355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бу Бальдерсон » Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца] » Текст книги (страница 30)
Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]
  • Текст добавлен: 29 апреля 2017, 20:00

Текст книги "Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]"


Автор книги: Бу Бальдерсон


Соавторы: Г. Столессен,Андре Бьерке
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

7

Все это случилось в ту осень, когда во всем Бергене и его окрестностях не осталось и пяди сухой земли. Ни один день в ноябре не обошелся без дождя. Наблюдательные люди утверждают, что в октябре все-таки выдалось два или три приличных солнечных дня, но, как сказал один ювелир: «Как раз в те дни я мучился желудком». Короче, это была такая осень, что даже наркоманы старались обрести крышу над головой.

В парке Нюгорс они предлагали сыграть в «монополию», если в наличности у вас имелись, конечно, деньги, а в руках – достаточно большой зонт. Сами же они переселились, по слухам, из парка в здание старой фабрики на Лаксевог.

Я остановился на Дамгорсгатан и Довольно долго, не выходя из машины, рассматривал высокое кирпичное трехэтажное здание, со стен которого отлетели уже почти все буквы названия располагающейся тут в семидесятые годы – пик расцвета кораблестроения – фабрики, одной из тех дочерних, что создавались большими фабриками во избежание уплаты налогов.

За корпусом, как напоминание о лучших временах, в глянцевую поверхность Пюдде-фьорда уходили причалы, и одинокая чайка с громким криком носилась над сетью тральщика, вышедшего на промысел с опозданием минимум на четверть века.

Само здание выглядело темным и заброшенным. Большие окна с разбитыми стеклами напоминали о многолетних играх в снежки. Входную дверь накрепко забили ржавыми гвоздями и толстыми досками. Похоже, единственное, что еще оставалось здесь живого, было время.

Я вылез из машины, поднял воротник плаща и надвинул на глаза шляпу, мысленно обратившись к неумолимым богам природы. Шел дождь. Где-то поблизости, и в этом я был совершенно уверен, парень по имени Ной строил судно под названием «Ковчег II».

Я перешел через улицу. Не имело никакого смысла пробовать открыть входную дверь, и я попытался заглянуть внутрь сквозь окна, но в нижних матовых стеклах смог увидеть лишь собственное размытое дождем отражение.

Я пошел вдоль стены и вскоре очутился у трухлявого забора. Ворота были забиты точно так же, как и главный вход, но в самом заборе кое-где доски болтались на одном-двух гвоздях, и их запросто можно было раздвинуть.

Я посмотрел по сторонам, прежде чем нырнуть во двор. Все магазины в округе давно уже переехали поближе к центру, а из-за такой погоды на улицу не решилась выйти ни одна любопытная старушка. Единственное, что я увидел, был белый «мерседес», в котором молодая пара направлялась в спортивный комплекс неподалеку. Но они не представляли опасности ни для кого, кроме бездомных кошек и зазевавшихся пешеходов, и были целиком заняты мыслями о предстоящем сражении.

Двор фабрики весь зарос сорной травой и мхом. Здесь уже давно не проезжал грузовик, но зато от дырки в заборе за угол здания вела хорошо утоптанная тропинка.

Я чувствовал себя Пинкертоном, пробирающимся сквозь дыру в стене без прикрытия за спиной, но не знал, что ответить на вопрос: «Кто это пугало?» при встрече с палачом Кессиди.

Я осторожно повернул за угол. Тропинка привела меня к задней двери. Она была приоткрыта, что вовсе не значило «добро пожаловать». Скорее наоборот. Просто кто-то в спешке забыл ее прикрыть.

Я огляделся.

На причале, как понурые головы лошадей-качалок, одиноко торчали ржавые кнехты. Забытый моток кабеля напоминал человечеству, что символом вечности является кольцо, но что далеко не все кольца вечны. На другой стороне серого зачумленного фьорда в ожидании Черной смерти или, наоборот, светлых времен застыл район Меленприс. Через равные промежутки времени один за другим городским властям было представлено несколько идиллических проектов реконструкции этой части города. Но лично я не видел никаких изменений в улицах моего детства, где я бегал ребенком вот уже почти полвека тому назад. Нескончаемые, как плохие годы, улицы, с обязательной мучительной музыкой в качестве последнего аккорда. Такие же нудные, как вся моя жизнь, клавиши. И большая часть этих клавиш была черной.

Поскольку из двери никто не выкатился, я решил сам проявить инициативу и распахнул настежь дверь.

Меня ждала затхлая темнота. Полуосвещенный коридор. Маленькое складское помещение справа. Запертая дверь, ведущая дальше в здание.

Я решился открыть и эту дверь, но меня не покидало чувство, что действие происходит в Алисиной Стране чудес. Если бы на столе я обнаружил маленькую бутылочку с надписью: «Выпей меня», то нисколько бы ни удивился.

Но я не нашел никакой бутылочки. Не нашел даже стола.

Я очутился в большом пустом зале, который раньше был складом.

Где-то вдалеке слышались шепот и шорох, как будто в здании все еще жило эхо старых разговоров времен ланча или дискуссий о тарифах, и это меня настораживало.

Я пошел дальше, и постепенно шепот и шорох превратились в бормотание, переросшее в беседу молодых людей в нестираных одеждах со специфическим запахом, трясущиеся пальцы которых были не в состоянии даже зажечь спичку. Я вошел в логово побитого молью льва – и по мере того, как на меня обращались их взгляды, в помещении устанавливалась тишина. Только следы крепежа на полу говорили о том, что когда-то это помещение было машинным отделением – сердцем фабрики. Я рассматривал лица в обрамлении длинных волос, нечесаных бород и невообразимых платков и повязок, пытаясь отыскать хоть одно знакомое, не говоря уже о том – с фотографии, что дала мне Карен. Но против меня была темнота, и вместо ответа возникали лишь новые вопросы.

– Это еще что за ищейка! – услышал я шепот.

– …щейка…щейка…щейка, – разнесло эхо.

Несколько парней в приталенных ветровках поднялись со своих мест и приблизились ко мне. В их действиях не было ничего угрожающего. Ничего враждебного. Только уверенность в том, что их большинство, и что, если только я не Дракула или Фантомас, они могут сделать со мной что угодно.

– Красавчик, а! – заметил один из них.

– Пустышка! – раздалось в ответ.

Один парень с грязным гипсом на ноге и металлическими костылями под мышками, с улыбкой, на которую не смог бы ответить даже самый хитрый торговец, направил один костыль на уважаемое собрание, повернулся к ним вполоборота и вопросил:

– Мне кажется, ребята, что здесь как-то странно пахнет. Уж не шампунем ли?

Молодая девушка с торчащими в разные стороны волосами и ангельским личиком, сидевшая привалившись к стене, внезапно выпрямилась и крикнула:

– Мне кажется, он похож на Шкипера! – после чего зашлась в истерическом смехе.

– Может, хочешь шпинату? – представление продолжалось.

– Оливия! Где ты? – И новый взрыв хохота.

Они были остроумны, как герои мыльных опер. Я со своими остротами чувствовал себя стариком.

– Я ищу девушку по имени Сирен, – только и смог выдавить я.

Здоровый парень с черными волосами, черной бородой, черными глазами и черными взглядами на жизнь вплотную подошел ко мне. Он напоминал Чарлза Мэнсона. И это не были пустые ассоциации.

Позади него веером, что было вполне в духе банды из «Дыры в стене», расположилось еще несколько человек, все руки в брюки.

– Кто ты? – спросил Мэнсон. – Она что, твоя жена или, может, отпрыск?

Я облизнул губы.

– Мне поручили найти ее.

– Отлично. Ты что, Оле-Лукойе?

– Сирен или как там ее? – вопросило рыжее патлатое существо слева. – Сирен Сидсерк?

– Оливия!

– Я понимаю, что вы начитанны, – ответил я и тише добавил: – Меня просила найти Сирен ее сестра. Ее семья. Они просто хотят убедиться, что с ней все в порядке.

– Сестра? – громко переспросил Мэнсон. – А с ней ты как часто работаешь? Спереди или сзади?

Похоже, они могли скончаться от смеха. У меня чесались руки, но я прикусил язык.

Я осмотрелся. Всего в помещении было человек тридцать – сорок.

– О’кей, красавчик, лети отсюда к чертовой матери через ту же дверь, в которую вошел, пока тебе не вставили перо. Здесь нет никакой Сирен, – подвел черту Мэнсон.

– Нет? – переспросил я.

В этот момент все и произошло.

В одной из комнат, что я миновал по дороге, раздался звук шагов бегущего человека. Взгляды всех присутствующих обратились к двери. На пороге показался черноволосый подросток, никак не старше пятнадцати-шестнадцати лет.

– Фараоны! – прошептал он. – Че-четверо!

Я посмотрел на Мэнсона. Ни одному из нас не хотелось попасться в руки полиции. Это нас объединяло.

Все бросились врассыпную – вверх по лестницам, сквозь разбитые окна на, улицу, под грязные мешки на полу.

Сам я уже почти достиг двери в противоположной стене комнаты, когда меня остановил резкий окрик и слепящий свет фонарика.

– Стоять! – приказал мне довольно знакомый голос.

Я медленно повернулся лицом к судьбе. Мальчишка сосчитал правильно. Их было четверо, двое в форме и двое в гражданском. Один из полицейских в гражданском был мой старый недруг, Эллингсен. Он гнусно ухмыльнулся и проворковал, как молодой голубь:

– Крошка Веум ищет новых приключений!

Я тяжело вздохнул и покачал головой.

– Старина Эллингсен! Знакомая песня! Ты да я, да мы с тобой, катались в лодочке вдвоем!

Его глаза сверкнули.

– Ты и я, Веум. Одни. Совершенно одни. Далеко в море.

8

Они взяли меня с собой в полицейский участок. Большое дело. Они спросили Мюуса, но оказалось, его нет на месте. Тогда они явно расстроились.

Часа два мы потратили на тщательное заполнение протокола моим именем, датой рождения и другими подобными сведениями, и затем меня отпустили, пригрозив скорой встречей.

Поскольку я все равно был в этой части города, то решил заодно зайти и в отделение полиции по работе с иностранцами. Май вонзила в меня гневный взгляд, как только я появился на пороге, извергла огонь, отмела в сторону троих вьетнамцев и полсемьи из Пакистана и выплюнула мне в лицо:

– И ты еще осмелился прийти сюда!

Она схватила меня за руку – ее хватка была чем-то средним между захватом полицейского и попыткой переломать мне кости, – бросила не обещавший ничего хорошего и, уж во всяком случае, дававший мало надежды на продление визы в нашем королевстве Норвегия взгляд на эмигрантов и потащила меня в служебное помещение.

Сильным пинком в спину она усадила меня на единственный стул в комнате, с грохотом захлопнула за собой застекленную дверь, чуть не выбив из нее стекла.

– Именно это и называется насилием со стороны полиции, тебе не кажется? – смирно спросил я и осмотрелся в крошечной комнатушке.

Большую часть ее занимал архивный шкаф. Для компьютера осталось место только на подоконнике, а на письменном столе высились стопки документов. Словом, любая возможность сексуального контакта, кроме как в вертикальном положении, была невозможна.

Я задрал нос и вопросил, в чем дело.

– В тебе, – заорала она.

– Я…

– Почему, черт подери, ты не сказал мне, что парень замешан в деле по наркотикам?

– Я даже предположить не мог.

– Я еще не смогла прочитать на экране компьютера и половины его дела, как ко мне как кузнечики прискакали два главных инспектора и один практикант из отдела по борьбе с наркоманией.

– Так Александр Латор…

– Во-первых, его выгнали с работы в отеле. Во-вторых, он уже давно забросил учебу. Так что для его пребывания в стране нет причин. Но самое главное заключается в том, что…

– Да?

– Его подозревали в продаже наркотиков. Так что, Веум, будь спокоен, сегодня же к тебе в контору заявится все отделение по борьбе с наркотиками.

– Но ведь не назвала же ты…

– Назвала! – И тут она в первый раз за нашу беседу улыбнулась. – Да, хотела, милый мой мальчик, назвать еще и твой личный номер гражданина Норвегии!

– Но Латор…

– С таким послужным списком он не смог бы получить продление визы даже на небе!

– Но Бог, во всяком случае, милосерднее, чем полиция.

– Вот и поговори с ним в следующий раз, когда тебе будут нужны сведения. Я надеюсь, ты все понял? – С этими словами она положила руку на дверную ручку, чтобы подчеркнуть окончание аудиенции.

Я поднялся и кивнул.

– У тебя есть адрес небесной конторы?

Она молча отодвинулась в сторону, давая дорогу, с выражением лица, как у противника аборта на встрече эмансипированных женщин. Я тихо прошел мимо, чтобы она не поняла, как дурно у меня на душе.

Я перешел улицу и направился к отделению полиции по борьбе с наркоманией. Они по-прежнему занимали помещение в том же доме, что и Бюро находок. В этом заключалась дьявольская ирония, намек на то, что они подбирали отбросы нашего благополучного общества.

Комиссар Сиверт Хауге сиял, как Сюнневе Сульбаккен, был одет, как жених из Хегстада, и обладал голосом, который обеспечил бы ему место бурлака на Волге. Он удивленно посмотрел на меня, когда я вошел в его кабинет.

Я решил взять инициативу в свои руки и сделал хорошую мину при плохой игре.

– Я слышал, что мое имя было упомянуто в связи с определенными событиями и решил не утруждать тебя визитом в мою контору, а зайти к тебе самому.

Он невыразительно и сухо улыбнулся улыбкой плакальщика на рождественском празднике обмывальщиц трупов.

– В связи с чем, Веум?

– В связи с Александром Латором.

Он безо всякого выражения посмотрел на меня.

– Ну и что?

– Я просто подумал – я ничего не знал о вашем интересе к нему, и я подумал, что если окажусь замешан еще раз…

– Неужели ты дошел до продажи собственных клиентов, Веум?

Я почувствовал, как мое лицо превратилось в маску.

– Я думал, скорее, наоборот. Что ты проинформируешь меня – и тогда я буду знать, что именно сказать ему при нашей следующей встрече.

Он задумался. Наконец слабая улыбка тронула его губы, но тут же пропала.

– Мне звонил Мюус.

– Да? Это еще зачем?

– Ты же знаешь, что мы все-таки связаны друг с другом. А в последнее время довольно часто встречается одно и то же имя.

– Какое?

– Ты сам его назвал.

– Так какое имя?

– Александр Латор.

– Значит, он не замешан в делах с наркотиками?

– Нет?

– Это я тебя спрашиваю…

– От меня ты, во всяком случае, ответа не дождешься.

– Я уже понял это, но теперь ты хотя бы знаешь, чего от меня ждать.

– Это я всегда знал. Я хочу тебя видеть на обратной стороне Луны, лицом к стене.

– Благодарю за информацию. Я обязательно упомяну ее в своих мемуарах.

– Надеюсь, это будет еще не скоро.

Мы кивнули друг другу, что можно было расценить как прощание.

Это был определенно не мой день. Перед выходом на улицу мне стоит читать гороскоп. Сегодня, например, плохой день для детективов.

9

По дороге в контору я купил газету и прочел в лифте свой гороскоп. К сожалению, слишком поздно. «В Вас живет поэт». Не более и не менее. «В течение дня Вы примете решение, которое будет иметь большое значение для состояния Ваших финансов». Неужели еще задания без гонорара? Я сложил газету и вышел из лифта полностью обессиленным.

Еще в лифте я услышал резкие голоса, доносившиеся из коридора перед моей конторой. Один из них принадлежал Александру Латору. Другой был мне не знаком – низкий и медлительный. Оба человека разговаривали свистящим шепотом. Разобрать слова было совершенно невозможно.

Я завернул за угол. Они умолкли.

Я мог бы и догадаться, кому принадлежит такой голос. Ведь по всем параметрам это был типичный голос хиппи. Просто я слишком давно не слышал хиппи. Сейчас же я мог убедиться, что парень еще больше похож на экземпляр с фестиваля Вудстока, чем мне показалась на улице, где я на короткое мгновение видел лишь его спину, скрывающуюся за углом.

Александр Латор посмотрел на меня извиняющимся взглядом.

– Э-э, Веум, это быть мой хороший друг Ханс Хауген. Он нас… настоял пойти со мной.

Ископаемый хиппи приветствовал меня, приложив палец ко лбу.

– Не переигрывай, Алекс. Я просто не советовал тебе идти сюда.

Я открыл дверь в приемную.

Хауген продолжил:

– Я представитель интересов Александра Латора, его рыцарь без вооружения, его вечный защитник от бюрократии и произвола, другими словами… – Он заглянул в приемную. – Больше ему никто не нужен.

– Нет? – переспросил я и хотел пропустить их вперед.

Хауген продолжал стоять, прислонившись к дверному косяку.

– У него нет денег на роскошь.

Я посмотрел на Латора, который толкнул приятеля в спину.

– Деньги я иметь. Нет проблем.

Хауген ввалился в приемную, схватился за вешалку, повернулся вокруг своей оси и простонал:

– Частные сыщики съедят все твои котлеты, Алекс!

– Не все, – возразил я, отпирая дверь своего кабинета. – С этой точки зрения я вегетарианец.

– Что же делает тебя таким дешевым?

Я повернулся к Латору.

– Отсутствие любопытных секретарш и дорогих компьютеров.

Латор осклабил свои белые зубы:

– Ты не слушать моего друга Ханса. Он всегда возражать. Он мой переводчик, когда я получать странные решения вашей страны. Но он ничего не решать. Я все решать сам!

С этими словами он распрямил спину, и передо мной предстала совершенно иная картина: выжженная солнцем саванна, облако пыли, поднятое стадом убегающих жирафов, голова величественного льва, взирающего на вторгнувшихся в свои владения, и самого Латора в наброшенном на плечи плаще с украшенным перьями копьем в руках. Романтическая картинка из школьного учебника, далекая от действительной африканской жизни.

Я перевел взгляд на Ханса Хаугена и увидел грязные задворки, дымящиеся асфальтные кучи, закат солнца за дымный горизонт и остов старой машины, на заднем сиденье которой женщины предавались любви за деньги.

Я предложил им зайти.

Они последовали моему приглашению. Латор быстро, а Хауген демонстративно медленно.

Я указал им на стулья. Сам я занял свое обычное место за столом. За моей спиной был длинный день – типичный для умирающей цивилизации.

Со смущением я разглядывал сидящего передо мной представителя этой цивилизации, и у меня создавалось впечатление, что я видел отражение самого себя в чуть искривленном зеркале.

Длинные русые волосы Ханса Хаугена были разделены почти ровно посередине пробором и свисали длинными грязными прядями на плечи. Его редкие усики напоминали растительность на грязной куриной гузке, а подбородок зарос двухдневной щетиной. Но в глазах, как мне показалось, мерцала искорка юмора. Он улыбнулся шаловливой улыбкой, когда закурил сигарету. Вообще он напоминал Ричарда Братигана.

Одет он был в толстый шерстяной коричневый свитер с бывшим когда-то белым узором и темно-коричневые потертые вельветовые джинсы. Коричневые ботинки просили каши. Единственной приличной вещью было серое теплое приталенное пальто. Слишком теплое, чтобы сидеть в нем в помещении.

Александр Латор в том же самом элегантном костюме и светлом плаще, что и днем, казалось, сошел с рекламной картинки. Контраст между друзьями был разителен.

– Ну что ж. – Я посмотрел на Латора и вздохнул.

– Многообещающая увертюра, – прокомментировал Хауген.

– Ты тоже ничего не добиться? – спросил Латор.

– Кое-что, – ответил я, играя шариковой ручкой.

– Ну что я тебе говорил? – встрял Хауген. – Выброшенные на ветер деньги, Алекс.

– Он еще ничего не платил мне, – отреагировал я.

– Значит, время покаяния еще не настало.

– Во всяком случае, не тебе на потеху.

Он ухмыльнулся. Затем вынул изо рта сигарету и некоторое время посидел молча, разглядывая ее. Улыбка медленно умирала на его губах.

– Мы с тобой, Веум, находимся по разные стороны баррикад. Ты – за, а я – против… существующего порядка.

– Те баррикады давно поросли травой, Хауген. Поверь мне – я знаю, о чем говорю. Я сам их строил. Они растворились в конопляном дыму и погребены под кипами соглашений где-то на рубеже 70-х и 80-х годов.

– Ну-ну, если прислушаться, Веум, можно еще услышать вдалеке звук тамтамов.

– Не обольщайся. Это просто представления для туристов.

Я переключил свое внимание на Латора.

– Послушай, Алекс, если ты хочешь, чтобы я тебе помог, мы должны быть откровенны друг с другом.

Он кивнул.

– Это быть ясно. Я откровенный.

– Мне ничего не сказали прямо, но я понял… Не замешан ли ты в каком-нибудь скандале с полицией?

По его лицу пробежала тень, а карие глаза сверкнули.

Я продолжил:

– Если быть более точным, с отделением полиции по борьбе с наркоманией?

– Опять то же самое. Чтобы это подрать черт! Неужели в этот чертова свободная страна не будет конец кошмару? – Он воздел руки к небу в якобы молитве отчаяния.

Ханс Хауген сложил пальцы в пистолетик и изобразил выстрел в меня.

– Бом-бом! Что я говорил, Веум! – Он указал на меня и добавил: – Как представителя существующего порядка… Тра-та-та-та!

– Мне сказали, что тебя подозревали в продаже… наркотиков. – Я сделал вид, что не слышу его слов.

– Это быть ложь! – Он вскочил со стула и так ударил кулаком по столу, что подпрыгнул телефон. – Это быть ложь, ложь и еще раз ложь! Они меня не понимать… Вы… Вся страна! Если бы здесь не Ханс, я, я… – Он тяжело опустился на стул с отчаянием на лице.

– Мне сказали, что ты забросил учебу.

Он вновь выпрямился. Я положил руку на телефон, на случай если ему вновь захочется испытать силу на моем столе.

Он улыбнулся.

– Это не быть правда. Они должны понять – для меня, иностранца, учить норвежский язык, я может иметь проблемы в следовании программы, что и норвежские студенты. Сдавать экзамены в срок. Но я не забросил. Я могу доказывать.

Как будто для того, чтобы продемонстрировать мне, что он все еще работает, зазвонил телефон. Я подозрительно посмотрел на него. Затем поднял трубку и сказал:

– Да? Веум у телефона.

В трубке раздавалось тиканье таймера, встроенного в телефон-автомат, и я слышал слабый шум городской улицы.

– Да? – нетерпеливо повторил я.

– Веум? Варг Веум? – раздался высокий мужской голос.

– Да, это я. Чем могу быть полезен?

– Это касается Сирен. Ты искал ее.

– Именно! – Я наклонился вперед. – Она с тобой?

– Нет. Не сейчас. Но мы должны поговорить.

– С кем я говорю? Как тебя зовут?

– Хенрик. Бернер.

Я записал, тихо приговаривая:

– Хенрик Бернер. О’кей. Мне кажется, я знаю, кто ты. Когда мы сможем встретиться?

Молчание. Таймер тикал так же непрерывно, как вода из плохо закрытого крана.

– Да? Говорите! – нетерпеливо крикнул я в трубку.

– Я думаю. Завтра утром, Веум. В Аквариуме. До начала субботней лавины туристов. Сразу после открытия. У входа спустись по лестнице в подвал. Я подойду к тебе, как только увижу, что все в порядке. И никакой полиции, Веум.

– Можешь на меня положиться.

– О’кей. – В этот момент раздался сигнал, предупреждающий, что оплаченное время разговора истекает. – Значит, в начале одиннадцатого, Be… – Связь прервалась.

Я положил трубку и записал: «Акв. 10.00».

После короткой паузы раздался голос Александра Латора:

– Будь уверен, Веум, я никогда не совершать никаких преступлений в эта страна. Это быть безосновательный заявление, я понимать… Это их причины. Я проиграть. В понедельник вечер я покидать эта страна. Навсегда.

Я предложил:

– Я могу позвонить адвокату, который сможет тебе помочь.

– Это быть бесполезно. – Он грустно покачал головой.

Ханс Хауген добавил:

– Мы уже пытались, Веум. Алекс считал… Но ты подтвердил наши опасения. Его заклеймила полиция.

– Заклеймила и заклеймила.

– Это классовая полиция. Не делай вид, что ты не знаешь этого.

– Я вообще не делаю никакого вида. Я просто думаю, чем могу вам помочь.

– Вероятнее всего, ничем.

– Ни…чем, – повторил Александр Латор обреченно и посмотрел на меня глазами, которые в одну секунду показались мне больше, чем страна, из которой он приехал.

В молчании мы сидели вокруг письменного стола, как три шахматные фигурки. Игра продолжалась, но без нас. Мы уже давно оказались в ситуации шаха. Мат ждал нас за ближайшим углом. Чтобы поддержать беседу, я спросил:

– А что свело вас вместе?

Ханс Хауген ухмыльнулся.

– Ты что, решил переквалифицироваться в психотерапевта брачной конторы?

– Может, мне и стоит об этом подумать.

Латор внезапно распрямил плечи.

– Я должен благодарить Ханса, что я есть в этой страна… Он делает все возможное.

– Все в порядке, Алекс, – прервал его Ханс Хауген. – Это, черт возьми, ничем не может помочь нам сейчас.

– Нет.

– Мне никогда не нравилось бросать дело на полпути. Я попытаюсь вновь, в понедельник. Когда откроются офисы и город вновь пробудится к жизни, – сказал я.

– Нет смысла, Веум, – произнес Хауген.

Латор покачал головой.

– Я не хотеть больше. Это быть конец. Забудь все.

– Но…

– В понедельник, когда речь будет идти о часах!

Я кивнул. Всем нам всегда не хватает времени. Но время – понятие относительное. У большинства его слишком мало. У меня же, как правило, его слишком много.

Латор посмотрел на Хаугена.

– Что мы делать? Спуститься под землю? Уйти в горы?

– Создать партизанский отряд на просторах Хардангера? – Хауген криво улыбнулся.

Я посмотрел на Латора.

– У тебя есть номер моего телефона?

Он кивнул.

– Да, но…

– Позвони мне в понедельник, независимо от того, что решишь. Попытка не пытка.

– Хорошо. Я буду посмотреть.

– А где я могу найти тебя? – Повернулся я к Хаугену.

– Меня? – Он удивился. Затем ухмыльнулся. – В Сандвикской больнице.

– Я не шучу.

– Я тоже. Я там работаю. Санитаром, в отделении Florence Nightingale. – Он откинул голову назад так, что взвились в воздух волосы.

– Неудивительно, что они сошли с ума, – пробормотал я.

Александр Латор встал. Внезапно комната стала ему тесна. В этот момент он напомнил мне беспокойного гепарда или газель на опушке рощи в саванне. Ноздри трепетали, и он оглянулся вокруг. Голова была высоко поднята, а взгляд блуждал где-то далеко. От огня в глазах, как после большого пожара, остались мерцающие угольки. Лицо как будто покрылось серым пеплом. Перед уходом он пожал мне руку, и тут наши взгляды встретились. Ханс Хауген поплелся за ним, подняв на прощание руку ко лбу и ухмыльнувшись со свойственным ему черным юмором. Они напоминали мне эфиопского царя и его безмозглого шута из Европы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю