Текст книги "Гадюка на бархате (СИ)"

Автор книги: Дина Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

– Поди к дьяволу со своими дурацкими намёками, Вилли! – рявкнул тот в ответ, но продолжил разговор уже более спокойным тоном: – Фиенн заявил мне, что Церковь не собирается судить Годфрида Хааса и эту… целительницу, как её, Хильда, что ли?.. Сказал, мол, чёрной магией они не занимались, а измена государству – если они действительно изменники – не в церковной компетенции. Проклятый эллианец!

– Фиенны – не эллианцы.

– А кто они тогда?

– Белые демоны, посланные Первой Империи за её грехи, – осклабился Вильгельм.

– Мне бы очень хотелось избавиться от одного конкретного демона!.. Может, гиллийцы и были правы, когда отгородили Хрустальные острова магической завесой и не пустили к себе ни легионы империи, ни трикверианских миссионеров. Во всяком случае, им не приходится считаться с тем, что Тирра везде суёт свой нос.

– Мы понятия не имеем, как они там живут – может, бегают голые и едят друг друга… Впрочем, я вас, ваше величество, сам первый поддержу, если вы захотите избавиться от Фиенна – терпеть не могу этого скользкого червя, только вот сейчас для этого не время – пусть сначала его Гончие хотя бы разыщут Кертица. А что вы всё-таки решили делать с магами из Академии Света?

– Казнить, разумеется! С чего бы это мне проявлять милосердие к изменникам? Их вина в убийстве Гюнтера Зальма фактически доказана, пусть они сами и упорствуют, не признавая её.

***

Множество факелов освещало просторный двор перед домом Фиеннов, делая подходившую к своему завершению ночь почти такой же светлой, как любой из ясных фиорских дней. Между особняком и окружавшими его постройками сновали люди, по большей части – вооружённые. Откуда-то доносился негромкий женский плач и причитания, в другом месте громкий мужской голос раздавал команды вперемежку с эллианскими и эдетанскими ругательствами.

На ступенях у парадного входа в особняк, опершись об скульптуру льва из белого мрамора, стоял хозяин дома, одетый весьма небрежно – в роскошный камзол из серебряной парчи, накинутый на голое тело, но зато – с мечом и кинжалом заткнутыми за пояс. Переминавшаяся с ноги на ногу рядом с отцом Лавиния тоже не успела одеться так, как это подобавило знатной даме, выходившей на люди, только накинула поверх ночной сорочки плащ.

Обоих членов семейства Фиеннов окружали эдетанские охранники Лавинии – двое из них держали в руках взведённые арбалеты, остальные не отнимали рук от рукоятей мечей, или – те из них, кто не боялся оказывать предпочтение оружию неверных – бахмийских сабель.

Предателей, впустивших убийц, нашли быстро. Ими оказались двое – слуга, вроде бы уже много лет служивший в доме, не вызывая подозрений и молодой стражник, совсем недавно принятый на службу. Стражник яростно сопротивлялся и был, в итоге, убит своими бывшими сослуживцами, а вот схваченному живым слуге предстоял ещё долгий и неприятный разговор в фиенновских подземельях.

Адриан несколько успокоился, узнав, что в покои его дочери никто и не думал вторгаться – видимо, целью убийц был лишь сам глава дома Фиеннов. Но сейчас, и он сам, и Лавиния с тревогой ожидали известий из особняка Тиберия – неизвестный враг вполне мог замыслить одновременное покушение на Адриана и его сына, дабы лишить Фиорру сильных правителей – следующему по возрасту наследнику – Эмилию – исполнилось всего тринадцать лет и, при всём своём уме и талантах, он вряд ли мог бы заменить старших родственников.

Наконец, ворота распахнулись, и пятеро стражников на лошадях влетели во двор. Один из воинов, соскочив с седла, направился к Адриану и Лавинии.

Стражник низко поклонился своим господам, стараясь оставаться при этом на почтительном расстоянии – едва заметив его, эдетанцы тут же наставили на мужчину свои арбалеты.

– Ну, что там? Не тяни, – отрывисто спросил Адриан, буравя стражника взглядом.

– Госпожа Тереса и дети в добром здравии, – ответил тот, с трудом переводя дух. – Но господин Тиберий не появлялся в доме с вечера, когда заезжал туда по пути из военного лагеря.

Лавиния зябко обхватила свои плечи руками, слушая, как Адриан приказывает страже разыскать сына в городе. Белая Львица подумала – наверное, ей стоило бы порадоваться, что с женой и детьми брата всё в порядке – как-никак они тоже были частью семьи Фиеннов, но правда заключалась том, что Лавиния никак не могла отделаться от мысли, что больше не увидит Тиберия живым.

***

В лесу, где стройные сосны перемежались лиственными деревьями, царила почти полная тишина, нарушаемая лишь обычными для этих мест звуками – редкими вскриками птиц, да шуршанием какой-то мелкой живности в густом сплетении зарослей дикого малинника.

Поэтому свистящий звук, пронзивший воздух на небольшой лесной полянке, которую пересекала тропа, ведущая к опушке леса, был слышен особенно отчётливо, заставляя лесных обитателей примолкнуть, затаившись на время – и не без основания. За полусвистом-полушипением очень скоро последовало появление на поляне сверкающего белым светом магического портала.

Первым из сияющей арки вышел Ислейв Ньял, державший под уздцы лошадь, следом за ним – Гретхен, а замыкал процессию Альбрехт, тоже ведущий в поводу своего коня.

– Вот мы и на месте, – сказал маг, оглядываясь по сторонам. – Отсюда до Соколиного Гнезда и часу пути не будет.

– Я и мой муж очень благодарны вам за всё, – немного смущённо обратилась к Ислейву Гретхен.

Императрица до сих пор не знала, как ей относиться к Ислейву – с одной стороны тот спас их с Альбрехтом из практически безвыходной ситуации, да ещё и согласился переправить порталом почти к самой цели их путешествия, что, наверняка, было не слишком просто для него, каким бы сильным магом он ни был. Но, с другой стороны, он целовал её, говорил такие бесстыдные вещи… Фактически видел голой, в конце-то концов! Замужнюю женщину, императрицу!.. Во всяком случае, теперь, когда им предстоит расстаться, она точно вздохнёт с облегчением.

– О, не стоит благодарности – я делал лишь то, что велел мне мой долг, – Ислейв, вроде бы, совершенно нейтрально и учтиво отозвался на слова Гретхен. Но, от каких-то слишком уж сладких ноток в его низком голосе и золотых искорок в слегка прищуренных зелёных глазах, Гретхен сделалось почти так же жарко, как и тогда, в воде, согретой магией Ислейва, хотя мгновение назад лесной воздух казался ей прохладным.

– Стоит, и вы непременно её получите, когда мы с мужем вернём себе власть, – ответила Гретхен, стараясь, чтобы её голос звучал максимально твёрдо и строго. И добавила: – Думаю, вам с Альбрехтом, как старым друзьям, захочется попрощаться наедине. Прощайте же, Ислейв. Дорогой, я буду ждать тебя на тропинке, – сказала она мужчинам, беря свою лошадь за поводья.

– Тебе повезло с женой. И отнюдь не только потому, что она принесла тебе в приданое империю, – негромко произнёс Ислейв, когда тонкий силуэт Гретхен почти скрылся за растущим вдоль тропы колючим кустарником.

– Я знаю. Как и с другом, впрочем, – ответил Альбрехт, протягивая Ислейву ладонь для рукопожатия.

– Береги свою императрицу, – продолжал маг. – И себя тоже – может ты и Железный Барс, но мечи, как я успел убедиться, от тебя не отскакивают. И ты, и она – вы оба теперь ступаете на тонкий лёд и, случись что, из полыньи вас вытягивать будет некому.

– Ты так и остался диким северным юттом, Малахит – ну кто ещё, кроме вашего народа, станет шутить о полыньях в середине лета?.. – с иронией сказал Альбрехт, но улыбка его при этом была скорее грустной, чем саркастичной. – Может, всё же передумаешь и отправишься с нами? Я бы сделал тебя своим советником и…

– Нет уж, одной войны мне вполне хватило, – покачал головой Ислейв. – Да и советник-маг многим бы на Севере не понравился, а тебе это ни к чему. Скажи лучше – ты доверяешь своим братьям?

– Как самому себе, – удивлённо развёл руками Альбрехт. – К чему такой вопрос? Мы вместе выросли и, потом – мы же всё-таки северяне, для нас верность роду – это святое!

– Север, Юг, Закатные Земли – какая разница?.. Везде живут люди, – отмахнулся Ислейв. – Везде власть кружит им головы. Просто вспоминай иногда, что тебя чуть не убил брат твоей жены, а меня, как ты помнишь, родной отец однажды приказал выбросить в море. Не верь никому.

– Даже тебе?

– Ну, мне-то мидландский престол без надобности, – рассмеялся Ислейв в ответ. – Разве что жену у тебя стоило бы похитить, да я упустил самый удобный момент. Прощай, Железный Барс, – махнул рукой он, оборачиваясь к порталу.

– Прощай, Малахит! – крикнул Альбрехт уже вслед магу, глядя, как схлопывается за тем сияющая арка. А потом зашагал через поляну к лесной тропе – его, вместе с Гретхен, ждал короткий путь до замка Соколиное Гнездо, а, затем, и куда более долгий – на родной Север.

========== Глава 13. Правосудие и произвол ==========

Телега двигалась по столичным улицам медленно – так, чтобы позволить окружавшим её стражникам не сбиваться с размеренного шага, а горожанам – не только успеть в подробностях рассмотреть сидевших в повозке преступников, но и обрушить на последних град из подгнивших овощей и комьев грязи.

Правда, тех, кто пытался кидать в обречённых на казнь камни, стражники немедленно останавливали строгим окриком, а то и ударом копейного древка – на эшафот преступники должны были взойти в относительной целости.

У бывшего ректора Академии Света Годфрида Хааса и целительницы Хильды Шмитц – а именно их сейчас везла на главную площадь Эрбурга обшарпанная телега – вид и без того был не слишком-то цветущим. Императорские дознаватели, возможно, и не отличались таким изощрённым знанием пыточного дела, как Чёрные Гончие, но это не значило, что они мало старались, выбивая из магов признания в длинном перечне приписываемых тем преступлений.

Успеха, впрочем, они достигли лишь с Хильдой – запуганная и измученная чародейка в итоге согласилась с обвинениями. А вот Годфрид упорно всё отрицал и ни пытки, ни увещевания не сломили его упорство.

Даже сейчас, избитый и закованный в антимагические кандалы, одетый в серое холщовое рубище, старый маг умудрялся держаться с достоинством, в отличие от сидевшей с ним рядом на узкой деревянной лавке целительницы. Хильда то и дело мелко вздрагивала, а по её округлым щекам непрерывно текли слёзы.

– Прошу тебя, моя дорогая – не плачь так. Просто подумай о том, что для нас в любом случае скоро всё закончится, – Годфрид несколько неуклюже подвинулся к своей соседке, чтобы ободряюще сжать её предплечье левой рукой. Правой он при всём желании не смог бы этого сделать – переломанные пальцы на ней посинели и опухли.

Но утешение вышло скверным – Хильда зашлась в приступе рыданий, а когда немного успокоилась и утёрла лицо широким рукавом своего балахона, сказала запинаясь:

– П-простите… Простите меня, прошу вас, господин ректор! Я ведь предала вас, оговорила на допросе!.. Но мне было так больно… так страшно. Я не могла не… Просто не могла всё это стерпеть! – она вновь заплакала, пряча лицо в ладонях и не обращая никакого внимания на крики толпившихся вокруг повозки горожан.

– Не стоит, Хильда, – ответил ей Годфрид. – Императору было нужно обвинить нас – и он это сделал бы, даже если б ты ни в чём не призналась. Ты никого не предала, уж поверь мне.

Кажется, это утверждение немного успокоило Хильду – она слабо улыбнулась, кивнув Годфриду. Он же задумчиво смотрел на целительницу, никогда не делавшую людям зла, а теперь вынужденную отправиться на эшафот. Бывший ректор думал о том, что, в общем-то, мог спасти молодую женщину, заранее отослав её из Академии – допустим, вместо Томаса Моргнера, на совести которого было куда как больше грехов, чем у Хильды.

Да вот только для того, чтобы планы самого Годфрида осуществились, в живых должен был остаться именно хитрый лис – Том, а вовсе не бедная овечка Хильда. Одной невинной жизнью приходилось жертвовать, когда на кону стояли сотни.

Центральная площадь Эрбурга была запружена народом так плотно, что если бы не стражники, безжалостно распихивавшие толпу, телега с приговорёнными к смерти магами вряд ли смогла бы в скором времени добраться до эшафота. Казнили – в особенности за столь громкие преступления, как государственная измена – в столице в последние годы нечасто, так что огромное число горожан поспешило лично полюбоваться столь редкостным зрелищем.

Почётное место на площади занимала увенчанная алым с золотыми кистями пологом трибуна, откуда за свершением имперского правосудия должны были наблюдать молодой монарх со свитой и знатнейшие представители столичного дворянства. Рядом с императорским креслом были поставлены сиденья для кардинала Фиенна и нового главы Академии – Сигеберта Адденса, что немедленно подбросило дров в костёр разгоравшихся в Эрбурге слухов.

Пока императорский глашатай зачитывал список преступлений, в которых обвинялись маги, Карл после упоминания каждого пункта милостиво кивал с самодовольным видом человека, лично разоблачившего жуткий заговор.

Толпа, поначалу жадно внимавшая хорошо поставленному голосу чтеца, где-то ближе к середине его речи заскучала и принялась перешёптываться. Одновременно с этим, народ на площади заедал своё нетерпеливое ожидание зрелища лесными орехами и выпечкой – с лотками, полными этой снеди, тут и там сновали торговцы, умудрявшиеся шустро пробираться сквозь плотное скопление человеческих тел.

Наконец, длинный перечень был окончен и – чтобы не нарушать традицию – приговорённым была предоставлена возможность сказать своё последнее слово. Хильда от этого права отказалась, молча помотав головой, а вот Годфрид не преминул им воспользоваться, с улыбкой – почти той же, какой он прежде отмечал верные ответы своих учеников на экзаменах – кивнул глашатаю и сделал пару шагов поближе к краю помоста.

– Подданные Мидландской империи! Добрые горожане Эрбурга! – голос пожилого мага звучно разнёсся над притихшей толпой. – Сегодня в столице свершается правосудие его величества Карла – да будет памятно в веках его имя! И пусть судьба окажется столь же скора и щедра на дары для нашего императора, сколь скор и справедлив был его суд! – произнеся эти слова, Годфрид смиренно склонил голову и, отвернувшись от площади, двинулся к палачу, уже готовому накинуть верёвку на шею мага.

Толпа ответила на краткий монолог Годфрида невнятным гулом, Карл же принялся нетерпеливо ёрзать на месте и кусать губы – он осознавал, что в словах мага имелся какой-то подвох, но не знал, как лучше на это среагировать.

Впрочем, неловкая ситуация не продлилась долго – палач, действуя с профессиональной сноровкой, уже помогал осуждённым продеть головы в петли, и собравшаяся публика переключила своё внимание на это зрелище, а Карл поспешил принять невозмутимый вид.

Когда же два человеческих тела, ни в чём не схожие – мужское и женское, старое и молодое – задёргались на верёвках, далеко не сразу расставаясь с жизнью, большинство присутствующих и вовсе выкинули из головы странную в своей лаконичности предсмертную речь Годфрида.

Для нового же главы Академии Магического Искусства – именно так теперь именовалось учебное заведение, должное объединить в своих стенах магов Света и Стихий – мгновения смерти его врагов были временем высшего триумфа. Сигеберт Адденс жадно вглядывался в происходящее на эшафоте, ощущая удовлетворение и возбуждение одновременно, пока его ладонь грубо мяла – через тонкий алый шёлк платья – бедро сидевшей рядом с ним адептки Эулалии.

Наблюдая за ласкающей его взор картиной, главный чародей Мидланда думал о том, что сейчас охотно бы распустил завязки на штанах, приказав Эулалии ублажить его ртом, дабы получить двойное удовольствие. Сигеберту было очень жаль, что маги в империи всё ещё не имели такой власти, чтобы он мог осуществить подобное, не считаясь с мнением окружающих.

***

Камни подземелья были влажными. Кое-где вода скапливалась до такой степени, что начинала сбегать вниз тонкими струйками, питая росший у самого пола зеленовато-серый мох, счистить который у местной прислуги, похоже, руки не доходили.

Прикованный к стене подземной камеры за запястья мужчина точно не был трусом, но даже его пробирала дрожь от мысли, что солнца, сейчас, должно быть, уже высоко стоявшего над горизонтом, он может больше никогда и не увидеть.

Ещё вчера герцог Винченцо Альтьери – полновластный правитель одного из крупнейших городов Эллианы – и представить себе не мог, что очутится в застенках как какой-то уличный вор или конокрад. Но теперь это оказалось такой же реальностью, как холод каменной стены или тупая боль в ушибах на теле самого Винченцо.

Скрип окованной железом двери заставил Винченцо насторожиться и вскинуть голову, до этого безвольно опущенную на грудь. Твёрдым взглядом он встретил вошедшего в камеру немолодого эдетанского наёмника. Следом же в помещение скользнула супруга Винченцо, облачённая в солнечно-жёлтые шелка, а за ней – ещё двое эдетанцев.

Лавиния остановилась в паре шагов перед прикованным к стене мужем, эдетанцы послушными тенями застыли по бокам от герцогини.

– Винченцо, – негромко произнесла Лавиния, складывая руки на груди. – Мой, как оказывается, потрясающе глупый супруг. Иначе, чем ещё можно объяснить твоё участие в покушении на моих родственников?

– Лавиния, дорогая. Поверь, мне жаль… Мне очень жаль, что Адриан и Тиберий Фиенны остались живы! – прорычал он, рванувшись в своих оковах так, что его жена отшатнулась на пару шагов. Но через мгновение Лавиния уже взяла себя в руки.

– Идиот, – с усмешкой сказала она. – Я ещё понимаю, как на такую авантюру мог пойти этот недоумок, дядюшка Паоло, вздумавший заступаться за «честь семьи», но ты!.. Ты был вторым человеком в Лиге после моего отца. Чего тебе не хватало? И, о Трое милосердные, вы даже организовать ничего нормально не смогли! Наняли каких-то уличных бандитов, которые и мечи-то с трудом в руках держать умели.

– Кто же знал, что твой братец даже в бордель таскается с охраной… Или наш дорогой Тиберий любитель только посмотреть, как его подручные тискают девок, а сам предпочитает обжиматься с сестричкой?

– Госпожа, – подал голос эдетанец-наёмник, выразительно кладя ладонь на рукоять кинжала за поясом. – Хотите, я его…

– О, нет, Хосе, не надо ничего такого, – обернулась к эдетанцу Лавиния. – Не надо… Я не столь милосердна.

– Я всегда ненавидел твоё семейство, эту собачью свадьбу! – продолжал свой пламенный монолог Винченцо. – Но тебя, чёртову порченую сучку, я любил!.. Даже несмотря на то, что получил в свою постель уже после того, как тебя поимели твои братья – интересно только, они делали это по очереди, или вы развлекались втроём?

– Хочешь оскорбить меня? – глаза Лавинии хищно сузились. – Уж поверь, вся эта грязь, льющаяся из твоего рта, скорее оскорбляет тебя самого. Ты жалок, Винченцо – в этой дурацкой ревности и ненависти и ещё больше – в своей нелепой вере в пустые слухи.

– Пустые слухи, говоришь?! Дыма без огня не бывает, а насчёт твоей дьяволовой семейки чешут языками все кому не лень. А то, что эдетанский бастард лизал тебе… ноги – тоже пустые слухи?! У него ведь всегда были очень нежные отношения с тобой и твоим братиком Габриэлем. Скажи, он вас в постели-то не путал? Или ему было всё равно? Он же не только бастард, но ещё и бахмиец, а они, говорят, очень охочи до красивых мальчиков…

– Замолчи!

– О, значит и Белую Львицу можно чем-то пронять, – удовлетворённо кивнул Винченцо. – В одном ты права – я действительно был идиотом – потому что связался с Фиеннами. Надо было сразу же после свадьбы запереть мою дорогую жёнушку во дворце в Сентине, а не потакать тебе ради союза с Фиоррой. Но кое-что я всё-таки успел – обеспечить твоему самому любимому братцу короткий путь в могилу, – после этих слов Альтьери специально сделал паузу, наслаждаясь тем, как вытянулось лицо Лавинии.

– Что?.. – сбивчиво произнесла она. – Что ты такое говоришь?!

– Правду, забери меня Бездна! – рявкнул ей в лицо муж. – Или ты думаешь, что Габриэль вместе с этим ублюдком Агиларом случайно оказались в замке некроманта Вэона?.. Да я лично заплатил человеку из Чёрных Гончих, чтобы тот направил твоих любимчиков в ловушку! Правда, вот беда, некромант оказался слабаком – он должен был их убить, а эти сволочи выжили и его прикончили. Но кое-чего я добился, не так ли, моя дорогая Лавиния? – Винченцо упивался тем, как ему удалось разбередить раны стоявшей перед ним гордой и непокорной женщины. Отчаяние, написанное на её лице, было для пленника лучшим утешением. – Я-то понимаю, что Габриэль Фиенн оставил службу в рядах Гончих не из-за ранения, как говорили некоторые. О нет, для твоего любимого родственничка всё обернулось несколько хуже – Вэон успел-таки его проклясть. Интересно, сколько твоему братцу ещё осталось жить – год, два?.. – глаза Винченцо горели торжеством, на губах появилась почти безумная улыбка.

Он видел, как Лавиния становится белее мела, сражённая открывшейся тайной, и почти ждал, что сейчас жена отвесит ему пощёчину. Но вместо этого Лавиния резко ударила Винченцо ребром ладони по горлу так, что он задохнулся и захрипел, обвисая в оковах. А его супруга, не оборачиваясь, вылетела из камеры, сопровождаемая безмолвным караулом эдетанцев.

Лавиния почти ничего не чувствовала, пока двигалась по подземному коридору, сначала – стремительно, но с каждым последующим мгновением – всё медленнее. Ей казалось, что шла она очень долго, но, на самом деле, уже через пару десятков шагов ноги Лавинии подкосились и, хватаясь за стену, она сползла вниз, усаживаясь прямо на холодный и грязный пол.

«Из-за меня… Из-за меня опять страдают все, кого я люблю. Да способна ли я приносить что-то, кроме смертей и несчастий?!» – снова и снова стучалась в её висках одна и та же мысль, пока сама Лавиния сидела у стены, сжавшись в комочек.

Будто бы серый густой туман застилал глаза Лавинии, и она падала в его вязкую глубину. Лишь когда Белая Львица увидела склонившееся над ней лицо Тиберия и почувствовала, как сильные руки брата сжимают её озябшие в холоде и сырости подземелья плечи, она сумела усилием воли возвратиться в такую отвратительную сейчас реальность.

– Тиберий… – сказала она, слабо касаясь ладонью его лица. – Как хорошо, что ты пришёл сюда… Как хорошо, – на мгновение Лавиния спрятала лицо на груди у брата, но он принялся тормошить её, расспрашивая, что же произошло, и она – сначала полубессвязно, потом всё чётче и твёрже – поведала Тиберию о своём разговоре с Винченцо.

– Тварь, – выплюнул наследник дома Фиеннов, дослушав рассказ своей сестры. – Мерзостный зверь, кусающий приласкавшую его руку… А таких зверей следует уничтожать! Я вызову его на поединок и убью, сестричка. А ты, наконец, будешь свободна от этого подонка.

– Нет! – воскликнула она. Охватившие Лавинию апатию и отчаяние резко сменило другое чувство – страх. Она была уверена, что её брат – один из лучших мечников Эллианы, но понимала и то, что Винченцо лишь немного уступает ему в искусстве фехтования. Кроме того, она видела, в какое бешенство привели Тиберия новости о предательстве герцога Альтьери, и отнюдь не была уверена, что её брат сможет сохранить хладнокровие во время боя.

Что, если Винченцо сумеет этим воспользоваться?.. По его милости Габриэль уже получил смертельное проклятие, и теперь Лавиния ни за что не позволит мерзавцу отнять у неё другого брата. Главное, не дать самому Тиберию понять, как она за него боится – иначе, он пуще прежнего захочет вызвать Винченцо на поединок, дабы не прослыть в глазах сестры трусом.

– Не стоит этого делать, брат, – Лавиния принялась ловко выплетать вязь из лжи и полуправды. Ей давно и верно служило это оружие, которым можно было не только ранить врага, но и защитить близких. – Неужели тебе, и вправду, хочется подарить предателю быструю и честную смерть?.. Он этого не заслужил.

– Может, ты и права, – задумчиво отозвался Тиберий. – По-хорошему, стоило бы отдать его церковникам – Гончие из того, кто подставил их людей, все жилы бы вытянули. Но твой проклятый муженёк знает про наши переговоры с Хрустальными островами – а Тирра до поры до времени ничего не должна об этом услышать.

– Мы не можем отдать Гончим Винченцо, но можем – предоставить информацию о том, кто был предателем в их рядах, – глаза Лавинии больше не заволакивало горе, теперь в них читались холодная злость и решимость. – Брат, прошу, одолжи мне на сутки Ксантоса.

***

Жёлтый шёлк, забрызганный кровью, выглядел почти невинно – словно распустившаяся роза пёстрого диковинного сорта или спелый бок покрасневшего персика. Лавиния – в своём таком изысканном, но теперь безнадёжно испорченном платье – стояла над каменным столом, на котором распростёрся её законный супруг. Винченцо был ещё жив и даже буравил Лавинию тяжёлым взглядом одного тёмного глаза – второй безнадёжно заплыл.

– Осторожно, ваша светлость, – прошелестел у Лавинии за спиной приятный низкий голос. – Лучше встаньте немного подальше.

– Не бойся, Ксантос, – сказала Лавиния стоявшему позади неё юноше. – Мой муж больше точно не причинит мне вреда. Он теперь почти и не человек, – она обвела взглядом изуродованное тело перед собой, – и не мужчина – уж точно.

– Даже смертельно раненый зверь опасен, – протяжно и певуче ответил Ксантос. – А я должен защищать вас.

Лавиния обернулась к собеседнику – глаза её были абсолютно пустыми, но она постаралась вложить в обращённую к Ксантосу улыбку благодарность.

Он ответил ей коротким но, вроде бы, сочувственным кивком. Хотя, судить об эмоциях Ксантоса было трудно – на его оливково-смуглом, не слишком красивом, но имевшем правильные черты лице всегда отражалось крайне мало эмоций.

Этот худощавый и высокий молодой человек, которого природа наградила примечательной деталью внешности в виде густой и жёсткой шапки волос неприятного желтоватого оттенка, напоминавшего цвет серы, был плодом любви Адриана Фиенна и аристократки из Зеннавийского царства, когда-то посетившей Фиорру и имевшей короткий, но бурный роман с её властителем.

Сам Адриан до поры до времени и не подозревал, что далеко на востоке, в когда-то обширной и могущественной, а ныне – потерявшей часть своих земель в жестоких войнах с бахмийцами Зеннавии, у него есть ещё один отпрыск. Но через восемнадцать лет после того, как расстался со своей экзотической любовницей, получил от неё подарок в виде подросшего бастарда – готового верно служить никогда прежде не видевшему его отцу, и, несмотря на юный возраст, уже обученного искусствам, получившим немалое развитие в Зеннавии – пыткам, приготовлению ядов и тайным убийствам.

За те несколько лет, что Ксантос прожил у Фиеннов, полученные им на родине навыки, без применения, разумеется, не остались. Кроме того, ко всеобщему удивлению, тихий и скрытный зеннавиец-полукровка сдружился с полной своей противоположностью – взрывным и прямолинейным Тиберием и сопровождал наследника дома Фиеннов во всех его авантюрах и кутежах, коим тот не изменил даже после своей женитьбы на знатной эдетанке Тересе.

Теперь же бастард властителя Фиорры помогал Лавинии в её пахнущем кровью и палёной плотью возмездии, как всегда – спокойный, вежливый и до жути изощрённый в своём искусстве. Прошло чуть больше суток с тех пор, как Ксантос принялся за дело и уже несколько часов с той минуты, как Винченцо выдал своего сообщника среди воинов Церкви. Но конца его мучениям это не положило – Лавиния приказала Ксантосу продолжать пытки, а сама оставалась рядом, внимательно наблюдая за тем, как долго можно истязать человека, не позволяя ему, в то же время, покинуть мир живых.

– Возможно, нам стоит завершить это? – вглядываясь в бледное лицо сводной сестры, мягко спросил Ксантос и протянул ей нож с длинным лезвием. – Вы ведь знаете, куда бить, правда? Но, если хотите, я могу показать.

– Нет, не надо, – Лавиния помотала головой – упрямо, резко – как капризный ребёнок. – Я не смогу. Пожалуйста, закончи всё сам, брат. И… ты знаешь, что делать с телом.

– Конечно, ваша светлость.

Она быстро, не оборачиваясь, вышла из камеры и не видела, как в глазах Ксантоса вспыхнуло удивление – братом Лавиния назвала его впервые.

Тиберий встретил любимую сестру в подземном коридоре и, взглянув ей в лицо, на мгновение застыл на месте, силясь что-то сказать. Но Лавиния бросилась ему в объятия, беззвучно плача и подготовленные слова вылетели у Тиберия из головы. Он лишь покрепче обнял сестру, прижимая её белокурую головку к своей груди.

– Почему?.. Почему они все просто не оставят нас в покое? – через пару минут спросила Лавиния, поднимая заплаканное лицо. – Все эти дворяне, Лига… Они так нас ненавидят! Винченцо… у него ведь было всё, он мог вместе с отцом править Эллианой. И я, я его не любила, но была хорошей женой, правда, хорошей! А он отправил моего брата и моего… и Рихо на жуткую смерть! Почему, почему?! Габриэль, Рихо… они ведь даже почти не участвовали в делах нашей семьи! Они просто хотели служить Церкви, избавлять мир от зла! А теперь Габриэль… – она вновь зашлась в рыданиях.

– Тише-тише, пожалуйста, прекрати, милая, – Тиберий гладил Лавинию по голове, не слишком-то понимая, как ему унять охватившую сестру истерику. – Не могу видеть, как ты плачешь. Ты ведь теперь снова вдова, верно?.. Но этот повод уж точно не стоит слёз! И, я уверен, ты найдёшь на Хрустальных островах способ избавить Габриэля от проклятия… «Не отступая», помнишь? Мы – Фиенны, а все наши враги – уже всё равно что мертвецы.

– Этот девиз, – ответила Лавиния, всхлипывая, – придумал какой-то упрямый идиот.

– Нет, думаю, это просто был человек, который умел добиваться своего. А тебе сейчас нужно переодеться и поспать. Пойдём, я отведу тебя в твои покои.

Он, и вправду, довёл её до спальни, вот только Лавиния устала так, что заснула одетой на роскошной кровати, застланной покрывалом из бирюзовой с серебром парчи. А Тиберий не позволил прибежавшим служанкам тревожить сон сестры и, лишь убедившись, что отдыху Лавинии никто не помешает, вышел из комнаты.

– Какой же ты всё-таки дурак, Габриэль, – пробормотал себе под нос наследник дома Фиеннов, тихо затворив дверь в спальню.

========== Глава 14. Благие намерения ==========

Летний вечер опускался на имперскую столицу. Несмотря на жаркую погоду, все окна в кабинете генерала Ритберга были плотно закрыты – никому из тех, кто вёл в небольшой комнате беседу, не хотелось бы, чтобы их слова достигли ушей охранявших дом снаружи людей из Грифоньей стражи. Но вот между собой присутствующие были вполне откровенны.

– Вас не было вчера на центральной площади, – продолжая свою мысль и обращаясь к Ритбергу, сказал Маркус Неллер, стоявший перед его письменным столом, заложив руки за спину. – А я был и видел, как там казнили невинных людей – целительницу, которая просто в силу природы своей магии не могла причинять вред людям, и ректора Хааса, который всему Эрбургу был известен как глубоко порядочный человек. И я не понимаю, почему имея силы и возможности прекратить это беззаконие, должен оставаться в стороне.