Текст книги "Гадюка на бархате (СИ)"
Автор книги: Дина Смирнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)
– Да брось, братец, – благодушно хохотнул Бернхард. – Надеюсь, ты всё ещё не жалуешься на зрение и можешь разглядеть отсюда не меньше моего. А я отлично вижу, как одна хорошенькая шлюшка липнет к нашему младшенькому.
– …Которому она абсолютно не пара, – угрюмо отозвался Альбрехт.
– Конечно, нет! Но это куда лучше для него, чем тискать немытых холопок. Пусть мальчик отведает сладкого, пока мы не отправились в поход. И Создателем клянусь, он будет полным ослом, если не прижмёт её где-нибудь за оружейной уже на этой неделе!
Альбрехт только неопределённо хмыкнул в ответ на это высказывание, не желая спорить с братом, но про себя подумал, что со Стефаном обязательно нужно будет поговорить об этой девушке.
– Кстати, Эррейны ведь ответили на твоё письмо?
– Да, сегодня утром прилетел вестник из Утонувшего Леса. Франческа Эррейн, как всегда, уклончива, но, похоже, их семья будет на нашей стороне.
– Так чего же ты так невесел, а, брат? За Эррейнами пойдёт, по крайней мере, половина северо-востока, а то и больше. Это едва ли не лучшие союзники, каких можно пожелать.
– Я им не верю, – опустил взгляд Альбрехт. – Пусть их род не одно столетие живёт на Севере, но до сих пор они держались в стороне ото всех. А тут эта эллианская вдовица почти сразу пообещала нам поддержку! С чего бы?..
– Может, Франческе надоело сидеть в своём болоте с ёлками, и она хочет к императорскому двору, – беспечно пожал плечами Бернхард. – Глупо гадать об этом, да и зачем?.. Условия союза в любом случае будут обговорены в своё время.
***
Гретхен сама не знала, чего ей хочется больше. Иногда она мечтала, чтобы война с узурпатором началась как можно позже – пусть даже и следующей весной – и Альбрехт оставался рядом и в безопасности, а не вёл армию в бой. Но потом Гретхен вдруг охватывало желание поскорее вырваться из опостылевших стен этого замка – куда угодно, хоть бы и в поход вместе с мужем. Её настроение, прежде почти всегда ровное и спокойное, в последнее время менялась со страшной скоростью, и Гретхен легко переходила в течение одного дня от почти невыносимого нервного нетерпения к сонной вялости.
Это всё не слишком-то её радовало, как, впрочем, и многое другое на Севере. Переговорами с местными феодалами и подготовкой уже имевшихся войск к боевым действиям занимались её муж с Бернхардом, а сама Гретхен ощущала себя только раззолоченным штандартом грядущей борьбы. Обязанности императрицы-беглянки сводились к тому, что она сидела на пирах и собраниях рядом с Альбрехтом, да мило улыбалась при встрече прибывавшим в замок северным владетелям, расспрашивая тех о здоровье их жён и возрасте детей.
Гретхен и рада была бы высказывать своё мнение на советах, но понимала, что не знает Севера по-настоящему. И потому отчаянно боялась выставить себя в неудачном свете перед недоверчивыми и мрачными мужчинами, смотревшими на неё далеко не всегда с подобающим почтительным подданным трепетом.
К тому же, несмотря на множество людей, заполнявшее стены замка Фалькенбергов, Гретхен всё острее ощущала своё одиночество. Порой она даже жалела о том, что этот наглый маг Ислейв Ньял не захотел остаться с Альбрехтом. Да, Ислейв был распутным и прилипчивым, но зато он смотрел на Гретхен с неподдельным восхищением в глазах и был достаточно умён, чтобы стать приятным собеседником. А теперь ей, порой, и за целый день было не с кем перемолвиться парой искренних слов.
Мужчин слишком занимали предвоенные хлопоты, с женской же частью обитателей Соколиного Гнезда отношения у Гретхен не сложились. В глазах Фриды она видела лишь столетнюю толщу льда, хоть речи хозяйки дома и сочились липкой патокой. Гретхен так и не сумела понять эту надменную женщину, замечая, разве что, как нежность и гордость вспыхивают в глазах у той, когда речь заходит о её старшем сыне.
Но и куда более открытая Карен не сошлась с венценосной гостьей характерами. Рыжая дочь хозяев была слишком уж шумной, смелой и развязной – за исключением тех моментов, когда изображала овечку после очередного выговора своей строгой матери. Гретхен только диву давалась, глядя, как выросшая в уединённом замке девушка умудряется на каждом из пиров пообщаться с множеством кавалеров, и едва ли не каждый после этого ещё какое-то время мечтательно смотрит ей вслед.
А, кроме того, Гретхен быстро уставала от градом сыпавшихся со стороны провинциалки вопросов о столичных нарядах, танцах и празднествах. Императрица сдерживала желание сообщить Карен о том, что фасоны платьев той устарели ещё до её рождения, а пиршества в Соколином Гнезде кажутся поистине жалкими по сравнению с приёмами в эрбургском императорском дворце, но разговоров с излишне оживлённой собеседницей стала избегать.
Альбрехт же, хоть и старался оставаться для Гретхен внимательным и любящим мужем, слишком уставал от дневных забот. Приходя поздно вечером в спальню, он почти мгновенно засыпал, не замечая, как его супруга украдкой плачет в подушку.
…Сегодня тоска и страх перед будущим особенно сильно терзали Гретхен, поэтому даже Карен, привычно весёлая и беззаботная, раздражала императрицу меньше обычного – её болтовня немного отвлекала от тревожных мыслей, хотя нить разговора всё равно то и дело ускользала от Гретхен.
– И он просто истинный северянин и рыцарь, не так ли, ваше величество? – закончив свой очередной монолог на особенно бурной ноте, Карен выжидающе уставилась на Гретхен.
– Прости, милая, о ком ты?.. – рассеянно спросила та.
– О Стефане, брате вашего мужа, о ком же ещё! – сказала Карен с некоторой обидой.
Гретхен улыбнулась в ответ – Стефан и у неё вызывал симпатию. Самый младший из Кертицев всегда умел найти для своей невестки пару тёплых и ободряющих слов, да и попросту всегда держался с ней любезно, но не подобострастно. Кажется, у Стефана был настоящий дар привлекать к себе людей – даже суровые северные графы и бароны не гнушались разговоров с юношей и находили его речи вполне разумными.
– Его высочество Альбрехта за доблесть недаром прозвали Железным Барсом, – восторженно продолжала Карен. – Но я уверена, что и Стефан сумеет проявить себя на этой войне! Узурпатор должен получить по заслугам, ваше величество!
– О, я ни сколько не сомневаюсь в доблести Кертицев… и Севера, – ответ Гретхен был вежливым, но довольно сдержанным. Она подумала, что Карен удивительно близка в суждениях к тому, что говорил Кертиц-младший – тот тоже пылал праведным гневом в адрес Карла. Из Стефана и Карен могла бы получиться красивая пара, но семья Фалькенбергов не отличалась ни богатством, ни могуществом. Очень сомнительно, чтобы Альбрехт одобрил подобный брак.
***
– Я требую, чтобы гибель моей племянницы была надлежащим образом расследована! И не верю, что Эдит могла так быстро умереть от… естественных причин. Она была молода и здорова!
Мориц Вильбек поморщился – раскатистый бас барона Вейсенфельда гулко отдавался от стен кабинета, а канцлер терпеть не мог шума.
– Я соболезную вашему горю, барон. Но вам придётся принять то, что в смерти несчастной девушки не было ничьего злого умысла. Маги, осмотревшие тело, пришли именно к такому выводу.
– Ваши маги, – скрестив руки на груди, Вейсенфельд угрюмо смотрел на канцлера из-под густых светлых бровей.
– Маги, служащие империи, – Мориц ощутимо подчеркнул последнее слово. – И лучше будьте впредь осторожнее в выражениях, а то я могу подумать, что вы обвиняете меня в убийстве. Такое не сойдёт вам с рук, знаете ли.
– Значит, расследования не будет?
– Будут похороны в доме Вейсенфельдов, – теперь уже Мориц не скрывал презрения в своём тоне. – Одни, я надеюсь. У вас чудесная семья, барон. Подумайте, каково вашей жене будет оказаться вдовой, а вашему сыну и дочерям – детьми изменника. Подумайте и примите верное решение.
Канцлеру показалось, что он услышал, как Вейсенфельд скрипнул зубами, но через пару мгновений тот вежливо распрощался с ним и покинул кабинет. В голове Морица тут же мелькнула мысль, что за излишне щепетильным бароном всё-таки стоит присмотреть. Но куда больше его занимало другое – магический вестник с ответом на письмо, которое канцлер отправил Франческе Эррейн, должен был прилететь со дня на день.
***
Годфрид Вейсенфельд, дожидавшийся отца в дворцовом коридоре, был очень бледен, а чёрные траурные одежды юноши только подчёркивали это. Барон Вейсефельд даже не ожидал, что смерть двоюродной сестры, не так давно приехавшей в столицу, настолько поразит его сына. Но в последние дни Годфрид выглядел совершенно раздавленным горем.
Едва увидев отца, он кинулся к нему с расспросами, но тот лишь бросил короткое: «Позже», а рассказал сыну о своём разговоре с канцлером уже в карете, которая везла обоих Вейсенфельдов домой.
– Что же мы теперь будем делать, отец?! – воскликнул Годфрид.
– Искать справедливости, – решительно ответил барон. – Но не в столице, мой мальчик.
========== Глава 21. Игры с огнём ==========
Луизе было страшно. Так, возможно, она не боялась с того далёкого дня, когда маленькой девочкой стояла среди безучастных воинов своего дяди. Стояла и смотрела, как большое здание деревенского амбара быстро охватывает пламя. Над всем этим разносились вопли – мужские, женские, детские – слившиеся в один утробный нечеловеческий вой перед тем, как обгоревшая крыша постройки рухнула внутрь.
После этого зрелища Луизе долго снились кошмары, но она никогда не кричала во сне. Разве что просыпалась среди ночи, всхлипывая и впиваясь зубами в собственную ладонь – ей вовсе не хотелось, чтобы на громкий плач явился её дядя, один взгляд которого пугал Луизу больше самых жутких ночных видений.
А сейчас Мориц Вильбек быстро шел впереди неё по опустевшим дворцовым коридорам. Сама Луиза и рада была бы отстать от него и затеряться где-нибудь среди залов и комнат, да вот только это представлялось совершенно невозможным. Рука одного из приспешников Морица держала её под локоть, ещё двое мужчин – точно таких же широкоплечих и с ничего не выражающими лицами – шли по обе стороны от вдовствующей императрицы.
Луиза молила Троих, чтобы навстречу её конвою попался кто-нибудь из многочисленных обитателей дворца. Вряд ли дядюшка позволил бы себе в присутствии посторонних обходиться так с особой, входившей в императорскую фамилию!.. Но Трое были в этот день заняты чем-то другим или попросту не желали слушать закоренелую грешницу.
И когда Луизу буквально впихнули в маленькую гостиную, смежную с собственным будуаром вдовствующей императрицы, она почувствовала, что с трудом сдерживает желание зарыдать.
Было так странно стоять, словно на эшафоте перед готовым выполнить свою работу палачом, посреди этой комнаты – с её пушистыми светлыми коврами, диванами и креслами, обтянутыми атласом в широкую бело-серую полоску и палевыми розами в фарфоровых вазах. Но Луиза собралась с силами и, гордо выпрямившись, посмотрела в блёклые бесстрастные глаза своего родственника.
– Можете говорить то, ради чего устроили этот дешёвый спектакль, дядюшка! – тщетно пытаясь унять охватившую её нервную дрожь, Луиза почти выкрикнула эти слова. – Вероятно, у вас есть для него веские основания – иначе вы очень пожалеете, что посмели так поступить с императрицей!
– Всего лишь вдовой императора, в жилах которой не течёт кровь правящей династии, – скучным тоном ответил ей Мориц. – И которая, как я знаю, – он, ничуть не смущаясь, окинул взглядом её талию, – пока что не спешит стать матерью наследника трона. Так что является… не слишком ценной фигурой.
Этого уж Луиза не могла вынести – дядюшка слишком сильно задел её за живое. Она с взвизгом кинулась на него, намереваясь не то вцепиться ему в волосы, не то выцарапать глаза.
Но была ловко схвачена одним из дядюшкиных помощников, который бесцеремонно, хотя и без лишней грубости заломил ей руки за спину. Луиза вырывалась изо всех сил, отчаянно пиная своего пленителя белыми атласными туфельками, но это действовало на него не больше, чем на каменную глыбу – мужчина даже не поморщился, а его лицо сохраняло всё то же тупое и сонное выражение.
– Ты сдохнешь, червь! Медленно, в муках! – яростно выдохнула Луиза, всё ещё пытаясь освободиться. Но подручный Морица лишь широко осклабился, без усилий удерживая императрицу.
– О, нет, моя дорогая племянница, сдохнуть сейчас куда больше шансов не у Петера, а у тебя, – самодовольно произнёс Мориц. – Потому что отравительниц карают смертью! – последнюю фразу он рявкнул уже гораздо громче, подскакивая к Луизе с неожиданным для своего возраста проворством.
– Отравительниц?.. Можно подумать, у вас есть доказательства!
– Они мне и не нужны, Луиза. Я отлично знаю, кто при дворе якшается с магами, у которых можно достать подобный яд. И ещё лучше – кому могла помешать бедная вейсенфельдовская девка! А уж засудить в нашей державе я смогу и святую Брианну, не сомневайся!
– Только зачем вам судить родственницу? – вздёрнув подбородок, императрица с вызовом уставилась на своего мучителя. – Терять свой шанс остаться возле трона?
– О, у трона я останусь в любом случае, даже не сомневайся, – усмехнулся Мориц. – А вот ты, милая, точно заслуживаешь хорошего урока!
– За что?! За эту потаскушку?.. Вам её жаль? Вы жгли детей заживо, а теперь вам жалко девчонку, которая пыталась отнять у меня Карла? Я не верю! Я не верю в вашу жалость!.. – Луиза истерично захохотала и пуще прежнего задёргалась в цепкой хватке Петера.
– Мне плевать на девчонку, тут ты права. Вот только убивать её сейчас было однозначно плохой идеей! И знаешь, почему?.. – Мориц вопросительно уставился на племянницу, но та только недоумённо помотала головой.
– Да потому, дорогая Луиза, что мать этой, как ты выразилась, «потаскушки» происходила из семьи Хеннебергов. Да, тех самых, которые по материнской линии в родстве с проклятыми небом Кертицами! И у которых обширные и отнюдь не безлюдные владения на северо-западе, куда и сбежал порталом этот демонов правдоискатель, барон Вейсенфельд! А теперь объясни мне, моя милая, почему я должен радоваться тому, что ты плодишь мне новых противников в грядущей войне?!
– Я н-не знала этого, – запинаясь, пробормотала Луиза. Она словно бы вернулась в детство, где не было ничего кроме ощущения полнейшего бессилия, медленно, но верно засасывающего её с головой, словно болотная топь.
– Но это тебя совершенно не оправдывает, – хмыкнул Мориц. – Давай, Ханс, твой выход, – кивнул он одному из своих подручных, изваяниями застывших у дальней стены комнаты, – проучи эту сучку, как мы договаривались.
Луиза понятия не имела, что с ней собирается делать светловолосый полноватый мужчина, чьё лицо, и без того малопривлекательное из-за маленьких запавших глазок и будто бы расплющенного носа, уродовал большой шрам на левой щеке. Но она подавилась возгласом, когда увидела в руке у дядюшкиного прислужника длинный нож.
– Вы не посмеете! – умоляюще глядя на родственника, тонко взвизгнула Луиза, когда Ханс подошёл к ней вплотную.
– А я ничего и не делаю, дорогая, – в голосе Морица слышалось предвкушение. – Смелее, Ханс, тебе же нравятся брюнетки!
Тот ничего не сказал, только криво усмехнулся в ответ, и его левая рука крепко сжала предплечье императрицы. Нож в правой быстро скользнул сверху вниз, и серебристый шёлк платья легко разошелся в стороны, обнажая грудь и живот Луизы. Она замерла, чувствуя, как холодная сталь касается кожи. Казалось, любое движение приведёт к тому, что бритвенно-острый клинок вонзится в тело.
– Достаточно, Ханс, – смакуя каждое слово, произнёс Мориц и подошёл к племяннице поближе. – Убери от неё свои грязные лапы, она всё-таки императрица.
Ханс разочарованно прицокнул языком, но безропотно отошёл в сторону, не выпуская, впрочем, из рук ножа. А Мориц, аккуратно отвёл в сторону лоскуты платья и нижней сорочки и неторопливо провёл рукой от шеи до живота племянницы.
Пальцы у дядюшки были прохладные и сухие. Луизу от его прикосновений кидало то в тошнотворный жар, то в пробирающий до костей озноб. Она молила Троих, чтобы всё это поскорее закончилось – не важно как, хоть бы её смертью от ножа одного из этих мерзких смердов или самого Морица. Интересно, он хоть раз в жизни убивал своими руками?..
– Яд, – бесстрастно сказал дядюшка, наконец-то отдёргивая руку, но Луиза не почувствовала от этого облегчения, пребывая на грани обморока. – У тебя остался яд, который ты подсыпала девчонке? Отвечай!
Луиза подняла на своего мучителя мутный взгляд тёмно-синих глаз. Она почти готова была сказать дядюшке, что яд у неё ещё есть. Его много, так много, что можно было бы отравить всех, находившихся с ней в этой комнате… вот только жаль, что при этом их смерть была бы лёгкой. Луиза с удовольствием бы посмотрела, как они жарятся на медленном огне или их режут на кусочки… но, возможно, она ещё увидит это. Она пока жива, а значит – вполне может выйти из этой схватки победительницей.
– У меня больше нет яда, нет совсем! – выдохнула она с отчаяньем, выглядевшим довольно убедительно. – Я купила его для себя, на случай неудачи с переворотом… Я не хотела, чтоб меня казнили на площади, перед чернью!.. Но потом не выдержала, когда эта стервочка стала обхаживать Карла!
Мориц помедлил с полминуты, изучающе глядя на племянницу, а потом сказал:
– Допустим, на этот раз я тебе поверю. Уж больно ты глупа, чтоб так складно врать. Но только вздумай ещё что-нибудь подобное провернуть без моего ведома!.. Живой не останешься, а если выживешь – то очень об этом пожалеешь! Поняла меня?!
– Поняла, дядюшка, – слишком уж много смирения в голос Луиза постаралась не добавлять – это бы точно показалось Морицу странным.
– Я пришлю служанок, чтобы они помогли тебе… привести себя в порядок, – сказал он с брезгливостью, одновременно жестом подзывая своих людей. – А пока подумай о совершенных ошибках, – напыщенно добавил Мориц, уже оборачиваясь к двери.
Когда её мучители покинули комнату, у Луизы вырвался сдавленный всхлип, но она до крови закусила губу, сдерживая желание разрыдаться в голос. Пышные оборки из белого кружева до этого так красиво обрамлявшие её декольте, теперь показались Луизе напоминающими пену на боках загнанной лошади, и она с коротким вскриком оборвала их с платья. Подержала в руках и с силой зашвырнула в разожжённый по случаю прохладного дня камин.
Пламя за фигурной кованой решёткой объяло ажурную ткань, быстро превращая её в бесформенные чёрные комки. Луиза жадно наблюдала за этим, но перед глазами у неё вставали не обрывки дорогой материи, а лица всех тех, кто принёс ей боль и страдания. Ненавистный дядюшка, Альбрехт, так презрительно отвергший её чувства, надоедливый щенок Карл… все они, по мнению императрицы, были достойны только одного – вечного пламени Бездны.
– Горите!.. – шёпот Луизы был едва различим за потрескиванием дров в камине. – Горите в аду, а я уж постараюсь обеспечить вам это поскорее!
***
– Но почему именно Маркус Неллер, ваше величество?! И… не лучше было бы обсудить это с Генштабом, прежде чем подписывать указ?
Вильгельм Эццонен стоял, повернувшись лицом к императору, который расположился в своём кресле за рабочим столом. Поза гвардейского капитана казалась расслабленной, но на самом деле, в последнее время, он чувствовал себя в присутствии Карла совсем не так вольготно, как раньше. Друг детства Вильгельма превратился в правителя, слишком хорошо умевшего удивлять своих подданных.
– Потому что он уже успел отлично показать себя в боях против северных дикарей, пусть теперь поучит уму-разуму южных!.. И кого ты прикажешь отправлять против лерийцев – одного из этих толстомордых столичных трусов?!
– Но Неллер – сам наполовину лериец…
– А твой новый лейтенант – лутециец по матери, но это же не значит, что он шпионит на Лутецию!.. Тебе же, Вилли, пора понять, что приказы своего монарха обсуждать следует только если у тебя действительно спросили совета.
– Да, ваше величество, как скажете, – внешне безмятежно отозвался на эти слова Вильгельм, но Карл не собирался прекращать поучать своего друга:
– И вообще – лучше бы ты обратил внимание на то, как плохо справляешься со своими собственными обязанностями.
Последняя фраза Карла попала точно в цель. Вильгельм всё никак не мог успокоиться после происшествия с ташайскими жрицами – оно показало слабость гвардии, и её капитан винил в этом себя.
– Я приложу все усилия к тому, чтобы случившееся на празднике не повторилось, – негромко ответил он, чувствуя, как формально и жалко это звучит.
– Вот и приложи, Вилли!.. А то однажды ты останешься без императора и кому тогда будешь нужен, гвардеец-предатель?.. – теперь Карл говорил уже гораздо мягче, но лишь продолжил растравлять раны Вильгельма.
Он отнюдь не считал роль гвардии в перевороте почётной, а косые взгляды придворных, ужасавшихся тому, что вернейшие защитники монархии выступили против трона, лишь разжигали в душе Вилли новые сомнения. Однако, слышать слово «предатель», как собственную характеристику из уст друга, оказалось ещё хуже.
– И не забудь, что завтра ты будешь сопровождать меня к генералу Ритбергу.
А вот эта новость заставила Вильгельма изумлённо вытаращиться на довольно усмехающегося Карла.
– К Ритбергу?! Но, он же под домашним арестом и…
– И он всё равно нужен мне, чтобы разделаться с чёртовым Севером и поскорее прикончить семейку Кертицев. Так что, Вилли, я решил смирить свою монаршую гордость и лично объяснить нашему славному генералу, в чём состоит его долг перед империей. Но если старый пень продолжит упрямиться и после этого – я его попросту повешу.
…Из кабинета императора Вильгельм вышел в глубокой задумчивости – он и сам не знал, радует его или страшит бурная деятельность, развёрнутая в последние дни Карлом. Поэтому, не было ничего удивительного в том, что погружённый в собственные мысли, он едва не натолкнулся в узком коридоре на императрицу, спешившую куда-то без привычной свиты из фрейлин и служанок.
– Смиренно прошу простить меня, ваше величество, – извинился Вильгельм, слегка поддерживая под локоть оказавшуюся в почти непристойной близости от него Луизу. Его внимательный взгляд не мог не приметить того, что глаза императрицы блестят необычно ярко, а вишнёвое бархатное платье как-то неловко сидит на её фигуре, словно надетое впопыхах и даже не одёрнутое заботливыми руками горничных.
– О, ровно ничего страшного, капитан, – сладко отозвалась Луиза, опираясь на его руку чуть сильнее необходимого. – Мы все порой не замечаем тех, кто оказывается рядом с нами, не так ли?
– Так, ваше величество, – подтвердил Вильгельм, с трудом подавляя вздох, когда декольте его собеседницы – как всегда, весьма смелое – фактически упёрлось в нижнюю часть его груди.
«Будто медведь на пасеке, – подумала Луиза, ощущая на себе жаркий взгляд гвардейского капитана. – Лезет, лезет к мёду… сейчас и прилипнет. Что ж, дядюшка Мориц, надеюсь, от клыков этого зверя ты не уйдёшь».
– На самом деле, – сказала она с улыбкой, осторожно беря в свои белые пальцы крупную ладонь Вильгельма, – это хоть и неожиданная, но счастливая встреча. Потому что я искала именно вас, Вилли.
***
Библиотека Сигеберта Адденса не могла не поражать богатством и разнообразием. Глава Ковена не поленился собрать в особняке великое множество томов, по большей части, разумеется, посвящённых магическому искусству. Были здесь книги от вполне обычных и безобидных, вроде тех пособий, с помощью которых юные адепты постигали азы волшебства, до древних гримуаров, посвящённых темнейшим магическим ритуалам.
Да и само помещение – с его сводчатыми потолками, множеством стеллажей из чёрного дерева, развешанными на стенах мрачноватыми пейзажами работы мастеров имперского Запада и тяжёлой тёмной мебелью, чьи ножки в виде когтистых звериных лап оставляли глубокие вмятины на красновато-оранжевых коврах – было в состоянии впечатлить любого посетителя, оставляя ощущение солидной роскоши.
Эулалия и сама когда-то, очутившись здесь в первый раз, с изумлением разглядывала уходившие к высоким сводам ряды книг… А вообще бывать в библиотеке она не любила, будучи не в силах побороть свою ненависть ко всему, связанному с колдовством.
Но это удивительно быстро перестало иметь значение. Теперь Эулалия без капли отвращения брала в руки магические трактаты, некоторые из которых были переплетены явно в человеческую кожу. И столь же охотно позволила бы содрать кожу с себя – если только это избавило бы Габриэля Фиенна от некромантского проклятия.
Сейчас, погружённая в пространные размышления некого Басима, надменно именовавшего себя Мудрейшим, но зато явно знавшего толк в тёмных заклинаниях, Эулалия не сразу заметила появление в комнате постороннего. Сообразила, что она не одна, адептка только когда посетившая библиотеку Вилма Мейер подошла поближе к столу, за которым Эулалия сидела.
– Так-так, кое-кто проявляет немалое рвение к учёбе, – слегка нараспев произнесла заместительница главы Ковена, упираясь ладонью в столешницу совсем рядом с лежащей на ней книгой. – Похвально, хоть и несколько неожиданно. А я и не знала, что ты читаешь по-бахмийски, – сказала Вилма, заглядывая в текст.
– Моя родина – Эдетанна. Там многие знают язык врага.
– Полезное умение, – усмехнулась та. – Но, забери меня Бездна, когда же ты, наконец, поймёшь, что у чародейки не может быть родины? Ни родины, ни веры, ни господ. Теперь только Ковен – твоя жизнь и единственная власть над тобой!..
– Как скажете, госпожа Мейер, – тут же отозвалась на пафосную реплику Эулалия, но привычной покорности в её голосе Вилма не услышала. – Как вам будет угодно… Просто, если у меня есть какие-то преимущества – я привыкла ими пользоваться.
Надменность эдетанской аристократки слишком явно слышалась в последней фразе, чтобы Вилма пропустила это мимо ушей. Но сегодня дерзость Эулалии лишь раздразнила её интерес.
– О, кошечка начинает показывать когти?.. Такой ты определённо нравишься мне больше, милая, – проворковала Вилма, придвинувшись поближе к осмелевшей адептке. – Хотя, тебе лучше не забывать, что твои коготки пока маловаты, чтобы точить их об меня. Но, я смотрю, первый бой меняет всех… Жаль, я ещё не успела тебя с ним поздравить, но позволь мне исправить это сейчас.
– Благодарю вас, госпожа Мейер.
– Слышала, ты сумела показать себя совсем неплохо – а это бывает далеко не с каждым новичком, уж поверь моему опыту. Но до меня дошло и ещё кое-что… Будто бы средства, которые ты использовала, были не совсем легальны. Будто бы это была… магия крови? – последние слова Вилма произнесла шёпотом, наклонившись к Эулалии так низко, что её горячее дыхание щекотало украшенное серёжкой с изумрудом ухо собеседницы.
Эулалия прекрасно понимала – учитывая количество народа, присутствовавшего в разгромленном зале и рядом с ним в тот вечер, слухи поползли бы неизбежно. Гончие вряд ли стали бы болтать с посторонними, но там ведь были не только они…
Сердце Эулалии принялось биться чуть чаще под тонким шёлком её травянисто-зелёного платья. Но она не замерла от ужаса и не сжалась в комок в ожидании неизбежной расплаты, как, возможно, сделала бы ещё совсем недавно.
– Правда?.. – с улыбкой сказала она, поднимаясь со своего места так резко, что едва не толкнула при этом поспешно отдёрнувшуюся Вилму. – Разве вы видите на мне кандалы? – всё так же улыбаясь, Эулалия вскинула в быстром жесте обтянутые узкими длинными рукавами запястья. – Или может быть, на главной площади для меня уже готовят костёр?.. А ведь во дворце было полно Чёрных Гончих! Так что подумайте, госпожа Мейер, и сами найдите ответ на свой вопрос.
– Я думаю, ты или очень ловка, или абсолютно невиновна, – в голосе Вилмы проскользнуло что-то похожее на уважение. – Так что можешь заслуженно наслаждаться своим триумфом… желательно, не слишком задирая при этом нос. А сейчас лучше поспеши к своему учителю – Сигеберт, в общем-то, и отправил меня к тебе, чтобы передать это указание.
– Уже иду, госпожа Мейер.
Произнеся эти слова, Эулалия присела перед Вилмой в реверансе – легком и почти неуловимо глумливом, а потом, и вправду, поспешила прочь из библиотеки.
Адептка не знала, чем встретит её жестокий глава Ковена – очередным нудным поручением, приказом ублажить его в постели каким-нибудь особо изощрённым способом или вовсе, как Вилма, обвинениями в запретной магии. Но она не испытывала перед Сигебертом прежнего, смешанного со жгучим отвращением, трепета. Может быть потому, что в её голове было слишком тесно от мыслей и без раздумий о похотливом наставнике. Сейчас, проходя по коридорам его особняка, Эулалия невольно вспоминала разговор, состоявшийся пару дней назад в другом хорошо знакомом ей доме.
…Она стояла посреди кардинальского кабинета – со сложенными на груди руками и потупленным взором, словно бы уже представшая перед церковным судом. Но слова, послужившие ответом на её рассказ об исцелении Рихо, не звучали как обвинение.
– В любом случае, всю ответственность я беру на себя, – голос Габриэля был негромким и спокойным – таким, каким Эулалия привыкла слышать его почти всегда. – Это именно я отправил вас во Флидерхоф. И поверь, окажись я сам вместе с вами – не стал бы удерживать тебя. Я благодарен тебе за спасение жизни офицера и… моего друга.
– Но это же, – Эулалия не удержалась и по-детски шмыгнула носом, – была магия крови и…
– Ты использовала те средства, которые были тебе доступны, – голубые глаза смотрели на неё без жалости, но и без презрения. – Не растерялась в бою. Спасла человека, который служит Церкви. Что до магии крови… просто не увлекайся ею впредь, ясно?.. Она запретна вовсе не без причины. Все преступления, что совершались с её помощью и записаны в старых хрониках – лучшее тому подтверждение. Но иногда самый скверный инструмент может послужить доброй цели. Во всяком случае, я в этом уверен. И можешь не сомневаться, у меня хватит власти попридержать тех, кто думает иначе.
Кардинал сидел за своим письменным столом, почему-то облачённый в светское платье – его чёрный камзол очень напоминал мундиры Гончих. Может быть, именно непривычная одежда или слегка растрёпанные сегодня светлые волосы Габриэля, заставили Эулалию задуматься о том, что он всего на несколько лет старше её самой… Только вряд ли может кому-то показаться слабым и неопытным. Страшно было бы иметь его своим врагом, но службу такому человеку Эулалия считала высшей честью.
========== Глава 22. Цена ==========
Большая, но довольно просто и скупо обставленная гостиная генерала Эрнста Ритберга, должно быть, никогда ещё не видала столь важного посетителя. Но сам хозяин этих стен держался перед венценосным гостем очень спокойно – будто бы в том, что сам император навестил его дом, не было ничего особенного.
