Текст книги "Ремесло древней Руси"

Автор книги: Борис Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)

Следует отметить хронологическое совпадение появления у вотчинных ремесленников литейных форм для массового производства исчезновением в Приднепровье княжеских знаков: и то и другое падает на середину XII в. Трудно сказать, связано ли это явление с возросшей ролью киевских горожан, которые в XII в. уже рядятся с князями, как и их новгородские собратия, или оно связано с разгромом Киева в 1169 г. Взятие Киева Андреем Юрьевичем не уничтожило киевского ремесла вообще, процветавшего и далее, но оно могло очень чувствительно сказаться именно на вотчинном княжеском ремесле, на «красных дворах» побежденного Мстислава Изяславича. Струя посадского ремесла с его имитационными литейными формами (хорошо известного нам по находкам на Подоле) могла хлынуть на «Гору», в опустевшие после Андрея дворцовые мастерские и влить в них новое содержание. Это объяснение не может претендовать на убедительность, так как для этого необходимо установление датировок с точностью до десяти лет, что пока невозможно. Очень соблазнительно и начало эмальерного дела во Владимире связывать с уводом части киевских мастеров в 1169 г. Ведь и поливная керамика во Владимире известна нам не ранее последней трети XII столетия.

Судя по княжеским знакам на посуде белгородского гончара, датируемой 1240 г., в удельных городах Киевского княжества вотчинное ремесло доживает до эпохи Батыя. В провинциальных же боярских усадьбах вотчинное ремесло, вероятно, продолжало существовать в большей неприкосновенности, не подвергаясь сильному влиянию мощного жизнеспособного города XII–XIII вв.

Особым разделом вотчинного ремесла является монастырское. Во многих отношениях оно близко к княжескому – монастырь, так же как и феодальный двор, вкраплен в крупный город, так же связан с рынком. Изготовление икон, литых энколпионов, крестов, а также каменных и костяных иконок вероятнее всего производилось в монастырских мастерских.

Территориальная близость княжеских дворцов и церковных построек в Киеве не позволяет разграничить в районе Десятинной церкви собственно княжеские и монастырские (или митрополичьи) мастерские. Наличие же литейных форм для крестов с монашеским именем мастера – Никодим – доказывает существование литейной мастерской, связанной с церковью. Кроме монастырей, организаторами массового сбыта предметов христианского культа могли быть и митрополит, и отдельные церкви вроде Десятинной или Софийского собора, к которым почти вплотную примыкают жилища ремесленников.

Среди монастырских работников было много различных ремесленников. Для большинства из них был обязателен монастырский устав Федора Студита, введенный в Киеве еще в XI в. Он содержит строго разработанную систему наказаний ремесленников. Например: «О усмошвцы: аще небреженiемъ преломить шило или ино что, имъ же усмь рѣжуть, да поклонится 30 и 50 или 100… Аще на потребу възметь кожю или усние и, не съблюдая, рѣжеть и не прилагаеть мѣры сапожныя… сухо да ясть».

«О шевци ризномъ: иже нехраненьемь сломит iглу ли ножь, ли нить претергнеть, iли ризу раздерет, поклон 50 ли 60»[979]979
  И.И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. III, вып. 1. См. под словами: «усмь», «усние», «шьвьць».


[Закрыть].

По этому уставу сапожнику или портному приходилось расплачиваться сотнями поклонов или сухоядением за сломанное шило или порванную нить. Если же ремесленник работал на стороне, то он должен был сдавать весь заработок игумену. Но и среди монастырских ремесленников мы можем выделить своего рода аристократов. В этом отношении чрезвычайно интересен рассказ киево-печерского патерика о художнике и ювелире Олимпии[980]980
  Д. Абрамович. Киево-Печерський патерик, Киев, 1930, стр. 173.


[Закрыть].

Пройдя школу у цареградских мастеров, Олимпий оставался в монастыре и был поставлен попом. Когда у него не было монастырского дела, он «… възимаа възаим злата и срѣбро, еже иконам на потребу, и дѣлаше, им же бѣ долъжен, и отдаваше икону за таковый долгь». Можно подумать, что Олимпий работал бескорыстно; в этом нас старается убедить и автор рассказа, но скоро он проговаривается, указав, что благочестивый Олимпий брал одну треть из заработанного «на потребу тела». Строгий устав, запрещавший монаху иметь собственность, очевидно, к нему не применялся. Дальнейший рассказ, освобожденный от богословского налета, излагается так: какой-то киевский богач, выстроивший церковь, решил украсить ее иконами работы Олимпия. Он явился в монастырь и договорился с двумя монахами-иконописцами «да сътворять рядъ съ Алимпiем, иже хощеть, възметь от иконъ»[981]981
  Д. Абрамович. Ук. соч.


[Закрыть] и дал им деньги. Когда заказчик явился получить иконы, выяснилось, что сам Олимпий ничего о заказе не знал, а иконы оказались уже написанными теми двумя мастерами, которые должны были служить посредниками между заказчиками и Олимпием. Тем не менее, Олимпий приписывал создание этих икон себе, своей чудотворной способности. А так как настоящие мастера протестовали, то их выгнали из монастыря. За пределами монастыря они апеллировали к народу и продолжали утверждать, что иконы написаны ими «господинъ же тѣх [икон] не хотя дати нам мьзды, и со замыслилъ есть, лишивъ наю найма, и солгаста на иконы, яко Богомъ написани суть, а не суть нами въображени»[982]982
  Там же.


[Закрыть].

Из этого инцидента, происходившего вскоре после Киевского восстания 1113 г., мы видим, что в системе монастырского хозяйства имелся крупный мастер-живописец и ювелир и два его подручных. Характерно употребление в патерике слова «найм» в смысле заработной платы, характерно и то, что в конфликте мастера с подручными монастырь стал на сторону мастера, а народ – на сторону, обиженных им помощников. Конфликт дошел, в конце концов, до самого Владимира Мономаха.

Здесь перед нами в зародыше тот антагонизм между мастерами и подмастерьями, который составляет основную черту позднесредневекового города.

В отношении привилегированных монастырских мастеров вроде Олимпия нужно сказать, что их непосредственная связь с потребителем поставила их почти вне зависимости от монастыря, т. е. здесь наблюдается тот же процесс, который мы могли заметить и в светском вотчинном ремесле – постепенное ослабление феодальной замкнутости и связь с частными заказчиками или рынком.

3. Городские мастера

Ремесленники всех специальностей в Древней Руси объединялись общим названием – «ремесленник» (ремественник, ремествяник) или «художник», «хитрец» (в смысле «искусник»). Но наиболее употребительным и универсальным было слово «мастер», которым обозначались как ремесленники, так и архитекторы, живописцы и даже военные специалисты.

Помимо общих названий существовал ряд названий отдельных специальностей.

Одной из важнейших задач истории русского ремесла должно быть составление полного списка специальностей городских ремесленников, так как только при наличии такого списка мы получим возможность сравнивать ремесла, отдельные города между собой и ремесло Киевской Руси с ремеслом в других странах.

Нужно заранее оговориться, что количество источников для этой работы крайне ограничено, так как письменные памятники называют для XI–XIII вв. только 22 ремесленных специальности, а археологический материал, которым мы пользовались в качестве основного источника в вопросах техники ремесла и сбыта изделий, здесь теряет свою убедительность.

Прежде чем перейти к списку ремесленников, составленному для десяти крупнейших русских городов (Киев, Чернигов, Переяславль, Владимир, Рязань, Смоленск, Новгород, Псков, Полоцк, Галич), остановлюсь на нескольких предварительных замечаниях.

Наиболее желательным методом полного определения различных специальностей могли бы быть раскопки целых городских кварталов, которые заменили бы нам до известной степени городские писцовые книги (как отчасти заменили их для деревни раскопки курганов). Но, не говоря о сложности и громоздкости подобных раскопок, мало вероятно, что раскопки жилищ и мастерских ремесленников во всех случаях помогли бы установить точную специальность мастера.

В качестве примера приведу результаты раскопок одного городского квартала. А.А. Мансуров взял на себя труд обработать материалы интереснейших раскопок в Старой Рязани, произведенных В.А. Городцовым в 1926 г.[983]983
  А.А. Мансуров. Древнерусские жилища (По материалам археологических раскопок в Старой Рязани). – «Исторические записки», М., 1941, вып. 12.


[Закрыть]

Раскопки велись траншеями, так что сплошного исследования определенной части города дать они не могли, но все же в результате оказались исследованными 19 целых жилищ (не считая частично перерезанных траншеями), из которых 17 были расположены компактно в северной части огромного городища. Скрупулезный анализ инвентаря жилищ привел Мансурова к выводу, что почти в каждом доме занимались несколькими различными ремеслами.

«Из наших материалов следует, – писал Мансуров, – что хозяйств, занятых металлургией, было больше, чем занятых гончарством, а Хозяйств, занятых резьбой по кости, больше, чем занятых ювелирными делами. При этом мы замечаем, что все занимавшиеся гончарством занимались и металлургией, но не все металлурги были гончарами. Точно так же все ювелиры занимались обработкой кости, но не все обрабатывающие кость были ювелирами»[984]984
  Там же, стр. 88–89.


[Закрыть].

Сводная таблица ремесел, приведенная в работе Мансурова, особенно сводный план 16 жилищ, выпукло обрисовывает множественность ремесел в каждом жилище (от 3 до 5 в одном доме). Проверим, на каких основаниях это построено.

Упоминание железных шлаков в дневнике раскопок еще не может служить бесспорным доказательством варки железа в домашних печах (хотя в отдельных случаях это и могло быть); необходимо точное указание на количество шлаков, место и обстоятельства их находки, глубину залегания. Без этого мы не имеем права говорить о выплавке железа в XIII в. в каждом доме крупного ремесленного города, каким была Рязань.

Как доказывается повсеместность гончарного дела?

В двух жилищах наличие гончарного дела бесспорно (№ 15 и № 18, где найдены тигли для цветной поливы), но в четырех существование его доказывается небольшими одиночными стекловидными слитками, которые могут получиться естественным путем в обычной домашней печи при промазке в ней щелей глиной. В жилище № 3 гончарное ремесло определяется по одному обломку глиняного пряслица (!), которые никогда не были предметом ремесленного производства.

Наличие костерезного ремесла также не доказано. В жилище № 5 найден один кусок рога со следами обработки, в жилище № 6 – одна кость со следами обработки, в жилище № 12 – один рог косули. Такие сомнительные признаки позволяют автору объединять все эти жилища в одну группу с настоящей костерезной мастерской в жилище № 16, где, кроме костей и готовых костяных изделий, имеется стамеска и 22 ножа.

В раздел ювелирного ремесла некоторые жилища включены по признаку находки одного куска янтаря (№ 19).

Примененный А.А. Мансуровым принцип определения ремесла по единичным находкам неверен. Он приводит к ложным выводам о сочетании несовместимых производств, выводам, не подтвержденным фактическим материалом. Но в оправдание исследователя, собравшего и систематизировавшего чрезвычайно ценный материал, следует сказать, что расшифровка его очень затруднена множественностью операций, производимых каждым ремесленником.

Очень немногие мастерские бесспорны в отношении определения занятий их хозяина. Таковы, например, мастерская № 8, где наряду с литейной формой найдены куски меди и олова. Это не «металлург» вообще, а литейщик, может быть, даже еще точнее – «крестечник».

Мастерские №№ 15 и 18 дают нам настоящих гончаров, мастеров поливной керамики (тигли для поливы, смальта, поливная посуда). Но как определить профессию тех рязанцев, у которых в мастерских найдены разнообразные инструменты и материалы? Приводим их перечень:

№ 3 – 20 ножей, краска и курант для растирания ее, 2 шила.

№ 7 – топор, 2 долота, 2 точильных бруска, 7 ножей, шило.

№ 9 – 15 ножей, 6 точильных брусков, 1 тигель, полуобработанный янтарь.

№ 10 – 14 ножей, 4 бруска, 1 долото, 2 шила, 2 костяных иглы, 4 тигля, обрезки кости и рога, янтарь.

№ 11 – резная кость, готовые костяные изделия, костяные пластины от седла, 18 ножей, 1 изогнутый нож, 1 шило железное, 2 шила костяных.

№ 11 – 22 ножа, щипчики, проволока, заготовка кости, костяные изделия (рукояти, стрелы), тигли, железная стамеска, 16 железных пластинок, 2 медных пластинки, ножницы.

Не вызывает сомнений, что ремесленники из перечисленных жилищ-мастерских должны были производить много различных операций, пользоваться разнообразными инструментами и материалами, но отсюда не следует, что они занимались различными ремеслами. Название ремесла могло определяться не преобладанием той или иной функции мастера, а названием определенного типа готового изделия, на выработке которого специализировался данный ремесленник.

Вот здесь-то нам и нельзя обойтись без указаний письменных источников, как бы отрывочны они ни были. Письменные источники XI XIII вв. дают нам следующий список ремесленников:

Кузнец

Кузнецы железа

Кузнецы меди

Кузнецы по серебру

Серебреники

Оружейники

Щитники

Тульники

Лучники

Седельники

Древоделы

Котельники

Мостники

Каменщики

Каменосечцы

Кожевники

Усмошевцы

Портные шевцы (или разные шевцы)

Опонники

Плинфотворители

Писцы книжные

Иконники

Этот список резко распадается на две группы: в одну из них входят обобщенные специальности, вроде кузнецов, котельников, древоделей, а в другую – специальности, детализированные по определенному принципу: щитники, седельники, тульники, лучники, опонники, иконники.

Принцип, по которому выделялись ремесленники той или другой профессии, определяется легко: в памятниках XII–XIII вв. профессия ремесленника получила название не от производимых им трудовых процессов и не от материала, над которым он преимущественно работал, а от названия тех предметов, изготовлением которых он главным образом занимался.

Для того чтобы при помощи летописных терминов подойти к археологическому инвентарю, попытаемся представить себе набор инструментов и материалов в мастерской каждого из перечисленных ремесленников.

Щитник. Для изготовления щита необходимо было дерево, (обработка которого производилась следующими инструментами: теслом, пилой, ножом, сверлом), кожа (инструменты: шило, раскроечные ножи), медь (молоток, наковаленка), железо (молоток, зубило, заклепки).

Поскольку во всех литературных произведениях русские щиты сопровождаются эпитетом «червленые», мы должны предполагать наличие в мастерской щитника красной краски.

Седельник. Материал для ленчика – дерево (набор столярных инструментов). Для изготовления покрышки, седел, крыльев и путалищ стремян требовалась кожа (для ее обработки набор кожевенных инструментов). Луки, седла обычно украшались костяными или металлическими накладками (инструменты: ножи и резцы для резьбы по кости, циркуль для орнамента, сверло для отверстий, пила, проволока или гвозди для прикрепления накладок).

Если седло украшалось «златым жженым», то седельник должен был иметь золото, ртуть, тигель для плавки амальгамы и печь или жаровню.

Тульник. Колчаны делались из кожи, дерева и бересты. Необходимы были ножи, шилья, тонкая пила. По всей вероятности применялись краски. Обычно колчаны, насколько мы знаем их по половецким курганам, обильно украшались костяными накладками (набор костерезных инструментов).

Лучник. Основной материал – дерево и рог. Необходимы пила (следы пилы есть на накладке лука со знаком князя Мстислава Тмутараканского), сверло, клей, проволока или жилы, пресс или тиски для оклеивания составных частей сложного лука, медные полосы для оковки скреплений.

Если бы все четыре мастерские щитника, седельника, тульника и лучника сгорели в XII–XIII вв. и были бы раскопаны в XX в., то перед глазами исследователя была бы та же самая путаница, которую мы наблюдаем в Старой Рязани. В каждой мастерской были бы следы «деревообделочного ремесла», «обработки кости» и «металлургии». Ведь вполне возможно, что в жилище № 11 работал именно седельник, которому приходилось обрабатывать и кожу (изогнутый нож, шилья), и кость, и дерево (ножи и костяные пластинки для седла). А мастерскую № 16 можно предположительно связывать с тульником: ножи, стамески для обтачивания рога, проволока, щипцы и костяные стрелы, – все это не противоречит ассортименту орудий производства мастера колчанов. Но в обоих случаях у нас не будет уверенности в правильной атрибутации раскопанной мастерской.

Только детальный технологический анализ всего комплекса находок и изучение всех мелочей каждого инструмента позволят в отдельных случаях разобраться в настоящей профессии ремесленника.

Значительно легче расшифровать производственные комплексы в тех случаях, когда есть уверенность, что комплекс сохранился целиком. В этом отношении интересна мастерская, раскопанная М.К. Каргером близ Михайловского монастыря в Киеве[985]985
  М.К. Каргер. Раскопки древнего Киева. – «Наука и жизнь», 1940, № 2.


[Закрыть].

Дом погиб во время пожара 1240 г. Дверь дома была заперта; внутри остался кот, который сгорел здесь, так как не мог выбраться из запертого дома; уцелел горшок с кашей и воткнутой в нее ложкой. В глиняной макотре было около пуда ржи и рядом находились жернова для размола ее. Инструменты мастера состояли из таких предметов, как топор, тесло, сверло, струг, 14 миниатюрных горшочков с различными красками, 600 г янтаря, бусы и крестики из янтаря (частично недоработанные), серебряная лунница, поломанная лампада.

Можно очень живо представить себе этого мастера: наличие набора красок в сочетании с обработкой дерева говорит о том, что он был живописец, точнее – иконник, который сам приготавливал доски для икон и расписывал их. Побочным его занятием было изготовление бус и крестиков из янтаря и, возможно, ремонт поломанных вещей (лампада).

По счастью мы можем сопоставить этого иконника Михайловского монастыря с его собратом из Печерского монастыря живописцем Олимпием, который доставал в долг «злата и серебра, еже иконам на потребу». Следовательно, он не ограничивался только живописной работой, но сочетал ее и с ювелирной по золоту и серебру, оправляя иконы в оклады. Судя по тому, что у него было два помощника, он едва ли сам тесал доски для икон, но сочетание живописных и ювелирных работ несомненно.

Присматриваясь к работе Лазаря Богши, автора креста Ефросиньи Полоцкой, мы видим, что мастер должен был владеть и искусством чеканки, и искусством перегородчатой эмали, и уменьем оправлять камни в золото. Братило и Коста знали литье, чеканку, гравировку, зернь и позолоту.

Сочетание нескольких родственных производств в одной мастерской далеко не всегда является свидетельством примитивности ремесла. Так, например, наличие кузнечных и ювелирных инструментов в мастерской, раскопанной в Райковецком городище, говорит нам не о том, что в XIII в. ювелирное дело еще не отделилось от кузнечного, а об узкой специализации данного ремесленника, которому по ходу производства нужно было выполнять и кузнечные работы по железу и ювелирную обработку серебра. В самом деле, в этой мастерской найдены булавы, основа которых выкована из железа и обложена тонким позолоченным медным листом. Здесь же из тонких листов серебра изготовлялись колты с чернью и позолотой. Вот эти-то тонкие листы меди и серебра и объединили различные на первый взгляд производства перначей и колтов.

В связи с установленным многообразием функций отдельного ремесленника встает вопрос о степени технического разделения труда как внутри отдельной мастерской, таки в пределах целого города.

Киевские мастерские, раскопанные Хвойко, были довольно просторны и в некоторых случаях имели по 2 горна, что может свидетельствовать о каком-то разделении труда внутри данного производства.

Сопоставляя ранние и поздние перегородчатые эмали, мы замечаем, что на ранних эмалях совершенно отсутствуют филигранные и зернение украшения; все побочные работы сведены эмальером к минимуму, его внимание целиком устремлено на основной эмалевый рисунок. Щиток с эмалью составляет одно неразрывное целое со всем изделием.

Поздние эмали дают нам очень пышное филигранное обрамление: мы видим там сложные арки, зернь, ажурную скань и даже самоцветы в филигранной оправе (Киевский клад 1824 г., Старо-Рязанский 1822 г.). В то же время следует отметить, что щиток с эмалевым рисунком накрепляется отдельно и изготавливается особо от вычурной и тяжеловесной оправы. Возможно, что здесь одна вещь изготавливалась двумя разными мастерами: один из них делал гладкий щиток с перегородчатой эмалью, а другой окружал щиток богатой оправой. То же самое мы наблюдаем и в изготовлении черненых колтов: поздние экземпляры состоят из двух различных, механически соединенных частей, – серебряных щитков с тиснением и чернью и особой филигранной оправы.

Шлем Ярослава Всеволодича был сделан, вероятно, разными мастерами. Сначала кузнецом была выкована стальная основа, затем она поступила к ювелиру, который оправил ее в серебро, а затем к кольчужному мастеру, который, не считаясь с рисунком серебряной оправы, пробил ее зубилом и прикрепил кольчужную бармицу.

Итогом предварительных замечаний является следующий вывод: список городских ремесленников нужно составлять не по принципу отдельных технических приемов, а по принципу изготовления целых предметов, требовавших подчас различных материалов и инструментов. Разумеется, наряду с такими специализированными ремесленниками, занятыми производством какого-либо определенного предмета (щитов, колчанов, седел, луков), существовали и простые ремесленники – кузнецы вообще, гончары вообще и т. д. Сочетание данных письменных и вещественных источников позволяет установить примерный список профессий, существовавших в крупных русских городах. Все профессии разбиты на И групп по производственному принципу: I группа – мастера-металлисты, кузнецы и оружейники различных специальностей; II группа – очень неоднородна, в нее включены ремесленники по обработке цветных и благородных металлов; вполне возможно, что количество более узких специальностей было значительно больше; III группа объединена по принципу обработки дерева; в IV группу отнесены работы по камню, а также работы, связанные с окончательной отделкой каменных зданий – покрытие свинцовой или медной кровлей и роспись стен; V группа – обработка кожи; VI – обработка ткани; VII объединяет керамистов; VIII – производство стекла и эмалей; IX объединена по принципу обработки твердых материалов, как кость и камень, мелкая резьба и огранка; в X группу отнесены мастера по изготовлению книг; в XI – разные ремесла, количество которых в действительности было, вероятно, значительно больше.

Группа / Профессии

I – Кузнецы по железу, домники, оружейники, бронники, щитники, мастера по изготовлению шлемов (?), мастера по изготовлению стрел (?), замочники, гвоздочники.

II – Котельники, кузнецы меди, литейщики крестов-складней, литейщики имитационных украшений, волочильщики медной, серебряной и золотой проволоки (?), серебреники, мастера по изготовлению тисненых колтов и других изделий с чернью, сережники, златокузнецы.

III – Древоделы, огородники (строители крепостей), городники, мостники, столяры (?), токари, бочары, резчики по дереву, кораблестроители-лодейники.

IV – Каменщики, каменосечцы (скульпторы-декораторы), жерносеки, кровельщики, живописцы.

V – Кожевники (кожемяки, усмари), усмошевцы, мастера по изготовлению пергамена, мастера по изготовлению сафьяна, сапожники, седельники, тульники, скорняки (?), шорники (?).

VI – Ткачи, опонники, иортные-шевцы, мастера по изготовлению набивных тканей (?), красильники (?).

VII – Гончары, кирпичники, корчажники, мастера по изготовлению поливных плиток и писанок, игрушечники (?).

VIII – Эмальеры (перегородчатая эмаль), мозаичники (?), стеклодувы, мастера по изготовлению стеклянных браслетов, крестечники (выемчатая эмаль).

IX – Костерезы, гребенщики, лучники, камнерезы (мелкая каменная резьба), гранильщики.

X – Писцы книжные, златописцы, миниатюристы, переплетчики, иконники.

XI – Масленники.

Материал для составления этого списка был подготовлен рассмотрением техники ремесел. В список не вошли такие профессии, которые не являются ремеслом в полном смысле слова, как, например: повара, пекари, возчики, плотогоны, скоморохи, гудцы, гусляры, архитекторы, лекари и др. В списке фигурируют 64 специальности. Против некоторых из них поставлены вопросительные знаки, так как не всегда можно быть уверенным, что данная специальность существовала совершенно самостоятельно, без сочетания с родственной. Но хотя этот список заведомо неточен, ошибки были допущены скорее в сторону преуменьшения числа специальностей, чем их искусственного раздувания. Очень вероятно, что существовал ряд специалистов по пошивке разных видов одежды. У меня в списке все они объединены одним термином «швец-портной». Деревянная домашняя утварь и посуда могли иметь несколько разрядов особых специалистов. То же самое нужно сказать и о ремесленниках, связанных с корабельным делом и с выделкой колес. Отдельные ремесленники могли изготовлять различные предметы ратного быта: стяги с навершиями, шатры, чепраки, портупеи и пояса, боевые трубы, сопели и бубны. Совершенно не учтено производство продуктов питания. Одним словом, при дальнейшем пересмотре этого списка он должен быть пополнен другими профессиями.

О расселении ремесленников в городах у нас очень мало данных, которые помогли бы определить социальную топографию домонгольского города. Упоминаются в источниках кузнечьи ворота, плотницкий ручей. Можно сказать одно: почти каждый городской дом, открываемый раскопками, является домом (а одновременно и мастерской) ремесленника. Рядом с домом иногда располагается скотный сарай (Новгород, изба кожевника-сапожника).

Связь мастеров города с сельским хозяйством не прослеживается, хотя для средневекового ремесла она и характерна. Частые находки жерновов нельзя считать признаком наличия земледелия, так как в то время, в связи с трудностью хранения муки, на рынок поступало только немолотое зерно.

Наиболее типичным для феодального города надо считать наличие у ремесленников огорода и домашнего скота.

До сих пор речь шла о ремесленниках, имевших свою мастерскую (или точнее обычную избу, приспособленную для ремесла), но наряду с ними были и ремесленники иного типа. Из них на первое место надо поставить плотников, артели которых нанимались по договору на ту или иную постройку. Вокруг больших каменных построек нередко возникал целый ремесленный городок: тут были и каменотесы, и кирпичные мастера, и резчики камня, и литейщики меди и свинца, и кузнецы различных специальностей. Бродячего ремесла в той форме, в какой оно существовало в Западной Европе, у нас, по-видимому, не было.

Совершенно не ясен вопрос о торговых помещениях у ремесленников. В XII–XIII вв. на городских торгах среди рядов могли быть и ремесленные ряды, столь характерные для XVI–XVII вв., но данных для такого утверждения у нас нет.

Определить форму обмена между ремесленником и заказчиком можно пока лишь предположительно. Наиболее вероятной надо считать такую, когда заказчик приходил к мастеру в его мастерскую («пришед к единому от кузнец») и здесь «творил с ним ряд», т. е. уславливался относительно стоимости работы, срока выполнения и иногда относительно материала, если работа выполнялась из материала заказчика, как это было в разобранном выше примере с Олимпием.

Большинство дорогих золотых вещей выполнено, вероятно, из материала заказчика. Некоторые виды ремесленных работ могли производиться на дому у заказчика (например, пошивка платья).

Часть ремесленников была связана с купцами типа коробейников, разносивших или развозивших их продукцию по всем русским землям. В таких случаях ремесленник превращался в товаропроизводителя и притом связанного со скупщиком. Таковы были мастера выемчатых эмалей, стеклянных браслетов и др. Отношения мастеров со скупщиками нам неясны, но какая-то денежная долговая зависимость ремесленников от ростовщического капитала монастырей, бояр и купцов несомненна. Об этом говорят городские восстания в Киеве и Новгороде (1113 и 1209 гг.), но какова была причина долгов – неясно. К займам у богатых горожан ремесленника могла принудить необходимость приобретения оборудования, покупка сырья, а также многочисленные стихийные бедствия.

Очень интересен вопрос о заработке ремесленников, но данных для его решения мало. Русская Правда сообщает о плате городникам и мостникам; в состав платы входят и деньги, и продукты. Городник, работавший с 4 лошадьми, получал поденную плату деньгами (1 куна) и продуктами (хлеб, пшено, солод и овес); на полученную куну он мог купить себе мяса, рыбы и питья. Кроме этой платы, составлявшей его прожиточный минимум, городник получал и сдельную плату деньгами: при закладке каждой городни 1 куну и по окончании ее – 1 ногату[986]986
  Русская Правда, М., 1941, стр. 67.


[Закрыть].

Крепостная городня – это высокий сруб из бревен размером 4×2 м (Вышгород, XI в.).

Куна и ногата – небольшие серебряные монеты: одна весом около 1 г, а другая – около 2,5 г.[987]987
  Н.П. Бауэр. Денежный счет Русской Правды. – «Вспомогательные дисциплины», М., 1936.


[Закрыть] На 50 кун или 20 ногат можно было купить вола или молодого жеребца. Расчет с мостником был несколько иной – отсутствует прокорм мостника («а есть, что можеть»); он получал только овес для коней, а плата давалась в зависимости от выработки, по норме 1 ногата за 10 погонных локтей моста[988]988
  Русская Правда, М., 1941, стр. 67, 68.


[Закрыть].

Чернорабочие на стройках получали, согласно легенде о построении Ярославом церкви Георгия в Киеве, по 1 ногате в день. Такая плата считалась княжеской щедростью. В значительно лучшем положении находились привилегированные категории ремесленников вроде иконников, ювелиров, резчиков мрамора.

По данным Печерского патерика за мраморную доску уплатили 3 гривны серебра («… да тоя мастер возмет за свой труд»). 3 гривны серебра – это 591 г серебра, сумма для XI в. весьма солидная.

В некоторых случаях нам известна стоимость отдельных ремесленных изделий, достигающая порой крупных сумм. Примером указанной ценности вещи является крест Ефросиньи Полоцкой, сделанный мастером Лазарем Богшею в 1161 г. На кресте есть надпись «… кованье его, злото и серебро и каменье и женчюг в 100 гривен, а… 40 гривен». Перед цифрой 40 имеется досадный пропуск, вызванный порчей креста в этом месте. Возможно, что 40 гривен означает стоимость работы, так как в первой половине фразы перечислен весь материал, пошедший на изготовление креста. Если это так, то Лазарь Богша был, по-видимому, богатым мастером, двойником киевского Олимпия. Особенно велики были заработки архитекторов. Так, говоря о приходе четырех константинопольских церковных мастеров, Нестор (в житии Феодосия Печерского) отмечает, что они были «мужие богати велми». С ними был заключен договор сроком на 3 года, и деньги были уплачены вперед.

Наряду с заработками ремесленников, интересным является вопрос о внутренней организации ремесла в пределах одной мастерской, одной артели. Относительно артели плотников есть данные о том, что она возглавлялась старшим («старейшина древоделям», «старейшина огородникам»), который распоряжался действиями всей артели и являлся ее юридическим представителем, так как именно с ним велись переговоры о работе. Кроме строительных артелей, существовали товарищества гончаров, объединявшихся для совместного владения гончарным горном. Некоторые ремесленные мастерские рассчитаны на работу нескольких человек. Очевидно, между ними был как-то разделен труд. Для подсобных работ, по всей вероятности, использовали труд учеников и помощников. Мы уже видели наличие помощников у иконника-ювелира Олимпия, жившего в первой половине XII в.