Текст книги "Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]"

Автор книги: Бу Бальдерсон

Соавторы: Г. Столессен,Андре Бьерке
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 42 страниц)

5

Я вернулся в контору на Страндкайен, поднялся на четвертый этаж и вошел в свой кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

Контора была лучшей иллюстрацией к книге моей жизни. Стол стоял там же, где и всегда. Никто не передвинул стула. Серый конторский шкаф был всего лишь пустым реквизитом. Даже из бутылки норвежской водки в нижнем ящике письменного стола не испарилось ни капли драгоценной жидкости. Но эту-то ошибку я должен был исправить. Маленький глоток картофельного спирта с привкусом тмина. Легкий запах осени во рту.

Это помогло мне обрести спокойствие, и я смог даже выглянуть в окно. Юго-восточный ветер пытался сорвать с домов крыши. Люди цеплялись за свои зонтики как за единственное, что могло удержать их на земле. Они напомнили мне прикрученные намертво фигурки на детской карусели в закрытом на зиму парке под дождем и снегом. На склонах гор штурму пытались противостоять деревья. Но неумолимый ветер все равно срывал с них последнюю листву. Осень – ужасное время года. Она напоминает мне давно заброшенный дом, в котором гуляет ветер и все время хлопает дверь.

Я позвонил Карин – и рассказал ей почти все. В конце я заметил:

– Они запретили мне заниматься этим делом.

– Кто они?

– Полиция.

– Но разве они имеют право? Ведь это я просила тебя заняться этим делом, и я… по-прежнему настаиваю на этом.

– Другими словами, ты считаешь, что я должен продолжить поиски?

– Если только ты сам не имеешь ничего против.

Я подумал.

– Будет очень мило с твоей стороны изложить это желание на бумаге и опустить ее в мой почтовый ящик, когда ты пойдешь сегодня домой. Очень может быть, что такой документ мне скоро понадобится.

– Где именно?

Я осторожно произнес:

– В суде.

Она быстро ответила:

– Если ты не…

– Я же сказал, что хочу, – перебил я. – Я продолжу расследование, причем в полной тайне.

– Спасибо, Варг.

– Не благодари заранее.

– А как ты сам после пожара?

– Немного обгорела кожа, но ничего серьезного. Отметины огня на физиономии ерунда! Я переживу. Пока. Созвонимся.

– Пока.

Я положил трубку и посидел немного, глядя на город, в котором полиция уже поставила на ноги своих сотрудников, чтобы они занялись тем же делом, что и я. В принципе, найти ее у них было в тысячу раз больше шансов, чем у меня. Единственным моим преимуществом оставалось то, что, тогда как они будут бегать по городу как стадо слонов, я смогу пробраться по улицам незаметно, как мышка.

«Шел дождь…» – как поется в песне.

Но тут мой мыслительный процесс был прерван звуком открываемой двери в приемную и осторожными шагами по направлению к кабинету.

Шаги могут сообщить многое о человеке. Прежде чем мои клиенты переступали порог кабинета, я мог с достаточной долей уверенности определить их возраст и пол, настроение и цель прихода.

Легкие шаги молоденьких девушек на высоких каблучках с соблазнительными ножками и кое-чем еще не менее восхитительным значительно отличаются от тяжелых шагов женщин в возрасте на устойчивом каблуке. Не говоря уже о мужчинах. Если вы слышали поступь слонов, то это не мог быть никто иной, кроме как полицейские. Легкие пружинящие шаги барса, как правило, принадлежали бизнесменам. Обеспокоенные же будущим детей отцы возвещали о своем приближении шаркающими шагами.

Но услышанные мною в ту минуту шаги определить было невозможно. Осторожные, вежливые и одновременно агрессивные, мужские. Может, это изнеженный мужчина-парикмахер или интеллигентная лесбиянка? Если только это не иностранец.

Последнее предположение соответствовало действительности. Возникший на пороге моего кабинета мужчина обладал столь черной кожей, что, казалось, она отдает синевой. Короткие кудрявые волосы, яркие белки были пронизаны красными нитями лопнувших сосудов, как будто он слишком долго пробыл на севере Норвегии, напрягая свои глаза в полярную ночь.

Он робко улыбнулся.

– Можно войти? – спросил он по-норвежски с сильным акцентом.

– Естественно, – ответил я и решил не обращать внимания на то, что он уже вошел. Я протянул руку для приветствия, которую он крепко пожал.

Он достал одну из сегодняшних газет и указал на мою фотографию на первой странице.

– Это есть ты?

Я кивнул.

– Герой дня. Моя фамилия Веум. Варг Веум.

– Варг… Веум?

– Ты заслуживаешь медаль за укрепление взаимопонимания между народами. Присаживайся. – Я указал на стул для посетителей, а сам уселся на свое место за столом. – Ты хорошо говоришь по-норвежски.

– Ты так считать? Хорошо. Я учусь в Норвегии уже несколько лет…

Я посмотрел на него. Он совсем не походил на студента университета. Элегантный двубортный светло-бежевый плащ, серый в голубую полоску костюм, ослепительно белая – как и его зубы – рубашка, и шелковый галстук того голубого цвета, что напоминает вам о существовании где-то за облаками неба.

– Что же ты изучал?

– Технологию добычи и переработки нефти. Я все еще учусь. Меня зовут Латор. Александр Латор. Но можно просто Алекс.

– Хорошо.

– Но сейчас у меня есть проблем, о которой я хотеть тебя просить. Хорошо?

Я пожал плечами.

– Смотря что за проблема.

Он опять указал на газету.

– Частный сыщик, это есть детектив, да?

Я кивнул.

– Своего рода.

– Ты брать любые задания?

– Не все. Я никогда не берусь за убийства и террористические акты.

Он непонимающе посмотрел на меня. И внезапно взорвался.

– Ты считать это смешным? Ты думать, я пришел здесь ради удовольствия! Ты считать меня клоун?

Я быстро сказал:

– Нет, нет. Прошу меня простить. У меня своеобразный юмор. Иногда я не успеваю подумать. К сожалению, это случается довольно часто.

– Ты говорить загадками. Я не совсем понимать. Но терроризм и убийства не совсем приятные слова – в моей стране.

– Точно так же и здесь.

– Но я понимать, ты берешь и опасные задания. Ты почти сгореть, да? Что ты делал в том доме? – Он вновь указал на газету.

– В том доме? – Вновь передо мной всплыло лицо Сирен и ее друга. – Гонялся за привидениями. Или привидением, которому исполнилось вот уже тридцать лет. – Но это ерунда. Чем могу быть тебе полезен? Ты считаешь, что это для меня может быть опасно?

– Я хочу, чтобы ты разобрался с Его величеством норвежской бюрократией. – Его глаза сверкнули.

– Звучит не слишком приятно. Продолжай.

Он посмотрел на свои часы – типичный образец чудес электроники, который показывает все – от курса американского доллара до оптовой цены бегемотов в Танзании. Но требуется достаточная тренировка для того, чтобы определить по этим часам время.

– Мой проблем заключается в том, что в полночь в понедельник я должен покидать Норвегию. Мне не продлили разрешение на оставаться в стране.

– Да? А основания?

Он покачал головой.

Зазвонил телефон. Я поднял трубку.

– Алло? Веум у телефона.

Молчание.

– Алло?

Я посмотрел на Александра Латора.

– Тоже без оснований. Алло?

Приглушенные звуки улицы. Отдаленное завывание сирены «скорой помощи».

– А тебе не должны звонить?

Он непонимающе покачал головой.

Я положил трубку. Но по-прежнему слышал завывание сирены. Я посмотрел в окно. Машина приближалась к нам со стороны Вогена, я видел, как ее оранжевая мигалка пропала за Круглой башней, вновь вынырнула на Рыбной площади и затем свернула налево. Отделение интенсивной терапии ждало своего очередного пациента.

Я задумчиво посмотрел на Александра Латора.

– В понедельник в полночь. – Я взглянул на свои собственные часы.

– Иными словами, у тебя осталось трое с половиной суток – и большую их часть все закрыто, потому что это суббота и воскресенье. Через несколько часов все бюрократы улягутся на диваны, закроются с головой пледом выходных и не встанут раньше чем утром в понедельник.

Он вскочил со своего места.

– Ты, другими словами, не можешь мне помогать, ты такой же, как и остальные? Ты не хотеть? Для тебя не быть никаких проблем, если я уезжать из этой страны? Ты можешь продолжать сидеть здесь и быть довольным самим собой, когда я long gone? – Его глаза вновь сверкнули.

Я откинулся на стуле и поднял обе руки вверх.

– Успокойся! Не кипятись! Я только сказал… Ты совершенно прав. Я могу продолжать сидеть здесь и быть довольным самим собой. Как правило, ничего иного я и не делаю. – Просто я должен узнать побольше о твоем деле. Садись!

Он нерешительно опустился на стул.

– Как долго ты был в Норвегии?

– С 1982 года. Почти четыре года. Мне осталось год, от силы полтора, чтобы закончить образование. Несправедливо, если мне придется уезжать. Кроме того…

– Да?

– Я приехал из Южной Африки. Я не был желанным в моей стране. Сначала они писать, что я не соблюдать правила паспортного режима в моей стране. Все черные нарушать правила. Такова жизнь. Но сейчас эти правила изменятся. Тогда они говорить, что я террорист, член SWAPO, которого искать из-за участия в убийстве, покушении. Это быть ложь! – На верхней губе у него выступил пот, а глаза еще больше покраснели. – Теперь ты понимать, почему я так сердиться, когда ты говорил о терроризм и убийство?

Я молча кивнул.

Он продолжил:

– Я думал, как и мы все, конечно, что Норвегия быть свободная страна, которая принимать своих гостей. Сейчас я знаю, это быть неправда.

– Но ты прожил здесь четыре года! Тебя ведь приняли.

– Отлично! Ты просто защищать все это дерьмо! Меня приняли, потому что я мог доказать, что у меня есть деньги! И что я мог заплатить за учебу! У меня есть поддержка, но этого недостаточно. И вы, норвежцы, давать мне много прекрасный работа. Я мыть бассейны в бергенском Аквариуме. Я мыть машины на бензоколонке. Я быть посыльным. Последний год я работал в отеле. Выносил мусор, бегал по лестницам, приносил и уносил багаж. Я заработать денег и жить на них и поддержку, чтобы учиться и когда-нибудь вернуться в мою свободную страну и служить ей и мой народ! Но теперь! – И он безнадежно махнул рукой.

Я вздохнул.

– Послушай… Ты разговаривал в полиции с сотрудниками отдела по работе с иностранцами?

Он кивнул.

– Да. Они говорят «нет», но не говорят почему. Они только говорят: нет, мне не продлили визу на дальнейшее пребывание в стране. Я не могу оставаться, не могу работать, я должен уезжать в понедельник. Если нет, то они сами везти меня в аэропорт Флесланд и отправлять на самолете в Лондон понедельник вечер.

– Но… Как давно ты узнал об этом! Ведь не получил же ты извещение сегодня?

– Нет, нет. Я знал это уже некоторый время. Я ходить во все эти конторы. Я быть в отделе по работе с иностранными студентами в университете, но нет – они тоже не могут помогать. Все права есть только у полиции.

– На земле и на небесах, – продолжил автоматически я его мысль. – А как насчет адвоката?

– Один друг, он заниматься на юридическом факультете, говорить с адвокатом. Но это не помогать.

Я склонил голову набок.

– Да? Не очень-то похоже на правду. Люди этой профессии готовы пойти на все, только бы в газетах появились их фотографии. Твой друг говорил не с тем, с кем надо. – Я протянул руку к телефону. – Я могу помочь тебе найти…

– Нет! – перебил он меня. Только не адвокат! Никто! Только ты мой шанс! Только Варг Веум! – Он сложил перед собой ладони вместе, как при молитве на востоке.

Люди говорили мне уже подобные вещи. Но когда они утверждают, что их последний шанс – это я, значит, они в тупике и им нечего терять.

Я серьезно посмотрел на него.

– Чего ты не договариваешь, Алекс?

– Я вообще ничего не рассказывать тебе, ни в частности, ни в общем. Сколько я буду платить?

– Мы еще ни о чем не договорились. Что, собственно, ты хочешь от меня?

– Ты не быть заинтересован. Я вижу это по тебе. Для тебя я просто черномазый, и ничего больше. Тебе совершенно наплевать, если…

– Мне не наплевать. Скажи, что ты хочешь!

Внезапно весь его запал прошел и он стал несчастным и растерянным.

– Я просить тебя идти в полицию и попробовать узнать, почему мне не разрешать остаться. Может быть, тебе удастся изменить их решение.

– Как раз в этом я очень сомневаюсь. Но послушай. Я случайно знаю одну девушку, которая работает в полиции. Я могу поговорить с ней. Я сделаю это по дороге, потому что сейчас я занят еще одним делом и мне надо идти. Поэтому ты ничего не должен мне платить.

Он выпятил верхнюю губу.

– Значит, ты не хотеть брать даже мои деньги?! Может, они слишком грязные для тебя! Ты думаешь, что я чумной? Я рассказывать тебе – я ничего не краду у норвежцев – я все зарабатывать сам – все время! Деньги – это не проблема!

– В чем тогда проблема?

Он не ответил.

Я чувствовал себя неуютно. Мне не нравился я сам, мне не нравилась ситуация. И я совершенно не был уверен, что мне нравится Александр Латор. Я ничего не сказал ему, но девушка, которую я знал в полиции, работала ассистентом в приемной и вряд ли захотела бы мне помочь даже деньгами на автобус домой.

Я посмотрел на него.

– Как я могу с тобой связаться?

– Никак. Я не могу идти домой. Боюсь, что полиция хотеть взять меня в тюрьму до понедельника. Они все могут.

– Вполне возможен и такой вариант. Где находится твоя квартира?

Он пожал плечами.

– Это неважно, ведь меня там нет.

– А где ты работаете?

Он посмотрел на меня.

– Я не работаю сейчас. Когда я могу встретить тебя в конторе, здесь?

– Здесь? – Я еще раз взглянул на часы. – Через несколько часов. Скажем, в четыре. Если не сможешь прийти, то позвони вот по этому номеру телефона. – Я написал на листке номер и дал ему. – Если меня нет на месте, то включается автоответчик. Ты можешь записаться на пленку. – Я бросил незаметный взгляд на это черно-серое чудо, отделанное блестящим никелем.

Он устало улыбнулся, поднялся, забрал газету и застегнул плащ. Я проводил его до дверей, похлопал по плечу и сказал:

– Вот увидишь, все устроится.

Он что-то пробормотал, пожал плечами и вышел.

Я огляделся, вернулся к столу и включил автоответчик, надел плащ, прихватил сушившуюся на батарее шляпу, выключил свет и выглянул в окно.

Балдахин на первом этаже закрывал почти половину тротуара.

Я быстро вышел из конторы, запер дверь и, перепрыгивая через ступеньки, спустился вниз.

На улице я увидел его спину, скрывающуюся за поворотом на улицу Харбиц. На углу он столкнулся с длинноволосым парнем в приталенном сером шерстяном пальто, с вязаной голубой шапкой на голове и потухшей сигаретой во рту. Похоже было, что он шел домой пешком по дну Атлантического океана с фестиваля Вудстока и опоздал минимум на семнадцать лет. Увядшее дитя.

Парень о чем-то спросил Александра Латора.

Алекс развел руками, что-то ответил и завернул за угол.

Поблекший хиппи направился за ним.

Может быть, это ничего и не значило. Может, парень просто клянчил у него деньги на афганскую жвачку. Может, это просто от света ноябрьского дня у меня по спине побежали мурашки.

6

Хотя до исчезновения солнца по законам природы еще и оставалось несколько часов, над городом сгустились сумерки. Но ведь и пребывало оно где-то далеко за облаками, и нам, простым смертным, не дано было сегодня его увидеть. Единственное, на что были способны люди – это поднять в приветственном гимне дождю свои зонтики к небу.

Я заскочил домой и переоделся в чистые брюки и сухие ботинки, отыскал в шкафу новую рубашку с галстуком, национальные цвета которого – синий, красный и белый – должны были понравиться отделению полиции по работе с иностранцами. Но надо заметить, что преобладал все-таки синий цвет. Затем я направился на улицу Стелен, где стояла моя машина.

Нет ничего более трудного, чем, не покончив с одной любовной историей, сломя голову бросаться в пучину новой страсти. Но когда в стареньком «моррисе-мини» сгорела коробка передач, мне не оставалось ничего иного, как расстаться с ним. Слишком много времени отнимало доставание запасных частей. Кроме того, у «морриса» было много других старых болезней, которые затрудняли общение с ним и часто делали его слишком заметным на улицах. А я этого совсем не любят частные сыщики, главная цель которых – не привлекать к себе внимания.

Солнце находилось уже по дороге к Великобритании. А на востоке вставало новое солнце… Я же ехал по городу в «тоёте-каролле» такого же блестящего серого цвета, как и асфальт подо мной и небо над Бергеном. Я купил ее на очень хороших условиях у владельца автосалона, которому помог избавиться от довольно неприятного предложения «работы по-сицилийски», касающегося фальшивых водительских прав и незаконного ввоза подержанных автомобилей. Моей «тоёте» было всего два года, и раньше она принадлежала жене одного священника из Фаны, которая не позволяла машине стоять на холостом ходу на темных улицах. Но священника перевели в новый приход на полуострове Стадлане, где единственным приемлемым для езды на автомобиле местом был аэродром для вертолетов «скорой помощи». Да и сами автомобили видели там последний раз на затонувшем пароме. Теперь «каролла» была моей, и стояние на холостом ходу на темных улицах стало ее уделом. Но должен честно признаться – я влюбился. Она заводилась с первого поворота ключа, мягко катилась по колдобинам центральных улиц, была тиха и воспитанна, как ухоженная гейша, и не причиняла мне никаких неприятностей, кроме мыслей о месячной выплате кредита за нее.

Я с комфортом ехал к своей цели – отделение по работе с иностранными гражданами находилось в соседнем с полицейским участком доме, куда оно переехало пару лет тому назад. Раньше в этом доме находилась редакция газеты. Улица именовалась улицей Всех Святых. Уже самое название должно было заставить католика-эмигранта почувствовать себя как дома.

В здании сделали ремонт, но воздух все еще был пропитан запахом типографской краски. Нет ничего более преходящего, чем вчерашние газеты, и ничего, что оставляло бы после себя более заметные следы. В доме номер 8 по Кайгатан, где в шестидесятые годы размещалась газета «Гюла тиденд», у людей до сих пор становятся черными кончики пальцев, когда дует восточный ветер.

Ассистентку, которую я знал в отделении по работе с иностранцами, звали Май Брекке, и была она рослой блондинкой. А уж разговорчива – как рождественская бегония. Но она знала меня, хотя я и не был уверен, что в этом заключается преимущество.

Май Брекке по-прежнему работала в приемной. Она стала еще крупнее, и цвет волос еще ярче. Она даже не улыбнулась мне, но ее могло извинить то, что как раз в эту минуту она объясняла маленькому пакистанцу, как правильно заполнить анкету, которая выглядела по крайней мере доносом на самого себя. На заполнение ее должно было уйти не меньше недели.

Парочка полицейских, которых здесь было навалом, с подозрением покосилась на меня, но я сделал вид, что у меня полно времени, подмигнул Май и запел «О май, как ты прекрасен». Проще говоря, стал вести себя вызывающе, как девятнадцатилетний жених на сватовстве.

Один из полицейских, худой парень с зачесанными назад темными волосами и щетиной, которая могла заставить любого африканца почувствовать себя вернувшимся в саванну, встал из-за своего стола и направился ко мне.

– Могу я быть чем-нибудь вам полезным? – довольно вежливо спросил он.

Я таинственно подмигнул ему и, указывая на Май, тихо сказал:

– Я просто хотел поговорить…

Май бросила на меня взгляд и продолжила свои разъяснения в духе Эрика Понтоппидана. Пакистанец, похоже, был уже готов к обращению в нашу веру.

Полицейский проследил за моим взглядом, многозначительно улыбнулся в ответ и оставил меня в покое.

Я посмотрел на Май. Хотел бы я знать, какое впечатление она производила на эмигрантов с Ближнего Востока или Средиземноморья. Некоторые могли испугаться ее до смерти. А для кого-то это было как беседа с ангелом в Раю. Ее голубая блуза облегала пышную грудь, а бедрам мог позавидовать метатель молота. Я бы не отказался от борьбы с ней, но боялся оказаться на спине уже в первую секунду поединка.

Она наконец освободилась от пакистанца, который выбрался на улицу с коричневым конвертом в руке и растерянным выражением лица. Это выражение было мне знакомо – я сам выгляжу подобным образом каждый год в конце января, когда надо платить налоги.

Она повернулась ко мне с выражением усталости и недовольства в глазах. Она напоминала мне подающих ружья женщин в тирах, где, если не повезет и вы все-таки попадете в цель, вам в качестве приза дадут плюшевого медведя.

– Чем могу быть полезна?

Я перегнулся через стойку.

– В прошлую нашу встречу ты не была так официальна…

– Это когда? Пятнадцать лет тому назад?

– Неужели так давно? Ты совсем не изменилась с тех пор, и я готов поклясться, что это было вчера.

– Дешевый комплимент, – прервала она, но яркая краска залила ее шею.

– О май, как ты прек…

– Как ты думаешь, сколько раз я слышала эту песню! – Она закатила глаза.

– Тогда вот эта. «Сравню ли с летним днем твои черты…»

– С чем, с чем? Что ты сказал?

– Это не я, а Шекспир.

– Отлично, шутки в сторону, у меня нет на них времени. Что ты хочешь?

– Я пытаюсь выяснить причины отказа в продлении визы. – Я понизил голос.

Она скептически посмотрела на меня.

– Надо направить письменный запрос.

– И получить ответ к Новому году? Это очень срочно, Май. У моего клиента осталось всего сутки.

– Ну хорошо. Я спрошу Педерсена. – Она повернулась и уже открыла было рот, но я быстро схватил ее за руку.

– Май… Как ты думаешь, почему я пришел именно к тебе?

Она вскинула брови.

– Понятия не имею. Я только…

– Потому что я хотел, чтобы все было неофициально. – Я интригующе посмотрел на нее. – Дружеская услуга.

– А кто тут друзья? – Она с сарказмом посмотрела на меня. – Ты и я?

– Да. Я частенько думаю, что бы было, если бы мы тогда… – Это было явным преувеличением, если только не считать, что «частенько» для меня значит раз в високосный год. Мы встретились на вечеринке в честь високосного года еще во времена моей учебы и случайно оказались за одним столом, но обменялись всего лишь парой вежливых фраз, ничего не значащими поцелуями, да помогли друг другу встать на ноги в конце вечера.

Она уже собиралась ответить отказом, когда я быстро сказал:

– Из чувства человеколюбия, Май…

Она задумчиво посмотрела на меня.

– Ведь есть же среди бюрократов люди?

Она устало улыбнулась настоящей улыбкой бюрократа, которая хранилась в самом дальнем уголке ее сердца.

– Да, как это ни странно, но мы тоже – люди. Как, ты сказал, его зовут?

– Латор. Александр Латор. Из Африки. Студент.

– Дата и год рождения?

– Не знаю, – выдохнул я.

– Адрес?

Я только развел руками.

Она закатила глаза.

– Ну что ж. Посмотрим, что я смогу сделать. – И чуть более резко добавила: – Но я ничего не обещаю. Куда мне позвонить?

Я дал ей свою визитную карточку.

– Если меня нет, включается автоответчик.

– Это производит впечатление.

– Я приглашаю тебя на ужин, Май.

– Не утруждайся, – сухо ответила она.

На лестнице мне встретилась вьетнамская семья. Они явились в полном составе – от восьмидесятилетней бабушки до трех-четырехмесячного младенца. Май предстояло потрудиться, раздавая им анкеты.

В принципе я понимал, что у нее почти не оставалось времени на дружеские услуги. Особенно для тех, кого она не видела с 70-х годов.

Семейка с приплюснутыми лицами и выгнутыми затылками прошествовала мимо меня. Сам же я вышел на улицу под дождь, который не более чем за несколько секунд вымыл у меня из души все сомнения. Я промок до нитки, не успев пройти и четырех метров.