Текст книги "Ремесло древней Руси"

Автор книги: Борис Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц)

Сталь является вариантом железа, содержащим известный процент углерода. Наивыгоднейшим оказывается наличие в стали 7–8 % углерода. Особенности стали, ее твердость, гибкость, легкая свариваемость и способность воспринимать закалку были хорошо известны еще римлянам. Возможно, что от латинского «acuale» происходит и славянское название стали – «оцѣль», «оцѣлъ»[515]515
  В древних памятниках сталь называется стойкой: «трьпѣнный оцѣл» (Срезневский).


[Закрыть]. Даже среди деревенских курганных топоров XI–XIII вв. удается обнаружить наваренное стальное лезвие. Наварка стали считается труднейшим делом во всей кузнечной работе[516]516
  В.Ф. Скуратов. Деревенская кузница, Л., 1927, стр. 16.


[Закрыть].

Железо и сталь имеют различную сварочную температуру; поэтому кузнец, подготовив изделие к сварке, внимательно следит за нагревом обоих кусков металла. Сталь должна находиться несколько дальше от жара, чем железо. Готовность железа к сварке определяется белым цветом и белыми искрами (1500–1600° С). Иногда «насталиванье» топора производится так: откованные части топора в месте соприкосновения покрываются рядом зазубрин, затем железо доводится до сварочного жара и вгоняется молотком в пазы стальной обоймы. Далее следует нагрев полусваренного предмета (сталь в менее жарком месте) и вторичная проковка.

Последняя операция, с которой ввиду неясности сущности ее связано множество суеверий, это – закалка стали, т. е. более или менее быстрое охлаждение раскаленного предмета в воде или иным способом[517]517
  В древности закаливали сталь то «в теле мускулистого раба», считая, что сила его мышц перейдет на клинок, в то моче рыжего мальчика или в моче черного козла. Здесь рациональный принцип азотирования металла сочетался с суеверием.


[Закрыть].

Русская поэзия XI–XIII вв. и переводная литература знают много различных сравнений, взятых из металлургической техники, в частности, связанных с закалкой стали: «Пещь искушает оцѣл во калении». «Донъжде сильна любы – възьми възлюбленое, донъждеже горить желѣзо – студеном до ся калить» (XI в.)[518]518
  И.И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, стр. 353.


[Закрыть].

«Каленые сабли», «каленые стрелы» являются постоянными эпитетами оружия. Особенно интересен эпитет «харалужный». Харалужные мечи, копья, цепи, а однажды в качестве метафоры и харалужные сердца витязей, упоминаются в «Слове о полку Игореве». Последнее исследование о значении этого термина[519]519
  В.В. Арендт. К вопросу о «мечах харалужных» «Слова о полку Игореве». – Сб. в честь акад. А.С. Орлова, М., 1934.


[Закрыть] вскрывает его связь с процессом закалки стали. «Харалужный» – пламенный, раскаленный.

Существует своеобразный способ закалки оружия: раскаленный выкованный клинок, поставленный вертикально лезвием вперед, вручается всаднику, который гонит коня с возможной быстротой. При этом пламенный, харалужный клинок закаляется в воздушной струе, причем лезвие, охлаждаясь больше, было тверже, а обух сохранял большую вязкость, что в целом давало идеальные качества клинка[520]520
  Описание этого способа записано Е.И. Крупновым в Горной Ингушетии.


[Закрыть].

В связи с этим фраза автора «Слова»: «Игорю и Всеволоде… Ваю храбрая сердца в жестоцем харалузе скована, а в буести закалена» приобретает особый смысл и свидетельствует как о технических знаниях автора, так и о приемах закалки пламенной стали, практиковавшихся древнерусскими оружейниками. «Буесть» здесь нужно понимать именно как струю буйного ветра[521]521
  К сожалению, технологическое изучение русских металлических изделий начато только недавно (Я.С. Голицыным) и пока еще не представляется возможным на основе точных анализов построить историю овладения сталью. Очень интересна проблема наварки стальных лезвий, наклепа железа, искусственной цементации (науглероживания) лезвий и закалка. Все эти важные вопросы требуют специальных анализов, результаты которых, судя по предварительным сообщениям о сделанном, обещают быть крайне интересными.


[Закрыть].

Обзор техники городского кузнечного дела приводит нас к общему выводу о разнообразии технических приемов, сложности оборудования и множественности отдельных специальностей, связанных с этим производством.

Перечень конкретных специальностей, применявших кузнечное дело в своей работе (может быть наряду с обработкой дерева, кости или серебра), будет дан в главе о ремесленниках, так как для многих специальностей ковочные работы являлись только вспомогательными.

2. Обработка меди, серебра и золота

Мастерство древнерусских «кузнецов злату, серебру и меди», широко известное за пределами Киевской Руси и восхищавшее современников художественным качеством изготовлявшихся ими «узорочий», известно нам значительно лучше и полнее, чем любой иной раздел русского городского ремесла.

Состояние источников таково: для языческого периода мы располагаем материалами из дружинных и княжеских курганов, уцелевшими от огня погребальных костров. Курганы Киева, Чернигова, Смоленска, Приладожья дают исключительно ценные данные о ювелирном ремесле.

Важность курганных комплексов увеличивается возможностью их более или менее точной датировки.

С принятием христианства пышные языческие похороны исчезли, и мы тем самым лишились датированных комплексов для горожан. Население крупных городов перестало хоронить в курганах уже в начале XI в. От XI–XIII вв. до нас дошло несколько княжеских и боярских могил, где покойник по-прежнему сопровождается вещами, но такие погребения единичны.

На смену курганам приходят клады драгоценностей, зарытые во время опасности в землю. Сохранность вещей и их комплексность в кладах значительно лучше, чем в курганах, но клады как исторический источник обладают и рядом особенностей. Прежде всего, нужно отметить большую географическую неравномерность в распределении кладов. Несмотря на то, что находка клада есть результат случайности, мы должны учитывать, что согласно теории вероятностей, сами случайности подвержены определенной закономерности. Поэтому отсутствие кладов в одних областях и обилие в других требуют исторического объяснения.

Наиболее важные для истории ювелирного ремесла клады XI–XIII вв. сосредоточены в следующих пунктах[522]522
  Н.П. Кондаков. Русские клады…; А.С. Гущин. Памятники…; Д.Я. Самоквасов. Раскопки северянских курганов во время XIV Съезда; Б.И. и В.И. Ханенко. Древности Приднепровья, вып. V; А.С. Тверской клад. – ЗОРСА, П., 1915, т. XI; ОАК за 1903 г.; ОАК за 1906 г.; ЗОРСА, П., 1905, т. VIII, вып. 1; Коллекции: ГИМ, ГРМ, Коллекции Киевского и Черниговского исторических музеев. Большую работу по русским кладам провела Г.Ф. Корзухина, но ее исследование, к сожалению, еще не опубликовано.


[Закрыть]:

1. Среднее Приднепровье

Киев

Чернигов Княжья Гора

Бассейн р. Роси (Сахновка, Мироновка, Мартыновка и др.)

Переяславль Русский

Любеч

Романово-на-Днепре

Старые Буды (близ Звенигорода Южного)

2. Волынь

Каменный Брод (близ Радомысля)

Борщевка (близ Дубно)

Молотово (?)

3. Ока – Верхняя Волга

Терихово близ Волхова

Старая Рязань

Владимир

Суздаль

Белогостицы (близ Ростова)

Калинин (Тверской клад 1906 г.)

4. Разные места

Стариково Курской обл.

Сельцо близ Старой Руссы

Шалахово близ Невеля

Как видим, большинство кладов сосредоточено на юге. Бросается в глаза отсутствие в этом списке таких городов, как Новгород, Псков, Полоцк, Смоленск (близ Смоленска есть только более ранние клады IX–X вв.). Давно уже все эти клады связывали с нашествием татар[523]523
  Н.П. Кондаков. Русские клады; Ю.В. Готье. Железный век в Восточной Европе, М., 1930, стр. 119.


[Закрыть], несмотря на то, что такое объяснение вызывало возражения[524]524
  А.С. Гущин. Памятники…, стр. 43.


[Закрыть], географическое размещение кладов убедительно свидетельствует в его пользу. Клады как бы отмечают путь Батыя через Рязань, Владимир, Суздаль, Тверь, Чернигов, Переяславль, Киев-Города, не затронутые татарским погромом (Смоленск, Новгород, Псков), не имеют и зарытых в землю сокровищ.

Дата большинства кладов, как я буду доказывать ниже на конкретных примерах, очень близка к концу XII – началу XIII вв., что лишний раз сближает время их зарытия с эпохой татарского нашествия.

Состав кладов пестрый; в них встречаются вещи разных эпох, но преобладают все же вещи более близкие ко времени жизни последних владельцев клада. Этим в значительной степени объясняются однотипность и однородность находимых в кладах предметов. Некоторые категории вещей, совершенно аналогичных по рисунку, технике, стилю изображения, встречаются почти во всех кладах, подчеркивая своим единством одновременность зарытия всех кладов. К таким вещам относятся некоторые типы трехбусенных височных колец, бляшки с процветшим крестом и широкие серебряные браслеты с черневым тератологическим орнаментом. Все эти предметы встречаются одинаково и в Киеве, и в Рязани, и во Владимире, и в Твери, и в Болгарах.

Выдвигалось еще одно возражение против увязки кладов с татарским нашествием – указывали, что русские города неоднократно подвергались нападениям половцев и русских же князей. Это бесспорно, но нельзя забывать, что по отношению к княжеско-боярской среде ни один из этих походов XI–XII вв. не имел такого тотального значения, как батыев погром. Естественно, что перед лицом опасности все драгоценное пряталось в землю, но после ухода врагов владельцы кладов возвращались (из соседнего города, в худшем случае – из плена), и клад выкапывали из земли. Как показывают история и археологическая стратиграфия городов, жизнь в них не прекращалась и не прерывалась вплоть до татар. Только татарское нашествие окончательно разрушило русские города и многих русских князей и бояр заставило навсегда расстаться с зарытым в землю «нарочитым узорочьем».

Если клады золотых и серебряных вещей были результатом обычных междукняжеских усобиц, то непонятно отсутствие их в Новгороде, Смоленске, Полоцке, Пскове, Турове, Минске, в городах, которые неоднократно были объектом нападения соседей. Если же мы сопоставим карту кладов с картой походов Батыя, то получим почти полное совпадение. Исключение составят лишь два провинциальных клада: один – у деревни Сельцы близ Старой Руссы, другой – уд. Шалахово близ Невеля. Оба они состоят из одних лишь серебряных вещей и по своему богатству значительно уступают многочисленным кладам Киева, Чернигова и Рязани[525]525
  Отмечаемая мною закономерность в распределении кладов распространяется только на клады предметов личного обихода, но не на клады монет, которые прятали в землю не от татар, а от своих же соседей, и потому они встречаются повсеместно. Законы их размещения иные.


[Закрыть].

Предмонгольские клады, как это явствует из карты, знакомят нас только с частью древнерусских городов. Ювелирная продукция городов, уцелевших от погромов, нам почти неизвестна. Это обстоятельство необходимо учитывать при сопоставлении различных областей между собой.

Поименованные выше клады по своей социальной принадлежности относятся лишь к княжеско-боярской среде. Украшения рядовых граждан нам почти совершенно неизвестны вследствие христианского обряда погребения.

Не менее важными, чем клады украшений, являются раскопки ремесленных мастерских. Начатые работами В.В. Хвойко, раскопки мастерских были возобновлены лишь в 1930-е годы. В настоящее время известны ювелирные мастерские в нескольких местах Киева, в Вышгороде, в Райковецком городище, в Старой Рязани, во Владимире, в Донце, в Княжьей Горе и в некоторых других местах[526]526
  В.В. Хвойко. Древние обитатели Среднего Приднепровья и их культура в доисторические времена, Киев, 1913; В.Е. Козловская. Славянские курганы и городища как исторический источник. – «Minerva», Киев, 1914; В.Е. Данилевич. Донецкие городища и город Донец. – АЛЮР, 1904; В.В. Хвойко. Городища Среднего Приднепровья. – «Труды XII Археол. съезда», 1905, т. I; Н. Беляшевский. Раскопки на Княжьей Горе в 1891 г., Киев, 1892; И. Хойновский. Раскопки великокняжеского двора древнего града Киева; Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., вып. V, Киев, 1902; А.А. Мансуров. Древнерусские жилища. – «Сов. археол.», 1940, № 12; Ф.Н. Молчановский. Обработка металла на Украине в XI–XIII вв. по материалам Райковецкого городища. ПИДО, 1934, № 5, стр. 83–92; М.К. Каргер. Тайник под развалинами Десятинной церкви в Киеве. – КСИИМК, 1941, вып. X.


[Закрыть].

Изучение древнерусского художественного ремесла началось еще в 20-е годы XIX столетия (см. 1-ю главу). Работами Оленина, Снегирева, Филимонова был пробужден интерес к русским древностям, а постепенное накопление новых материалов делало памятники ювелирного ремесла все более и более ценными историческими источниками.

Работы Н.П. Кондакова[527]527
  Н.П. Кондаков. Русские клады…, СПб., 1896; И.И. Толстой и Н.П. Кондаков. Русские древности в памятниках искусства, вып. IV–VI, СПб., 1891–1899; Н.П. Кондаков. Византийские эмали собрания Звенигородского.


[Закрыть] были основаны уже на обширном и разнообразном материале. К сожалению, чрезмерное увлечение византийской культурой заслонило от автора местное производство, и он, по сути дела, дал обзор не столько русских древностей, сколько предполагаемого им влияния Византии на Русь[528]528
  Подробный, но иногда впадающий в другую крайность, разбор византинистической концепции Кондакова дан А.С. Гущиным в его работе: «Памятники художественного ремесла древней Руси», Л., Соцэкгиз, 1936, стр. 10.


[Закрыть].

К произведениям древнерусского ювелирного дела обычно обращались искусствоведы (Айналов, Никольский, Сычов, Шмидт, Некрасов), но они никогда не рассматривали вещи во всей совокупности их признаков, не анализировали технику, не обращали внимания на географическое распределение различных типов и очень вольно обращались с датировками. Не выясняя корней и истоков русского художественного ремесла, очень часто его расчленяли на отдельные слагаемые иноземных влияний. Техническая, производственная и вместе с ней и социальная сторона ремесла этими работами не была затронута.

В 1928 г. появилась работа Л.В. Кафки под интересным названием «Искусство обработки металла»[529]529
  Л.В. Кафка. Искусство обработки металла, М., 1928. – Из публикаций интересен в этой брошюре золотой перстень XII–XIII вв. с миниатюрной коробочкой в щитке. Коробочка имеет открывающуюся крышку.


[Закрыть], которая, казалось бы, должна была восполнить существующий пробел. Но, к сожалению, автор этого небольшого очерка ограничился общеизвестными фактами, обойдя в своей работе вопросы техники ремесла.

Последней по времени работой по ювелирному делу X–XIII вв. является книга А.С. Гущина[530]530
  А.С. Гущин. Памятники… Текст приурочен к цветным таблицам, подготовленным Кондаковым для издания второго тома «Русских кладов».


[Закрыть]. Автор детально останавливается на разборе различных теорий о постоянном «ученичестве России» и энергично возражает против них.

Подбор материала Гущина далеко не полон. В книжку не включены интереснейшие клады: Святоозерский, Тверской, Молотовский, Сахновский, клады Михайловского монастыря в Киеве[531]531
  Публикации см. выше.


[Закрыть] и ряд неопубликованных кладов[532]532
  Напр., клад у деревни Гущино под Черниговом (Коллекция Черниговского обл. музея). Клад у хутора Терещенко близ Путивля (Коллекции ГИМ), клад у с. Старые Буды на Киевщине (Архив ИИМК).


[Закрыть]. Попытка географической систематизации памятников художественного ремесла не может быть признана удачной, так как автор исходил только из материалов своей книги.

Ярким примером неточности ареалов, указываемых Гущиным, может служить характеристика серебряных колтов, которые он считает характерными для Владимиро-Суздальской Руси. Между тем, при нанесении на карту (см. ниже в разделе «Тиснение») как распространения самих колтов, так и мастерских по их изготовлению, выяснилось, что колты распространены в пределах Киевского и Черниговского княжеств. Единственная находка вне этих земель сделана в Рязани, относительно которой есть литературное указание о том, что сюда бежали черниговские сродники рязанских бояр и были застигнуты здесь татарским нашествием[533]533
  Сказание о приходе Батыя на Рязань. Старо-Рязанские колты – не единственная вещь, говорящая о днепровско-рязанских связях. В Рязани есть тисненые бляшки с позолотой, тождественные бляшкам из Княжьей Горы.


[Закрыть].

Вторым примером неточной географической систематизации является объединение в одну южную группу двух совершенно различных областей – с одной стороны, Киевской, а с другой – Волыни и Галича[534]534
  Попытку широкой географической систематизации русских и центральноевропейских ювелирных изделий предпринял польский археолог Р. Якимович. Но его карта грешит еще большим количеством ошибок. Roman Jakimowicz. Opochodzeniu ozdób srebrnych, znajdowanych w skarbach wczesnohistorycznych. – «Wiadomosci Archeologyczny», t. XII, Warszawa, 1933.


[Закрыть].

Все свое внимание А.С. Гущин сосредоточил на анализе орнамента на ювелирных изделиях и пренебрег техникой. Но и в области искусствоведческого изучения орнамента он ограничился только одним из его вариантов – тератологическим стилем, близким к орнаментике рукописей. Нужно сказать, что к этой теме А.С. Гущин подходил с определенной предвзятой точкой зрения, сформулированной им за десять лет до этого в особой статье[535]535
  А.С. Гущин. К вопросу о славянском земледельческом искусстве. – Сб. «Изобразительное искусство», Л., 1927.


[Закрыть]. Предвзятость заключается в том, что автору желательно доказать, что тератологический орнамент на серебряных изделиях возникает значительно раньше, чем в рукописях. Для этой цели он сдвигает все даты вещей из кладов далеко вглубь. Возражая Кондакову, считавшему тератологический орнамент на ювелирных изделиях XII–XIII вв. лишь подготовкой к рукописной тератологии XIV в., Гущин пишет: «Я же имею все основания утверждать, что время появления этого стиля у славян надо относить к середине XI в. Все эти вещи могут быть совершенно точно датированы временем не позднее первой половины XII века. Расцвет массового производства серебряных изделий может быть отнесен только к XI веку» (в последнем случае курсив А.С. Гущина)[536]536
  А.С. Гущин. Памятники…, стр. 74–75.


[Закрыть]. Основанием для таких категорических утверждений является ссылка на то, что Киев в 1169 г. был разграблен Андреем Боголюбским и «окончательно захирел».

В нашем распоряжении нет других данных для определения последствий похода 1169 г. для киевского ремесла, кроме являющихся предметом спора ювелирных изделий, но, судя по литературной жизни и архитектурному строительству эпохи Святослава Всеволодича и Рюрика Ростиславича, Киев сохранял свое значение крупнейшего и культурнейшего русского города на протяжении всей второй половины XII в.

Ввиду важности вопроса о датах, остановлюсь на принципах датировки, примененных А.С. Гущиным. Один из основных принципов – социологический. Автор исходит из предпосылки, что «дружинник раннего периода стремился иметь по возможности все свои сокровища… всегда при себе…»[537]537
  Там же, стр. 34.


[Закрыть]. На этом основании массивность и материальную ценность предмета Гущин принимает за обязательный признак древности и приближает дату его к IX–X вв. Укажу в качестве примера на гривну с перегородчатой эмалью из Каменнобродского клада, которую он относит к началу XI в. К этому времени он относит и все вещи этого клада.

Важнейшим аргументом является: во-первых, «близость к варварским украшениям», во-вторых, «учет всего сказанного о характере развития киевского художественного ремесла и о периоде его наибольшего расцвета»[538]538
  А.С. Гущин. Памятники…, стр. 34.


[Закрыть]. Другими словами, основанием для такой датировки опять оказывается разграбление Киева Андреем Боголюбским. Такой дедуктивный метод датировки не может быть принят. В выбранном мною примере есть некоторые датирующие признаки:

1. Дата зарытия клада определяется шестиугольными гривнами киевского типа, появляющимися не ранее середины XII в.

2. Гривна с эмалью (по летописи под 1289 г. «цята с финиптом») не может относиться к началу XI в. уже потому, что в состав деисусного чина введены князья Борис и Глеб, которые в начале этого столетия были еще живы и не были канонизированы. Древнейшее житие Бориса и Глеба, по разысканиям А.А. Шахматова, написано только в 1081–1088 гг.[539]539
  А.А. Шахматов. Повесть временных лет, М., 1916, стр. LXXVII.


[Закрыть] Изображения Бориса и Глеба на печатях появляются не ранее середины XII в.[540]540
  Н.П. Лихачев. Материалы по русской и византийской сфрагистике, вып. 1, Л., 1928.


[Закрыть]

3. Эпиграфические данные (форма букв Л и А) указывают скорее на XII–XIII вв.

По совокупности всех признаков гривну правильнее было бы датировать второй половиной XII в., а может быть даже и началом XIII в., но уж никак не началом XI в.

К вопросу о датировке и периодизации русского ювелирного ремесла я вернусь в дальнейшем, после рассмотрения каждого технического приема в отдельности. Отмечу лишь, что самой трудной, но в то же время и важной задачей является установление внутренней периодизации обширной эпохи XI–XIII вв., установление особенностей для каждого из этих столетий, а не суммарное описание «домонгольских древностей».

Деление данной главы на разделы по техническому принципу вызывает некоторые неудобства, так как узкая специализация на одном каком-либо виде обработки благородных металлов не всегда была присуща ювелирному ремеслу. Многие златокузнецы и медники одновременно владели инструментами для выполнения различных работ. Иногда в процессе изготовления одной и той же вещи применялось и литье, и чеканка, и зернь, и скань, и инкрустация камнем.

Разделение по приемам обработки вызвано соображениями о важности детального рассмотрения техники и ее эволюции для построения истории ювелирного ремесла. Внутри каждого технологического раздела изложение ведется в строгой хронологической последовательности.

3. Литейное дело

Одним из важнейших способов обработки меди, серебра и их сплавов являлось литье. К золоту, ввиду его высокой стоимости, эта техника, требовавшая массивности предметов, почти не применялась за исключением маленьких поделок. Принципиальных отличий литье меди, бронзы, латуни, серебра, биллона и других сплавов не представляет; поэтому в данной главе объединено рассмотрение литья всех металлов, известных древнерусским ювелирам, медникам и котельникам. Как мы видели выше, в главе о деревенском ремесле, литье было основным приемом обработки металла деревенскими «кузнецами меди и серебру».

В раннюю эпоху развития русского города многие приемы литья были одинаковы у городских и деревенских ремесленников. Так, например, на протяжении IX–X вв. городскими литейщиками преимущественно применялось литье по восковой модели и лишь позднее появляются жесткие литейные формы.

Литье по восковой модели применялось в двух вариантах: 1) по плоской модели с сохранением глиняной формы и 2) по объемной модели с потерей формы. Оба эти приема употреблялись одновременно.

Литье по плоской восковой модели (которая затем заливалась глиной) позволяло получать глиняную литейную форму, пригодную для многократных отливок.

Легкость выполнения сложных узоров на воске всегда привлекала внимание мастеров к этому виду литья. Единственным препятствием была хрупкость получаемой литейной формы, которая, хотя и выдерживала несколько отливок, но легко выкрашивалась и ломалась[541]541
  Глиняная форма, снятая с восковой модели и обожженная, известна из Херсонеса.


[Закрыть].

В IX–X вв. этой техникой изготавливались подвески к ожерельям, поясные бляшки, застежки к кафтанам (Гульбище) (рис. 50) и головки для шейных гривен.

Рис. 50. Застежки из кургана «Гульбище».

По сравнению с деревенской техникой обработки восковой модели мы замечаем следующее отличие: городские литейщики вырезают модель специальными резцами, не довольствуясь только выдавливанием узора, применявшимся сельскими мастерами. Резьба по воску давала яркую игру света и тени и позволяла значительно увеличить художественную выразительность литого изделия.

Резьба зачастую сочеталась со скульптурной лепкой модели[542]542
  См., напр., бляшки с изображениями драконов и чудовищ из Гнездовского клада. – А.С. Гущин. Памятники…, табл. III, рис. 2 и 4, 1 и 5, 8, 10 и 11. – Эти бляшки отлиты в трех литейных формах. Бляшки и застежки из Гульбища. – Там же, табл. XVI, рис. 13, 15 и 16.


[Закрыть]. Но наиболее полно, разумеется, скульптурная обработка применялась при литье с потерей литейной формы. В таком случае мастер не был связан с условиями плоской модели, ему не нужно было заботиться о срезании на конце всех выступающих частей, и он свободно лепил из воска объемную модель с причудливым ажурным орнаментом.

В качестве примера можно указать на наконечники ножен мечей. Найденный в Киеве бронзовый наконечник X в.[543]543
  Б.И. и В.И. Ханенко. Древности Приднепровья, вып. V, табл. IV, рис. 206.


[Закрыть] украшен завитками, прорезью и изображением птицы, напоминающим изображения на турьем роге из Черной Могилы. Такой же наконечник ножен с птицей и орнаментом из завитков был найден в погребении князя Ростислава Мстиславича, умершего в 1093 г. и погребенного в Десятинной церкви.

В XI в. вырабатывается особый прием резьбы плоской восковой модели почти без применения скульптурной лепки. Таковы, например, поясные бляшки с княжескими знаками. На поясах двух дружинников (одного из Ростовской, другого из Новгородской земли) были квадратные бляшки с изображением княжеского знака Ярослава Мудрого[544]544
  Б.А. Рыбаков. Знаки собственности. «Сов. археол.», 1940, № 6, рис. 89.


[Закрыть].

Обе серии бляшек отлиты в одной и той же плоской литейной форме. Рисунок резан резцом вглубь.

Примером такого же литья по восковой модели с обработкой ее путем резьбы могут служить упоминавшиеся уже бронзовые перекрестия двух русских мечей XI в. из Гочева и из Княжьей Горы. Оба перекрестия отлиты в одной литейной форме[545]545
  Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., вып. V, табл. VI, рис. 212; П. Сосновский. Атлас Гочевских древностей. М., 1909.


[Закрыть].

Уже в X–XI вв. в Киеве практиковалось литье массивных объемных предметов из меди и ее сплавов. В одном из погребений с трупосожжением (не позднее конца X в.) была найдена массивная медная жаровня на трех ножках со втульчатой рукоятью. Местное производство таких предметов доказывается наличием литейного брака в виде неудавшейся жаровни, когда металла оказалось слишком мало и он не заполнил части литейной формы[546]546
  Коллекции ГИМ. – Такие массивные жаровни могли применяться в ювелирном деле для подогревания небольшого количества металла в льячке, для паяния или нагрева эмалевой массы на золоте.


[Закрыть]. Отливка жаровни требовала восковой модели и потери формы. С потерей формы отливались в X в. также бронзовые идолы вроде найденного в Черной Могиле.

В XI–XII вв. массивное литье с потерей формы применялось для изготовления колоколов[547]547
  Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., вып. VI.


[Закрыть]. Колокол изготовлен по восковой модели, которая сделана от руки без применения специального обтачивающего кружала, применявшегося позднее в XIV–XV вв. Поэтому на корпусе колокола отсутствует орнамент из рядов рельефных колец, столь характерный для колоколов позднего времени.

Способ потерянной формы применялся и в XI–XIII вв. для отливки наиболее сложных предметов. Образцами таких вещей могут служить бронзовые подсвечники, лампады и, может быть, некоторые водолеи-акваманилы[548]548
  Там же, вып. V, табл. IX.


[Закрыть].

На одном из подсвечников, найденном во Вщиже, удалось на исподней стороне обнаружить отпечатки пальцев мастера, лепившего восковую модель (рис. 51).

Рис. 51. Отпечатки пальцев на бронзовом подсвечнике (литье по восковой модели).

Важным усовершенствованием литейного дела было открытие способа двустороннего литья по двум восковым моделям, который широко применялся в XII в.

Плоская восковая модель ранней стадии городского литейного дела имела только одну орнаментированную сторону, а другая сторона была плоской и гладкой. Потребность в более сложных изделиях удовлетворялась путем литья с потерей формы, но все возраставшие требования массовости изделий заставляли литейщиков искать иного решения. Оно было найдено в сочетании двух плоских восковых моделей. Так, например, для того чтобы изготовить массивную медную боевую гирю к кистеню, мастеру нужно было:

1) вылепить две восковые модели, каждая в половину толщины предмета (нижняя поверхность у каждой модели – плоская);

2) каждую модель отдельно залить жидкой глиной;

3) после просушки и обжига глиняных форм тщательно притереть их друг к другу и обвязать снаружи, после чего они готовы к наливанию металла;

4) после литья металла развязать формы, и отливка готова.

На месте соединения двух глиняных форм был заметен литейный шов, удаляемый или напильником, или на круглом вращающемся точиле. На наружных частях этот шов обычно заглажен, а внутри ушка часто остается хорошо заметным. Форма могла служить для последующих отливок. Подобные боевые гири известны из Киева, Княжьей Горы[549]549
  Б.И. и В.И. Ханенко. Ук. соч., вып. VI. Ук. соч., вып. V, табл. VI, рис. 202, 203, 204. – Гиря, изображенная на рис. 201, возможно, отлита с потерей литейной формы.


[Закрыть], Новгорода Великого[550]550
  Раскопки А.В. Арциховского на Славенском холме.


[Закрыть] и других мест (рис. 52).

Рис. 52. Боевая гиря (Киев).

Для датировки этих гирь очень важна гиря из Киева, помещенная в атласе Ханенко под № 203. На ней острым резцом (по воску) вырезан геральдический знак в форме буквы Н с крестом над ней.

Совершенно аналогичный знак обнаружен мною на печати с именем Кирилла при раскопках в Вышгороде и, кроме того, на некоторых дрогичинских пломбах.

Ввиду того, что замена старой родовой основы знака Рюриковичей (двузубец) знаками другого рисунка началась только во второй половине XII в., а также, принимая во внимание, что дрогичинские пломбы не восходят глубже конца XI в. (большинство их относится к XII в.), полагаю, что гирю, помеченную знаком, нужно датировать временем около середины XII в.

Самым многочисленным разделом литья по восковой модели в двусторонних глиняных формах нужно считать амулеты-змеевики. Круглые нагрудные медальоны, иногда очень массивные змеевики представляли христианизированную форму античных языческих оберегов от различных болезней. На них изображалась голова Медузы с змеями, христианские святые (обычно воины) и писались сложные заклинательные формулы[551]551
  Литература о змеевиках очень обширна. Из важнейших публикаций отмечу: А.С. Орлов. Амулеты-змеевики Исторического музея. Отчет Гос. Исторического музея за 1916–1925 гг., М., 1926; И.И. Толстой. О русских амулетах, называемых змеевиками. – ИРАО, СПб., 1888, т. III; В. Лесючевский. Некоторые змеевики Русского музея (материалы по русскому искусству), Л., 1928.


[Закрыть].

Древнейшие змеевики на Руси – византийского происхождения с греческими надписями, но уже в XI в. налаживается русское производство их. Первоначально некоторые из них могли получаться просто путем оттиска в глине привозного экземпляра. Это избавляло мастера от кропотливой работы по изготовлению модели. В XII–XIII вв. широко изготавливались русские змеевики; одна из характерных надписей на них ДЪНА, переводимая как «нутро», «утроба», встречаются и именные змеевики.

Плоскостной рельеф, простота очертаний самого предмета способствовали хорошей сохранности глиняных литейных форм для змеевиков. Этим и объясняется полное отсутствие каменных форм для них при значительной массовости их изготовления. Возможно также, что мастер имел у себя постоянно один экземпляр готовой отливки и в случае порчи глиняной формы оттискивал в глине вторичную форму, пользуясь своим эталоном.

Особый интерес представляет известная «черниговская золотая гривна» 1821 г., с которой началось изучение русских древностей домонгольского времени[552]552
  В.Г. Анастасевич. Известие о золотой гривне, найденной близ Чернигова в 1821 г., СПб., 1821; Н.П. Лихачев. Материалы для истории византийской и русской сфрагистики, т. I, СПб., 1928.


[Закрыть].

Великолепный золотой змеевик (название «гривна» ошибочно) отлили по тщательно сделанной восковой модели. По кругу идет надпись: «Господи помози рабу своему Василию»; благодаря этой надписи дорогой, массивный амулет, довольно убедительно связывают с Владимиром Мономахом, носившим христианское имя Василия[553]553
  Змеевик найден на р. Белоусе, упоминаемой в летописи под названием Боловос, в 17 верстах от Чернигова. По своей природе лесистые берега Боловоса должны относиться именно к тем окрестностям Чернигова, где Владимир «деял ловы».


[Закрыть]. Казалось бы, при изготовлении единичного заказного экземпляра мастер мог отливать его способом потерянной формы, но данный змеевик оказался не единственным: кроме золотого экземпляра, оказалось еще два медных, найденных также в Среднем Приднепровье[554]554
  Валентин Шугаєвський. Мiдяний змiевик Чернигiвського музею, Чернигiв та Пiвнiчне лiвобережжя, Киïв, 1928. – Я не принимаю здесь во внимание многочисленных подделок середины XIX в., вызванных тем научным интересом, который возбудила находка 1821 г. Змеевик, описанный В.А. Шугаевским, был найден при обстоятельствах, исключающих подлог, и притом тогда, когда антикварная лихорадка давно уже улеглась.


[Закрыть].

Наличие медных копий, отлитых в одной форме с золотым княжеским змеевиком, свидетельствует о практическом расчете мастера-литейщика, очевидно, связанного с рынком. Изготовив изящную модель и отлив по ней золотой змеевик для своего знатного заказчика, мастер сохранил глиняные формы и отливал в них медные змеевики, сбываемые им в пределах того же Черниговского княжества.

Такое двойственное использование одной и той же формы – работы на заказ и работы на рынок – свидетельствует о новой фазе в развитии ремесла. Подробнее и убедительнее об этом говорит материал жестких литейных форм.

По всей вероятности, парные двусторонние глиняные формы по восковой модели возникли под влиянием каменных литейных форм, получивших распространение именно в XII в. Шедеврами русского художественного литья нужно признать огромные паникадила-хоросы со сложными кружевными узорами и птицами (Киев), а также две бронзовых арки из Вщижа с таким же кружевным узором и птицами.

Остановлюсь первоначально на вщижских арках ввиду того, что с их помощью решаются некоторые вопросы датировки, происхождения стиля и техники, имеющие особое значение[555]555
  Арки были найдены в 1840 г. при раскопках кирпичной церкви Вщижского городища. См. «Санкт-Петербургские губернские ведомости», 1842, № 5. Впервые были изданы Снегиревым в прориси («Московские древности…»), а затем А.С. Уваровым в статье: «Древний храм Вщижского городища». – Сб. мелких трудов, т. I, М., 1915. – Арки находятся в ГИМ.


[Закрыть]. К сожалению, историки русского искусства прошли мимо этих замечательных вещей. А.И. Некрасов мимоходом упомянул о вщижских вещах, заметив, что они «явно западного, романского происхождения»[556]556
  А.И. Некрасов. Древнерусское изобразительное искусство, М., 1937, стр. 102.


[Закрыть].

Сложное «ременное плетение», притаившееся в завитках узора химеры, и стилизованные звериные морды рукоятей – все это, действительно, на первый взгляд производит впечатление развитого романского искусства. Но, с другой стороны, фигуры птиц с характерными пальметкообразными хвостами и крыльями, расчлененными по русско-византийской схеме, и столь обычное для русских древностей геральдическое расположение птиц у цветка – все это указывает на какой-то особый русский вариант романского стиля.

Но самым бесспорным доказательством русского происхождения обеих арок является наличие на них (с оборотной стороны) русских надписей. Для выяснения вопроса о времени нанесения надписей, кажущихся вырезанными на бронзе, мною было предпринято специальное макрофотографическое исследование отдельных букв (рис. 53). Оказалось, что надпись нанесена острием на мягком пластичном материале, который отражал каждый нажим острия, образуя утолщения на краях линий. Когда писавший вел свое острие с нажимом вниз, то на конце линии накапливался рельефный комочек этого мягкого материала. Все это бесспорно показывает, что здесь перед нами литье по восковой модели и надпись нанесена по воску в процессе производства.

Рис. 53. Надпись на оборотной стороне вщижской арки (макросъемка).

Тем самым устанавливается русское происхождение этих прекрасных образцов литейного искусства. Вщижские находки представляют собой две совершенно одинаковые арки с боковыми выступами внизу и с втульчатыми рукоятями, поддерживающими арки снизу (рис. 54 и 55).

Рис. 54. Вщижская арка (лицевая сторона 1-й арки).

Рис. 55. Вщижская арка (оборотная сторона 2-й арки).

Каждый предмет состоит из пластин: одной полукруглой (с плетением и тремя круглыми медальонами, внутри которых птицы), двух квадратных (только с плетением) и двух прямоугольных (с изображением на каждой двух птиц, клюющих цветок). Отдельные пластины склепаны и к ним присоединены втульчатые рукояти, надевавшиеся на какие-то древки.

Назначение арок не выяснено даже таким знатоком христианской символики, как А.С. Уваров. Несомненно только, что они найдены внутри церкви, рухнувшей во время катастрофы, постигшей весь город.

Надписи имеются на обеих арках. Они были выполнены, как уже сказано, по воску, и некоторые буквы еще до отливки оказались затертыми. Стиль надписей – хороший устав с претензией на декоративность. Надпись на первом экземпляре[557]557
  Я нумерую их по порядку их изготовления мастером.


[Закрыть] сохранила следующие буквы: ГИ ПОМОЗИ – А – С – М КОСТ – У —.

Начало надписи, судя по сохранившимся буквам и интервалам между ними, можно восстановить так: Г[ОСПОД]И ПОМОЗИ [Р]А[БОУ] С[ВОЕ]М[ОУ] КОСТ[АНТИН]У.

Далее надпись не читается. Если производимая расшифровка верна, то мы получаем имя мастера, изготовившего эти арки – Константин. Вторая надпись сохранилась еще хуже: ГИ ПОМОЗИ… Ы.

Почерк обеих надписей совершенно одинаков. Эпиграфически эти надписи можно датировать XII в.[558]558
  Е.Ф. Карский. Славянская кирилловская палеография, Л., 1928, стр. 378–379. Апокалипсис XII в. (инициалы с плетеным орнаментом). Некоторые элементы тех начертаний, которые дает вщижская надпись, имеются уже в Минее 1096 г. (стр. 377).


[Закрыть]

Эта дата вполне увязывается со стилем изображений и плетеным орнаментом. Кроме того, при датировке вщижских арок необходимо принять во внимание как дату основания самого города (1142), так и дату постройки церкви, для которой они были отлиты. Церковь по своему плану и размерам чрезвычайно близка к построенной Андреем Боголюбским церкви Покрова на Нерли (1164) и к малой смядынской церкви в Смоленске (середина XII в.). Все это позволяет относить время постройки кирпичной церкви во Вщиже к середине XII в., а дату бронзовых арок едва ли следует особенно отдалять от даты постройки церкви. В пользу того, что арки были отлиты задолго до гибели церкви (1238), говорят следы древних починок.