Текст книги "Гадюка на бархате (СИ)"
Автор книги: Дина Смирнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)
Карл смерил друга долгим взглядом, и тот начал понимать, что из его просьбы помиловать «изменника» ничего хорошего не выйдет.
– Так и быть, на этот раз прощаю тебе заступничество за предателя, – голос Карла прозвучал непривычно холодно. – Но лишь потому, что твоя собственная верность не вызывает у меня никаких сомнений. И впредь я не потерплю таких высказываний о моих решениях.
– Как вам будет угодно, ваше величество, – на лице Вильгельма не отразилось и тени досады, но всё же капитан гвардии прекрасно понял, что его отношения с другом уже не будут отличаться былой непринуждённостью – императорский статус вознёс Карла на совершенно новую высоту, безнадёжно отдалив от прежде близких ему людей.
– Ну, если этот вопрос мы уладили, – Карл вернулся к прежнему беспечному тону, – тогда перейдём к тому, зачем я тебя вызвал. Раз уж теперь в гвардии не хватает лейтенанта, у меня есть кандидатура на это место. Скажи-ка, Вилли, как зовут того гвардейца, который так ловко утихомирил Зальма, когда тот принялся оскорблять императрицу?
– Эдмонд Леманн. Но…
– Эдмонд? Имя звучит как-то по-лутецийски… – нахмурился Карл. – Впрочем, не важно. Этого Леманна ты и произведёшь в лейтенанты. Как можно скорее займись этим, лучше – прямо сейчас.
Вильгельм, конечно же, хорошо знал Эдмонда – в конце концов, отбирал гвардейцев, участвовавших в перевороте, он лично. И зелёных новичков или тех, кто вызывал хоть малейшие подозрения в своей лояльности, среди заговорщиков попросту не было. Но с чего бы императору делать вторым лицом в гвардии именно Леманна?..
– Ваше величество, а чем, собственно, обусловлено такое решение?
– Тем, что лейтенант всё равно нужен, а Леманн хорошо себя проявил, – безапелляционно заявил Карл. – К тому же, императрица была впечатлена его поступком и попросила меня обратить на парня внимание. Давай-давай, Вилли, шевелись – служба не ждёт! Меня, кстати, тоже, так что поторопимся оба…
«Императрица, ну конечно! Она теперь командует гвардией, что ли? – возмущённо думал Вильгельм. – Интересно, кого следующего назначат по её указанию? Генерала? Министра?»
***
Тонкие девичьи пальцы ловко сплетали гибкие цветочные стебли. Белые, лохматые ромашки, лиловые колокольчики и голубые васильки превращались в руках Гретхен в основу для многоцветного венка.
Небольшую полянку, на которой беглецы остановились для отдыха, не было видно с дороги – её надёжно заслоняли густые заросли какого-то колючего мелколистного кустарника, так что здесь вполне можно было устроить относительно безопасный привал.
Тем не менее, Альбрехт всё равно оставался настороже, то и дело окидывая окрестности подозрительным взглядом. Это было странно – на родной земле ощущать себя загнанным зверем, словно бы вновь вернувшись в проклятые джунгли Берега Закатного Золота, где за каждым деревом мог скрываться враг. Да мало того, что сам умудрился оказаться в роли дичи для множества охотников, так ещё и жена с ним вместе. Альбрехт многое бы отдал, чтобы она оказалась в надёжном убежище, а не делила с ним все дорожные опасности.
Дождь, начинавшийся с утра, прекратился, и пробивавшиеся сквозь облака солнечные лучи золотили волосы Гретхен, заплетённые в простую косу. Небрежно бросив рядом свой чепец и сняв грубые, непривычные для неё туфли, Гретхен удобно устроилась на расстеленном Альбрехтом плаще и выглядела полностью увлечённой созданием для себя украшения из живых цветов.
Гретхен и сама казалась смотревшему на неё с нежностью супругу чем-то похожей на полевой цветок – неброский, но прелестный и дышащий свежестью.
А когда она выходила за Альбрехта замуж, её причёску украсили бутонами апельсинового дерева – где их только взяли холодной мидландской весной?.. Должно быть, позаимствовали из императорской оранжереи, а то и доставили порталом из знойной Эдетанны или с Эллианского побережья.
Альбрехт отлично помнил, как сладко и терпко пахли южные цветы с белыми плотными лепестками, когда он впервые целовал жену перед алтарём собора Святой Брианны. Какой хрупкой и немного испуганной выглядела Гретхен в своём свадебном наряде из серебряной парчи – тяжёлом, торжественном, превращавшем её в подобие драгоценной статуи.
С какой робостью тогда ещё принцесса, а не императрица, подошла к приготовленному для них с Альбрехтом брачному ложу. И как её страх перед первой близостью с супругом постепенно, уступая его нежным и умелым действиям, сменялся доверием. Каким податливым и страстно отзывающимся на ласки оказалось её юное, но уже соблазнительно женственное тело.
Сейчас, закончив плести венок, Гретхен водрузила – с не меньшим изяществом, чем усыпанную бриллиантами диадему – его себе на голову и вдруг спросила мужа:
– Милый, а что мы будем делать, когда твои братья приедут в Соколиное Гнездо? – Гретхен имела в виду замок вассала Кертицев, носивший такое название.
– Объявим знатным семьям и всему народу империи о том, что ты не подписывала отречения и, следовательно, остаёшься законной правительницей Мидланда. А Карл – всего лишь узурпатор и предатель.
– И ты думаешь, после этого он испугается и явится с повинной?
– Если нам сильно повезёт. А если нет – среди знати точно найдутся те, кто нас поддержат. За большую часть дворян Севера я могу ручаться.
– Но ты же понимаешь, что это означает войну? Войну, которая будет идти внутри империи, впервые за последние полтора столетия! – голос Гретхен, до этого звучавший твёрдо, на последних словах всё-таки сорвался.
Гретхен первой осмелилась произнести то, о чём мучительно раздумывал её муж в последние сутки. Альбрехта превозносили за его успехи на войне в колониях, но сам он успел от сражений устать до полного к ним отвращения и искренне надеялся – вновь принимать участие в боевых действиях придётся не скоро. И в страшном сне Альбрехт не мог себе представить, что станет тем человеком, который принесёт войну даже не в заморские владения, а в центральные имперские земли.
– Может, до этого и не дойдёт, – сказал он. – Во всяком случае, отступить мы не можем. А пока что, лучше будем думать о том, как поскорее добраться до Ислейва.
Какая-то внезапная мысль вспыхнула в глазах Гретхен, и она в возбуждении вскочила на ноги.
– Ислейв! Я вспомнила, где слышала это имя. Ислейв Малахитовое Пламя! Альбрехт, нам никак нельзя ехать к этому магу!
***
Парк, раскинувшийся вокруг эрбургского императорского дворца, поистине мог считаться гордостью мидландских властителей, поражая своими размерами, красотой созданных лучшими мастерами континента скульптур и фонтанов, а также – разнообразием процветающих благодаря стараниям садовников растений, вывезенных для услаждения взоров монархов и их придворных изо всех уголков империи.
Помимо парадной зоны, где кустарники подстригались в форме геометрических фигур или фантастических животных, а клумбы покрывали яркие узоры из высаженных в сложном порядке цветов, имелось в парке и немало укромных уголков, созданных в подражание дикой местности, но, конечно, куда более ухоженных, чем природные пейзажи.
Именно в одном из таких уголков, на искусственном холме, насыпанном возле большого пруда, возвышалась полукруглая беседка с белыми мраморными колоннами. Из этого изящного сооружения открывался прекрасный вид на неподвижную гладь воды и усеивающие её бело-розовые цветы водяной лилии.
Но двух занимавших беседку женщин красоты окружающей природы волновали мало – их встреча была слишком важной для обеих.
– Я рада, что вы откликнулись на мою просьбу прийти сюда, Вилма, – осторожно начала разговор Луиза, которая сейчас стояла у ажурных кованых перил, слегка опираясь на них рукой в длинной шёлковой перчатке цвета выбеленной кости.
– Даже чародеи не могут игнорировать просьбы императрицы, ваше величество, – отозвалась Вилма, делая ударение на первом слове.
Её собеседница лишь улыбнулась в ответ на эту фразу. А потом, чуть помедлив, заговорила о том, для чего сама появилась в уединённом месте. Луиза рассказывала, что ей, окружённой во дворце льстивыми и лживыми придворными, необходимы настоящие соратники – верные, способные поддержать не только словом, но и делом. И тот, кто сумеет быть ей полезным, непременно будет вознаграждён по достоинству.
У Вилмы дух захватило от открывавшихся перспектив – да, она уже обладала немалым состоянием и могла считаться достаточно влиятельной в Эрбурге персоной. Но в Ковене ей приходилось беспрекословно подчиняться Сигеберту, а столичная знать и вовсе считала чародеев кем-то вроде иногда полезных, но опасных тварей. Предложение Луизы – встать рядом с троном, вероятно, получить титул, а там – как знать – может, и место в Императорском Совете, совершенно заворожило честолюбивую чародейку.
Договор о сотрудничестве был скреплён магической клятвой – императрица хоть и была крайне мила с Вилмой, на слово не верила никому, и после этого та поинтересовалась:
– Каких же услуг вы ждёте от меня в ближайшее время, ваше величество?
– Во-первых, вы должны будете являться во дворец – или в условленное место в парке, как сейчас – по первому зову. Поскольку скоро мне предстоит занять императорский престол, я не смогу выезжать в город без многочисленной свиты, так что в ателье Триаль мы больше встречаться не сможем, хоть это и было очень удобное место. Я распоряжусь, чтобы вас беспрепятственно пропускали – скажу, что вы продаёте мне косметику и притирания или что-нибудь в этом роде.
– Хорошо, ваше величество, – кивнула Вилма. Поскольку чародеи, в обилии составлявшие для своих нужд разные зелья, частенько попутно изготовляли дорогие косметические средства для знатных дам, повод выглядел вполне правдоподобным.
– А кроме того… Мне нужен яд. Надёжный, действующий быстро и такой, чтобы его нельзя было обнаружить, даже с помощью магии. Ни до, ни после… применения. Желательно б было, чтоб смерть при этом казалась похожа на естественную, особенно если человек до этого болел или был немолод. Сможете достать или сделать такой?
– Почему же нет? Можно. Только вот ингредиенты дороги будут.
– Об этом не волнуйтесь, оплачу сполна.
Обменявшись с Вилмой прощальными любезностями и решив, что у той всё же совершенно нет вкуса – подумать только, в дневное время и безо всякого торжественного повода нацепить на себя сверкающее с головы до ног платье из золотисто-зелёной парчи, да ещё и обмотать шею в три ряда крупными изумрудами – Луиза поспешила прочь из парка.
Императрица надеялась, что в связи с царящим во дворце после переворота хаосом никого особенно не озаботит её отсутствие. Но, едва она вошла в свою спальню, то поняла, что на этот раз просчиталась.
В комнате её встретил хмурый Карл, явно уже ожидавший там Луизу какое-то время.
– Где ты была? – отрывисто спросил он. – Я искал тебя, а служанки сказали, что не знают, где ты.
«Дуры! Бесовы тупые курицы, надо их на хлеб и воду посадить, чтобы впредь меня так не подставляли, идиотки», – разозлилась Луиза. Но внешне постаралась выглядеть равнодушной и ответила:
– Я всего лишь вышла прогуляться в парк, дорогой мой, – неслышными лёгкими шагами Луиза подошла к Карлу, так, чтобы встать к нему поближе. – От шума и духоты во дворце у меня разболелась голова, вот я и решила немного развеяться.
– Но почему ты не взяла с собой фрейлин и прислугу? – продолжал выспрашивать император. Ему всё это показалось странным – вот его кузина, как Карл помнил, вправду то и дело в одиночестве вздыхала над какими-нибудь цветочками или могла часами сидеть, уткнувшись в книжку. А Луиза всегда любила общество и, пока длился траур по Хайнриху, страдала от вынужденного затворничества, о чём не уставала жаловаться своему любовнику.
– Они глупы и надоедливы – что те, что другие, – вполне искренне высказалась Луиза.
– Да? – любовница теперь стояла к императору почти вплотную и близкий жар её затянутого в золотисто-бежевый шёлк платья тела, блеск неотрывно смотревших на него снизу вверх сине-серых глубоких глаз – всё это начинало мешать мыслить связно. – Если тебе кто-то неугоден, можешь уволить их или отослать от двора – в конце концов, ты совсем скоро станешь во дворце полноправной хозяйкой. Кстати, я приказал произвести Леманна в лейтенанты, как ты и просила, – Карл чувствовал, что разговор зашёл куда-то в иную сторону, чем он предполагал, но размышлять об этом вовсе не хотелось, как и останавливать Луизу, которая расстегивала пуговицы на его камзоле.
– Спасибо, любимый, я всегда знала, что ты очень заботливый, – она широко улыбнулась Карлу, с облегчением подумав, что на этот раз гроза, кажется, миновала. – Ты не поможешь мне, милый? – к любовнику была протянута рука в длинной перчатке. – Я не смогу снять её сама, а звать служанку не хотелось бы. Только сделай это аккуратно… медленно, постепенно… Шёлк такой нежный, не порви, – голос Луизы упал до шёпота.
Карл ей не отказал. Его пальцы неловко скользили, касаясь горячей кожи, которая гладкостью могла соперничать с тонкой тканью. После того, как обе перчатки полетели в сторону, Луиза наградила своего помощника коротким поцелуем, но, когда Карл попытался удержать её в объятьях, вместо этого уселась на широкую, застланную покрывалом из алого атласа постель. А после – задрала свои многослойные юбки, обнажая стройные ножки в светлых чулках.
– Знаешь, счастье моё, из тебя вышла такая умелая горничная, – хихикнула Луиза, водя пальчиком по своим коленям. – Я подумала, может быть, ты избавишь меня и от некоторых других частей моего наряда. А то сегодня так жарко… – ладонь Луизы легла на кружевную подвязку её чулка, но была тут же перехвачена рукой Карла, спешившей коснуться округлого бедра.
***
Вильгельм Эццонен почти бегом нёсся по дворцу, не обращая внимания на удивлённые взгляды придворных и перепуганных слуг, спешивших убраться с дороги. Во-первых, новость, которую он собирался сообщить Карлу, действительно была достаточно важной и срочной, чтобы Вильгельм имел все основания поторопиться, а во-вторых – быстрое движение давало хоть какую-то возможность выплеснуть те чувства, что сейчас обуревали капитана гвардии. Гнев, печаль, растерянность. Облегчение?.. Вот в последнем особенно не хотелось себе признаваться.
Охранявшие вход в императорские покои гвардейцы попытались объяснить своему командиру, что Карл сейчас может быть занят, но Вильгельм попросту рявкнул своим подчинённым, что его-то император примет в любом случае и ворвался внутрь.
Ни в малой гостиной, ни в будуаре императрицы не оказалось ни души. В последнем царил сумрак – шторы на окнах были полузадёрнуты – и полная тишина. Вильгельм почти с мистическим ужасом вспомнил ночь переворота, когда в этой комнате тоже господствовал полумрак, и поспешил в императорскую спальню, откуда до его ушей донеслись какие-то звуки.
Резко распахнув дверь, Вильгельм так и застыл на пороге – вид ему оттуда открылся не слишком заурядный.
Луиза, полностью обнажённая, оседлала бёдра молодого Карла и теперь двигалась то плавно, то переходя на короткие рывки, снова сменявшиеся медленными движениями, а задававшие темп любовнице руки Карла успевали между делом ласкать её колышущиеся груди.
Парочка была слишком увлечена друг другом, чтобы сразу заметить нарушившего их уединение капитана гвардии, а последнего увиденное будто приморозило к месту – хоть голая женщина и не была для Вилли поразительным зрелищем, застать в подобном положении императрицу он точно не ожидал.
Так что Вильгельм созерцал изгиб бледной спины и разведённые пышные бёдра, пока заметивший его Карл не указал другу на выход с коротким нецензурным возгласом.
Захлопнувший за собой дверь Вильгельм привалился к ближайшей стене. Тяжело дыша, он пытался справиться с вновь захлестнувшими его эмоциями, которые отнюдь не исчерпывались накатившим возбуждением. Какая нежная у императрицы кожа и какая белая… Как протяжно звучит её голос, когда она начинает негромко стонать… Только вот какого дьявола он думает об этой женщине сейчас, когда и без того хватает проблем?! К тому же – о чужой женщине, принадлежащей его другу!..
Когда дверь спальни скрипнула, и появился Карл, Вильгельм всё ещё был погружен в мучительные самокопания, но при виде императора немедленно вытянулся во фрунт:
– Ваше величество! – откашлявшись, капитан с крайне официальным видом заявил: – Позвольте принести вам свои искренние и глубочайшие…
– Надеюсь, не соболезнования. Тем более, что для таковых нет повода, – перебил его Карл. – Если же ты про извинения – то брось, Вилли. Я ещё не забыл, как мы с тобой вместе ходили к куртизанкам в квартал Шёлковых Лепестков. А Луиза тебя простила – сказала, что это я виноват – надо было закрывать двери. Можешь зайти, ты же не просто так рвался в мои покои?
– Да, ваше величество, у меня есть для вас известие, – ответил Вильгельм, заходя вслед за Карлом в спальню.
Луиза сидела в кресле у большого зеркала и дружелюбно кивнула, отзываясь на приветствие Вильгельма. Платье она надевала явно в спешке, так что его и без того немалый вырез несколько сбился, обнажая правое плечо. Поймав взгляд гвардейского капитана, остановившийся на этой небрежной детали её туалета, Луиза поправила свой наряд, но довольно неторопливо.
– Ваше величество, я спешил доложить вам о Гюнтере Зальме… – эти слова Вильгельма заставили помрачнеть как Луизу, так и самого Карла.
– Вилли, если ты опять вздумал заступаться за своего подчинённого…
– Вовсе нет и, боюсь, Зальм уже не нуждается ни в чьём заступничестве. Кто-то его зарезал, прямо в тюремной камере.
========== Глава 7. Не отступая ==========
В кабинете ректора Академии Света было холодно и неуютно. За окнами вовсю хлестал ледяной дождь, а ветер яростно трепал кроны деревьев, словно в Эрбурге разгар лета внезапно сменила осень. И такая унылая погода вполне соответствовала настроению собравшихся в комнате.
– Империя нас всё-таки предала. Бросила Ковену, словно котят собачьей своре, – нарушил повисшую в кабинете тишину худощавый черноволосый мужчина. – В Бездну всё, что мы для неё сделали, в Бездну – все наши жертвы и победы, раз его величество Карл решил, что это будет забавно – посмотреть, как одни маги станут давить других.
– Ну-ну, Томас, не преувеличивайте. Империя – это не только сменяющие друг друга монархи, но и весь мидландский народ, которому мы служим и который не перестал в нас нуждаться от того, что новый император склонен к необдуманным решениям, – ректор Академии – Годфрид Хаас – говорил, как всегда, спокойно и не упускал случая ввернуть фразу-другую о высокой миссии имперских магов.
– Не думал, что это скажу, но я полностью согласен с Томом! – на угрюмого широкоплечего мага, чьи волосы и борода пылали яркой рыжиной, слова ректора впечатления не произвели. – Какого демона мы должны отдавать Академию на растерзание этим сволочам из Ковена?!
– Держите себя в руках, Ульрих, – поморщилась молодая полноватая женщина, сидевшая рядом с ректором. Короткие тёмно-русые волосы волшебницы были гладко причёсаны, а обязательный для всех магов Света серый мундир ей ужасно не шёл, подчёркивая все недостатки фигуры. – Так или иначе, нам придётся уживаться со стихийниками – мы же не пойдём против воли императора?
– Я бы…
– Хильда права, Ульрих, – всё так же спокойно продолжил Годфрид. – Нам придётся смириться с решением его величества. Но, поскольку Ковен никогда не относился к нам доброжелательно, стоит быть готовыми ко всему. Поэтому вы, Томас, – глава Академии посмотрел на застывшего у окна чародея, – займётесь тем, что организуете отправку как можно большего числа учеников старших курсов в провинцию под предлогом прохождения практики или помощи местным магам. Приоритет отдавайте тем, кто имеет боевую специализацию, и целителям.
Три пары внимательных глаз уставились на пожилого мужчину, занимавшего ректорское кресло. Слишком уж отданные им распоряжения напоминали предвоенную подготовку.
– А как же… младшие ученики, господин ректор? – Хильда нервно сглотнула, почти умоляюще глядя на Годфрида.
– Мы не можем отправить прочь из столицы всех, не вызывая подозрений, – покачал головой тот. – Тем более что это – всего лишь меры предосторожности. Старшие вернутся обратно, как только здесь всё немного утрясётся. А сейчас – можете быть свободны. Ульрих – тоже. Томас, а вы – будьте любезны ещё ненадолго задержаться.
***
– И можешь особо не церемониться с этими паршивцами, – уже стоя возле своей кареты, Вилма отдавала последние распоряжения. Капюшон чёрного плаща почти полностью скрывал её лицо, защищая от дождя. – Светлые должны понять, каково теперь их место.
– Непременно, госпожа Мейер, – Зеф Янсен довольно оскалился – мысль приучить пару-другую магов Света к покорности казалась ему очень привлекательной. Зефу разыгравшаяся в Эрбурге непогода как будто совершенно не мешала, молодой чародей не обращал внимания на потоки воды, успевшие намочить его белобрысые растрёпанные волосы и прочертить влажные дорожки на впалых щеках.
Вилма кивнула, но в её глазах промелькнуло сомнение – чародейка всё ещё не была уверена в том, что поступила правильно, перепоручив доверенное ей Сигебертом задание Зефу.
Зеф, когда-то мальчишкой найденный Сигебертом в самых гнусных трущобах Крысиного Городка, был у Вилмы в должниках – не так давно та выручила его из скверной истории, в которой фигурировали запрещенная Церковью магия крови и человеческие жертвоприношения. Именно поэтому Вилма надеялась, что на этот раз парень выполнит поручение наилучшим образом. Сама она оказалась чересчур занята обещанным императрице ядом – для смертельного зелья требовалось приобрести несколько редких компонентов, и, к тому же, оно было весьма трудоёмко в приготовлении.
И всё же, общаясь с Зефом, Вилма чувствовала себя так, словно держала поводок хищного зверя, однажды уже вкусившего человеческой крови и потому – вдвойне опасного.
Уж слишком много жестокости было в бывшем городском оборванце, а ныне – маге огненной стихии. Он упивался мучениями попавших к нему в руки несчастных, которые оказывались неугодными Сигеберту или самой Вилме и частенько растягивал пытки, получая от того немалое удовольствие. Что ж, возможно, именно такой человек и сумеет научить магов Света быть почтительными с Ковеном.
***
Жаркий день в Фиорре – одном из крупнейших городов Эллианского побережья – близился к полудню. До мраморной террасы величественного особняка, возвышавшегося на скалистом берегу залива Шести Святых, ветер доносил запах моря, и особа, которая стояла здесь, облокотившись на широкие перила, с удовольствием вдыхала этот привычный для неё с детства аромат.
Высокая и стройная красавица была ещё очень молода – ей едва минуло двадцать, но в её манерах проскальзывало что-то решительное и властное, едва ли свойственное большинству женщин даже и вдвое старше. Впрочем, если говорить о Лавинии, дочери Адриана Фиенна – привычку держаться немного надменно не стоило считать чем-то удивительным.
Одна из пятерых детей основателя Жемчужной Лиги – военного и политического союза, впервые за последние три столетия объединившего города Эллианского побережья, вдова первого маршала Лутеции, а ныне – жена герцога Альтьери, Лавиния действительно могла бы потягаться в высоте своего положения со многими представительницами монарших домов континента.
То, что всё вышеперечисленное вовсе не предполагало ни свободы, ни личного счастья, было уже следующим делом. Да и сама Лавиния никогда бы не приняла чьей-то жалости, привыкнув скрывать свои печали за маской спесивой аристократки.
А сейчас Лавиния просто наслаждалась свежим ветром, который играл светлыми – почти до снежной белизны – прядями её длинных волос, выбившимися из сложной причёски, украшенной нитями золотистого жемчуга. Радовалась, что удалось вырваться из пыльной, изнывающей от летнего зноя Сентины, где правил её муж, в любимую Фиорру. И невольно вспоминала, что всего лишь несколько лет назад была так счастлива здесь, в стенах родного дома, ещё не подозревающая, какой водоворот событий закружит её совсем скоро.
– Лавиния? Вот так новость, никто не предупредил меня о твоём приезде! Очень рад видеть тебя здесь, дорогая, – громкий и властный голос Адриана Фиенна заставил его дочь вздрогнуть от неожиданности.
– Счастлива нашей встрече, отец, – она почтительно присела в реверансе, но Адриан только досадливо отмахнулся, явно не расположенный следовать всем тонкостям этикета, и заключил дочь в крепкие объятия.
Адриан внимательно вглядывался в лицо Лавинии. Он был заботливым и в меру строгим отцом для всех своих детей, но к старшей дочери всегда относился по-особенному – она то заставляла сердце властителя Фиорры замирать от нежности, то приводила его в не меньшей силы ярость.
Ласково касаясь щеки дочки широкой ладонью, Адриан думал о том, до чего же Лавиния выросла похожей на своего брата Габриэля – те же тонкие черты лица, мягкие светлые волосы, манера упрямо поджимать губы. Только глаза у Габриэля светло-голубые, а у неё – куда более яркого оттенка, почти того же, каким большую часть года сияет безоблачное эллианское небо. И в характерах у брата с сестрой, увы, тоже слишком много общего.
– Винченцо остался в Сентине? – выпустив дочь из объятий, спросил Адриан.
– Нет, мы уехали оттуда вместе – там сейчас совершенно нечего делать – почти всё высшее общество спасается от жары на летних виллах, город будто вымер. Просто муж сразу же отправился в лагерь, к Тиберию, а я решила навестить дом.
Адриан понимающе кивнул – его старший сын уже с неделю нещадно гонял на учениях войска Жемчужной Лиги, добиваясь от них слаженности действий, которая, вполне возможно, скоро понадобится в реальном бою. И, поскольку армия герцога Альтьери лишь немного уступала в численности людям Фиеннов, присутствие Винченцо в военном лагере было более чем уместно.
– Жаль, Фелиция с Эмилием и Аврелией уже отбыли к Серебряным водопадам. Ты присоединишься к ним?
На пару мгновений Лавиния замешкалась с ответом. Она, конечно, обрадовалась бы возможности увидеть младших брата с сестрой, но… Лишь крайняя необходимость могла заставить её отправиться в семейное поместье, с которым было связано слишком много воспоминаний – драгоценных и невыносимых одновременно.
– Не думаю, отец. Я… приехала не только потому, что скучала по дому. Мне нужно кое-что обсудить с вами.
Адриан ждал этого момента. Он слишком хорошо знал свою дочь, чтобы думать, будто та сделает что-то исключительно из сентиментальных соображений.
– Разумеется, моя девочка. Пойдём в гостиную.
В большом помещении, потолок которого расцвечивала изящная роспись, а стены украшали покрытые растительным орнаментом резные панели из светлого дерева, хозяин дома Фиеннов уселся в кресло, Лавиния же заняла низкий пуфик у его ног.
Адриан невольно залюбовался дочерью. В платье из лимонного шёлка, с завышенной талией и небольшими буфами на рукавах, с нитью медово-жёлтых топазов на шее и словно бы невзначай выдвинутым из-под подола носком атласной туфельки, Лавиния была чудо как хороша. Воистину, создание, рождённое на погибель мужчинам, даром что её глаза сейчас смиренно потуплены, а руки так скромно сложены на коленях.
– Отец, – расчётливо беззащитный взгляд снизу вверх и трепет длинных ресниц, – я очень прошу вас не отказывать в одной небольшой просьбе. Позвольте мне отправиться вместе с вашим посольством на Хрустальные острова.
Высокий и крепкий мужчина, в чьих светлых волосах уже отчётливо проглядывали седые пряди, недоумённо посмотрел на свою дочь.
– Создатель правый, Лавиния, тебе там точно не место! Это вовсе не развлекательная прогулка и не паломничество к святым местам, чтобы включать в посольство женщин. Мы почти ничего не знаем об островитянах – они ведь уже несколько столетий не пускали к себе чужаков. И, в конце концов, гиллийцы – неверные, они не почитают Троих, а значит, способны на всё что угодно!
– И, тем не менее, союз с этими неверными очень нужен вам, отец, – вкрадчиво произнесла Белая Львица Фиеннов. – Вам нужны их богатства, и – в первую очередь – их корабли, которые совершеннее наших на порядок. Не секрет, что гиллийцы бывали в Закатных Землях уже тогда, когда мы и мечтать о том не могли. С такими союзниками Эллианское побережье сможет не опасаться ни Лутеции, ни Эдетанны.
– Кто тебе рассказал обо всём этом? – в голосе Адриана появились сердитые нотки. – Винченцо или Тиберий? Похоже, оба так и остались сопливыми идиотами, если у них хватает ума болтать с женщинами о политике.
– Не ругайте понапрасну своих зятя и сына, – фыркнула Лавиния. – О ваших планах я узнала сама, а уж каким способом – моё личное дело. Важнее другое: в составе посольства я могу быть полезна семье, да и всей Эллиане тоже. Я, в отличие от Винченцо, неплохо знаю гиллийский язык и могу быть переводчиком на переговорах – таким, которому вы точно сможете доверять. Да и разве само присутствие среди посланников вашей дочери не будет для гиллийских князей доказательством серьёзных и мирных намерений?
Адриан задумчиво смотрел на дочь, с таким пылом умолявшую отправить её в путешествие, на которое не всякий мужчина осмелится. Может, когда-то давно ему следовало серьёзнее отнестись к словам Фелиции о том, что Лавиния чересчур много времени проводит со старшими братьями, участвуя в их опасных проделках? Или из Львицы всё равно невозможно было вырастить овечку?
– Я всегда была вам покорна, – продолжала Лавиния. – Разве я смела роптать, когда вы отдавали меня замуж то в Лутецию, то в Сентину, ради заключения выгодных вам альянсов? Позвольте же мне теперь послужить дому Фиеннов в ином качестве.
– Видят Трое, я выбирал тебе хороших мужей! – начал терять терпение Адриан. – Разве Рауль или Винченцо когда-нибудь были с тобой непочтительны и грубы? Не могла же ты, в самом деле, думать, будто я позволю, чтобы ты стала женой эдетанского бастарда!
Когда последняя фраза уже сорвалась с его языка, Адриан сразу же пожалел об этом – меньше всего он хотел быть жестоким со строптивой, но любимой дочерью. А после его слов Лавиния побледнела и в отчаянном жесте прижала ладонь к своим губам, словно бы её пронзила резкая боль. Но так же быстро она пришла в себя, гордо вскинув подбородок.
– Не говорите так, отец! Рихо вовсе не…
– Его не объявили бастардом только потому, что граф Агилар не хотел скандала. Но и без того понятно, что графиня Изабелла, распутная дрянь, прижила этого черномазого щенка от пленного бахмийца. Я до сих пор жалею, что оставил Рихо у нас в доме. Надо было отослать мальчишку обратно в Эдетанну или попросту удавить, раз уж граф так жаждал от него избавиться.