Текст книги "Гадюка на бархате (СИ)"
Автор книги: Дина Смирнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)
– Дел много, времени мало. У меня так особенно мало.
Последняя фраза едва не заставила Рихо заскрипеть зубами, но его собеседник быстро перевёл тему:
– А кроме всего прочего, сегодня я получил вестника из Фиорры, – он махнул рукой в сторону нескольких конвертов, лежавших на столе. – Здесь письма от Лавинии, отца и Тиберия. И ещё… от матушки. Возьми то, что от брата, и прочти – он как-то лучше всех сумел отразить произошедшее, – усмехнулся Габриэль.
Рихо только кивнул и забрал со стола нужное письмо – раз уж Габриэль хочет, чтобы он узнал новости из дома сам, значит на то есть причины. Читал Рихо быстро, хоть и внимательно, подмечая все детали, но не давая воли эмоциям. Потом неторопливо отложил лист бумаги, испещрённый фразами на эллианском, которые были записаны размашистым почерком Тиберия.
И тут кардиналу пришлось выслушать такую цветистую тираду на бахмийском, какой он, пожалуй, не слышал и на шумных базарах столицы султаната – Саффены. Габриэль отлично знал, что Рихо этот язык терпеть не может, хоть и знает почти в совершенстве, потому и пользуется им разве что в таких случаях.
– Легче стало? – поинтересовался Габриэль, когда последнее упоминание Винченцо Альтьери в качестве «сына скользкой тростниковой собаки» затихло в воздухе.
– Стало бы, если б я мог отшлёпать одну голубоглазую заразу!.. Прости, я знаю, что она – твоя сестра, но…
– И именно поэтому я бы не стал уступать тебе такую честь.
– Понимаю. Однако ж, Габриэль, иногда я удивляюсь, как твоё семейство всё ещё удерживает власть над Фиоррой!.. Твой отец, который думает тем, что… впрочем, неважно. И Тиберий, наш благородный герой сказаний… «Лучше б я вызвал Винченцо на поединок» – да какого дьявола, ещё поединки устраивать с этой мразью?! Мало твоему старшему братцу было в прошлый раз зеннавийского наёмника с отравленными клинками! Если б не Ксантос тогда…
– О, Ксантос – это безусловное доказательство того, что иногда и любвеобильность моего отца приносит пользу! Но, Рихо, ты ведь терпеть не можешь Тиберия…
– Это не отменяет того, что он твой брат.
Габриэль почувствовал, что его настроение – впервые за длинный и отвратительный в своих сюрпризах день – вдруг сделалось не таким уж и тоскливым. Было всё же в этом мире что-то неизменное – например, Рихо, проклинающий Фиеннов – всех вместе и каждого по отдельности, но готовый прыгнуть за любого из них в огонь.
– Ты знал этого… Геллена, который спелся с покойным, – последнее слово Рихо произнёс с отчётливо читавшимся удовольствием, – герцогом Альтьери?
– Никогда раньше о нём не слышал, – покачал головой Габриэль. – Да и, можно подумать, это первый предатель в церковном воинстве. Он наверняка уже получил или вскоре получит своё, так что просто выбрось его из головы.
– Как скажешь, – быстро согласился Рихо. В душе после новостей из дома – он всё-таки никогда не называл Фиорру иначе – клокотал целый вулкан эмоций, но нагружать своими переживаниями Габриэля Рихо не собирался.
========== Глава 17. Танцы со змеями ==========
Плющ и клематис с крупными белыми цветками увивали беседку столь густо, что даже в середине солнечного летнего дня в ней царил полумрак. Внутри было не слишком просторно – всё-таки, парковые постройки Флидерхофа уступали в размерах павильонам вокруг императорского дворца в столице. Две широкие, устланные пушистыми коврами скамьи с резными спинками и поставленный между ними дубовый стол оставляли немного свободного места.
Но Карлу беседка казалась вполне уютной. Главным же достоинством в глазах молодого монарха была её уединённость, позволявшая надеяться на то, что никто не сумеет прервать его общение с Эдит.
Белокурая фрейлина в последние дни не на шутку увлекла Карла – нет, разумеется, он ни за что не поставил бы её вровень с Луизой, но всё-таки было в Эдит нечто, взволновавшее его. А главное – прежде неизбалованному женским вниманием Карлу льстило то, с каким восхищением смотрит на него девушка, выглядевшая такой наивной – в отличие от Луизы, рядом с которой Карл нередко ощущал себя неискушённым юнцом.
Сейчас он вполуха слушал рассказ Эдит о том, как рада она была очутиться при императорском дворе. Куда как больше Карла занимал тот факт, что ему наконец-то удалось переместить свою руку, до этого обнимавшую Эдит за талию, несколько выше и накрыть ладонью угадывающуюся под тонким светло-зелёным шёлком приятную округлость.
Собеседница Карла вроде бы ничуть не возражала против такой вольности, и он уже представлял себе, как прильнёт к пухлым губкам красавицы, приспустив с её нежных плеч и без того не отличавшееся скромностью покроя платье. Но вдруг Эдит с испуганным вздохом отстранилась, махнув рукой в сторону выхода из беседки.
– Ах, ваше величество, там кто-то есть! Какая-то тень мелькнула!..
– Да нет же, глупышка, тебе показалось, – Карл с неохотой поднялся на ноги, но всё же решил не оставлять страхи Эдит без внимания: – Впрочем, схожу, проверю, на всякий случай.
Никого возле беседки он не обнаружил. Только птицы, до этого перекликавшиеся в пышно разросшихся неподалёку кустах сирени, сейчас все разом приумолкли, но Карл, разумеется, не обратил внимания на такую мелочь.
***
– Значит, говоришь, он тискал эту шлюху? – Луиза остановилась посреди комнаты, едва удерживаясь от того, чтобы не упереть ладони в бока вульгарным жестом простолюдинки. Но быстро взяла себя в руки и лишь сказала стоявшему навытяжку Эдмонду Леманну: – Продолжай, чего ты язык проглотил!..
– Я уже рассказал вам, что его величество общался с Эдит Вейсенфельд… очень близко, ваше величество, – ответил Луизе Эдмонд, слегка потупив взгляд. – И касался её, как… небезразличной ему женщины.
– Фу ты, – фыркнула Луиза, – можно подумать, это тебя воспитывали в монастыре, а не меня. Когда я спрашиваю – лапали ли кого-то в углу, отвечай прямо – уж поверь, я не падаю от этого в обморок! Понял меня?
– Понял, ваше величество.
Бросив ещё один быстрый взгляд на светловолосого юношу, наигранная невинность которого начинала ей надоедать, Луиза подошла к туалетному столику и принялась перебирать украшения в большой серебряной шкатулке с эмалью. Императрица отлично знала, что верность таких людей как Эдмонд постоянно нуждается в материальном подкреплении и сейчас собиралась подарить ему золотое кольцо с довольно крупным изумрудом.
– Вот, возьми, – Луиза протянула украшение Эдмонду, и он с поклоном принял его. – И если заметишь ещё что-то важное, дай мне знать.
– Конечно, ваше величество.
***
Поскольку празднество во Флидерхофе было посвящено имперским заморским колониям, то и большой зал загородного дворца оформили в соответствующем духе. Колонны из розового мрамора теперь увивали плети лиан с крупными блестящими листьями, на позолоченных подставках каскадами располагалось множество оранжерейных орхидей с цветками множества оттенков – от белого до тёмно-пурпурного, напоминающими то бабочек, то мохнатых пауков. Кое-где сидели в клетках причудливых форм настоящие обитатели тропических краёв – вертлявые обезьянки и птицы с многоцветным оперением.
Луиза блистала в костюме ташайской царицы – и ей было абсолютно плевать, что на самом деле никаких цариц у жителей заморских земель не существовало – только жёны высших жрецов и военных вождей. Впрочем, стоило признать, что наряд, сшитый для Луизы придворными портными, вышел по-настоящему эффектным. Узкий синий лиф платья был густо расшит мелкими сапфирами и жемчугом, но и это великолепие меркло по сравнению с юбкой, целиком изготовленной из переливающихся оттенками синевы и тёмной зелени перьев птиц с Берега Закатного Золота. Даже одно такое перо на дамской шляпке считалось роскошью, ибо стоило немало, а на платье Луизы их ушли десятки, если не сотни.
Открывая первый танец рука об руку с Карлом, императрица торжествовала – сегодня именно к ней были обращены все взгляды в этом сияющем огнями зале, она вновь не прозябала в безвестности, а вызывала восхищение и зависть.
Однако, далеко не все присутствующие разделяли восторги Луизы по поводу праздника – Рихо Агилар, пристроившийся у одной из стен зала, с большим удовольствием провёл бы этот вечер где угодно, лишь бы не среди имперской знати, но вынужден был повиноваться приказу Габриэля, отправившего своего порученца во Флидерхоф.
Раньше Рихо даже любил подобные торжества – в доме Фиеннов они проходили едва ли не с большей пышностью, чем во дворце мидландского императора. И танцевать Рихо умел не так уж скверно. Во всяком случае, Лавиния, предпочитавшая вставать в пару именно с ним или Габриэлем, никогда не жаловалась, а её трудно было назвать снисходительной партнёршей… Воспоминания о годах беззаботной жизни в Фиорре были приятны, но они сразу давали ход и совсем иным мыслям.
Рихо надеялся, что вдали от него жизнь Лавинии станет спокойней и счастливей, а теперь боялся за неё сильнее прежнего. Когда-то она была просто смелой девушкой, но после возвращения из Лутеции, храбрость Лавинии переплавилась в отчаянную жажду риска. А самому Рихо оставалось лишь с тревогой ждать новостей о возлюбленной – и каждый раз заново переживать все муки ада, узнавая о её опасных забавах.
Как бы он хотел быть рядом – пусть даже в роли слуги, держащегося на почтительном расстоянии, чтобы иметь возможность защищать Лавинию. В первую очередь – от её собственных самоубийственных выходок. Но и брата Лавинии Рихо ни за что бы не оставил одного – как бы ни пытался тот изображать, что ему всё нипочём, Рихо слишком хорошо знал Габриэля, чтобы не увидеть, каким тяжким бременем порой становится для друга сан. Чересчур тяжким, чтобы вынести его в одиночестве в чужом враждебном городе.
Сейчас же Рихо постарался отбросить прочь мрачные раздумья и сосредоточится на порученном Габриэлем задании. Ташайские артефакты – именно такой была причина, по которой Рихо сменил чёрный мундир на дублет из серо-стального атласа, а привычные сапоги из мягкой кожи – на совершенно идиотские, по мнению самого Рихо, но соответствующие последней мидландской моде туфли с серебряными пряжками и бледно-голубыми бантами.
Узнав о том, что губернатор колонии в Закатных Землях прислал императору некие «редкости» – драгоценности и просто экзотические вещицы, захваченные в очередном походе против ещё уцелевших в глубине континента ташайских городов, Габриэль не мог оставить это без внимания. Большая часть привозимых из колоний предметов были всего лишь дорогими или не очень безделушками, но вот некоторые… Заключённая в них магия жрецов змееголового бога таила немалую опасность. До поры она крепко спала, но однажды – непременно вырывалась наружу, мощно и смертоносно, словно огонь из угольев, тлеющих под слоем пепла.
Поэтому в сегодняшнюю задачу Рихо и входило проследить, чтобы среди преподносимых Карлу даров таких артефактов не оказалось. Надеяться на то, что губернатор озаботился проверкой вещей, не приходилось – и Габриэль, и Рихо отлично знали, как беспечно порой относятся к магии несведущие в ней люди.
Рихо не нравилось задание – и потому что он терпеть не мог мидландское высшее общество, и – ещё в большей степени – потому что на праздник невозможно было пронести ни меча, ни арбалета. Хотя, конечно, пару метательных ножей и длинный кинжал Рихо припрятал, а под манжетой камзола у него был закреплён сигнальный амулет. Стоило переломить толстую синюю пластинку – и ожидавшие недалеко от ворот Флидерхофа бойцы Гончих явились бы на подмогу. На амулете настоял Габриэль, с некоторых пор очень не любивший случайности. Но, несмотря на все эти предосторожности, Рихо не чувствовал себя уверенно. А его нынешняя напарница лишь добавляла беспокойства.
Сейчас она подошла к нему, шурша шёлковым платьем, и быстро проговорила:
– Пока я не заметила ничего особенного, но ташайские безделушки преподнесут его величеству чуть позже. А жреческая магия отличается от нашей слишком сильно и вряд ли я смогу её почувствовать на большом расстоянии.
– Хорошо. Я тоже не видел ничего подозрительного, но нам стоит оставаться начеку, – Рихо чувствовал, как его собеседница волновалась, скороговоркой выпаливая фразы, поэтому сам постарался говорить с тем спокойствием, которого вовсе не ощущал.
«Погоди, Габриэль, вот вернусь домой и выскажу тебе всё, что думаю о совместной работе с чародейками. Особенно с юными и неопытными».
Девчонка Рихо откровенно раздражала, но при этом он не мог не признать, что – в отличие от него самого – она смотрится здесь, среди самых могущественных людей империи, на удивление естественно. Более того, он вполне мог назвать Эулалию Осорио одной из самых прелестных женщин на празднике.
Платье цвета слоновой кости с широкими, сужавшимися у запястий рукавами и скромным полукруглым вырезом трудно было назвать роскошным, но оно выгодно оттеняло золотистый тон её кожи. Отсутствие же украшений – кроме разве что серёжек с крупными жемчужинами – и причёска в виде простого гладкого узла, только подчёркивали необычную красоту Эулалии.
– Императрица сегодня мила как никогда, – вдруг шепнула Рихо она. – Посмотрите сами, – Эулалия чуть повела веером в сторону полускрытого кадками с пальмами и ещё какой-то тропической растительностью уютного уголка с круглым столиком и двумя небольшими диванами, на одном из которых сидела Луиза. Она, и вправду, очень дружелюбно щебетала о чём-то с Эдит Вейсенфельд, между делом пододвинув к той розетку с пирожным, усыпанным засахаренными фиалками и тут же принявшись за своё, щедро украшенное марципанами.
– Говорят, именно её величество Луиза подсказала императору идею этого праздника. А как вам всё это? – веер в руке Эулалии описал полукруг, который охватывал зал, сияющий огнями свечей и драгоценностями дам.
– Дурость, – честно ответил Рихо, хватая бокал с подноса проходившего мимо слуги. – Четверть столицы сгорела, главный собор едва не стал общей могилой, война вот-вот начнётся – а император устраивает торжества!.. Хотя, вино подают неплохое, – отсалютовал он бокалом Эулалии.
– Вы так… прямолинейны, господин Агилар, – сказала она, полуопустив густые ресницы. – Скажите, а вы ведь из рода тех самых Агиларов, из Альканы?
– Именно. Только вот им лучше об этом не напоминать, если не хотите услышать зубовный скрежет.
Эулалия улыбнулась в ответ на это признание. Она ощущала себя очень странно. Уже долгое время её дни и ночи были совершенно однообразны – первые наполняло обучение магическому искусству, вторые – удовлетворение желаний ненасытного Сигеберта. Эулалия не могла бы с уверенностью сказать, какое из этих занятий она ненавидела больше. Утешение чародейке приносила лишь мысль о том, что однажды ей выпадет случай искупить свои грехи, умерев во имя Троих.
Вот только в последние дни всё так запуталось!.. Раньше она глубоко уважала кардинала Фиенна, считая его человеком безупречной репутации и огромных заслуг перед Церковью. Но, когда Эулалия узнала о проклятии, её почтительность сменилась чувством куда более горячим, в котором ненависть к посмевшим сотворить такое с Габриэлем переплеталась с восхищением перед ним самим.
А тут ещё и кардиналу вздумалось отправить Эулалию на праздник, в качестве магической поддержки для этого странного офицера Гончих, который выглядел, как принц, и вёл себя, как наёмник. И – хотя она и не уставала упрекать себя за это – Эулалия чувствовала, что получает немалое удовольствие, вновь находясь в высшем обществе.
Она была рождена и воспитана именно для этого – тонкой и сложной игры, складывавшейся из взглядов украдкой; бесед ни о чём, полных на самом деле глубокого смысла; союзов и вражды, уходивших корнями вглубь множества поколений. Эулалия умела обещать, отказывая, и растаптывать любые надежды, соглашаясь; быть гордой и покорной, полной чувственности и целомудрия в одно и то же мгновение. Она училась этому с того момента, как начала ходить и говорить, и постигла почти в совершенстве. И всё это оказалось бессмысленным, когда собственная семья выбросила её за порог, словно запаршивевшую зверушку…
Но сейчас времени размышлять о своей судьбе у Эулалии не оставалось – в зал уже входили посланники от губернатора Берега Закатного Золота, а за ними следом – и прислужники, нагруженные ташайскими вещицами.
Рассчитывая на благосклонность императора, губернатор не поленился прислать огромное множество даров. Слуги входили в зал, нагруженные массивными украшениями из золота и серебра; выточенными из нефрита, яшмы и лазурита фигурками зверей, птиц, а также – фантастических существ, вроде обнажённой пышнотелой женщины с головой ягуара или мужчины с дельфиньим хвостом. Следом несли причудливые головные уборы и накидки из ярких перьев и бус, оружие, щедро инкрустированное сапфирами и изумрудами, но – как заметил Рихо – отвратительного качества.
Казалось, потоку трофеев не будет конца и придворные, поначалу взиравшие на безделушки с интересом, уже принялись зевать и перешёптываться. Рихо с Эулалией были готовы вздохнуть с облегчением – оба до сих пор не заметили ничего подозрительного. Но тут один из губернаторских посланников – молодой, надменного вида чиновник в тёмно-коричневом камзоле – ещё раз поклонившись императору, сказал:
– А теперь позвольте представить вам ещё один сюрприз, который сможет немного развлечь ваше величество, – после этих слов, чиновник махнул рукой двум крепкого вида слугам. Они, повинуясь этому жесту, вытащили на середину зала высокую корзину, сплетённую из банановых листьев.
Едва один из слуг снял с неё крышку, как из корзинки сразу же высунулись две плоские, покрытые серо-коричневым пёстрым узором чешуек, змеиные головы. Размеров они были столь крупных, что среди присутствующих раздались изумлённые возгласы. Им вторила заполошным визгом мартышка с тёмной мордочкой – до этого обезьянка сидела в клетке довольно смирно, но заметив поблизости своих природных врагов, впала в истерику.
– Это ваш сюрприз? Ядовитые гады, которых вы притащили во дворец? – довольно резко спросила у чиновника Луиза. Тем не менее, она не выглядела испуганной, а, наоборот, подалась вперёд, чтобы получше разглядеть экзотических тварей.
– Гады сии вовсе не ядовиты, не стоит их бояться, – заискивающе отозвался чиновник. – Они убивают жертв, обвиваясь вокруг них кольцами и сдавливая. Душат в объятьях страсти, если позволено будет так сказать, ваше величество, – добавил он, вызвав своими словами новую волну перешёптываний и смешков у придворных. – И в наш сюрприз не одни гады входят… А вот и они! – чиновник повернулся ко входу в зал.
Все взгляды устремились к появившейся там группе людей. Рихо тоже смотрел на новых «гостей» праздника, и в его голове проносились самые грязные ругательства на нескольких языках.
В окружении солдат из колониальных войск в помещение вошли две женщины, одежды на которых было куда меньше, чем даже на тех мидландских дамах, выбравших весьма смелые наряды.
«В какой дурной башке родилась мысль притащить сюда ташайских жриц?!» – подумал Рихо, но тут Эулалия склонилась к нему, шепча на ухо по-эдетански:
– Я не чувствую в них магии. Вообще. Так что, может, всё и обойдётся…
Рихо это почему-то совсем не обнадёжило, но он кивнул в ответ своей спутнице.
Ташайки подошли к корзине со змеями. Одна из жриц казалась совсем юной, тоненькой и хрупкой, другая – несколько постарше, высокой и с выразительными формами. У обеих длинные чёрные волосы были распущены по плечам – кроме маленьких пучков, сколотых тонкими длинными шпильками на макушках, а платья сшиты из столь лёгких полупрозрачных тканей, что ташайки казались почти обнажёнными. Лишь шею младшей прикрывал длинный тёмно-красный шарф, густо расшитый геометрическими орнаментами из белого и чёрного бисера.
Рихо следил за каждым движением жриц, но пока они не делали ничего особо подозрительного – всего лишь склонились над корзиной и вытащили из неё змей.
Из-за спин колониальных чиновников появился худенький ташайский мальчик лет четырнадцати, всю одежду которого составляли широкие штаны до колен. В руках мальчишка держал обтянутый светлой кожей барабан, на котором принялся выстукивать ритм, усевшись на пол рядом со слугами, всё ещё державшими в руках безделушки.
Жрицы вышли в центр зала, на плечах каждой из них теперь возлежало по змее. Гады, толщиной превосходившие руку взрослого человека и настолько длинные, что могли бы обвить своих носильщиц во множество колец, выглядели спокойными и сонными, но – лишь поначалу.
Звуки барабана разносились в повисшей тишине, темп музыки убыстрялся, и ташайки начали танец. Они плавно перемещались по залу, изгибая смуглые тела в замысловатых позах, а змеи оплетали полуобнажённых жриц. Скользили по прикрытым лёгкой тканью бёдрам, касаясь чуть вздрагивающих грудей, замирали и вновь начинали своё медленное текучее движение.
Придворные затаили дыхание, не отрывая взглядов от жриц с их жутковатыми партнёрами по танцу. На одних лицах отвращение смешивалось с жадным любопытством, на других – маски надменности с трудом скрывали похоть.
А потом всё начало происходить очень быстро. Тонкие руки жриц синхронно взметнулись к их причёскам, ещё мгновение – и острые металлические шпильки безжалостно впились в змеиные животы, вспарывая их. Тёмная кровь брызнула на блестящий паркетный пол.
Рихо почувствовал, как стальная звезда Троих у него на груди начинает нагреваться, оповещая о свершающемся поблизости колдовстве. Пластинка сигнального амулета была мгновенно сломана, на миг вспыхнув синим светом, и Рихо скомандовал Эулалии:
– Задержи жриц, что бы они ни делали! Огради барьером, я не знаю… Наши люди скоро будут здесь, но до этого – ташайки на тебе, поняла? – Рихо, не стесняясь, говорил в полный голос – придворные всё равно уже галдели так, что его диалог с чародейкой абсолютно не привлекал внимания.
– Но, я… – пискнула было та, но Рихо уже не слушал её, пробираясь поближе к императорскому трону.
Легко пробившись сквозь скопище растерянных приближённых Карла, Рихо, не стесняясь, схватил за плечо стоявшего к нему спиной Вильгельма Эццонена. Тот, мгновенно обернувшись, смерил Рихо недовольным взглядом.
– Что вам угодно, господин? Если вы не видите, то…
– Уводите отсюда их величеств, капитан. Сейчас. Быстро!
– Да что вы себе позволяете?! Это ваших рук дело?! – Эццонен махнул рукой в сторону жриц.
Тех было видно с трудом – вокруг их тел воздух колебался, словно зыбкое марево, появляющееся возле жарко пылающего пламени, только более плотное. Змеиные тела, кажется, вовсе исчезли – вместо них рядом со жрицами что-то вспыхивало алым и малиновым – с каждым мигом всё ярче.
– Это не моих рук дело, капитан. Но те, кто устроил это представление, получат по заслугам. Поверьте, Гончие с этим разберутся. А вам лучше позаботиться об их величествах.
Стоило отдать должное Эццонену – соображать при необходимости тот умел быстро. Бросив ещё один взгляд на жриц и чертыхнувшись при этом, он принялся раздавать команды гвардейцам, которые быстро окружили монарших особ.
Рихо был даже удивлён, что особой паники среди собравшихся не приключилось – придворные, по большей части, выглядели возмущёнными или растерянными, но не испуганными. Кто-то уже спешил к выходам – к счастью, в отличие от клятого собора, в зале было полно дверей, выходивших как в соседние помещения, так и в дворцовый парк. Но большинство топталось на месте, с любопытством косясь то на жриц, то на гвардейцев, за спинами которых скрылся императорский трон.
Вдруг воздух, заполненный гулом голосов, разорвал резкий свист – и в руках одной из жриц взметнулось подобие длинного бича, светящегося розовато-малиновым светом. Бич неизбежно летел к краю толпы придворных, у которого стояла окаменевшая от ужаса Эдит Вейсенфельд – но тут какой-то молодой человек схватил её в объятия, отдёргивая в сторону. Малиновая пылающая лента прочертила дымящийся след на паркете рядом со счастливо спасшейся парочкой.
Бич второй жрицы уже летел в ту же сторону – но на его пути возник щит, представлявший собой словно срезанное лезвием с гладкой поверхности пруда водное полотно. Огненная лента хлестнула по поверхности щита, тот отозвался рябью и тонкими струйками пара, но устоял.
Эулалия, которая и была создательницей щита, тут же метнула в жриц несколько ледяных лезвий, но все они были сбиты взмахом бича, едва не зацепившего её саму. Придворные наконец-то осознали, что от места магического поединка лучше находиться как можно дальше, и толпа в зале стала стремительно таять.
Рихо же пытался подобраться поближе к Эулалии и одновременно не угодить под оставлявшие всё новые обугленные следы на полу и стенах бичи. Он отлично знал, что в битвах чародеев обычный человек может служить разве что досадной помехой, но оставлять напарницу одну рядом со всё ближе подступающими к ней жрицами не собирался.
***
– Найдите их! Найдите всех, слышите?! Всех тех, кто это затеял! Они могли убить меня! Меня, понимаете?!
Стоя под одним из стройных ясеней в аллее недалеко от флидерхофского дворца, Вильгельм Эццонен уже минут десять выслушивал повторяющиеся вогласы своего императора.
«Интересно, а что с Карлом будет на войне? Там-то его станут пытаться убить всерьёз», – промелькнуло в голове у Вильгельма, но дальше думать на эту тему он не стал. В конце-то концов, хотя убивать людей капитану дворцовой гвардии приходилось, на войне он и сам не был…
Примерно ещё через четверть часа со стороны дворца в аллее появились новые люди – теперь это были воины Церкви, и гвардейцы заметно расслабились, разглядев их чёрные мундиры со светлыми контурами узких собачьих морд.
Карл прервал на полуслове свою очередную возмущённую реплику, когда один из Гончих – светловолосый мужчина лет тридцати с лишним – подошёл к нему. Воин Церкви, поклонившись, коротко и сухо рассказал о том, что жрицы схвачены и больше никому не причинят вреда и уже собирался уходить, когда Карл остановил его повелительным жестом.
– Подождите, – гордо вздёрнув подбородок, заявил молодой император. – Я приказываю вам проводить меня к ташайским дикаркам. Хочу ещё раз взглянуть на этих тварей.
В усталых глазах Гончего явственно читался вопрос: «Какого дьявола?» – и это был тот редкий случай, когда капитан гвардии полностью поддерживал человека из церковного воинства. Вот только Вильгельм уже успел понять, что Карл, обретя власть, не собирался держать в узде свои прихоти. Разве что Луиза могла бы попытаться переубедить своего любовника. Но она стояла в стороне, непривычно тихая, и пыталась привести в порядок своё платье, в котором теперь напоминала скорее растрёпанную ворону, чем райскую пташку. Так что Вильгельму не оставалось ничего другого, кроме как последовать обратно во дворец за своим другом и повелителем.
Ещё недавно роскошно убранный, главный зал Флидерхофа встретил их запахом гари, смешивавшимся с каким-то тяжёлым пряным ароматом. В помещении теперь царил полный разгром, который венчала огромная люстра с хрустальными подвесками, рухнувшая рядом с императорским троном.
Старшая из жриц, потеряв сознание, безвольной куклой лежала на паркете. Тем не менее, кто-то из Гончих уже успел предусмотрительно сковать её запястья антимагическими кандалами. Младшая ташайка, в таких же оковах, стояла на коленях и выглядела практически невредимой, если не считать расцарапанной до крови левой щеки. Даже бисерный шарф юной жрицы по-прежнему обвивал её тонкую шейку.
Рихо устроился немного поодаль от пленниц, привалившись к стене рядом с Эулалией, которая выглядела истинной дикой ведьмой в помятом, прожжённом в нескольких местах платье и с растрёпанными волосами.
Несмотря на то, что Эулалия была измучена до предела, глаза её горели торжеством. Чародейка не только пережила свой первый магический бой, но и вышла из него победительницей – не без помощи Рихо, который, как мог, отвлекал внимание жриц, пока его напарница плела заклятия. Теперь кардинальский порученец думал о том, что они с Эулалией оказались не такой уж плохой командой, да и остальные Гончие подоспели очень вовремя. В кои-то веки обошлось без лишних жертв, и Рихо с трудом мог поверить в это.
Карл отпустил какую-то шутку по поводу раскинувшейся на полу ташайки – должно быть, совершенно непристойную, судя по довольному гоготу гвардейцев и жеманному хихиканью Луизы – и подошёл поближе к младшей жрице, по-прежнему коленопреклонённой и смиренно опустившей голову.
То ли инстинкт, то ли опыт заставили Рихо отлепиться от стены и встать поближе к императору. Жрица подняла на Карла взгляд, и в её глазах читалось презрение. Даже измазанное в крови лицо и скованные за спиной руки ничуть не мешали ей сохранять надменный вид.
– Забавная ташайская зверушка, – громко произнёс Карл, для верности указывая на жрицу пальцем. – Правда, на редкость злобная – почти как наши дорогие северяне, которые в своих унылых замках уже, наверное, мехом обросли – целиком! Не завидую их жёнам!
Снова послышался угодливый смех. На этот раз громче всех – почти истерично – хохотала Луиза.
Одним гибким движением юная жрица вдруг поднялась на ноги, глядя в лицо Карлу, произнесла какую-то короткую шипящую фразу на своём родном языке. Потом резко дёрнула худыми плечами, и её причудливый шарфик упал на пол. Под ним виднелось нечто, похожее на тёмное ожерелье.
Рихо успел толкнуть императора в сторону – прямо в руки гвардейцев – и кинуться к жрице. Та ловко отскочила, а к Рихо с шеи ташайки с удивительной силой рванулась чёрная змея, сумевшая изогнуться в полёте так, что зубы её сомкнулись ровно у Рихо на запястье.
***
Карл не удержался и бросил последний взгляд из-за спин гвардейцев на тот хаос, что вновь воцарился на месте так неудачно закончившегося торжества. Труп юной жрицы, прошитый двумя арбалетными болтами – постарался кто-то из Гончих; тот самый церковник, которого укусила змея, сидящий на полу; склонившаяся над ним взъерошенная черноволосая девица в светлом платье…
Все эти осколки одной мозаики, полной – в который уж раз за недолгое правление молодого императора – магии и смерти, словно бы медленно проплыли перед глазами Карла, прежде чем дверь в зал захлопнулась, отгораживая его от безрадостной картины.
– Вилли, как насчёт того, чтобы пойти и выпить в моём кабинете? – немного охрипшим голосом спросил Карл у друга. Весь этот дьявольский балаган со жрицами и змеями неплохо было бы залить вином или чем покрепче – иначе ташайские девки точно станут мерещиться ему за каждой портьерой.
– Я не против, – сдержанно отозвался Вильгельм. – Но сначала стоило бы узнать, что будет с этим человеком, из Гончих…
