Текст книги "Гадюка на бархате (СИ)"

Автор книги: Дина Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

– Я решил проявить снисходительность, учитывая ваши прежние заслуги, – разглагольствовал Карл, сидя в белом кресле с гнутыми ножками. – Так что я готов услышать просьбу о прощении и даровать его. И принять вашу присягу, разумеется, – закончил он, высоко вздёрнув подбородок и глядя прямо в светлые спокойные глаза Ритберга.

«Высокомерный, недалёкий мальчишка, – безрадостно размышлял тот. – А его противница – изнеженная девочка, оказавшаяся слишком мягкой и наивной, чтобы удержать трон. И её муж… Альбрехт Кертиц, почему же вы так и не прислушались к моим советам?.. Вы были прекрасным командиром на поле боя, но политик из вас вышел скверный. Обе стороны слабы, обе… Война вполне может затянуться – и будь я проклят, если Лутеция и Эдетанна этим не воспользуются!.. А лерийцы уже пытаются отхватить свой кусок, чёртовы изменники! Жаль её величество Гретхен, но сам я могу лишь попытаться закончить эту внутреннюю свару поскорее – пока к ней не добавилась внешняя».

– Ну, так что вы скажете, генерал? – протянул Карл, торопя стоявшего перед ним собеседника с ответом. Терпеливостью император никогда не отличался. – Надеюсь, вы способны оценить ту честь, которую я оказал, приехав в ваш дом – всё ещё дом преступника, надо заметить!

– Способен, ваше величество, – эти слова Ритберг произнёс с еле слышным вздохом. – И принесу вам присягу, как только смогу.

Вильгельм, изваянием застывший возле кресла Карла, удивлённо покосился на Ритберга. По мнению капитана гвардии, получасовые рассуждения императора о собственной снисходительности и милосердии, могли разве что разозлить кого-то, но уж точно – не переубедить. Похоже, старый генерал принял решение ещё до визита Карла.

Но, впрочем, как ни старался Вильгельм, ему не слишком удавалось сосредоточиться на происходившей в гостиной беседе. Глядя сверху вниз на светло-рыжую макушку своего друга, он не мог не вспоминать вчерашний вечер. Тогда будущая жена Карла долго и громко стонала, пока сам Вилли брал её, сначала в своём маленьком кабинете – так, что ладони Луизы разъезжались на гладкой деревянной поверхности стола, и чернильница оказалась сшибленной на пол, запятнав светлый паркет – а потом в спальне, куда любовники прокрались, словно воры.

***

Луиза была жаркой и жадной, раскрываясь ему навстречу, принимая его в себя с коротким удовлетворённым вскриком, царапая плечи своими идеально отполированными ноготками, а после – легко касаясь царапин горячими влажными губами.

Вильгельм начинал думать, что эта роскошная женщина с фарфорово-белой кожей и чёрными – словно у несущего гибель штормового моря – волнами длинных волос, рассыпавшихся по подушкам любовного ложа, была всё же достойной наградой. Достойной его – дважды предателя, которому вскоре предстояло стать ещё и убийцей.

Потому что она напоминала лучшее вино, щедро приправленное ядом или нежный шёлк, в который обернули множество нещадно ранящих стеклянных осколков. Дарила краткое наслаждение и сулила неизбежные мучения в будущем. Но Вильгельм был к этому готов.

…Он всё решил для себя уже в тот момент, когда в его кабинете Луиза начала призванную вызвать жалость речь о том, как её притесняет и оскорбляет дядюшка. И, разумеется, закончился это рассказ просьбой «беззащитной дамы» помочь и защитить её от происков родственника самым надёжным способом – отправив того в мир иной.

Возможно, знай Вильгельм вдовствующую императрицу чуть хуже, его растрогали бы трепещущие чёрные ресницы и прижимаемые к пышной груди ладони – актриса из Луизы вышла отличная. Но сейчас он ни на миг не поверил в её беспомощность. Зато понял – появилась недурная возможность получить то, чего он так давно желал.

– Я убью канцлера – так и тогда, как вы скажете, ваше величество, – сказал он, глядя сверху вниз в сверкающие тёмно-синие глаза. – Но сначала – я попрошу с вас плату.

Вильгельм был готов к тому, что императрицу возмутит такая меркантильность. Но Луиза лишь окинула его внимательным взглядом и сухо спросила:

– И чем же я смогу расплатиться с вами? Вы аристократ, вы богаты и пользуетесь расположением императора? Чего вам ещё желать?

– Вас, ваше величество, – ответил Вильгельм с широкой улыбкой, делая шаг к Луизе. – Вас – самую соблазнительную женщину Мидланда.

– Вы многого хотите, – сказала она, облизывая губы – не то нервно, не то приглашающе. – Многого.

Но когда он положил одну руку ей на плечо, а другой – притянул Луизу к себе за талию, в её взгляде не было отвращения – лишь разгорающееся любопытство. И Вильгельм не стал медлить с поцелуем.

Целоваться Луиза умела – её гибкий и ловкий язычок был словно предназначен для этого – точно так же, как и для лжи и лести. И даже когда Вильгельм перегнул её через письменный стол, грубовато задрал бархатные юбки императрицы и стащил с неё бельё, Луиза лишь тяжело – но явно не испуганно – задышала, с готовностью раздвинув ноги пошире, стоило ладони Вильгельма пройтись по её бедру.

…И теперь, лёжа в постели капитана гвардии, Луиза не выглядела несчастной или сожалеющей о содеянном. На её красивом, немного усталом лице застыло удовлетворённое – словно у сытой, разомлевшей кошки – выражение. Только вот трудно было сказать, вызвал ли его немалый пыл, проявленный Вильгельмом, или предвкушение грядущей расправы с дядюшкой.

– Так вы довольны? – нараспев произнесла Луиза, поворачиваясь к Вильгельму проводя пальчиками по его широкой груди. – Могу я теперь рассчитывать на вашу верность?

– На мою верность? – улыбку, появившуюся на полных губах Вильгельма, трудно было назвать приятной. – Верность того, кто предал уже двух монархов?.. Я бы никому не посоветовал на неё полагаться. Лучше рассчитывайте на то, что я привык платить щедро… даже шлюхам.

Пощечина, отвешенная ему Луизой после этих слов, вышла смачной и звонкой. Но из объятий, в которые её заключил Вильгельм, подминая под себя горячим тяжёлым телом, императрица высвободиться не пыталась.

***

Она назвала его милосердным – уже уходя, вдруг обернулась и сказала именно так: «Вы очень милосердны, ваше высокопреосвященство». Это походило на какую-то горькую насмешку – убить или отдать под суд стольких магов, чтобы в итоге услышать от чародейки подобную фразу. Всё-таки Эулалия умудрялась сохранять чистоту и наивность даже в том змеином гнезде, которым был Стихийный Ковен. Жаль, только сама не осознавала этого, беспощадно клеймя себя, как ужасную грешницу.

– По-моему, ты сейчас заснёшь прямо здесь, – голос Рихо, хрипловатый и негромкий, но привычно насмешливый, мгновенно выдернул Габриэля из раздумий о непредсказуемой подопечной. – И это будет очень несолидно, так что лучше отправляйся в свою комнату.

Сам Рихо полулежал на кровати, усердно делая вид, что ему попросту удобно в этой позе, а так – он готов в любой момент вскочить и даже отправиться в бой. На самом деле, последняя попытка встать закончилась так же, как и десяток предыдущих – ноги подкосились и, не подхвати его Габриэль, воин Церкви обязательно пропахал бы носом ковёр, устилавший пол спальни.

Рихо не знал, были ли мерзкая слабость и периодически начинавшие плясать перед глазами разноцветные круги последствиями змеиного укуса или же магии, которую использовала Эулалия. Но, как бы там ни было, собственная беспомощность доводила его до бешенства.

Особенно злость – и на себя, и на проклятых ташайских девок – пробирала по вечерам, когда к нему заглядывал измученный делами Габриэль. В такие моменты, Рихо понимал, что прошёл очередной день, в который он безбожно пренебрёг обещанием защищать кардинала, данным себе самому и его сестре. И никакие обстоятельства не могли послужить этому оправданием.

– Успею выспаться, – ответил Габриэль. – У меня на сегодня ещё есть кое-какие дела с бумагами.

– За каким демоном тебе три секретаря, если ты сам делаешь за них всю работу?.. Дай тогда бумаги мне, я всё равно тут… прохлаждаюсь.

– Не всё можно доверить секретарям. А от последних донесений Штайна и здоровому худо сделается. Я не собираюсь навлекать на себя гнев Алимы, издеваясь над её пациентом, – Габриэль улыбнулся, но в глазах его не было и тени веселья.

Он размышлял о том, что будь Эулалия чуть менее расторопной и смелой или же – более законопослушной, сегодняшний разговор с Рихо оказался бы попросту невозможен. Было отвратительно посылать лучшего друга в самое пекло и не иметь возможности сражаться с ним плечом к плечу. Отвратительно, но теперь – неизбежно.

– У Алимы и без того хватает поводов на тебя злиться, и она вовсе не так уж неправа, – хмыкнул Рихо. – Иногда мне тоже кажется, что ты поставил себе цель сдохнуть в кабинете над кипой документов… А, чёрт и дьявол, тебе всё равно бесполезно что-то говорить – вас, Фиеннов, можно остановить только заперев где-нибудь понадёжней!.. Да и то – не наверняка!

Тут уж Габриэль не мог не рассмеяться – тихо, но искренне. Но вот следующие слова Рихо заставили его друга насторожиться.

– Послушай, я хотел сказать тебе это сразу же, как только очнулся, но уж больно голова плохо варила. Думал, может, и правда – бред, и только… А теперь вот понимаю, что слишком складно выходит для бреда. Габриэль, пока я там валялся, во Флидерхофе, я кое-что видел. И помню всё ясно, словно наяву было.

– Рихо, – Габриэль поморщился, потирая лоб костяшками пальцев, – ты вроде уже не младенец. Должен понимать, что при том сочетании магии с отравой, которое тебе досталось, не мудрено насмотреться всякого. Что там тебе явилось? Розовые бесенята? Очередное «пламя цвета неба»? Понтифик в кринолине?.. Честно, когда Лавиния на мои именины притащила порошок лунной лилии, и мы втроём его нанюхались, я и не такое видел.

– Нет, Габриэль. Никаких бесенят и кринолинов. Я видел Шайлу, – как ни странно, именно насмешливый тон собеседника помог Рихо собраться с мыслями. Подробно и не торопясь, он принялся рассказывать о том, что происходило на берегу подземного озера, которое не принадлежало миру живых.

Габриэль выслушал всю эту историю с невозмутимым выражением лица. Знай Рихо того чуть хуже, возможно, он бы и решил, что упоминание погибшей ведьмы для него ничего не значит. Но сейчас Рихо не мог не замечать, что его собеседник отчаянно стискивал вроде бы спокойно лежащие на коленях руки. Украшавший правую руку перстень с силой врезался в левую ладонь, но сам Габриэль не обращал на это внимания.

– Значит, Шайла говорила про древнюю кровь? – его тон был ровным. Слишком ровным, будто линия перетянутой тетивы.

– Да. «Древняя кровь придёт уничтожать и миловать, разделять и соединять» – она сказала именно так. И, как я понимаю, имела в виду твою семью.

– Возможно, – стоило задуматься о том, что могло обозначать видение Рихо. Хотя бы для того, чтобы вытеснить из головы мысли о Шайле, дёргавшие болью куда хуже изуродованной проклятьем кожи. Как будто мало было недавних слов жрицы. «Она кричала твоё имя!..» – эта фраза до сих пор отдавалась у него в ушах.

…Волосы у Шайлы пахли резедой, а когда ведьма варила зелья или что-то готовила на большой обшарпанной кухне, то всегда пела длинные баллады о рыцарях, принцессах и разбойниках. Её звонкий голос разносился по старому дому, и в такие моменты Габриэлю казалось, что в полузаброшенных комнатах становится больше воздуха и света.

Всё это Габриэль помнил совершенно отчётливо. Как и слова «Собачья подстилка», выжженные на груди его возлюбленной колдовским огнём. И то, как Шайла шептала: «Мне не больно, мне совсем не больно», пока он беспомощно держал её на руках – а потом вдруг затихла, закрыв глаза и склонив голову к его плечу.

– А её золотой браслет, – Рихо явно не собирался оставлять друга в покое, – он действительно какой-то особенный?

– Магии в нём точно нет, если ты об этом. Но он старинный, принадлежал ещё прадеду Шайлы, который бежал с Хрустальных островов. Она не любила говорить о прошлом своей семьи, но, судя по этому украшению, её предки происходили отнюдь не из простонародья.

И именно поэтому Шайла оказалась такой желанной добычей для Багряных Стрел – проклятой чёрномагической секты, возжелавшей обратить все страны континента в подобие Зеннавии, где чародеи безраздельно властвовали над остальными жителями. А уж когда Стрелы выяснили, что отказавшаяся вступить в их ряды ведьма была любовницей офицера Чёрных Гончих, то очень скоро уготовили ей роль показательной жертвы.

– Так ты отдашь браслет Лавинии? – всё-таки полюбопытствовал Рихо.

– Почему бы и нет? – сказал Габриэль с притворной беспечностью, которая сейчас давалась нелегко. – Конечно, вряд ли сестра станет носить такую вещицу, но и вреда он ей точно не причинит.

Габриэль подумал, что от украшения, и вправду, стоило избавиться – кто знает, вдруг ему на самом деле отпущена не ещё пара лет, а куда меньше. Будет скверно, если в его вещах кто-то посторонний найдёт явно языческую безделушку. Репутация должна оставаться незапятнанной, хотя бы ради того дела, которому он служит. А память о Шайле… она и без того будет с ним до последнего дня жизни.

Похоронив возлюбленную, он рвался по следу Багряных Стрел, как настоящий пёс, озверевший от вкуса крови. Порядком разворошил мидландский Юг, не стесняясь вскрывать связи чёрных магов с имперскими аристократами. Благо, полномочий офицера церковного воинства – пусть даже и совсем недавно закончившего обучение в Обители Терновых Шипов – для этого хватило с лихвой. Лез под арбалетные болты и заклятия с упорством смертника – и если бы не Рихо, прикрывавший его спину, наверняка бы сгинул в одном из боёв.

А позже чуть не бросился с кулаками на своего командира, услышав от того, что из обвиняемых предстанет перед судом едва ли половина. Те, кто происходил из высших слоёв, нашли способ «вымолить» прощение, а вернее – купить его. Тирра готова была на многое закрыть глаза, получив достаточное количество золота. Сейчас Габриэль научился это использовать, но тогда он был в ярости, узнав об аспектах службы Гончих, которые не преподавали в Обители.

– Послушай, – всё же сегодня у Рихо отлично получалось выдёргивать его из омута мрачных воспоминаний, – я ведь так и не поблагодарил тебя за то, что ты заступился за меня и девчонку-чародейку. Хотя, я бы понял, если б ты отдал нас под суд.

– Ты и вправду думал, что я могу это сделать? – вот теперь тон Габриэля напоминал шипение. Отнюдь не кошачье, а скорее – хищника более крупного, такого, встреча с которым, вполне может стать для человека последней в жизни. – Какой, оказывается, сволочью ты меня считаешь!.. Если уж говорить честно, то суда, скорее, достоин я – это я отправил вас во Флидерхоф, не предусмотрев всю эту ситуацию.

– Габриэль, – Рихо подался вперёд и сел очень прямо, не обращая внимания на то, как перед глазами тут же потемнело, – когда же до тебя дойдёт, что ты не сам клятый Создатель на небесах?! Что ты не можешь отвечать за всех и вся?

– Когда же ты перестанешь богохульствовать, воин Церкви? – с усмешкой отбил удар Габриэль, но видно было, что слова Рихо его задели. – И лучше всё-таки лежи, а то тебя шатает даже сидя. Мне же позволь самому судить о своих ошибках.

– И совершать их дальше? – это прозвучало резко, но Рихо был слишком увлечён попытками не показывать свою слабость, чтобы следить ещё и за тоном. – Я просто надеюсь – ты понимаешь, что делаешь, когда берёшь на службу чародейку Ковена. Вспомни, в конце концов, епископа Ариаса, которого сожгли за демонологию! Хочешь закончить тем же?

– Меня точно не сожгут, – Габриэль легко поднялся со стула с высокой спинкой, стряхивая с полы мантии невидимую соринку. – Потому что закопают куда раньше. К тому же – я ведь легенда, Рихо. Ледяной Меч и прочая, и прочая. Зачем портить легенду, когда та скоро сделается мёртвой, а значит – очень удобной для Церкви?

– Самовлюблённый идиот ты, а не легенда!.. Сестре повтори то, что сейчас мне сказал. Вот тогда я поверю, что тебе и впрямь плевать на свою жизнь, – Рихо физически ощущал злость Габриэля, когда договорил эту фразу до конца. Но промолчать всё равно бы не смог.

– Как непочтительно, – Габриэль улыбался, и от его улыбки Рихо пробирала дрожь. Хотя, возможно, его просто снова начинало знобить. – И даже подло, не находишь?.. Приплетать сюда Лавинию…

– Как глупо. Ждать благородства от ублюдка вроде меня, – когда было нужно, Рихо умел язвить не хуже своего аристократического друга. – Но, ладно, я умолкаю, – это и вправду стоило сделать поскорее, иначе Габриэль точно заметит, как сел голос у его собеседника. – Просто надеюсь, что ты знаешь, когда следует останавливаться во всех этих играх.

– Знаю, Рихо, не сомневайся. Мне на днях пришла занятная весточка из Тирры. Наш досточтимый понтифик совсем плох – до весны он точно не доживёт, разве что – до зимы. Так что предстоящая грызня за его место развязывает мне руки – в Священном Городе всем будет просто не до моих действий в империи. Любых действий.

– Такие слухи ходили ещё пару лет назад. Откуда ты знаешь, что на этот раз…

– Это не слухи, нет. Это достоверные сведения из первых рук, – Габриэль явно не собирался ничего разъяснять, но именно поэтому Рихо поверил ему сразу.

– Ты ведь не один всё это затеял, Габриэль, – с уверенностью сказал он. – Вот только интересно, кто же твои союзники, если они способны предоставлять тебе подобную информацию?

– Меньше знаешь – крепче спишь, Рихо, – кардинал быстро подошёл к выходу из спальни и лишь в дверях ещё раз обернулся к другу, коротко кивнув тому: – Доброй ночи.

В коридоре Габриэль на пару мгновений замешкался, прежде чем отправиться в свои покои. Ему не хотелось признаваться в этом, но слова Рихо попали в цель.

…Лавиния – умная и сильная, но слишком любящая ходить по краю. И сам Рихо – с его излишней прямотой и смелостью, доходящей до безрассудства. Габриэль отчаянно лгал бы себе, если бы сказал, что ему не жаль будет оставить их одних в этом мире. Но бесполезно размышлять о том, чего всё равно не изменить. Лучше попытаться как можно больше сделать для тех, кто ему дорог в оставшееся время. И начать стоило уже сейчас.

Шайла погибла из-за того, что Габриэль оказался чересчур наивен и позволил втянуть её в смертельные игры Церкви с чёрными колдунами, в которых юная ведьма, наверное, и не могла уцелеть. Но эту цену – жизнями и страданиями близких – больше платить он был не намерен.

========== Глава 23. Выбирающие ==========

Свет солнца, которое в конце лета не слишком сильно пригревало в этих краях, пронизывал ажурные кроны сосен и золотил покрывавший землю светло-зелёный мох. Капли росы, ещё не успевшей испариться от дневного тепла, сверкали на мелких листьях кустиков голубики и сизо-синих ягодах.

Стефан Кертиц сидел, привалившись спиной к стволу толстой сосны, не слишком заботясь о том, что смола дерева может выпачкать его тёмно-бордовый дублет.

Куда больше Стефана занимала ласковая улыбка девушки, удобно устроившейся в его объятьях. Отбросив со лба прядь рыжих волос, Карен Фалькенберг – а именно она сейчас полностью завладела вниманием Стефана – протянула ему ладонь, полную крупной голубики. Её спутник принялся брать ягоды ртом, не отрывая взгляда от лица слегка зардевшейся Карен. Голубые глаза той сияли счастьем, а улыбка не собиралась исчезать – ощущение того, что она ведёт себя не совсем так, как подобает благовоспитанной девице, лишь добавляло дочери рода Фалькенбергов удовольствия.

– Знаешь, мне стыдно в этом признаваться, – сказал Стефан, когда голубика была съедена, а на запачканной ягодным соком ладони Карен – запечатлён лёгкий поцелуй, – но я рад, что война началась сейчас. Иначе я бы не встретил тебя.

– Мне было бы этого очень жаль, – взмахнула ресницами Карен, не спеша отодвигать руку Стефана, которая легла на её талию.

…Четыре стрелы просвистели одна за другой, с отменной точностью вонзившись на волосок друг от друга, почти в самом центре мишени.

– Вы проиграли мне желание, господин Кертиц, – лукаво улыбаясь, сказала Карен, державшая в руках лук. – Не ожидали этого, правда?

– Нет, госпожа Фалькенберг, но ничего, кроме как признать поражение, мне не остаётся, – с поклоном ответил Стефан, глядя на свою мишень – лишь две стрелы вонзились в центр, а одна из них так и вовсе уныло подрагивала в самом её краешке. Всё-таки самый младший из братьев Кертицев должен был с сожалением признать, что в стрельбе так особо и не преуспел. Но не мог же он сражаться с девушкой на мечах!..

Уже познакомившись с озорным нравом Карен, порой способной на весьма злые проделки, Стефан невольно ждал того, что та вполне может в качестве платы за проигрыш выставить своего соперника на всеобщее посмешище. Но она лишь осторожно взяла Стефана за руку и утащила его в закоулок меж замковых хозяйственных построек. Где-то поблизости раздавались грубые голоса солдат, а глаза Карен казались темнее и ярче в здешнем полумраке.

– Госпожа Фалькенберг… – робко протянул Стефан, видя, как тяжело вздымается грудь стоявшей в паре шагов от него Карен.

– Поцелуйте меня, – выпалила она, и её неровное дыхание отдалось жаром на щеках Стефана. – Это моё желание. Я ведь честно выиграла его, так?

– Но разве я смею…

– Спор есть спор, господин Кертиц. А мне, – Карен потупила взгляд – не то кокетничая, не то и вправду смущаясь, – будет лестно, если первым поцеловавшим меня мужчиной станет родственник её величества…

– Так тебе важно только моё родство с императрицей? – напряжённо спросил он. Слова собеседницы уязвили его самолюбие – Стефану порядком надоело, что он известен в основном как брат прославленного Железного Барса, а теперь вот ещё и как родич Гретхен. Но, произнося эти слова, Карен выглядела такой очаровательно невинной, что Стефану вовсе не хотелось её ни в чём упрекать. Поэтому и вопрос свой он задал с интонацией скорее сожалеющей, чем обвинительной.

– На самом деле, – голос Карен стих до шёпота, – совсем не оно… Стефан.

…Тот первый поцелуй вышел неловким, но оказался подобен горящей щепке, брошенной в бочку с маслом – едва заметный огонёк симпатии очень быстро сменился большим пламенем. Бойкий характер и непосредственность дочери Фалькенбергов очаровали Стефана ничуть не меньше, чем её яркая красота. Карен же забыла о наставлениях матушки и своих собственных мечтах о выгодном браке – внимательный, весёлый и неглупый Стефан покорил её сердце, вытеснив из мыслей корыстные планы.

Поэтому Карен вовсе не ожидала, что Стефан вдруг скажет, чуть жмурясь на солнце и сжимая в ладони её руку:

– Сегодня, когда мы вернёмся в замок, я хочу поговорить с Альбрехтом, а потом – и с твоим отцом. О нашей с тобой помолвке.

Произнёс он это очень просто – словно бы дело было уже решённым – и Карен не смогла скрыть изумления. И в то же время уверенность Стефана отчего-то грела ей душу.

– Но, конечно, если ты сама не согласна…

Вместо ответа Карен обняла возлюбленного, касаясь его всё ещё имевших вкус ягод губ в поцелуе – сначала лёгком, а потом – всё более глубоком. Стефан отлично понял такой ответ.

Солнце обращало сплетённые в простую косу волосы Карен в огненную змею и играло бликами на чёрных кудрях Стефана. Этот день был таким тихим и радостным, что подступающая война казалась влюблённым всего лишь смутной, хоть и зловещей тенью.

***

– Ты делаешь меня всё более счастливым, – мягко обнимая Гретхен, её муж произнёс эти слова вполне искренне. Но, едва супруга прильнула к нему, уткнувшись в тёмный камзол, улыбку на лице Альбрехта сменило встревоженное выражение.

Известие о том, что она ждёт ребёнка, которое Гретхен смущённо сообщила сегодня после завтрака, несло с собой не только радость, но и новые заботы – в первую очередь о том, как обеспечить безопасность не только императрицы, но и нерождённого наследника престола.

Замок Соколиное Гнездо, хоть и расположенный в весьма удачном с точки зрения возможной обороны месте, был невелик и стар. Вряд ли его укрепления выдержали бы серьёзный штурм, особенно с участием боевых магов. Стоило побеспокоиться о том, чтобы как можно скорее перебраться в более серьёзно защищённый и находившийся в глубине дружественных земель Сосновый Утёс.

– Только вот я не могу не думать о том, что, – Гретхен подняла на мужа большие ореховые глаза, и тот заметил, что в них блеснули слёзы, – наш ребёнок родится в разгар войны и… в изгнании, – сначала Гретхен намеревалась сказать «на чужбине» – Север действительно оставался для неё чужим и неприветливым. Но решила не обижать Альбрехта, говоря так о его родине.

– Война к тому моменту вполне может уже закончиться. Я уверен, число наших сторонников будет только расти, а узурпатор не продержится на троне долго. Дела в столице идут не особенно хорошо – думаю, что и там скоро вспыхнет недовольство правлением твоего кузена.

– Ты получил новости из столицы? От кого же?

– От Ланзо Рауша.

– Твоего секретаря? Его не арестовали?

– Он слишком хитёр, чтобы попасться приспешникам узурпатора. А теперь ещё и собирает вокруг себя недовольных новой властью. Не знаю в подробностях, как они собираются действовать – похоже, у них и нет ещё чёткого плана. Но теперь у нас появилась возможность получать правдивые сведения о происходящем в Эрбурге. И, думаю, тебе будет приятно узнать, что в числе тех, кто поддерживает Рауша и твоя подруга, баронесса Герварт.

– Амалия!.. Ох, я и вправду счастлива это слышать, дорогой. И рада, что с ней всё в порядке, – в порыве чувств Гретхен прижала к губам маленькую ладонь, стараясь не расплакаться всерьёз. Радость захлёстывала юную императрицу попеременно с печалью от того, как далеко остался теперь родной дом и всё то, что было знакомо с детских лет.

– Не бойся за неё. Рауш всегда отличался осторожностью, так что он не станет подвергать своих соратников лишней опасности. А нам надо подумать о том, как самим приобрести новых союзников уже здесь, на Севере.

– Ты ведь переписываешься с Эррейнами?.. Они действительно выступят на нашей стороне? Что тебе ответила госпожа Франческа?

– Она решила проявить гостеприимство, – улыбка Альбрехта сделалась очень нехорошей, – пригласила нас обоих в Утонувший Лес. Но я не собираюсь тащиться через пол-Севера в это чёртово болото, где можно похоронить целую армию!.. Я написал ей, что соглашусь на встречу только где-нибудь поблизости от земель Бернхарда, пусть даже и в замке одного из вассалов Эррейнов. А ты на переговоры в любом случае не поедешь.

– Но, Альбрехт, – в голосе Гретхен прозвучало удивление, сквозь которое начинали прорезаться раздражённые нотки, – это ведь я – правительница Мидланда.

Освещённая солнцем, чьи лучи проникали в узкое окно спальни венценосной пары, Гретхен стояла и с вызовом смотрела на мужа. До сих пор она беспрекословно принимала главенство Альбрехта, но сейчас её неприятно царапнул его не предполагавший возражений тон. В конце концов, он всего лишь консорт, а не император!..

– Конечно, милая, – Альбрехт улыбнулся ей – словно маленькой девочке, которой приходилось разъяснять очевидные вещи, – и именно поэтому тебе не стоит отправляться туда – ты можешь оказаться слишком ценной добычей для наших врагов. А сообщить тебе условия союза с Эррейнами я смогу сразу же, отправив магического вестника. И не забывай, что теперь ты должна думать не только о себе, но и о нашем наследнике.

«Сообщить тебе». Не «обсудить с тобой», а именно сообщить. Привыкнув улавливать скрытый смысл в разговорах и отмечать любую случайно оброненную реплику придворных, императрица теперь невольно обратила внимание на эту фразу мужа. Похоже, Альбрехт опять собирался решать всё сам.

Гретхен уже готова была продолжить спор, не могла найти достойного ответа – ведь доводы Альбрехта были вполне резонны. И потом, испытывать на себе все опасности и неудобства долгой дороги к месту переговоров, а после – и обратного пути, Гретхен отчаянно не хотелось. Поэтому она поспешила заглушить свои сомнения мыслью о том, что Альбрехт куда как лучше неё самой понимает Север и ответила мужу с улыбкой:

– Думаю, в этом ты прав, дорогой.

Альбрехт с трудом сдержал облегчённый вздох – ссора с женой пришлась бы очень некстати, особенно если учесть то, что сегодня ему ещё предстоял непростой разговор со Стефаном.

***

Когда-то Утонувший Лес был всего лишь заросшей ельником низиной среди окружавших её холмов. Но магическая битва, прогремевшая в этих местах несколько столетий назад, превратила почти всю бывшую долину в озеро, которое выглядело странно и жутко. Над его безмятежной гладью продолжали возвышаться макушки огромных елей, а сквозь удивительно прозрачную и чистую на вид воду, можно было разглядеть сами деревья и даже другую – не слишком разнообразную – растительность.

Кое-кто рассказывал, что на дне озера иногда можно увидеть мелькавшие меж деревьев тени, казавшиеся куда больше самых крупных рыб. Но никому из жителей окрестных деревень не хотелось задумываться, во что переродились лесные звери, если они сумели выжить в толще магических вод.

Пить из озера или купаться в нём никто не осмеливался – объяснения такому запрету бытовали разные, одно замысловатей другого, но местные крестьяне с малых лет усваивали его накрепко, да и вообще предпочитали держаться от водоёма подальше. Если, конечно, у них не возникало необходимости побывать в замке на берегу озера, принадлежавшем – как и все земли на несколько дней пути в округе – роду Эррейнов.

О самом замке легенд и слухов ходило не меньше, чем о давшем ему имя озере. И нынешняя его владелица, когда-то юной девочкой отправляясь во владения своего будущего супруга из солнечной Эллианы, со страхом ожидала, как примет её это место, полное древних тайн. Но с тех пор прошло немало лет, и теперь Франческа Эррейн ничуть не кривила душой, называя Утонувший Лес родным домом.

Сейчас Франческа сидела в своём кабинете, который по прихоти хозяйки занимал комнату на самом верху одной из замковых башен, и смотрела на письма, лежащие перед ней на застланном тёмно-зелёным бархатом столе. Узкая ладонь Франчески, подпирала точёный подбородок, а взгляд чёрных глубоких глаз был отрешённым – таким он становился, когда вдова-эллианка начинала сплетать новую интригу, ещё на шаг, на ступеньку приближавшую Эррейнов к вершинам имперской власти.

– Так ты решила что-нибудь? – женский голос – мелодичный и тягучий до приторности – раздавшийся у неё за спиной, заставил Франческу отвлечься от раздумий и обернуться. – Кертицы или Вильбеки? Кому мы всё-таки поможем?

Прямо на полу, устроившись на пушистых волчьих шкурах среди разбросанных парчовых и бархатных подушек, непринуждённо расположилась светловолосая женщина. Выглядела она лет на двадцать с небольшим, но Франческа знала – за те полтора десятилетия, что Ормаль, лутецийская чародейка стихии Земли, служит дому Эррейнов, та ничуть не изменилась.