Текст книги "Гадюка на бархате (СИ)"
Автор книги: Дина Смирнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)
– Изменница!.. Убийца! – прорычал он. – Не думай, что твои преступления сойдут тебе с рук!
– О, какие громкие слова, – Луиза прикрыла рот ладонью, сделав вид, что зевает. – Но я теперь – законная правительница. А вот ты как раз объявлен преступником и еретиком.
– Правда всё равно выйдет на свет! А ты понесёшь заслуженное наказание, как и твой муж-узурпатор!.. Пусть даже меня казнят, но настоящая императрица сейчас в безопасности, на Севере. И мои братья отомстят за мою смерть!
– Какая уверенность в родственных узах!.. Но что если она ложна, а, мой милый?.. Знаешь, твой братец Бернхард был очень рад, когда я предложила ему место наместника Севера в обмен на тебя. Мне интересно только, что же он теперь сделает с твоей маленькой жёнушкой…
– Ты лжёшь! – Альбрехт отшатнулся от решётки. – Бернхард – мой брат, он не может быть предателем!
– Считай, как хочешь, дорогой!.. Только к чему мне лгать, поразмысли сам?..
– Чтобы сломить… Запугать меня перед казнью!.. Но не поддамся, можешь не рассчитывать!
– О, ты всё про казнь… Какое же бедное у тебя воображение, северянин!.. Поверь, тебя ждёт участь поинтересней. Но о ней ты узнаешь чуть позже. Пока же можешь всласть поразмыслить о… своих преданных родичах и соратниках. Не стану больше мешать.
Луиза ушла так же быстро и неожиданно, как и появилась в тюрьме, оставив Альбрехта в растерянности. Не то что бы он ей действительно поверил… Но заронить в его душу сомнения Луиза сумела. Однако же её слова о соратниках заставили Альбрехта вспомнить кое-что.
Браслет Ислейва так и остался у пленника. Никто не подумал отбирать у него неприметную вещицу. Он, правда, до сих пор не отделался от подозрений по поводу своего старого друга. Вот только вряд ли сейчас обращение к тому за помощью могло навредить Альбрехту ещё больше.
Поэтому, убедившись, что поблизости никого нет, он уселся на краешек койки. Как и проинструктировал его маг, аккуратно расплёл браслет. На мгновение кожаные полоски, из которых было сделано украшение, объяло мягкое зеленоватое сияние, заставившее Альбрехта вздрогнуть. Но свет сразу же потух, и больше ничего не произошло.
Теперь Альбрехту оставалось только ждать и надеяться, что Ислейв всё же сумеет – и захочет – прийти другу на помощь.
***
– А ещё старшие жрецы умеют впускать в себя Тшиена… Только это огромная честь и высшая милость бога. Немногие оказываются её достойны.
– «Впускать»?.. – переспросил Габриэль, поднимая голову от листа, уже больше чем наполовину покрытого строчками, написанными его небрежным угловатым почерком. – Что именно это означает?..
– Ну… Я не особо в этом разбираюсь, я же не жрец!.. Но я слышал, как одна жрица говорила, что она мечтает разделить душу с богом… Вроде как Тшиен становится их частью, а они – его, – Кеару, сидевший напротив собеседника, нахмурился. Видимо, он старался припомнить всё как можно более точно.
– Да, звучит не слишком-то понятно… А что это даёт самим жрецам? – Габриэль сложил пальцы домиком в своём излюбленном жесте, внимательно глядя на Кеару.
– Многое!.. – тот заёрзал на стуле, явно торопясь похвастаться умениями служителей змеиного бога. – Они получают возможность пользоваться магией Тшиена, не страдают от болезней, жары или холода. А ещё видят будущее. И почти никогда не ошибаются.
«Ты умрёшь!.. Скоро», – шипящий голос жрицы будто бы вновь зазвучал в ушах у Габриэля. Он слегка качнул головой, прогоняя наваждение.
Что ж, даже если ташайка и была настоящей провидицей, это точно оказалось не лучшее её выступление. Она могла бы сказать Габриэлю и о куда более страшных вещах. О смерти близких, крахе его планов или даже – самой Церкви. Но ничего подобного, похоже, так и не увидела. А, значит, всё было не так уж плохо.
Кеару исподтишка разглядывал бледное лицо своего нового господина, пытаясь понять, о чём же тот задумался. Может быть, жрица и ему успела что-то предсказать?.. Неожиданно для себя Кеару понял – ему бы не хотелось, чтобы это оказалось нечто совсем скверное.
Поначалу ташайский мальчишка боялся светловолосого высшего жреца этой земли куда больше, чем его смуглого ворчливого помощника, к которому Кеару и приставили. Но постепенно стал ждать разговоров в кабинете Габриэля с нетерпением.
Всё-таки Кеару ужасно льстило то, что Габриэль, которому беспрекословно подчинялись грозные Чёрные Гончие и ещё множество людей, в разговоре держался с ним почти на равных. И даже, казалось, искренне интересовался мнением Кеару по тем или иным поводам.
Служители Тшиена вели себя с простыми смертными куда более надменно. Даже жрицы, вместе с которыми Кеару, как он тогда считал, предстояло умереть, никогда не обращались к нему иначе, чем в приказном тоне.
Если задуматься, то Кеару было очень странно осознавать, что он до сих пор жив. Ведь именно его роду жрецы оказали честь, отправив Кеару на смерть во славу змеиного бога. И вся семья устроила по этому поводу большой праздник, на котором отлично повеселилась.
Короткий стук в дверь прервал размышления Кеару. А через мгновение на пороге кабинета появился Рихо, безо всяких приветствий заявивший:
– Габриэль, уже давно ночь!.. Если себя не жалеешь, пожалей хотя бы ребёнка!
Ответом ему стали два одинаково недовольных взгляда – дикарского мальчишки и архиепископа Эрбургского. Всё-таки умение Габриэля находить общий язык с кем угодно не переставало удивлять его лучшего друга.
– Я не ребёнок! – вскинулся Кеару, обжигая Рихо взглядом раскосых глаз. – Я…
– Да, мы знаем, что ты – ташайский воин, – немного устало перебил его Габриэль. – Но сейчас тебе и правда лучше отправиться спать.
Кеару чуть помедлил с ответом, но всё же кивнул Габриэлю, сказав:
– Хорошо, ваше высокопреосвященство, – после чего бесшумно скользнул к выходу.
– Хитрый стервец, – фыркнул Рихо, когда дверь за спиной Кеару тихо затворилась. – Умеет вовремя заткнуться.
– Полезное качество, – откликнулся Габриэль. – Может, и ты когда-нибудь этому научишься. Я не всегда буду рядом, чтобы оттаскивать тебя за шкирку от монархов.
– Никуда ты от меня не денешься, даже не мечтай!.. Габриэль, я хотел сказать, что завтра сопровождать тебя во дворец не смогу. У меня есть дела. Личные.
– Надеюсь, не такие, которые заканчиваются мечом в брюхе или стрелой в спине.
– Нет, всё будет мирно, обещаю.
***
Обходя в сопровождении пары офицеров свой маленький лагерь, Стефан старался сохранять уверенный вид. Вроде бы, у него даже неплохо получалось. Хотя на самом деле младший из братьев Кертицев теперь начинал с ужасом осознавать, во что именно ввязался, бросившись защищать честь своей невестки.
Ему предстояло самому и вести в сражения войско, и искать союзников, которые согласятся поддержать его в борьбе с узурпатором. Вряд ли стоило рассчитывать в этом деле на помощь императрицы. Да Стефану и совесть не позволила бы нагружать делами беременную женщину, совсем недавно потерявшую мужа. Сам же Кертиц-младший старался не давать воли своей скорби по брату. И со стыдом вспоминал, что расплакался как ребёнок, увидев изуродованное тело Альбрехта.
Но сейчас было не время предаваться печальным воспоминаниям. Для начала нужно было хотя бы не потерять доверие и уважение тех немногочисленных соратников, которые согласились покинуть вместе с ним Сосновый Утёс.
Отправляясь на ночлег после обхода лагеря, его юный предводитель чувствовал себя усталым и сонным и не особенно смотрел по сторонам. Поэтому совершенно бесшумно выскользнувшая из-за шатра фигура заставила Стефана вздрогнуть, запоздало схватившись за меч. А сопровождавшие его офицеры выступили вперёд, стараясь защитить своего командира от опасности.
– Господин Кертиц, – произнесла между тем фигура низким женским голосом, небрежно откидывая с головы капюшон плаща. Даже в вечерней полутьме Стефан не мог не узнать Черису.
– Всё нормально, – бросил Стефан офицерам, застывшим с обнажёнными мечами между ним и змеиной жрицей. – Я знаю эту женщину, она нам не враг. Можете быть свободны до завтра.
Офицеры покосились на Черису с явным сомнением. Но противиться приказу не посмели и, коротко поклонившись Стефану, оставили его наедине с нежданной гостьей.
– Я не думал увидеть тебя здесь, – пропустив Черису в шатёр, сказал Стефан. Внутри он приказал ожидавшему его там слуге выйти вон и уселся прямо на свою походную кровать. – Среди отъезжавших со мной и её величеством из Соснового Утёса тебя, вроде бы, не было…
– А вы так уверены, что замечаете всё вокруг?.. – прошелестела Чериса, усаживаясь в складное кресло совсем рядом со Стефаном.
Она распустила завязки плаща, распахнув его. Стефан вздрогнул, увидев в низком вырезе зелёного платья Черисы большую серую гадюку, обвившую шею своей хозяйки.
– Зачем ты здесь? – голос Стефана прозвучал резко, даже зло. Жрица его по-прежнему пугала.
– Хочу предложить то, что сейчас точно окажется вам не лишним, – Чериса выглядела совершенно спокойной. На её губах блуждала лёгкая улыбка, а выражение тёмных глаз, как и раньше, оставалось для Стефана загадкой.
– Что же?
– Силу и защиту моего бога.
– Я уже говорил тебе – я почитаю Создателя и Двоих, язычница!
– И много ли они помогли вам, господин Кертиц?.. – Чериса улыбнулась шире, упершись локтями в свои полные бёдра и наклонившись поближе к Стефану. Теперь он ощущал тепло её тела и исходивший от чёрных волос странный, сладковато-пряный аромат. – Один ваш брат – мёртв, другой – предатель. Может, вы и сами до сих пор живы только по счастливой случайности.
– Трое послали мне испытания, но я с ними справлюсь. Север ещё пойдёт за мной!.. И вместе с его владетелями я отплачу узурпатору за все беды моей семьи!
– Вы смелы и решительны, господин Кертиц, – Чериса склонилась её ниже и вдруг положила смуглую руку на его обтянутое чёрной штаниной колено. Стефан дёрнулся, чувствуя, как жар от ладони собеседницы растекается по его телу, но отстраняться не стал. – На моей земле любой воин счёл бы за счастье идти за таким вождём, как вы. Но храбрость – это ещё не всё, господин. Можно выиграть сотню битв, но оказаться отравленным на пиру или заколотым в собственной постели…
– Ты угрожаешь мне?!
– Нет, вовсе нет, мой господин!.. Напротив – хочу уберечь!.. Тшиен смотрит глазами людей и змей, Тшиен сможет защитить вас от любых врагов. И направить, указав, какой путь выбрать. Вы ведь хотите отомстить за брата и встретиться со своей возлюбленной?..
– Почему ты пришла ко мне, а не осталась с магами?.. Ты же ведь служила Ислейву Ньялу?
– Ислейв сделал свой выбор. Моему богу он больше не нужен.
– Но зачем твоему богу нужен я?
– Я – всего лишь орудие Тшиена. Он не открывает мне всех своих планов. Но вы увидите – я смогу быть вам полезной!.. В отличие от вашего Создателя, который бросил своих детей в этом мире.
– Не богохульствуй!
– Хорошо, я не буду говорить о вашем боге, господин. Но… неужели вы не позволите мне остаться рядом с вами?..
– Я… Позволю. Но это не значит, что я стану поклоняться твоему Тшиену.
– О большем я и не стану просить вас, господин.
«Пока не стану. Всему своё время, а Тшиен терпелив».
***
– Дьявол, оно жжёт, как пламень Бездны!.. Почему просто нельзя залечить это магией?! – Рихо дёрнулся было в сторону, но Алима крепко держала его за плечо.
– Магии тебе и так уже в последнее время хватило. А ещё – потому что я понятия не имею, какая дрянь могла быть на клинке, которым тебя достали, – Алима зачерпнула из баночки ещё немного голубовато-зелёной желеобразной субстанции. Та, хоть и приятно пахла травами, обжигала, и вправду, не хуже огня.
– И, потом, я же не учу тебя допрашивать еретиков?.. Вот и ты не учи меня делать мою работу! – припечатала целительница напоследок, продолжая заниматься раной на предплечье Рихо.
По мнению последнего, «царапина» – пусть и глубокая, с разошедшимися краями – точно не стоила такого пристального внимания. Но спорить с явно чем-то рассерженной Алимой он не рискнул.
– Надеюсь, это не твой ташайский воспитанник тебя так отметил, – хмыкнула та, ловко закрепляя повязку на руке своего пациента.
– Нет, иначе я бы сразу ушёл в монахи, – Рихо поморщился, надевая рубашку, а затем и чёрный мундир, левые рукава которых теперь представляли собой плачевное зрелище, разрезанные и залитые кровью. – Это были грифоньи агенты. И их было трое, между прочим!..
– Грифоны? Тайная стража?!.. Во что ты опять влез, а, Рихо Агилар? – Алима нахмурилась, скрестив руки на груди и сверля Рихо пристальным взглядом.
– Просто проверял кое-что… Алима, я очень тебя прошу – не рассказывай ничего Габриэлю.
– Почему это?
– Потому что ему и так хватает проблем. Я сам со всем разберусь.
– Или вляпаешься ещё больше.
– Не разговаривай со мной как с тринадцатилетним!.. Я вполне способен… разумно оценить ситуацию.
– Хотелось бы верить, Рихо… Вам обоим с Джебрилем стоило бы сейчас быть крайне острожными, – Алима покачала головой, как-то разом теряя грозный вид. Теперь она казалась грустной и очень усталой.
– Лучше объясни это Габриэлю. Он никак не может отучиться играть с огнём. А я… Проклятье, Алима, каким бесполезным я себя рядом с ним чувствую!.. Я всё думаю про тот сон, который привиделся Эулалии. Да, там Габриэль продался Бездне. Но он, во всяком случае, точно остался жив! Иногда мне кажется, что если бы я мог…
– Это скверные мысли, Рихо, очень скверные!.. Может, ты и не молишься истинным богам. Но то, что Бездна никогда не исполняет своих обещаний, должен знать.
– Я знаю. Знаю, вот только…
– Вот и постарайся не наделать глупостей. И ещё, Рихо…
– Да?
– Я ничего не скажу Джебрилю или господину Штайну. Но вот твой труп, в случае чего, я прятать точно не стану. Так что будь всё-таки поосторожней.
***
Карен не считала дни, проведённые в захваченном юттами родном замке. Они слились для неё в унылую серую вереницу. Некоторые были чуть лучше – они приносили Карен меньше боли и унижений. Другие – гораздо хуже. Особенно те, в которые предводитель юттов делился «добычей» с приближёнными.
Но та терпела всё, стараясь оставаться любезной и покорной со своим господином. А ютт, пусть и порой поколачивал свою пленницу, но избавляться от неё не спешил и зорко следил, чтобы соратники не замучили его игрушку до смерти. Видимо, до сих пор ею не наигрался.
Карен прилагала все усилия, чтобы продолжалось подобное как можно дольше. Мило улыбалась своему господину даже разбитыми в кровь губами. И даже подсказала ему, какая из комнат была самой уютной и тёплой в замке, чтобы его новый хозяин мог разместиться с наибольшим удобством. Комнатой этой оказалась та спальня, прячась в тайном ходе рядом с которой Карен когда-то горько рыдала о своей не состоявшейся помолвке со Стефаном. Какими же смешными теперь выглядели для пленницы её прежние беды!..
Всё же доверять своей рабыне ютт начал далеко не сразу. Поначалу он никогда не оставлял её вместе с собой на ночлег, выставляя за дверь едва только удовлетворял свою похоть. Но со временем привык к Карен. Да и она наловчилась так умело исполнять его желания, что ему понравилось всегда иметь под рукой податливую и щедрую на ласки рыжеволосую «куколку».
В один из череды наполненных для неё бесконечными мучениями вечеров Карен и воспользовалась этим. В поднесённый предводителю золотой кубок с вином она ухитрилась подсыпать сонного порошка из запасов своей покойной матушки.
Когда её хозяин, не заметив, кажется, ничего необычного, завалился спать, пленница чуть помедлила и подрагивающими руками вытянула из ножен у него на поясе длинный нож. С таким оружием не расставался никто из наводнивших захваченный замок северных варваров, и их предводитель не был исключением. А Карен оно пришлось куда больше по руке, чем меч или сабля.
Лезвие было отменно наточено. Но перерезать спящему горло всё равно оказалось нелегко. Удалось это мстительнице далеко не с первой попытки. Закончив своё дело, вся измазанная в крови, Карен со стоном опустилась на колени. Её мгновенно вывернуло прямо на гобелен, прежде украшавший стены главного зала Соколиного Гнезда, а теперь небрежно брошенный на пол спальни.
Через минуту, чуть отдышавшись, Карен встала и утёрла губы рукавом платья. Заткнув окровавленный нож за пояс, подошла к столу и отпила из стоявшего на нём кувшина немного вина, стараясь отбить мерзкий привкус рвоты.
Тихого скрипа отворившейся двери в спальню Карен не услышала. Слишком уж была возбуждёна собственной местью. И обернулась лишь когда услышала лёгкие шаги у себя спиной.
Перед Карен стоял любимый слуга её хозяина – очень красивый и совсем юный мальчишка-ютт, зеленоглазый и златовласый. Он растерянно переводил взгляд с Карен на раскинувшийся на постели труп со вспоротым горлом. И, похоже, не мог вымолвить ни слова. Только таращил глаза и тяжело дышал, раскрывая и закрывая рот, будто вытащенная из воды рыба.
А Карен подумала, что, возможно, ей стоило бы броситься на мальчишку с ножом, пока тот не убежал и не позвал других юттов. Но поняла, что просто не может сдвинуться с места.
– Ты… Ты убила его!.. – наконец, сдавленно выдохнул слуга. И вдруг упал на колени, целуя измазанную в крови руку Карен. А потом, поднявшись на ноги, уже куда спокойнее спросил: – Что ты думаешь делать дальше?
– Бежать, – не раздумывая, ответила Карен. Словно бы очнувшись от полусна, она быстро подошла к стене, срывая гобелен, прикрывавший потайную дверцу. – Ты идёшь со мной?..
– Да… Конечно, да, если ты позволишь!
…Через несколько дней после ночи убийства, которая свела их вместе, Карен и её спутник горько пожалели, что не подумали захватить из спальни своего покойного хозяина что-то кроме пары шерстяных плащей, худо-бедно спасавших беглецов от холода.
В деревне, куда беглецы сунулись, отойдя на приличное, как они надеялись, расстояние от Соколиного Гнезда, их, в ответ на просьбу о еде и ночлеге, с проклятиями прогнали. Объяснив перед этим, что ютты и без того обобрали всех до нитки и желания давать приют «голодранцам» за просто так ни у кого здесь не осталось.
Путь по зимнему тракту становился почти невыносимым для голодных и замерзших подростков, к тому же ежечасно ожидавших погони.
Следующей ночью, в заброшенном сарае, который беглецы обнаружили на окраине небольшого селения, Карен так и не смогла уснуть, дрожа от холода. Хоть и без стыда прижималась всем телом к своему похрапывавшему спутнику. Глядя на звёздное небо, которое виднелось в дырах прохудившейся кровли, беглянка подумала, что если она не хочет одной из следующих ночей замёрзнуть насмерть, нужно срочно разыскать себе пропитание и тёплый угол. И, кажется, она знала, как это можно сделать.
========== Глава 37. Грешники ==========
Войдя в одну из подземных камер столичной тюрьмы и услышав, как за ней с лязгом захлопнулась дверь, Луиза почувствовала, что её начинает неудержимо колотить дрожь. И происходило подобное вовсе не потому, что под длинным плащом на ней не было ничего кроме алой шёлковой сорочки без рукавов и до колена длинной. Просто теперь Луиза особенно ясно осознала, во что именно ввязалась.
Она никогда не боялась признаваться себе в том, что повинна во многих смертях. Пусть даже обычно и не убивала никого своими руками. Но вот участвовать в тёмномагическом ритуале Луизе приходилось впервые. И в этом виделась определённая необратимость.
Не то чтобы Луиза раньше считала себя праведницей. Вот только, как и всякая жительница континента, она знала, что преступления преступлениям рознь. Были те, от наказания за которые при высоком положении в обществе и некоторой доле удачливости удавалось увильнуть почти всегда. Но вряд ли к ним можно было отнести призыв демона.
– Ваше величество, – поприветствовала Луизу Вилма Мейер. Чародейка выглядела деловитой и собранной, расхаживая по довольно просторному помещению, пока её хрупкая черноволосая помощница вычерчивала что-то углём на каменной плите в самом его центре. – Вы вовремя – всё уже почти готово. А пленника скоро приведут.
Тонкий, немного похожий на кошачье мяуканье крик заглушил последние слова Вилмы. Луиза обернулась к дальней стене, с болезненным любопытством разглядывая большую продолговатую корзину из ивовых прутьев. Один из трёх лежавших там младенцев проснулся и теперь старательно привлекал внимание громким воплем, разбудив и двух остальных.
– Эулалия, ты закончила? – бросила Вилма своей подручной, застывшей у испещрённого по краям чёрными письменами алтаря. – Иди, успокой ребёнка!
– Госпожа Мейер, я… Я не слишком-то умею обращаться с детьми.
– Просто заткни его и всё! – уже откровенно занервничала Вилма. – Возьми на руки, что ли… Невозможно сосредоточиться! Если я ошибусь и призову не того, кого нужно, никто из нас отсюда уже не выйдет!
– Хорошо, госпожа Мейер, – кивнула Эулалия, направившись к корзине. – Я сейчас!..
Луиза услышала, как после этих слов одна из прикованных к дальней стене камеры цепями пленниц громко всхлипнула. Всего их – оборванных и заплаканных – там было шесть. Три беременные женщины и три совсем юные девушки. Жертвы, жить которым осталось не больше часа. Как, впрочем, и младенцам, одного из которых укачивала Эулалия.
– Ваше величество, ложитесь сюда, – сказала Вилма, как-то очень буднично похлопав ладонью по каменной плите.
– Мне же будет холодно, – с сомнением протянула Луиза, тем не менее приблизившись к алтарю и сбросив свой плащ на руки подошедшему Эдмонду Леманну, который до сих тихо стоял у стены.
– Уж поверьте, если всё пойдёт как надо, простуда вам не грозит, – хмыкнула Вилма. – А если нет – простудиться вы тоже не успеете.
От последней фразы её собеседницу передёрнуло. Но спорить она не стала. Всё уже давно было решено, и отступать Луиза не собиралась. Поэтому осторожно, не касаясь знаков по её краям, взобралась на плиту и улеглась на спину, стараясь устроиться поудобнее.
Между тем Вилма встала у ног Луизы, держа в руках раскрытый том. Он был богато украшен золотыми фигурными накладками с рубинами и александритами, но при этом переплетён в не слишком качественную светлую кожу, которая местами сморщилась и пошла пятнами.
Эулалия заняла место сбоку от алтаря, а Леманн, вытащив из ножен на поясе слегка изогнутый кинжал, подошёл поближе к одной из пленниц. Та сразу попыталась отползти в сторону, но цепи не позволили ей этого сделать. Леманн лишь усмехнулся, глядя на эти попытки.
Голос Вилмы, читавшей заклинание на неизвестном Луизе языке, зазвучал внезапно громко и уверенно. Резкие и щёлкающие слова срывались с губ чародейки безо всякой стройности и мелодичности, словно бы камни горного обвала.
Луиза сжала зубы и крепко зажмурила глаза, догадываясь, что последует дальше. И было ли причиной самовнушение, или же начала действовать магия, но раздавшиеся через пару мгновений крики долетели до Луизы словно бы издалека, почти полностью заглушённые словами Вилмы.
Через какое-то время – Луиза не смогла бы сказать, прошло несколько минут или целый час – воздух задрожал. Она услышала нарастающий гул, который зарождался словно бы внутри её тела, а не исходил извне. Открывать глаза было страшно, но держать закрытыми и пребывать в неизвестности стало попросту невыносимо. Не удержавшись и повернув голову, Луиза увидела, что с пленницами уже оказалось покончено. У стены остались лишь их мёртвые тела, каждое – с распоротой грудью. Чуть поодаль стояла корзина, через край которой перевешивалась испачканная алым тряпка. Вглядываться пристальней Луиза не стала.
Зато никак не могла проигнорировать то, что Эулалия раскладывала вокруг неё окровавленные розовато-красные комки. Брала их адептка с круглого блюда, которое услужливо держал стоявший рядом Леманн. Луизе очень хотелось снова зажмуриться. Однако сделать этого она не рискнула. И, широко распахнув глаза, лежала в окружении девяти сердец тех, кто умер ради её цели, на алтаре, теперь казавшемся не холодным, а почти обжигающим.
Слова заклинания звучали всё громче. Воздух словно бы сгустился и помутнел. Теперь Луиза с трудом различала стены камеры – те тонули в чёрном мареве, которое напоминало густой дым. Даже Вилму, стоявшую куда ближе, видно было словно сквозь завесу тумана.
Чародейка ещё чуть повысила тон – последнюю длинную фразу она произнесла уже на грани крика. А потом резко замолчала, захлопнув книгу и передав её стоявшей рядом Эулалии.
В первый момент Луизе показалось, что ничего не произошло. Но уже через пару мгновений она едва сдержала вопль, заметив соткавшуюся из дымных клочьев фигуру.
***
Альбрехт никак не мог понять, что с ним происходит. Обычно он ложился рано, потому что занятий – кроме тревожных раздумий о собственных просчётах и судьбе Гретхен – в тюрьме не находил почти никаких. Но сегодня не мог уснуть, хоть и ощущал себя каким-то вялым. А ещё не мог не удивляться тому, что его мысли постоянно занимала одна и та же персона. Луиза, теперь уже во второй раз ставшая мидландской императрицей. И превратившая в сущий кошмар его жизнь.
Вот только почему-то сегодня его мысли упорно возвращались не к преступлениям Луизы, а к тому, как хороша была та, когда Альбрехт видел её в последний раз. К её блестящим глазам и алым пухлым губам, к затянутой в тёмно-красный шёлк платья тонкой талии и ложбинке в глубоком декольте…
Альбрехт в раздражении ударил кулаком по тощей подушке на своей койке. Да что с ним сегодня такое твориться?!.. Как он мог думать об этой мерзавке так, словно бы… Словно бы мечтал очутиться на её ложе? Что за бред!.. Он любит свою жену и верен ей! А Луизу мечтает увидеть только лишь на эшафоте. На эшафоте… Чтобы посмотреть, как меч опуститься на тонкую шейку Луизы, очень белую и нежную, особенно на контрасте с её чёрными локонами… Проклятье, какой бес в него вселился?!
Альбрехт понятия не имел, что за дьявольщина с ним происходила, но с каждой минутой ощущал себя всё более странно. Образ треклятой предательницы заполнял мысли, а возбуждение нарастало. И мерещилось, что Луиза не то заглядывала в его камеру из-за решётки, не то уже стояла внутри – полуобнажённая и улыбающаяся. Неужели он сходил с ума?..
Когда появились стражники, приказавшие следовать за ними, Альбрехт почувствовал облегчение. Оставаться наедине с собственными бредовыми видениями было попросту невыносимо.
Идти Альбрехту пришлось недалеко. Стражники втолкнули его в какое-то большое помещение, расположенное на том же этаже тюрьмы, что и его камера. Сами же поспешно вышли оттуда.
Он рассеянно огляделся по сторонам, сделав шаг вперёд. И тут же шарахнулся назад, болезненно приложившись спиной о дверь. Потому что картина, представшая перед глазами, показалась странной и пугающей одновременно. Сквозь клубы чёрного дыма – неподвижно висевшего в воздухе и не имевшего запаха – он разглядел Луизу. Та лежала на плоском камне, запрокинув голову так, что её чёрные локоны разметались по сторонам. А над нею нависло… Нечто.
Подобного создания Альбрехт никогда прежде не видел и, честно говоря, предпочёл бы не приглядываться и теперь. Напоминало оно женщину, очень высокую и с пышными формами. Вот только кожа у этого существа была ярко-алой, лысую голову венчали остроконечные длинные уши, а слегка отвисших грудей имелось целых три пары.
«Демоница?!» – подумал он, с ужасом и отвращением глядя, как когтистая рука адской твари прошлась сверху вниз по груди и животу Луизы, распоров тонкую алую ткань её сорочки. Ещё омерзительнее было для Альбрехта то, что он не мог не признать – это зрелище сейчас казалось ему до невозможности возбуждающим. Когда губы демоницы прильнули ко рту Луизы, он тяжело дышал и вздрагивал отнюдь не от ужаса.
Поцелуй не оказался долгим – демоница обернулась к Альбрехту, поманив его кривым когтем. И он, словно бы заворожённый, сделал несколько шагов вперёд.
У адской твари оказалось неожиданно красивое лицо. Правильные и даже благородные черты: прямой аккуратный нос, большие чёрные, словно провалы в Бездну, глаза, нежно очерченная линия полных губ. Разве что отсутствие бровей и ресниц делало её облик странным для человеческого взгляда.
Одним рывком демоница притянула к себе Альбрехта, слишком обескураженного, чтобы сопротивляться. И поцеловала того. Её губы оставили странный сладковато-горький привкус, отдававший одновременно гнилью, пряностями и мёдом. Потом она подтолкнула его к алтарю – так сильно, что он ударился ногой о каменный край и зашипел от резкой боли.
Луиза приподнялась на локтях, глядя прямо на Альбрехта. Разорванная сорочка не скрывала ни её полной груди, ни белого живота с тёмной порослью внизу. Тёмно-синие глаза горели смесью похоти и страха, а губы она облизывала в явном нетерпении. Правой рукой Луиза мягко взяла его за локоть, заставляя опуститься коленями на алтарь меж её широко разведённых бёдер. И сразу же принялась ловко распутывать шнуровку на штанах Альбрехта.
Тот, ощущая себя словно во сне, с изумлением осознал: ничто в нём не противилось объятиям изменницы, из-за которой он оказался оболган, а Мидланд – ввергнут в пламя войны. Единственное, чего Альбрехт хотел – овладеть прекрасной и готовой раскрыть свои объятья женщиной. Она сейчас казалась ему куда желаннее и законной супруги, и всех красавиц мира.
И как только Луиза потянулась к нему с поцелуем, он охотно ответил, опрокинув её на алтарь: резко и грубо, так, что она едва не ударилась головой о камень. Но Луизу это не смутило и, продолжив впиваться в рот Альбрехта – жадно, словно бы умирала от жажды, она принялась яростно стаскивать с него штаны.
Когда Альбрехт вошёл в давно влажное лоно той, кого, будучи в здравом уме, скорее удавил бы собственными руками, чем возжелал, ему показалось, что они с Луизой уже оказались в Бездне. Мгновенно провалились туда живыми.
Нараставшее наслаждение медленно перекипало в боль, пронизывавшую каждую жилку в теле. И вновь возвращалось, чтобы пару мгновений спустя смениться ещё большими мучениями. Но остановиться и выскользнуть из объятий любовницы Альбрехт уже не мог. А в его ушах непрерывно звучал вкрадчивый и шелестящий нечеловеческий смех.
***
За кабинетным окном царила тьма, дождь заливал стёкла. А в следующее мгновение небо прорезала ветвистая голубоватая молния, и раскат грома прозвучал так, словно бы Академию Магического Искусства подорвали во второй раз. Теперь уже – куда более основательно.
Гроза Габриэля точно не пугала. Но он не мог не задуматься о том, что сейчас, зимой, когда ещё вчера на улицах лежал снег, такое природное явление выглядело странно и даже зловеще. Особенно в сочетании с рассказом, который только что закончила сидевшая перед столом Габриэля Эулалия.
Должно быть, она тоже подумала об этом, потому что, бросив быстрый взгляд за окно, спросила:
