Текст книги "Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]"

Автор книги: Бу Бальдерсон

Соавторы: Г. Столессен,Андре Бьерке
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)

10

Я стоял у стола и смотрел на телефон, вернее, на листок рядом с ним: «Хенрик Бернер. Акв. 10.00».

Я набрал номер телефона. Ответила Беата. Отношения между нами сейчас более или менее стабилизировались. Мы нашли тот верный тон обычной жизни, в котором могли бы говорить, если бы по-прежнему жили вместе.

– Я договорился встретиться завтра с Томасом, – сказал я.

– Да?

– Но завтра в десять мне придется встретиться по делу с одним человеком. Как ты думаешь, Томас не обидится, если я заеду за ним попозже?

– Наверняка нет. Он собирался поиграть в футбол на стадионе «Мюлебанен» в двенадцать часов. Если тебя устроит, ты сможешь заехать за ним туда.

– Отлично, так и сделаем.

– Хорошо. Договорились. – Казалось, она о чем-то задумалась.

– А как у вас дела? Все в порядке?

– Как обычно.

– Томас успевает в школе?

– Да, все хорошо, Варг.

Тон, каким она произнесла мое имя, напомнил мне о прекрасных ночах, пора которых давно прошла. Они как погасшие звезды, которые так далеки от земли, что все еще продолжают посылать нам свой свет.

– Тогда ты сама передашь ему, что я встречу его после футбола?

– Да, конечно. Всего хорошего, Варг.

Но однажды из обсерватории выбежал астроном, чтобы сообщить, что звезда погасла. Как будто это сенсация.

Я осторожно положил трубку и посидел несколько минут под стеклянным колпаком тишины. Со страниц сложенной газеты надо мной смеялся мой собственный гороскоп. В открытом блокноте я все еще мог прочитать записки давно законченного дела. В воздухе висел запах пришельца с другой планеты и его свиты.

А земля слепо продолжала свой путь среди астероидов и вечно кружащихся комет по слишком сложным для понимания простого человека законам, и, сколько я ни пытался дозвониться до Бога и получить разъяснения, его никогда не оказывалось дома.

«Хенрик Бернер. Акв. 10.00». Я раскрыл телефонный каталог. В нем не было никакого Хенрика Бернера. Но зато я нашел Иоахима Бернера, Карла Бернера, Кристоффера Бернера и нечто под названием «Финансовое акционерное общество Бернера».

Иоахим Бернер жил в районе Стурхаугена, Карл Бернер – Натланд Террасе, Кристоффер Бернер – в Нурдос, а акционерное общество расположилось на улице Лapca Хилле. Похоже, мне придется поездить на своем автомобиле.

Я попытался представить династию Бернеров, как ее описывал телефонный каталог. Ведь если вы разбираетесь в престижности районов и социальной географии, то телефонный каталог может рассказать вам больше, чем налоговая справка за последний год.

Имелась фирма под названием «Финансовое акционерное общество Бернера». Имелся человек по имени Иоахим Бернер, проживающий на Стурхауген. Адрес позволял поместить его либо в экстра-класс нашего общества, либо в группу новых богатых с амбициями снобов. То есть тех, кто продаст половину портфеля акций своего предприятия, только чтобы жить в престижных районах.

Имелись еще Карл Бернер на Натланд Террасе и Кристоффер Бернер на Нурдос. В этих случаях возможности интерпретации были намного шире. Все трое Бернеров могли быть братьями, но это представлялось мне маловероятным. Оба адреса указывали и на то, что эти Карл и Кристоффер могли быть сыновьями Иоахима. Возможно, что Карл был братом, а Кристоффер – сыном, или наоборот. Во всяком случае, я решил придерживаться последних вариантов.

Но ни одно из предположений не помогало мне проникнуть в тайну существования Хенрика Бернера. Да и что это за «Финансовое акционерное общество» – кто стоял за ним?

Я уже собрался было позвонить в одну паршивенькую газетенку, где почти всегда сидел на месте журналист Уве Хаугленд и читал «Дагенс нэрингслив» – один из самых наших известных информационных листков для бизнесменов – в надежде выудить хоть какую-нибудь сенсацию из напечатанных петитом заметок на последней странице. Но как раз в это мгновение в приемной раздался звук открываемой двери. Я захлопнул телефонный каталог и быстро спрятал листок с записями во внутренний карман пиджака.

Раздавшиеся шаги были так тяжелы, что можно было подумать, это статуя самого Кристиана Микелсена устала стоять под дождем на улице и теперь собралась потребовать наследства, которое ему причиталось с 1905 года. Но это был всего лишь Данкерт Мюус.

Он не просто открыл дверь в мой кабинет, а с чувством собственной правоты так пнул ее, что любой случайно стоящий за ней человек превратился бы в лепешку. Но поскольку там никто не стоял, дверь просто слетела с петель.

Данкерт Мюус замер в проеме, широко расставив ноги, руки в боки, причем один указательный палец был направлен в меня, и заорал:

– Что, черт побери, ты себе позволяешь, Веум?

Я чуть приподнялся, раскрыл объятия и сказал:

– Проходи же, Мюус. Вот стул – только не вздумай, пожалуйста, выбросить его из окна.

Он бы прекрасно смотрелся в качестве идола в дебрях джунглей. Шляпа, как обычно, сдвинута на затылок, а на фоне бледных болезненно сжатых губ выделяется коричневым пятном старый окурок. С полей шляпы все еще продолжали скатываться последние капли осеннего моросящего дождя. Единственное, что меня удивило, – это как капли не превратились в сосульки, таким холодом обдал меня его взгляд.

Он сделал два шага по направлению к стулу. Но по пути споткнулся о прорванный край старого линолеума. Он посмотрел вниз и носком ботинка поправил края дыры.

– Ты, Веум, оказывается, неплохо зарабатываешь, а? – При этих словах его узкие губы растянулись в некое подобие улыбки, что уже само по себе предвещало низкую облачность. – Это видно по твоим персидским коврам.

Он подошел к письменному столу и провел рукой по столешнице. На кончиках пальцев остались черные следы.

– Уборщица сюда давненько не заходила, ха? – сказал он с презрением.

– У нее летний отпуск.

– Это в ноябре-то?

– Начиная с марта.

– Но ведь не прикончил же ты ее?

– Чтобы не лезла не в свои дела? Ты можешь посмотреть в шкафу. Я всегда там прячу свои жертвы.

Он еще ближе подошел к столу. Это мне совсем не понравилось.

– Садись же, – сказал я.

– Не раньше, чем продлю страховку. Я спрашиваю тебя еще раз: что, черт побери, ты себе позволяешь?

– Ты имеешь в виду что-то конкретное? – непонимающе спросил я.

Он наклонился ко мне:

– Ты знаешь, на днях я был у нашего врача. Годовой осмотр. Я спросил его о появившейся красной сыпи. – Аллергия, ответил он. Держись подальше от Веума. Да, представь себе, я имею в виду что-то конкретное! Послушай, Веум. Пункт 1. Мы обнаружили тебя в логове наркоманов с пробитой головой и самым невинным со времен Марии Магдалины выражением лица. Еще чуть-чуть, и ты стал бы прекрасным жарким на Рождество. Пункт 2. После того, как я попросил тебя держаться на порядочном расстоянии от дела, ты опять тусуешься среди наркоманов и ищешь ту же самую женщину…

– Что ты знаешь об этом? – Но мой вопрос остался без ответа.

– … но и это еще не все. Пункт 3. Нам стало известно, что ты в здравом уме и четкой памяти отправился в Отделение по работе с иностранцами и стал спрашивать об африканце с широкоизвестным именем Александр Латор. И вот теперь я делаю выводы.

– Слово из трех букв. Понял, Мюус? Что общего, черт возьми, у Латора с другим моим делом?

– Только не придуривайся. От меня нельзя ничего скрыть. – Он зло посмотрел на меня.

– Но я действительно ничего не понимаю! Я был в полиции и наводил справки об Александре Латоре, но это касалось совершенно другого дела!

Я по-прежнему ничего не понимал. Его глаза сузились.

– Пожар, Веум.

– Что за пожар? Мой?

– Нет, Веум, не твой пожар, как ты его называешь, наш пожар, что был раньше.

– Когда сгорел Асбьерн Сэвог?

– Именно. Александр Латор проходил как один из главных свидетелей по тому делу. Достаточно веская причина, с нашей точки зрения, чтобы поговорить с ним еще раз. И еще более веская, чтобы ты не разговаривал с ним. Понятно?

Я медленно покачал головой, давая себе время переварить информацию.

– Нет? – прорычал Мюус.

– Да. Я понял, что ты сказал. В этом смысле все понятно.

– В этом смысле?

– Все дело в том, Мюус, что это Латор пришел ко мне, а не я к нему. Он был здесь – у меня в конторе – всего полчаса тому назад. Если бы ты пришел чуть раньше, то…

– Зачем, ты сказал, он обратился к тебе?

– Об этом я ничего не говорил, но это касалось продления его визы. Срок ее действия истекает в понедельник.

Весь его вид источал сарказм.

– Это я знаю, Веум. Может, он хотел, чтобы ты продлил ему визу?

– Он попросил меня выяснить…

– Неужели ты думаешь, Веум, что я совсем дурак?

– В общем, да.

Когда он злился, он проделывал один фокус, который меня всегда восхищал. Он заглатывал окурок, переворачивал его во рту и через некоторое время он опять появлялся на свет божий без каких бы то ни было изменений. На этот раз он проделал свой фокус дважды.

После чего он так навалился на стол, что чуть не перевернул его. Я схватился за край столешницы со своей стороны, и нас вполне можно было сравнить с двумя потерпевшими кораблекрушение, цепляющимися с двух сторон за крошечный спасательный плотик и готовых в любой момент, как только представится такая возможность, спихнуть противника в воду.

– Я серьезно предупреждаю тебя, Веум, и в последний раз предлагаю…

– Не правильнее ли с точки зрения тактики сделать сначала просто предложение?

– Не правильнее ли с точки зрения тактики тебе заткнуться?

– Вполне возможно.

– Тогда послушай. Я в последний раз говорю тебе, что этим делом занимаемся мы, и никто другой. И уж во всяком случае не ты. Эта среда слишком опасна, чтобы мы позволяли безмозглым мстителям лезть туда. Еще раз говорю тебе, Веум, не вмешивайся!

– Это было предупреждение или предложение?

– Предупреждение!

– А…

– Теперь предложение. Я думаю, что ты еще встретишься с Александром Латором?

– Может быть. – Я пожал плечами.

– Если это случится… Дай нам знать, Веум. Дай нам знать.

– А что я буду иметь?

Он осмотрелся в кабинете.

– Мы можем предоставить тебе бесплатную уборщицу.

– Тогда уж лучше я сам все вымою.

– Это было серьезное предупреждение, Веум.

– Ответ тоже.

Он молча посмотрел на меня. Затем перевел взгляд на телефон.

Я положил на него руку.

– У меня только один аппарат.

Но он и не думал выбрасывать его в окно. В уголках его рта заиграла ехиднейшая улыбка, и я внезапно понял, о чем он думает. В делах по наркотикам можно получить официальное разрешение на прослушивание телефонных разговоров.

Может быть, мне самому следует выбросить телефон из окна?

Все люди пытаются отыскать шляпу, когда собираются уходить. Но не Данкерт Мюус. Он искал сигарету.

11

В тот вечер я дважды сразился с шахматным компьютером, – рождественским подарком Томаса в прошлом году. Хотя компьютер и был настроен на уровень для начинающих, я все равно проиграл оба сражения. Это многое говорит о вашем интеллекте, если вы проигрываете даже на таком элементарном уровне машине.

После шахмат я выдержал две не менее суровых схватки с хранящейся в шкафу бутылкой, к которой я обещал себе не прикасаться до Рождества. Эти сражения я проиграл тоже.

Я лег в постель, гордый, как использованный проездной.

Спал я неспокойно и проснулся воскресным утром с настроением понедельника.

Я принял душ, оделся, и приготовил себе незатейливый завтрак, которому не смогла бы обрадоваться даже моя мать, если бы я вдруг решился преподнести ей его в подарок. Может, поэтому я и перестал делать ей подарки. Или просто потому, что она умерла вот уже десять лет тому назад.

На улице наблюдался метеорологический катаклизм: весна в ноябре. Солнце пробилось сквозь облака, а ртутный столбик градусника взлетел вверх. Был выходной, и никто ничего не понимал. Бергенцы носились по улицам, потеряв голову, опьяненные отсутствием дождя. Осторожно высовывали они кончик своего ботинка на улицу и, не замочив ног, гуляли по все еще влажному после дождя асфальту. Воздух был чист и свеж. Мне казалось кощунственным сесть в машину и выплюнуть едкий дым выхлопных газов в яркое утро. Но я и так уже опаздывал, а мне ни в коем случае нельзя было пропустить свидание с Хенриком Бернером.

Я припарковал машину приблизительно в пятидесяти метрах от переулка, в котором прошло мое детство. Сейчас на месте старых домов выросли безвкусные блочные дома, символическая футбольная площадка и неизменная стоянка для машин.

Аквариум открывается в десять, но в такое раннее время посетителей еще очень мало. Женщина в окошке кассы посмотрела на меня с нескрываемым скептицизмом. Может быть, потому, что я был один. Мужчины моего возраста обычно приходят сюда вместе со своими детьми, особенно в выходные, и матери детей очень редко бывают с ними. В результате взрыва разводов за последнее десятилетие Аквариум стал для мужчин тем же, чем центр психической реабилитации для женщин.

– Я, наверное, первый посетитель сегодня? – поинтересовался я.

– Нет, до вас пришел еще один мужчина, – ответила кассирша и склонилась над столом. – Основной наплыв посетителей бывает часов в двенадцать, когда кормят тюленят. Обязательно посмотрите на это.

Я поблагодарил за совет и направился ко входу через двор, заглянув по дороге в большие смотровые окна бассейна с пингвинами. Крошечный тюлененок, лукаво улыбаясь, проплыл на спине мимо меня. Ему не хватало только утренней газеты в ластах и софы, чтобы быть принятым за своего в любой средней норвежской семье.

В бассейне справа два его родственника обсуждали последние новости селедочной биржи и обдумывали выгодность ставок на макрель.

Я вошел в пустой вестибюль. Никого. Даже новое кафе еще не открылось. Морские звезды в бассейне были немы, как устрицы, и неподвижны, как финансовые политики. Оппортунистически настроенный краб ковылял вокруг в надежде создать свою собственную фракцию, но смог возбудить лишь молчаливое презрение морских ежей.

Я вошел в главный зал – большое овальное помещение, стены которого сплошь состояли из квадратных смотровых окон в зеленые морские глубины, где резвилось бесконечное количество разнообразных видов рыб и морских зверей среди водорослей и кораллов – настоящее собрание Ассамблеи Организации Объединенных Наций. Пустые заверения и неискренние улыбки. Я был совершенно один, что совсем не радовало. У меня возникло ощущение, что внезапно я очутился на дне морском. Как будто это я находился в аквариуме, а рыбы просто приплыли поглазеть на меня.

Я быстро спустился по лестнице в подвальный этаж. Здесь морские звери и рыбы плавали в меньших смотровых бассейнах, и если вы решались прочесть все таблички с аннотациями, то скоро у вас по спине начинали бегать мурашки.

Чтобы разместить как можно больше бассейнов, архитектор выстроил нижний этаж Аквариума в виде бесконечного лабиринта. Посетители, следуя за всеми поворотами и боковыми ответвлениями, довольно скоро переставали ориентироваться в пространстве. Я сам, например, пройдя мимо десятка бассейнов, обрел твердую уверенность в том, что только единицы могли бы указать, где север и где юг. Но, с другой стороны, ведь это никогда и не было целью.

По-прежнему никого. Эхо разносило звук моих шагов. Когда я останавливался, замирали и они.

Или нет?

Может, мне просто кажется?

Кто-то смотрел мне в спину. Я резко остановился и повернулся. Сердце бешено колотилось.

Я прошел немного обратно и резко остановился.

Раздался звук – и не одного, а даже двух шагов! – когда эхо давно уже должно было бы замолкнуть.

Я быстро побежал назад.

Звук шагов бегущего человека раздавался совершенно явственно.

У лестницы я остановился. Никого.

А шаги?

Он убегал – в противоположную сторону.

Опять тишина.

Я потряс головой. Наверняка это просто эхо сыграло со мной злую шутку, многократно повторив мои собственные шаги в поворотах и закоулках лабиринта.

Я вновь направился в глубь Аквариума. Чтобы лучше рассмотреть животных, свет приглушали, и было довольно трудно увидеть, что впереди. Кроме того, зеленоватый свет морской воды тоже искажал действительность.

Я остановился. Сейчас у меня не осталось никаких сомнений.

Раздался звук открываемой двери и быстрые убегающие шаги вновь в обратном от меня направлении.

Я бросился в ту сторону, пролетая мимо морских звезд, стаек сельди, русских осетров, подарка Хрущева, и их американского родственника от господина Рейгана, мимо больших вмонтированных в пол смотровых окон в бассейн тюленей, мимо фонтана вверх по лестнице в вестибюль.

Никого.

Я посмотрел на ворота. Мужчина с маленькой девочкой покупали в кассе билеты. Больше ни одного человека.

Я спустился вниз по лестнице и пошел в направлении, противоположном моему прежнему, вглубь по коридору.

Я несколько раз останавливался, но слышал теперь только свои собственные шаги. Никто не бежал от меня, и ни одна дверь больше не открывалась и не закрывалась.

Дверь… Единственными дверями, которые попались мне на глаза, были двери в туалет и дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен».

Я решил никуда не заходить и продолжал идти внутрь Аквариума. Помимо воли, я все время посматривал на бассейны по сторонам, как будто их обитатели могли мне что-нибудь рассказать. Но они молчали, если им вообще было что сказать.

В некоторые мгновения мы замечаем, что наш мозг работает слишком медленно, что мы не верим тому, что видят наши глаза. Этих мгновений многие из нас хотели бы избежать.

В одном из бассейнов кто-то поместил сверху необычный экспонат.

Кто-то сунул голову молодого человека под воду и держал ее там, пока он не перестал барахтаться.

Сейчас он смотрел на меня полными смерти и ужаса глазами, покачивая головой вверх-вниз и приоткрыв рот, из которого, наподобие недоеденного бутерброда, высовывался язык. Последний раз, когда я видел этого парня, он лежал в объятиях Сирен Сэвог в доме, который довольно скоро после нашего свидания начал гореть.

Это не мог быть никто иной, кроме Хенрика Бернера.

Прежде чем я бросился вверх по лестнице, я подумал, что ему очень повезло, потому что он не оказался в соседнем бассейне.

12

– Повезло? Повезло! – раздраженно повторил Данкерт Мюус, уставившись на меня взглядом, способным убить любую из находившихся вокруг рыб и рептилий. Цвет его лица скорее подошел бы застеснявшейся девице, да и настроение было как у морского черта. – Какая разница, черт возьми, в каком бассейне тебя утопили?

– Там пираньи. – Я указал на соседний бассейн.

– Пираньи?

– Южноамериканские хищные рыбы, опасны для человека. Если бы их было достаточно много, то они сожрали бы твое вещественное доказательство в течение нескольких минут, во всяком случае его голову.

Мюус осмотрелся.

– Эй! Кто-нибудь! Покажите-ка этому нашему знатоку рыб ближайшую камеру и держите его там, пока он мне не понадобится.

Его помощник полицейский Педер Исаксен, похожий на кролика-альбиноса с рыжими волосами, явился как из шляпы фокусника. Он схватил меня за руку, явно рассчитывая переломить ее на две части, если я тут же по собственной воле не последую за ним.

Мы дошли до укромного угла и там замерли, как сиамские близнецы, которые переговорили уже обо всем на свете.

Я осмотрелся. Представшая передо мной картина убивала всякие иллюзии. Это все равно что смотреть на сцену из-за кулис. С верхней площадки, где мы сейчас стояли, таинственные бассейны представали ничем иным, как большими открытыми лоханями, на поверхности которых столь тесно расположились разные приборы, что разглядеть рыб было не так-то и легко. Во все стороны расползались трубы вентиляции и водоснабжения. Все приборы были снабжены двойными предохранителями. В больших коричневых бумажных мешках стоял корм для различных видов рыб. Я попробовал догадаться, что именно они дают пираньям. Может, первый воскресный гость всегда заводился в служебные помещения и его просто по недоразумению не отправили сегодня на завтрак пираньям?

Во всяком случае, сейчас уже пираньям ничего не достанется. Полиция работала очень эффективно. Хенрика Бернера вытащили из бассейна и положили на черное пластиковое полотнище. Тело сфотографировали, произвели короткий врачебный осмотр (пульс – сердце – реакция зрачков), затем завернули в черный пластик, обмотали веревками и на носилках вынесли из помещения.

Внезапно, пока я смотрел на все это, мне в голову пришла мысль, что происходящее в какой-то степени закономерно. Как многие миллионы лет тому назад из Мирового океана на сушу вышли первые животные, так и сейчас, правда не по собственной воле, Хенрик Бернер попытался вернуться обратно в море. Из воды мы пришли, в воду и уйдем. И поскольку Хенрик был современным человеком, то и выбрал он своего рода суррогат воды в виде бассейна, в котором едва бы набрался кубометр воды.

Педер Исаксен не отходил от меня ни на шаг. Я сказал:

– Может, ты предпочитаешь посмотреть на работу своих коллег? Я смогу побыть здесь и один.

– Заткнись, Веум. Считай, что находишься под арестом.

– Да что ты говоришь? – Я вздохнул. – В таком случае можешь считать себя звездой первых страниц завтрашних газет. И на фотографиях ты вряд ли будешь увенчан лавровым венком.

Эксперты уже сняли отпечатки пальцев со стекла бассейна, в котором нашли Хенрика Бернера. Другие фотографировали отпечатки на полу. Исследовался буквально каждый миллиметр поверхности.

В противоположном углу комнаты Данкерт Мюус допрашивал рабочего средних лет в серо-синем комбинезоне. Стоящий рядом полицейский в куртке и джинсах что-то быстро записывал.

Я чувствовал себя восковой куклой в комнате ужасов. Но успокаивал себя тем, что Педер Исаксен должен был выглядеть еще ужаснее.

Пока у меня было время, я решил все обдумать.

Я пришел в Аквариум не первым. Думаю, что Хенрик Бернер пришел до меня – вряд ли он стал бы ночевать тут.

После того, как я увидел его, или, вернее, его голову, я выбежал в вестибюль. И по дороге к воротам успел крикнуть встревоженному отцу, чтобы он ни в коем случае не вел свою дочь в нижний этаж. Но как истинный норвежец, он мгновенно ринулся именно туда, таща за собой опешившую девочку.

Кассирша с недоверием уставилась на меня, как будто я был одним из пингвинов, пришедших к ней с жалобой.

Я спросил, нет ли на территории Аквариума других туристов, кроме нас четверых.

– Есть, – ответила она. – Еще один мужчина средних лет. Турист с Оркнейских островов, который решился приехать в Берген в ноябре, несмотря на самое неподходящее время года.

Я попросил кассиршу позвонить в полицию и не пускать никого больше из туристов на территорию Аквариума до приезда полиции. Она так серьезно восприняла мои указания, что, как я узнал позже, самому Данкерту Мюусу пришлось целую минуту доказывать ей, что он из полиции, прежде чем его пропустили. Это происшествие не прибавило ему хорошего настроения, которое еще больше испортилось, когда он увидел, кто обнаружил труп.

После разговора с билетершей я осмотрел все возможные пути бегства преступника – их было три, и я уже опоздал. Тогда я обежал здание Аквариума и обнаружил, что служебный выход ведет прямо в Норднес-парк. Ворота были закрыты на весьма солидный по виду замок, но он был настолько примитивен, что открыть его не составляло труда. Что и было сделано.

Наконец Мюус закончил с рабочим в комбинезоне. Его взгляд остановился на мне, и он подошел с улыбкой зубастого кита-касатки.

Он так близко стоял ко мне, что я возблагодарил Бога, что он не принадлежит к людям, которые обожают чеснок. Старый сыр – сорт, который выдерживается до коричневого цвета, – больше был в его стиле. Я отступил назад и – уперся спиной в стену.

– Веум, Веум, – сказал он и покачал головой. Я чувствовал себя сродни Каину и Бруту. И тут же со столь свойственной ему внезапной переменой настроения заорал: – Что это за дела такие? – Если бы на голове не было шляпы, он наверняка вцепился бы себе в волосы. – Разве я не предупреждал тебя – не далее как вчера вечером? Разве я недостаточно ясно выразился? Что за черт, Веум?

– Во всяком случае, Мюус, я не совал труп в бассейн! Я просто был здесь. Кто-то… – Я кивнул в сторону пустого бассейна. – Кто-то позвонил мне – вчера вечером – и попросил встретиться с ним здесь. Он ничего не захотел сообщить мне заранее.

– Кто-то? – язвительно переспросил Мюус. – И ты тут же прискакал на встречу, хотя он ничего и не захотел сообщить тебе? И тут же нашел труп? Милый Веум, спец по трупам? Пошел ты к черту, Веум! К черту!

– С этим набором ругательств тебе бы подошло работать выпускающим редактором в центральной газете, – пробормотал я. – Его звали Хенрик, как он сказал. Хенрик Бернер.

– Это мы знаем, у него был с собой паспорт. И билет в Аквариум. Что еще ты хотел бы услышать? – Он зло уставился на меня.

Мы стояли и смотрели друг на друга.

– Ты никогда, конечно, не видел этого Бернера? – Мюус откашлялся.

– Буквально одну минуту.

– Буквально одну минуту? Что ты имеешь в виду?

– Я рассказал тебе о парне в сгоревшем доме. Том, что, казалось, видел призрак собственной смерти. Который лежал на руках у Сирен Сэвог. Это был он.

– Так это был он? – Мюус уже не скрывал своего сарказма. – На руках у Сирен Сэвог? – Затем последовал новый взрыв. – И ты оказался здесь совершенно случайно? Он ничего не захотел сообщить тебе заранее?

– Я понятия не имел, как его зовут! Я увидел его только здесь.

– О’кей, о’кей. Что еще ты можешь сообщить? Ты пришел сюда в назначенное время – и что дальше?

– Здесь не было ни одного человека. Я прошел в подвальный этаж. Слышал шаги.

– Шаги?

– Наверняка, его собственное эхо, – внезапно заявил Педер Исаксен.

Мюус и я уставились на него, как будто только сейчас обнаружили, что он здесь.

– А почему, черт возьми, ты все еще стоишь здесь? – отреагировал Мюус. – Пойди займись чем-нибудь полезным.

– Я не смог бы сказать лучше, – заметил я.

– И ты заткнись, – тут же обернулся ко мне Мюус.

– Я не произнес ни слова.

Педер Исаксен с нежностью и теплотой посмотрел на нас обоих, сделал маленькое балетное па коленками и затанцевал к своим коллегам. Прекрасный сольный танец, который мог бы произвести настоящий фурор на рождественском балу в младшей группе детского сада.

Данкерт Мюус ткнул своим знаменитым указательным пальцем мне в грудь, точно в то место, где все еще осталась вмятина десятилетней давности от прошлого раза. Злые языки утверждали, что этот палец был самым веским аргументом при добывании свидетельских показаний. Он пробуравливал мне грудь и так близко придвинулся ко мне, что я тут же почувствовал запах старого сыра и всех остальных столь же приятных компонентов его завтрака.

– Веум, я был занят расследованием поджога и покушения, корни которого уходили в среду наркоманов. Теперь я расследую убийство. Я хочу, чтобы ты держался от этих дел как можно дальше. Понял? С сегодняшнего дня я запрещаю – повторяю: запрещаю – тебе заниматься поисками фрёкен Сэвог где бы то ни было в пределах нашей Солнечной системы. Ясно?

– Может, тогда в галактике?

– Ясно? – повторил он, еще сильнее надавив мне на грудь.

– А что, если она сама придет ко мне?

– Я прибью тебя, Веум. Изувечу.

– Ты знаешь, что пишут в газетах о таких вещах, Мюус?

Этот исторический эпизод был прерван подошедшим к нам мужчиной крепкого телосложения с зачесанными назад тронутыми сединой волосами, робкой улыбкой на губах и тихим голосом. Похоже, он собирался показать нам последнее поступление в Аквариум. Роалд Серенсен, управляющий. Он спросил, чем может быть полезен и добавил:

– Это самое ужасное, что случалось со времен…

– Со времен визита Хрущева? – перебил его Мюус. – Окажите мне такую любезность и выведите этого господина. Он сделал все, что мог. Все. – Он посмотрел на меня и добавил: – Отдохни, Веум! Отдохни!

Затем повернулся ко мне спиной и слепо устремился прочь, пока не натолкнулся на полицейского, на котором он мог сорвать зло.

Управляющий проводил меня до ворот.

И он, и кассирша явно жалели, что вообще увидели меня.

Я мог понять их.