Текст книги "Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]"

Автор книги: Бу Бальдерсон

Соавторы: Г. Столессен,Андре Бьерке
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)

Глава десятая
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ТАНКРЕДА

Укладываясь в тот вечер спать, я должен был признаться самому себе, что за последние пять дней, которые мы прожили в Каперской усадьбе, нервы у меня изрядно расшатались. Ко мне вернулся детский страх темноты, ночью мне постоянно чудились неведомые существа, которые только и ждали случая, чтобы наброситься на меня. В каждом темном углу моей комнаты мне мерещилась неподвижная тень страшного чудовища. Я вздрагивал, когда у меня под ногой скрипела половица. Короче, я боялся оставаться один.

Я быстро разделся и лег. Потом закурил сигарету. Направляя кольца дыма на пламя маленькой стеариновой свечки, я пытался собраться с мыслями. Подвести итог всему, что случилось за эти дни. Эпизоды сменялись один за другим: лошадь, которая понесла коляску со страху, убитая собака, передвинутый комод, приключение в лодочном сарае, следы вокруг пентаграмм Карстена. Особенно знаменательным был наш сегодняшний поход к Пале: кот, бежавший за Рейном, гравюра с изображением пастора, чердачная комната с ее необычной коллекцией, внезапное появление Пале и страх, который он внушал Лиззи. Я не мог отделаться от чувства, что стал участником одного из леденящих душу романов Карстена Ярна. Все это больше походило на дурной сон. Временами мне казалось, что я вот-вот проснусь в моей уютной квартире на Фрогнервейен и дам себе зарок больше никогда не есть на ночь омаров с майонезом. И тогда мне приходилось напоминать самому себе, что я не сплю.

Я попытался подойти к проблеме по-научному. Что знаменитый детектив говорил своему бесталанному другу? «Понимаете, Ватсон, все эти элементы должны сойтись и составить картину. Чтобы она получилась, мы должны расположить эти элементы в определенной последовательности». Здравый смысл мне подсказывал, что все недавние события – это тоже элементы определенного узора или тайного плана, который осуществляется согласно воле конкретного человека. Но кто этот человек? «Воспользуйтесь моим дедуктивным методом, Ватсон».

Возможно ли, чтобы это был Дёрум или Флателанд? Оба открыто угрожали Арне, у обоих были веские причины выжить его из усадьбы. Дёрум хотел заполучить обратно свою собственность, а безумный фанатик Флателанд видел в планируемом летнем отеле происки дьявола, угрозу, нависшую над всей округой. Не исключено, что Эбба права в своем предположении, будто Флателанд сам имеет виды на усадьбу. Но можно ли допустить, что эти примитивные люди сумели разыграть га кой изощренный спектакль? В это трудно было поверить.

Что касается Арне, он, безусловно, обладает воображением и потехи ради мог устроить подобную мистификацию – ему доставляло удовольствие морочить людям головы. Блефовать он умел блестяще, в этом я уже убедился за покером. Но в данном случае к его алиби не придерешься – что бы ни происходило в доме, Арне в это время неизменно бывал с нами. А когда Людвигсен, первый управляющий, был напуган до смерти, Арне вообще находился в Осло.

Карстен Ярн? К этому времени он провел здесь уже месяц, то есть когда Арне впервые столкнулся с призраками Каперской усадьбы, Карстен находился в Хейланде. Собственно, все, что происходило в Каперской усадьбе, было вполне в духе его романов. Мотивы? Когда Арне рассказал нам в феврале, что собирается превратить Каперскую усадьбу в отель, Карстен разразился патетической речью, предостерегая Арне от подобного кощунства. Он и теперь не отказался от своих слов. Можно ли предположить, что Карстен, увлеченный оккультизмом, взял на себя роль полтергейста, чтобы отвратить Арне от строительства отеля? К алиби Карстена тоже не подкопаешься: он находился с нами, и когда был убит шпиц, и когда комод переехал на старое место. Его я тоже должен был вычеркнуть из списка подозреваемых.

Рейн? Пале? У этого нелюдимого рыбака есть какой-то грех на душе. Весьма вероятно, что именно он побывал здесь со своим черным котом. Личность Пале казалась мне еще более темной. Чем, например, объяснить его преувеличенный интерес к преданию о капитане-капере? И как среди реликвий Йёргена Уля оказалась роба с несчастного «Таллинна»? Похоже, связь между Пале и Рейном гораздо глубже, чем кажется, возможно, оба замешаны в каком-нибудь сомнительном дельце. Но для чего им понадобилось разыгрывать всю эту чертовщину?

Я так ни до чего и не додумался, запутавшись среди бесконечных вопросов. Мой здравый смысл решительно отвергал иррациональную версию происходящего в усадьбе. Но я чувствовал, что и меня одолевают болезненные фантазии: еще один шок – и Пауль Риккерт станет суеверным, почище негра из племени банту… Разозлившись на самого себя, я задул свечу и приказал себе спать.

Утром меня все-таки ожидал шок, которого я опасался.

Минувшей ночью был черед Танкреда ночевать в Желтой комнате. Он настоял, чтобы мы опечатали дверь по рецепту Карстена. Сказал, что это прекрасный способ держать ситуацию под контролем. Мы не возражали. Танкред не проявлял ни малейших признаков нервозности, когда в половине двенадцатого пожелал нам доброй ночи, напротив, в глазах у него загорелись веселые искорки, словно ему предстояло забавное приключение.

– Уж одну-то тайну я вырву у старого пирата нынче ночью, – сказал он.

Это были его последние слова.

Утром боевой отряд в лице Эббы, Моники, Арне и меня поднялся наверх, чтобы потребовать у Танкреда полный отчет. Наше любопытство было подогрето событиями предыдущей ночи. И на сей раз печать была в целости и сохранности: в последние десять часов никто не переступил порога комнаты. Мы постучали, но нам никто не ответил. Мы открыли дверь, готовые к чему угодно, но только не к тому, что застали: комната была пуста!

Окно, как обычно, было закрыто изнутри на задвижку. Постель была смята, перина свешивалась на пол, что свидетельствовало о спешке. Пижама лежала рядом с подушкой.

– Слава Богу, он хотя бы одет! По крайней мере, не простудится, – обрадовалась Эбба.

– Первое, о чем думают жены! – заметил Арне и подошел к ночному столику. – Так, пистолета он с собой не взял. Но предохранитель спущен. А это уже сигнал тревоги.

– Ботфорты исчезли! – воскликнул я и показал на пустой угол.

– Не они ли похитили нашего Танкреда? – Арне старался сохранять чувство юмора.

Однако его замечание смеха не вызвало. Сам Арне был бледен; Монику била нервная дрожь.

– Избавь нас от своих циничных острот! – сердито сказала она. – Они звучат фальшиво. Не вижу повода для шуток.

– Я согласен с Моникой, – пробормотал я и плюхнулся на ближайший стул, так как у меня все поплыло перед глазами.

Только Эбба сохранила способность размышлять и действовать.

– Нельзя терять ни минуты, – сказала она, между бровями у нее появилась энергичная складочка. – Мы должны выяснить, что здесь произошло. Муж у меня всего один, и терять его – непозволительная роскошь.

Она подошла к окну и отодвинула задвижки. Потом попробовала открыть его, но оно не поддавалось.

– Арне, оно что, забито?

– Нет, просто его трудно открыть. Оно не открывалось с тех пор, как вставили новое стекло. Я даже и не пытался его открывать, не дай Бог стекло снова разобьется, я ни за какие деньги не заманю сюда стекольщика. Вы же знаете, чем закончилось все в прошлый раз.

– Я все-таки попытаюсь, – решила Эбба. – Пауль, дай мне, пожалуйста, твой перочинный ножик.

Она начала осторожно подсовывать нож под раму. Дерево скрипело, и скоро старая рама поддалась на уговоры – с жалобным стоном окно распахнулось.

– Во мне гибнет первоклассный взломщик! – Эбба была собой довольна.

Она высунулась в окно и оглядела окрестность. Прежде всего ее внимание привлекла стена под окном – она долго разглядывала левый угол дома. Потом перевела взгляд на сад и внезапно вскрикнула.

– Что ты там обнаружила? – спросил я.

Мы все столпились у нее за спиной.

– Смотрите сами!

Она показала на маленький причал, который находился метрах в ста от дома. Там, на самом краю причала стояли черные ботфорты капитана-капера. Эбба с торжествующим видом отошла от окна.

– Кажется, я начинаю кое-что понимать, – сказала она. – Загадка, по-видимому, не такая неразрешимая, как кажется на первый взгляд. Арне, возьми карманный фонарик, я приглашаю вас совершить интересную прогулку.

Мы спустились к причалу, шествие возглавляла Эбба. Она рвалась вперед, как щенок терьера, лицо ее сияло в предвкушении удовольствия. Потеря супруга как будто не особенно огорчала ее. Она спустилась в лодку и стала отвязывать ее от причала. Я не мог оторвать глаз от ботфортов.

– Все садитесь в лодку! – крикнула нам Эбба. – И возьмите этот канат!

– Ты собираешься куда-то плыть? – растерянно спросил Арне.

– Конечно. Перед завтраком полезен моцион. Возбуждает аппетит. Нам всего-то надо проплыть четыре метра. Я вас жду!

Мы подчинились приказу. Эбба улеглась вниз животом на носу лодки.

– Пригнитесь! – скомандовала она. – Сейчас мы окажемся в голубом гроте. Готовы?

Она схватилась за гнилые сваи и подвела лодку под причал. Он был построен над небольшой расщелиной в прибрежной скале, куда почти не проникал свет. Нос лодки вошел в расщелину и вдруг уперся во что-то твердое.

– Все, дальше пути нет, – сказала Эбба. – Арне, дай мне твой фонарик.

Эбба направила луч света на широкий щит, преградивший нам путь. Он опирался на выступ, который чуть-чуть поднимался над водой. Щит был покрыт зеленой плесенью и разглядеть его на фоне скалы даже при дневном свете было невозможно. Эбба отодвинула щит, и мы увидели глубокий туннель, который был естественным продолжением расщелины.

– Здорово замаскировано, правда? – Наша проводница знала, что делала. – Теперь я полезу первая, а вы следуйте за мной.

Перед нами открылся коридор, наклонный свод уходил вверх, мы могли идти, не пригибаясь, и даже свободно двигать руками. Через семь или восемь метров коридор, созданный природой, закончился, дальше стены были неровными и носили следы-кирки. Продолжение коридора было рукотворным.

Мы с Моникой замыкали шествие. При слабом свете фонарика я видел красивую линию ее шеи, на которой поблескивал золотой медальон. Во мне шевельнулась ревность при мысли, что в медальоне у нее фотография Арне. Вот уже целые сутки Моника держалась по отношению ко мне отчужденно. Может, она сама еще не разобралась в своих чувствах? Любит ли она по-прежнему Арне или только страшится разрыва с ним? Я, не сознавая, что делаю, пожал ее руку. Моника повернула ко мне голову и улыбнулась: ее улыбка была ответом на мой душевный порыв. Нет, связь между нами сохранилась, я чуть не захмелел от счастья.

Коридор шел вверх, повторяя наклон скалы, внутри которой он находился. Мы остановились перед крутой каменной лестницей шириной в полметра или чуть больше. Эбба осветила фонариком узкие, высокие ступени.

– Мы уже под домом, – сообщила она. – Только что прошли отверстие в фундаменте. Идите осторожно. Справа есть перила.

Лестница привела нас на маленькую площадку, здесь был тупик. Эбба нажала на ручку невидимой двери в правой стене, и дверь беззвучно открылась. Через несколько секунд мы все снова стояли в Желтой комнате.

Тайный ход был замаскирован большим зеркалом, оно было привинчено к самой двери и полностью ее закрывало. После недолгого осмотра Эбба показала нам, как дверь открывалась изнутри: наверху, в левом углу зеркальной рамы, была спрятана небольшая задвижка – особый пружинный механизм под деревянной планкой. Эта планка отодвигалась так же, как крышка школьного пенала. На ней мы нашли свежие следы ножа, который засовывали в едва заметную щель. Краска была чуть содрана.

– Следы свежие, – сказала Эбба. – Видно, Танкред поработал здесь своим ножом. На планке лежит толстый слой краски. Старый пират позаботился, чтобы никто не обнаружил его тайный ход, а также не нашел этот маленький механизм.

– Однако, похоже, этим ходом беспрерывно пользуются, – заметил я. – Дверь, можно сказать, не закрывается.

– Да, ночной гость несомненно пользовался этим ходом. Однако к тайной задвижке не прибегал. Он оставлял дверь приоткрытой, пока находился в доме.

– Для меня это сюрприз, – .искренне удивился Арне. – Хотя, конечно, такой ход должен был где-то находиться, это вполне логично. Эбба, я преклоняюсь перед тобой, ты перещеголяла всех знаменитых сыщиков вместе взятых. Как ты узнала, что следы вели к причалу, и поняла, что именно там должен находиться подземный ход?

– Потому что там стояли сапоги. Мне же известны фокусы Танкреда. Я поняла, что ночью он, должно быть, нашел тайный ход и не мог удержаться от искушения разыграть небольшой номер с исчезновением. Хотел испытать нашу проницательность, а сапоги оставил на причале для подсказки.

– Как ты быстро все сообразила, – сказал я. – Я и не подозревал, что брак так повышает интеллектуальный потенциал.

– Никакой особой сообразительности мы с Танкредом в этот раз не проявили. Наоборот, нам стыдно за наше постыдное тугодумие. Мы должны были найти этот ход в первый же день приезда, но мы слишком поверхностно все осмотрели. Арне сказал, что это северный торец дома и если бы в нем была скрытая дверь, она выходила бы прямо в воздух. Нельзя было верить тебе на слово, Арне.

– Но уверяю тебя, у меня и в мыслях не было…

– Верю. Но мы должны были сообразить, что здесь двойная стена. Внутренняя стена очень толстая, поэтому трудно что-нибудь заподозрить, когда стучишь по ней. Надо было раньше открыть это окно. Тогда бы мы заметили, что расстояние от подоконника до угла дома снаружи неизмеримо больше, чем то же расстояние изнутри. Мы должны были обратить внимание и на то, что эта торцовая стена не имеет окон ни в Желтой комнате, ни в гостиной, которая находится под ней. Не говоря уже о зеркале: зеркало высотой в человеческий рост, привинченное к стене – да от этого за версту веет графом Монте-Кристо! Нам бы следовало вооружиться хорошей отверткой и в два счета разрешить загадку этого спектакля… Нет, я нами недовольна, наша сообразительность сделала бы честь разве что пациенту клиники для умственно отсталых.

Эбба хмуро закурила. Однако в уголках ее глаз притаился блеск, который свидетельствовал, что, несмотря ни на что, она в восторге от собственной сообразительности.

– А по-моему, ты заслуживаешь коктейль! – заявил Арне. – Фирменный коктейль генерального директора. Еще хочется выразить тебе мою признательность. Этот старый дом с привидениями ничего бы не стоил, не будь в нем потайной двери и подземного хода. Теперь у нас есть все необходимое, и отныне Каперская усадьба становится местом паломничества туристов.

Через час явился улыбающийся Танкред. Он подтвердил, что нашел ночью тайный выход из комнаты и утром им воспользовался, чтобы произвести небольшую разведку местности.

– Ну, а как прошла ночь? Спокойно?

Мы сидели на залитом солнцем крыльце. Танкред кивнул и лениво прислонился к перилам.

– Я чуть лично не познакомился с привидением, – сказал он. – Но упустил эту возможность.

– Мы тебя слушаем.

– Я сплю плохо, просыпаюсь от малейшего шороха. Храп Эббы не раз ставил под угрозу наше семейное счастье. Я вдруг проснулся в три часа в полной уверенности, что слышал какие-то звуки. Я лежал в темноте и прислушивался. Наконец где-то за пределами комнаты раздался какой-то странный хлюпающий звук. И это были не крысы, казалось, кто-то ощупью поднимается по лестнице в мокрых сапогах. Ты знаешь, слух иногда подводит, трудно бывает определить, откуда доносится звук. Но тут я был совершенно уверен, что слышу звуки из-за торцовой стены, хотя и был убежден, что за ней ничего нет. Я протянул руку за пистолетом и снял его с предохранителя. Прошло секунд тридцать. Я снова услышал звуки, на этот раз кто-то ковырял стену как раз за зеркалом. Послышался металлический скрежет, как будто нажали на ручку.

Танкред замолчал и чиркнул спичкой. Его флегматичность вызывала раздражение.

– Ну и что же дальше? – нетерпеливо спросила Моника.

– А дальше я допустил промах. Подвели нервы, человек спросонья плохо себя контролирует. Я сел слишком резко, и старая кровать заскрипела подо мной так, что, по-моему, было слышно по всему Хейланду. Кто-то невидимый за стеной почуял опасность, и через мгновение шаги затихли. Но я уже был наведен на след и целый час провел за осмотром зеркала. Наконец я нашел то, что искал. Прости, Арне, если я немного попортил раму, этого нельзя было избежать, но цель у меня была исключительно научная.

– А то, что ты исчез, как похищенный ребенок, вызвав у всех у нас нервный припадок, это тоже было сделано во имя науки? – резко спросил я.

Танкред изобразил на лице наивное удивление.

– Вот именно. Нечего строить из себя маленького лорда Фаунтлероя, – напустилась на него Эбба. – Это было жестоко с твоей стороны. По крайней мере, по отношению к тем, кто не знаком с твоими фокусами.

– В таком случае прошу у всех прощения. Но ведь все-таки я поставил сапоги на причал, чтобы указать вам путь, и вы это поняли, если не ошибаюсь. А я, как уже сказал, должен был провести ряд очень важных исследований.

– Что же ты исследовал?

– Об этом мы поговорим после. Мне понемногу удается соединить некоторые оборванные нити.

– Как ты думаешь, зачем Юнасу Корпу понадобился этот подземный ход? – спросил Арне.

– Ну, это-то понятно. Перед властями старый капер был кругом виноват. После своих пиратских набегов он часто обходил призовой суд и таким образом утаивал от государства крупные суммы. Это могло обнаружиться в любую минуту, и тогда полиция нагрянула бы в Каперскую усадьбу с обыском. Вот он и сделал этот ход, чтобы в случае необходимости уйти из дома, может быть, прихватив с собой самые ценные картины. В то же время ход мог служить и складом. Не случайно он был соединен со спальней капитана: Корп не хотел рисковать и быть застигнутым врасплох. Он всегда должен был иметь возможность скрыться. Если верить преданиям, он, когда бывал дома, почти не покидал Желтую комнату. Там он, как Цербер, охранял свои сокровища и следил за подступами к усадьбе.

– А тебе не кажется, что он мог использовать этот ход и для других целей? – спросила Эбба. – Например, незаметно доставлять в дом часть награбленного? Иначе говоря, это был своеобразный перевалочный пункт.

– Вполне возможно. Я думаю также, что по этой причине в доме не разрешалось ничего передвигать с места на место. Тайну подземного хода он хотел сохранить ото всех. А ведь его непременно обнаружили бы, если б кто-нибудь вздумал убрать это старое безобразное зеркало. Вот на какой случай был сделан этот странный запрет. Задача сошлась с ответом. Не правда ли?

– Но один человек все-таки раскрыл тайну капитана до нас, – сказал я. – Это наш неизвестный гость.

– Совершенно верно. Без его любезной помощи я бы вряд ли так быстро решил эту головоломку. Впрочем, не так быстро, должен вам признаться. Но как бы там ни было, теперь мы можем успокоиться, потому что все таинственные явления, имевшие место в этом доме, получили весьма банальное и простое объяснение. Это будет тяжелым ударом для нашего друга Карстена, специалиста по загадочным явлениям.

Арне с задумчивым видом постукивал тростью по своим походным башмакам. Вдруг он повернулся к Танкреду.

– Я уверен, что наш гость сегодня ночью повторит свой визит, – сказал он. – Ведь ясно, что его привело в дом какое-то неотложное дело. Теперь мы хотя бы знаем, каким образом он попадает к нам. Сегодня очередь Пауля ночевать в Желтой комнате, но, так как ситуация изменилась, я предлагаю нам всем составить ему компанию. У нас будет превосходная возможность расширить свои знания о призраках. Уж этого призрака мы постараемся не отпустить, как и положено гостеприимным хозяевам. Что вы на это скажете?

– Решено и подписано! – объявил Танкред. – В последнем акте все участники представления должны собраться вместе. Я думаю, что финальная сцена будет необыкновенно эффектной.

Глава одиннадцатая
КРАСНОЕ ОБЛАЧЕНИЕ

К двенадцати часам погода испортилась, и, когда начал накрапывать дождь, мы с Танкредом вытащили шахматы. Во время летнего отдыха шахматы и дождь неотделимы друг от друга. Мы расположились в маленькой комнате по соседству с гостиной. На этот раз я отказался от гамбита Муцио и начал осторожно с ферзевой пешки. Однако игра не занимала меня и потому очень скоро мои фигуры образовали нелепую толчею, как на Пасху пассажиры в поезде.

– Доктор Тарраш настоятельно рекомендует вторгаться в позиции противника, – сказал Танкред. – Ты слишком вяло играешь, Пауль.

– Да, я, кажется, задумался, – признался я. – Честно говоря, меня сейчас занимают совсем другие мысли. Почему ты напускаешь на себя такую таинственность? Ты не можешь сказать, в чем заключались твои утренние «исследования»?

– Изволь. – Он откинулся в кресле. – Прежде всего я кое о чем расспросил местных жителей, в том числе и об этом Рейне. Он до сих пор представляет собой неизвестное в нашей задачке. Оказалось, никто о нем ничего не знает, он пришлый. Мне даже не могли сказать, где он живет.

– А чем ты еще занимался?

– Нанял одного рыбака, и он на моторке отвез меня в Лиллесанн. Там я попытался найти стекольщика, о котором рассказывал Арне, того, который чуть не вывалился из окна. Помнишь? Но найти его мне не удалось.

– Стало быть, твои усилия не увенчались успехом?

– Не совсем так. Я получил несколько телеграмм. Вчера я звонил в Осло и просил сообщить мне некоторые сведения, причем ответить телеграфом. И вот пришел ответ.

Он вытащил из кармана три смятые телеграммы, расправил их и положил передо мной. Одна была такого содержания:

«Паническое бегство капитала Балтийских государств Точка Возможная инвестиция Центральную Америку Точка Касперсен».

Вторая телеграмма, по-видимому, имела прямое отношение к первой:

«Предположение имеет основания Точка Ненадежная ситуация связи мексиканским путчем Точка Возможно девяносто процентов Точка Состад».

Я с удивлением уставился на Танкреда.

– С каких это пор ты начал интересоваться международными финансами и, революциями в Центральной Америке? – спросил я.

– Со вчерашнего утра, а точнее, вчера без пяти минут десять. Но ты еще не видел третьей телеграммы, а она самая интересная. Фактически это ключ, позволяющий понять, что происходит на Каперской усадьбе. Во всяком случае, по моей версии…

Я сидел и смотрел на телеграмму. Танкред явно насмехался надо мной. Телеграмма содержала всего одно слово и подпись:

«Полтора Точка Хейде».

– Что это означает? – воскликнул я. – Какие полтора? Это не говорит ни о чем, кроме того, что отправитель, должно быть, малость свихнулся. Кто они такие, эти Состад, Касперсен и Хейде?

– Три очень ценных специалиста, каждый из них может предоставить мне сведения, которыми я не располагаю. Я же сказал тебе: у меня появились новые интересы.

– Короче, ты не хочешь ничего объяснять?

Танкред склонился над шахматной доской, сделал длинную рокировку и снова откинулся в кресле.

– Милый Пауль, в настоящее время я играю в шахматы с невидимым противником. Партия получила чрезвычайно интересное развитие и близится к концу. С моей стороны было бы глупо слишком рано раскрывать свои планы. Тут возможны разные комбинации.

– Господи, Танкред, но ведь в этой партии не я твой противник?

– Разумеется, не ты. Но опытный шахматист не посвящает в свои планы даже зрителей, у них есть досадная склонность вмешиваться в игру… Смотри-ка, к нам опять пришла наша новая подружка. Видно, в Пасторской усадьбе она чувствует себя не слишком уютно.

Я выглянул в окно. Через двор шла Лиззи, в белом плаще; под дождем она казалась маленькой и какой-то встрепанной. После нашего нелепого вчерашнего визита в Пасторскую усадьбу я не раз с тревогой думал, как Пале обошелся с ней, когда мы ушли. Выражение его лица не сулило ей ничего хорошего. Танкред многозначительно взглянул на меня и встал.

– Этой женщине приходится нелегко, – сказал он. – Она обращается к нам, как к мудрой Кларе в отделе писем «Облегчи свое сердце». Идем узнаем, что еще стряслось на этот раз.

Мы вышли в гостиную, там уже шел оживленный разговор. Лиззи была чем-то расстроена, на щеках у нее горели болезненные пятна, и пальцы ее все время что-то теребили. Арне уговорил ее снять плащ и сесть.

– Что случилось? – спросила Эбба и по-матерински обняла ее за плечи.

По глазам Лиззи я понял, что она на грани нервного срыва. Беспомощным движением она отбросила со лба волосы. Пальцы у нее дрожали.

– Я… Я не могу больше с ним жить, – тихо сказала она. – Я больше не выдержу.

– Он плохо с тобой обращается? – У Эббы посуровело лицо, как будто она была оголтелая феминистка, настрадавшаяся от тирании мужчин.

– Нет, не в этом дело… Он меня и пальцем ни разу не тронул. Напротив, он так внимателен, что это даже подозрительно. – Лиззи с трудом подбирала слова, глаза ее блуждали по комнате. – Но есть что-то… чего я даже не могу объяснить. Я просто боюсь оставаться с ним в одном доме.

Моника принесла коньяк, налила в рюмку и протянула ее Лиззи.

– Выпей, Лиззи, и успокойся. Здесь ты среди друзей. Расскажи нам, почему ты вообще вышла замуж за этого человека?

Лиззи глотнула коньяк и закашлялась. Потом заставила себя посмотреть Монике в глаза и судорожно вздохнула, словно ответ на этот вопрос требовал от нее огромных усилий.

– Лучше уж сказать вам все, как есть. Дело в том, что мы неженаты, – выговорила она наконец.

– То есть как это? Правда, неженаты? – Моника была поражена.

– Да, правда. Он ненавидит пасторов и не желает слышать о церковном венчании. К тому же он еще не получил норвежского гражданства, он пока американский гражданин, а в Америке брак заключается только после оглашения. Он сказал, что мы временно отложим формальности, но ему хотелось, чтобы все думали, будто мы законные муж и жена… Чтобы не было лишних разговоров.

– Ага, боится суда общественности! – воскликнул Танкред, – Ну, в этом он не одинок.

– Но ты действительно хотела выйти за него замуж? – спросила Эбба.

У Лиззи опять как будто перехватило горло:

– Это… это трудно объяснить. Мне так хотелось вырваться из рук моих родственников в Лиллесанне, что я была ему очень благодарна… Он имеет необъяснимую власть надо мной, я в его руках, как воск. По-моему, он может заставить меня сделать все, что угодно. И при этом я его совсем не знаю, он так далек от меня. Я не знаю, кто он на самом деле и что ему от меня надо. В этом-то весь и ужас. Иногда мне кажется, что я живу, как лунатик… Мне необходимо уйти от него…

– Но что случилось сегодня? Почему ты вдруг приняла такое решение? – Танкред внимательно наблюдал за Лиззи.

– Ничего нового не случилось. Просто я не могу так жить. Вчера, после вашего ухода, все стало еще хуже, чем прежде. Я чувствовала себя страшной преступницей. И он покарал меня тем, что заперся в библиотеке, не сказав мне ни слова. Меня охватило отчаяние – я была одна в этом мрачном доме, где все такое холодное и чужое, точно с другой планеты. По-моему, там каждый предмет меня ненавидит. Иногда я чувствую, что вот-вот упаду в обморок, я задыхаюсь без свежего воздуха, но уйти из дома не смею. Я знаю, он будет недоволен, если я уйду, хотя он ни разу ничего не говорил об этом. Он словно привязал меня навсегда невидимыми нитями к своему дому… А сегодня опять пришел этот Рейн, уже Бог знает в который раз, и они вместе спустились в подвал. Я не могла больше этого выдержать. Я должна уйти оттуда прежде, чем сойду с ума…

Она говорила сбивчиво, задыхаясь, глаза блестели, как у затравленного зверя. Я даже испугался, что вот-вот у нее начнется истерика. Моника заставила ее допить коньяк, а Эбба сказала спокойным голосом:

– У тебя вполне здоровая реакция на все, Лиззи. Вы с Пале совершенно не подходите друг другу: Но только что ты собираешься делать? Скажи, мы рады будем помочь тебе.

Лиззи понемногу оправилась, она встала и надела плащ.

– Я пойду к Карстену, – сказала она. – Он так хорошо ко мне относится, и я люблю его. У нас много общего. Спасибо за вашу доброту. Мне стыдно, что я все время навязываю вам свои проблемы, но мне так нужно иногда отвести душу. А сейчас, если можно, я пойду.

Она направилась к выходу. В то же мгновение в дверь постучали – раздались три коротких решительных удара. Лиззи обернулась к нам, лицо у нее исказилось от страха.

– Это он! – прошептала она. – Не говорите ему, что я здесь. Я уйду через черный ход!

– Не волнуйся! – сказал я. – Это пришел твой друг Карстен. Он всегда заглядывает в это время к нам. Пойду открою ему.

Я вышел в переднюю и открыл дверь. Кровь ударила мне в голову. За дверью стоял Пале. На нем был черный старомодный плащ и широкополая шляпа. Он отряхнул шляпу и улыбнулся светской улыбкой.

– Моя жена у вас, я не ошибся? Разрешите мне войти?

Я невольно сделал шаг в сторону и пропустил его в дом. От неожиданности я растерялся и был не в состоянии придумать какой-нибудь предлог, чтобы задержать его. Быстрым пружинистым шагом Пале прошел в гостиную, коротко поздоровался со всеми и остановился перед Лиззи. Спокойным, повелительным тоном, словно перед ним был ребенок, он сказал:

– Нам лучше вернуться домой, дружок.

Он поймал ее взгляд, она смотрела на него пустыми, мертвыми глазами. Я почему-то вспомнил один японский рисунок, который в детстве произвел на меня неизгладимое впечатление. На нем был изображен воробышек, загипнотизированный змеей.

– Да, да, иду, – беззвучно проговорила Лиззи и взяла Пале под руку.

С поникшей головой она послушно пошла с ним к двери, как маленькая девочка, которая набедокурила и теперь послушанием пытается загладить вину, чтобы избежать наказания. Нас эха едена привела в оцепенение. Вкрадчивый, властный голос Пале околдовал нас всех. Эбба, единственная, попыталась протестовать. Она подняла руку и сделала шаг по направлению к ним.

– Но… – начала она.

Пале обернулся в дверях и в упор посмотрел на Эббу.

– Извините нас за это вторжение, – глухо проговорил он. – Моя жена не совсем здорова, у нее высокая температура, и я категорически запретил ей выходить из дома в такую погоду. Боюсь, как бы у нее не началось воспаление легких, поэтому, собственно я и пришел за ней. Всего хорошего. Будьте здоровы. Скоро увидимся. Идем, Лиззи…

Дверь за ними закрылась. В окно я видел, как они идут через двор по направлению к дороге. Полы его черного плаща развевались от ветра, он был похож на большого ворона. Он держал Лиззи за талию, шаги у нее были медленные, вялые, словно она пребывала в глубокой задумчивости.

Эбба плюхнулась на стул, она была потрясена.

– Вот это класс! – воскликнула она. – Он наверняка профессиональный гипнотизер! Не понимаю, что с нами случилось. Я никогда не робела перед сильными личностями.

– Перед этим человеком чувствуешь себя провинившимся ребенком, – поддержал ее Танкред. – Как будто тебя в школе застукали за списыванием. Мне так и казалось, что он сейчас скажет: «Виновные, два шага вперед!»