Текст книги "Гадюка на бархате (СИ)"
Автор книги: Дина Смирнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)
– Хорошо, я понял тебя.
***
Луна едва просвечивала сквозь закрывшее её облако, и на пустынном берегу было темно. Лишь поблёскивали под слабым светом волны океана, плеск которых был хорошо слышен из-за скальных обломков, расположенных чуть поодаль от песчаного пляжа. От воды тянуло холодной сыростью.
Диего Линарес, который уже довольно долго сидел за поросшим густым мхом куском скалы, поёжился и попытался подвинуться так, чтобы камень лучше прикрывал его от ветра. Чем и заслужил сердитый взгляд Ксантоса, которому, кажется, сохранять полную неподвижность в засаде было проще простого.
– Да успокойся ты, тут и нет пока никого, – шепнул Диего своему спутнику. – А я замёрз!..
– Как знаешь, – голос Ксантоса сливался с плеском волн. – Идея сунуться сюда всё равно была твоя… Дурная идея и дурной остров – нам тут точно не место.
– Между прочим, она твоя сестра.
– И я не хочу, чтобы наше присутствие здесь ей навредило. Если гиллийцы узнают…
– Ничего они не узнают. А оставлять беззащитную женщину одну – не в моих правилах.
– Вряд ли мы ей чем-то сможем помочь. Ну, разве что, ты демонов призовёшь…
– Я не демонолог, сколько раз тебе повторять, чёртов ты еретик!..
– Неужели?.. Тихо, лодка!..
Диего на зрение не жаловался, но разглядеть подплывшее к берегу судно, слишком крупное для обычной лодки, смог гораздо позже своего спутника. И в очередной раз задумался, откуда у Ксантоса способность видеть в темноте не хуже кошки.
Но размышлял он об этом недолго – нос судна уже ткнулся в прибрежный песок, и высокая фигура спрыгнула на пляж. А потом – протянула руки к борту, подхватывая кого-то более изящного и чуть меньшего ростом.
– Княжич Гверн, – шепнул на ухо Диего Ксантос. – Он смел, раз решился ступить на запретную землю.
– Он влюблён, – еле слышно усмехнулся Диего. – И это совсем не удивительно.
Ксантос ничего не ответил, глядя, как Гверн вручил Лавинии – провожал он, разумеется, именно её – факел и, что-то сказав, ловко взобрался обратно на борт. Через минуту судно абсолютно бесшумно – явно не без помощи магии – отчалило, быстро растворяясь во тьме.
Полная луна, наконец, выплыла из-за разбежавшихся от ветерка облаков. В её холодном свете стало неплохо видно Лавинию, уже направившуюся прочь от берега по тропе, которая плавно поднималась меж скал.
– Идём, иначе упустим её из виду, – шепнул Диего Ксантосу, поднимаясь на ноги.
Двигаться так, чтобы Лавиния не заметила слежки, оказалось не слишком сложной задачей для офицера Чёрных Гончих и зеннавийского убийцы. Да и сама Белая Львица была сегодня на удивление беспечна, не обернувшись назад ни разу за весь свой путь. Или же просто понимала – от того, что ждало её на Истароге, никакая осторожность спасти не могла.
Тропа всё круче забирала вверх. И, наконец, привела всех троих гостей острова к окружённой скалами ложбине, покрытой очень густой и сочной травой, но почти лишённой иной растительности. Кроме, разве что, дерева с округлой кроной в дальнем её конце и островка чахлого кустарника у подножия скал.
Зато по-прежнему тут и там виднелись груды камней, за одну из которых и скользнули двумя бесшумными тенями Диего и Ксантос. А в отдалении возвышались руины большого каменного здания, которое окружала типичная для гиллийской архитектуры колоннада, теперь уже, правда, полуразрушенная.
Лавиния остановилась посреди усеянной камнями поляны. В правой руке она по-прежнему сжимала потрескивавший факел, а левой придерживала подол своего простого тёмного платья.
Ночь, опустившаяся на Истарог, казалась удивительно тихой. Но Ксантос чувствовал, как его кожу обдаёт то холодом, то жаром магия, которой было пронизано это место. Он пристально следил за казавшейся сейчас хрупкой и очень одинокой фигуркой сестры. Хотя и отлично понимал, что мало чем может помочь Лавинии. Против местного колдовства его навыки, скорее всего, оказались бы бессильны.
Напряжённая тишина стояла ещё несколько минут, а потом чуткий слух зеннавийского убийцы уловил странный звук, напоминающий не то басовитое мяуканье, не то птичий клёкот.
Почти сразу же Ксантос заметил движение за колоннадой. Его ладони привычно легли на рукояти метательных ножей с отравленными лезвиями. Но когда он разглядел получше тех, кто выходил теперь из руин – мгновенно разжались. Ксантос отлично знал: убить представших перед ним существ сталью практически невозможно. Та просто не смогла бы пробить их шкуры.
Между тем, они приближались к Лавинии. Крупные звери – на пару ладоней выше в холке львов, которых Ксантос не раз видел в зверинце своей матери, но двигавшиеся с той же грацией больших хищников. Разные – изящные и поджарые или более массивные и приземистые. Белые, серые, тёмные и пятнистые. Но все – со складчатой грубоватой кожей, большими остроконечными ушами и покрытыми морщинами мордами, в чертах которых угадывалось что-то кошачье и змеиное. И кожистыми крыльями, сейчас мирно сложенными и прижатыми к бокам.
Ксантосу раньше приходилось слышать о бывших священными для жителей древней Соланны горгульях. Но он точно не ожидал увидеть их воочию. И осознать, что никак не сможет защитить от них сестру.
Лавиния оставалась на месте, лишь отступив на пару шагов. Бежать было в любом случае бессмысленно.
Горгульи постепенно подходили к ней. И наконец, один зверь – широкогрудый, светло-серый с маленькими жёлтыми глазками – коротким прыжком оказался всего в шаге от Лавинии, полурасправив крылья и протянув к ней горбоносую морду.
Ксантос стиснул зубы. Он отлично представлял себе, что может сделать с человеком один лишь удар когтистой лапы подобной бестии или её клыки. Но Лавиния бесстрашно – во всяком случае, так казалось со стороны – протянула к горгулье руку. Ксантос заметил, что на правом запястье у сестры поблёскивает подаренный ей Габриэлем браслет.
И было ли дело в таинственном украшении, древней крови, что текла в жилах Лавинии, или чём-то ином – но зверь охотно склонил голову, подставляя морщинистый лоб под женскую ладонь. Ксантос немного перевёл дух – смерть Лавинии пока не грозила.
А потом он увидел то, что заставило его самого почти попрощаться с жизнью. Две горгульи – светлая с круглыми тёмными пятнами на морде и спине и более миниатюрная тёмно-коричневая с вытянутой тощей мордой – подбирались к камням, за которыми скрывался Ксантос со своим спутником. Звери лениво охлёстывали себя по бокам длинными голыми хвостами, неторопливо ступая по траве. Ксантос обернулся к Диего и обнаружил, что тот бормотал себе под нос нечто неразборчивое.
«Клятый церковник, нашёл время молиться!..» – подумал Ксантос, скорее с отчаяньем, чем с настоящей злостью.
Через мгновение воздух вокруг Ксантоса сгустился и подёрнулся не то туманом, не то каким-то иным зыбким маревом. Уши заложило так, словно бы он резко нырнул на глубину. Горло сдавило, и дышать сделалось трудно. Ноздри забивали запахи мускуса и падали, розового масла и крови. Проклиная свою чувствительность к магии, Ксантос сжал ладонь на рукояти меча, стараясь не потерять сознание.
Но, кажется, на пару мгновений всё же провалился в странное забытьё. Иначе откуда бы перед его взглядом возникла зависшая в паре локтей над землёй фигура обнажённой зеленокожей женщины?..
Немного придя в себя, Ксантос с изумлением увидел, что горгульи явно потеряли к нему и Диего всякий интерес и уже успели отойти прочь. Обернувшись к своему спутнику, выглядевшему сейчас ещё более бледным, чем обычно, Ксантос спросил:
– Это ты?.. Ты отогнал их магией?! А я слышал, что она на горгулий не действует.
– Это, – Диего вздрогнул словно от боли и потёр пальцами висок, – не совсем я… Да и к чёрту, зеннавиец!.. Радуйся, что мы ещё живы!
Время до рассвета тянулось медленно. Лавиния вместе с сопровождавшими её теперь, словно верная свита, крылатыми бестиями отправилась куда-то вглубь руин. Но ни Ксантос, ни Диего последовать туда за ней не рискнули.
Когда небо уже чуть посветлело, и на Истароге царил предутренний полумрак, Лавиния вернулась на поляну. В руках у неё был сверкающий золотой обруч, усыпанный крупными тёмными сапфирами и мелкими алмазами. Корона или тиара, как понял Ксантос.
Обратно к пляжу Лавиния отправилась в сопровождении не только так и не обнаруженных ею убийцы и церковника, но и двух крылатых бестий – того самого серого зверя, подошедшего к ней первым, и длиннолапой белой горгульи с очень большими ушами.
Бестии – будто бы ручные – смирно уселись на песке по обе руки от Лавинии. И когда жрецы в длинных золотисто-оранжевых одеяниях, сойдя на берег с борта возвратившегося судна, опустились перед Белой Львицей на колени, Ксантос вполне понимал их чувства. Особенно, если учесть, что всех отправлявшихся на остров до этого горгульи, судя по всему, убивали и сжирали.
А теперь у его сестры получилось вернуть гиллийцам не только их священную драгоценность, но – как островитяне теперь наверняка думают – вернуть милость богов, чьими вестниками тут считались горгульи. Возможно, это всё и позволит Лавинии возвратиться домой действительно с победой.
========== Глава 36. Время решений ==========
Карл внимательно разглядывал подполковника Грифоньей Стражи Фридриха Бренна, который согнулся в низком поклоне, едва только войдя в императорский кабинет. Высокий русоволосый мужчина с не слишком выразительным слегка вытянутым лицом и глубоко посаженными серыми глазами, выглядел любезным и почти подобострастным, но Карл не слишком-то обольщался на его счёт.
Луиза, конечно, успела изрядно надоесть мужу просьбами не доверять людям из имперской тайной службы. Но в итоге новоиспечённый император всё же согласился с супругой. Карл пообещал вести себя с Бренном очень, очень осторожно. Пусть даже у него и имелся верный, как Карл надеялся, способ сделать подполковника Грифонов пешкой в рискованной игре.
Жестом приказав Бренну сесть, Карл решил сразу перейти к сути дела.
– Вы, наверное, были удивлены моим приглашением во дворец, Бренн, – сказал он, не спуская глаз со своего собеседника. – Не так ли?..
– Не стану этого скрывать, ваше величество. Однако, я буду счастлив послужить империи и вам лично. Так, как потребуется.
– Я ценю подобное рвение, – улыбнулся Карл. – Но я не стану отдавать вам приказов, о нет!.. Всего лишь сделаю одно любопытное предложение, в котором вы, возможно, увидите немалую пользу для себя лично…
Дальше Карл старался говорить выразительно, но спокойно – не выдавая того, насколько важно для него возможное решение Бренна. Молодой император никогда не признался бы себе в подобном, но он – полуневольно-полусознательно – пытался подражать манере кардинала Фиенна, чьи проповеди и речи в Императорском Совете звучали одинаково убедительно.
А ещё Карл в очередной раз с благодарностью подумал о Луизе. Она очень вовремя вспомнила о сплетнях, ходивших на имперском юге несколько лет назад, когда там прогремела история с Багряными Стрелами и поддерживавшими секту знатными мидландцами. Точнее – о слухе, гласившем, что среди последних была и невеста Фридриха Бренна. Чуть позже Луиза сумела разузнать, что эта юная южанка, действительно, предстала перед церковным судом. И после отправилась уже не под венец со своим любящим женихом, а в монастырь.
– Значит, вы предлагаете мне… избавить вас от кардинала Фиенна? – Бренн ответил далеко не сразу после того, как Карл закончил свою речь и выглядел настороженным.
– Вы всё правильно поняли, Бренн, – согласился Карл. – И подумайте сами – когда ещё сможете отплатить Фиенну, отобравшему у вас вашу прелестную… Анхелику?.. А сейчас у вас есть такой шанс.
Карл немного опасался, что Бренн вспомнит – осудил его невесту вовсе не Фиенн. Он был лишь тем, кто вычислил тёмных магов и их соратников. Но, должно быть, слава Ледяного Меча Церкви была слишком громкой, чтобы Бренн об этом задумался. Или же жажда мести затмила разум неглупому, в общем-то, Грифону… Во всяком случае, тот лишь кивнул Карлу в ответ.
– К тому же, вы сможете избавить империю от опасного врага, который пытается влиять на её политику изнутри, – продолжил Карл, понадеявшись, что Бренн не станет допытываться – почему император включил «врага» в свой Совет?.. Но Грифон, кажется, прекрасно понял правила игры и лишних вопросов задавать не стал. – И можете быть уверены – империя этого не забудет.
– Но, ваше величество, вы же понимаете, что Церковь ни за что не спустит убийство столь высокопоставленного духовного лица?.. Неужели вы хотите войны с Тиррой?
– Нет, конечно!.. Потому и поручаю дело вам. Человеку умному и знакомому с разнообразными… методами. Постарайтесь избавиться от кардинала так, чтобы у Церкви не оказалось к империи претензий. Устройте ему несчастный случай. Смерть от рук ревнивой любовницы, в конце концов!.. Говорят, дамочки от него просто млеют… Хоть я и не понимаю, как женщины могут любить этого недомужчину в юбке, но всё же… Или вы считаете, что это невозможно?..
– Отчего же. Многое возможно, если знать, как подступиться к делу.
***
Ещё недавно Карен и представить себе не могла, что будет стоять в главном зале родного Соколиного Гнезда и с ужасом думать только о том, как ей хочется жить… Прожить ещё хотя бы день или даже час, что бы ни пришлось ради этого сделать!.. Но лезвие клинка, прижатого к горлу Карен, делало надежды на подобный исход очень зыбкими.
В последние недели жизнь семьи Карен неудержимо катилась в Бездну.
Известие о гибели принца-консорта и вместе с ним – Эриха. Горе, не сплотившее семью, а скорее заставившее их всех ещё больше отдалиться друг от друга. Слёзы и скандалы, которыми Фрида всё-таки вынудила своего мужа присоединиться – вместе с имевшимся у Фалькенбергов немногочисленными бойцами – к армии Бернхарда. И, через недолгое время, новость о том, что к Соколиному Гнезду подходит крупный военный отряд узурпатора. Явно уже осведомлённый о том, что хозяева замка поддержали в начавшейся войне врагов императора Карла.
Фрида, пусть и понимала, что долгую осаду Соколиное Гнездо не выдержит, сдаваться не собиралась. Впрочем, когда обитатели замка узнали о том, что их стенам приближается не кто иной как находившиеся на службе у империи ютты, они горячо поддержали желание своей госпожи отбиваться до последнего.
После проигранной варварами Северной кампании некоторые из юттских князей охотно приняли мидландское подданство и вместе со своими воинами перешли на службу к империи. Сравниться по эффективности с регулярными войсками ютты, конечно, не могли. Но зато были крайне неприхотливы и не требовали большого жалования, удовлетворяясь военной добычей. А кроме того – наводили на врагов мидландского престола ужас своей жестокостью и привычкой разорять дочиста ту местность, по которой проходили.
Вот и теперь генералу Ритбергу или кому-то из его подчинённых пришла в голову мысль использовать юттов против маленького и не слишком хорошо защищенного Соколиного Гнезда. И заодно – сделать разграбление земель Фалькенбергов устрашающим примером для тех северных владетелей, которые могут ещё решить примкнуть к армии императрицы-беглянки.
Защищалось Соколиное Гнездо отчаянно, пусть и недолго. Ворота, чья магическая защита не обновлялась уже многие годы, всё-таки спалил огонь, вызванный юттским шаманом. После этого лавина захватчиков хлынула за крепостные стены. Произошло это столь быстро, что Фрида с детьми не успела даже попытаться сбежать через один из тайных ходов, имевшихся в замке.
И теперь Карен смотрела, как ютты со смешками потащили её мать и маленьких братьев к дальней стене зала. Как отошли и, поощряемые весёлыми выкриками соратников, натянули луки. И как стрелы пронзили сначала тело её среднего брата, пытавшегося загородить матушку, а потом – и саму Фриду. Та упала на залитые кровью плиты каменного пола, так и не перестав прижимать к себе самого младшего из сыновей.
Сердце Карен раздирали боль и ярость. Слёзы непрестанно текли из глаз. А ещё она в ужасе думала, что вот-вот настанет и её последний миг. Когда пленницу саму поволокли к стене, у которой лежали тела её родственников, Карен с коротким вскриком выскользнула из рук юттского солдата. И упала на колени перед предводителем захватчиков – тот гордо восседал в кресле, которое когда-то занимал на пирах отец Карен.
Ютт посмотрел на Карен презрительно, но заинтересованно. Был он нестарым ещё мужчиной, широкоплечим и крепким, пусть и немного обрюзгшим. Его ярко-голубые глаза блестели на раскрасневшемся от возбуждения лице, а длинные светло-русые волосы были растрёпаны, как и спутанная борода. Выглядел он, по мнению Карен, настоящим диким варваром.
Но всё-таки та постаралась преодолеть оцепенение, охватившее её при одном только взгляде в сторону ютта. Поднявшись с колен, Карен отбросила за спину свои огненные пряди и дрожащим голосом проговорила:
– Господин!.. Господин, прошу вас, пощадите меня!.. Я не хочу, не хочу умирать!..
Ютт смерил её внимательным взглядом и лениво отозвался:
– Да?.. Но вам всем, изменники, стоило подумать об этом раньше. Когда вы решились пойти против императора Карла!..
– Господин, я всего лишь женщина, которая ничего не понимает в таких вещах!.. – Карен умоляюще протянула руки к захватчику. – Мне ещё совсем мало лет, и я очень хочу жить!
– Неужели?.. – прищурился ютт. – И на что ты готова ради этого?
– На всё!.. Стану для вас кем вы захотите – служанкой, невольницей… – Карен потупила взгляд, а её голос стих до шёпота.
Но через пару мгновений она вновь гордо выпрямилась, глядя в глаза собеседника. А потом пальцы Карен быстро пробежались по мелким пуговкам серого платья, распахивая его на груди. В следующий миг она рванула свою сорочку, раздирая тонкую белую ткань. И предстала обнажённой до пояса перед захватчиком и его ободрительно заулюлюкавшей свитой. Лишь один рыжий локон спускался на маленькую округлую грудь дочери семейства Фалькенберг.
Карен чувствовала, как жар заливал её щёки, а слёзы неудержимо текли из глаз. Так стыдно и мерзко ей раньше никогда не было. Но жить очень хотелось. И Карен стояла перед разглядывавшим её с глумливой улыбкой предводителем юттов, пока тот не махнул ей милостиво рукой, позволяя прикрыться и усесться на полу подле него. Тяжёлая ладонь ютта легла Карен на голову, зарываясь в густые огненные волосы. И пленница стиснула кулаки, надеясь, что боль от впивавшихся в кожу ногтей поможет ей не потерять сознание.
***
Гретхен ощущала, как её попеременно охватывают то гнев, то страх. Гнев был предпочтительнее, он придавал сил. Но страх за себя и за нерождённого ребёнка всё сильнее заглушал иные чувства.
Ещё совсем недавно юная императрица, которую – тогда она была в этом уверена – обожал и её муж, и придворные, и весь мидландский народ, помыслить не могла, что окажется в столь печальной ситуации. Во власти человека, который и не думал считаться ни со статусом императрицы, ни с родством – пусть и не кровным – в котором они состояли. Который не стеснялся насмехаться над ней и угрожать ей, хотя совсем недавно был удивительно угодлив… Но с самого первого дня ей не понравился. Она и тогда ощущала в нём затаённую злобу и зависть. Вот только почему-то не подумала поделиться с мужем сомнениями по поводу его брата… А впрочем – что было рассуждать об этом теперь!..
И, поплотнее укутавшись в белую шаль в своей плохо протопленной спальне, Гретхен тихонько всхлипывала, вспоминая последний разговор со старшим из оставшихся в живых братьев Кертицев.
…Бернхард расхаживал по комнате – неторопливо и уверенно. Как истинный хозяин замка, пусть даже и покои, в которых он сейчас находился, были отведены императрице-беглянке.
– Вы должны понимать, ваше величество, что после гибели моего брата, вы остались в очень сложной ситуации. Вы не можете сами возглавить армию. Да и с северной политикой знакомы не слишком хорошо. Разумеется, я готов помочь вам. Но я бы хотел, чтобы нас с вами связало нечто большее, чем месть за вашего мужа.
– Нечто… большее? – переспросила Гретхен. – Я не совсем понимаю вас.
– Что ж, в таком случае я объясню. Знаете, ваше величество, раньше… Не так, впрочем, и давно на Севере существовал один обычай. Согласно ему, если у умершего человека имелись неженатые братья, его вдова должна была выйти за одного из них. Такая традиция была разумной, как я считаю, и небесполезной для женщин, остававшихся в одной семье… И я предлагаю вам, ваше величество, её возродить. Станьте моей женой, Гретхен, и вы увидите, что я сумею подарить вам счастье. Вам и империи.
…Тогда Гретхен растерялась, не сразу ответив Бернхарду. Слишком уж нелепо звучало такое предложение для неё, императрицы Мидланда, к тому же – похоронившей мужа меньше месяца назад.
Но Бернхард был настроен решительно. В ответ на её возмущённый отказ, он лишь рассмеялся – так весело, будто бы и не потерял совсем недавно брата. И сказал Гретхен, что, возможно, она ещё передумает. После того, как посидит пару недель в своих покоях одна. Для всех, кроме Бернхарда – тяжело переживающая гибель Альбрехта и заботливо оберегаемая своим деверем от чьих-либо посещений. В конце концов, Гретхен и раньше не особенно часто общалась с кем-то, кроме мужа и его братьев, так что её затворничество вряд ли вызовет у северян вопросы.
Гретхен пришла в смятение, быстро сменившееся ужасом. Прежде никто не смел обращаться с ней так!.. Разве что – Ислейв Малахитовое Пламя, в первый день их знакомства. Вот только теперь мысли о сгинувшем маге вызывали у Гретхен не злость, а лишь сожаление. Как бы она хотела теперь увидеть его рядом с собой!.. Увы, было слишком поздно.
Гретхен пыталась уговорить стоявшую у дверей её покоев стражу выпустить её, не противиться воле своей императрицы. Но ответом ей были только равнодушные, а то и презрительные взгляды.
Пробовала подкупить немногими оставшимися у неё украшениями служанок, чтобы те передали весточку о возмутительном поведении Бернхарда кому-нибудь из северных владетелей. Однако девушки оказались слишком робки, а, возможно – и запуганы своим хозяином. Ни одна на уговоры Гретхен не поддалась.
Некоторую надежду на освобождение пленнице дал было визит чародейки-целительницы Эрны. Высокая рыжеволосая женщина с холодными серыми глазами всегда держалась независимо и несколько надменно. И имела куда больше возможностей помочь Гретхен, чем бедные забитые прислужницы.
Вот только целительница лишь отстранённо поинтересовалась самочувствием Гретхен и настояла на том, чтобы осмотреть императрицу. Но упорно избегала разговоров о чём-либо, кроме здоровья будущей матери.
И всё же, когда Эрна уже собиралась уходить, Гретхен решилась на отчаянную просьбу. Ухватившись за горячую крепкую руку своей собеседницы, она выдохнула:
– Умоляю вас, госпожа Эрна, не оставляйте меня так!.. Во власти этого… Этого мерзавца!..
– Но что я могу сделать?.. – Эрна нахмурилась. – Поймите, ваше величество, я не стану рисковать жизнью и идти против господина Кертица.
– Вам и не придётся!.. – Гретхен с надеждой посмотрела на неё. – Я прошу вас всего лишь рассказать Стефану Кертицу о том, что его старший брат держит меня здесь против моей воли и принуждает к браку!.. И передать ему, что я прошу о помощи!
– Хорошо, ваше величество, это я, пожалуй, смогу сделать. Только должна вас предупредить – младшего господина Кертица нет в замке. Он вчера отправился куда-то с небольшим отрядом. Не думаю, что надолго, но вам придётся подождать.
И теперь Гретхен ждала, стараясь не думать о том, что же будет, если Стефан останется на стороне своего брата. Или если он и вовсе не вернётся из поездки.
Раньше она бы ни за что не позволила себе таких мыслей, молясь и уповая на защиту Создателя. Но потеряв Альбрехта, а затем и несносного, но не безразличного ей Ислейва, Гретхен теперь не слишком-то верила в божественное милосердие.
Правда, сегодня её терпение оказалось вознаграждено. Гретхен вздрогнула, когда дверь распахнулась, и в комнату – вместе с шумом голосов и порывом холодного воздуха – ворвался тот, на чью помощь она так рассчитывала.
Если бы Гретхен не видела Стефана своими глазами, она бы не поверила, что за короткий срок человек может так измениться. Стоявший перед ней юноша в лёгком доспехе и с обнажённым мечом в руке казался словно бы выше ростом. А его тёмные волосы обрамляли осунувшееся лицо, сейчас уже вовсе не казавшееся мальчишески наивным.
– Ваше величество, – с поклоном обратился к императрице Стефан, в то время как два воина в доспехах вошли в покои следом и застыли у него за спиной. – Гретхен… Я получил известие от Эрны о том, что у вас с Бернхардом вышла какая-то размолвка…
– Размолвка?! – Гретхен вскочила на ноги, стискивая в ладонях концы наброшенной на плечи шали. – Бернхард Кертиц держит меня взаперти и принуждает к замужеству! Сейчас, когда тело Альбрехта ещё не успело истлеть в земле!.. – Гретхен и сама не ожидала от себя подобной вспышки. Но теперь фразы лились сплошным потоком, зло и яростно.
И чем дальше Стефан слушал её, тем более угрюмым и растерянным казался. Однако договорить рассказчице не дали. В комнату быстрым шагом вошёл Бернхард, которого сопровождали двое солдат, и Гретхен осеклась на полуслове.
– Что ты делаешь здесь, Стефан?.. Императрица нездорова, тебе не стоит утомлять её величество. К тому же, ты и сам ранен, – Бернхард окинул младшего брата внимательным взглядом.
Гретхен же только сейчас заметила, что левая рука Стефана покоится на перевязи, на которой виднелись подсохшие бурые пятна. Чуть покачнувшись, Гретхен обессилено опустилась в кресло. Ей сделалось дурно при мысли о том, что Стефан явно успел побывать в сражении. Он, наверняка, вёл себя там так же безрассудно смело, как и Альбрехт в своё время.
Перепалка между братьями продолжала разгораться, и их люди теснее придвинулись к своим господам, обнажив мечи. Стефан настаивал на том, что Бернхард вёл себя по отношению к императрице абсолютно неподобающе и требовал от него немедленных извинений. Бернхард же увещевал «щенка», настойчиво рекомендуя ему «знать своё место» и «не лезть во взрослые дела, пока не подрастёт».
А та, что оказалась предметом их спора, чувствовала, что у неё начинает раскалываться голова от криков и духоты в комнате, сделавшейся вдруг очень тесной из-за заполнивших её мужчин в доспехах.
«Только бы не упасть в обморок, это будет слишком на руку Бернхарду, который привык прикрываться моим плохим самочувствием», – думала Гретхен, борясь с подступающей к горлу тошнотой.
– Раз ты не способен обходиться с императрицей достойно, значит ей нечего делать в твоём доме! – вдруг выкрикнул Стефан, потрясая мечом, который так и не убрал в ножны. – Я увезу её в Ивовый Берег!..
Не желая угодить под случайный удар клинка, Бернхард отступил в сторону.
– Не смеши меня, – хмыкнул он. – Я не позволю тащить её величество в твою жалкую развалюху, которую и замком-то стыдно назвать.
– Не позволишь?!.. Что, тоже станешь держать меня взаперти?.. Можешь на это не рассчитывать. К счастью, я – мужчина, и могу за себя постоять. Не думаю, что ты способен на братоубийство!..
– Её величество сама с тобой не поедет, сопляк!
– Неужели?!
– Хватит!.. – Гретхен поднялась с кресла и звонко хлопнула в ладоши, этим всё же сумев привлечь внимание спорщиков. – Стефан, я еду с тобой, раз уж в этом замке мне не оказали должного уважения. Бернхард… Убирайтесь, немедленно! Сей же час – вон из моих покоев!.. Пришлите служанок, чтобы они собрали мои вещи в дорогу. И только попробуйте помешать мне покинуть Сосновый Утёс!.. В таком случае, вам придётся пойти и на братоубийство, и на убийство своей законной императрицы. А этого вам ваши любезные союзники уж точно не простят!
***
Альбрехт совсем потерял счёт времени. Пока пленника везли в крытой повозке всё дальше и дальше от Ольховой Лощины, его продолжали то и дело опаивать сонным зельем. Так что целые куски пути выпадали из его памяти. А просыпаясь, он всё равно оставался словно бы в полудрёме, не успевая полностью отойти от действия снадобья до того, как получал новую порцию.
В очередной раз очнулся он уже не в повозке и словно бы заново пережил те ощущения, которые испытывал перед хорошо врезавшимся ему в память визитом предателя Леманна. Правда, теперь уже совсем не болела рана на ноге, залеченная ехавшим с отрядом пленителей чародеем. Да и лежал Альбрехт не на полу, среди охапок соломы, а на привинченной к стене койке.
Немного придя в себя – голова всё ещё оставалась мутной от зелья – Альбрехт осмотрелся.
Очутился он сейчас в относительно просторной камере с каменными стенами. Обставлена она была очень скупо – кроме койки здесь имелся лишь грубо сколоченный табурет. Частая металлическая решётка отгораживала её от коридора, освещённого подвешенными на стенах факелами… Всё это слишком сильно напоминало Альбрехту подземные помещения эрбургской тюрьмы, чтобы его не начали мучить подозрения.
Стражники, появившиеся спустя некоторое время с едой для пленника, охотно рассказали Альбрехту, что тот и впрямь оказался в столице. Но на другие его вопросы отвечать не стали. И гнев консорта, обещавшего обрушить на их головы все мыслимые кары, стражников не впечатлил.
Он был поражён подобной наглостью и произволом. Раньше Альбрехту и в голову не приходило, что его, столь высокопоставленное лицо, могут держать в тюрьме тайно и безо всякого суда. Но, с другой стороны, поразмыслив, он решил, что если и стоило от кого-то ожидать подобной выходки – то это, безусловно, была императрица Луиза. Она уже успела показать и своё безрассудство, и удивительную беспринципность.
А через пару протянувшихся для него мучительно медленно дней Альбрехт увиделся с виновницей своих бед лично.
Она появилась в тюремном подземелье, когда пленник уже собирался ложиться спать. Уверенным шагом приблизилась к его камере и резким взмахом чёрного кружевного веера приказала уходить сопровождавшим её стражникам. Рядом с императрицей остался лишь Леманн, которого Альбрехт наградил ненавидящим взглядом.
– Вот мы и встретились, мой дорогой, – нараспев произнесла Луиза. – А ведь это могло произойти совсем по-другому!..
Альбрехт должен был признать, что, став во второй раз правящей императрицей, Луиза, казалось, похорошела ещё больше. Её синие большие глаза сверкали, на щеках играл румянец, заметный даже в тюремном полумраке, а полные алые губы украшала лёгкая улыбка. Тёмно-красное платье, отделанное чёрным кружевом и тонкой вышивкой бисером того же цвета, возможно, выглядело чуть вульгарно, но отлично дополняло броскую внешность Луизы.
Вот только сам Альбрехт не испытывал к этой яркой красавице ничего, кроме жгучей ненависти.
