Текст книги "Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]"

Автор книги: Бу Бальдерсон

Соавторы: Г. Столессен,Андре Бьерке
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

– Несчастная Лиззи! – продолжала Эбба. – У нее не жизнь, а настоящий ад. Этот Пале сущий деспот. Она говорит, что он ни разу ее пальцем не тронул! Но его форма насилия еще опаснее – Калигула под личиной Иисуса Христа!

Арне налил себе немного коньяка.

– А на мой взгляд, Пале совершенно нормальный человек, – сказал он. – Конечно, он не лишен деспотических черт и интересы у него, прямо скажем, несколько странные, но он, судя по всему, человек умный. Я даже начинаю подозревать, что у Лиззи не все ладно с психикой. Сразу видно, что она предрасположена к истерии, и не исключено, что она страдает паранойей или другими маниями.

– Что бы там ни было, но она нуждается в помощи! – горячо воскликнула Моника. – У кого угодно сдадут нервы, поживи с таким человеком.

Полчаса мы обсуждали положение Лиззи. Вдруг Эбба хлопнула ладонью по столу и вскочила.

– Я иду к нему! – решительно объявила она. – Мне хочется поговорить с этим Пале. От меня он услышит хорошую проповедь! Раз у Лиззи у самой не хватает сил, чтобы выбраться из этой трясины, надо ей помочь. Я сейчас заберу ее оттуда, даже если придется прибегнуть к помощи полиции или целой пожарной команды!

Эбба вышла в прихожую и стала надевать плащ и резиновые сапоги. Арне пошел за ней.

– Эбба, милая, с твоей стороны очень благородно заступаться за свою бесправную сестру, но не кажется ли тебе, что это можно расценить как вмешательство в личную жизнь посторонних людей?

– Я все равно пойду! – крикнула Эбба и топнула ногой.

Арне иронически улыбнулся.

– Роль благородной тетушки Ульрики[5]5
  Героиня пьесы норвежского драматурга Гуннара Хейберга «Тетя Ульрика».


[Закрыть] больше подходит Йоханне Дюбвад.

– Противно тебя слушать, Арне! – От раздражения голос Моники звучал хрипло. – Эбба, хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, спасибо, я лучше одна. – Эбба наглухо застегнула плащ с капюшоном и стала похожа на Жанну д’Арк в блестящих доспехах. – Я ему сейчас покажу, где раки зимуют. Он у меня еще попляшет! Мы с Лиззи скоро вернемся. До встречи!

– Удачи тебе! – Танкред помахал ей вслед. – Я горжусь тобой! Повергни этого дракона, святой Георгий, он того заслужил!

Эббы не было очень долго. Прошло два часа, три, а она все не возвращалась. За окном стучал дождь. Нет более безотрадной картины, чем серые шхеры под нудным осенним дождем, – кажется, будто природа простудилась и лежит в постели. Облака кашляли и хрипели, из водостоков текло, как из носа. Иногда чихал ветер, ударяясь о стену. Все симптомы были налицо: Господь застудил ноги.

Мы начали играть в бридж, но игра наша не принесла бы чести даже посредственному игроку. Я заметил, что Танкред беспокойно поглядывает на часы.

– Ну что, волнуешься? Думаешь, Эбба пала смертью храбрых? – спросил Арне.

– Многовато времени прошло. Ходу туда полчаса. Значит, положи на дорогу час. А ее нет уже три!

– Может, она пережидает дождь?

– Тогда ей придется там заночевать. Не думаю, чтобы она на это согласилась. К тому же дождь не стал сильнее, да и одета она хорошо.

– Это тебе наказание за твой утренний фокус с исчезновением.

Прошло еще двадцать минут. Теперь уже встревожилась Моника, она нервно теребила свой медальон.

– Нет, мне это решительно не нравится, – сказала она. – Тут что-то не так. Бог знает, что этот отвратительный человек мог придумать.

Танкред сложил карты и встал. Напускная вялость исчезла, в глазах появилась озабоченность. «Оказывается, и человеческие чувства ему не чужды, – подумал я, – выходит, не такой уж он хладнокровный сноб».

– Может, стоит сходить на разведку? Вдруг она подвернула ногу где-нибудь по дороге? Мало ли что могло случиться. Вы как хотите, а я отправляюсь в Пасторскую усадьбу.

– Чтобы привести Эббу домой? – Арне опять иронически улыбнулся. – Хочешь поучаствовать в этой комедии, Танкред? Мужья бегают туда и обратно между усадьбами, чтобы вернуть домой своих легкомысленных жен. Ты думаешь, Пале какой-нибудь извращенный маньяк?

– Мне не нравится его рожа?! – отрезал Танкред и вышел в прихожую.

– Не сомневайся, мы все пойдем с тобой, – успокоил его Арне.

Мы начали натягивать на себя клеенчатые плащи, как вдруг за дверью послышались чьи-то шаги. Я открыл дверь; на крыльцо поднялась Эбба. Она запыхалась, точно всю дорогу бежала, и была очень взволнована.

– Слава Богу! Где ты пропадала? – воскликнул я. – А мы собрались тебя спасать. Думали, ты подвернула ногу или тебя изнасиловали.

– Вы были недалеки от истины. – Эбба прислонилась к косяку двери и с трудом переводила дыхание. – Фантастическое приключение! Никогда не думала, что в двадцатом веке такое возможно. Вы мне не поверите. Я бежала как сумасшедшая, чтобы поскорее вам все рассказать. Только сначала дайте чего-нибудь выпить, иначе я свалюсь.

Она скинула плащ и села в кресло перед камином, достав пудреницу и губную помаду.

– Боже, ну и вид у меня! Впрочем, после всех моих приключений я могла выглядеть и хуже. Арне, налей мне, пожалуйста, джину, и я расскажу вам все по порядку. Жаль, нет Карстена, эта новелла в его жанре.

Арне приготовил коктейль не только для Эббы, но и для всех нас. Эбба не спешила начать свою историю, она откинулась в кресле и с наслаждением потягивала розоватый напиток.

– Не злоупотребляй алкоголем, – предупредил ее Танкред. – Он ослабляет память и стимулирует фантазию. Ты уже достаточно помучила нас. Давай рассказывай!

– Ладно! – Эбба встряхнула мокрыми кудряшками. – Начну, пожалуй. Итак, примерно три часа назад я подошла к Пасторской усадьбе. Мой боевой задор заметно поугас. Даже удивительно, как холодный дождь и трезвые размышления способны убить любой порыв. Больше всего мне хотелось вернуться домой, но я боялась, что вы поднимете меня на смех за мою трусость. Поэтому я собралась с духом и постучала.

Мне открыл Пале. Я подумала: «Господи, дай мне мужество, сообразительность и силы!» Войдя в прихожую, я, как заправский инспектор полиции, заявила, что хочу поговорить с Лиззи. Он улыбнулся своей гадкой слащавой улыбкой и сказал, что Лиззи в постели, она больна и дня два ее нельзя тревожить. Ее нервам необходим покой, и разговоры с кем бы то ни было для нее нежелательны. Ничего себе любезный прием, представляете, какая свинья! Я вскипела – к счастью, ко мне вернулся мой боевой дух – и весьма красноречиво выложила ему все, что о нем думаю. Сказала, что он оскорбил всех нас своим обращением с Лиззи. Что он садист и деспот, которых надо стрелять, как бешеных собак. Что нам известно, что они с Лиззи неженаты и он просто держит ее в клетке, как подопытного кролика. Что Лиззи не желает больше оставаться под его крышей и что без нее я отсюда не уйду.

Весь этот залп не произвел на него ни малейшего впечатления – я как будто выстрелила из рогатки по кораблю. Он улыбнулся еще ласковее, чем прежде, и сказал, что, по его мнению, мы неправильно понимаем ситуацию. У Лиззи было несчастное детство, она до сих пор страдает нервным расстройством, и порой у нее возникают навязчивые идеи. Вот и сегодня она была в очень плохом состоянии. Если я все же настаиваю, он, конечно, разрешит мне поговорить с Лиззи, благо она сейчас немного пришла в себя и сможет сама разъяснить возникшее недоразумение. Он провел меня к Лиззи и оставил нас наедине. Я проверила – под дверью он не подслушивал.

Лиззи лежала в постели, она выглядела такой же апатичной, какой уходила от нас. Она посмотрела на меня невидящими глазами и улыбнулась бессмысленно, как человек, находящийся под воздействием наркотика. Я попыталась уговорить ее встать и уйти со мной, но это было бесполезно. Она объяснила, что была в истерическом состоянии и мы не должны верить тому, что она нам наговорила. В таком состоянии ее одолевают самые невероятные фантазии. Конечно же, они с Пале женаты, ей очень хорошо с ним, он проявляет столько такта и терпения, когда ей изменяют нервы. Голос у нее был тусклый и усталый, но в нем звучала непреклонность. Мне не удалось уговорить ее уйти со мной. Так же бесполезно было объяснять ей, что она находится под влиянием Пале. Она решительно отвергла это, назвав одной из своих болезненных выдумок. Наконец она очень мягко попросила меня уйти – ей хочется спать, сон для невротиков – лучшее лекарство.

Я вернулась в гостиную. Пале встал и с приторной миной пригласил меня выпить с ним по рюмочке вина. Мне хотелось влепить ему пощечину, так я была раздражена своим постыдным поражением. Но я подумала, что если сейчас уйду, то вернусь домой совершенно бесславно. Мне вдруг захотелось получше узнать этого странного человека – хоть какую-то пользу я должна была извлечь из своего посещения. К тому же я, как-никак, психолог. Одним словом, я приняла его приглашение.

Пале налил мне чего-то зеленого, крепкого, с запахом аниса, по его утверждению, это был настоящий старинный абсент. Он завел беседу о своих исследованиях и подробно описал Йёргена Уля, каперского пастора. Потом он незаметно перешел на сатанизм и его культы…

– Это его конек, – прервал я Эббу. – Он прочитал нам лекцию на эту тему еще до того, как вы с Танкредом приехали сюда.

– Я так и подумала. Я сразу поняла, что он повторяет давно заученный текст. Однако Пале опытный лектор. Он пользовался красочными образами, делал интересные отступления, читал отрывки из какой-то старинной книги или рассказывал про всякие ужасы. Он поведал мне, как тайные оккультные общества влияли на те или иные исторические события, объяснил, почему культ черной магии уже много веков притягивает к себе души людей. Я против воли увлеченно слушала его рассказ, мне стало ясно, почему этот человек имеет над Лиззи такую власть. Он говорил сдержанно, но незаметно его голос обрел таинственную силу. Оказалось, что Пале не лишен даже своеобразного обаяния. Сложилась странная ситуация. Только что я ворвалась в дом, чтобы любой ценой спасти бедную женщину, страдавшую от деспотизма мужа, а теперь сидела и развесив уши слушала его рассказы о старых суевериях…

Эбба тряхнула головой и сосредоточилась на коктейле, она даже прополоскала им рот, словно зубным эликсиром.

– Хочу перебить вкус этого проклятого абсента, – объяснила она. – До чего коварный напиток, я сидела там, лишившись воли и разума, как опоенная. Так вот, этот разговор, вернее, монолог длился битых два часа. Потом Пале, очевидно, решил, что я вполне созрела и можно перейти к следующему номера программы. Не сомневаюсь, что он действовал согласно давно разработанной методике.

Итак, он встал и предложил мне спуститься с ним в подвал, чтобы посмотреть сатанинскую капеллу Йёргена Уля. Вы ее видели несколько дней назад. Мое физическое отвращение к нему полностью уступило место какому-то нездоровому любопытству. Я уже говорила, что после его зеленого напитка у меня в голове стоял приятный туман, поэтому я не задумываясь приняла его предложение. Пале зажег маленькую керосиновую лампу, и мы с ним спустились, буквально говоря, в преисподнюю.

Вы все, кроме Танкреда, видели этот ужасный подвал и слышали рассказ Пале о том, что там происходило. Не знаю, как вы восприняли этот рассказ, но у меня он вызвал нечто вроде бреда с галлюцинациями. Пале поднял лампу и стал объяснять мне смысл каббалистической надписи на стене и назначение некоторых предметов, при этом он более, чем когда-либо, был похож на распутного монаха. Он подчеркивал свои слова быстрой жестикуляцией, его шевелящаяся на стене тень напоминала огромную летучую мышь. Мне вдруг показалось, что этот человек плоть от плоти этого подземного мира, он был неотъемлемой частью этой комнаты, как карикатурное распятие и «алтарь» с его серебряными канделябрами. Мне стало не по себе, и я сделала несколько шагов к двери, чтобы вернуться наверх. Но Пале остановил меня, положив руку мне на плечо.

«Не торопитесь, – сказал он. – Сначала я должен кое-что вам показать. У вас богатое воображение, фру Каппелен-Йенсен. Приготовьтесь присутствовать на настоящей черной мессе. Я хочу продемонстрировать вам, как она происходила на самом деле».

Я заколебалась, внутренний голос говорил мне, что лучше уйти, пока не поздно. Но любопытство взяло верх, и я решила: будь, что будет. Я мысленно убеждала себя, что продолжаю изучать психику этого человека, ведь я пришла сюда сделать наблюдения и собрать материал, который позволит мне проанализировать этот тип личности. «Хорошо, я останусь, – ответила я. – Постараюсь быть благодарной публикой». «Подождите немного, я сейчас вернусь», – сказал он и, поставив лампу на стол, неслышными шагами скрылся в темноте.

Прошло несколько минут. Оставшись одна, я чувствовала, как зловещая атмосфера этой комнаты медленно проникает в меня. Я попыталась развеять тягостное ощущение, насвистывая какой-то шлягер и осматривая убранство капеллы. Остановилась перед распятием и долго смотрела на него. Раньше святотатство не казалось мне таким уж тяжким грехом, но при виде этой фигуры меня охватило возмущение. Никогда не думала, что цвет – ядовито-зеленый, киноварь и кадмий желтый – может резать не только зрение, но и слух. Мне определенно казалось, что я слышу наглый, глумливый смех.

В ту же минуту я почувствовала острый запах курений. «Наслаждаетесь шедевром?» – услышала я голос Пале. Он стоял у меня за спиной. Я обернулась и чуть не вскрикнула. На нем был какой-то невиданный наряд – это было ярко-красное пасторское облачение, которое доходило ему до щиколоток. В руке он держал большую дымящуюся курильницу. Будь у меня в ту минуту ясная голова, этот маскарад показался бы мне смешным. Но чувство юмора, очевидно, покинуло меня. Зато инстинкт самосохранения забил тревогу: я почувствовала, что мне угрожает опасность, и притом нешуточная.

Он ласково погладил красный шелк и сказал, что это облачение принадлежало самому Йергену Улю, он надевал его, когда служил черную мессу в этой капелле. Вместе с курильницей оно лежало в сундуке, который Пале нашел, когда проник в эту замурованную комнату. На спине облачения желтым шелком был вышит перевернутый крест, который символизировал, что господству Христа пришел конец.

Медленным движением Пале поставил курильницу на стол и зажег две большие свечи. Потом погасил керосиновую лампу и отставил ее в тень, она не имела отношения к ритуалу.

«А теперь я предлагаю вам разыграть небольшую сцену, – сказал он мягким, обволакивающим голосом. – Вас, как психолога, должны интересовать тайны человеческой души. Правда? Но если вы хотите научно исследовать эту сферу, нам необходимо произвести опыт над собой. Мы постараемся воспроизвести черную мессу так, как она происходила в далеком прошлом. Я пастор, я совершаю обряд, вы – новообращенная, которую следует посвятить в тайну инкубата, сверхъестественной любви. Ложитесь на алтарь перед свечами, и в вас проникнет дух одного из ваших предков».

Я поняла, что Пале просто-напросто гипнотизирует меня, мое сознание подернулось тонкой пеленой, еще мгновение, и я бы погрузилась в транс. Он положил руку мне на плечо и осторожно подталкивал к столу, при этом пристально смотрел мне в глаза и что-то говорил мелодичным, проникновенным голосом. Лицо его было совсем близко, при тусклом свете свечей оно казалось старым и высохшим, как у мумии. Только глаза были молоды и полны жизни. В них горело неистовое, откровенное желание. Я ощутила на шее его дыхание и вздрогнула от отвращения, когда мне показалось, что под облачением на нем ничего нет.

Обычно к атакам мужчин я отношусь куда спокойней, чем старые девы, но тут мне стало страшно. Я рванулась к двери, Пале схватил меня за руку и потащил обратно.

В это время сверху его позвала Лиззи. Он отпустил мою руку и невольно поднял глаза к потолку. Я воспользовалась этим, чтобы освободиться от него, ко мне вернулась способность мыслить. «Весьма сожалею, но я вынуждена прервать ваш сеанс», – ледяным тоном сказала я и быстро пошла к двери. «Боюсь, вы все истолковали превратно, – испуганно пробормотал он. – Это была всего-навсего игра, так сказать, шутливый эксперимент». «Мы с вами по-разному понимаем шутки, – отрезала я. – До свидания». Я вылетела за дверь такая же разъяренная, какая и пришла. Всю дорогу домой я бежала. Лишь миновав большую часть пути, я почувствовала себя в безопасности. Ну, как вам моя история? Забавно, правда?

– Похоже, тебе грозила участь похуже смерти. – Арне улыбнулся. – Но я предупреждал тебя, Эбба. Глупо вмешиваться в личную жизнь чужих людей. Он пугал тебя с целью – и вполне в этом преуспел, – чтобы проучить за твое бесцеремонное поведение. Я только лишний раз убедился, что составил себе правильное мнение об этом человеке: умный, эксцентричный, но чересчур увлекается драматическими эффектами.

– Глупости! – Эбба раздраженно наморщила носик. – Он просто сумасшедший эротоман с признаками шизофрении – вот мой диагноз. Он свихнулся на своих культурно-исторических изысканиях.

Глава двенадцатая НАРУШЕНИЕ ДЕСЯТОЙ ЗАПОВЕДИ

Мы не видели Карстена уже целые сутки, а это означало, что он весь погружен в работу. Но если писатель постоянно общается в воображении с призраками и мертвецами и придумывает все новые кошмары и ужасы, ему необходимо хоть изредка общаться с нормальными людьми. Время от времени он должен убеждаться, что его писанина, слава Богу, не имеет отношения к действительности, – это старое правило, которое гарантирует душевное здоровье. И верно, к вечеру Карстен явился к нам в сопровождении ленсмана Сёренсена, которого он встретил по дороге. Эбба увела Карстена в сторонку и рассказала ему последнюю историю про Лиззи и Пале. Тем временем мы занимали ленсмана беседой.

– Вы взбаламутили весь наш приход, – сказал ленсман, прочищая свою трубку. – Люди говорят только о чертовщине, которая происходит в Каперской усадьбе. Эти слухи имеют под собой какое-то основание?

– Несомненно, – признался Арне. – Только этого слона надо превратить обратно в муху. Однако, боюсь, и муха не будет иметь отношения к какой бы то ни было чертовщине.

В двух словах он поведал ленсману о событиях этой невероятной недели. Ленсман слушал с возрастающим интересом, особенно когда Арне рассказывал про тайный ход.

– Это для меня новость, – сказал он. – Но это несколько упрощает дело. Об этом ходе в Хейланде могут знать лишь немногие. Нарушитель спокойствия, должно быть, хорошо ориентируется на месте, не исключено, что он жил в этом доме. Скажите, у вас есть основания подозревать Эйвинда Дёрума?

– Не знаю, может быть… – Арне рассказал о своем последнем разговоре с бывшим владельцем Каперской усадьбы и о его угрозах. В этой же связи он рассказал и о столкновении с Флателандом.

– Да, Флателанда, можно сказать, чуть удар не хватил от ваших планов открыть тут отель, – улыбнулся ленсман. – Сейчас он пробует уговорить местные власти объявить эту усадьбу заповедной и запретить вам что-либо здесь менять.

Арне засмеялся.

– Типично эмиссарская тактика: если ни Бог, ни дьявол не отзываются на их мольбы о помощи, они обращаются к местным властям. Однако он опоздал. Я уже давно получил разрешение на строительство отеля, и все документы у меня в полном порядке. Так забавно дразнить этого папу в миниатюре. И он в ответ, конечно, идет на все, чтобы ставить мне палки в колеса. Он утверждает, будто этот отель приведет к моральной гибели Хейланда.

– Безусловно. – Ленсман опять улыбнулся. – Его проповеди в молельном доме, источающие адский огонь и серу, уже начали оказывать свое действие. Суеверия множатся, как грибы после дождя. В последнее время многие жители видели даже разные знамения.

– Вот как? И что же это за знамения? – спросил из другой комнаты Карстен, вдруг заинтересовавшись.

– Все та же песня про корабль-призрак. Один из местных рыбаков, Тённес Тубиасен, утверждает, что сегодня ночью, когда ловил макрель, видел среди шхер «Рака». Я беседовал с ним два часа назад. Он насмерть перепуган, по его мнению, это верный знак, сулящий всевозможные несчастья. «На нас двинулись Бегемот и Левиафан», – сказал он. Как вы понимаете, он исправно посещает проповеди Флателанда.

– Почему он уверен, что это, был именно «Рак»? – спросил я.

– Все приметы совпадают: небольшое туманно-серое судно со старинным остовом и парусами и с пушкой на верхней палубе, разумеется. Говорит, что видел его с близкого расстояния, судно бесшумно скользило между островами, очевидно без команды на борту. Да, этот Флателанд что хочешь заставит людей увидеть. Кажется, это называется галлюцинациями?

– Кстати, о «Раке», – сказал Арне. – В последний раз вы говорили, что расследуете тайну «Таллинна». Удалось вам с тех пор узнать что-нибудь интересное?

– К сожалению, нет. Впрочем, Ярн только что рассказал мне, что у Пале есть роба и спасательный круг с этого эстонского судна. Любопытная новость. Думаю, завтра утром навестить его и расспросить, как к нему попали эти вещи.

– Вы хоть что-нибудь знаете про этого человека? – спросила Моника.

– Только то, что он американец норвежского происхождения и живет здесь четыре месяца. До сих пор он вел себя как законопослушный гражданин.

– Смотря что понимать под словом «законопослушный», – вдруг резко сказала Эбба.

Я перехватил устремленный на нее выразительный взгляд Арне: замолчи, мол, ты сегодня наделала уже достаточно глупостей! Весь день он дразнил Эббу из-за ее неудавшейся акции и всячески внушал ей, что она вела себя по-идиотски. Теперь он быстро перевел разговор на другую тему.

– У меня к вам предложение, Сёренсен. Не хотите ли принять участие в одном маленьком эксперименте? У нас есть все основания полагать, что этот «призрак» явится сюда сегодня ночью, поэтому мы решили подкараулить его в Желтой комнате. Представитель закона тут был бы весьма кстати. Я исхожу из того, что в норвежских законах имеется параграф, запрещающий привидениям и призракам нарушать покой мирных граждан. Так вот, не составите ли вы нам компанию?

Ленсман пососал трубку, в глазах у него загорелись веселые огоньки.

– Я и пришел к вам в надежде, что вы мне что-нибудь такое предложите, – сказал он. – Самое подходящее занятие для стража порядка, который изнывает без дела. Я уже давно никого не арестовывал.

После ужина Сёренсен долго развлекал нас историями из своей практики. Не все они были смешные, но чувство юмора никогда и не было отличительной чертой норвежской полиции. Тем не менее он производил впечатление надежного и приятного человека. Я, например, чувствовал себя более уверенно оттого, что сегодняшнюю ночь он проведет вместе с нами. Легко прогнать страшные мысли, если рядом с тобой такой приземленный здоровяк, флегматичный, как медведь.

Незадолго до полуночи Арне наконец подал сигнал, и мы вшестером поднялись в комнату Юнаса Корпа. Наш хозяин потребовал, чтобы мы не зажигали свечей и даже не чиркали спичкой, потому что это могли увидеть издалека. Он говорил приглушенным голосом и, рассаживая нас по местам, был похож на театрального режиссера, который нервничает перед премьерой. Мы расположились вдоль стены, в которой было вмонтировано зеркало, так, чтобы вошедший через потайную дверь не сразу нас обнаружил. Это было смешно, и у меня поднялось настроение – все выдумки Арне носили черты мелодрамы.

Мы принесли с собой подушки, чтобы ожидать появления гостя со всеми удобствами. Я расположился в самом дальнем углу и позаботился, чтобы Моника села рядом со мной. В темноте я отыскал ее руку, и наши пальцы сплелись. Она прислонилась ко мне плечом, в этом легком прикосновении были и нежность, и доверие, между нашими телами шел свой особый разговор.

За окном немного прояснилось, иногда из-за черных бегущих туч выглядывал месяц. Время от времени одна часть комнаты озарялась тусклым лунным светом, и я видел ботфорты, которые стояли на своем месте в противоположном от меня углу. После того как здесь ночевал Карстен, мне становилось не по себе при виде этих ботфортов. Я понимал, конечно, что феномен со следами должен иметь вполне рациональное объяснение, и тем не менее…

– Ну, Краг-Андерсен, как вы думаете, долго ли нам придется ждать? – шепотом спросил ленсман.

В темноте было видно, как на часах Арне движется светящаяся стрелка.

– Два или три часа, не больше. Нельзя со стопроцентной уверенностью сказать, что гость явится именно сегодня ночью, но у меня есть такое предчувствие. Давайте попробуем не спать до рассвета. Игра стоит свеч. Если кто-нибудь захочет взбодриться – у меня с собой фляжка.

– А что мы будем делать, когда гость явится? – прошептал Танкред. – Я предполагаю, что он окажется существом земного происхождения.

Судя по звуку, Арне проверил магазин своего пистолета.

– Когда мы услышим за стенкой его шаги, мы затаимся: пусть спокойно войдет в комнату. Потом я внезапно ослеплю его светом фонарика, а вы, ленсман, направьте на него пистолет и попросите его вести себя, как подобает воспитанному человеку. Если он поднимет шум, мы общими усилиями его образумим. К женщинам это, конечно, не относится, их роль – оставаться зрителями.

– Мне бы следовало прихватить с собой пару наручников, – тихо проговорил ленсман. – Но кто мог предвидеть такой случай?

Наступило долгое молчание, мы сидели, прислонившись к стене, неподвижные, как деревянные фигуры, и напряженно прислушивались. Наши часы тикали в тишине, минуты ползли, но ничего подозрительного мы не слышали. Время от времени стены сотрясал порыв ветра и печная труба пела голосом церковного органа. Иногда во фляжке булькала жидкость, это кто-то набирался храбрости.

Прошло больше часа, долгое ожидание стало действовать мне на нервы. Я так старательно напрягал все свои чувства, что вполне созрел для галлюцинаций. Не меньше четверти часа я смотрел на эти проклятые ботфорты – нужно же хоть на что-то смотреть, когда так напряженно вслушиваешься в темноту, – и вид у них странным образом изменился, они как будто ожили. Меня вдруг поразила совершенно дурацкая мысль: а что, если мы сейчас станем свидетелями какого-нибудь сверхъестественного явления? Например, ботфорты сами собой затопают по комнате?.. Нет, Пауль Риккерт, такие мысли достойны разве что пациента клиники для алкоголиков.

Моника совсем привалилась ко мне, голова ее упала мне на плечо, она спала. Меня ласкал ее нежный запах, пьянило ее тепло, и в то же время я с болью думал, что это чувство близости вспыхивает только в темноте, словно боится дневного света. Что это за трусливые пожатия рук под столом? Почему я не могу заставить себя сказать ей: «Ты принадлежишь мне, оборви все связи, они для тебя больше ничего не значат. Почему я такой нерешительный, такой осторожный? Не потому ли, что, как сказала Эбба, терпеливый своего дождется?» Я крепко сжал руку Моники, чтобы разбудить ее. Арне не должен пока ничего заметить. Потом, Моника, потом…

Я бросил взгляд на часы – почти половина второго. Ленсман нетерпеливо двинул ногой.

– Боюсь, улова сегодня не будет, – проворчал он.

– Т-с-с! Тихо! – шепнула Эбба. – Слышите?

Я прижал ухо к стене и прислушался. Точно! За стеной кто-то шевелился, и на этот раз не ветер. Звук был почти неуловимый, но он совпадал с тем, что сказал Танкред: хлюпали мокрые сапоги. Кто-то медленно поднимался по крутым каменным ступеням, я уловил даже поскрипывание деревянных перил.

Мы все затаили дыхание, я видел силуэт Арне, сидевшего на корточках. Нервы у меня были напряжены до предела, сердце бешено стучало. Через мгновение дверь откроется, и кого мы увидим? Может, никого! Может, сюда ворвется только порыв холодного ветра? Я невольно обнял Монику. Чтобы прогнать собственный страх, мне нужно было кого-то защищать.

Шаги достигли маленькой площадки и стихли, кто-то нажал на ручку двери. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем дверь с зеркалом медленно, словно сама по себе, открылась. Прошло еще несколько секунд. Господи, сейчас у меня сведет левую ногу, я должен изменить положение!.. Из темного проема двери потянуло холодным сырым воздухом. Потом показался высокий человек в брезентовой робе и резиновых сапогах. Он вошел в комнату и остановился перед кроватью.

В руке у Арне вспыхнул фонарик, и ленсман сделал прыжок, в руке у него блеснул пистолет.

– Ни с места! Руки вверх!

Человек быстро обернулся, и мы увидели густую щетину и искаженное страхом лицо Эйвинда Дёрума. Роба зашуршала, когда он поднял вверх большие руки с крючковатыми пальцами. Желтые глаза беспомощно мигали от яркого света. Неожиданно он прыгнул в сторону выхода. Ленсман и Танкред набросились на него с двух сторон. Мы с Карстеном тоже вскочили, завязалась драка.

Дёрум обладал медвежьей силой и не обращал внимания на пистолет, который ленсман приставил ему к спине. Он сбросил с себя Танкреда, как случайно приставший репейник, а я получил оплеуху, от которой Большая Медведица и Кассиопея заплясали у меня перед глазами. Он размахивал руками, как разъяренная горилла, его локоть угодил ленсману под дых, и тот отлетел к стене, пистолет выпал у него из рук. Но ленсману приходилось бывать и не в таких переделках, он тут же вскочил и, вывернув Дёруму руку, свалил его на пол. Карстен держал Дёрума за ноги.

– Ну, Дёрум, успокойтесь, а то нам придется связать вас, – сказал ленсман. – Мне бы не хотелось вывернуть вам руку из сустава.

– Отдайте мои бумаги! – простонал Дёрум, беспокойно дергаясь в железных руках ленсмана. – Верните мои бумаги!

– О каких это бумагах он говорит? – Ленсман поднял глаза на Арне, который улыбался, поигрывая карманным фонариком.

– Очевидно, он имеет в виду контракт, по которому навсегда отказался от всех прав на Каперскую усадьбу. Наверное, думает, что я держу этот документ здесь, в доме, и что он вернет себе свое право, если украдет его у меня. Вы наивны, Дёрум. Вы никогда не слышали, что существует такая процедура, как оглашение документов в суде? Вам бы следовало немного ознакомиться с законами, перед тем как вламываться в чужое жилище.

– Это правда, Дёрум? Вы за этим без конца являлись сюда, изображая из себя призрак? Говорите! – Ленсман усилил хватку, и лицо Дёрума исказилось от боли.

Он с ненавистью посмотрел на Арне и что-то буркнул сквозь зубы. Выражение его колючих желтых глаз подтверждало характеристику, данную ему Пале: в голове этого человека всегда пасмурно.

– Обойдемся пока без допроса, ленсман. – Арне сел и вытащил из кармана фляжку. – Отпустите его и попробуем по-хорошему поговорить с ним. Дёрум, хотите сделать глоток?

Дёрум поднялся, воинственный пыл уже исчез, он потирал запястье и смотрел на нас злыми потухшими глазами. Потом сделал несколько жадных глотков из фляжки, которую ему протянул Арне, и безвольно плюхнулся на стул. Мне стало даже жалко его, он был похож на большую побитую дворнягу.

– Почему с вами сегодня нет черного кота? Объясните, Дёрум. Вы прекрасно играли роль призрака, и нам хотелось бы узнать некоторые подробности.