покрупнее: вице-президенты корпораций по финансам, президенты банков, биржевые маклеры… они привлекают больше внимания, потому что ворочают большими суммами и никто их не любит, разве что их собаки. Вы слишком серьезно ко всему относитесь, Стефани. Это оттого, что ваш муж работает в университете. Такие люди, как вы, утрачивают ощущение реальности.
Она нетерпеливо качнула головой.
– Леглинду нужна карьера, и он собирается использовать для этого университеты. Ему не нравятся профессора, а они так уязвимы: живут обособленно, ничего не видят и не слышат вокруг, пока их не подомнут.
– Делать карьеру ему не нужно, ведь он уже возглавляет один из самых влиятельных комитетов в конгрессе. Послушайте, я знаком с Оливером Леглиндом, мы росли вместе. Я вложил в его избирательные кампании денег больше, чем жители его штата, может, даже больше, чем вообще кто-либо. Он не собирается никого под себя подминать. Что же касается карьеры, то не знаю, что вы имели под этим в виду, но она ему тоже ни к чему.
– Я и понятия не имела, что вы с ним знакомы. Тогда вы, наверное, лучше, чем большинство людей, знаете, что у него на уме. Да, он и сейчас достаточно влиятельный человек, но, возможно, быть членом палаты представителей ему уже мало. Может, он хочет баллотировать в сенат? А он никогда не заводил речь о Белом доме?
Конер переменился в лице и, подумав минуту, ответил:
– Все они рано или поздно заводят речь о Белом доме.
– В самом деле? Так уж и все? Может, вы и правы, но сейчас меня интересует только Оливер Леглинд. Он снискал репутацию практичного политика в бюджетных вопросах, не считая проектов в своем штате. Теперь, похоже, он намерен продемонстрировать свой практичный подход в отношении профессоров и средств, выделяемых правительством в виде субсидий на университеты. Им не позавидуешь: ведь они не могут похвалиться, что каждый получаемый ими доллар превращается в товар, который можно купить в «Уол-Март». Так что сейчас, когда Леглинд точит на профессора Андерсена зуб, и я могу быть полезна мужу, я буду рядом с ним.
Воцарилась пауза. Конер взял газету со стола.
– Здесь написано: «Профессор Андерсен признал, что ряд университетов повинен в злоупотреблениях».
– Видимо, это попало в статью со слов Роя Струда, который пытается здесь цитировать Гарта. Я бы на месте Леглинда не стала принимать эти слова на веру. Но предположим, он в самом деле так сказал. Злоупотребления есть везде. И в правительстве тоже, если уж на то пошло.
Конер рассмеялся.
– Верно. У этой публики в Вашингтоне богатый опыт по части злоупотреблений. А что, ваш муж не собирается в ближайшее время вывести парочку генов, которые можно будет купить в «Уол-Март»? [28]28
«Уол-Март» – супермаркет широко известной в США фирмы. Предлагает товары для покупателей со средним достатком. – Прим. ред.
[Закрыть]
Сабрина улыбнулась.
– Боюсь, что нет.
– Но ведь он не мог бы заняться выведением новых пород крупного рогатого скота или еще чем-нибудь… скажем, повышением надоев молока или уменьшением содержания жира в говядине. Я говорю о качестве того, что мы едим, понимаете?
– Есть ученые, которые работают в этих областях.
– В университете, которым руководит ваш муж?
– Да. И эта работа будет продолжаться до тех пор, пока у них есть деньги. Научные исследования невозможны, если некому покрывать расходы на них.
– А что же сами университеты?
– Они и покрывают их настолько, насколько хватает средств.
– И не транжирят деньги, выделяемые правительством?
– Может, и транжирят. Не думаю, что кому-нибудь на сегодняшний день удалось приобрести способ окупать каждый вложенный пенни. [29]29
Пенни (пенс) – от англ. penny. В США – разговорное выражение, означающее монету в один цент. – Прим. ред.
[Закрыть]А вам самому это удавалось? Скажем, при строительстве своего дома или перепланировке этого здания?
– Но я считаю каждый пенни.
– Я не об этом спрашиваю. Билли, неужели у вас не было ни одного проекта, когда деньги не окупились и были потрачены, таким образом, впустую? – Она помедлила. – Ладно, так или иначе, не в этом главное. Теперь, когда ваш друг точит зуб на моего мужа, я хочу быть рядом с ним и уезжаю к нему. Я вам позвоню…
Конер недовольно крякнул.
– Может, я сам поговорю с Олли. Посмотрю, что он задумал. Довольно скоро ему понадобятся деньги. У них в палате представителей всегда так бывает, черт побери! Не успеют победить на выборах и устроиться на новом месте, как опять нужны деньги на очередную предвыборную кампанию. Ума не приложу, откуда у него берется время проверять профессоров или кого-то еще! Вы правы, черт побери! Злоупотреблений кругом пруд пруди, это ни для кого не секрет. А если так, то с какой стати искать их именно здесь? Послушайте. Я с ним поговорю. Так что сегодня оставайтесь с Верном и завершите работу над чертежами. Ладно?
– Нет, сегодня мне нужно быть с Гартом. Если вы хотите…
– Но сегодня пятница! Вы будете с ним весь уикэнд!
– Билли, если вы хотите поговорить с конгрессменом, то сделайте это как бы от своего имени, а не от имени моего мужа. Хотя будет интересно послушать, что тот скажет. Позвоните мне домой. В любое время.
Сабрина попрощалась, пожала им руки, взяла портфель и, выбежав из здания, быстро дошла до гаража.
– Я не успел ее помыть, миссис Андерсен. Вы же говорили – у меня три часа.
– Ничего страшного, Хуан, в другой раз.
Выехав на Шеридан-роуд, она остановилась у бензоколонки и еще раз позвонила Гарту.
– Ты читал сегодняшнюю «Трибюн»?
– Да, только что. У Чака оказался свежий номер. Не волнуйся. Неприятная история, конечно, но мы постараемся все уладить.
– Я еду домой.
– Это ни к чему.
– Я хочу быть дома. Гарт, по-моему это больше, чем неприятная история.
Она услышала, как он постукивает карандашом по столу.
– Мне тоже так кажется. Хотя у меня не было времени хорошенько все обдумать. У нас здесь столько всего интересного! Сегодня утром я встречался с Лу и читал его работу… ладно, потом расскажу.
– А работа готова? Ты собираешься отправить ее в редакцию журнала?
– Да, готова, пошлю ее на следующей неделе. Я рад, что ты возвращаешься домой. Нам о многом нужно поговорить.
– Гарт, не давай никаких интервью репортерам, ладно? Мне сначала надо рассказать тебе про Билли Конера.
– А он тут при чем?
– Он знаком с Леглиндом. Похоже, Леглинд зависит от его денег. Билли обещал с ним поговорить. Обсудим все дома, хорошо?
Оставив машину на подъездной аллее, она прошла по дорожке к дому и увидела Гарта и Лу. Они сидели в креслах-качалках на веранде со стороны парадного входа и оживленно беседовали. Спустившись по ступенькам крыльца навстречу, Гарт поцеловал ее.
– Я не мог его отослать, он слишком возбужден. У него сейчас решающий момент, по большому счету он уже не студент, а ученый.
Повернувшись, Сабрина улыбнулась Лу.
– Однако вид у него не очень счастливый.
– Знаю. Я спросил, не случилось ли чего. Он говорит, нет. Может, он беспокоится, примут ли в редакции его работу, хотя я ему уже раз десять говорил, что я уверен – примут. Значит, до конца года ее могут опубликовать. Не понимаю, что его беспокоит. Правда, мне некогда было об этом задумываться.
– Тем более что нам с тобой есть о чем подумать.
Спустившись по ступенькам, Лу подошел к ним.
– Мне пора. Профессор, мне хотелось бы поговорить с вами еще раз. Может, завтра…
– Лу, в этот уик-энд не получится. Но мы же все обсудили, теперь остается только ждать ответа из редакции.
– Да, но только после того, как вы отправите мою работу.
– Я же сказал, что отправлю на следующей неделе.
Помявшись, Лу кивнул.
– Спасибо. – Его голос звучал как-то странно: вежливо, но бесстрастно и отрешенно.
– Как странно, – сказала Сабрина, провожая его взглядом. – Ты гораздо более взволнован, чем он. А говорил, что он возбужден!
– Когда он пришел, то вел себя, как одержимый. А перед уходом разве что не спал на ходу. Может быть, все-таки встретиться с ним завтра?
– Гарт, а может, все-таки стоит отнестись внимательнее к тому, что происходит между профессором Андерсеном и Оливером Леглиндом? А то это похоже на очередной крестовый поход.
Усмехнувшись, он обнял ее за плечи, и они стали подниматься по лестнице на веранду.
– Я рад, что ты дома. Рад, что ты со мной. Я люблю тебя.
Обнявшись, они поцеловались.
– Так приятно, когда твои руки обнимают меня, – выдохнула Сабрина. – Я так скучаю, когда ты не со мной. – Но через минуту она с улыбкой отстранилась. – Для таких поцелуев слишком жарко. А вот и чай со льдом! Как здорово!
– Это миссис Тиркелл. Когда я вернулся домой, она как раз его заваривала.
– Она дома?
– Пошла в магазин. Скоро вернется. – Бросив кубики льда в два бокала, он налил в них чай из запотевшего от жары кувшина. – И что же сказал твой Билл Конер?
– Кажется, он собирается попросить Леглинда точить зуб на кого-нибудь еще.
– С какой стати?
– По-моему, мне удалось его убедить в том, что университеты – не сборище растратчиков и взяточников. Кроме того, он заинтересован в том, чтобы я закончила его проект и не отвлекалась на эти слушания.
– А с какой стати Леглинд его послушает? Впрочем, ты говорила, что Конер дает ему деньги.
– Он дал мне понять, что только он финансирует политическую карьеру Леглинда. Это может значить, что Конер либо дает ему большие деньги, либо делает на нем большие деньги, а может, и то и другое.
– Ты попросила его переговорить с Леглиндом?
– Гарт, конечно, нет! Прежде всего я не уверена, что это нужно делать.
– Наверное, ты права. А что ты ему сказала?
– Сказала, что если он собирается говорить с Леглиндом, то пусть сделает это от своего имени, а не как лицо, уполномоченное Андерсеном. Интересно будет узнать, что тот скажет.
– Ну что ж, хорошо. – Залпом осушив бокал, Гарт вновь наполнил его. Они посидели в молчании.
– Ты вспылил, разговаривая со Струдом, – вспомнила Сабрина.
– Да, не смог сдержаться. Я сказал себе, что нужно быть повежливее, но уже после этого.
– А фраза насчет злоупотреблений в университетах?
– Тут есть неточность. Я говорил, что если растраты имеют место в каких-то университетах, то это еще не предлог для нападок на научные исследования в целом.
– Так… А фраза насчет ярости и гнева избирателей?
– Да, тут я неудачно выразился.
– Пожалуй. – Она с улыбкой поглядела на него. – Я люблю тебя. Не надо было начинать с ним разговор, если ты знал, что не можешь сдержаться.
– Ты права. Тем более, что и раньше со мной так бывало. Не надо было.
– Когда они пригласят тебя в качестве свидетеля, как ты думаешь?
– В сентябре-октябре, а может, попозже. Похоже, они не слишком торопятся. Пока что им нужно поднять как можно больше шума.
– Однако тебе удалось собрать деньги для института.
– В основном – да. Было бы хуже, если бы мы сейчас только начинали кампанию по сбору средств. И все-таки я предпочел бы, чтобы все наши доброжелатели еще месяца два не встречали в газетах сообщения о том, как в Среднезападном университете якобы сорят деньгами.
– Это тебя и беспокоит?
– Отчасти. Меня, наверное, снимут с должности директора, если в конгрессе решат, что создание нашего института – пустая затея.
– Тебе ничто не грозит, ведь никто не осмелится обвинить тебя в стремлении к личному обогащению.
– Зато обвинят в стремлении прославиться, чтобы все время быть на виду.
Сабрина подумала о Верноне Стерне.
– Для некоторых людей это в самом деле важно, но не для тебя.
– Скажи об этом конгрессмену.
Они помолчали. Терраса была погружена в тень, но на солнце, во влажном знойном воздухе, струившемся с неба, все предметы шевелились, словно нарисованные на колышущемся занавесе, отчего улица казалась старинной выцветшей картиной. Сабрина шевельнулась и убрала руку с руки Гарта.
– Сегодня мне пришла в голову мысль: надо записывать все, что мы делаем и о чем думаем, ведь все это может исчезнуть без следа.
– Не очень удачная мысль. То, что есть у нас с тобой, никогда не исчезнет бесследно.
– Я думала о нашей улице – нашей тихой, спокойной и уютной. Она такая и есть… но и на ней могут произойти какие-нибудь неприятности.
– Которые мы с тобой будем встречать вместе. Встречать и преодолевать. – Они услышали, как зазвонил телефон. – Черт, всякий раз, когда миссис Тиркелл нужна нам, ее не бывает на месте! Я сейчас вернусь.
Сабрина задумчиво смотрела перед собой. Да, неприятности могут быть. Но если бы мы не были вместе всей семьей, все было бы серьезнее.
Вернувшись, Гарт снова наполнил бокалы чаем со льдом.
– Клаудия звонила. Твой Билли Конер не бросает слов на ветер и не теряет времени. Судя по всему, не успела ты уйти, как он позвонил Леглинду. Леглинд вскоре позвонил Клаудии и сказал, что, как показали состоявшиеся у них беседы, нарушения в Среднезападном университете носят совершенно безобидный характер по сравнению с другими учебными заведениями, а поскольку время у него ограничено, они займутся лишь наиболее вопиющими случаями и, стало быть, никого из нас не станут вызывать в качестве свидетелей.
– Как, оказывается, легко его подкупить.
Обняв, Гарт поцеловал ее.
– Ты – замечательная женщина. Интересно, говорил я тебе об этом в последнее время или нет? Но, дело в конце концов не в том, нужно ли нам давать свидетельские показания или нет, а в том, что можно подкупить члена конгресса. Клаудия сейчас рвет и мечет, да и мне это не нравится. Плохо уже то, что он продается. И, кроме того, хотя газетная шумиха и возобновится, но слухи теперь никуда не денутся. Нет, мы не должны оставлять это дело просто так.
Снова прильнув к нему, она посмотрела на него.
– Ты собираешься добиваться публикации опровержения? Но у тебя же нет возможности для этого. Если только не обратиться вновь за помощью к Билли, но у меня в голове не укладывается, что ты или Клаудия на это пойдете.
