Текст книги "Гадюка на бархате (СИ)"
Автор книги: Дина Смирнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)
– Мне ведь идёт красный, верно?.. Как вино, рубины и… имперские орлы!
Спрыгнув с постели, Вилли в пару шагов оказался рядом с Луизой, глядя на неё сверху вниз. Он ощущал нарастающее возбуждение, сквозь которое уже почти не пробивалось отвращение к себе. И, положив ладонь на нежную шейку своей любовницы – та тут же задрала подбородок, словно зверь, просящий ласки – Вилли негромко произнёс, очерчивая указательным пальцем контур её лица:
– Скорее – как кровь и пламя… Скажи, это ведь ты велела убить Гюнтера Зальма? – ладонь Вилли чуть сильнее обхватила белое горло, и ответ Луизы прозвучал несколько сдавленно:
– Кого?.. Зальма?
– Моего лейтенанта. Мальчика, который единственный из гвардии пошёл против нас в ночь переворота, – теперь в голосе Вилли явственно слышалось напряжение.
– Ах, этого, который оскорблял меня… Нет, что ты – я хотела, чтоб паршивца повесили, на центральной площади! Это была бы подходящая смерть для него – позорная!.. А зарезать тайком – фу, так скучно! Я даже расстроилась, когда узнала об этом. Понятия не имею, кто такое мог сделать… Так мне идёт красный?..
– Пожалуй, – Вилли ослабил хватку и теперь касался Луизы совсем невесомо. – И синий тоже – такой же, как твои глаза. И как зеннавийский огонь.
– О, да! Именно он! – она со смехом запрокинула голову ещё сильнее, а её ручка – очень гладкая, но с чуть царапающими острыми ноготками – скользнула между ног любовника.
***
В итоге всё вышло почти так же просто, как Вилли и думал. Стражники, которые охраняли карету канцлера, просто не могли предположить, что подошедшие к ним – всего в паре кварталов от особняка Вильбеков – с каким-то обыденным вопросом гвардейцы выхватят мечи. Да и оружием морицевы полубандиты владели гораздо хуже, чем люди Вилли.
Поэтому всё было кончено быстро и без лишнего шума, а затащить в пару карет трупы и утихомирить самого канцлера, пригрозив тому кинжалом, оказалось делом ещё нескольких минут.
Двухэтажный фахверковый дом – ныне обшарпанный и постепенно разрушающийся – в когда-то приличном, а теперь – неумолимо превращавшемся в трущобы районе столицы, Вилли присмотрел заранее, убедившись, что поблизости от него даже ясным днём стоят тишина и запустение. Так что когда гвардейцы вытащили из кареты уже не пытавшего сопротивляться канцлера, это не привлекло ровно ничьего внимания.
Вилли лично завёл Морица в густо покрытое пылью и паутиной помещение на втором этаже дома. Пленник держался спокойно, лишь пристально разглядывал всё вокруг. Даже после того, как поправший все принесённые им клятвы капитан принялся приковывать Морица к чёрной каминной решётке наручниками – очень похожими на те, что Гончие припасали для колдунов, только выполненными из обычного металла – тот не проронил ни слова.
И лишь когда Вилли отступил в сторону, доставая некий предмет – в полумраке комнаты трудно рассмотреть, какой именно – из услужливо протянутой одним из гвардейцев кожаной сумки, Мориц осведомился презрительным тоном:
– Может быть, вы всё-таки потрудитесь объяснить мне, что означает всё это представление, капитан?
– А это не представление, – Вилли счастливо улыбнулся, но через мгновение опять стал серьёзным. – Это казнь, ваша светлость. Казнь изменника, посмевшего поднять руку на императрицу.
Вот теперь Мориц изменился в лице и дёрнулся, пытаясь освободиться. Бесполезно – прочными были как оковы, так и решётка.
– Я должен был догадаться, что эта распутная девка однажды пойдёт против меня, чтоб ей сгореть!..
– О, нет, – его собеседник прицокнул языком, похоже, наслаждаясь моментом. – Гореть будет вовсе не она… Знаете, что это?
Жестом фокусника Вилли поднёс почти к самому лицу Морица довольно большую металлическую флягу – а потом быстро отодвинул руку и отвинтил с этого сосуда крышку. По комнате разнёсся сладкий тяжёлый запах гиацинтов. Он был таким сильным, что казалось будто цветами – причём, слегка подвядшими – завалили половину помещения. Мориц задёргался ещё сильнее, теряя всю свою обычную надменность.
– Нет!.. – хрипло выдохнул он, и улыбка вновь появилась на лице Вилли.
– Вижу, знаете, – удовлетворённо кивнул тот. – Я-то, в общем, и не сомневался, что такой не слишком чтящий закон человек, как вы, должен знать о зеннавийском огне. Не знаю уж, из чего проклятые еретики эту дрянь готовят, но, – с этими словами Вилли наклонил горлышко фляги, и вязкая ярко-синяя субстанция медленно полилась на пол, – горит она хорошо, я проверял. И главное – выжигает всё начисто. Так что трупов – ни вашего, ни ваших людей – не найдут, сколько бы ни искали. Боюсь, исчезновению канцлера Вильбека предстоит стать великой загадкой!..
– Ты не посмеешь!.. Это измена, это… всё равно, что тёмная магия!.. Гончие и Грифонья Стража станут очередь занимать за право вздёрнуть тебя на дыбу! – по лбу Морица градом катился пот, а его блёклые глаза чуть не выскакивали из орбит.
– Вам ли рассуждать об измене, ваша светлость? – покачал головой Вилли, продолжая расплёскивать адское зелье по комнате. – А Грифоны и церковные псы ничего не узнают. Среди моих людей, – он окинул взглядом застывших у дальней стены троих гвардейцев, – доносчики вряд ли найдутся – хотя бы потому, что не захотят сами попасть в подвалы Чёрной Крепости.
– Ты глупец! Неужели не понимаешь – она предаст тебя, эта лживая сучка, точно так же, как и меня! Она не способна на благодарность!.. Послушай, чего ты хочешь?.. Место в Генштабе? В Императорском Совете? Я вижу, ты человек умный и смелый, мы бы многое могли сделать вместе… Стояли бы на вершине, как равные! – Мориц отбросил всякую осторожность, мгновенно превращаясь в неуклюжего подхалима.
Вилли равнодушно ответил:
– Её величество меня уже отблагодарила. Вы точно так не сумеете, – и в пару широких шагов подошёл к пленнику, на мгновение сделав вид, что хочет выплеснуть на того синюю жижу.
Мориц вжался в каминную решётку, задыхаясь и дрожа, но Вилли убрал флягу и сказал:
– О, нет, вот этого я, пожалуй, делать не буду – иначе всё для вас кончится слишком быстро. А как раз подобного её величество не хотела.
– Ты рехнулся! И закончишь на виселице!
– То дыба, то виселица. Но, по-моему – уж лучше они, чем огонь… Вы готовы? – последнюю фразу Вилли произнёс, обращаясь к своим спутникам.
С ужасом Мориц увидел, что в руках у двоих гвардейцев теперь потрескивали занимающиеся факелы. Третий же парень – темноволосый и самый юный из всех – растерянно таращился на своего командира.
– Готовы, капитан, – с запинкой ответил один из гвардейцев, стараясь держать факел как можно дальше от синих потёков на полу и глядя на них с опаской.
Сам Вилли особого страха не испытывал – он знал, что поначалу зеннавийское зелье разгорается неохотно, далеко не сразу обращая всё вокруг в огненный шквал.
А Мориц явно не собирался в свои последние минуты хранить гордое молчание:
– Постойте!.. Я очень богат!.. У меня большие связи! Сохраните мне жизнь, и вы все увидите, что…
– И не мечтайте, ваша светлость, – в голосе Вилли не звучало и тени сомнения. – Я был бы последним идиотом, помиловав такую опасную гадину, как вы. Начинайте надеяться, что ваши связи обеспечат вам в Бездне местечко поуютнее.
– Капитан, вы же, в конце концов, не варвар! Вы же веруете в Создателя и Двоих!.. Ради их милости, хотя бы… Хотя бы подарите мне быструю смерть! От клинка, а не от огня! Капитан, я старый человек, проявите же сострадание!..
Вилли только с усмешкой покачал головой, но неожиданно Мориц обрёл поддержку в лице самого младшего из гвардейцев.
– Капитан, как-то оно… не по-человечески! – упрямо тряхнув головой, парень подошёл поближе к Вилли. – Давайте мы его, ну… и впрямь, прикончим побыстрее! А императрица… Она ведь ничего не узнает!
– Так-то ты выполняешь указания командира, рядовой?.. Давай-ка, отходи к выходу, а лучше – ступай на воздух, раз оказался слаб нервами!
– Но, капитан, что же мы!.. И правда, как язычники…
– Не слышал приказ?!..
То, как юный гвардеец потянулся к мечу, Вилли видел отчётливо. И поэтому мог утешить себя тем, что – во всяком случае, отчасти – действовал после этого инстинктивно.
Выхватить собственный клинок и с отработанной точностью вонзить его в живот ничего не успевшего сделать мальчишки, было делом пары мгновений. А добить осевшего на пол раненого ещё одним сильным ударом – попросту тем самым милосердием, в котором Вилли отказал Морицу.
– Капитан… – неуверенно протянул один из гвардейцев.
– Вечная ему память, но нельзя же быть таким идиотом, – с нервным смешком сказал Вилли, убирая меч в ножны и оборачиваясь к подчинённым. – А ну-ка давайте факелы мне, а сами – наружу!..
– Да, капитан, – возражать никто не стал.
То, что происходило дальше, оказалось для Вилли как будто подёрнуто мутным алым маревом, которое, однако, не мешало ему делать своё кровавое дело быстро и чётко.
…Встать на пороге пропахшей мёртвыми цветами комнаты, зашвырнуть в неё пылающий факел, не обращая внимания на отчаянные крики пленника. Почти скатиться по старой рассохшейся деревянной лестнице – и бросить второй внизу, среди трупов морицевой охраны. Вылететь на улицу, ощущая спиной жар занимающегося пламени. И под настороженными взглядами подчинённых сесть в карету, тут же тронувшуюся с места – всё это Вилли проделал словно за пару вздохов.
…Лишь чуть позже, наблюдая из-за пары соседних домов, как над крышей последнего пристанища мидландского канцлера вздымается чёрный дым, а откуда-то издалека уже доносятся встревоженные крики, Вилли смог перевести дыхание.
А после – понять, что сегодня его жизнь изменилась. Возможно, гораздо сильнее, чем в ту ночь, когда он – вместе со своим другом и будущим мидландским властителем – ломал двери дворцового будуара и следил за присягой высших имперских чинов новому монарху.
***
– Так он… кричал? Дядюшка? – жадно спросила Луиза, подаваясь навстречу Вилли, который ласкал её груди, то и дело сжимая между пальцев тёмные затвердевшие соски. – Скажи… мне!
– О да, – Вилли вошёл в неё постепенно и плавно, но отполированные ноготки Луизы яростно впились в его плечо, требуя усилить напор. И он охотно подчинился.
Вжимая в стену любовницу – одновременно прекрасную и отвратительную в своей жажде крови – Вилли чувствовал себя как никогда живым. И бесконечно свободным, пусть даже при этом – безнадёжно падшим.
========== Глава 25. Те, кто рядом ==========
Едва обсохший от дождя, который шёл почти двое суток, а вчерашней ночью обернулся грозовым ливнем, Эрбург казался полувымершим.
Император и его окружение отправились порталами в древнюю Боэнну. Когда-то давно она была мидландской столицей, ныне утратила этот статус, но до сих пор хранила в одном из своих старинных дворцов с белыми колоннами древние реликвии. В том числе – рубиновую корону первых Вельфов, которой предстояло короноваться Карлу.
Свита же императора, да и попросту вся та пёстрая публика, что желала присутствовать при грандиозном зрелище восшествия на престол нового монарха, двинулась в путь верхом и в разнообразных повозках куда раньше – дабы поспеть к сроку. Так что Эрбург стал похож на город, не то переживший эпидемию, не то занятый чужаками-неприятелями – притихший и словно бы опасливо затаившийся.
Маркусу Неллеру, впрочем, не было никакого дела ни до нынешнего облика столицы, ни до немного улучшившейся, наконец-то, погоды. Завтра южанину-полукровке предстояло отправиться во главе карательной экспедиции в восставшую Лерию, и думать о чём-то другом он попросту не мог.
Перед усталыми глазами Маркуса вновь и вновь вставали встревоженные лица родных, с которыми он распрощался вчера. И особенной ясностью – лицо матери и то скорбное выражение, которое возникло на нём, когда Доминика Неллер благословляла Маркуса перед дальним походом.
Он понимал, что матушка, возможно, и не одобряет действий Солнечного Братства, с оружием в руках уже не первую сотню лет боровшегося за независимость южного полуострова, но всё же, несмотря на брак с мидландцем и долгие годы жизни в столице, родиной своей считает именно Лерию. А теперь вот любимому сыну Доминики предстояло обрушить на эту несчастную землю грозную мощь имперской армии, и сердце лерийки не могло не разрываться пополам.
Маркусу почти хотелось кричать от бессилия. Ощущать себя безвольной пешкой, которая вынуждена нести смерть и разруху в родные края, было омерзительно. Но изменить ничего уже было нельзя. Разве что…
Сидя в своём кабинете – оформленном в синих тонах и обставленном простой тёмной мебелью, чьи чёткие формы не нарушала резьба или инкрустация – Маркус задумчиво вертел в руках кинжал с длинным прямым клинком и украшенной жёлтыми турмалинами рукоятью, когда-то подаренный ему Георгом.
Интересно, хватит ли у него – запутавшегося генерала, чуть не ставшего мятежником, а теперь чувствовавшего себя ещё худшим предателем, беспрекословно исполняя волю монарха – всадить это прекрасно отточенное лезвие себе в сердце? Или лучше попробовать перерезать горло?..
В любом случае, действовать надо быстро и не наугад. Если он себя не убьёт, а только ранит и его обнаружат слуги – то-то будет позор!.. Или лучше повеситься?.. Оно, может, и надёжней выйдет – но до чего смерть гадкая! Вешают только изменников. Так и пожалеешь, что не припас для себя яду… Но яд – уж больно просто, смерть для женщин и трусов. Вот только можно ли считать смелостью бегство от того, что требует от тебя империя, хотя бы и на тот свет?..
Чем дольше Маркус размышлял над своей судьбой, тем больше мысли затягивали его в тёмную душную воронку. И, рядом с ней, поблёскивавшее на столе перед ним лезвие кинжала казалось особенно притягательным – такое холодное, чистое и надёжное. Дарившее надежду на выбор, который можно было сделать самостоятельно.
…Негромкий стук заставил Маркуса всё же отвлечься от рассуждений о собственной смерти. Стоило ему отпереть дверь кабинета, как на пороге появился слуга с известием о том, что в гостиной господина генерала ожидает посетительница. Светлая чародейка, как с презрением пояснил холёный комнатный прислужник.
Конечно, это могла быть любая волшебница из числа приписанных к армии. Мало ли что за проблемы могли возникнуть у магов перед отправкой в дальний поход – возможно и такие, ради которых не грех было побеспокоить командующего.
Но Маркус не слишком удивился, когда увидел Стеллу. Гостья стояла, облокотившись о мраморную каминную полку, и тени от огня плясали на смуглом лице, делая его красоту ещё более дикой. И, как обычно, когда Маркус вошёл в комнату, она бросила на него хищный взгляд карих глаз – долгий, жаркий, похожий на расплавленную карамель и смертоносную лаву одновременно. Такой, от которого Маркус всё ещё порой краснел, как мальчишка.
Слегка улыбнувшись, Стелла пошла навстречу любовнику. Она ничуть не обращала внимания на то, что потёков грязи от её тяжёлых армейских сапог на светлых коврах и блестящем паркете становится ещё больше.
– Здравствуй, – Маркус произнёс это глухо и скованно. – Не ожидал увидеть тебя сегодня.
– Нам надо поговорить, – она будто отдавала приказ на поле боя – отрывисто и зло – а не беседовала с мужчиной, чьё имя выстановала сквозь сведённые страстью зубы. – Наедине.
– Хорошо, идём.
Он провёл Стеллу в кабинет, где на столе всё ещё блестело лезвие небрежно брошенного кинжала – и она, конечно, не могла не обратить на это внимания. Но промолчала, лишь наградив хозяина дома задумчивым взглядом.
– Я не думал, что ты захочешь видеть меня перед походом, – сказал Маркус, усаживаясь на узкий диванчик, обтянутый мягкой чёрной кожей.
– Мне действительно нужно тебе кое-что сказать, – Стелла так и осталась стоять посреди комнаты – выпрямив спину, но опустив голову так, что чёрные короткие пряди волос прикрывали лицо, отчего поза её казалась принуждённой и неловкой. И это было очень странно. Обычно боевая чародейка, прошедшая огонь и воду, стеснительностью не отличалась. – Но лучше я просто покажу, – она вскинула голову и быстро сдёрнула что-то со своей шеи, подступая к Маркусу.
– О, проклятье!.. Но этого можно было ожидать, – хмыкнул тот, глядя на покачивающийся у него перед носом кулон. Яркая эмаль украшения изображала старый лерийский герб. – Солнечное Братство, верно?.. Значит, ты пришла меня убивать?
– Отчего ты так думаешь?
– А что ещё можно делать с карателем? – Маркус понимал, что рядом со Светлой чародейкой абсолютно беззащитен. Если он и попробует сопротивляться, то закончится всё очень быстро и с предсказуемым результатом. Но, возможно, это и к лучшему. – И я, пожалуй, не стану тебе мешать. Знаешь, мы даже можем обставить всё как моё самоубийство. Я ведь и впрямь собирался…
– Почему?! – Стелла схватила его за запястье – сильно и жёстко. – Почему ты думаешь, что смерть – единственный исход?!
– А какой выход видишь ты, скажи?!
– Я шла сюда не убивать тебя. А предложить присоединиться к нам.
– И стать изменником?
– И стать тем, кто сделает родную землю свободной.
***
– Мне это не нравится, – задумчиво проведя ладонью по отполированной до блеска поверхности стола из орехового дерева, Альбрехт нахмурил брови.
Ответом ему послужило насмешливое хмыканье Бернхарда. Тот развалился в кресле с обитой светло-коричневым плюшем высокой спинкой и лениво взирал на старшего брата из-под полуприкрытых век.
– Что тебе вообще в последнее время нравилось, Альбрехт?.. Но даже такой старый брюзга, как ты должен признать, что дела у нас идут неплохо. Чему подтверждением хотя бы Хеннеберги, которые согласились нас поддержать!.. Ну и эти загадочные мстители, кем бы они ни были, в итоге делают с нами одно общее дело.
– А вот в этом я как раз не уверен. Посуди сам, какие-то непонятные бандиты нападают на… солдат узурпатора, – произнося эту фразу Альбрехт не мог не запнуться. Ещё совсем недавно эти войска он считал своими, а теперь… Не называть же их вражескими?.. Имперскими?.. Последнее казалось ещё хуже, означало бы окончательно отделить себя от империи и всего, что с ней связано. – Подло, исподтишка. Сделав своё дело тут же исчезают чудесным образом – никогда не оставляя ни одного пленного. Ни даже трупа кого-то из своих людей!.. И при этом используют в бою – если только их вылазки можно назвать боем – магию – и светлую, и стихийную. Я был на настоящей войне, Берни. Но даже там командование предпочитало держать людей Ковена и Светлых на солидном расстоянии друг от друга. Иначе армия сделалась бы подобием тележки, запряжённой кошкой и псом. Поэтому тот, кто сумел свести вместе вечных врагов, меня пугает.
– Тогда трясись перед узурпатором, братец. Он ведь уже объединил в столице Светлых и стихийников.
– И к чему это привело? Они взорвали Академию и только Трое ведают, что ещё сотворят в будущем! Нет, Карл – просто сопливый идиот, который не знает, что делать с доставшейся ему властью…
– Но этот идиот за одну ночь вышиб тебя из столицы, – звонкий голос Стефана заставил его братьев синхронно вздрогнуть. Увлечённые спором, они позабыли про то, что в комнате не одни.
Если старшие члены семьи расположились в креслах за овальным столом, центр которого занимала белая фарфоровая ваза с букетом каких-то похожих на ромашки цветов – крупных, коричнево-рыжих, с длинными лепестками – то Стефан устроился прямо на широком подоконнике окна с частым переплётом. Болтая ногой, затянутой в чёрный чулок, а чуть выше – в присобранную у колена широкую бархатную штанину того же цвета, Стефан напоминал скорее разряженного эллианского франта, чем жителя сурового Севера.
Черничного цвета узкий дублет с буфами на рукавах и жемчужными пуговицами, венчавший наряд младшего брата, особенно резал Альбрехту глаз. Возможно потому, что консорт-изгнанник отлично понимал – во все эти ничуть не подобающие настоящему мужчине тряпки Стефан вырядился именно назло старшим родственникам.
Сделал это Кертиц-младший после того, как получил категорический отказ на свои просьбы отправиться во главе армии на борьбу с узурпатором. И то, что брат начинал в последнее время напоминать в своём поведении своенравную девицу, а не благородного воина, коим ему полагалось вырасти, доводило Альбрехта до тихого бешенства. В котором сейчас он оказался не одинок.
– А ну-ка, имей уважение к брату, поганец, – рыкнул на Стефана Бернхард. – Что у тебя, чёрт возьми, за манеры?!.. Совсем сдурел с тех пор, как мы вернулись от этих проклятых Фалькенбергов! Что, их рыжая шлюшка была не шибко горяча и худо тебя обслужила?.. Или, наоборот, слишком горячей оказалась и у тебя в штанах до сих пор горит, вот и бесишься?
Альбрехт, поначалу с одобрением кивавший этим словам, очень быстро сделался не рад воспитательному порыву хозяина Соснового Холма.
После слов того на лицо Стефана стало жутко смотреть – оно побелело как мел и только тёмные глаза полыхали огнём. Ловко соскочив со своего насеста, младший из братьев Кертицев кинулся к Бернхарду, застыв лишь в паре шагов от него. И Альбрехт мог бы поклясться милостью Троих, что угрозы в невысокой франтоватой фигурке Стефана было побольше, чем в иных рыцарях в полном вооружении.
– Не смей!.. – севшим от гнева голосом воскликнул Стефан. – Никогда не смей говорить в таком тоне о госпоже Фалькенберг, иначе!.. – он тряхнул густыми непокорными кудрями и, не окончив фразы, стремительно бросился прочь, грохнув напоследок входной дверью.
…Почти ничего не видя перед собой – от ярости темнело в глазах – Стефан мчался сначала по холодному и гулкому коридору, а потом – рискуя закончить свой путь кувырком – вниз по крутой каменной лестнице с высокими ступеньками. И – уже этажом ниже – с трудом успел остановиться, едва избежав столкновения с выходившей из-за угла Гретхен.
– Стефан!.. – удивлённо воскликнула та, и он почувствовал, как неудержимо краснеет. Можно было сколько угодно ругаться со старшими братьями, но вот причинить обиду хрупкой и милой юной императрице Стефан ни за что бы себе не позволил.
– Прошу меня простить, ваше величество! – с излишним, пожалуй, в такой ситуации жаром покаялся он.
– Ах, не стоит извиняться, Стефан – я сама в последнее время так рассеянна, – ласково улыбнулась ему собеседница. – И, кажется, я уже просила вас называть меня просто «Гретхен».
– Да, конечно, – Стефан кивнул в ответ, но от внимательного взгляда Гретхен не укрылось то, что его глаза остались печальными.
Поправив светлую шаль, укрывавшую её плечи поверх платья из кораллово-розового атласа, Гретхен тихо произнесла:
– Я понимаю, как вам сейчас нелегко, Стефан. В Соколином Гнезде я как-то видела вас и молодую госпожу Фалькенберг, и… Я думаю, это очень тяжело – быть в разлуке с дорогим вам человеком. Не представляю, как бы я смогла пережить все выпавшие мне испытания без помощи мужа!.. Но война однажды закончится, и, надеюсь, тогда Альбрехт поймёт, что был неправ насчёт Карен. А я попытаюсь уговорить его благословить ваш союз!
– О, ваше вели… Гретхен, я очень признателен, но, право же, вам не стоит утруждать себя…
– Стоит! – Гретхен застенчиво склонила голову, но в словах её звучала уверенность, а маленькие ручки императрицы решительно сжали холодную ладонь Стефана. – Разве я смогу наслаждаться покоем в своей семье, если кто из моих родственников будет несчастен?.. Уверена, я ещё станцую не один танец на вашей с Карен свадьбе!
И Стефан не мог не улыбнуться шире и уверенней в ответ на это наивное, но искреннее заверение.
***
– Н-да, – протянул Альбрехт, когда эхо от хлопнувшей двери затихло под высоким белёным потолком комнаты. – А ведь с тех пор, как отца не стало, ты воспитывал Стефана, Бернхард!.. И что из него в итоге выросло?!
– Пока ты прохлаждался в столице и гонял ташайских обезьян, у меня было изрядно дел и без того, чтоб поучать мальца!.. Ничего, на войне он пообтешется, вот увидишь. Зря ты всё-таки не отпустил его с отрядом – потрепал парень бы чуть-чуть узурпаторовых прихвостней, заодно и пар бы выпустил…
– Или его убили бы в первом же сражении!.. Думай, о чём говоришь, Берни! Стефан отправится в поход только вместе с нами – за ним пока что нужен глаз да глаз.
– Хотя бы возьми его на встречу с Эррейнами. Может, приглядит себе там невесту и забудет наконец-то про фалькенберговскую девку. Говорят, в Эррейнах, как и в Фиеннах течёт кровь соланнской знати. Если франческины девки хоть немного похожи на Лавинию Белую Львицу, то от такой жены и святой не откажется.
– Байки это всё – про соланнскую знать, – скривился Альбрехт. Он не испытывал любви к Эррейнам, но Фиеннов, в особенности – одного их прыткого представителя, теперь заседавшего в мидландском Императорском Совете – попросту ненавидел. – От Первой Империи и то одни руины остались, Соланна же – и вовсе сказка для детей. А Франческа, я уверен, не потащит на переговоры ни дочку, ни тем более племянниц – зачем?.. Тем более что от Утонувшего Леса до Ольховой Лощины, где мы будем обсуждать наш союз – изрядный путь. И Стефана я брать с собой не собираюсь – ему, ещё, пожалуй, хватит ума нагрубить нашим будущим союзникам!..
– Как знаешь, – буркнул в ответ Бернхард, но резкий стук в дверь заставил братьев прервать беседу.
Торопливо вошедший в комнату слуга с испуганным видом объявил, что у ворот Соснового Утёса объявилась толпа, как он выразился, «каких-то оборванцев», а их предводитель желает встречи с Альбрехтом Кертицем или – в крайнем случае – с хозяином замка.
Бернхард и Альбрехт недоумённо переглянулись – оба совершенно не представляли, кто бы мог заявиться под стены замка с подобным наглым требованием. Но теперь братьям не оставалось ничего, кроме как выяснить это лично.
***
Гости входили во внутренний двор один за другим, и, кажется, их не слишком-то беспокоили пристальные взгляды высыпавших посмотреть на нежданных пришельцев обитателей Соснового Утёса. Или же просто они были слишком измучены, чтобы смущаться.
Младшие из них выглядели лет на четырнадцать-пятнадцать, старшие – не больше, чем на двадцать. Все – невзирая на пол и возраст – были одеты в серые мундиры студентов Академии Света, сейчас скорее напоминающие – в большей или меньшей степени – лохмотья бродяг. Измождённые лица и не слишком аккуратные короткие стрижки юных Светлых магов смотрелись довольно жалко, но при этом вряд ли можно было забыть, какую грозную силу представляют собой эти оборванные подростки.
Последними в ворота замка въехали – верхом на прекрасных лошадях, в отличие от сбивавших ноги о дорожные ямы Светлых – несколько надменных мужчин и женщин, чьи роскошные наряды были типичны для магов Ковена. И лишь после этого из-за их спин, в сопровождении невысокого крепкого парня в сером мундире, державшего в руках знамя на длинном древке, вышел предводитель всего пёстрого сборища.
Был им не кто иной, как старый знакомец Альбрехта и недавний – Гретхен – Ислейв Ньял. Только на этот раз чародей казался не помятым и растрёпанным, каким видели его изгнанники в одиноком лесном доме, а на удивление собранным и даже суровым.
Правда, вот его наряд мало вязался с этой суровостью. Светло-зелёный камзол Ислейва испещряли окаймлённые тонким золотым шнуром разрезы, в которые проглядывал блестящий ярко-жёлтый шёлк, и даже узкие штаны сверкали такими же «прорехами», заправленные в высокие сапоги из блестящей кожи какой-то рептилии. В общем, по мнению Альбрехта, смотрелся его старый друг сущим балаганным шутом, похуже бестолкового братца Стефана. И всё-таки консорт-изгнанник был очень рад этому нежданному визиту.
Ислейв, между тем, поцеловав ручку робко потупившейся императрицы и низко поклонившись братьям-Кертицам, объявил, махнув рукой в сторону столпившихся у него за спиной гостей замка:
– Ваше величество! Ваше высочество! Благородный владетель Соснового Утёса и остальные… собравшиеся здесь достойные господа! Разрешите представить вам – и передать под ваше командование – первое имперское подразделение, объединившее в своём составе стихийных чародеев и магов Света!.. Малахитовых Гиен! – Ислейв описал рукой плавный полукруг, указывая на знамя в руках своего спутника. Даже на полуобвисшем белом полотнище явственно угадывался силуэт хищной бестии, охваченной языками тёмно-зелёного пламени.
– Ги… Гиен?! – подавился названием своего нового подразделения Альбрехт. Как образованный человек, он, разумеется, знал о водившихся в бахмийских землях поганых тварях, которых кое-кто из богословов называл земным воплощением Князя Бездны. Вот только Альбрехт никак не мог предположить, что кому-то захочется назваться их именем.
– Малахитовых, – протянул Ислейв. Золотые искры в его глазах отплясывали безумный танец, а ухмылка на обветренных губах была довольной и гадкой. – И, кстати, уже проявивших себя в деле. Думаю, слухи о загадочной банде, которая тревожит покой войск узурпатора, до тебя долететь успели. Это были мы.
Альбрехт не мог не задуматься о том, что проблем от такого количества внезапно присоединившихся к его армии магов, скорее всего, будет не меньше, чем пользы. Но и помощь их могла оказаться немалой.
…А застывший рядом с Альбрехтом Стефан в это же время изумлённо разглядывал женщину, которая стояла чуть позади, за спиной у Ислейва. Стефан никогда не видел людей с такой смуглой кожей и необычно-резкими чертами лица. Но даже это не могло изумить его больше, чем пригревшийся на полуобнажённой груди незнакомки питон, чью шкуру украшали причудливые коричневые пятна.
И когда хозяйка змеи подняла голову, взгляда Стефан не отвёл, улыбнувшись ей. Она лениво ответила тем же, но в её чёрных глазах блеснул заинтересованный огонёк.
========== Глава 26. Чужими глазами ==========
При строительстве часовни в Сосновом Утёсе тогдашний хозяин замка не поскупился на её богатое убранство – от фресок тёплых и мягких тонов, украшавших высокие своды, до широких скамей тёмного дерева, чьи спинки покрывала резьба в виде затейливого растительного орнамента.
Но теперь эта роскошь выглядела поблёкшей – Бернхард Кертиц не отличался особой набожностью, зато был скуповат. Поэтому он не спешил приказывать ни обновить облупившуюся на алтарных статуях Учителя и Воина позолоту, ни заменить выпавшие кое-где из витражных окон яркие стёклышки. А молодой замковый священник, недавно сменивший своего дряхлого предшественника, мирно скончавшегося во сне, пока не нашёл в себе решимости обратить внимание Бернхарда на упадок, который постепенно охватывал святилище.
Несмотря на общий запущенный вид часовни, Стефан находил в её печальном облике свою прелесть и бывал в стенах святилища отнюдь не только в часы обязательных служб. Вот только сегодня утром он напрасно пытался найти в этих холодных стенах утешение и отвлечься от мыслей о тоскующей в далёком Соколином Гнезде Карен.
